1

В 2014 г. во Франции вышла книга «Киндафрика. Китай, Индия и Африка создают завтрашний мир» Ж.-Ж. Буало и С. Дембински. Трудно сказать, приживется ли термин «Киндафрика», объединяющий Китай, Индию и Африку; скорее всего, нет, уж слишком разные миры втиснуты в него. Однако оперативно-эмпирически термин «Киндафрика» можно использовать в качестве окуляра или, как сказал бы Айзек Азимов, для «взгляда с высоты» на три поднимающихся блока, демографический и экономический (по крайней мере, Китая и Индии) вес которых действительно будет играть все большую роль в судьбах мира вообще и Постзапада, Pax Occidentalica в частности. По мнению авторов книги, в 2030–2050 гг. эта роль (разумеется, если не случится глобальной катастрофы) во многих отношениях станет решающей.

Споры вокруг «Киндафрики» — хороший повод взглянуть на три составляющие ее части. При этом имеет смысл пристальнее взглянуть именно на Африку (речь идет об Африке к югу от Сахары, т. е. о «черной», негритянской, неарабской или, как ее еще называют «подсахарской» Африке), поскольку о Китае и (в меньшей степени) об Индии и так довольно много пишут. Африка же нередко оказывается «не в фокусе». Это неправильно. Во-первых, Африка — это ресурсная база значительной части мира на вторую половину XXI в., а потому ее потихоньку начинают прибирать к рукам заинтересованные структуры («вторая колонизация»); во-вторых, демографические и иные процессы, развивающиеся в Африке в сторону социальной безнадеги, чреваты проблемами, как минимум, для Западной Европы. Пока ее осваивают главным образом арабы, но рано или поздно по мере ухудшения африканской ситуации в Европу рванут «лишние», «нерентабельные» люди черного континента, и есенинские строки «Черный человек! Ты прескверный гость!» приобретут для западноевропейцев практическое значение. Так что про нынешнюю Африку уже сейчас, перефразируя П. Ершова, можно сказать: «Много, много непокою принесет она с собою».

Западноевропейцы и американцы в XIX–XX вв. своими действиями в Азии и Африке разбудили «лихо» и теперь имеют дело с «отдачей». Именно так — «Отдача» («Blowback») назвал свою книгу американский аналитик Ч. Джонсон, признанный специалист по Японии и вопросам антипартизанской войны. Под «отдачей» он имел в виду, помимо прочего, волну политического насилия, направленную против Запада со стороны афро-азиатского мира в первой половине XXI в. в ответ на то, что колонизаторы натворили в этом мире в XX в. Демографический кулак — вот что подносит афро-азиатский мир к европейскому носу.

Согласно прогнозам, в 2030 г. численность населения Китая составит 1,5 млрд., Индии — 1,5 млрд., Африки — 1,5 млрд, (при этом две страны, Нигерия и Эфиопия, вместе обеспечат 400 млн. чел.), а в 2050 г. население Африки может достичь 2 млрд. Иными словами, уже через полтора десятка лет половина человечества будет жить в «Киндафрике», причем основная масса этой половины, особенно в Индии и Африке, будет представлена молодежью — в отличие от стареющего и численно сокращающегося населения Европы.

Здесь, однако, необходимо отметить, что традиционная оценка численности Китая (и Индии) некоторыми оспаривается. Одни, например, покойный А.Н. Анисимов, считают, что эта оценка занижена и Китаю надо добавить миллионов 200. Другие, как недавно опубликовавший в интернете свои подсчеты В. Мехов, полагают, что численность населения Китая и вообще всех так называемых демографических гигантов Азии завышена и в реальности существенно меньше. В частности, население КНР, по мнению В. Мехова, не 1 млрд. 347 млн., а в лучшем случает 500–700 млн. Во-первых, подчеркивает он, точных демографических данных нет, все данные носят оценочный характер. Исторические данные разнятся на десятки миллионов. Так, по одним данным, в Китае в 1940 г. было 430 млн., а по другим — 350 млн. в 1939 г. Во-вторых, по мнению В. Мехова, азиаты хорошо поняли, что численность населения — это их стратегическое оружие, а потому заинтересованы в завышении цифр. В 2011 г. доля городского населения КНР впервые перевалила за половину — 51,27 %. Если учесть, что население крупнейших городов КНР — 230–300 млн. чел., то, пишет Мехов, по этой логике получается, что население Китая — 600 млн., никак не более 700 млн. С Индией то же самое: 75 млн. живут в 20 крупнейших городах. А где еще миллиард? Если он есть, то плотность населения — 400 чел. на 1 кв. км. Согласно статистике, 70 % индийцев живут в деревнях, т. е. 75 млн. — это 30 %. Выходит, численность населения не более 300 млн.

Мне есть, что возразить на эти подсчеты, однако в данном случае для меня главное — обратить внимание на них и предоставить читателю возможность подумать самому, я же далее буду придерживаться традиционной оценки.

Было время, когда Европа демонстрировала высокие темпы роста населения: в конце Средневековья европейцы составляли 12 % человечества; в 1820 г. — 16,5 %; накануне Первой мировой войны — 25 %. А затем доля белых европейцев в мировом населении начала снижаться. Ныне по разным оценкам она колеблется между 8 % и 12 % — демографическое возвращение Запада в Средневековье? Кроме того, сегодня в Западной Европе и США люди старше 70 лет составляют 25 % населения, в 2030 г. их будет более 30 %. Мы видим демографический упадок белой расы и ее старение, в «Киндафрике» — противоположная картина.

Кстати, белые — единственная раса, чья численность постоянно уменьшается. И что-то не слышно встревоженных голосов политиков, антропологов, экологов, истерично трясущихся по поводу сокращения или угрозы исчезновения какого-нибудь вида паукообразных, рыб или эндоканнибалов племени яномами (живет на границе Бразилии и Венесуэлы). Белых не жалко? А как же равноправие? Или мы живем в эпоху антибелого расизма? Но это к слову.

Население «Киндафрики» в начале нашей эры составляло 70 % мирового населения, в 1950 г. — 45 % (на них приходилось 4 % мирового богатства). На 2030 г. демографы дают следующий прогноз: Северная и Южная Америка — примерно 13 % мирового населения; Европа с Ближним Востоком и Африкой — 31 %; «китайская» Азия (Китай, Япония, Корея, ЮВА) — 29 %; «индийская» Азия (бывшая Британская Индия) — 27 %. Еще более впечатляют цифры возрастного состава когорты 15–24 года. В 2005 г. в Китае она насчитывала 224 млн., на 2030 г. в Китае прогнозируется 177 млн. — сокращение почти на 50 млн.; в Индии — 242 млн., в Африке — около 300 млн. (почти треть или четверть численности этой мировой когорты). И это при том, что на 2000 г. средняя продолжительность жизни в Африке составляла 52 года, в Индии — 63 года, в КНР — 70 лет.

Вообще в мире каждую минуту рождается 223 человека (из них 173 в 122 слаборазвитых странах). В 1997 г. уровень рождаемости в мире был 24 промилле, в Африке — 40. В 1997 г. 15 % родившихся в мире были африканцами; в 2025 г. их будет 22 %, причем к этому времени 50 % населения Африки будет жить в городах (в Латинской Америке — 70 %), среднемировой показатель — 60–65 %.

В то же время в демографическом плане Африка к югу от Сахары неоднородна. Специалисты выделяют в ней четыре демографические модели.

1. «Демографическая бомба». Это прежде всего Нигерия и Мали, а также Нигер, Буркина-Фасо, Гвинея, Ангола, Конго (бывш. фр.), Чад, Уганда, Сомали. В 1950 г. в этих странах проживал 90 млн. чел., в 2040 г. будет 800 млн.

2. «Стабильный вариант» с некоторым уменьшением населения: Сенегал, Гамбия, Габон, Эритрея, Судан. Сейчас — 140 млн., к 2040 г. население этой группы стран должно уменьшиться на 5-10 %.

3. Модель, связанная с активным воздействием СПИДа. По различным оценкам, от 25 до 40 млн. африканцев ВИЧ-инфицированы, и только 0,5–1 % из них имеют доступ к необходимым лекарствам. 90 % инфицированных — лица моложе 15 лет. Классический случай — Зимбабве (в столице, Хараре, СПИД является главным фактором смертности 25 % населения), а также весь юг Африки. За пределами этого региона ВИЧ бушует в Танзании, Кении, Кот д'Ивуаре, Камеруне. Однако при всем тормозящем воздействии СПИДа население и здесь будет расти, хотя и не так, как в странах первой модели. В 1950 г. население этих стран составляло 46 млн., в 2040 г. прогнозируется 260 млн. (по ЮАР эти цифры — 56 млн. и 80 млн. соответственно).

4. Модель, обусловленная резкими скачками смертности, связанными с войнами. Это Сьерра-Леоне, Бурунди, Руанда, ДР Конго. Здесь тоже рост, но опять же не как в странах первой модели: 80 млн. в 1950 г., 180 млн. в 2040 г.

Иными словами, к 2030–2040 гг. в Африке будет огромное количество «лишних людей», причем вовсе не «Онегиных» и «печориных» — это будет другой человеческий материал. Одним из средств решения проблем избыточного населения становится миграция туда, «где чисто и светло». Тем более что для большой части африканцев работы в Африке почти нет: Африка сегодня дает 1,1 % мирового промышленного производства, а ее доля в мировом ВП сократилась с 12,8 % в 2000 г. до 10,5 % в 2008 г.

Сегодня африканцы, используя свои этнические сети, мигрируют в основном во Францию и в Бельгию, а также в Великобританию и Италию. В 2010 г. Африка дала 19 млн. мигрантов (10 % мировой миграции). В последний год XX в. в Европу из Африки мигрировало 130 тыс. чел.; на 2030 г. прогнозируется от 700 тыс. до 1,6 млн. Впрочем, есть и другие прогнозы: от 9 до 15 млн. Если они сбудутся, то от 2 до 8 % европейского населения составят африканцы. Это не так много, но дело в том, что они компактно концентрируются в крупнейших городах, и это меняет ситуацию.

Небольшая численность мигрантов из Африки объясняется просто: у африканского среднего слоя (это 60 млн. хозяйств с доходом 5 тыс. и более долларов на душу населения в год) просто нет денег на эмиграцию. Ну если уж у «мидлов» нет денег, то что же говорить об основной массе?! Ведь 50 % населения Африки к югу от Сахары живут менее, чем на 1 долл, в день, такие не мигрируют (вообще в мире 2 млрд. чел. имеют менее 2 долл, в день). Те, кто в Африке живут на 2 долл, в день — мигрируют, но недалеко от места жительства, в основном в близлежащие города. В связи с этим даже внутри-африканская миграция не так велика — 23 млн. чел. в 2000 г., к настоящему времени она увеличилась незначительно.

На своем континенте африканцы мигрируют в основном в Алжир, Буркина-Фасо, Мали, Марокко и Нигерию. В отличие от внутренних миграций Индии и Китая, внутриафриканские порождают этнические конфликты. Это понятно: Китай и Индия — целые государства, а Китай, вдобавок ко всему, по сути, мононациональное государство (ханьцы — 92 % населения). На 2030 г. в Африке прогнозируется 40–50 млн. внутренних мигрантов в возрасте 18–24 года. Ясно, что стабильности это не добавит.

Какова ситуация с внутренней миграцией в Китае? В Китае внутренняя миграция — из деревни в город, — согласно традиционным оценкам (мне они кажутся существенно завышенными), составляет около 400–500 млн. чел., причем она играет большую экономическую роль. К мигрантам из деревни городские чиновники КНР относятся враждебно. Под предлогом антисанитарии и пожарной опасности (что реально) мигрантов выдавливают из крупных городов. В городах стремительно идет процесс социального расслоения, нарастает экономическое и социальное неравенство.

В 2016 г. вышел роман Хао Цзинфана «Складной Пекин», получивший престижную международную премию Хуго за лучший научно-фантастический роман. Писатель рисует ближайшее будущее, в котором население Пекина разделено властями на три группы. Эти группы не только живут в разных районах, но и бодрствуют в разное время; т. е. социальное положение определяет различные биологические ритмы. В Первом Пространстве живут правители, верхушка — 5 млн. Они работают, едят и гуляют с 6 утра первого дня до 6 утра следующего дня, т. е. целые сутки. Во Втором Пространстве живет средний слой — 25 млн. Им позволительно вести активную жизнь (бодрствовать) с 6 утра второго дня до 10 вечера того же дня. Наконец, почти сотня миллионов низов — обитателей Третьего Пространства — имеют право бодрствовать, а по сути — жить с 10 вечера до 6 дня третьего дня, когда просыпаются представители верхушки и цикл начинается заново. Снотворное обеспечивает всем группам положенное им время для сна, т. е. нефункционирование. Вот такая антиутопия. Впрочем, то, что реально внедряется и отчасти уже реализуется в Китае, превосходит все фантазии Хао Цзинфана.

2

С 2020 г. в КНР в полном масштабе заработает Система социального рейтинга. У истоков Системы — обнародованный 14 июня 2014 г. «Проект плана по созданию социального кредита доверия». Система призвана отслеживать социальное поведение граждан КНР по пяти главным параметрам: социальные связи (межличностное взаимодействие — как человек контактирует с другими людьми); потребительское поведение (как и на что тратит деньги); материальное состояние; безопасность; законопослушность.

Отслеживание параметров ведется по трем направлениям. В рамках государственного учета фиксируются уплата подоходного налога, погашение кредитов, оплата счетов по кредитной карте, оплата счетов по ЖКХ, выплаты по постановлению суда. По линии общественного учета проходят история соблюдения человеком ПДД, соблюдение норм рождаемости, нарушения оплаты в общественном транспорте, честность в получении образования, почитание родителей, наличие судимости. Наконец, онлайн-учет фиксирует взаимодействие с Интернет-пользователями, поведение в киберпространстве, надежность информации, размещаемой или копируемой в Сети, Интернет-предпочтения, покупательные привычки.

В соответствии с положительным поведением (а его и его стандарты определяют власти) гражданину начисляются баллы; в случае отрицательного поведения баллы снимаются. Из баллов складывается рейтинг в диапазоне от 300 до 850 баллов; этот диапазон разбит на 4 категории: «А», «В», «С», «D».

Цель Системы сформулирована предельно ясно: «Позволить благонадежным гражданам ходить там, где вздумается, а дискредитированным — не ступить ни шагу».

Люди с низким рейтингом, категорий «С» и тем более «D», попадают под жесткий социальный пресс и прессинг. Против них предусмотрены следующие санкции:

• отказ в социальном обеспечении;

• запрет на работу в государственных учреждениях;

• запрет на занятие руководящих должностей в пищевой и фармацевтической промышленности;

• запрет на обучение детей в дорогих частных школах;

• особо тщательный досмотр на таможне;

• отказ в авиабилетах и спальных местах в ночных поездах;

• отказ в местах в гостиницах и ресторанах класса «люкс».

Иными словами, речь идет о тотальном контроле над населением и жесткой корректировке поведения людей с помощью постоянно (всю жизнь!) меняющейся суммой баллов. Например, не помог пожилым родственникам — минус 50 баллов; использовал Интернет для ложных обвинений — минус 100 баллов; добился тем или иным способом общественного признания — плюс 100 баллов. Те, кто набрал 600 баллов, могут получить кредит на 5 тыс. юаней (43 тыс. руб.) в магазинах Alibaba. 650 баллов дают право брать автомобиль в аренду на чуточку льготных условиях; превышение 666 (интересная цифра!) баллов позволяет взять кредит в 50 тыс. юаней (433 тыс. руб.) в Ant Financial Service Group; более 700 баллов — поездка в Сингапур без сопроводительных документов; 750 баллов — ускоренное получение шенгенской визы.

Почему кредит получают именно в этих двух китайских структурах? Все просто: в работе по проекту Системы задействованы: 1) China Rapid Finance, партнер сетевого гиганта Tencent; 2) Sesame Credit — дочерняя компания Ant Financial Service Group, являющаяся партнером Alibaba.

Первая имеет доступ к огромному массиву данных посредством приложения обмена сообщениями WeChat (850 млн. активных пользователей); вторая — через свою платежную систему AliРау.

Обозреватели уже определили Систему как тоталитарное полицейское государство, цифровую диктатуру, паноптикон на основе Больших данных, отметив, что это превосходит оруэлловский мир и очень напоминает антиутопические варианты третьего сезона «Черного зеркала», где ценность человека определяется полученным им количеством «лайков». Фактически Система лишает граждан права на приватность, уничтожает частную жизнь (другой вопрос — была ли она в Китае, а также в Японии и Корее с их «контекстуальным типом личности» и приматом культуры стыда над культурой совести и ролевым, а не личностным типом социальных отношений). Если во времена Мао Цзэдуна в основе социального контроля лежала система «дан ань» — личных дел всех граждан КНР, хранившихся в особых папках, то теперь это IТ-технологии, под колпаком, который покруче такового «папаши Мюллера».

Необходимо отметить, что Система, о которой идет речь, является логическим этапом в развитии китайского общества, обусловленным законами его эволюции, работающими на ужесточение социального контроля — как внешнего, так и внутреннего, интериоризированного. Как сказал бы по такому случаю А.А. Зиновьев, эволюция крупных сложных систем необратима. В традиционном Китае бытовала поговорка: «Закон императора останавливается перед деревенскими воротами»; иными словами, в том, что касается местных дел, деревня, локальные общности жили по своим правилам и обычаям. В коммунистическом Китае эта практика была сломана — власть вторглась и во внутридеревенскую жизнь. Наконец, в сегодняшнем Китае вводится система, которая внедряет социальный контроль на внутрисемейный, индивидуальный уровень и которая не только контролирует, но и моделирует поведение индивидов. По сути речь идет об управлении эволюцией общества, о выращивании человека нового типа. В виде современных супертехнологий китайская традиция, комбинирующая элементы конфуцианства и легизма (фа цзя) получила средство, позволяющее реализовать заложенную в китайской системе цель — человек как полностью социальный индивид, как функция, акциденция системы. К счастью, такая цель может быть реализована только в Китае, Японии и обеих Кореях (различие между последними не стоит преувеличивать); даже в Индии и арабском мире это крайне затруднительно, не говоря уже о Постзападе, Латинской Америке и тем более России. Правда, в истории Запада в виде национал-социалистической Германии была сделана попытка создать социального индивида неоорденского типа, но она провалилась, предвосхитив, однако, в виде европейской версии социализма с национальной спецификой (ох уж этот постоянный немецкий бунт против универсализма — Лютер, немецкие романтики первой трети XIX в., Гитлер и Черный орден СС) китайскую.

Система рейтинга социального доверия вводилась в Китае постепенно. В 2015 г. 8 компаний получили лицензию на ее пробный запуск. В 2017 г. Система начала действовать в отдельных городах (например, в Жунчэне). 1 мая 2018 г. в силу вступили ограничения для граждан «с низкой степенью надежности». Результаты уже налицо. К февралю 2017 г. 6,15 млн. человек получили запрет на вылет из страны в течение 4 лет, а 1,65 млн. не смогут воспользоваться железной дорогой. Уже сейчас банковские карты и Интернет-торговля взяты под контроль. Другое дело, что только у 320 млн. китайцев есть кредитная история; из-за отсутствия кредитной информации китайская экономика, как утверждают эксперты, ежегодно теряет 600 млн. юаней.

Эксперты также обсуждают вопрос, сработает ли Система так, как задумывают ее китайские власти. То, что китайские власти испортят жизнь неблагонадежным («низкорейтинговым»), можно не сомневаться, в этом они большие выдумщики и мастера. Достаточно вспомнить, как в традиционном Китае (да и не только в традиционном) в тюремные камеры каждый день забрасывали целые ведра клопов. Можно не сомневаться, что в ответ появится «черный рынок» репутаций — в «черных рынках» китайцы тоже мастера. Но главные проблемы, на мой взгляд, могут прийти из успешного «высокорейтингового» сегмента.

Как мы видели, главный приз — это возможность поездки за границу, вести роскошную (по стандартным китайским меркам) жизнь и обеспечить социальные лифты себе и своим детям. Иными словами, Система станет фактором, ускоряющим процесс превращения послушно-муравейной части китайского социума в общество потребления. А оно, как известно, при прочих равных, разлагает структуры власти типа нынешней КНР. Впрочем, и здесь есть что возразить: в отличие от Европы, где рынок противостоял традиционным укладам и разлагал их, что и привело в конечном счете к разрушению феодализма и возникновению капитализма, в Китае ситуация была иной. Здесь рынок издревле был встроен в традиционный уклад («азиатский» способ производства), был его интегральной частью, укреплял, а не разлагал его. Недаром базовой единицей социально-экономической организации традиционного Китая была не деревня, а рыночный город. Иными словами, коммодификация жизни современного Китая, консумптизация (consumption — потребление) значительной части его населения на основе социального послушания и «правильного поведения» может вполне сосуществовать и с властью КПК, и с «социализмом с китайской спецификой». Впрочем, если смотреть на вещи реально, а не широко закрытыми глазами вульгарно-марксистских (и вульгарно-либеральных) догм, то окажется, что «социализм с китайской спецификой» мало чем отличается от «капитализма с китайской спецификой». Это неплохо было бы уяснить тем, кто заходится в восторге от успехов «красного Китая», его компартии и «социализма с китайской спецификой». Это на Западе национал-капитализм и национал-социализм — вещи разные. В Китае все иначе. Главное — китайская специфика, которая перемалывает, растворяет все остальное и в наши дни на основе Системы воспроизводит традиционную (досовременную) китайскую систему в ее жутковатом постсовременном электронно-муравейном, «бигданном» (но не богом данном) варианте. Но вернемся к вопросу о миграции.

3

Внутрииндийская миграция большой роли не играет, и это при явном неравенстве штатов по уровню развития. 46 % ВВП Индии приходится на 5 штатов: Махараштра (16,6 %), Тамилнаду (9,48 %), Гуджарат (9,02 %), Уттар-Прадеш (9,02 %), Карнатака (8,48 %). Внутренние мигранты плохо адаптируются к жизни в новых условиях. Связано это прежде всего с мощными кастовыми и региональными идентичностями, которые в Индии намного сильнее, чем общегосударственная идентичность. Индия, как считает ряд специалистов, — это не столько целое, сколько сумма штатов. Одно из ярких отражений этого — сохранение и развитие регионального кино, которое, в отличие от Болливуда, неизвестно на Западе. Это Колливуд (Ченнаи/Мадрас) — по названию студий в Кодамбаккаме; Толливуд (от Толлигунге) в Колкате; фильмы на бенгали, телугу.

Согласно прогнозам, в ближайшие десятилетия 300 млн. индийцев уйдут из деревни в город, и это станет миграционным шоком. Если учесть, что Индия — уже и так один из мировых лидеров по приему трудовых мигрантов из-за границы, то шок может оказаться очень сильным. В Индию в основном едут люди из соседних стран, где ситуация еще хуже, чем в Индии — из Бангладеш и Непала (сейчас население Бангладеш 160 млн., на 2030 г. прогнозируется более 200 млн.; у другого соседа Индии, Непала, — 29 млн., на 2030 г. — около 50 млн.).

Индийская диаспора за пределами Индии — 25 млн. (в 2010 г. они дали стране 50 млрд, долл.), а если брать выходцев из всей бывшей Британской Индии, то диаспора — 50 млн. Кстати, в Индии с 2003 г. 9 января празднуют День индийской диаспоры (Праваси Бхаратия Дивас), приуроченный к дате возвращения М.К. Ганди на родину из ЮАР в 1915 г. Несколько отвлекаясь, отмечу, что, несмотря на бедность, Индия охвачена мобильной телефонной сетью. Если в 2003 г. было 56 млн. абонентов, то в 2010 г. — 742 млн., а сейчас уже близко к 900 млн. Это связано с дешевизной платы — 110 рупий (2 евро в месяц); есть и совсем дешевый тариф — 73 рупии.

Китай приветствует миграцию своих граждан в стратегически важные зоны в Африке. Здесь китайская диаспора — 500 тыс., причем половина из них живет в ЮАР. Из 700 тыс. молодых китайцев с дипломами, покинувших страну с 1978 по 2003 г., 160 тыс. вернулись в Китай.

Сегодня аналитики все чаще сравнивают составные части «Киндафрики» по линии образования. Прежде всего нужно отметить, что на сегодняшний день 40 % нынешней мировой молодежи в возрасте 20–25 лет получают высшее образование. В канун Второй мировой войны эта цифра была всего лишь 5 %. Я не говорю о качестве этого образования, оно снижается во всем мире. Количественно же число образованных растет — прямо по Михаилу Ивановичу Ножкину: «образованные просто одолели».

В «Киндафрике» с минимум миниморум — грамотностью — дела обстоят следующим образом: В Китае грамотных 90 %, в Индии 68 %, в Африке 65 % — колоссальный контраст с ситуацией 1950 г.: достаточно сравнить нынешнюю Индию с Индией 1950-х годов, знакомой нам по фильмам с Раджем Капуром («Бродяга», «Господин «420» и др.). В индийском штате Керала вообще 90 % грамотных — результат того, что у власти в штате часто оказывались коммунисты. В настоящий момент Индия и Африка по грамотности находятся примерно на том уровне, где КНР была в 1980 г., т. е. налицо 30-летнее отставание.

Сейчас много говорят об «экономике знаний». По большей части это такая же идеологическая фальшивка, как «постиндустриальное общество» или «устойчивое развитие». Достаточно взглянуть на то, как выводятся некоторые показатели «экономики знаний»: количество часов, которые обучающиеся проводят в учебных заведениях, множится на количество людей. Так, в США с 1980 по 2010 г. число лет обучения увеличилось с 1,7 млрд, до 2,4 млрд., а в Китае — с 2,7 млрд, до 7,5 млрд. В Африке из-за роста населения эта цифра в 2050 г. может достичь 10 млрд., и Африка по формальным показателям станет одним из лидеров «экономики знаний». Ясно, что все это фикция — такая же, как, например, замена термина «слаборазвитые страны» на «развивающиеся». Только вот вопрос: развивающиеся как — прогрессивно или регрессивно?

В рейтинге ведущих университетов мира «киндафриканские» представлены минимально. Китайские университеты — Пекинский, Гонконгский и Циньхуа занимают соответственно 154-е, 174-е и 184-е места в списке 500 ведущих университетов мира; в этой полутысяче есть также 3 индийских и 3 южноафриканских (кстати, более половины всех африканских студентов учатся в ЮАР и Нигерии). В первой сотне 59 университетов — американские, 32 — европейские (из них половина — британские), 5 — японские (в частности, занимающий 20-е место Токийский университет). Разумеется, уровень индийских и африканских университетов ниже, чем таковой ведущих западных, однако следует помнить, что рейтинги университетов — это не столько отражение объективной картины, сколько орудие психоисторической войны Запада. Китайцы, в отличие, например, от РФ эти рейтинги не принимают — и правильно делают. Реальный уровень англо-американских университетов, их преподавателей и студентов не так уж и высок — свидетельствую как человек, читавший лекции в далеко не худших университетах США и Великобритании и имеющий возможность сравнить их с университетами РФ, Китая, Индии и Японии (тоже далеко не худшими).

В «Киндафрике» лидер в сфере образования — Китай, впрочем, как и в сфере экономики. При этом, однако, следует постоянно помнить одну вещь. Китайские экономические реформы 1980-х годов и китайских рывок конца XX — начала XXI в. (главным образом на британские, голландские и в меньшей степени швейцарские деньги) во многом был проектом определенной части западной элиты. Создание в Восточной Азии производственной зоны, основанной на дешевой сверхэксплуатируемой рабочей силе, имело целью насыщение дешевой продукцией рынков Западной Европы и США. В отличие от советского «экономического чуда» 1950-х годов, модернизация КНР с самого начала была внешне ориентированной и органично встроенной и в планы протестантских элит Западной Европы, и в мировую капиталистическую экономику, ни в коем случае не будучи альтернативным ей вариантом развития.

4

В 2011 г. чистый ВВП Китая превзошел японский (по паритету покупательной способности — ППС — это произошло в 2001 г.). Индии предрекают стать мировой экономической державой № 2 (после Китая) в 2050 г. При расчете по ППС Индия обогнала Японию в 2011 г. Что касается «Киндафрики» в целом, то, если считать по ППС, то, согласно прогнозам, в 2030 г. ее доля в мировом валовом продукте вырастет с 25 % до 45 %. Похоже, Китай и Индия возвращаются (по крайней мере, в количественном измерении) на те позиции в мировой экономике, которые они занимали до начала XIX в.

В начале н. э. Киндафрика давала 2/3 мирового продукта. Во II тыс. н. э. Африка начала отставать не только от Китая и Индии, но и от Европы; Китай и Индия в XVI–XVIII вв. переживали «золотой век». Даже в 1820 г. ВВП Китая в два раза превосходил ВВП Западной Европы, а доля Китая в мировом производстве была 60 %! В то же время по уровню богатства на душу населения Европа в начале XIX в. уже превосходила Китай и Индию в два раза, Африку — в три раза. В 1850 г. Африка давала 3 % мирового ВП; Индия в 1700 г. — 25 %, в 1950 г. — 5 %; доля КНР в мировом производстве в 1950 г. составила 15 %.

С 1950 г. ситуация начала меняться. Доход на душу населения в Индии за последующие 50 лет увеличился в 3 раза, в Китае — в 8 раз. И даже в Африке он увеличился в 2 раза — на столько же, на сколько за девятнадцать предшествующих столетий. «Даже» — потому что период 1970-2000-х годов был для Африки, в том числе для наиболее развитых ее стран, катастрофическим: войны, военные перевороты, коррупция деятелей типа Мобуту (пришел к власти в Заире в 1965 г.), людоеда Бокассы (Центрально-Африканская Республика, затем — империя, 1966 г.), Иди Амина Дада (Уганда, 1971 г.) и особенно разрушительные программы структурной перестройки, навязанные Всемирным банком и МВФ, — все это подрывало экономики африканских стран и усиливало социальные бедствия. Запад снисходительно смотрит на самых кровавых диктаторов, если они точно следуют курсом МВФ и Всемирного банка и обогащают глобальных спекулянтов: президент Идрис Деби (Чад), генерал Гнассингбе Эйадема (Того), президент Поль Бийя (Камерун) и многие другие. В последние 30–40 лет просели даже наиболее развитые и богатые ресурсами страны Африки, например, Нигерия. С 1970-х годов там ведется разработка нефти. Однако живут нигерийцы сегодня хуже, чем в 1970 г., — следствие того, что называют «проклятием ресурсного богатства».

Какую африканскую страну ни возьми, ее верхушка вместе со своей кланово-племенной родней — сплошь клептократы. Достаточно вспомнить ушедшего в возрасте 93 лет в отставку президента Зимбабве Мугабе, день рождения которого станет национальным праздником этой бедной, пораженной СПИДом страны. Мало того, что состояние Мугабе огромно, но и его клан, мягко говоря, не бедствует. Один из богатейших олигархов — его племянник Филипп Чиянгва (280 млн. долл., для Африки — это просто гигантское состояние). Его дочери — Ванесса и Мишель Чиронга — опустошают дорогущие магазины Западной Европы, как и сын Мугабе Чатунга. У близкого к семье Мугабе «бизнесмена» Гениуса Кадунгуре — коллекция редких роллс-ройсов. Вся эта публика постоянно хвастает богатством в соцсетях, размещая свои фото в дорогих отелях, бутиках и т. д. Так и вспоминается президент США Р. Никсон с его знаменитой фразой «People are just from trees» («Люди прямо с деревьев»).

Размах распродажи континента Западу, а теперь и Китаю африканскими верхушками прекрасно показан в вышедшей в 2018 г. книге П. Кэньона «Диктаторленд. Люди, которые продали Африку». В качестве примеров, «case studies» автор ограничился несколькими странами — Конго, Зимбабве, Нигерия, Экваториальная Гвинея, Кот-д'Ивуар, Эритрея, однако ситуация, описанная им, характерна для Африки в целом. Необходимо только добавить: в грабеже и распродаже богатств своих стран африканские диктаторы — всего лишь младшие партнеры, а точнее, подельники западноевропейских и североамериканских капиталистов и госбюрократов. Особенно ярко, даже бесстыдно это демонстрирует Франсафрика — система особых отношений между политико-экономической верхушкой Франции и политическими верхушками ее бывших колоний. Система создана по инициативе де Голля Жаком Фоккаром в 1960-е годы (старт дала война в Камеруне). Как правило, кто-то из африканских президентов выступает в роли смотрящего за франкоговорящими странами Африки, тесно контактируя с французскими президентами. Так, длительное время эту роль выполнял президент (с 1967 по 2009 гг.) Габона Омар Бонго, и симптоматично, что свой первый звонок в качестве президента Франции Саркози сделал именно ему.

Конкретно схему разграбления Африки американцами, британцами, французами, китайцами (в 1990-е к этой компании добавились олигархи РФ) продемонстрировал Т. Берджис в вышедшей в 2015 г. книге «Машина грабежа» (с характерным подзаголовком «Военные диктаторы, магнаты и контрабандисты и систематическая кража богатств Африки». На африканском материке Берджис подтвердил то, что на материале мира в целом и его отдельных регионов, например Балкан, показал Миша Гленни, автор знаменитой книги «МакМафия. Серьезно организованная преступность». Показав, что именно наиболее богатые страны Африки становятся инкубаторами бедности, Берджис пишет, что в какой-то момент он со всей ясностью увидел «нить, связывающую резню в далекой африканской деревне с удовольствиями и комфортом, которыми мы, живущие в более богатых частях мира, можем наслаждаться. Она (эта нить. — А.Ф.) тянется сквозь глобализированную экономику, от зон военных действий к вершинам власти и богатства в Нью-Йорке, Гонконге и Лондоне».

Африка в своей истории пережила несколько шоков. Первым была арабская работорговля, которая нанесла серьезный демографический ущерб и в ряде районов вызвала серьезные миграции, прежде всего бантуязычных народов. Вторым, еще более сильным шоком стала колонизация. Колонизаторы жестоко эксплуатировали население и природу Африки, уничтожая миллионы людей (на руках одного лишь бельгийского короля Леопольда II кровь 11 млн. негров бельгийского Конго), разрушая традиционные структуры, наполняя Африку полукриминальным сбродом и проходимцами из Европы, порождая, с одной стороны, внешне западоподобную верхушку коллаборационистского типа и «негроизированных европейцев», с другой — консервируя худшие, наиболее зверские черты доколониальной жизни.

Похожие друг на друга картины всей этой пестрой и жестокой амальгамы представили самые разные авторы. Дж. Конрад нашел точное название — «Сердце тьмы». Советский разведчик Дм. Быстролетов (Толстой), работавший по бельгийскому Конго на рубеже 1920-30-х годов, назвал эту страну «зеленым адом», созданным колониализмом и капитализмом. В 1947 г. свое путешествие по Африке начали два чехословацких журналиста — Иржи Ганзелка и Мирослав Зикмунд. На «татре» они проехали почти всю Африку, а в 1953 г. издали трехтомную «Африку грез и действительности» (русский перевод — 1961 г.). Их впечатление от позднеколониальной Африки вкратце формулируется так: «Белые „господа“, колонизаторы, задают тон; они выжимают из труда африканцев барыши для владельцев сейфов в Лондоне, Париже, Брюсселе, Капштадте или Нью-Йорке».

Третьим шоком стала деколонизация. Она, по мнению большого числа экспертов, с которыми я согласен, привела к еще более тяжелым последствиям, чем колониализм. Это не значит, что он был лучше — оба хуже, как сказал бы Иосиф Виссарионович. Постколониализм — это усиление экономической эксплуатации без сохранения формального политического контроля, дальнейшая деградация человеческой и природной среды, рост бедности и неравенства, футуроархаизация. Под последней я имею в виду следующее. В постколониальную эпоху на поверхность вырвалась традиционная африканская архаика (если не дикость), но уже усвоившая западные технологии — технические, властные (политические), финансово-экономические и использующая их для самоусиления. Так и вспоминается Ежи Лец с его вопросом: если людоеды начинают пользоваться ножом и вилкой — это прогресс? О людоедах — это не для красного словца. Каннибализм до сих пор распространен в Африке, причем практикуют его и некоторые лидеры. Самая известная история — каннибализм Бокассы — большого друга Франции и лично президента Жискар д'Эстена диктатора Центральноафриканской Республики, впоследствии провозгласившего себя императором Центральноафриканской империи.

В своем пятом путешествии Синдбад-мореход попадает в Город Черных, где живут зинджи, т. е. негры — речь идет об Африке. Но живут они там только днем, а ночью выезжают в море, потому что с наступлением ночи в опустевший город из леса приходят обезьяны с факелами и начинают жить в нем: торговать, варить рис, печь хлеб — и так до рассвета. Утром обезьяны уходят, и негры возвращаются, но горе тем людям, которые на ночь останутся в городе — обезьяны убивают их, поскольку ночью (ну чем не «Сердце тьмы») город принадлежит им. А теперь представим, что у обезьян вместо факелов — автоматы, и что будет? Уйдут они из города по доброй воле? Я ни в коем случае не сравниваю негров с обезьянами, тем более что в сказке «1001 ночь» противостояние «людей» и «обезьян» — это завуалированное противостояние тех, кто живет в торговом анклаве африканской части индоокеанской системы торговли, и местных племен. Но сегодня вооружение таких племен по всей Африке — реальность постколониальной эпохи. И невольно вспоминаются дети-солдаты 12–14 лет, распространенные практически во всех зонах боевых действий в Африке — от Либерии и Сьерра-Леоне до Конго и Руанды.

Вот как описывает кадога (так детей-солдат называют в Конго) Жан-Кристоф Гранже: «Разные милиции похищали детей в деревнях, вынуждали их убивать своих родителей или братьев и сестер в качестве боевого крещения, а потом — вперед, шагом марш! Под наркотиком, пьяные с утра до вечера, они только и слышали, как им твердят одно: отныне их единственная семья — собственный „калаш“. Безграмотные, аморальные, они жили с голодным желудком, разрушенным мозгом и проходили период созревания путем изнасилований и убийств. Дожив до зрелости, они становились затаившимися призраками, еще более потерянными в те моменты, когда война затихала».

Гранже, автор социально-политических романов в форме остросюжетных детективов, хорошо знает, о чем пишет: будучи журналистом и работая для «Пари-матч», «Санди Таймс», «Нэшнл джиогрэфик» и других изданий, он проехал всю французскую Африку (да и не только ее) и получил за свои репортажи две главные награды в области журналистики — «Рейтер» (1991 г.) и «Уолд пресс» (1992 г.). В своих романах Гранже убедительно показывает, что в нынешней, послеколониальной Африке XXI в. атрибуты современности — лишь тонкая пленка, через которую в жизнь постоянно врывается прошлое, хаос. Устами одного из своих героев он так говорит о бойцах армий хуту, тутси, войск Лорана-Дезире Кабилы в Конго и др.: «Большая часть из них каннибалы с самыми дикими суевериями в голове. Мау-мау думают, что пули, соприкасаясь с ним, превращаются в капли воды. Тутси таскают повсюду мешки с мужскими членами. Хуту насилуют женщин на внутренностях их мужей, которых они только что убили».

Герой романов Гранже «Лонтано» Морван-старший «знал, что в конце посадочной полосы (аэропорта Киншасы, столицы бывшего бельгийского Конго. — А.Ф.) торгуют кусками человеческого мяса — для вкусной семейной трапезы. Что перед взлетом кабину пилота обязательно посетит местный колдун со своими фетишами». И это не крайний случай — достаточно вспомнить веру негров ЮАР в то, что сексуальный контакт с белой излечивает от СПИДа, а с самкой крокодила — придает небывалую силу.

Но, может быть, «пылкий галл» Гранже сгущает краски? Сомневающихся адресую к отличным журналистским расследованиям Р. Капущинского, в частности — «Черному дереву» (М.: МИК, 2002).

Сегодня можно сказать: значительная, если не большая часть Африки ныне находится в худшем состоянии, чем она была в 1960–1961 гг., в полный надежд момент деколонизации (и этот момент, и быстро последовавшее за ним горькое разочарование прекрасно показаны в романе П. Абрахамса «Венок Майклу Удомо») Тесно связанный с британскими службами писатель Ф. Форсайт, автор многих политических детективов, включая «День Шакала» и «Досье ОДЕССА», охарактеризовал то, что происходило и происходит с Африкой после 1960–1961 гг. как полный ужас. Или, как заметил один из героев Гранже, вся Африка — это несчастный случай.

Но почему же послеколониальная Африка — несчастный случай? Причин — несколько. Во-первых, произошел демографический взрыв, который резко ухудшил экономическую ситуацию и усилил социальную напряженность.

Во-вторых, в постколониальную эпоху резко усилилась экономическая эксплуатация Африки, особенно наиболее богатых ее стран Западом/Постзападом его ТНК. Достаточно сравнить описание ситуации в Катанге/Шабе Дм. Быстролетовым (1920-1930-е годы) и Гранже (2000-е) или в Южной Африке Л. Буссенаром (алмазный прииск Нелсон-Фонтейн в «Похитителях бриллиантов») и отчеты сегодняшних дней. Это — не говоря о статистике. Эксплуатация, которой подвергают Африку ТНК и западные компании при поддержке своих госбюрократий и властных верхушек самих африканских государств (клептократии Диктаторленда), носит на порядок более жестокий характер, чем при колониализме — у финансиализированного капитализма для этого намного больше средств, технологий и намного меньше ответственности. Одновременно ухудшалась экономическая ситуация. Все это привело к невиданной в эпоху колониализма социальной напряженности, особенно в городах, которая будет нарастать.

В-третьих, по сравнению с колониальной эпохой нынешняя Африка напичкана оружием — это вооруженный континент. В-четвертых, идет процесс ослабления, разрушения послеколониальных африканских государств под давлением одновременно «сверху» (Запад, ТНК) и «снизу» (традиционные кланово-племенные структуры, все активнее взламывающие искусственно созданную колонизаторами нежизнеспособную скорлупу государственности современного типа. В ходе этого процесса обостряются старые и возникают новые межэтнические (племенные, клановые) противоречия, которые ведут к кровавым войнам. Так, во время руандийского геноцида, организованного в 1994 г. хуту, погибли около 1 млн. тутси. Вслед за этим вспыхнули две конголезские войны (Конго по размерам примерно равно Западной Европе), которые унесли около 5 млн. жизней (блестящий анализ одной из жесточайших войн наших дней представлен в работе Дж. Стирнза «Танцы во славу монстров. Коллапс Конго и великая африканская война»).

Вообще вся послеколониальная история Африки — это история войн, а точнее тотальная африканская война всех против всех: Первая конголезская война (1960–1978); войны в Эфиопии (1970–1991, включая Огаденскую — 1977–1978); войны в Чаде (1965–2009); война Биафры против центрального правительства Нигерии (1967–1970); геноцид в Руанде (6 апреля — 19 июля 1994 г.); Вторая (1975–1984), Третья (1992–1993) и Четвертая (1997–2002) войны в Анголе; войны в Мозамбике (1975–1992); Вторая конголезская война (1998–2002); война в Дарфуре (с 2003 г.); эфиопско-эритрейская война (1998–2000); Вторая война Киву (с 2007 г.); этнические войны в Западной Африке в 1990–2013 гг. (кру против менде в Либерии, лимба против менде в Сьерра-Леоне, север против юга в Кот-д'Ивуар); гражданская война в Алжире (1992–2002); инспирированная Западом война в Ливии (февраль — октябрь 2011 г.); война в «треугольнике» Мали — Нигер — Азавад и др.

Все эти войны велись с исключительной жестокостью по отношению как к мирному населению, так и к пленным. Самое мягкое наказание последних — отрубание правой руки, поэтому, например, в Либерии и Сьерра-Леоне так много одноруких мужчин. Это не значит, что войны в доколониальной Африке не были жестокими. Достаточно вспомнить, например, зулу при Шаке и Дингаане (начало XIX в.), при которых у зулу не оказалось соседей — они всех их вырезали, или вражду машона и матабеле и многое другое. Однако нынешняя запредельная жестокость геноцидного типа не идет с этим в сравнение. Такая жестокость, помимо прочего, обусловлена серьезными социальными и социально-психологическими изменениями, произошедшими в Африке в XX в.

В-пятых, колониализм и постколониализм разрушил традиционные структуры — социальные, хозяйственные, ценностные, — не создав на их месте принципиально новые. Вместо этого — либо ублюдочные квазизападные, либо неотрадиционные. Для господствующих групп как квазиевропейского, так и неотрадиционного типа, которые порой переплетаются, характерно еще более жестокое и пренебрежительное отношение к соплеменникам, чем то, что демонстрировали белые колонизаторы. Серьезные изменения претерпел в эпоху колониализма и тип личности африканца, подключенный к колониальному сектору хозяйства и общества. У черных квазиевропейцев, как правило, воспитывали если не враждебное, то пренебрежительное отношение к своей культуре как низшей, примитивной, вырабатывая комплекс культурно-исторической и расово-этнической неполноценности (реакцией на него стал черный расизм, идейный комплекс негритюда). Точную характеристику морально-психологического облика колониальной личности африканца дал Д. Быстролетов: «Характер, лишенный традиционной социальной связи, делается особо пластичным, и если черный человек изо дня в день слышит в свой адрес такие слова, как „вор“, „негодяй“, „скот“ и тому подобные, то он неминуемо приобретает эти свойства и действительно становится вором, негодяем и скотом. Это относится не только к солдатам, а ко всем неграм из французских (и любых. — А.Ф.) колоний, и в первую очередь к туземным женщинам […] Они — зеркало своих господ». Речь, таким образом, идет о деформации личности.

Совокупность перечисленных факторов диктует простой вывод: являясь кладовой ресурсов планеты на вторую половину XXI в., Африка будет подвергаться все большей эксплуатации, а ее государства — дальнейшей фрагментации, в ходе которой будут оформляться в тесно связанные с Постзападом анклавы под совместным контролем ТНК и местных властей в качестве их младших партнеров (классические примеры — Шаба, Южный Судан, ряд районов Нигерии). Мир за пределами анклавов будет погружаться в футуроархаику, все больше напоминая синдбадовский Город Черных в его ночном состоянии. Трудно представить нечто вроде единой Африки — ее государства не смогут всерьез объединиться даже в региональные структуры. Сами эти государства — искусственные образования, созданные колонизаторами и не имеющие местных корней — по мере удаления колониальной эпохи, нарастания мирового кризиса и ухудшения ситуации в самой Африке начнут рассыпаться на части по этноплеменному признаку. Тем более, что это выгодно транснациональным компаниям — им легче иметь дело с небольшими целостностями, в которых сконцентрирован максимум ресурсов, будь то нефть, медь или алмазы. Именно такой подход лежит в американской схеме «Большой Ближний Восток», состоящий из нескольких десятков мелких квазигосударств, а не относительно крупных государств типа Ирака, Сирии или Ливии.

Иначе, но в чем-то похоже обстоит дело с Индией и Китаем. В обозримом будущем они сохранятся в качестве государств, однако неравномерность в уровнях развития отдельных регионов превратит часть наиболее развитых и включенных в макрорегиональные и мировые сети регионов в зоны анклавного типа, внешние связи которых будут доминировать над внутренними. Вместе с большей частью Постзапада и другими анклавами Юга они составят верхний «этаж» мировой иерархии — или иерархии макрорегионов, на которые де-факто распадется глобальная система. Самой серьезной проблемой этого «этажа» будет сдерживание мигрантов с нижних «этажей» у своих границ и недопущение их внутрь. Одним из таких «этажей» будет… Киндафрика. Большей ее части, скорее всего, суждено стать геоисторическим гетто, отсеченной от реального развития зоной, различные части которой будут похожи друг на друга по негативу. Разумеется, и внутри этой зоны будут различия: китайские сегменты будут выше индийских, а индийские — выше африканских: эволюция крупных систем необратима, даже если это эволюция деградационного типа.

5

От грустного — к прогнозам. Согласно последним, в 2030 г. доля Индии в мировой экономике составит 10 %, Африки вместе с Ближним Востоком — 7-11 %. При этом, однако, данные регионы, как и Китай, не смогут конкурировать с Западом в области высоких технологий; несмотря на прогресс, Китай и Индия отстают в сфере software. В наихудшем положении оказывается Африка, которая, к тому же, как и Латинская Америка, начинает превращаться в поле конкуренции Китая и Индии.

С экономическим ростом тесно связана проблема рабочей силы, прежде всего, избыточной, которая способна создать «киндафриканским» странам ряд неразрешимых проблем. По данным МВФ, с 1980 г. мировая рабочая сила выросла в 4,5 раза: неквалифицированная — с 200 до 750 млн., квалифицированная — с 15 до 75 млн. В то же время в 2007 г. в слаборазвитом мире не использовалась рабочая сила 1,4 млрд, людей (т. е. трудоспособного населения) — для них нет и не предвидится работы. Сейчас, т. е. через 10 лет, эта цифра, естественно, выросла. Подсчеты по трем частям «Киндафрики» разнятся. Наибольший разброс оценок по Африке — от 250 до 450 млн. трудоспособных; в Южной Азии до 500 млн., в Китае — 300–400 млн. Возможно, реальные цифры меньше, к тому же люди как-то устраиваются в «порах общества». В любом случае, согласно прогнозам, к 2050 г. 60 % мировой рабочей силы будет сконцентрировано именно в Киндафрике, причем 1 млрд, это те, кто уже сейчас живет в городе, а придут из деревни еще 1–2 млрд. (т. е. рост 3 % в год).

В Африке численность активного населения, в основном молодежи, вырастет, согласно прогнозам, с 560 млн. (ныне) до 900 млн. в 2030 г. и до 1–1,5 млрд, в 2050 г. (мне эти цифры кажутся завышенными). Иными словами, в перспективе в африканских странах будет огромное количество молодежи, которая уже показала себя в «цветных революциях» в Египте и Тунисе. Есть так называемый «закон Голдстоуна», согласно которому, когда численность молодежи в обществе достигает 25 % и более, начинаются серьезные социальные волнения — восстания, революции. Дж. Голдстоун эмпирически проверил свою модель на материале крестьянской войны и Реформации в Германии в начале XVI в. и Французской революции 1789–1799 гг.

Но его модель в значительной степени применима также к русской и китайской революциям XX в. и даже к мексиканской, не говоря о полпотовской Кампучии. Как говаривал И. Бродский: «Молодежь. Не задушишь, не убьешь». Так что Африку (а, следовательно, и юг Европы) к середине века ждут серьезные потрясения. Противостояние арабов и африканцев на юге Европы в 2030-2040-е годы уже не кажется фантастикой.

Хотя население Китая к 2050 г., согласно прогнозам, уменьшится на 35–50 млн., китайские города тем не менее должны будут принять 300 млн. чел. из деревни. В 2008 г. в промышленности КНР было занято 180 млн. (для сравнения: во всех странах ОЭСР вместе взятых — около 120 млн.). В Индии ситуация еще более сложная и серьезная. Здесь число работоспособной молодежи выросло с 2005 по 2017 г. с 350 млн. до 480 млн. Следовательно, Индия каждый год должна создавать 10–15 млн. рабочих мест, т. е. 100–150 млн. рабочих мест в ближайшие 10–15 лет. Уже сейчас в индийской промышленности работают более 90 млн. чел., в 2025 г. ожидается более 100 млн. Если к 2050 г. число работоспособной молодежи вырастет с 480 млн. до 710 млн., то для обеспечения этой массе рабочих мест, нужен, как утверждают специалисты, экономический рост 8-10 % в год, а рассчитывать Индия (и, кстати, Африка) может только на 4–6 %, а Китай после 2030 г. — на 5 %. Иными словами, к 2050 г. индийское государство и общество столкнутся с 300–350 млн. молодого населения, не имеющего работы и, по сути, экономически неинтегрированного в систему.

История показывает: массы, не имеющие возможности интегрироваться в систему экономически, нередко делают это внеэкономически, посредством насилия. Киндафриканский «мир по Голдстоуну» середины XXI в. имеет немало шансов на то, чтобы отодвинуть на второй план традиционные классовые противоречия и противостояния и вывести на первый план иные. Вот что писал по этому поводу еще в конце 70-х годов прошлого века мой незабвенный учитель Владимир Васильевич Крылов: рост постоянно безработных и деклассированных — «не только экономическая проблема. Уже ныне она грозит серьезными политическими последствиями… Противоречия между сбросившими с себя всякую укладно-классовую определенность слоями и классово организованными группами общества иногда может отодвинуть на второй план все иные коллизии, что особенно заметно в перенаселенных зонах Дальнего Востока». Здесь необходимы два дополнения: 1) речь сегодня и завтра уже не только о Дальнем Востоке, но и о Ближнем, а также об Индии и Африке; 2) осторожное «иногда» 1970-х годов рискует стать «почти всегда» в 2030-2040-е годы.

Еще одна проблема — такая скученность огромного населения «Киндафрики», которую местные экосистемы между 2030 и 2050 гг. просто не выдержат. Уже сейчас около 1 млрд, людей живут в трущобах. Глобальный Трущобоград, или даже Трущобия (Slumland), расширяется. Рано или поздно этот нарыв вскроется и начнется битва за хлеб, воду и жизненное пространство, которого тоже становится меньше. При нынешней численности населения в мире на человека приходится 1,7 га земли, а использует он ее так, будто это 2,6 га, т. е. проедается будущее. Как только будут исчерпаны ресурсы бедных и проблемных зон мира, проблемы начнутся у их более богатых и благополучных соседей. Трущобные люди бросятся туда, где есть еда, вода и минимум комфорта. Сначала будут сметены анклавы в самом бедном мире, например, эмираты Персидского залива или города Марокко, ну а затем настанет очередь Севера — Западной Европы. Не позднее 2030-2050-х годов, а возможно и раньше, эта волна докатится до России. И нужно готовиться встретить ее, а потому уже сегодня думать о мире не только наших детей, но и внуков.

В частности, уже сейчас надо серьезно, а не формально ставить в школе дело начальной военной подготовки. Каждый мужчина должен уметь обращаться с оружием, как минимум — с огнестрельным. Силами только армии трудно справиться с волнами массового переселения — здесь нужен вооруженный народ. Я уже не говорю о том, что надо воспитывать оборонное (не в защитном, а в военном смысле) сознание: нужно объяснять молодежи, что мы живем в предвоенное (почти в военное) время по линии угрозы не только с Запада, но и с Юга, и нужно быть готовыми, что кто-то попытается оттяпать принадлежащую нам 1/9 часть суши со всеми ее богатствами. Как говорят американские морпехи, если ты выглядишь как еда, тебя рано или поздно сожрут. Особенно когда огромная часть мировых ресурсов будет проедена или сократится в результате катастрофы.

Кстати, эксперты из промышленно развитых стран пытаются перенести ответственность за проедание сырьевых ресурсов только на слаборазвитые страны, а также на такие гиганты как Китай. Однако цифирь корректирует эти попытки. В 2005 г. «Киндафрика» потребляла 9,6 млн. баррелей нефти в день, в 2008 г. — 11 млн., в 2015 г. — около 15 млн. Кризис 2008 г. открыл новую фазу в большой нефтяной игре; у слаборазвитых стран начались тяжелые времена — экономический рост на основе дешевого доллара закончился. Африка, по различным оценкам, потребляет от 2,6 до 3,5 млн. баррелей нефти в день и обеспечивает 3,2–3,5 % ее мирового производства. В 1990-е годы производство нефти в Африке увеличилось на 40 %, и уже в 2002 г. американцы объявили африканскую нефть «национальным стратегическим интересом США». Нефть (как и алмазы) становится яблоком раздора между различными этническими группами в государствах, например, в Нигерии. Там более 180 млн. населения, 250 крупных племен, говорящих на 450 языках и диалектах; наиболее крупные этнические группы: хауса и фулани на севере, йоруба на юго-западе, ибо — на юго-востоке. Ибо (20 % населения страны, в основном христиане и язычники) населяют главную нефтеносную часть страны. В 1967 г. эта часть попыталась выйти из состава Нигерии, образовав новое государство — Биафра, но потерпела поражение в войне.

По прогнозам, к 2030 г. потребление нефти Африкой достигнет 4 млн. баррелей; Индии — 7 млн., Китая — 16 млн. (из них по импорту — 12 млн.).

Неудивительно, что КНР сближается со странами Залива: с 1980 г. потребление Китаем ближневосточной нефти увеличилось в 5–6 раз; КНР переместилась с 20-го на 5-е место в экспорте региона (США здесь на 10-м месте).

Китай инвестирует в те регионы и страны, где есть нефть: Центральная Азия, Иран, Каспийский бассейн, Судан, Латинская Америка. На Западе даже заговорили о «новом китайском империализме». В Африке Китай конкурирует не только с Западом, но и с Индией, которая с 2005 г. проводит ежегодные встречи «Индия — Африка».

Таким образом, потребление энергии «Киндафрикой» и вообще Югом не идет ни в какое сравнение с таковым Севера — именно там живут пожиратели 60–80 % мировой энергии, энергофаги. В частности, население США составляет 4 % от мирового, а потребляет 40 % мирового продукта. Понятно, что большая часть этих 40 % приходится на верхнюю половину, но бедноте Юга от этого не легче.

6

Разумеется, без энергоресурсов жить нельзя, но ими сыт не будешь. Одна из главных проблем «киндафриканских» стран — продовольствие: от вопроса обеспечения им в Китае до вопроса голода в Африке. Проблема голода — повседневная реальность слаборазвитых стран. Почти 900 млн. человек в мире недоедают. Согласно докладу ФАО (2001 г.), каждый день на планете от голода и его последствий умирает 100 тыс. чел. Каждые 6 секунд на Земле от голода умирает ребенок в возрасте до 10 лет. Каждый год от голода и связанных с ним болезней в мире умирает людей больше, чем погибло во Второй мировой войне (58 млн.). Сегодня весьма актуально звучат некрасовские строки: «В мире есть царь: этот царь беспощаден, / Голод названье ему».

В свое время Римский клуб призвал весь мир остановить экономический рост ради устранения экологической угрозы. Однако если развитые страны могут себе это позволить, то слаборазвитые — нет. Они просто не выживут. В то же время, как ни парадоксально и ни жестоко это звучит, слаборазвитые страны не только не способны на реальное развитие, но и не могут себе его позволить с точки зрения мирового баланса в треугольнике «население — продовольствие — энергоресурсы». Сначала о потреблении продовольствия в калориях.

По западным стандартам, активно работающему человеку нужно 3000–3500 калорий в день. Развитые страны это обеспечивают уже сегодня, а согласно прогнозам, в 2050 г. будет 4100 кал в день (мне не понятно, зачем так много); в Африке к югу от Сахары население потребляло 2250 кал в 1960 г., 2300 сегодня; в Южной Азии — 2000 кал в 1960 г., 3000 сегодня, к 2050 г. ожидается 3600 кал. На мой взгляд, это лукавые цифры. Во-первых, в странах с жарким климатом — не мясная, а растительная диета, требующая и дающая меньше калорий. Во-вторых, даже если принять эти цифры, ну откуда в Африке и Южной Азии возьмется увеличение потребления калорий при росте населения и растущей же незанятости? Очень многие бравурно-оптимистичные прогнозы западных экономистов — это «забавы сытых шалунов». Увеличение потребления продовольствия и энергоресурсов в странах Юга до уровня хотя бы самой низкой и бедной части среднего слоя («класса») Севера, того, что англосаксы называют «lower middleclass» способно вызвать глобальную катастрофу. Бравурные прогнозы некоторых экономистов, согласно которым к 2050 г. мировой средний слой составит почти 30 % населения планеты (3 млрд, из 10 млрд.) не учитывают того, что это вызовет рост потребления по сравнению с сегодняшним днем: продовольствия на 50–60 % (вот будет раздолье для поставщиков ГМОшного продовольствия: а куда денешься — необходимость); электроэнергии на 40–50 %; воды на 25–35 %. И это на фоне истощения природной среды и уменьшения сырьевых запасов — биосфера Земли не безразмерна.

Нет, не случайно мондиалист Жак Аттали заговорил о необходимости создания в XXI в. «глобальной распределительной экономики». Речь идет о жестком контроле со стороны Севера, точнее, его хозяев, которых Дизраэли еще в XIX в. называл «хозяевами истории», над ресурсами, продовольствием, водой, пространством и экономическим развитием. При этом многим частям планеты это развитие де-факто просто не будет позволено, они должны будут оставаться зонами бедности, нищеты, короче говоря — социальным адом, иначе рост этих зон может перевернуть «планетарную лодку». О каком увеличении калорийности питания, о каком росте среднего слоя Юга в таких условиях может идти речь?!

Все это еще более подхлестнет рост мирового неравенства, а следовательно — мировой миграции, способной принять масштаб нового великого переселения народов. Что может противопоставить этому Север? Заградотряды в мировом масштабе? Не сработает. Использование пандемий в качестве оружия? Опасно. Провоцирование истребляющих население войн в большей части Юга не только не решит проблему, но может стать фактором консолидации воюющих масс в подвижные орды-политии Юга, по сравнению с которыми запрещенная в РФ ИГИЛ может показаться детской забавой и единственным средством борьбы с которым может оказаться стратегия «звездного десанта» по-хайнлайновски, которая в реальности будет напоминать действия «эскадронов смерти», только в мировом масштабе.

В любом случае, конфликты классово неорганизованной бедноты Юга, которая обязательно найдет себе симпатизантов, а возможно и лидеров на Севере (Унгерн фон Штернберг как «воспоминание о будущем») будут намного более жестокими, чем войны за гегемонию в капсистеме или классовые бои пролетариата и буржуазии в Западной Европе. Здесь заработают различия иного порядка, в том числе этнокультурные, расовые и религиозные. Речь может пойти о войне на истребление.

В этих условиях самосохраниться в цивилизационном, расовом и этнокультурном плане Север может только в том случае, если перестанет быть Постзападом, выработает новую идейно-ценностную систему и создаст принципиально новую посткапиталистическую социальную систему. Альтернатива этому — апокалиптика и постапокалиптика. И не надо думать, что это далеко и не скоро: Аннушка уже не только купила масло, но и вовсю льет его на тот путь, которым движется позднекапиталистический белый Постзапад.

В любом случае Постзапад оказывается в положении «налево пойдешь, направо пойдешь — оба варианта хуже». С одной стороны («Сцилла»), его хозяева не могут допустить превращения бедных слаборазвитых стран в среднеклассовые даже на самом «низэньком» уровне. С другой («Харибда»), тогда Постзапад получит нарастающую многомиллионную, подгоняемую всадниками Апокалипсиса, миграцию из охваченного голодом, войной и бедствиями Юга. Я не представляю, как толерастический Постзапад может найти способ проскочить между Сциллой и Харибдой. Так и просится блоковское: «В последний раз — опомнись, старый мир!». Но я понимаю — это вряд ли; не для того европейцев духовно кастрировали несколько десятилетий, превращая в западоидов, живущих ради удовольствия и готовых принять в качестве нормы любое отклонение, провозглашая очередное отрицание европейскости «европейскими ценностями», а очередное извращение — нормой. В любом случае: исторический бумеранг, запущенный западным капитализмом и колониализмом/неоколониализмом в XIX–XX вв., неожиданным для североатлантического мира образом возвращается.

Если брать «Киндафрику» и — шире — Юг в целом, то с обеспечением продовольствия хуже всего ситуация в Африке. Это единственный регион мира, где, как подчеркивают специалисты, в сельском хозяйстве добавленная стоимость на работника не переставала уменьшаться с 1960-х годов, т. е. с так называемой деколонизации. В 1960 г. Африка обеспечивала 8 % мирового экспорта сельхозпродукции, сегодня — только 3 %. По сути, Африка не может обеспечить себя продовольствием, т. е. прокормить саму себя. Причин несколько. Первая причина — дезертификация, опустынивание Сахеля — здесь пустыня продвигается со скоростью 10 км в год. В настоящее время в мире 250 млн. экологических беженцев, особенно много их в Африке. В кризисном состоянии находится огромная часть континента: Эфиопия, Джибути, Уганда, Судан, Южный Судан, Демократическая Республика Конго (бывший Заир). Около 20 млн. человек в этих странах находятся под постоянной угрозой голода. В 2017 г. нужно 5,6 млрд, долл., чтобы решить проблемы только тех стран, где голод постоянен. Так, в Конго в 1998–2009 гг. от голода умерло 3,8 млн. человек, в Эфиопии в 1984–1985 гг. 1 млн., в Сомали в 2010–2012 гг. 260 тыс. Вторая причина — войны. Наконец, третья — разграбление африканских стран Западом, ТНК и их «сукиными сынами».

Повторю: африканские коррупционеры и клептократы грабят свои народы вместе с Западом, выполняя, а порой и перевыполняя все разрушительные, самоубийственные для африканских стран требования МВФ и Всемирного банка. Именно поэтому Запад снисходительно смотрит на тех правителей Юга, которые обеспечивают ему высокие прибыли.

Их коррупция — средство обеспечения прибыли и привилегий «сеньоров капитализма». Мобуту с 1965 по 1997 г. вывел из Конго 4 млрд, долл.; правитель Нигерии Сани Абача с 1993 по 1998 г. разместил в 19 банках Запада 3,4 млрд, долл.; обнаружено по запросу нигерийских властей только 730 млн., из них только 115 млн. вернули Нигерии.

Искать деньги действительно трудно. Например, в 2000 г. 75 банков в Швейцарии приняли суммы в 3,7 трлн, швейцарских франков (2 трлн, евро), из них 2,056 трлн, франков — от иностранцев, а ведь кроме швейцарских банков есть офшоры. На одних Багамах в начале XXI в. было 95 тыс. банков. Кроме названных клептократов имеет смысл вспомнить Сомосу в Никарагуа, «папу Дока» и «Бэби Дока» на Гаити, Маркоса на Филиппинах, людоеда Бокассу. И речь не столько об отдельных лицах, сколько о целых кланах.

Разумеется, и в Китае, и в Индии развитие клановости по своим масштабам уступает африканским, где она к тому же имеет ярко выраженный племенной характер. В то же время в обеих этих странах клановость присутствует, нередко приобретая политический характер. В Китае мы видим различные властно-региональные кланы; в Индии это проявляется еще более ярко. Достаточно вспомнить, что лидерами партии Индийский национальный конгресс на протяжении большей части его истории были представители одной семьи — Неру/Ганди: Мотилал Неру (1919–1920; 1928–1929), Джавахарлал Неру (1929–1931; 1936–1937; 1951–1954), дочь Дж. Неру Индира Ганди (1959–1960; 1978–1984), ее сын Раджив (1984–1991), жена Раджива итальянка Соня Ганди (1998–2017). В Индии есть штаты, которые в течение десятилетий контролируются одной семьей или двумя-тремя семьями попеременно. В Бразилии аналогичная ситуация, только там целые штаты контролируются семьями (или их доверенными лицами) в течение десятилетий, 100–150 лет.

Представители индийских властей нередко характеризуют нынешнюю ситуацию страны так: «India is shining» — «Индия блещет (сверкает)». Но сверкает не вся и не для всех. На одной стороне — фантастическое богатство, на другой — еще более фантастическая нищета, низводящая людей почти до полуживотного состояния. В Мумбай, имеющем репутацию криминальной столицы постколониальной Индии (Шакил, Икбал Каскар, Икбал Мемон, Абу Салем и десятки других крупных, общеиндийского как минимум, значения мумбайских мафиози, тесно связанных и с политикой, и с Болливудом — это «фирменный знак» Мумбай) есть район Дхарави, причем вовсе не на окраине. Есть различные оценки его площади и населения — от 175 гектар и 1 млн. человек (К. Шарма в книге о Дхарави) до 2 млн. кв. м. и 2 млн. человек. Дхарави называют крупнейшей трущобой Азии. Когда-то на этом месте была деревушка рыбаков-коли. Будучи в Мумбай, я объехал Дхарави по периметру — впечатляет. Туда водят экскурсии, включающие обед среди трущоб. Разумеется, это не та еда, которой питаются обитатели Дхарави, средняя продолжительность жизни которых — не более 25 лет, т. е. как в Древнем Риме. В 1985 г. во время посвященного столетию партии Индийский Национальный Конгресс визита в Мумбай Раджив Ганди распорядился выдать городу грант в 100 кроров (1 млрд.) рупий на реконструкцию Дхарави, но из этого практически ничего не вышло. В 1995 г. с чуть большим успехом попытку повторило правительство штата, представленное коалицией партий Шив Сена и Бхаратия Джаната Парти. В принципе же все остается по-прежнему, причем Дхарави — далеко не единственный трущобоград в Индии.

Вообще нужно сказать, что в Индии социальный статус и имущественное положение коррелируют с доступом к еде. Мне об этом на одной из международных конференций рассказал известный индийский социолог, подчеркнув, что официально ту информацию, которую он мне сообщит, в Индии никогда не подтвердят — это такое же табу, как темные страницы биографии Махатмы Ганди. Согласно моему собеседнику, 40 % населения Индии — неприкасаемые, низкокастовые, нищие — едят раз в три дня очень плохую пищу. Следующие 40 % едят тоже очень плохую пищу, но уже раз в день. По сути этих 80 % в реальной социально-политической жизни как бы и не существует, они выживают — «социология желудка», жизнь в трущобах и полутрущобах.

Следующие 10 % — это индийский средний слой (три раза в день нормальная пища), их дети учатся в колледжах и университетах, но, во-первых, в самой Индии; во-вторых, не в самых престижных и дорогих. В любом случае у этих 10 % есть какое-то будущее. Наконец, еще 10 % — богатые и сверхбогатые, какая-то часть их — индийский сегмент миро-вой политико-экономической элиты. Как правило, это представители высших каст. Различия каст в Индии носят практически социобиологический характер — цвет кожи (чем выше каста — тем светлее), рост, вес, продолжительность жизни (достаточно пробежать быстрым взглядом некрологи в центральных индийских газетах и газетах штатов, чтобы убедиться в этом). Неравенство в Индии, как и во всем мире, растет и, как и во всем мире Юга, «сверкание» (shining) той или иной страны обусловлено сверхэксплуатацией низов и их нищетой — об этом нужно постоянно помнить, особенно когда кто-то захлебывается от восторга по поводу экономических успехов Бразилии, Индии, ЮАР или даже Китая.

7

В мире развитых стран в сельском хозяйстве занято 2 % населения (в Западной Европе — 4 %, накануне Второй мировой войны было 40 %). С 1961 по 2005 г. мировое сельскохозяйственное производство увеличилось в 3 раза (рост — 2,3 % в год). Сегодня 1 сельхозработник кормит 100 человек (в 1960 г. — 20 человек). В Индии производство зерновых с 1970 по 2010 г. выросло с 77 млн. тонн до 180 млн. В середине 1940-х годов в Индии производилось 100 кг зерновых на душу населения, в 2010 г. — 150 кг. Пик сельскохозяйственного развития Индии пришелся на 1990-е годы, затем началось замедление роста. «Зеленая революция» надежд не оправдала.

Китай в целом продовольственную проблему решил: с 1980 по 2010 г. потребление мяса выросло в два раза (с 23 до 46 кг), молока — в 10 раз, яиц — в 8 раз. В Индии годовое потребление мяса на душу населения — 3,7 кг (в значительной степени это обусловлено характерным для Индии вегетарианством).

У Китая, однако, серьезная проблема: малоземелье; земли, пригодной для сельского хозяйства, становится все меньше (за последние десятилетия Китай потерял 500 тыс. га земли).

Вообще разрушение природной среды в слаборазвитом мире идет стремительными темпами. Главным образом это связано с хищнической эксплуатацией этой части планеты западными ТНК. Так, с 1950 по 1990 г. площадь тропических лесов сократилась на 350 млн. гектаров (в Азии и Океании — на 30 %, в Южной Америке и Карибах — на 18 %, в Африке — на 18 %). В год уничтожается 3 млн. га. Хотя тропические леса занимают всего 2 % территории планеты, во-первых, там сосредоточено 70 % видов растений и животных; во-вторых, это (особенно леса Амазонии) — «легкие» планеты.

Показательно сравнение ситуаций со здравоохранением в Индии и Китае. Индия тратит на здравоохранение 3,8 % ВВП, Китай — 5,4 %; при этом доля правительства — 30,5 % в Индии, 56 % — в Китае. В Индии от недоедания умирает в 12 раз больше людей, чем в Китае; в 40 раз больше болезней связано с низким качеством воды и низким уровнем санитарии (согласно «India Today» от 14.12.2017, 732,2 млн. индийцев — 54 % населения — не имеют доступа ни к личным, ни к общественным туалетам; в Китае это 343,5 млн. — 25 % населения; для сравнения: в Эфиопии такого доступа не имеют 93 %, в Нигерии более 60 %; согласно «India Today» от 11.12.2017, 1 млн. индийцев ежегодно умирают от диабета; 61 % смертей вызваны заразными заболеваниями; по прогнозам, к 2030 г. индийская экономика потеряет 4,6 трлн. долл, от незаразных заболеваний). Индия занимает предпоследнее место (после Пакистана) по ожидаемой продолжительности жизни в Южной Азии. В Китае и на Шри-Ланке продолжительность жизни на 11 лет больше.

Несходные социально-экономические ситуации определяют серьезные различия в государственном развитии Китая, Индии и стран Африки, что, на мой взгляд, ставит под большой вопрос правомерность термина «Киндафрика». Положение в Китае и Индии в плане геополитического потенциала государств кардинально отличается от африканской. Китай — лидер. Однако переоценивать его возможности не стоит. Даже если учесть, что военный бюджет КНР самими аналитиками и главным образом китайцами занижен, он все равно в пять раз меньше американского. Когда в 2011 г. КНР объявила об увеличении военного бюджета на 12 %, т. е. до 91 млрд, долл., военный бюджет США был 530 млрд. Аналитики прогнозируют, что к 2030 г. военные расходы КНР составят 600 млрд, долл., а США — 800 млрд. При этом Пекин старается не попасть в ловушку гонки вооружений.

Хотя в экономическом плане в расчете по ППС Китай уже обогнал США, в технологическом плане он сильно отстает от Америки. Разумеется, ВВП не единственный экономический показатель; есть финансово-денежная мощь, которая позволяла Великобритании сохранять господство даже в 1930-е годы, когда в промышленно-экономическом плане она уже не была лидером. Здесь у Китая мощные позиции: 3 трлн, вложено в казначейские боны США (чуть менее 10 % долга США). Наиболее серьезная проблема КНР — борьба кланов и группировок за власть, которая в период правления Си Цзиньпина обострилась.

Индия в военном плане остается южноазиатской региональной державой. Ее контрбалансиром, хотя и довольно слабым, является Пакистан, который умело «доит» Постзапад, прикидываясь больше, чем это имеет место в реальности, failed state. На самом деле десяток кланов приватизировали государство, используя его как средство перераспределения экономических факторов, включая наркотрафик, и финансовых потоков. Согласно сверхоптимистичным оценкам, к 2030 г. Индия не превзойдет ВВП Германии и Франции вместе взятых. На международной арене Индия активно использует «мягкую силу». Значительную роль в этом играет индийский кинематограф.

Слабость африканских государств грозит им распадом на регионы и зоны племен, особенно если учесть абсурдные границы, проведенные колонизаторами. Африка — демографический колосс на глиняных политических ногах. Индия и Африка, по мнению аналитиков, разделят с Европой слабость на международной арене, в отличие от Китая и США. Кто-то скажет: это неправомерное противопоставление, говорить нужно о БРИКС как субъекте новой («континентальной») глобализации. На самом деле БРИКС как единое целое — весьма спорное явление; «справедливая глобализация» (в противовес несправедливой англосаксонской) — это, на мой взгляд, нечто вроде «хлопка одной ладонью» из дзэновской притчи. Но мы же не дзэн-буддисты. Впрочем, глобализация, БРИКС и перспективы РФ в этой конструкции и вне ее — отдельный разговор.

8

Несмотря на то, что многие мифы глобализации развеялись, до сих пор немало тех, кто, во-первых, считает, что это объективный, а не сконструированный, проектный процесс, путая глобализацию с интеграцией и интернационализацией; во-вторых, полагает, что возможна менее скоростная и более справедливая, учитывающая интересы всех участников глобализация. А вот у хозяев глобализации и их агентов совсем другая точка зрения.

Согласно Г. Киссинджеру, глобализация — это новый термин для определения американского господства.

А. Барневик, владелец трансконтинентальной металлургической империи АВВ, в 1995 году высказался еще откровеннее: «Я определяю глобализацию как свободу для моей группы инвестировать, куда она хочет, продавая товары, где она хочет и испытывая при этом минимум ограничений в плане прав рабочей силы и социальных условий». Иными словами, глобализация есть, помимо прочего, такой процесс интернационализации, при котором благодаря научно-техническим сдвигам (революция в электронике, коммуникациях), с одной стороны, и разрушению СССР как персонификатора системного антикапитализма, уравновешивающего капитализм и его гегемона, США, с другой, реализуется право сильного в мировом масштабе.

Прав был великий французский социолог П. Бурдье, который подчеркивал, что глобализация не есть некая объективная реальность или фатальность, это сознательно проводимый политический курс по освобождению экономики из-под социального и государственного контроля, превращение его в бесконтрольную силу. Следовательно, глобализация — это в определенных классовых интересах и определенным политико-экономическим образом качественно модифицированная интернационализация. Экономически, а точнее, финансово новое здесь — глобализация финансовых рынков, транзакционного капитала. В узко экономическом плане глобализация это возведение в значительной степени виртуальной паразитической финансовой надстройки над реальной экономикой, к которой нередко эта надстройка не имеет никакого отношения.

Не случайно идеологию глобализации Бурдье уподобил СПИДу: она, как СПИД, разрушает иммунную систему жертв. Я бы добавил: неолиберальная глобализация, глобальный финансиализм — это, с одной стороны, агония капитализма, стремящегося нажраться перед смертью. С другой стороны, это процесс зеркальный первоначальному накоплению капитала на «входе» в капитализм (генезис и самое начало ранней стадии). Первоначальное накопление, предшествовавшее собственно капиталистическому, по сути своей было ограблением главным образом слабых мира сего (огораживания в Англии, пиратство и т. п.) для создания внеэкономического фундамента экономической системы капитализма. Глобализация тоже есть ограбление слабых, объективно создающая фундамент для новой, посткапиталистической системы. Иными словами, это одновременно гибель капитализма и передел с прицелом на посткапиталистическое будущее.

Глобализация эффективно отсекает от будущего, исключает из него целые слои и регионы. Макс Галло заметил, что глобализация не сделала мир по-настоящему глобальным, т. е. единым; напротив, она разбила его на части. Глобальный мир богатого Севера — это мир небоскребов, в котором 20 % населения планеты владеют 80 % ее богатств, 80 % автомобилей и потребляют 60 % мировой энергии. И есть локальный мир Юга — мир бедности (есть страны, где в трущобах живет более 75 % населения), незначительной продолжительности жизни — не более 40 лет, а то и меньше. Если учесть, что продолжительность жизни в значительной степени определяется характером социальной системы, то можно сказать, что глобальные богачи не просто эксплуатируют глобальных бедных, но поедают их жизнь, присваивая не только их рабочее время, но время вообще. В этом плане фильм «Время», изображающий мир, в котором верхи и низы отличаются прежде всего наличным временем жизни, верно отражает ситуацию. Недаром немецкие экономисты Р. Хикель и Ф. Штрикштрок называют глобальный капитализм «Killer Kapitalismus». Те же экономисты, как, впрочем, и многие другие, подчеркивают: пока существовал СССР, глобализация не просто тормозилась, а не могла реализоваться как таковая. После 1991 г. капитализм в его финансиализированной форме, словно отбрасывающей материальную базу, сорвался с цепи, сметая стабильность, занятость, минимальную зарплату и многое другое. Показательно, что в первое же десятилетие после «ухода» СССР (1992–2002 гг.) Запад резко сократил помощь слаборазвитым странам и столь же резко сократил инвестиции. Потребность противостоять Советскому Союзу в Азии и Африке, демонстрировать добрую волю по отношению к странам и народам отпала. Удивительно ли, что к 2002 г. уровень дохода на душу населения в 81 слаборазвитой стране снизился.

Швейцарец Жан Зиглер пишет по этому поводу: «С падением берлинской стены, распадом СССР и частичной криминализацией бюрократии КНР произошел взлет глобализации, а с ней — прекаризации рабочей силы и занятости и разрушения социальной защиты». Не случайно появился новый термин — «прекариат». «Precarious» по-английски это «хрупкий». Речь, напомню, идет о растущем слое людей, имеющих случайную работу — несколько часов в день, причем далеко не каждый день, а следовательно, не имеющих никаких социальных гарантий. Неизъяснимая хрупкость их бытия и делает их прекариатом.

Прекариат — один из результатов глобализации как войны богатых против бедных, против общества (недаром Тэтчер, этот тупой таран неолиберализма, говорила, что нет никакого общества, есть лишь мужчины и женщины). На одной стороне — прекариат, обитающий в предбаннике социального небытия, с другой — богатство. Вот несколько цифр, которые имеет смысл напомнить.

Состояние 15 самых богатых людей мира превосходит ВВП всех стран Африки к югу от Сахары за вычетом ЮАР. 225 самых богаты семей планеты обладают 1 трлн, долларов — на полтриллиона больше, чем нижняя половина (47 %) человечества. Францией в 2017 г., как и в 1937 г., правят/экономически владеют 200 семей. В сегодняшней Швейцарии верхушка — 3 % населения — имеет столько же, сколько остальные 97 %; 300 швейцарских сверхбогачей владеют 374 млрд, швейцарских франков. Растущее неравенство характеризует не только Север, но и Юг. Так, в одной из наиболее развитых стран Юга, в Бразилии, 2 % собственников контролируют 43 % обрабатываемых земель, а 4,5 млн. сельских тружеников земли вообще не имеют. И дело здесь не только в растущем разрыве, а в том, что огромная часть населения в условиях финансово-капиталистической глобализации вообще лишается каких-либо перспектив развития и обречена на деградацию, натурализацию/архаизацию экономики и рост бедности. Развитие здесь сводится к регрессу. Я уже не говорю о том, что одна из целей неолиберальной глобализации — уничтожение национально-государственной идентичности и подмена ее идентичностью регионов и меньшинств разного рода. Верхушка глобального мира в экономическом плане — это пирамида транснациональных корпораций (ТНК), многие из которых более могущественны, чем целые государства. Масштаб финансовой активности «Дженерал Моторе» превосходит ВВП Дании, а «Эксон Мобил» — Австрии.

В 2011 г. трое сотрудников цюрихского Политехнического института опубликовали работу «Сеть глобального корпоративного контроля» — результаты исследования 60 тыс. корпораций и их «дочек». Было выявлено ядро — 737 ТНК, контролирующих 80 % мировых финансов и суперядро — 147 ТНК, контролирующих 40 % мировых финансов. У суперядра есть сверхядро — 27 ТНК, и эта «матрешка» — самая богатая и влиятельная.

Если учесть, что Север контролирует 82 % мировой торговли, то шансы Юга весьма и весьма призрачны. Тот же Ж. Зиглер приводит в качестве примера историю с производством масла в Зимбабве. Всего за пять лет, с 1991 по 1996 г. оно сократилось на 92 %, т. е. эта отрасль была убита из-за невозможности конкурировать с сельским хозяйством Севера: правительства стран ОЭСР субсидируют свое сельское хозяйство на сумму 355 млрд. долл, в год. Как может Зимбабве конкурировать с таким монстром? «Как школьнику драться с отборной шпаной» (В. Высоцкий). А ведь в свое время на конференции в Марракеше (Марокко) представители Севера пообещали слаборазвитым странам быструю либерализацию глобальных сельхозрынков таким образом, что страны Юга будут извлекать выгоду из глобализации.

Но дело даже не в уничтожении целых отраслей и стран, речь идет о том, что огромная часть мирового населения объявлена нерентабельной. Появились два термина: «наименее развитые страны» (термин введен в 1971 году, иногда их еще называли «Четвертым миром», но ведь сейчас нет Второго мира, Третьего мира, сейчас вроде единый мир?) и «нерентабельное население». Что такое страны с нерентабельным населением? Это 48 стран с населением 640 млн. человек, т. е. 10 % мирового населения названы нерентабельным. Что значит назвать кого-то нерентабельным? Значит, по сути дела, отказать в праве на существование. Это даже не Untermensch, унтерменши имеют какое-то, пусть условное и минимальное право на существование; нерентабельные, Homo nonrentabilis, по сущности, по определению не должны существовать — они не вписываются в глобальный мир, они там лишние (едоки и т. д.).

Наименее развитые страны, т. е. страны с нерентабельным населением, тратят на обслуживание долга хозяевам Севера 20 % бюджета, т. е. проценты по долгу, деньги съедают людей как социальных существ. Если в раннекапиталистической Англии «овцы съедали людей», а согнанных в ходе огораживаний людей вешали, то в позднекапиталистическом мире «деньги съедают людей», последних не вешают — они сами умирают от голода и болезней. Только одной стране по редкому стечению обстоятельств удалось выскочить из зоны наименее развитых стран — Ботсване, но это исключение: «наименьшая развитость» — замкнутый круг. И дело не в так называемой, точнее, в мифологической «невидимой руке рынка». Мифологической, потому что исследования даже по mid-Victorian market (рынок середины правления королевы Виктории, 1850-1870-е годы), считающемуся эталоном «свободного рынка», показали, что он был сконструирован не экономически, а социально-политически. По сути это был социально-политический институт и поддерживался соответствующими же мерами. Нынешний так называемый рынок, на котором давно уже нет рынка, а есть совокупность монополий, поддерживается военной мощью США. Поэтому даже такой апологет глобализации как Томас Фридман, написал: «Макдональдс» не может существовать без «Макдоннелл Дуглас», который производит F15, без «силиконовой долины» с ее разработками, и, естественно, без глобальной пропагандистской машины». То есть, за рынком стоит мощнейший военный кулак.

Кроме военных инструментов у глобалистов есть мощные экономические орудия: ВТО, МВФ и Всемирный банк. Шефом Всемирного банка долгое время был человек из команды Джона Кеннеди — Роберт Макнамара. При Кеннеди он был министром обороны, и согласно Джону Мендору, автору работ о глобализации, в качестве главы Всемирного банка убил больше людей, чем в свою бытность министром обороны, ответственным за войну во Вьетнаме. Именно при Макнамаре, кстати, развитие и прогресс приравняли к экономическому росту. Если раньше считалось, что развитие и прогресс — одно, а экономический рост — другое, то при Макнамаре восторжествовал иной подход, ставящий во главу угла экономический рост. Последний определяется чисто количественными экономическими показателями, которые не учитывают социальной эффективности. Например, с точки зрения экономического роста Советский Союз уступал Соединенным Штатам, а с точки зрения социальной эффективности мы их превосходили. Но это оказалось как бы неважным, и в СССР в позднесоветское время приняли язык противника и начали оценивать самих себя в категориях противника. А если ты смотришь на мир глазами противника, то, скорее всего, рано или поздно ты будешь действовать в его интересах — сознательно или подсознательно.

Еще одна структура — это МВФ. О ней довольно много написано, но одно следует напомнить: то, как МВФ убил наиболее развитые страны Латинской Америки. В 1970-е годы долг латиноамериканских государств МВФ вырос до 60 млрд, долларов, в 1980-е было уже 204 млрд., в 1990-е — 443 млрд., в 2002-м году — 750 млрд. И поразительная вещь: была убита наиболее развитая страна — Аргентина, которой прогнозировали светлое будущее, а она смертельно запуталась в паутине глобализации.

Иными словами, глобализация — это паутина, сотканная несколькими сотнями жирных пауков, которые установили в ней свои правила, гарантирующие им сверхприбыли. Можно ли прекратить действие этих правил, оставаясь в паутине? История дает отрицательный ответ. Есть такая страна — Бразилия, и был там очень известный леворадикальный экономист Кардозу. И вот в 1995 г. он становится президентом. Как отмечают исследователи, редко когда-либо в истории во главе крупного государства оказывалось столько способных людей, как в Бразилии в 1995–2002 гг. Прежде всего, это президент страны — блестящий левый экономист Кардозу, министр иностранных дел — Селсу Лафер, министр юстиции — Алоизу Нуньес и очень многие другие.

Все они были радикально левыми, но очень скоро, как отмечают аналитики, они стали сервильными слугами, если не сказать, панегиристами и наемниками министерства финансов США. И уже Кардозу объяснял своим бывшим коллегам, что ничего не поделать. И результат правления левых таков: огромное количество людей страдает от постоянного недоедания, внешний долг огромный, высокий уровень преступности. Кардозу со товарищи, оказавшись у власти, скомпрометировали саму «левую идею». И буржуины теперь могут сказать: «Левые приходили. Смотрите! Чего же вы были против диктатуры? При диктатуре-то было хорошо, а при левых-то стало очень плохо».

9

Некоторые с учетом бразильского левого опыта говорят: одна страна не может выскочить из ловушки глобализации, только несколько стран, причем крупных и заключивших союз способны на такой рывок. Немало таких, кто видит в подобного рода союзе организацию БРИКС. Ее нередко представляют в качестве альтернативы англосаксонской глобализации, намекая на то, что глобализация по-бриксовски (или даже более конкретно: глобализация по-китайски на континентальной основе вокруг трансъевразийского Шелкового пути) будет справедливой и взаимовыгодной, в отличие от англо-американской — по-видимому, кто-то верит в то, что капиталистическая глобализация может быть справедливой. Но дело даже не в этом. Прежде всего не стоит переоценивать единство БРИКС. Вот один эпизод. В 2011 году после известных событий слетел со своей должности Д. Стросс-Кан, и страны БРИКС в тот момент получили шанс. Если бы они выступили консолидировано, то могли бы провести на освободившуюся должность своего общего кандидата. Однако, за исключением Индии, которая не поддержала западных кандидатов, все остальные высказались в пользу европейско-американской (североатлантической) кандидатуры Кристин Лагард. Активнее всего были китайцы. За эту поддержку они получили пост заместителя директора МВФ — бывший зампред Народного банка Китая Минь Чжу стал заместителем Кристин Лагард. И африканцы поддержали, и РФ поддержала, и бразильцы поддержали. А ведь у Индии был прекрасный кандидат, заместитель премьер-министра Монтек Сингх Ахлувалия, известный экономист.

Связи стран БРИКС с промышленно развитыми странами — США, Японией, Евросоюзом — намного более плотные и тесные, чем между собой. Где проходят конференции БРИКС? Иногда в этих странах, а иногда в городе Вашингтон. С МВФ страны БРИКС консультируются и сверяют часы. Более того, заместитель Кристин Лагард, директор-распорядитель МВФ Минь Чжу, человек из страны БРИКС, сказал, что БРИКС — результат сближения показателей развития государств — бриксовских и самых развитых стран мира. Он также назвал это конвергенцией под эгидой МВФ. Какая же это альтернатива? На самом деле это дополнительная подпорка буржуинам ядра, позволяющая выиграть время и подготовить господствующие позиции в посткапиталистическом мире. Об этом свидетельствуют также и теснейшие экономические связи между КНР и США, исполнение Китаем роли цеха, мастерской для высокотехнологичной американской экономики, общеизвестна и включенность индийской правящей элиты в англосаксонские правящие круги, особенно британские. Кстати, инвестиции Индии в Великобритании превышают евросоюзовские.

Весьма сомнителен и тезис о способности БРИКС предложить альтернативную модель «постиндустриального общества». По разным оценкам, доля ручного труда в ВВП Индии — 50–70 %, в Китае — 50–60 %. И это «постиндустриальное» будущее? Скорее это «недоиндустриальное» настоящее. И этот ручной труд поддерживает капиталистический мир с его англосаксонским ядром, продлевая его жизнь своим экономическим ростом.

Выходит, на самом деле БРИКС работает не на разрушение системы, а на ее поддержание. И действительно, в 1995 году БРИКС обеспечивал 10 % мирового роста, а в 2015 — уже 30 %. Более того, как говорят экономисты, если вычесть из ВВП в 2010 году Индию и Китай, то ВВП будет на уровне 1980 года. То есть, ручной труд Китая и Индии поддерживает эту систему и, решая свои проблемы, не позволяет загнуться издыхающему капитализму, оттягивает его конец. И все это обеспечивается жесточайшей эксплуатацией. Например, в КНР, в спецзонах рабочие вкалывают по 16 часов в сутки с минимальным и жестко хронометрируемым, не более пяти минут, перерывом. Почасовая зарплата здесь менее половины евро. И ни в чем себе не отказывай! В произведенных руками китайского работяги игрушках расходы на зарплату не превышают 6 %, а иногда и меньше.

Наконец, последнее по счету, но не по значению: страны БРИКС, в частности Китай и Индия, конкурируют не только и не столько с Севером (хотя конкуренция США и КНР тоже налицо), сколько между собой. В лучшем случае БРИКС — это ситуационный тактический союз по негативу: страны с олигархическими режимами из не ядра капсистемы, а в лучшем случае полупериферии, стремящиеся улучшить свою сделочную позицию по отношению к ядру, — о том, чтобы попасть в него, речь не идет. У РФ особое место, обусловленное советским наследием — наличием ядерного оружия, членством в Совете Безопасности ООН (право вето) и сохраняющимся несмотря на четвертьвековой погром относительно высоким уровнем современного образования. Впрочем, эти плюсы из прошлого в одном измерении соседствуют с минусами из настоящего в другом, однако специфика нынешней российской ситуации — отдельная тема.