Да, да! Даже сам Небесный Отец и подумать не мог о том, что одному из детей Племени когда-то придется пройти по его небесным дорогам. Из пещер – и к звездам? Такого еще не бывало! Да это просто немыслимо, чтобы дикарь, варвар, пещерный человек, который собственно и человеком себя только начал осознавать, и вдруг полетел к звездам!

Конечно, все эти возражения были бы вполне справедливыми, если бы этот человек сам пробивал к ним свою собственную дорогу. Тогда бы для этого действительно понадобились жизни тысяч поколений жителей Большой Долины или Племени плосколицых. А, может, и их не хватило бы?!

Но Гору просто чрезвычайно повезло. Повезло потому, что экспедиция ториан из сотен тысяч других планет отдала предпочтение именно его родной планете. Повезло потому, что звездолет опустился прямо в его Долине, а не в какой-то другой местности, где-то далеко за горами. Повезло еще и потому, что именно на него наткнулась Эола во время своего первого выхода из звездолета. А не на Бира, например. Ведь тот мог просто или помереть от ужаса, увидев перед собой двухголовых, или попытаться своей дубинкой доказать правомерность своих претензий на верховную власть в Долине. И кто его знает, каковым был бы тогда этот первый межпланетный контакт?

Повезло Гору еще и потому, что состав воздуха на его родной планете был абсолютно идентичным тому, каким он был на родной планете пришельцев, на Торе. Потому и не пришлось им, пришельцам больше пугать аборигенов своими «вторыми головами» и снимающимися шкурами. Гор только через некоторое время узнал о назначении этих вещей, и все члены экспедиции смеялись до слез, когда он поведал им о своих первых впечатлениях о двухголовых пришельцах.

Экспедиция на планету Гора завершалась. Были составлены подробные карты ее поверхности, собраны и рассортированы геологические образцы, отсняты тысячи километров пленок и завершено еще много-много начатых дел. Основным открытием экспедиции была даже не Большая Долина, а Племя плосколицых. Племя, которое было более приспособлено к ведению борьбы за свое существование в жестоких условиях окружающего его мира.

Как ни обидно было признавать Гору, но плосколицые были куда умнее и более развиты физически, чем его одноплеменники. Они значительно быстрее ориентировались в сложных ситуациях. Хотя так же боялись грозных охотников и, пока еще, не могли противостоять им. Но у них было ярко выраженное стремление сделать свою жизнь более безопасной, удобной и независимой. Плосколицые хотели учиться чему-то новому, когда видели конкретную пользу в предлагаемой им науке. А люди Бира учиться новому не желали. Хотя пришельцы предлагали им и металлические орудия, и технологию гончарства, и обучение растениеводству и животноводству. Они всего этого не желали. Им и так было хорошо. Один только Гор очень хотел все знать и все уметь делать. Но Гор – не все Племя…

Плосколицые не только смотрели, как работают пришельцы. Они упорно и настойчиво учились у них. И пытались сами делать так же. Если у них что-то не получалось с первого раза, то они упрямо делали то же самое и во второй, и в третий, и в десятый раз. Пока результат не удовлетворял их. А, научившись более-менее хорошо выполнять какую-то работу, не останавливались на достигнутом, стараясь делать это с каждым разом все лучше и лучше.

Вождь плосколицых Кар оказался очень мудрым вождем. Он сам понял, что всем детям Племени не нужно учиться всему, что им предлагали пришельцы. По его повелению и по желанию самих детей Племени одни из них научились хорошо управляться с металлическими ножами, топорами и пилами. Теперь они могли сами построить дом или лодку, а также вырезать настоящие ложки из дерева мягких пород. Они научились заготавливать и сушить дрова. С тех пор этой работой им уже не приходилось заниматься зимой.

Часть из них стала гончарами. Теперь в каждом жилище плосколицых было достаточно посуды для приготовления еды. С помощью неутомимого Брука они научились ложить печи. Теперь они могли готовить еду прямо в своих домах. Они научились плести сети. Теперь плосколицые всегда могли иметь достаточно свежей рыбы. Они научились обрабатывать землю и употреблять выращенное ими зерно и плоды. Довольный расторопностью плосколицых, Лерк в своем модуляторе наделал им столько стальных наконечников для стрел и копий, что их хватило бы даже на несколько поколений.

Команда капитана Визима отлетала с планеты с чувством удовлетворения от полностью выполненной программы исследований и полученными ими результатами. Все радовались быстрому возвращению домой. Одна только Эола в последние перед отлетом дни ходила грустная и молчаливая. Друзья даже не пытались успокаивать ее. Ведь причина такого настроения была для всех очевидной. Причиной был Гор, который никак не решался на полет к Таурасу – родному солнцу Торы. А Эола уже настолько привязалась к этому доверчивому и любознательному аборигену, что в дальнейшем просто не представляла своего существования без него. Он ей был очень нужен и нужен, в первую очередь, как близький друг, а не как игрушка или такая себе диковинка с неведомой планеты. Все члены экипажа тоже успели полюбить этого добродушного великана, который все свое время проводил с ними, который успел многому у них научиться и о котором, в случае разлуки, они все грустили бы.

Гору и самому очень хотелось пройти по небесным дорогам Отца. Он хотел лично убедиться в том, что Небесный Отец – это такая же звезда, как и много-много других, тускло мерцающих в ночном небе. Он до сих пор не верил в то, что красавица Лу – это тоже всего лишь одна из крошечных звездочек, каких очень много в этом дивном и непонятном ему космосе.

Но и Долину свою Гору не хотелось оставлять. Вот если бы и ее забрать с собой! Тогда бы он согласился, не задумываясь. Но это было невозможно. Даже он отлично понимал это. Немного времени он провел в лагере плосколицых. Ему там все нравилось. Особенно ему понравилось что-то делать своими руками. Раньше он даже представления не имел о том, что от обычной работы, кроме усталости, можно получать еще и огромное удовольствие. Вернее, даже не от самой работы, а от ее результатов. Когда, благодаря его стараниям, из толстого бревна отделались тонкие и ровные доски, когда из этих бревен возводились дома или когда из его выпачканных мокрой глиной рук выходил отличный горшок.

Ему нравились сами плосколицые, которые дружно становились к любой работе и не бросали ее, пока не добивались необходимого им результата. Ему чрезвычайно нравились все пришельцы. Особенно одна из них. Которая так старательно и терпеливо учила этих дикарей, пытаясь облегчить их существование и уберечь их от угроз внешнего мира. Но как ни хорошо ему было у плосколицых, спустя некоторое время он начал грустить по своей Долине, по местам, где все ему было до боли знакомо и где он желал оставаться до конца своих дней.

Правда, Эола обещала, что когда-то они снова вернутся сюда, и Гор снова будет жить в своей Долине. Но когда это еще будет! И будет ли вообще?…

Ему очень хотелось увидеть планету Эолы, о которой она столько ему рассказывала. Хотелось пройтись по ее лесам и полям, посмотреть на ее города и заводы, вдохнуть полной грудью ее воздух и почувствовать ласковое касание морской волны. Все это его очень интересовало. Но одно обстоятельство почему-то сдерживало его. Гору было стыдно признаться, но ему страшно не хотелось натаскивать на свое тело никакой одежды, особенно – космический комбинезон и шлем.

Хотя он уже насмотрелся на чужие шкуры, которые постоянно носили плосколицые, хотя ему и самому одевали кусочки такой шкуры на раненное плечо, и с ней он чувствовал себя довольно удобно. Но, все же, его еще что-то сдерживало. Не хотелось! Не хотелось ему полностью влезать в чужую шкуру… Своя собственная ему больше нравилась. Он хорошо понимал, что именно этим упрямством он больше всего и напоминает представителя своего родного Племени, и уже даже тем не совсем выгодно отличается от плосколицых, которые были готовы с радостью воспринимать от пришельцев все новое, которое только те готовы были им предложить.

За день до отлета Эола таки уговорила Гора лететь с ней. Впервые за время их знакомства он увидел, как из ее глаз скатилось несколько слезинок. Гор и раньше знал, что такое слезы. Ему и самому не раз приходилось плакать в детстве, когда ему было больно от побоев взрослых самцов. Он знал, что слезы появляются от боли. Но чтобы они появились просто так! Значит, у Эолы что-то болит!

– Не обращай внимания, Гор! Это от того, что мне жалко расставаться с тобой, – тихо ответила она на его вопрос. – Это от того, что из-за каких-то скафандра и комбинезона нам, возможно, не придется больше увидеться…

Гору было очень страшно одевать другую шкуру и другую голову. Ему было жалко оставлять свою родную Долину и лететь в неизвестность. Но еще больше ему не хотелось видеть эти искренные слезы на таком красивом лице Эолы. Радостным, улыбчивым, даже сосредоточенным или сердитым это лицо ему нравилось куда больше. Эти слезы стали последними каплями, которые растворили все его сомнения и недоверие к незнакомому. Это они, чистые и невинные, вынудили его еще раз присмотреться к своему собственному эгоистическому «Я» и почувствовать себя нужным кому-то еще, кроме него самого. Эти слезы так взволновали его, что он впервые за время их знакомства решился крепко обнять Эолу. Она тихо и доверчиво прижалась к его могучей груди. Будто в поисках защиты от какой-то неведомой опасности.

– Я полечу с тобой, Эола! – неожиданно для себя самого заявил Гор. – Я одену чужую шкуру и чужую голову, и полечу с тобой на твою планету. Только бы никогда не видеть слез в твоих красивых глазах.

Услышав эти, такие непривычные в устах Гора, но такие давно ожидаемые ею, слова, Эола еще крепче прижалась к нему и заплакала еще сильнее. Это так поразило невозмутимого дикаря, что он аж встрепенулся.

– Как? Ты снова плачешь? Ведь я согласился лететь с тобой!..

– А эти слезы – от счастья! Я люблю тебя, Гор! Теперь я счастлива, что ты согласился лететь с нами. Разлука с тобой была бы очень трудной для меня. Мне не пристало говорить тебе такие слова, но, боюсь, что от тебя их не дождешься никогда. Наверное, ты так и останешься дикарем, хотя и таким симпатичным. Душа твоя еще не скоро засветится светом знаний. Сердце не скоро вздрогнет от трепетно-неуловимого чувства. Хотя, как мне кажется, я тоже не безразлична тебе. Или, может, я ошибаюсь?… Да и знаешь ли ты, что такое счастье, Гор?

О-о! Гор знает, что такое счастье! Счастье – это когда ты влюбленными глазами смотришь на свою любимую Долину, когда ты в себе чувствуешь силу сделать что-то полезное для других, когда ты независим в своем выборе и никто тебя не использует в своих корыстных целях! Счастье – это быть рядом с этой симпатичной самкой и чувствовать, что она тоже рада быть рядом с тобой.

Теперь Гор тоже сделал свой выбор. Правда, на этот раз на него повлияло желание Эолы. Повлияли ее немая покорность и ее чистые слезы. Но ведь она не принуждала его, не настаивала, не сопела сердито, как это когда-то делал Бир. Не топала неистово ногами, что было так свойственно почти всем самкам Племени. Гор справедливо считал, что это важное решение он принял сам. Теперь он был счастлив тем, что разлуки с этой симпатичной путешественницей из далекой звезды не будет.

В тот день они в последний раз полетели в Горову Долину. Будто понимая, что разлука с ней будет очень долгой и что он, возможно, уже никогда не увидит эти до боли знакомые и родные места. Гор хотел побывать всюду: и там, где он еще ребенком бегал по ручьям и лугам, и в тех пещерах, где дети Племени прятались когда-то от Большого Хара, и там, где Племя так удачно охотилось на Гну, и во многих-многих других местах, которые были памятны ему значительными событиями его жизни. Эола молча слушала Гора. Ее гравилет, будто гигантская бабочка, прыгал по просторам Большой Долины, давая Гору возможность вобрать ее всю в свое сердце.

Одно поразило Гора. То, что одноплеменники встретили его совсем безразлично. Будто не он постоянко выручал их во времена бед и невзгод, не он находил уютные пещеры и новые охотничьи угодья, не он содействовал развитию Племени в его пассивном стремлении к новым знаниям.

Гор с досадой еще раз убедился в том, что плосколицые, среди которых он жил в последнее время, намного интересней и надежней, чем дети его родного Племени. Его вовсе не утешало то, что среди своих он был чуть ли не самым лучшим, хотя Племя и не желало признавать этого. Ему было искренне жалко этих людей, которые не смогли бы выжить за пределами Большой Долины, и он был благодарен Небесному Отцу за то, что он высокими горами отгородил Племя от невзгод внешнего мира.

Попрощавшись с Большой Долиной, они вернулись на звездолет. Гор смело вошел в звезду, готовый к новым испытаниям и к новым встречам с неизвестным.

После выполнения всех команд капитана Визима звезда тихо завибрировала и как-то совсем незаметно поднялась в воздух. Гор прилип носом к иллюминатору, осматривая окружающие пейзажи и мысленно прощаясь с Матерью. Его могучий торс теперь плотно облегал космический комбинезон. На его собственной голове красовалась другая, круглая и прозрачная голова, сквозь которую он, к его огромному изумлению, мог и слышать, и видеть все так же выразительно, как если бы он был без нее. Он знал, что она, эта вторая голова, называется шлемом. Но называть ее второй головой ему больше нравилось.

Но самым главным и удивительным было то, что он не чувствовал никаких неудобств от натянутой на него другой шкуры. Он даже мысленно укорял себя за то, что так долго упирался и не соглашался на уговоры Эолы.

Гор сидел в удобном кресле перед иллюминатором и молча удивлялся тому, что все тело его начинает наливаться какой-то непонятной тяжестью. Это было очень странно и непонятно. К тому же, это отвлекало его от наблюдений за телом Матери, которая медленно, но неумолимо отдалялось от него. Это впечатление было совсем другим, чем во время полета на гравилете.

Но рядом с ним сидела Эола. Она успокаивающе положила руку ему на плечо. Ее присутствие в какой-то мере успокаивала его. Предварительно она рассказывала ему обо всем, что он будет чувствовать во время полета. Потому у него не было оснований пугаться по поводу непривычного состояния его тела. Но все возрастающая тяжесть ему была неприятной. Сдерживало только то, что и Эола, и все другие члены экипажа чувствовали такие же неудобства. Потому с этим приходилось мириться.

Звезда поднималась вверх совсем незаметно. Внизу вместо знакомых очертаний гор, лесов и реки начали появляться какие-то невыразительные пятна, отличавшиеся друг от друга только формой и цветом. Но очень скоро, покрытые густыми тучами, начали исчезать и они. А выше туч было ярко-синее небо. И так же ласково на него смотрел Небесный Отец. Только отсюда он был как бы ближе. Может потому, что здесь не было ни деревьев, ни гор, которые, хотя бы частично, когда-то закрывали его. Теперь между кораблем и Отцом было только синее небо, огромное и прозрачное, без конца и без края.

Но полет продолжался. Вскоре это синее небо начало темнеть и на нем, вдруг, стали зажигаться звезды.

Удивлению Гора не было предела. Как? Днем? Звезды? Да откуда же они взялись? Ведь Лу еще не выходила в небо!

Без слов поняв Гора, Эола начала бьяснять ему:

– Не удивляйся, Гор! Звезды светят всегда – и днем, и ночью. И вовсе не Лу их зажигает. Они вечные, ибо живут так долго, что человеческому разуму трудно постичь настоящую длительность их существования. Они все такие же, как ваш Небесный Отец, как наш Таурас. Которые побольше их, некоторые меньше… Они вечно горят неугасимым пламенем и постоянно шлют свое тепло в космос.

Если на дороге этих лучей будет такая планета, как ваша Мать или наша Тора, эти лучи согреют ее. На ней может зародиться жизнь. Но очень многие из этих планет, не взирая на старания своих светил, не могут в достаточной мере согреться этими лучами. Они наввсегда остаются холодными и бездушными. Потому ни одна искорка жизни никогда не блеснет на ледяных и каменных просторах этих планет.

Такие планеты, как Тора и ваша Мать, в космосе встречаются очень и очень редко. Планеты, на которых существует жизнь, это настоящие жемчужины космоса. Счастливо то светило, которое имеет такие планеты в своей системе. Как и счастливы проживающие на их просторах существа.

Ваш Небесный Отец – не очень большое светило. Есть гораздо большие. И более горячие. В его планетной системе всего одиннадцать планет-спутников. Ваша Мать – третья от него. На других планетах никакой жизни нет. По нашим данным, когда-то она существовала на четвертой планете. Но уже много тысячелетий только сыпучие красные пески властвуют на ней. Что случилось с жизнью на ней, нам не известно. Мы считаем, что между четвертой и пятой планетами системы когда-то существовала еще одна планета. На ней тоже могла существовать жизнь. Но вследствие каких-то космических катаклизмов эта планета взорвалась. Теперь по ее орбите летает только огромное количество осколков этой планеты. Вполне возможно, что именно один из этих осколков и был той твоей первой звездой, которая упала на вашу Мать с неба.

Пока Эола обьясняла все это Гору, движение звездолета начало ускоряться. Вскоре он вышел в открытый космос. Хотя ему предварительно и рассказывали, как это все выглядит, но Гор был просто поражен увиденным сбственными глазами. Вокруг, куда не глянь, простиралось темно-фиолетовое, аж до черноты, пространство. Только Небесный Отец оставался все таким же большим, каким его привык видеть Гор.

А вот Мать почему-то все время уменьшалась. Сначала она занимала весь иллюминатор. Гор влюбленно смотрел на нее, мысленно посылая ей свои последние приветствия. Потом она стала уменьшаться. Чем меньше она становилась, тем более убеждался Гор в правоте слов Эолы, вспоминая, что она описывала ее как огромный шар. Это действительно был шар, в чем Гор теперь и сам убедился. Сначала он был большим. Потом его величину можно было бы сравнить с величиной самого Небесного Отца. Потом Мать стала еще меньшей. А со временем, как ни грустно было Гору это осознавать, она превратилась в обычную звездочку, каких было так много в этом вечном ночном небе. Если бы Гор все время так внимательно не наблюдал за ней, то теперь и не узнал бы ее среди мириадов похожих на нее звездочек-искорок.

Через некоторое время и Небесный Отец тоже стал постепенно уменьшаться. Хотя и не так быстро, как это было с Матерью. Но вскоре и он, всесильный, тоже настолько уменьшился, что стал похожим на другие звезды, сияющие рядом с ним. Гору все время казалось, что Отец молча наблюдает за ним, одним из своих детей, который осмелился выйти на его небесную дорогу, будто укоряя его за то. Хотя он уже давно был убежден в правоте своих друзей и почти не боялся его, где-то в его подсознании все еще гнездился страх перед его непредвиденным гневом. Полностью успокоился Гор только тогда, когда, как ему думалось, Небесный Отец уже не смог бы его достать своим небесным огнем.

– А почему мы не видели Лу? И почему другие звезды, которые находятся так близко от Небесного Отца, не светят над Матерью так же ярко, как он?

– Лу мы не видели потому, что твоя планета, твоя Мать, закрыла ее своим диском. Мы настолько быстро отлетели от нее, что Лу не успела выйти из-за него. Что же касается других звезд, то это только кажется, что они очень близко от вашего Отца. На самом же деле они так далеко, что даже нашему звездолету лететь к ним очень и очень долго.

Гору вдруг вспомнилось, как он, еще совсем маленький и наивный мальчик, пытался достать себе звездочку с неба. Даже палкой по ним бросал. А они вон как далеко! Даже на такой быстрой машине, как этот звездолет, к ним лететь и лететь…

Выйдя из атмосферы планеты и преодолев поле ее тяготения, звездолет будто застыл в пустоте космоса. Перегрузка, которую чувствовал экипаж раньше, вдруг исчезла. Гор почувствовал себя как бы невесомым. Ему казалось, что он мог бы летать, если бы не удерживали его в кресле эти успевшие надоесть ремни безопасности.

– Да, Гор! Ты мог бы сейчас летать, – будто угадав его мысли, промолвила Эола. – Но чтобы получать от этого хотя бы какое-то удовольствие, ныжны длительные тренировки. А без них тебя так будет бросать от стены к стене, что ты нам поразбиваешь все приборы и мы никогда не сможем прилететь на Тору. Хочешь, попробуем вместе? Но сам не делай никаких движений. Ведь я не смогу удержать тебя. Согласен?

– Конечно, согласен! Как не полетать, если это возможно?…

От свободного плавания по тесной каюте корабля Гор плучил такое удовольствие, какого, казалось, никогда не получал на протяжение всей своей жизни. Ему даже крыльев не нужно было, как Крылатому Кару, чтобы свободно парить под потолком рубки, не двигая ни руками, ни ногами. Но когда он только чуть-чуть двинул рукой, будто загребая воду в реке, как их с Эолой сразу же бросило к противоположной стене. Если бы не она, то толкали бы его все стены и он отбивался бы от них, как плоский камень от воды при удачном броске.

Тогда Гору с большим трудом удалось пообедать. Не привычный к редкой еде, он никак не мог управиться с тюбиком консервов. Еда была очень вкусной. Попробовав эту вкуснятину, Гор захотел поделиться новыми впечатлениями со своими друзьями. Но, только убрав тюбик изо рта, он выпустил почти половину его содержимого прямо в каюту. Теперь эта привлекательная колбаска свободно летала под потолком. Достать ее не было никакой возможности. Эола так заразительно смеялась над его неуклюжестью, что Гор и сам заулыбался. После того он получил от нее новый тюбик с едой вместе с рекомендациями, как спокойно поесть, не открывая рта.

А потом снова было созерцание звезд. Гора удивляло их количество. Раньше он и представить себе не мог, что их может быть так много. Но почему они не увеличиваются, если их корабль летит прямо к ним? Почему они все время остаются на месте? Ведь они летят с огромной скоростью! Снова и снова эти «почему?». Нет! Таки не обойтись без обьяснений Эолы. Нужно все время спрашивать ее.

– Почему не увеличиваются звезды? Потому что они очень далеко от нас. Они так далеко, что даже с такой огромной скоростью мы можем годами и десятилетиями лететь, и не приблизиться к ним. Вот скоро мы перейдем на гиперскорость, и тогда они станут ближе. По крайней мере, одна из них. Та, к котором мы летим.

– Ну, как это – далеко? Мы ведь так долго летим, а они все еще далеко и далеко!..

– Как далеко? Ну, представь себе, что ты стреляешь из лука.

– Ну, представил…

– Представь, что ты стреляешь в дерево, находящееся вблизи от тебя.

– Представил. Но зачем мне в дерево стрелять? Стрелы нужны для того, чтобы с ними охотиться на Гну.

– Ну, я же тебе не предлагаю стрелять в дерево. Я прошу только представить себе сам процесс стрельбы. Представь, все же, что ты стреляешь. Как быстро стрела долетит до этого дерева?

– Очень быстро долетит.

– А теперь представь себе, что ты стреляешь в дерево, растущее в самом конце вашей Долины.

– Так туда ни одна стрела не долетить!

– Верно, не долетит. Но представь, что она все же долетит до него. Как долго она будет лететь?

– Наверное, очень долго.

– Вот точно так и с нашим звездолетом. До ближайшей звезды при обычной скорости он может долететь за год-два. При гиперскорости – за день-два. А к далеким звездам даже при гиперскорости нужно лететь по несколько дней, а то и недель. Как и твоей стреле.

– Неужели это действительно так далеко?

– Это так далеко, что даже представить себе тяжело. Пошли в каюту. Скоро мы полетим быстрее. В это время лучше спать. В иллюминатор и так ничего не будет видно. Да и закрываются они во время полетов на гиперскоростях.

Долго ли спал Гор во время нахождения в гиперпространстве, он не ведал. Эола сказала, что две недели. А много это или мало, он еще не знал.

Его разбудила Эола. Проснувшись, Гор увидел, что она сидит возле него и нежно поглаживает его по щекам.

– Вставай, Гор! Пора одевать шлем. Скоро снова появится тяготение. Мы подлетаем.

– Куда подлетаем? – удивился Гор. – Мы ведь только что легли спать!

– Мы вышли из гиперпространства. Прямо по курсу нашего звездолета – Таурас! Это наша звезда. А возле нее – Тора! Наш дом. А теперь и твой дом, Гор!

– Нет, Эоло! Мой дом – Большая Долина! А здесь я только в гостях у тебя. Точно так, как ты была в гостях у нас.

– Не грусти, Гор! Мы еще вернемся в твою Долину. А пока поживем у нас. Думаю, что тебе здесь понравится.

В иллюминаторе сиял Таурас. Он постоянно увеличивался. Довольно быстро на него уже больно было смотреть. Рядом с Таурасом появилось несколько маленьких искорок, которые тоже начали увеличиваться прямо на глазах.

– Вот она, наша Тора! – взволнованно молвила Эола, указывая Гору на зелено-голубую звездочку, ярко освещенную центральным светилом. – Она тоже третья от Таураса. Как и ваша Мать. Теперь мы дома!

Будто бесценный изумруд, в величественной короне Таураса сияла красавица-Тора.