Отпустив Левашова, Сергей Леонтьевич прошел в свой кабинет. Конечно, заведующий хирургическим отделением на сто коек мог бы иметь кабинет и попросторнее. Однако такое помещение оказалось не запланированным при реконструкции больницы. Зато палаты теперь не хуже, чем в столичной клинике, каждая с умывальником и не более чем на трех человек. А для тяжелых послеоперационных больных удалось оборудовать три двухместные палаты с подведенным кислородом, особыми кроватями, сигнализацией.

Сменив зеленоватую рабочую пижаму на свежий халат, Бережной закурил и включил приемник. «Маяк» сообщил о погоде в их области. Ничего утешительного на ближайшие дни: снег, метель, гололед… Потом транслировалась музыкальная программа. Тут ему определенно повезло. Зазвучали старые записи оперных арий в исполнении двух знаменитых итальянцев — Энрико Карузо и Марио дель Монако. Музыка обычно действовала на Бережного успокаивающе. Не без удовольствия он подумал о вечернем концерте и, открыв историю болезни, начал описывать ход сегодняшней операции.

Все, как обычно, в который раз: «Срединным разрезом вскрыта брюшная полость… Остановка кровотечения… В брюшной полости находятся частицы жидкой пищи». Видно, незадолго до приступа язвенник позавтракал. Да, не забыть отметить: больной, Пирогов его фамилия, как у выдающегося хирурга, был абсолютно трезв. Пишем дальше. «…В центре задней стенки желудка, ближе к большой кривизне, обнаружено отверстие 2x1 см, из которого в брюшную полость поступает пищевое содержимое…»

В дверь постучали. Вошла Людмила Михайловна, старшая операционная сестра, в руках поднос, покрытый салфеткой.

— Разрешите, Сергей Леонтьевич?

На подносе в большом фарфоровом чайнике свежезаваренный чай, три чашки, сахар, конфеты, ломтики лимона на блюдце…

— О, даже лимон! — изумился Бережной. — Балуешь ты нас, Людмила. — Он достал из холодильника в углу кабинета бутерброды, переложил историю болезни на подоконник. — Что ж, почаевничаем, хозяйка.

Настало время привычного послеоперационного ритуала. Сестра разлила по чашкам ароматный чай.

— А где Виталий Владимирович? Я посмотрела — ни в ординаторской, ни в палатах. Думала, он у вас.

— Я его отпустил до вечера. Пусть отдохнет, ему сегодня в ночь выходить.

— Балуете вы молодежь, Сергей Леонтьевич. — Сестра строго взглянула на Бережного. — Опять сами операцию записываете. Вы-то ее наизусть знаете, а ему полезно лишний раз подумать. Потом за дневники в историях болезни возьметесь?

Старшая операционная могла позволить себе такой тон с Бережным. В отделении она проработала больше двадцати лет. Пришла сюда восемнадцатилетней девчонкой после медучилища, теперь ей уже далеко за сорок. В прошлом году дочь замуж выдала, осенью стала бабушкой.

— Ну, что ты, Людмила, разворчалась, — умиротворяюще произнес Бережной. — Еще напишется, какие его годы. Давай лучше музыку дослушаем. Минут пять осталось, не больше.

Чистый голос Карузо взлетал все выше, к верхним нотам. Казалось, певец не выдержит нечеловеческого напряжения, но в последний момент он легко скользнул вниз, завершив почти шепотом арию из «Паяцев».

Они допили остывший чай. Людмила Михайловна поставила пустые чашки на поднос, одну чашку, чайник и конфеты на столе прикрыла салфеткой. Уже с порога сказала:

— Как будете обход делать, Сергей Леонтьевич, взгляните на Авилова из одиннадцатой палаты. Похоже, у него начинается нагноение, может инфекция, какая прицепилась.

Закончив описание операции, Бережной минут пять отдыхал у полуоткрытого окна, жадно вдыхая морозный воздух. Потом взял папки с историями болезней и пошел по палатам.

Обход заведующего занял около двух часов. Теперь сестры возьмутся за выполнение назначений: уколы, вливания, обработка ран и послеоперационных рубцов в гнойной и чистой перевязочных… Относительно Авилова, который оказался мужчиной баскетбольного роста, едва вмещавшимся в больничную койку, старшая оказалась права: на четвертый день после операции аппендицита у него нагноился шов. Одиннадцатую палату вел Виталий. По дневникам — ничего особенного, все дни состояние Авилова удовлетворительное, никаких болей и жалоб. Однако же, когда тот обнажил живот, вытянув длинные ноги, Бережной увидел на синеватой запавшей коже покраснение и гной вокруг операционного разреза. «Похоже, Виталий не смотрел Авилова последние два дня, — профессионально рассудил он. — Что это — самоуспокоенность, халатность или равнодушие? Ни то, ни другое, ни третье не красят хирурга. «Почивание на лаврах диплома, куда опаснее медицинской ошибки», — вспомнил он предостерегающий афоризм своего учителя, главного армейского хирурга Тополянского.

Часам к четырем Сергей Леонтьевич наконец-то завершил все необходимые дела. Он достал из тумбочки небольшой кипятильник в кожаном футляре и, опустив в чашку с остывшим чаем темноватую спираль, минуты две наблюдал, как крохотные пузырьки воздуха устремляются к поверхности воды. Чай Бережной пил горячий, почти кипяток, эта привычка сохранилась у него с войны. Как врач он понимал, что это пристрастие не из лучших, однако избавиться от него не мог и по сей день.

Оставалось срочное дело, которое он хотел быстрее завершить. С месяц назад из Нижнего Новгорода он получил отпечатанную на отличной мелованной бумаге анкету: выпускники первых послевоенных лет приглашались на юбилейную встречу в родной институт. Неужели несколько десятков лет прошли с того жаркого майского дня? Банально, но как быстро летит время… Конечно же, в мае он обязательно будет в Нижнем.

Бережной перечитал почти два десятка пунктов и вопросов. От стандартных (фамилия, имя, отчество, семейное положение, место работы, наличие степени, наград и т. п.), до трогательных (Кого из друзей ты хотел бы увидеть на встрече? Самое радостное событие в твоей жизни? Есть ли где остановиться в Нижнем?) и, наконец, иронично-смешных (Имеешь ли значок ГТО? Сколько получаешь и сколько хотел бы? Твои предложения по организации товарищеского ужина. Твой Эверест в спиртном за вечер?). Он достал ручку и начал на черновике набрасывать ответы. Все-таки, несмотря на прошедшие года, приедут, наверняка не меньше сорока — пятидесяти человек. Хотелось написать что-то оригинальное, юморное. Ведь для сокурсников он по-прежнему Сережка Бережной, по прозвищу Циркач. Грехи молодости, но до поступления в медицинский он успел окончить два неполных курса циркового училища. Стойку на руках и сейчас, если поднапрячься, сделает.

Оставался последний вопрос, восемнадцатый по счету. На него не так просто ответить: «Если б снова начать, что б ты выбрал опять?». Поразмышляв, но ничего оригинального не придумав, он оставил место для ответа, и с таким, же волнением, как недавно слушал музыку, перечитал незамысловатые, чуть сентиментальные стихи, которыми заканчивалась анкета:

После этих строк шла фраза: «Официально, для исполнения. Встреча назначена на 9 мая, сбор в 14 часов у Главного здания института на площади Минина. Деньги в сумме 3000 рублей (можно больше), анкету и заметку для юбилейной стенгазеты вышли после Нового года по адресу: г. Нижний Новгород, медицинский институт, кафедра истории медицины, Терехиной Зое Александровне».