Перед похоронами Ницковой президент «Арбата» провел бессонную ночь. Он вздремнул каких-нибудь пару часов, потом — кладбище, поминки. И везде ему, в качестве первого лица клуба, приходилось что-то говорить. Стопка доброго коньяка из охотничьей фляжки на какое-то время подбадривала, после чего вновь наступало ощущение разбитости и усталости.
Мысли Родина возвращались к событиям более чем двухлетней давности, когда Екатерина Борисовна по его предложению перешла на работу в «Арбат». К тому времени, узнав, что Валентин Сакуленко, которому он во всем доверял, затеял грязную игру с деньгами клуба, Родин решил одним махом сместить его с поста генерального директора «Арбата».
Решение далось нелегко. Сакуленко в той же мере, что и он, Вячеслав Родин, был символом «Арбата». После ухода с поста главного тренера легендарного Константина Жукова, они проработали вместе не менее десяти лет. Но дела он вел любительски, по-старинке, ориентируясь еще на бывших работников горкома, Совмина и прочих влиятельных ветеранов, от которых в нынешних условиях реальной помощи ждать уже не приходилось. Тем, некогда всесильным, самим бы уцелеть под напором абсолютно новых людей. А Ницкова этих людей откуда-то знала и была среди них своей, она по-мужски, цепко, прямо-таки бульдожьей хваткой вцепилась в новое для нее дело. Как-то внезапно у «Арбата» появились богатые спонсоры и большие деньги.
Вячеслав Иванович, расслабленно откинувшись на спинку сидения, очнулся от дремы. В салоне звучала едва уловимая для слуха ностальгическая мелодия, под которую водитель, стараясь не беспокоить шефа, плавно вел джип к дому главного тренера.
Перед глазами Родина на Кутузовском проспекте мелькнул рекламный щит с Тумановым в форме «Арбата», наносящим в падении удар через себя. Через двести метров вновь такой же щит, уже с вратарем Лимоновым, вытянувшимся на добрую четверть проезжей полосы. Щиты с игроками «Арбата» и фирменными эмблемами Газпрома, Лукойла, Тюменской нефтяной компании выстраивались в какой-то фантасмагорический ряд. И за каждым, как и предсказывала Ницкова, стояли сибирская нефть и газ, пополняющие казну могущественного клуба.
«Нет, дома вряд ли удастся уснуть. Начнутся звонки, — обреченно подумал Родин. — Единственное место, где можно хоть немного передохнуть, это — база «Арбата» в Архангельском. Футболисты уже там, готовятся к предстоящей игре».
Он молча, чуть виновато взглянул на водителя. Надежный, проверенный Александр, сам из бывших игроков, футболивший еще с главным, понял его без слов. Перестроившись в левый ряд, он сделал резкий разворот, и автомобиль устремился к выезду из Москвы.
Родин многое, пожалуй, почти все мог простить Екатерине Ницковой. Это — левые теневые деньги, крутившиеся на каких-то счетах, «женитьбы» клуба на одних спонсорах и неожиданные разводы с другими. Кроме того, полное игнорирование требований профессиональной футбольной лиги по телетрансляциям матчей чемпионата и кубка России, малоприличная возня с бензоколонками, пахнущая откровенным криминалом. Наконец, ее личная жизнь с чисто женской тягой к роскоши, драгоценностям, нарядам и частой смене любовников.
Но даже сейчас, когда Ницкова ушла из этого мира, не мог он простить ей ту позднюю роковую осень, когда она уговорила его продать ведущих игроков «Арбата». Родин не мог сказать, что она обвела его вокруг пальца, как утверждали иные, пытаясь оправдать его в этой истории. Ведь он профессионал, тренер с мировым именем, познавший на собственной шкуре пот, кровь и слезы большого футбола, должен был предвидеть результат этой продажи. Должен был, но продажу все-таки разрешил…
Что это было? Помрачение, которым Господь наказывает гордыню, он был в этом теперь абсолютно уверен. Тогда ему казалось, что футбол для него не таит секретов, и с помощью послушных его воле игроков он сможет достичь любого результата, с любыми футболистами. И так про него думали все те, от кого зависело финансовое благополучие и имидж «Арбата».
Однако в марте, когда ребята, обживаясь в чужих клубах, просиживали славу и талант на скамейках запасных, уже в четвертьфинале Лиги чемпионов «Арбат» с треском в двух матчах проиграл средней по европейским меркам французской команде. То были звонкие, прозвучавшие на весь мир пощечины российскому футболу. И он почувствовал, что трон под ним начал колебаться. Ему перестали прощать ошибки, а это тревожный сигнал для тренера.
О, он отдал бы все: деньги, награды, дом бы свой отдал, наконец славу, за то, чтобы вернуться в ту счастливую осень. Но прошлого не вернуть. И оставалось лишь надеяться, мечтать, что когда-нибудь, если будет на то Божья воля, ему удастся создать такую же чудо-команду, как в тот благословенный год.