В рассказ Николая о непричастности Скребкова к покушению на жизнь Василия Васильевича мальчишки не поверили. Нет! Спорить с ним они не стали. Обидно, конечно, когда тебе старшие не верят. Да еще и когда не верят совсем безосновательно. Но, что поделаешь?… Был бы Николай Федорович с ними тогда, то сам Козлоборода увидел бы. Но его с ними не было, то и не убедишь его теперь ни в чем. Зачем же энергию зря тратить? И сами докажут, что надо.

Но одно дело — пообещать что-то, даже себе самим, и совсем другое — выполнить свое обещание. Не подойдешь ведь к тому маменькиному сыночку, и в глухой угол его своими вопросами не загонишь. Скорее всего, в его конторе даже в кабинет, где он работает, не пустят. Не на улице же его сторожить! Да он просто отмахнется от них, как от надоедливых мух, и все дела. Еще и щелбанов надает.

Хотя, если хорошо постараться, то они, все вместе, и отлупить того Скребкова могли бы. Но не на улице же это делать. Так и самим в тюрьме оказаться недолго. Если б хоть знать, что за дело… А, вдруг, это не его работа? Что с того, что был он дома вечером, накануне покушения на их директора? Мало ли, зачем он домой наведывался. А что исчез так неожиданно, так ведь за то не наказывают. Когда пожелает, тогда и едет. И в область возвращается тогда, когда самому захочется. Но ведь был Козлобород в тот вечер дома. Был!

Конечно, можно было бы еще с кем-то из взрослых посоветоваться. Но Петькина мама о том и слушать не хотела. Сразу ответила сыну, что в таких делах не разбирается. Николай Федорович, вон, сам почему-то решил, что они все нафантазировали. С ним теперь, тем более, о том не поговоришь. Идти к полицай-Макару? Так они еще свою эпопею с дровами не забыли. Прихватил он их как-то с целым возом дров. Еще и в своем дворе выгрузить велел. Потому что в то, что им разрешили пенсионерам за небольшую плату дрова привозить, не поверил. Мальчишек тогда и слушать не пожелал. Не доверяют ему они теперь. Впрочем, и раньше не доверяли, так как много чего о нем слышали. Очень даже нелицеприятного. Тем более, что он вон как с их старшим другом поступил! А извиняться и не собирается.

Хлопцы довольно долго обдумывали возникшие у них подозрения, а также и саму проблему, так неожиданно свалившуюся на их юные головы. Конечно, если бы кто-то подтвердил, что был Николай Скребков в тот вечер дома, но никакого отношения к тому событию не имеет, то они и успокоились бы. Но ведь никто его непричастности к преступлению подтвердить не может. А они, пока еще, никак не могут подтвердить именно виновность Козлоборода.

— Ну и что делать будем? — снимая свою кепку-тенниску и вытирая мнимый пот с чела, в очередной раз обратился к друзьям Петька. — Как Козлоборода на чистую воду выводить будем?

— А, давайте, дождемся, когда он в следующий раз домой приедет, — не выдержался самый младший из них, Мишка, — подловим его где-то в темном углу, да и темную ему устроим. Если будет сильно брыкаться, то отлупим, как следует. Чтобы впредь знал, как от честных людей прятаться!

— Да ты что, совсем с ума спятил, или только наполовину? — не сдержал своего возмущения Петька. — Забыл, что он может и один раз в год домой наведаться? Будешь его до новых веников ждать? А тем временем нашего Николая Федоровича зазря под суд отдадут. Тут что-то более существенное, более реальное придумать надо…

— Реального никто и не придумывает, — высказал свою углубленную мысль Тарас-Философ. Уж очень любил этот парень хитроумно объяснять простые и всем понятные вещи и явления. — Реальное, оно и так на поверхности лежит. Его и так всем видно. А вот действительное событие, которое имело место быть, или которое могло иметь место в недалеком прошлом, действительно доказать надо…

— Вот запрыгнул наш Философ на своего любимого конька! — сердито поморщился Петька. — Ты хоть сам понял, о чем теперь сказал? Лучше бы к моим словам не придирался. Я, как Николай Федорович в таких случаях говорит, в институте благородных девиц не обучался. Могу что-то и не совсем по литературному сказать. Но понять, то ты понял, о чем я говори?

— Понял, конечно. Но…

— Вот и не пытайся показать себя умнее других. Можешь что-то по делу сказать — говори. Не вынуждай себя упрашивать. А не можешь, то лучше помолчи, а меня за язык не хватай. Не о красоте моей речи мы сейчас рассуждаем.

— Да я что? Я — ничего. Я — как все…

— Ты бы лучше не «как все», а действительно подумал головой, покумекал бы, да и посоветовал бы, как всем доказать очевидный для нас факт. Книжек больше всех читаешь. Вот и используй свои знания на хорошее дело! А то только философию свою разводишь. Тоже мне, Хвилософ!..

Лучше бы Петька свою гневную речь сделал хоть чуть-чуть короче. Хотя бы — на несколько последних предложений. Тарас на него разозлился. В тот вечер он больше и слова не сказал. Только обиженно сопел, да изредка искоса посматривал на своего обидчика.

Мальчишки еще долго сидели бы вот так на лавочке возле Петькиного дома, изредка поглядывая друг на друга, если бы не Мишка. У него так часто бывает. Скажет что-то, вроде бы ничего не значащее, и смотрит на тебя невинными глазами. Будто примеряется, в состоянии ли ты постичь всю глубину его мысли? Так и тогда было.

— А не «купить» ли нам бабку Скребкову?

— Г-ги! — не удержался Олесь, привыкший больше помалкивать. — Да она что, товар какой-то, что его в магазине купить можно? Ты больше ничего придумать не мог? Чтобы еще смешнее было?

— А мне кажется, что Мишка о деле говорит…

Петька так треснул Мишку по плечу, что тот чуть с лавочки не свалился.

— Чего дерешься? — обиделся он на бригадира. — Мог бы просто «спасибо» сказать. Я ведь на премию не напрашиваюсь…

— Извини, Мишка, — смутился Петька. — Это я от радости. Не обижайся! Лучше уж меня ударь!

— Еще чего? Что я, драчун какой-то? Хватит в нашей компании и одного такого. Который эмоции свои сдерживать не научился…

— Ну, чего ты? Я ведь извинился.

— Извинился, извинился… — передразнил его Мишка. — Не протягивай руки, вот и извиняться не надо будет.

— Да хватит вам уже извиняться! — снова не выдержал Олесь. — Если я чего-то не понимаю, так объясните. И мне, и всем остальным. А то мы так всю ночь просидим. А завтра на работу идти.

Петька весело подмигнул Мишке и, обняв товарищей за плечи, тихо что-то зашептал. Будто их кто-то подслушать мог. Не мог, конечно. Ведь поблизости никого не было. Но так — интересней…

А назавтра, после завершения рабочего дня, мальчишки привезли в городок воз дров. Не совсем полный, конечно. Не такой, как они обычно нагружали. Но и не совсем пустой. Кубометра два дровишек там было. Хотя и те кубометры хлопцы зря отдавать не желали, но дело того стоило…

— Эгей, бабка Анна! Открывайте ворота! Мы вам дрова привезли — чуть ли на всю улицу закричал Петька, останавливая своего Гнедка у Скребковой хаты.

Бабка Скребкова как раз в огороде хозяйничала. Потому и звать долго ее не пришлось.

— Что-то я никак не пойму, — растерянно бубнила себе под нос бабка Анна, подходя к воротам. — Я, будто бы, и не просила дрова привозить. Да и платить мне за них нечем…

— А нам ваш сын, дядя Николай, уже частично заплатил.

— А если заплатил, то почему так мало привезли? Могли бы и целый воз набрать.

Выражение растерянности на лице бабки Скребковой моментально сменилось неудовольствием. Но ворота открыть не забыла, взмахом руки указывая, куда сгрузить дрова.

— Поленились целый воз привезти. Глядите, а то еще раз ехать придется.

— Надо будет, так и привезем! — весело подмигнул товарищам Петька. — Вот только дядя Николай сказал, что вы за дрова доплатите. Он только десять гривен нам дал. Сказал, что остальное вы дадите, когда дрова привезем.

— Не дам я сейчас денег! Не дам, потому что не имею. — Баба Анна снова растерянно посмотрела на мальчишек, молча переводя взгляд с одного на другого. — А когда же это он вас просил дрова мне привезти? Что-то я не припомню, чтобы он такой разговор заводил…

— Так это еще в прошлую субботу было. Мы тогда с ним вечером встретились, вот он и попросил привезти. Еще и десятку дал. Вы уж извините, что мы только через неделю его просьбу выполнили. Раньше нарубить не могли. Но за эти еще десятку доплатить надо. Здесь два куба.

Хлопцы хорошо знали, что бабка Скребкова очень скупая. О таких людях в народе говорят, что они за копейку козу во Львов погонят. А за гривну — еще дальше. Вот и решили они сыграть на бабкиной скупости.

— Да что же это творится?! — разволновалась бабка Скребкова. Даже руками себя по ногам ударила. — Так вы же меня ограбить среди бела дня надумали! А откуда мне знать, что Коленька мой вам все пятьдесят гривен не дал? Он тогда еще у меня все деньги выманил. Сказал, что в Киев, в командировку, в воскресение едет. А тут, видишь ли, еще и за дрова заплатил… Если привезли, то и спасибо вам. А теперь — убирайтесь с моего двора, а то собаку с цепи спущу. Если Коля вам чего и не доплатил, то с него долг и справляйте!

После тех слов бабка демонстративно отвернулась от мальчишек и позвала своего Барбоса, который нехотя выглянул из конуры.

Но хлопцы решили больше бабку не дразнить. Они и так узнали именно то, что и желали. По крайней мере, они еще раз убедились в своей правоте. Козлобород в субботу вечером в городке был!

В тот же вечер они обо всем рассказали Николаю. Он был настолько ошарашен от услышанного, что добрую минуту и слова сказать не мог. Какие невеселые мысли роились тогда в его голове, о том, наверное, никто и никогда не узнает. Ругал, наверное, себя последними словами? Но хлопцы были утешены и тем, что он им, наконец-то, поверил.

— А что? — задумчиво сказал он на прощание. — Такое ведь действительно могло быть. Завтра утром, давайте, все вместе пойдем к следователю, да и расскажем ему обо всем. Он — не наш Макар. Хотя и молодой, но грамотный. Возможно, он этот клубок распутать сумеет…

— А если не сумеет, — шмыгнув носом, подбросил словечко Мишка, — то мы ему поможем. И бороденку Козлобороду повыдергиваем! Вот, дровишек только жалко. Ведь сколько полезных вещей те деньги купить можно было…