Этой истории много лет. В памяти она засела крепко, отложилась, запечатлелась, подобно давней фотографии в семейном альбоме. Время от времени, по настроению и на волне вдохновения, рассказывал о ней друзьям либо добрым знакомым. Всякий раз, с неизменным успехом. И хотя, по мнению выдающегося мастера устных рассказов Ираклия Андроникова, сюжеты их, изложенные на бумаге, во многом проигрывают, пусть об этой не совсем обычной истории узнает и читатель.

Морозным декабрьским днем возвращался я из позднего отпуска, который провел у родителей в Молдавии. Ранним утром расстался с бесснежным, по-осеннему умиротворенным Кишиневом, где меня провожал редкий стеснительный дождик. Такси до аэропорта, самолет, два часа полета и к полудню я уже во Внуково. Там метель, сугробы, масса народу на стоянке такси. Наконец, через час машина, прямиком до Курского. И вот уже втаскиваю в электричку на Владимир весьма солидный багаж: саквояж с яблоками, ящик болгарских томатов в собственном соку да бочонок виноградного вина.

Тяжело — не то слово: груз под пятьдесят. Но молодость и осознание необходимости витаминов для дочек, придавали силы. Что касается вина — действительно баловство, излишество, мужской эгоизм. Однако, прикиньте, из Молдавии да без вина, это ж несуразица, нонсенс какой-то! А брать, так брать, не бутылку, две, лучше разом и солидно — целый бочонок.

Когда вечером во Владимире стал выгружать из такси эту поклажу, подходят двое знакомых. Один, из соседнего подъезда, заместитель начальника горотдела милиции Владимир Александрович Симонов, другой — его приятель и сослуживец Артур Борисович Пименов. Оба в штатском и, похоже, в хорошем настроении. При виде бочонка они еще больше оживились.

— Приветствуем тебя на Владимирской земле, — торжественно изрек Симонов. — Давай, поможем дотащить это богатство наверх. Авось, и побалуешь нас, после тяжкого дня, добрым вином.

— Что ж, от помощи не откажусь. Вино действительно тащить высоко, а вот яблоки да томаты надо снести в подвал.

Сказано — сделано, благо ключ от подвала оказался с собой. И вот уже втроем, налегке, с одним лишь бочонком поднимаемся ко мне на пятый этаж. Дома, однако, никого не оказалось. Тут-то вспомнил, что Маша предупреждала меня о возможной поездке к сестре в Ленинград. Впрочем, вот и записка на столе: «Будем во Владимире завтра, к обеду».

Похоже, это известие весьма обрадовало моих помощников.

— Значит так, — по-милицейски решительно отрубил Симонов, — мы рассчитывали в лучшем случае на стакан вина. А тут все складывается для нас другим, куда более благоприятным образом. Ты, Борисыч, сбегай-ка в магазин за чем-нибудь к ужину, — приказал он Пименову, — а я заскочу домой. Есть у меня к этому вину нечто такое…

— Надеюсь, Марк, ты не откажешь нам в гостеприимстве, — бросил с порога Пименов. — Заметь, я для тебя самый, что ни есть земляк, именно в Кишиневе высшую школу милиции кончал…

Устал я в тот день безмерно. И то, представьте — самолет, электричка, три такси, в трех разных городах. Тогда подобную роскошь мог позволить себе даже молодой врач со скромным окладом. Особого восторга не высказал, промолчал. Однако подумал про себя: «Мне бы поспать, отлежаться»… Хотя и понимал, что отказ от застолья будет для гостей кровной обидой. Делать нечего, попался, так играй свою роль, и, изображая хлебосольного хозяина, я отправился на кухню за стаканами.

Вечер выдался, как принято говорить, на троих. Впрочем, что долго распространяться. Любой мужчина меня поймет: тосты, общие знакомые, милицейские рассказы. Жизнь в те застойные времена была куда более спокойной, это тоже располагало к бесконечным разговорам. Несколько раз мои приятели начинали прощаться, теперь их уже я удерживал, вошел во вкус. А разошлись мы поздно, заполночь.

Утром следующего дня меня разбудил телефонный звонок.

— Как после вчерашнего? — ласково поинтересовался Симонов. — Давай-ка, Марик, собирай лыжи. Мне сейчас Артур звонил. Он уж готов, в полной экипировке. И что раздумывать — погода отличная, солнце, ни ветра, ни метели. Часа два на свежем воздухе, и все вчерашние наши грехи как рукой снимет. Потом у меня пообедаем, супруга борщ затеяла, опять же пельмени по особому рецепту…

На сей раз, я оказался благоразумным, памятуя о скором приезде семьи. Да, признаться, и порядок следовало навести, говоря профессиональным языком, уничтожить следы вчерашнего «преступления». Пару часов летал по квартире — мыл, убирал, пылесосил. Вскоре и Маша с детьми подъехала. Тоже на такси, с вокзала. Да, неплохо мы тогда жили.

Я дочкам обрадовался, они — отцу, все-таки долго не виделись, почти целый месяц. Поцелуи, смех, подарки. Тут мне жена и говорит:

— Значит, яблоки и помидоры в собственном соку. Вот это действительно ценность. В зимнее время детям без витаминов нельзя. Сбегай-ка в подвал, принеси того и другого к столу.

Теперь-то и начинается вся эта история. А то, что написал до нее, это присказка, предисловие. Хотя, если быть точным, события уже произошли, развиваясь вне зависимости от нас, оставаясь пока за кадром.

Итак, проворно, с чувством собственного достоинства, все-таки я лично, на своих плечах дотащил эту поклажу для семьи, спускаюсь в подвал.

Там, однако — неожиданная картина. В тусклом электрическом свете вижу замок на полу, сорванную щеколду, распахнутую дверь. В сарае ни саквояжа с яблоками, ни запечатанного ящика с томатами. Лишь обрывки картона из-под него, да две банки в углу сиротливо выглядывают из-под мешка с картошкой.

Кра-жа-а… Довольно банальная, тогда еще редко встречаемая, подвальная кража.

Поднимаюсь к себе на пятый налегке. С обостренным чувством досады и мыслями о возмездии свыше за вчерашнее веселье. И то сказать — яблоки да помидоры. Казалось бы, невелика потеря. Однако же, свое, для детей, издалека, им бы месяца на полтора хватило…

Погоревали мы с Машей, решили вызвать милицию. Вскоре подъехала машина с двумя бравыми сержантами. Оба молодые, красивые, в новеньких черных полушубках. Словно с рекламного плаката, шагнули они в наш пыльный полутемный подвал.

— Так что у вас пропало? — спрашивают. Так и так, перечисляю: — Новый чешский саквояж с пятнадцатью килограммами яблок да ящик с томатами в собственном соку.

— Со своего огорода помидоры?

— Нет, из Молдавии привез. Болгарские. Впрочем, взгляните, вот две банки на полу валяются. Отличные помидоры…

— Не так уж велик ваш убыток, гражданин, — считает один из сержантов.

— Ну, не скажите, — возражаю с обидой. — Не так уж и мал этот убыток. За новый импортный саквояж двадцать восемь рублей заплачено, за яблоки на базаре, отборные, одно к одному, по два рубля с половиной за килограмм. Да за томаты, по шестьдесят копеек банка, двенадцать рублей. Всего украдено свыше, чем на шестьдесят, сумма приличная.

И то сказать, сами понимаете, — тогда это были деньги, и это были вещи…

— Вы что, и заявление собираетесь писать? — говорит другой милиционер.

— А как же, все по закону.

— Это вы напрасно, — осуждающе произнес он. — Мы и так искать будем, а вы сразу — заявление. — Сержант наклонился и, взяв с пола одну из банок, потер ее ладонью, стараясь в полумраке разглядеть этикетку на блестящей поверхности металла.

Тут во мне и взыграла профессиональная мелодия…

— Как положено изымать вещественные доказательства сотруднику милиции? — строго спросил я. — Двумя пальцами, ласково, чтобы и пылинки не сдуть. Обязательно за верх и донышко. Вы пальцевые отпечатки хотите уничтожить?

Сержант от неожиданности банку едва не уронил. Произошла немая сцена, как в гоголевском «Ревизоре». Наконец, он обрел голос: — Вы где работаете? — спрашивает.

— Судмедэкспертом, в областном бюро. Мы, кстати, вашим коллегам на занятиях не раз объясняли, как следует изымать подобные предметы с мест происшествий. Да вы и сами должны знать…

Раз такое дело, упаковали они банки по всем правилам, изъяли замок и щеколду. А мы с Машей, написав заявление о краже, вместе его и подписали. Когда оперативная машина уехала, я сказал жене:

— Схожу-ка к соседу, Владимиру Александровичу. Попрошу его помочь. Авось, за пару, другую дней они воров установят. Все-таки эксперты не последние люди для милиции.

— Сходи, сходи, — усмехнулась Маша. — Ты в милицию, как ребенок веришь. Только чует сердце, мне за яблоками опять на рынок бежать. Пустое это дело…

«Это она напрасно, — подумал я. — Теперь, после вчерашнего, Симонов и Борисович, мои верные друзья. Да Пименов, как начальник уголовного розыска, из своих майорских погон выскочит, лишь бы поскорее кражу раскрыть».

На изрядной волне оптимизма поднялся на второй этаж к Симонову. Открыла мне его супруга: — Проходите, мои только с лыж. Пообедайте вместе с ними.

Вхожу на кухню. Там, за щедро уставленным столом, сидят раскрасневшиеся, в полураспахнутых лыжных костюмах, хозяин с Пименовым.

— Мы уж по второй тарелке борща употребили, — подмигнул мне Симонов. — Присоединяйся, жаль, что тебя не было с нами. Мы с Артуром сегодня километров двадцать отмахали. Хороший выдался денек.

— У нас во Владимире, полный порядок, — присоединился Пименов. — Я только что в горотдел звонил…

— Ой, ли? — возразил я. — А о краже вам ничего не сообщали?

— Какой такой краже? — спрашивает Симонов. — Нет, старик, ты, наверное, ошибаешься или нас разыгрываешь. Шутить, доктор, изволите!

Убедившись, что хозяйки на кухне нет, вполголоса говорю: — Так вот, пока мы вчера вино дегустировали, и, представьте, две трети бочонка осушили, у меня из сарая увели и саквояж с яблоками, и ящик с томатами. Не находите, блестящий сюжет для «Фитиля»: пока главные милицейские силы города пьют на пятом этаже марочную «Фетяску», в подвале того же дома, у участника застолья свершается кража. Да что «Фитиль»! Тут Фюнесса или Фернанделя надо.

— Погоди, погоди горячку пороть, — остановил мой монолог Симонов. — Ты, сосед, красноречием всегда отличался. Что и милиция выезжала? — поинтересовался он.

— Была ваша милиция, два сержанта.

— Ну и что? Есть ли следы, окурки там, как вскрывали замок?

— На банках, две валялись на полу, похоже имеются отпечатки. Правда, ваши ребята их чуть не уничтожили. Пришлось им напомнить, как следует изымать вещественные доказательства.

— Да, уж ты не проморгаешь, — не то одобрительно, не то осуждающе произнес начальник угро. — Небось, заявление написал?

— А как же, вместе с супругой.

— Тут ты, наверное, старик, поспешил, — примирительно произнес Симонов. — Да мы в лепешку расшибемся с Борисычем, а ворюг установим. Неужели сомневаешься? Я сейчас с дежурным свяжусь, подниму участкового. Пусть поработает, пройдется по квартирам. — Он вышел в коридор к телефону.

…Прошла неделя, вторая… Дело, однако, не сдвинулось с мертвой точки, хотя на одной из банок отпечатки действительно имелись.

— Два весьма и весьма неплохих следа, — сообщил эксперт-криминалист. — Увы, по нашим архивам не проходят.

Время от времени я названивал Симонову, интересовался, потом перестал. Вскоре Новый год стал стремительно приближаться — дела на работе, годовой отчет, елка, подарки, поздравления — словом, обычная суета, заставили совсем позабыть о пропаже.

Сразу же после новогодних праздников позвонил Пименов.

— Заедь к нам сегодня после обеда, — попросил он. — Надо потолковать, посоветоваться. Я за тобой машину пришлю.

Для эксперта визит в милицию, прокуратуру — дело обычное. Раз зовут — надо идти. Вскоре подошла машина, и я поехал в горотдел.

Артур Борисович встретил меня приветливо: — Проходи, Марк, садись, отогрейся с мороза. Чай, кофе?

— Вижу, весь в заботах, — кивнул я на лежащую перед ним таблицу с множеством цифр. — Не буду задерживать, давай сразу о деле. Наверное, опять у твоих оперативников с судебной медициной концы с концами не сходятся.

— Нет, нет, здесь пустячок, наше с тобой личное. Понимаешь, мы с Симоновым потолковали и решили, чисто по-дружески, попросить тебя забрать заявление о краже.

К тому времени, признаться, о событии, почти месячной давности, я уже позабыл. И вот — это предложение.

Решаю стоять до конца. — Ничего не выйдет, Артур Борисович. Вот если бы мы не сидели за столом втроем в тот вечер, тогда еще, куда ни шло… А так, как-то неудобно и за вас, милицию. Комедия, да и только. К тому же, и жена подписывала, не я один.

Пименов между тем нажал какую-то кнопку. Минуту спустя, в кабинете появился Симонов.

— Да ты, старик, нам всю годовую статистику портишь, — возмутился он. — По раскрытию краж мы вторые в области, по общей преступности чуть ли не первые. Боремся, не жалея сил, за классные места…

Словом — уговоры. Но без результата, заявления я так и не забрал.

Вечером следующего дня у меня дома раздался звонок. Открываю, на пороге мои вчерашние собеседники. Оба красивые, представительные, в полной форме офицеров милиции.

— Мы к вам, Машенька, — говорит Симонов жене. — А ваш супруг ничего, пусть поприсутствует. Пусть ему стыдно станет.

Входят, разделись. Маша вышла на кухню ставить чай. Между тем, Пименов проворно достал из дипломата две бутылки пятизвездочного армянского коньяка, коробку конфет.

— Вот, — говорит, — наверное, это тебя убедит. — Впрочем, мы не к тебе, а к Марии Иосифовне. Женщины, куда лучше мужчин, понимают тяготы милицейской службы.

— Это что же, взятка? — спрашиваю. — Какая там статья уголовного кодекса? Опять же давление органов на заявителей. Через коньяк и выпивку. Еще одна статья…

Тут Маша с подносом и чашками появилась. Заметьте, чай, если он хорошо приготовлен, особенно полезен — снимает напряжение и располагает к согласию. А на меня, вероятно, и коньяк подействовал. В общем, забрали мы заявление. Оно, кстати, в том же дипломате у Пименова находилось. Тем самым, со слов гостей, наговоривших Маше кучу комплиментов, резко «улучшили» городскую и областную милицейскую статистику, вот так, за столом, «раскрыв» очередную кражу.

Шло время, шли годы. Уже пропали в наших магазинах добротные и дешевые чешские саквояжи, резко подорожали молдавские яблоки, а томаты в собственном соку вряд ли найдешь по такой цене и в самой Болгарии. И все-таки о приключении в подвале вспоминал довольно часто, памятуя о той трагикомической ситуации, в которой втроем оказались. Посему, время от времени, особенно если рядом оказывался Симонов, приятельство с которым не распалось, а, наоборот, даже окрепло, в узком кругу — бане ли, на рыбалке, просто в мужской компании, настраиваясь на эпический лад, рассказывал о подвальной краже. Длинно и сочно, с новыми подробностями, иной раз, привирая чуть-чуть. И хоть до лавров Андроникова, понятно, далеко, но всегда с неизменным успехом, почти «на ура».

Давно мечтал об этом написать: все-таки, согласитесь, случай необычный, исключительный. Но…, не единожды осмысливая сюжет, не видел главного — концовки рассказа. А без финала — и пьеса не пьеса, и рассказ не рассказ.

Как-то летом, возвращаясь по делам из Иванова, заехали мы с Симоновым на дачу к моему старинному товарищу, профессору кафедры судебной медицины Валерию Кодину. В качестве сюрприза хозяин решил порадовать нас жарко натопленной баней, с настоянным на целебных травах паром и, собранными лично, превосходными дубовыми вениками. Следует отдать должное Кодину. Опытный спортсмен, в прошлом не раз доводилось ему одолевать и марафон, он, как никто другой, верит в целительные свойства русской парной, ставя ее выше финской, да и всех прочих утех сильной половины человечества.

После бани, дело было в июле, мы расположились для отдыха и неспешной беседы прямо на траве, в тени раскидистой вишни. Блаженствуя, слово за слово, вспомнили общих знакомых, поделились свежими анекдотами, потом перешли к экспертным и юридическим темам. Учитывая присутствие Симонова, я не спешил, больше молчал, в ожидании своего звездного часа. И вот настал мой черед…

Начал, как обычно, отрепетированным за годы голосом, представив понятно, Владимира Александровича в качестве главного героя:

— Морозным декабрьским днем возвращался я из отпуска, который провел у родителей в Молдавии…

И вот тут-то, когда с подлинным триумфом, в который раз я завершил свой получасовой монолог, в разговор вступил Симонов. Держа чашку чая, обстоятельно выжав в нее дольку лимона, он сделал несколько глотков и не спеша произнес:

— Должен признать, Марк, что с того памятного для нас обоих дня, ты изменился в худшую сторону, став штатным болтуном. Я уж сбился со счета, как часто выслушивал твое пространное повествование, о той поросшей паутиной краже. И заметь, всякий раз почти не возражал, отшучивался, молчал. Но всему приходит конец. Так знай, что та милиция, об оплошностях которой ты годами вещал, уже через два дня вычислила виновников твоей пропажи…

Что-то жесткое, профессиональное мелькнуло в зеленоватых полуприщуренных глазах Симонова. Он жестом остановил меня и тут же нанес беспощадный, почти нокаутирующий удар.

— Представь себе, мой наивный друг, что мы с Пименовым без особых усилий установили двух лиц, обчистивших твой драгоценный сарай. Но выдать, привлечь их к ответственности не захотели, один из воров был нашим агентом-осведомителем.

— Сексотом?

— Да, стукачом, секретным сотрудником уголовного розыска, если тебе угодно. У него в прошлом были определенные заслуги, он и потом не раз помогал милиции. А тут приятель его уговорил, видевший, как ты выгружал из такси свой багаж. Вот и вышла у него осечка. Мы его предупредили тогда весьма строго, лишили премии. С тобой же, человеком весьма неуступчивым для нас с Борисычем, рассчитались коньяком…

Вот теперь, с того июльского дня, мой, тогда еще устный рассказ, стал завершенным, обретя свою концовку. А посему назвал я его коротким, несколько зловещим и на слух не очень благозвучным, хлестким словом: «Сексот».