Старик заполошно засуетился, быстро одевшись, перед тем как выйти к машине он хватил с отчаяния почти полный стакан водки. Затем положил в темно-коричневой кожи портфель бутылку коньяку, пару бутылок пива, несколько банок консервов. Он взглянул на часы: десять минут прошло, пора выходить. Еще какое-то мгновение ушло на раздумья, после чего он рванулся в ванную и, достав со дна стиральной машины, заполненной грязным бельем, какой-то предмет, сунул его во внутренний карман куртки.

Спускаясь по лестнице, он почувствовал себя куда увереннее, даже начал мурлыкать про себя любимый мотив, отдаленно напоминающий «Дубинушку». Растерянность, вызванная неожиданным звонком, таяла на глазах. Уже начала действовать водка, выпитая натощак, к тому же в свертке, извлеченном со дна «Вятки», находилась столь надежная штука, как пистолет Макарова с двумя обоймами.

В машине, видавшей виды темно-зеленой «шестерке», он увидел троих. Двое были ему незнакомы, с одним, Александром Точилиным, ранее приходилось встречаться.

Его усадили на переднее сидение. Точилин, сидевший за рулем, как только развернулись и выехали со двора, с усмешкой произнес:

— Ого, даже с портфелем, Алексеич. Похоже, к Руслану ты надолго собрался.

— Я, парень, со своим хожу, и вам, молодым, того же советую. А то не раз так бывало — гости на порог, а хозяин — за бутылкой. Свое, домашнее, оно как-то надежнее.

— Верно говорите, Трофим Алексеевич, — вежливо откликнулся один из сидевших сзади. — Лишняя бутылка с доброй закуской еще никому не мешала. И то сказать, мы бы вас не потревожили, да боимся с дороги сбиться. Вы ведь у Руслана прежде бывали?

— А то, — оживился старик, — я из тех же краев, из Дивеева. А Русланушка с мамашей жили через деревню от нас, в Керенском. Это и к дороге ближе, километрах в тридцати от ореховской трассы.

— Значит, судьба, Алексеич, в родных местах побывать, — включился в разговор Точилин. — Мы ненадолго, туда-сюда, впрочем, если затоскуешь по родине, можем и в Керенском оставить.

— Ну, уж нет, — старик достал сигареты, — я теперь житель столичный. И по родине никак не страдаю. Вот будет разрешительная команда на юг двину. К морю или в санаторий, кости погреть, да за молодыми бабами побегать. Ох, поживем еще, какие наши годы…

По дороге Трофиму Алексеевичу растолковали, что поездка вызвана серьезными обстоятельствами. Уж очень портреты Руслана, расклеенные во всех видных местах, похожи на подлинного героя. А посему велено взглянуть на него, дабы в случае надобности изменить внешность до неузнаваемости.

— Мы только взглянем, поправим по возможности прическу, лицо, — пояснил, закурив, старший. — Пройдет недельки три, вы нам опять понадобитесь. А что, Руслан один живет?

— Теперь уж один, — пояснил Трофим, — мамаша у него прошлой осенью от диабета преставилась. Есть еще брат, тот в Орехове с семьей живет.

Когда к полуночи они добрались до Керенского, уже стемнело. Едва остановились у ворот дома, как за оградой у соседей злобно заворчала собака. Калитку отворил сам Руслан, настороженно взглянул на парней, но, увидев старика, вроде бы успокоился, пригласил в дом. Поднявшись на крыльцо, он вошел в дверь первым, следом двинулись двое приезжих. Точилин с Алексеичем остались перекурить во дворе.

Едва Руслан, миновав сени, шагнул в кухню, как в затылок ему уперся пистолетный ствол с глушителем, сразу же раздался выстрел. Чуть придержав падающее тело и положив его на пол у порога, старший сделал контрольный выстрел в голову. Затем оба рванули во двор.

В эти считанные секунды, чутким ухом уловив два хлопка, слух у старика оказался отменным, Алексеич выплюнул сигарету, выхватил из-под куртки пистолет. Точилин, стоявший в нескольких метрах, успел пригнуться, тут же над его головой просвистела пуля. Вторым выстрелом старик ранил Александра в ногу, но мгновение спустя киллер, стрелявший с крыльца, сразил Алексеича пулей в спину.