Глава 66
МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ
Сидя дома и имея на то полное юридическое право, дарованное записями специалистов поликлиники о якобы тяжелой болезни, которая держит в постели дисциплинарно арестованного, я пришел к мысли, что каждый час лишения свободы должен быть компенсирован одними сутками уклонения от службы. Я твердо решил “проболеть” ровно 16 дней, и, тем самым, поставить комбрига в затруднительное положение, т.к. соединение готовилось к комплексной проверке по итогам зимнего периода обучения, а отсутствие на службе флагманского врача не позволит подготовиться к ней качественно. А это, в свою очередь, ударит определенным образом по престижу того же командира бригады. Да и дома было необходимо навести порядок, т.к. только пожив определенное время в квартире, квартиросъемщики смогли выявить целый ряд скрытых дефектов в отделке помещения, невидимых глазу при первичном осмотре. Мы уже знаем, что квартира наша была на первом этаже, а это создавало определенные неудобства. Во-первых, из подвала через неплотно пригнанные доски пола (между ними можно было просунуть палец) на кухне постоянно тянуло холодной сыростью. Во-вторых, в квартире частыми гостями были крысы, проникавшие в помещение через служебный ход, проделанный ими в углу “детской”, как была названа маленькая шестиметровая комната. Стены в коридоре и ванной были покрыты плесенью, неизвестно откуда бравшейся, но не желающей исчезать даже под пламенем паяльной лампы, которой я неоднократно ее прожаривал. Из входной двери, из окон и перекошенной балконной двери дули муссоны и пассаты, создавая великолепный микроклимат для произрастания тундрового мха ягеля, если бы кому-нибудь пришло в голову его здесь посадить. Ниночка и дочка стойко переносили этот естественный для лейтенантских семей комфорт. Однако это совсем не значило, что с подобным необходимо смириться и не пытаться сделать квартиру еще комфортнее. В этой мысли меня убедил огромный кусок бетона, сорвавшийся однажды ночью с потолка и грохнувшийся возле самого изголовья спавшей четы, испугав до икоты слабую половину семейства.
Но для того, чтобы сделать капитальный ремонт, нужны были строительные материалы, которых не было. Они лежали в складских помещениях хозяйственного двора военных строителей. Для приобретения их нужен был спирт, который у меня был, но не было его на хозяйственном дворе. Вывод напрашивался сам собой. И доктор к нему пришел. Все просто. Один литр жидкой валюты оказался эквивалентен 2 мешкам цемента марки 300, 1 мешку извести, 1 м3 досок, реечек и планок, 1 листу фанеры толщиной 10 мм и нескольким листам оргалита для покрытия пола на кухне, общей площадью 15 м2. Краску белую для окон и дверей и эмаль тиковую для пола поставило мне родное соединение.
Через две недели интенсивного труда, освоив специальности каменщика, штукатура, маляра, сантехника и столяра, хирург Иванов привел свое жилище в божеский вид. Обеспечив таким образом комфорт (относительный, правда, и минимальный) своему семейству, компенсировав 1 час заключения одним выходным днем, я прибыл на службу, где в бессильной ярости скрипел зубами комбриг Чериватый, который прекрасно знал причину “болезни” своего флагманского врача.
– Как здоровье, Иванов? – спросил он, едва увидев доктора.
– Прекрасно, товарищ комбриг. И, думаю, будет таким же до очередного ареста. Ведь гауптвахта – не курорт.
Конфликт был исчерпан.
XXX
Поселок Заветы Ильича расположен на живописнейшем берегу бухты Западной залива Советская Гавань. Когда-то на его месте находилась центральная усадьба рыболовецкого колхоза, поэтому в обиходе местных жителей он чаще именуется колхоз “Заветы Ильича” или просто “колхоз”, “живем в колхозе” “поедем в колхоз” – обычные выражения принадлежности к поселку. Берег бухты высокий, поросший невысоким лиственным лесом и кустарниками. Эта парковая полоса называется “откос” и служит местом отдыха для аборигенов. В лесу можно встретить десятки мангалов, т.к. любимым отдыхом жителей поселка является жарение шашлыков. Клич “на шашлыки!” висит в воздухе, особенно по выходным дням и в день получки. Причем рецептов изготовления шашлыков жители знают миллион. Вдоль лесополосы идет основная улица поселка – Приморский бульвар. Именно здесь в дни торжеств устраиваются парады и народные гулянья. На “откосе” на бетонном постаменте стоит торпедный катер, как символ мужества моряков-тихоокеанцев в годы войны.
Здания в большинстве своем деревянные, в два этажа – “барачного” типа. Но поселок интенсивно застраивается и грозит превратиться в город. 5 продовольственных магазинов ГУТ МО (главного управления торговли Минобороны) и три магазина промышленных товаров того же ГУТ. “Гражданская” поликлиника ютится в полуразваленном деревянном домике постройки двадцатых годов. По своей мощности может обеспечить 0,1 процента населения поселка. Попасть простому смертному на прием к врачу невозможно. И люди остаются без медицинской помощи. Особенно страдают молодые женщины, т.к. врач-гинеколог в штате поликлиники отсутствует. Был, правда, один на всю округу военный гинеколог в госпитале, но мудрая Москва, будь она неладна, сократила его ставку и перевела специалиста... в Москву. В Москве гинеколог нужнее. Там живут и болеют жены начальников. Потому-то очень выгодно быть гинекологом в г. Советская Гавань. Свои знания и труд на жен военморов, молодых и красивых, они распространяют только по “блату” или когда уже вообще деваться некуда – в неотложных случаях.
Детишки, которых в поселке гораздо больше, чем взрослых молодых пап и мам (а может, столько же), тоже вниманием медицины не избалованы: не хватает педиатров, т.е. детских врачей. Средняя школа в населенном пункте тоже одна. Построена она в расчете на размеренную колхозную жизнь, но не учитывает бурный рост народонаселения, свойственный военным гарнизонам. Поэтому от темна до темна гудит в ней веселый детский улей, постигающий азы арифметики аж в три смены. Зато учителя без работы не сидят. Есть еще музыкальная школа на 40-50 мест, куда могут попасть только дети местных начальников да торговой мафии. Детишкам рядовых офицеров осваивать нотную грамоту просто ни к чему. В наличии три детских садика, места в которых распределяются политическими отделами соединений, так что любой отец, не законспектировавший гениальные произведения Леонида Ильича “Целина”, “Возрождение” и “Малая Земля” на место в садике для своего ребенка рассчитывать не может. К тому же для удовлетворения спроса этих садиков требуется, по крайней мере, двадцать.
Есть еще военная поликлиника № 26. Двухэтажное деревянное здание, для ремонта которого требуется единственная техника – бульдозер. Прием в ней проводят военные врачи и их жены, а также жены того же начальства. Был момент, когда Ниночка в поисках работы пыталась утроиться туда в качестве санитарки, но не прошла по конкурсу, т.к. муж ее был только старлеем. Царствует здесь подполковник Чертович, отрабатывающий последние годы перед пенсией, но добросовестно несущий на плечах гору хозяйственных проблем своего заведения. Для лечения гражданского населения поликлиника недоступна, но военных в гарнизоне столь много, что нагрузка на врачебный состав и без того велика. Не обременены заботами только два подполковника, составляющие гарнизонную военно-врачебную комиссию. В их функции входит проставление печатей на тех бумагах, которые приходят на утверждение из 313 ВВК госпитальной. “Утверждаю”. Полыхаев. “Согласен”. Полыхаев. Так и борются, бедняги, в течение полного рабочего дня... до обеда – с голодом, после обеда – со сном.
Местом культурного отдыха граждан служит также великолепнейший парк – участок тайги, отделяющий старую часть поселка от новой. Там установлены детские качели, которые работают по праздникам, и тир, который не работает, кажется, вообще. Но граждане не в претензии, т.к. само по себе гуляние по парку приносит великое наслаждение. Без применения стрелкового оружия. В парке же расположено здание театра КТОФ. И надо признать, что театр пользуется огромной популярностью военморов. Не по причине наличия в составе его труппы знаменитостей экрана, а благодаря их отсутствию. В театре играют выпускники театральных училищ страны, “сосланные” сюда за вольнодумство, попытки внести что-либо новое в систему перевоплощения Станиславского и за неординарный артистический собственный почерк. А посему играют они очень хорошо, оригинально. И пользуются успехом у зрителей. Зрители здесь очень взыскательны, т.к. любят и знают искусство, ведь приехали они сюда из Ленинграда, Севастополя и других центров Союза. Союзные знаменитости, такие как, например, “камерный” певец Сергей Захаров, небрежно ведущий себя на сцене глухой провинции, может быть освистан публикой.
В поселке есть еще бассейн, Дом офицеров флота (ДОФ), грязная баня и ресторан “Нептун” – местный Лас-Вегас. Из всех увеселительных затей в нем имеется только одна, укладывающаяся в простую схему: шампанское, танцы, знакомства и... постель по знакомству. Не шикарно, но все же кое-что. Когда моряки уводят свои корабли на зимовку в другие, незамерзающие порты, в ресторане правят бал летчики. Когда же летуны летом улетают на другие аэродромы для проведения БП, в ресторане главенствуют моряки. Но, правда, подобная схема относительна, т.к. в любое время года здесь хватает и тех, и других, чтобы торговцы имели возможность выполнить план и набить себе карманы.
Все. Нет, не все! Есть еще кафе “Березка”, выполняющее те же функции, что и “Нептун” по вечерам, и работающее в режиме столовой для приезжих и холостяков в рабочее время. Вот теперь все.
Слабая половина населения поселка постоянно находится на службе, тогда как прекрасная и сильная половина властвует здесь безраздельно. На плечах прекрасной половины лежит дом, дети, магазины, очереди, авоськи и заботы о половине слабой. Особенно тяжелый груз, лежащий на ее хрупких плечах – груз ожидания. Поневоле станешь сильной! Жизнь в гарнизоне расставляет акценты по-своему, превращая слабых – в сильных. И наоборот. Я никогда не перестану кланяться в ноги женам моряков, пока старческий радикулит не лишит меня этой возможности, да и тогда, через боль, я все же попытаюсь поклониться. И, да простят меня жены гражданских мужиков, не изменю своего мнения даже на смертном одре.
Вот так и живет поселок Заветы Ильича, один из тысяч гарнизонных поселков.
XXX
В задачу штаба любого соединения входит: контроль за повседневной и боевой деятельностью кораблей, отработка боевой и повседневной организации кораблей, организация взаимодействия кораблей, учеба экипажей и контроль... контроль... контроль... учеба... учеба... учеба. Плюс – ответственность за все, что творится на кораблях перед вышестоящим штабом. Плюс к этому – внутриштабная работа и марксистско-ленинская подготовка.
Для расширения политического кругозора офицеров, совершенствования и развития их личности при домах офицеров флота организуются так называемые УМЛ (университеты Марксизма-ленинизма). Возглавляют их штатные начальники, постигшие марксизм в политических училищах и академиях, но так и не знающие учения Ленина, как и те, обучать которых эти начальники обязаны. Однако каждый год из вышестоящего политического отдела на соединения нижестоящие спускается разнарядка, указывающая, какое количество студентов от офицерского и мичманского состава обязан поставить нижестоящий политический отдел в университет, чтобы оправдать оклад денежного содержания, выдаваемый ежемесячно начальнику сего храма науки.
Подавляющее большинство назначенных студентов охотно берутся за учебу. Во-первых, сие почетное звание – студент – гарантирует ему один выходной в неделю, т.к. несколько часов вольного трепа на лекциях работой не считается. Во-вторых, занятия в университете избавляют студентов от занятий по МЛП, проводимых командиром бригады или же педагогами из своих собственных политических отделов, что еще более скучно и невыносимо. К тому же при обязательном посещении занятий в УМЛ, как того требуют циркуляры и ЧВС, посещать их совсем не обязательно, т.к. свое отсутствие в аудитории седой студент может объяснить командировкой, болезнью или другой служебной необходимостью. И выходной остается в полном распоряжении обучающегося. Можно, правда, завязать еще тесную дружбу с начальником университета, неограниченные возможности для возникновения которой предоставляют корабельные провизионки. В этом, самом лучшем – с точки зрения обучающегося – случае, два года безоблачного существования ему обеспечено.
Волею НПО капитана второго ранга Тюленева я был направлен в университет, внесен в списки слушателей курса “Организационно-партийная работа и партийное строительство в ВС СССР”. Что это за зверь – я не знал, садясь за университетскую парту, как не узнал и тогда, когда получил красный диплом отличника, закончив курс обучения. Но зато в дипломе было указано, что в дополнение к высшему медицинскому образованию, я получил “высшее политическое образование в системе партийной учебы”. За два года обучения посетил университет 10 раз, по пять раз в каждом учебном году, что и гарантировало пятерку на всех экзаменах, которые экстерном сдавал за меня начальник университета земляк-белорус родом из небольшого белорусского городка Слоним.
Несмотря на то, что диплом был получен Ивановым не совсем обоснованно, но все же он давал право начальнику политотдела зачислить “отличника” в так называемый партийный актив и сделать его членом агитпропколлектива, долженствующего проводить в соединении агитационную и пропагандистскую работу. И это в помощь штатному пропагандисту, который и так от безделья пухнет, собирая сплетни и компромат на офицеров штаба вместо чтения пропагандистских лекций. Став ни с того ни с сего партийным активистом, Иванов получил сомнительно-почетное право участвовать в “конференциях партийного актива”, один раз в квартал устраиваемых политотделом в доме офицеров. “Сомнительно-почетное” потому, что офицеры актива, насколько это возможно, увиливают от подобных мероприятий, т.к. смертельная скука сюжета их сокращает и без того короткую человеческую жизнь. И делом чести каждого считается умение заступить на вахту или уехать в командировку в дни проведения “партийного форума”.
Темой очередной конференции объединения стал актуальнейший вопрос: “Продовольственная программа и задачи коммунистов объединения по ее выполнению”. Особую пикантность тема приобретала потому, что выполнять программу, придуманную сытыми чиновниками из ЦК, предстояло людям, плечи которых украшались погонами. Абсурдность сего понимал каждый, однако в планах политотделов должна была появиться отметка “вып.” И вот ради этой отметки в один погожий весенний день, когда крестьяне запрягают коней, чтобы ехать на пашню, в целях выполнения программы ЦК 300 здоровых мужиков плавающего и неплавающего состава ВМФ, оторванные от неотложных дел боевой подготовки, были согнаны и сведены в актовый зал дома офицеров.
Играл оркестр, привезенный с крейсера, в фойе бойко шла торговля книжной продукцией. Офицеры стремились купить Дюма или Конецкого, политработники демонстративно тратили деньги на речи Леонида Ильича и материалы съезда, демонстрируя всем высокую сознательность и понимание политического момента. Каждому прибывшему делегату бойкий старшина бойко вручал записную книжку или ручку, в расчете на то, что у кого-либо возникнет желание записать умную мысль, родившуюся в мозгах членов президиума или докладчиков. Зал заполнялся, начиная с последнего ряда, т.к. каждый стремился обеспечить себе возможность сыграть в шахматы или морской бой и, на худой конец, вздремнуть, что совершенно невозможно в первых рядах. Зал гудел. Раздавались возгласы приветствий, шутки, здоровый смех: еще не приступив к решению продовольственной программы все были сыты.
Наконец, президиум занял свои места. В центре сидели ЧВС ТОФ вице-адмирал Славский и зам. командущего ТОФ знакомый нам вице-адмирал Ясаков. Зазвучал гимн Советского Союза. Все встали по стойке “смирно”. Конференцию открыл ЧВС объединения – контр-адмирал. Отдав дань восторгов гениальности Леонида Ильича и восхитившись мудростью политики направляющей и руководящей страной партии, придумавшей такую ловкую штуку как продовольственная программа, он приступил к анализу ситуации в продделе собственного объединения.
Все оказалось в порядке. Даже Глазунов и Бронштейн попадали в разряд отличников общепита. Однако командиры соединений были жестоко разнесены за то, что не используют всех возможностей для разведения поголовья хрюшек на основе развития подсобных хозяйств. Масса пищевых отходов с кораблей, являясь ценным сырьем для увеличения поголовья, гибнет на свалках и разворовывается чайками. Офицеры землю не пашут и не сажают картошку, а норовят покупать ее в магазине. Но на всех картошки не хватает, как бы ни старались руководители военной торговли. Перемерзает она и гибнет в вагонах на пути в северную часть Хабаровского края. Можно, оказывается, было бы изыскать возможности каждому офицеру завести личную козу, чтобы дети имели к столу свежее молоко. И вообще, стоит только приложить усилия и смекалку, как в каждой квартире появится свой инкубатор или кроличья ферма. Но пассивность офицерского состава, несмотря на его круглосуточную занятость и каторжный труд, – единственная причина скудости продовольственных прилавков и обеденного стола. Слушая этот бред, офицеры, привычные ко всему, играли в морской бой и весело переругивались. Но – шепотом. И никто не сознавал своей вины и собственной сельскохозяйственной глупости. Наконец, призвав народ к правильному пониманию политической ситуации, оратор сел на место.
Слово предоставили директору военного совхоза (есть и такой) “Акур”. Из зала поднялся капитан-лейтенант и, переваливаясь с ноги на ногу, двинулся к трибуне. Мундир плотно охватывал могучие телеса. Щеки, как у китайского мандарина, лежали на погонах. Было видно, что вольные хлеба и свежий воздух совхоза способствуют укреплению здоровья и поднимают благосостояние военного сельхозруководителя. Наконец-то командиры кораблей и соединений увидели своего врага и мучителя. Дело в том, что ежегодно в разгар сезона боевой подготовки по просьбе этого мандарина и по приказанию свыше в каждом соединении формировался ударный сельскохозяйственный батальон из механиков, комендоров, связистов и прочих военспецов и направлялся в совхоз для посадки, выращивания и уборки овощей и злаков. А корабли лихорадило от нехватки специалистов. К тому же ударники сельского хозяйства, наряду с приобретением навыков нерадивого крестьянина, напрочь забывали свою основную военную специальность. И зимой корабельные офицеры, восстанавливая классную квалификацию разболтавшихся за лето военных крестьян, миллиардами губили свои нервные клетки, получая взыскания от высшего начальства за слабую специальную подготовку личного состава.
Оратор, привыкший к тому, что его всегда внимательно слушают совхозные доярки, обстановку оценить не сумел. Распушив павлиний хвост, он соловьем заливался, перечисляя гектары вспаханных земель, поднятой зяби, тонны овощей, молока и сметаны, произведенных в военном совхозе. Знаменитый Орловский с Могилевщины, окажись он случайно в зале, в досаде должен бы был сорвать со своей груди звезды Героя Социалистического Труда и приколоть их на грудь своего коллеги в погонах. Народ оживился и возроптал, отложив в сторону шахматы и шашки. Из зала посыпались вопросы и реплики. Причем тон их никак нельзя было назвать дружественным.
– Ишь, наел харю на свежей сметанке!
– А где же все то молоко и сметана, о которой ты здесь шумишь, когда даже наши дети в садиках ее не видят?!
– А он отправляет ее за Урал, где производят сухое молоко. Вот мы его и употребляем.
– Сколько матросов он нам испортил, а толку ни на грош!
– Гони этого салагу с трибуны, чтоб не дурачил нам здесь головы! В прорубь его, товарищи!
– Ха-ха-ха!
– Пока торгаши будут снабжаться из подсобок, свиньи на балконах у офицеров не вырастут! ,
– Ха-ха-ха!
Дело принимало совсем не патриотический оборот. ЧВС, для которого свежая сметана и парная телятина не были дефицитом, согнал с трибуны директора совхоза и не рискнул предоставить слово начальнику военторга Бандяеву, которого в поселке звали Бляндяевым за условия конкурса, которые он установил для тех, кто претендовал на место торгового работника в системе прод– и промснабжения гарнизона.
Стройная система конференции партийного актива, сценарий которой написан был в тиши сытых кабинетов, рухнула, как и сама продовольственная программа. ЧВС флота, оценив низкую партсознательность офицерского состава, пекущегося более о боевой подготовке кораблей и благополучии собственных семейств, чем о приросте поголовья крупного и мелкого, но рогатого скота, предоставил слово Ясакову – человеку, который не смог бы отличить барана от козла, но великолепно знавшему флот и основы управления им. Человеку, способному вести в бой эскадры и побеждать – вопреки хамству и грубости, а может, и благодаря им. Война – дело не для младенцев. Уж он-то мог завладеть вниманием аудитории моряков, родственных ему по духу.
Выйдя на трибуну, оглядев внимательно зал и сознавая нелепость ситуации, навязанной ему, адмирал сразу же изменил направление мыслей возбужденных военморов.
– Свиньи – это хорошо. Но – ну их на хер. Одной рыбы на них не напасешься! (Наверное, он считал хрюшек какими-то земноводными, питающимися исключительно рыбой). Пусть их растят тыловики, а офицеры должны заниматься своим прямым делом, – сказал он.
Зал одобрительно зашумел. Те же, кто устроил эту никому не нужную говорильню, опустили головы: возразить Ясакову на флоте не мог никто, кроме командующего.
– От свиней одни неприятности. Представьте себе, – продолжал адмирал, – в Техасе, в объединении Варганова, завели подсобное хозяйство. Построили кошару. Привезли откуда-то поросят. Штук семьдесят. Отыскали на крейсере свинаря. Пока поросята были маленькие, жратвы хватало. Но когда они подросли, то пищевых отходов стало явно недостаточно. Штук 10 поросят сдохло. Десятка два успели прирезать. Тридцать, наиболее выносливых, обросли шерстью, съели заборы и убежали в тайгу. Одичали. Теперь носятся по лесу как сайгаки, жрут желуди и даже по деревьям лазят. Оставшихся кое-как укротили. Начальником тыла там капитан II ранга Петров. И что же сделал этот павиан? Он ничего лучшего не придумал, как отдать распоряжение свинарю откормить одного поросенка для командира эскадры, другого – для НПО и так далее. Матрос, четко выполняя приказание, отмаркировал хрюшек кузбаслаком, чтобы не перепутать, какая кому предназначена. Приезжаю. Смотрю на это свинство и вдруг вижу... На боку одной свиньи написано “начальник тыла”, а на другой – “начальник штаба”, на третьей – “Нач. ПО” и т.д. Выдрал всех, как последних музгарок. Докладывают, что надписи срезали. Когда свиней перережут, обещали кусок прислать.
Зал лежал вповалку. Не смеялся только Славский, т.к. направление серьезного вдумчивого разговора приняло явно несерьезную окраску.
Ясаков продолжал, от свинства переключившись на насущные проблемы флота.
– Вы, товарищи офицеры, ни хрена не умеете служить. Я сейчас научу вас. Ответьте на вопрос, какого офицера можно назвать толковым? Того, кто умеет отдавать грамотные приказания? Нет. Это дерьмо № 1. Того, кто отдав приказание, контролирует его выполнение? Нет. Это дерьмо № 2. Того, кто приказал, проконтролировал исполнение, произвел грамотный анализ действий подчиненных, научил их действовать в более сложной ситуации и сделал выводы на будущее? Нет. Это дерьмо номер три. И только тот может называться толковым парнем, кто обеспечит матросу здоровье, сытость, своевременный отдых, а уж затем выполнит все, о чем я говорил выше. При этом может с матроса хоть 100 потов выгнать. Сытый матрос не будет в претензии.
Вспомнив, наконец, что тема сегодняшнего собрания чисто политическая, и за столом президиума сидит ЧВС флота, Ясаков переключился на очередную проблему.
– Вот вы, здесь сидящие, знаете, что положение дел с дисциплиной личного состава довольно сложное. А почему? Потому, что Вы не проводите достаточной работы по укреплению и росту рядов КПСС среди рядовых моряков. Представьте, что у вас в каждом кубрике есть коммунист. Само по себе его присутствие может и не повысит сознательность бездельников и хулиганов. Но положительный эффект обязательно будет. Любой, самый недисциплинированный годок, воздерживается от того, чтобы дать по ушам карасю в присутствии коммуниста. А почему? Да потому, что он же заложит!
Зал грохнул хохотом. Ясаков смутился. ЧВС объявил перерыв.
После перерыва зачитали и утвердили, резолюцию конференции: распахать столько-то га неудобий, посеять, посадить, убрать и скушать. О чем было уведомлено Главное политическое управление ВМФ в соответствующей телеграмме. Триста здоровых мужиков, в течение рабочего дня принимавших участие в выполнении решений ЦК по обеспечению страны мясом и овощами, убыли на корабли и в гости, где их ждал довольно сносный ужин. Я был счастлив полакомиться отбивными, которые великолепно готовила моя любимая жена. Партийный активист обязан хорошо питаться.
XXX
Время летело со скоростью ракетного катера, вышедшего на редан. Прошла зима, отшумела грязными потоками на дорогах весна, начинающаяся в здешних местах в самом конце апреля. Растаявший лед обнажил холодные свинцово-серые воды залива. Корабли, потягиваясь после зимней спячки, готовились размять свои суставы и мышцы в баталиях береговых, воздушных стрельб и стрельб по морским целям. Заместитель командира бригады по ЭМЧ капитан третьего ранга Лойко проводил сборы.
Лето для флота по напряженности боевой деятельности может сравниться с напряжением тружеников сельского хозяйства, ведущих битву за урожай. Отличие состоит лишь в том, что крестьяне безуспешно борются с конторами госагропрома, а военморы, объединив свои усилия с усилиями вышестоящих штабов, совместно бьются за высокие надои, вернее, показатели в боевой и политической подготовке. На флотских нивах агропром и крестьянин пашут в одной упряжке, т.к. все одинаково отвечают за конечный результат. Гноить убранную картошку, в отличите от агропрома, здесь не позволено никому. Молох мировой технической мысли, сосредоточенный в кораблях и ракетах, ошибок людям в погонах не прощает. Вышестоящий штаб – это не обком партии, прощающий сельхозчиновников за погибший урожай, удовлетворяясь морковкой из спецмагазина.
Соединения и корабли флота живут по плану, как и все структуры советского общества. Увязать планы флота, флотилий, эскадр, бригад, дивизионов и отдельных кораблей в одну стройную систему настолько же невозможно, как выдавленную из тюбика зубную пасту вдавить обратно. Флот, например, доводит до флотилии план, согласно которому энное количество кораблей её в назначенный день и час должно выполнить энное количество боевых упражнений. Подчиненные отвечают “есть”, но в это время портится погода, авиация не летает, и план срывается. На следующий день авиация уже летает, но выходит из строя какая-либо штука на корабле, план опять летит в трубу. И так до тех пор, пока совокупность всех случайностей не сойдется в одной точке. Подобной точкой на флоте всегда является выход корабля в длительное плавание. Именно здесь план обычно сбоев не дает, т.к. дата выхода назначается Главкомом, и никто не возьмет на себя смелость доложить в Москву о её изменении, какие бы объективными причины ни были.
В июне перед штабом бригады была поставлена задача подготовить по полной схеме и отправить в длительный поход БПК “Гордый”. Уже в новом качестве – флагмана. Мне предстояло готовить медицинскую службу к тому, чтобы она могла с честью выполнить задачи обеспечения помощи морякам в предстоящем длительном походе. Отличие состояло в данном случае в том, что я сам оставался дома, а в море уходил другой доктор. Это налагало на флагмана еще большую ответственность, т.к. будучи уверенным в себе, я постоянно сомневался в возможностях и уровне подготовки своих подчиненных, хотя всецело доверял им и никогда не высказывал свои сомнения вслух.
В море уходил доктор Ковров. Красавец мужчина. Высокого роста и могучего телосложения. Короткая стрижка и высокий сократовский лоб делали его лицо мужественным. Спокоен, рассудителен и молчалив. Любимец публики и женщин. Немного с ленцой. Больные для него – досадная помеха в организации личного досуга. В подпитии любит демонстрировать силу кулаков, нанося удары по двери собственной каюты, потому дверь вся во вмятинах. Надежный товарищ. Старший лейтенант. Исходя из степени надежности подчиненного, я возложил на него основной груз подготовки корабля к походу, оставив за собой функции контроля, тем более, что летний Владивосток не располагал к напряженному ратному труду. Однако, препятствием к вольному времяпрепровождению стоял капитан первого ранга Чериватый, собиравший офицеров штаба в своей каюте по десять раз на дню, и вместе со своим начальником политического отдела, обвинявшим механиков, артиллериста и флагманского специалиста РТС в том, что изношенные механизмы и электронная техника не позволяют кораблю выйти в море в полной боевой готовности. После чего механик Лойко, надев комбинезон и хватаясь за сердце, нырял в очередной трюм, а флагманской РТС Нестеренко строил своих электронщиков с чабанским образованием и повторял им прямо в лицо, невзирая на лица, все то, что думал о флагмане командир соединения, добавляя от себя ряд пикантных педагогических приемов. После этого чабаны дружно шли в атаку на изношенные станции “Дон”, “Волга”, “Иртыш”, “Амур” и другие. Однако, основной груз по вводу их в строй лежал на представителях промышленности.
Не избиваем был только флагманский связист, капитан третьего ранга Сырейщиков. Причина феномена крылась в том, что он близко был знаком со всеми офицерами отдела связи флота, т.к. раньше служил в штабе Хронопуло в Индийском океане, куда посылаются корабли всех флотов, тем самым обеспечивая контакты между офицерами индийско-океанского штаба и офицерами управлений флота. В штаб бригады нижестоящий по своему положению Сырейщиков попал из штаба вышестоящего (по причине потребления горячительных) – качество, не вписывающееся в инструкции поведения советских граждан за рубежом, И хотя некоторые офицеры ломают карьеру свою большими возлияниями, многие “горят” только на “запахе” или случайностях. Однако, несмотря на все грехи свои на поле дружбы с Бахусом, флагсвязист был хорошим, знающим специалистом и толковым организатором связи. Несмотря на это, веревочка его военной судьбы все же неминуемо должна была разорваться. Так впоследствии и случилось. А теперь, отлично умея организовать досуг военморов, Сырейщиков в порядке первого шага в создании служебного комфорта, предложил мне, объединив капиталы, снять номер в гостинице “Владивосток”, чтобы иметь возможность элементарно высыпаться но ночам, т.к. на готовящемся в поход корабле мест в каютах для офицеров штаба просто не было. И печальное обстоятельство бездомности и неустроенности вынуждало военморов тратить свои не столь уже внушительные рубли на организацию элементарного ночлега. Хорошо еще, что стол корабельной кают-компании вовремя снабжал офицеров обедами и ужинами. Предложение связиста было принято, и после рабочего дня мы могли отдохнуть в условиях относительного комфорта и чистоты, хотя подобная роскошь и влетела в копеечку.
В гостинице “Владивосток” проживала труппа Ленинградского драматического театра, приехавшая на Дальний Восток в поисках популярности и денег. Все артисты, как объяснил один их них офицерам, приехали на гастроли без мужей и жен, однако, расселены в номерах были по парам, что стимулировало творческие искания и вдохновение. И, что удивительно, не заметно было, чтобы комсомол или профсоюз препятствовали столь осуждаемому политотделами росту мастерства. Распорядок дня артистической братии не мог уложиться в сознании военного человека, как и те завтраки, которыми угощалась творческая интеллигенция в гостиничном буфете: кефир и заморская кабачковая икра. Все объяснялось просто, как правда: деньги, получаемые на гастролях, складывались в кубышку, дабы иметь возможность в Ленинграде, дома, позволить себе единожды завалиться в “Метрополь”. Представления военморов о том, что мир искусства живет только Шекспиром и музами, не соответствовали действительности. Основная тема, которой касаются в разговоре служители сцены, – деньги и успехи своих соперников и соперниц. К тому же, оказывается, громкая театральная слава и эстрадный фурор практически на зависит от истинного таланта. Все прозаичней, все, как и на флоте. Успеху способствуют два условия: наличие волосатой лапы в Москве или отсутствие совести на периферии. Лучше, если эти два условия объединяются вместе. Но исключения, конечно, не редки.
Я еще во время учебы в Ленинграде любил этот театр, а посему своего знакомого артиста попросил (парень жил в соседнем номере) организовать для меня просмотр репертуара, что было невозможно на законных основаниях – билеты на спектакли в городе распространялись только среди местной знати и мафии (край-гор-райкомы, исполкомы, управление культуры и торговли, профсоюзы и т.д.). Получив восемь “контрамарок” на каждый из спектаклей, привезенных ленинградцами, пообещав взамен обильный прозаический обед для всей труппы, я заделался театралом на ближайшие две недели. Сырейщиков и Ольховский, предпочитая отдых в ресторане, от приглашения доктора разделить с ним любовь к искусству отказались.
И дни потекли, насыщенные сборами и разборами, надоевшими хуже старой любовницы, но вознаграждавшие доктора великолепием гастрольных спектаклей по вечерам. Комбриг даже не подозревал, что его офицер, обязанный денно и нощно стоять на страже боевой готовности кораблей, может себе позволить такую безответственную нескромность, как посещение театра и барскую роскошь проживания в гостиничном номере. В руководящей голове каперанга подобная крамола уложиться не могла. Советский офицер из плебеев не имеет права на роль дворянских выкормышей царской гвардии.
Однажды, в точном соответствии с графиком, утвержденным лично комбригом, я должен был оставаться на корабле, как “обеспечивающий” офицер штаба. На вечернем докладе исполняющий обязанности начальника штаба флагштурман Егоров доложил:
– Сегодня, согласно графику, обеспечивает флагманский доктор Иванов.
Для читателя, как и для, любого офицера, слово “обеспечивает” совершенно непонятно. Уставами определены такие виды деятельности службы, как дежурство и вахта. Об “обеспечении” там нет и намека. Однако, недремлющая руководящая мысль изобрела подобный вид ратного труда, чтобы “служба раем не казалась”. Это “обеспечение” означает примерно то, что офицер штаба, лишенный права схода с корабля к семье, остается в течение ночи в дружном коллективе корабельных офицеров. Заниматься при этом он может чем угодно, но – утром докладывает о проделанной непроделанной работе. И обеспечивающий заложник всегда будет выдран начальством, если на корабле, где спит этот “заложник”, что-либо случится из разряда ЧП: самовольная отлучка матроса, например. На утренней “пятиминутке” комбриг будет полчаса обвинять “заложника” в отсутствии у него служебного рвения и офицерской чести. И наиболее интеллигентное обвинение из уст комбрига будет звучать примерно так: “Вы товарищ..., занимаетесь только пережевыванием пищи и отбрасыванием кала”.
Сидя на корабле, который навевал на меня грустную думу, подобно несжатой полосе, любоваться которой предстояло много лет, я вспомнил один случай из серии “организации схода офицерского состава”. Флагманским врачом я был назначен после длительного похода, продолжавшегося девять месяцев. “Условие обстановки” в соединении, куда я был назначен, не позволяли комбригу отпустить меня на сход или домой в краткосрочный отпуск еще в течение трех месяцев, так что я ровно год выходных не имел. Подобные перегрузки могут подвигнуть любого военмора на нарушение воинской дисциплины, что и случилось благополучно со мной. Однажды, уйдя в поселок Заветы Ильича в среду вечером, из “самохода” я прибыл утром следующей среды, сам себе предоставив для отдыха ровно пять дней.
Заявившись в каюту комбрига, я был встречен ласково и радушно. Самое малое, что меня ожидало, это “стопроцентная вероятность увидеть свои я....висящими на клотике “Гневного”. Однако, комбриг, оценив ситуацию с организацией моего личного отдыха в течение года, принял довольно гуманное решение:
– Ладно, док! Черт с тобой, прощаю. Служи спокойно. В следующем месяце поедешь домой на неделю.
Но этим инцидент исчерпан не был. После пятиминутки офицеров штаба и политотдела в кают-компании гуманист и радетель, капитан второго ранга Тюленев обратился ко мне.
– Товарищ Иванов, объясните нам, где вы были в течение пяти суток?
Я ответил, что подробную информацию по этому вопросу я уже выдал комбригу.
– И что вам сказал комбриг?
– Он разрешил мне спокойно служить дальше.
– Нет, Иванов, отныне вы спокойно служить не будете. У вас семья есть? – задал не относящийся, как мне казалось, к делу вопрос начпо.
– Да, у меня есть семья.
– Вы были у женщины! – выдал совершенно необоснованное в данном случае, однако, наиболее вероятное соображение радетель. – И посему я вынужден применить к вам меры партийного воздействия. Ваше поведение просто аморально! Оно никак не согласуется с чистым образом коммуниста!
В речи начальника политотдела слово “аморально” прозвучало никак не меньше десяти раз, что резало мой слух с силой неразношенных флотских ботинок. “Болезненно реагируя на критику”, и допустив недопустимую несдержанность, я, в свою очередь, спросил разносившего меня принципиального коммуниста:
– Товарищ капитан второго ранга, у вас есть семья?
– Да, у меня семья есть, – не ожидая ничего неожиданного ответил Тюленев.
– А разве не аморально то, что вы е... трахаете библиотекаршу из дома офицеров?!
И вот тут произошло то, что на флоте называется “монтана, конец всему, и вилы в бок...” Воспитатель, почернев лицом, под устремленными на него взглядами офицеров штаба, резво ускакал из кают-компании. Взгляды политотдела были устремлены на меня, так беспардонно нарушившего военную субординацию. Следствием данного инцидента было то, что за два последующих года нашей совместной службы, я никогда не подвергался критике и воспитательным мерам со стороны старшего политического начальника. И домой во Владивосток я ездил регулярно, пока там жила моя семья.
Вспомнив эту историю, я рискнул уйти в театр, за что утром следующего дня был разнесен комбригом в пух и прах за нерадение к службе и странную для офицера любовь к искусству.
В соответствии с планом, ценной невероятных усилий всех категорий личного состава, корабль “Гордый” был подготовлен к выполнению задач в длительном плавании, и в назначенный день и час убыл из Союза. По итогам боевой службы он был оценен на “отлично”. Что и требовалось доказать.
XXX
Жизнь продолжается, идет строевым шагом, хромает, обрывается неожиданно, возрождается в наших потомках, преподносит сюрпризы, наносит травмы на лица и другие части тела. На кораблях и в частях подобное происходит довольно часто, так как сверхнасыщенность военных объектов военной техникой, аппаратурой, электросистемами и другими травмирующими факторами, просто не может не травмировать личный состав. Но весь советский народ знает о подобных особенностях военной службы. Поэтому речь пойдет не о них. Всем известны так же и живучие на флоте преступления против личности в воинских коллективах, называемые в отчетах о проделанной политико-воспитательной работе, как НЕУСТАВНЫЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ. Это значит, что подобные взаимоотношения между военнослужащими не предусмотрены воинскими уставами. Мордобой среди мирного гражданского люда так же не предусмотрен уголовным кодексом. Но, несмотря на то, что Уставы ВС СССР и Уголовный кодекс Союза утверждены президиумом Верховного Совета, эти документы имеют совершенно разную силу законодательных последствий для граждан, нарушающих положения этих руководящих папирусов. Если вам придет в голову залепить оплеуху первому встречному на улице, то результатом сей агрессивной акции будет ваше личное водворение в Матросскую тишину или Ленинградские “Кресты”. Если же подобная идея посетит голову двадцатилетнего балбеса на корабле и, осуществленная, не повлечет за собой тяжелых последствий, то максимальное наказание, которое грозит нарушителю закона, не превысит десяти суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптической вахте. Да и то не чаще пяти процентов всех случаев творимых безобразий. Это ведь не драка, не избиение младшего по сроку службы, не грабеж, не издевательство, не садизм... Это просто “ДЕДОВЩИНА” в армии и “ГОДКОВГЩИНА” на флоте, это просто “УРОДЛИВОЕ ЯВЛЕНИЕ”, с которым нас призывают бороться со всех трибун все категории руководителей партии и правительства, все военные руководители от ефрейтора до маршала, все военные прокуроры и политические отделы.
Матросы третьего года службы на флоте именуют себя ГОДКАМИ, но, мне кажется, более приемлемым в данном случае названием было бы слово ГАДКИ, как производное от слова ГАД. Так вот, эти гады несут ответственность за свои преступления не чаще, чем в пяти процентах всех возникающих случаев. Однако, офицер любого ранга от лейтенанта до командира корабля, всегда “будет растерзан, избит и распят” не “за то, что в руках у него молоткастый и серпастый”, а из-за отсутствия такового. Это, конечно, правильно, если касается боевой готовности или внутреннего порядка в подразделении того же офицера, если положение дел на том же корабле не позволяет выполнить боевую задачу. За подобное командир и должен быть “распят”. Но на то ему и власть командирская дана. На то он и присягу принимал. Но почему офицеру должны задерживать звание, отодвигать очередь на квартиру, лишать продвижения по службе, снимать с должности и уничтожать его морально за преступления, творимыми совершеннолетними скотами в погонах? Ведь каждый, поднимающий руку на своего собрата, знает, что совершает преступление, знает законы о воинских преступлениях, доводимые до каждого военнослужащего под роспись с прибытием на корабль последнего. Каждый знает все! Но годок знает и то, что никакой ответственности он не понесет в 95 процентах случаев. Следствие безответственности и беззакония – жестокость по отношению к младшим товарищам, трагедии, слезы солдатских матерей и сломанные судьбы зачастую очень и очень толковых офицеров.
Защищая себя, свою семью и будущее, командир любого ранга вынужден скрывать от всех руководящих органов истинное положение вещей в своей епархии: командир боевой части скрывает “грубые проступки" от командира корабля; командир корабля – от командира соединения; тот – от вышестоящего начальника... И так вплоть до министра обороны, до правительства, которое, в свою очередь, скрывает положение дел в стране от собственного народа, из которого формируются ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ. За воинские преступления могут быть наказаны все, даже правительство, оставив в стороне от порки непосредственного виновника.
Итак, одна из причин ГОДКОВЩИНЫ – безответственность непосредственно виновных в ней. Существуют еще тысячи причин, исследованию которых посвящены огромные труды психологов, социологов и прочих ГОВ... В каждом случае причины разные. Однако, сгруппировав их под общим заголовком, можно выделить всего несколько: тяжелейшие условия службы, неустроенность быта военных спецов, круговая порука среди всех слоев нашего общества, идеология вседозволенности верхам и бесправие находящихся внизу, победные фанфары при отсутствии побед и слабое психическое здоровье приходящих на военную службу.
На корабле обращающиеся за медицинской помощью даже по поводу незначительной царапины матросы обязательно заносятся доктором в медицинский кондуит, фиксируются в “карточке учета травматического повреждения”, к тому же пишут “объяснительную записку” с изложением причин и обстоятельств полученной травмы. При условии добросовестности корабельного врача, конечно. На вечернем докладе полный список пострадавших и больных обязательно доводится до сведения командира. Умный бюрократ от медицины обязательно должен потребовать автограф командира на вышеуказанный список, так как отсутствие такового может привести к нежелательным последствиям для эскулапа. Тем более, что врач не несет ответственности за битые и сломанные челюсти, а токмо за оказание медицинской помощи пострадавшим.
Так вот, на КРЛ “Александр Суворов” начальник медицинской службы, старший лейтенант Ситкин, был очень добросовестным и исполнительным медицинским офицером. Кроме докладов командиру, он добросовестно докладывал весь анализ травматизма своему флагманскому врачу, т.е. мне. Поступающие ко мне с кораблей сведения о травмах, я ежемесячно докладывал в письменном виде командиру соединения и своему прямому медицинскому начальнику, как этого требуют все руководящие циркуляры. Периодичность доклада – ежемесячно. С такой же периодичностью бывал вызываем комбригом на конюшню и подвергался порке. Порке подвергались также командир крейсера и мой непосредственный экзекутор. И всем бывало справедливо нехорошо.
Летом 1984 года доктор Ситкин на крейсере отсутствовал, находясь в Северном Ледовитом океане; я отсутствовал в своем собственном соединении, находясь в белорусской деревне Ладеники. А в это время “тучи над городом встали” и в воздухе запахло: по жалобе матроса министру обороны на несправедливость существующего на крейсере порядка вещей по вопросу военных оплеух на корабль прибыл командующий флотом адмирал Смирнов. При проверке корабельной организации профессорами из отдела устройства службы из медицинских документов было выявлено около трехсот случаев “неуставных взаимоотношений”. Как оказалось, о подобных безобразиях “не знали” ни командир корабля, ни командир соединения, ни старший медицинский начальник полковник Ушаков, так как о данном криминале не докладывали ни главврач корабля, ни флагманский врач бригады. А так как подобный медицинский сволочизм обязательно должен был быть наказан, то и “за сокрытие от командования фактов неуставных взаимоотношений”, товарищ Ситкин был снят с должности, а я получил строгий выговор в приказе моего непосредственного начальника. Однако, наказание мое нигде зафиксировано не было, в то время как Ситкина с великим трудом удалось назначить на равнозначную должность. И в настоящее время он так же добросовестно служит в СЭО Тихоокеанского Флота.
Всем матерям, рыдающим при отправке сыновей на военную службу, надо знать, что на флоте бьют слабых, неспособных себя защитить. Бьют не умеющих ничего делать, даже постирать себе носки. Бьют ленивых и ноющих, сетующих на тяготы и лишения службы, бьют информирующих командование о проступках сослуживцев. Я знал одного матроса, который, предупредив наиболее наглого и жестокого годка о том, что не допустит издевательства над собой, в ответ на удар в челюсть всадил обидчику нож в легкое, но никогда и ни кем впоследствии обижен не был. Это не лучшее решение вопроса, но... защищать себя должен уметь каждый, так как неспособный защитить свою честь и достоинство, не сможет защитить Родину, если она того потребует.
Конец первой книги
СЛОВАРЬ СОКРАЩЕНИЙ
НПО – начальник политического отдела
ЗНПО – заместитель начальника политотдела
ЗКПЧ – заместитель командира по политчасти
СП К – старший помощник командира
ЗК – заместитель командира
ККОС – каюткомпания офицерского состава
НУВЗ – неуставные взаимоотношения
ОО КГБ – особый отдел КГБ
ППО и ППР – планово-предупредительный осмотр и ремонт
МГ – машинная группа
ПС ВМФ – плавсостав ВМФ
НМС – начальник медицинской службы
ГКП – главный командный пункт
ПЭЖ – пост энергетики и живучести
ДС – дивизион связи
ВАК – высшие академические курсы
НШ – начальник штаба
ЖБП – журнал боевой подготовки
МЛП – марксистско-ленинская подготовка
ИПЗ – итоговые политзанятия
ГУК – главное управление кадров
ТЛГ – телеграмма
БПК – большой противолодочный корабль
СКП – сторожевой корабль
ЭМ – эсминец
КГЛ – легкий крейсер
МТ – морской тральщик