Года два я слушала в Интернете все интервью, беседы и лекции Андрея Ильича Фурсова. Его осведомлённость о малоизвестных и тайных фактах истории, его анализ глобальных процессов и при этом готовность вступить в информационную схватку (кстати, об информационных войнах у него тоже есть цикл лекций) – разительно выделяют Фурсова из степенного научного мира. Такая подготовка впору сотрудникам спецслужб. И вот Андрей Фурсов, директор Центра русских исследований Московского гуманитарного университета, директор Института системно-стратегического анализа (Москва), академик International Academy of Science, Международной академии наук (Инсбрук, Австрия) приглашён прочесть две лекции студентам-гуманитариям СФУ.
– Андрей Ильич, у вас есть собственная «Школа аналитики». Кто туда ходит? Стал ли кто-то из слушателей аналитиком? И что ещё нужно, кроме слушания лекций, чтобы разбираться в окружающем мире?
– «Школа аналитики Фурсова» функционирует третий год. В основном, слушатели – студенты Московского гуманитарного университета, но занятия могут посещать все желающие, надо только заранее зарегистрироваться на сайте Научного студенческого общества МосГУ. В «Школу» раз в месяц приходят люди разного возраста, в основном молодёжь, но есть и те, кому и за 40, и за 50.
Можно ли стать аналитиком, прослушав курс? Конечно, нет. «Школа» не готовит аналитиков, она учит основам анализа на конкретных примерах из истории и современности. Главная задача «Школы» – сформировать у слушателя реальную картину мира, объяснив скрытые шифры эпохи, тенденции её развития. Слушатели должны много читать – текущей информации, научных работ, художественной литературы, которая помогает разобраться в том, что происходит, поскольку будит воображение. В рекомендуемом списке такие писатели как Иван Ефремов, Олег Маркеев, Александр Гера, Алексей Колентьев, Сергей Анисимов и многие другие. Рекомендуются также различные сайты на русском и иностранных языках. Разумеется, читать – мало, надо постоянно осмысливать прочитанное, соотнося его с реальностью. И, конечно же, нужно читать специальную литературу по стратегической, аналитической и другим видам разведки. Необходимо также критическое освоение западной ветви европейской интеллектуальной традиции.
– Насколько сегодняшнее образование благоприятно для развития аналитических способностей?
– Начать с того, что наше нынешнее образование находится в полуразрушенном состоянии. ЕГЭ и Болонская система не готовят творцов и аналитиков, они готовят «квалифицированных потребителей», а «квалифицированное потреблятство» не совместимо с анализом реальности, тем более критическим. Но это не значит, что нужно опустить руки. Надо быть вопрекистами, заниматься самообразованием и выжимать всё возможное из того лучшего, что сохранилось от советского образования. Очень важно найти учителя – настоящего Учителя. Мне очень повезло. Моим учителем был мало публиковавшийся, но блестящий учёный Владимир Васильевич Крылов. Думаю, он будет среди тех немногих, кем Россия станет отчитываться за вторую половину XX века. О своём учителе я написал книгу – «Ещё один очарованный странник (О Владимире Васильевиче Крылове на фоне позднекоммунистического общества и в интерьере социопрофессиональной организации советской науки)». Крылов был настоящий мастер на все руки, включая аналитику, без его школы я никогда бы не стал тем, кем стал.
– Не помню где, но как-то встретила такую оценку специалистов советского времени: мол, в наших академических институтах где-нибудь за распитием чая можно было услышать такие аналитические обзоры, какие на западе готовили целые центры.
– Было такое, и в подтверждение расскажу известную мне историю. В начале 70-х в Институт мировой экономики и международных отношений, в котором работал Крылов, явился Бжезинский с помощниками. Так вот, помощница Бжезинского разыскала Крылова и сказала, что они читают его работы, чему Владимир Васильевич был очень удивлен, поскольку последние годы готовил преимущественно закрытые справки для ЦК КПСС. Но американцы прекрасно всё это имели, читали и более того – привезли Крылову несколько книг по тематике его исследований, о которой оказались осведомлены, и подсказали, через каких сотрудников при необходимости можно заказать литературу из-за кордона. Человек, который почти не публиковался, был очень высоко оценен командой Бжезинского.
– А каково экспертное сообщество России сейчас?
– Трудно оценивать всё сообщество, моя оценка будет в большей степени импрессионистской, и «импрессионизм» этот очень невесёлый. Вернувшийся в Россию в конце 1990-х годов Александр Александрович Зиновьев, с которым я дружил, как-то заметил, что уезжал из страны, где в курилке можно было обсуждать массу интересных проблем на самом высоком уровне, а вернулся на интеллектуальную помойку. Сказано довольно жёстко, но в целом справедливо. С 1990-х годов в страну хлынул мутный поток устаревших западных теорий в области социологии, политологии, экономикс. Это утильсырьё приобрело среди определённой публики высокий статус в силу его западного происхождения и подкреплённости грантами и прочими формами материального поощрения. На этой основе у нас за последнюю четверть века сформировался целый сегмент компрадорско-колониальной по своей сути науки, выражающий интересы компрадорско-олигархического капитала и паразитирующий на реальной науке так же, как этот капитал паразитирует на России, её реальной экономике. Оба эти компрадорских сегмента – экономический и научный – выражают чуждые России интересы со всеми вытекающими последствиями. Ясно, чью сторону они займут в условиях разворачивающейся информационно-психологической войны.
Особенно это видно по политологии, где есть целый ряд теорий, связанных с отрицанием необходимости государственного суверенитета. Это модный тренд в западной политологии и глобалистике – мол, мы живём в эпоху глобализации, взаимопроникновения, взаимозависимости и суверенитет устарел. Но совершенно понятно, кого не устраивает чей-то государственный суверенитет – транснациональные корпорации, которым государство мешает выкачивать прибыли.
То же самое – идея, что эпоха больших государств уходит в прошлое. Вот была Югославия – надо её раздробить на части, тем более что народ там разный живёт. Время от времени возникают разговоры, что территорию России от Урала до Дальнего Востока нужно отдать международному сообществу, читай – транснациональным корпорациям. И люди, которые продвигают эти идеи, работают на эти корпорации либо в качестве тех, кого Ленин называл «полезные идиоты», либо в качестве идеологических диверсантов.
– Но это ведь не характеристика всего экспертного сообщества?
– Конечно же, нет; я говорю об определённой тенденции, представляющей научную и идейно-информационную угрозу. У нас немало экспертов и экспертных групп, вполне профессиональных и ориентированных на государственно-национальные интересы России. Они стали значительно активнее в последние год-два, когда ужесточилось противостояние России и Запада и многие из тех, кто находился в тени и имел ограниченный доступ к средствам массовой информации, резко расширили свои возможности.
– А насколько эти специалисты востребованы людьми, принимающими решения? Вот вас приглашают на Селигер, на телевидение, но сами-то госуправленцы вас слышат?
– Трудно сказать. Иногда в официальных выступлениях я слышу формулировки, которые использую только я и никто другой. Однако у восприятия любых идей есть серьёзный ограничитель – классовые интересы воспринимающего. Степень реализма в понимании текущей ситуации определяется у госчиновника двумя факторами – шкурным интересом и классовым сознанием. Нередко это становится непреодолимым барьером в понимании реальности и восприятии чужих идей. Впрочем, моя задача заключается не в том, чтобы меня услышали госуправленцы. Я не пропагандист, не политтехнолог, а учёный, аналитик, преподаватель. Моя задача – создание реальной картины прошлого и настоящего и прогнозирование будущего. Пользуются этим высокопоставленные лица – хорошо; не пользуются – это живёт само по себе, потому что вброшенная в информационное пространство концепция, даже фраза живут своей жизнью и когда-то сработают.
– Сейчас много говорят об информационных фильтрах, которые создают ту или иную среду. Но мы сами ещё в большей степени склонны создавать себе комфортную среду, смотреть и слушать только то, с чем согласны. А если кто-то говорит то, что нам не нравится, мы и слушать не станем. Как выбраться из-под влияния того или иного однонаправленного воздействия – допустим, людям на той же Украине?
– Безусловно, нужно жить в информационном мире, не заслоняясь от него. Заслон – это пораженческая стратегия. Почему многие советские люди купились на пропаганду перестроечной шпаны? Мол, придёт рынок, демократия, капитализм – и будет всем хорошо. Потому что их приучили к определённой информации, которую они уже перестали воспринимать, и правдой показалась та ложь, которую они впервые услышали.
Не заслоняясь от информационного потока, надо всегда понимать важную вещь: кому выгодно. Всё время задавать себе этот вопрос. Кому выгодно говорить, что Сибирь была колонией России? Понять это – а потом уже проверять факты.
Нельзя убегать от судьбы: она тебя рано или поздно догонит, причём в самый неудобный для тебя момент; судьбу надо встречать в лоб. То же самое с информацией.
– В отношении вас это понятно – это ваша профессия. А если речь идёт об обывателе, который к тому же лишён источников информации?
– Да, это серьёзная проблема. Хотя некоторым обывателям ничего не интересно. Причём не только у нас. У нас и работяги, и студенты могут обсуждать какие-то общественно-политические вещи. Американцы – я жил в Америке – этим, как правило, не интересуются, а потому готовы поверить чему угодно: что Кеннеди убил Ли Харви Освальд, что «башни-близнецы» взорвала «аль-Каида», что малайзийский «Боинг» взорвали ополченцы.
Тем, кто хочет разобраться, можно посоветовать одно: думать. Какой бы изощрённой ни была пропаганда, она обязательно проколется в деталях.
– В своей лекции вы сказали, что главная константа русской истории – это «власть», причём как бы она ни менялась, она будет оставаться всё той же – автосубъектной. И это ни хорошо, ни плохо, так есть…
– Власть не обязана любить народ. И народ не обязан любить власть, даже если она выражает его интересы. Потому что между ними существуют серьёзные противоречия, так сказать, борьба и единство интересов. В России исторически сложилось так, что власть выполняла функцию защиты населения от внешнего врага. Причём врагов этих у нас всегда было больше, чем у других. И в этом отношении Арнольд Тойнби, который вовсе не любил Россию, тем не менее заметил, что русская экспансия всегда носила оборонительный характер. Русские стараются отодвинуть границы как можно дальше, потому что Россия не защищена ни с запада, ни с востока.
Не менее важно и то, что власть в силу скудности сельского хозяйства всегда сдерживала, в своих интересах опять же, аппетиты господствующего слоя. Но бывали периоды-исключения, когда она вместе с этим слоем начинала грабить население. Один такой период наступил после 1861 года – закончилось всё революциями 1905 и 1917 годов; второй наступил после 1991 года, и неясно, преодолеваем мы его или нет.
– Человек, который встает на позицию поддержки власти, вынужден мириться с существующим положением дел – не замечать двойных стандартов, социальной несправедливости, расхождения заявленного и сделанного?..
– Ни в коем случае. Нужно прекрасно видеть все недостатки власти, не оправдывать всё, что делает власть, чётко понимая её классовую природу и особые интересы. Но в то же время нужно помнить поговорку англосаксов, которая способствовала их победам: права или не права, но это моя страна. Набоков когда-то заметил: власть и родина не одно и то же. Это во многом верно, однако рухнула власть и кончилась родина Набокова. Соотношение власти и родины непростой вопрос, критикуя власть, надо делать это так, чтобы это не повредило родине. А. А. Зиновьев как-то заметил: целили в коммунизм, а попали в Россию. За всеми разговорами Запада и его агентуры в СССР о борьбе с коммунизмом скрывалась борьба против исторической России. Кстати, Бжезинский откровенно признал это после разрушения Советского Союза, заметив, что Запад боролся не с коммунизмом, а с Россией как бы она ни называлась. Поэтому всё, что мы говорит о родине, должно быть тщательно взвешено.
– Это самоцензура?
– Ни в коем случае, речь идёт об ответственности за себя и за свою страну. Это не исключает критику власти и критического отношения ко многим страницам своей истории. Как писал П. Я. Чаадаев: «Я не научился любить свою Родину с закрытыми глазами, с преклонённой головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит её». Нужно обязательно критиковать власть, если она уклоняется от защиты национальных интересов и поддерживать её в защите этих интересов. Обратите внимание, наши так называемые либералы критикуют власть именно тогда, когда она разворачивается в сторону национальных интересов. Почему-то их точка зрения постоянно совпадает с позицией Госдепа США. Они готовы проливать крокодиловы слёзы по поводу Магницкого, но их совершенно не трогают миллионы жертв так называемых либеральных реформ 1990-х, по сути – либерального геноцида. Они не только не молчали, когда ельцинский режим расстреливал парламент в 1993 г., но призывали к ещё большей крови. Ельцину прощалось всё, поскольку он работал практически в режиме внешнего управления. Путин либеральную клаку бесит именно тем, что пытается из этого управления выйти.
Власть нужно критиковать и за её непоследовательность. Сегодня это разрыв между державной внешней политикой и сохранением неолиберального курса в социально-экономической сфере, курса, который эту внешнюю политику подрывает.
В сухом остатке: власть в России всегда была, мягко говоря, неласкова к населению, но она защищала его от окружающих хищников, в борьбе с которыми она не могла не ожесточаться, но это было условием выживания. Так, сталинская система – это, прежде всего, форма выживания русского народа и других коренных народов России в условиях не просто неблагоприятного капиталистического окружения, а в ситуации, когда поставлена задача уничтожения России. Это очень хорошо понимали проницательные патриоты нашей страны, способные встать выше личных обид и трагедий. У Даниила Андреева есть стихотворение, посвящённое русским сверхвластителям, спасающим страну в роковой час, стихотворение подразумевает прежде всего Сталина. Там есть такие строки:
– Вы сказали, что примерно к 2017 году мы окончательно «проедим» наследие советской эпохи. Как и из чего делать рывок в будущее?
– Рывки в будущее совершаются в индустриальную эпоху примерно одинаково. Это – мобилизационная экономика при всех её минусах. 25 лет разграбления страны, развала промышленности – терапевтическими средствами не исправишь. Нужна реиндустриализация и перестройка очень многих сфер.
– Опять всё делается за счёт населения! Не успело оно нагулять жирок, как снова затягивай пояса.
– Ну, во-первых, особого жирка население не нагуляло, последнее 25-летие это вам не четыре относительно спокойных 30-летия русской истории (1500–1530, 1670–1700, 1825–1855, 1955–1985 гг.). Во-вторых, альтернатива проста: либо мы делаем рывок, либо Россия прекращает своё существование, её рвут на части транснациональные хищники и их местные гауляйтеры и полицаи с последующим исчезновением русских с лица земли. В-третьих, рывок должен делаться не столько за счёт населения, сколько за счёт средств тех, кто четверть века разворовывал страну. Совокупный капитал (сумма персональных богатств) богатейших людей России в 2014 г. оценивается в 481,15 млрд. долл. (для сравнения: доходы федерального бюджета РФ в 2014 г. составляют 339 млрд. долл.). Но ведь правы те, кто подчёркивает: под контролем сверхбогатых намного больший капитал, чем их личное богатство. Какой вывод из этого следует? Вывод, с которым очень хорошо коррелируют строки Маяковского: «Ешь ананасы, рябчиков жуй». Вопрос в начале XXI века стоит по-ленински: «Кто – кого?». И противники России за её рубежами и внутри них это хорошо понимают и будут создавать нам проблемы по всему периметру границ (Украина – это первый ход) и в самой стране; вероятнее всего, постараются создать таран из либералов и националистов и использовать экономическую ситуацию и промахи (или сознательные действия) правительства – «реформы» образования, науки, здравоохранения и прочие погромные акции.
– В своих выступлениях Вы говорите о том, что Россия должна формировать новую «мировую повестку дня». А не достаточно ли мы за советскую эпоху думали обо всём мире, всем помогали, причем подчас жили хуже тех, кому помогали?
– Речь идёт не о материальной помощи, а о формировании некоего социального проекта, который способен стать фундаментом нового мирового порядка, альтернативного нынешнему. Например, Сталин, который исходил из необходимости создать альтернативную Западу мировую систему, вовсе не был сторонником превращения в социалистические страны восточноевропейских и восточноазиатских. «Социализация» этих регионов в конце 1940-х годов была вынужденной и в значительной степени спровоцированной Соединёнными Штатами. Ну а затем к власти пришёл бывший троцкист Хрущёв, который действительно начал активно помогать всем желающим.
Россия не сможет противостоять Западу только на евразийской площадке. Для успеха необходима мировая альтернатива, создание союзных анклавов и действия на территории противника, по крайней мере, информационные.
На данном этапе речь может идти о готовности защитить в информационном или военном плане наших геополитических сторонников. Конечно, лучше жить со всеми в мире, но в мире нас не оставят. Клинтон в 1995 году, выступая перед американскими военными, сказал: мы позволим России быть, но мы не позволим ей быть великой. Но дело-то в том, что невозможно удержаться на одном уровне: либо ты возрождаешься в качестве великой державы, либо ты распадаешься. Надо помнить также: мы до сих пор существуем потому, что у нас есть средства нанести неприемлемый ущерб Соединенным Штатам. Если бы этого не было, то с нами поступили бы так же как с сербами, ливийцами и др. Мы до сих пор живём на советском военном фундаменте, который, создавали, кстати, затянув пояса.
Нужно учитывать и ещё одну вещь: надвигающийся мировой системный кризис. Его следует использовать в своих интересах, как ту волну, которая позволит наши слабости превратить в силу. По принципу дзюдо. К сожалению, СССР во многих отношениях действовал в лоб, не изощрённо. Надо по-другому. Не надо лезть на рожон, но нужно быть готовым нанести ответный удар.
– А у меня нет уверенности, что Россия в случае чего нанесёт ответный удар. Мы же не хотим ядерной войны, начнём вести переговоры.
– Ядерный удар наносится в ответ на уже нанесённый удар. Это происходит почти автоматически. Поэтому в данном случае переговоров вести никто не будет. Будем надеяться, что хотя бы ядерная угроза в прошлом.
– Мне очень нравится тот жанр ваших выступлений, который называется «Итоги года», когда из событий, не вошедших в топ самых освещаемых, вы выводите важнейшие тренды. Хотя год не окончен – какие события уже сейчас можно назвать знаковыми, кроме занимающих всё информационное поле Крыма, Украины и санкций?
– Нет, сравнимых с этими событий не происходило, потому что произошедшее между 19 февраля и 19 марта – это 30 дней, которые изменили мир.
– Иностранцы ещё говорят, что мир изменил наш огромный контракт с Китаем.
– А это уже стало следствием украинского кризиса, который подтолкнул процессы. Так же, как встреча в Бразилии в июле, где была сделана заявка на создание нового мирового порядка, альтернативного англо-саксонскому.
Вообще у украинского кризиса много измерений, но самое важное – он очень хорошо показал большей части нашего населения, что такое нынешний Запад и что, если не поставить некий барьер, он пойдёт тараном. Мы увидели, что Запад спокойно поддерживает нацистов – если они антирусские. Запад вообще поддержит любую силу, даже дьявола, если она против России. Украинский кризис – это момент истины, выявивший врагов России внутри страны и за её пределами.
– Никогда не понимала, чем мы им так насолили, за что нас не любят, притом что мы столько внесли в мировую культуру…
– Плевать им на нашу культуру. Как сказал наш разведчик Леонид Владимирович Шебаршин, генерал-лейтенант, начальник первого Главного управления КГБ, Западу от России нужно одно – чтобы её не было. С конца XVI века, как только Россия появилась в качестве мощной державы, в Европе разрабатываются планы её уничтожения. Ничего «личного»: ресурсы, православие, европейская же, но не западная, чуждая Западу цивилизация. Причём цивилизация очень успешная: она не только освоила огромную территорию – «евразийское неудобье», создав на ней цивилизацию модерна, но и является единственным государством, которое в течение 400 лет успешно противостояло Западу, не легло под него. Все остальные крупные страны стали либо колониями, либо полуколониями, либо встроились в фарватер англо-саксонского Запада в качестве его клиентов.
Подчеркну: Россия и в военно-техническом, и в цивилизационном плане смогла отстоять себя. Она создала европейскую же культуру, но альтернативную западной. Это хорошо видно по нашей литературе. Льва Толстого однажды спросили: что такое «Война и мир» в жанровом отношении – эпос, роман? Он ответил: «Что такое «Война и мир»? Это не роман, ещё менее поэма, ещё менее историческая хроника. «Война и мир» есть то, что хотел и мог выразить автор в той форме, в которой оно выразилось». Такое заявление о пренебрежении автора к условным формам прозаического художественного произведения могло бы показаться самонадеянностью, ежели бы оно было умышленно и ежели бы оно не имело примеров. История русской литературы со времени Пушкина не только представляет много примеров такого отступления от европейской формы, но не даёт ни одного примера противного». Толстой приводит в качестве примера «Капитанскую дочку» – что это? Повесть? Рассказ? Нет. Пример Толстого можно дополнить: «Евгений Онегин» – роман в стихах, «Мёртвые души» – поэма, «Былое и думы» Герцена – вне жанров. А произведения Достоевского – от художественных до «Дневника писателя»? Жанр – всегда отражение социальной реальности. Значит, русская литература отражает принципиально иную социальную реальность, чем Запад, и эта реальность создала самобытную культуру как свою авторефлексию. Не случайно Чубайс как-то сказал, что ему хочется порвать на куски все сочинения Достоевского. У него адекватное национально-культурное и классовое чутьё, он понимает, кто есть его и его социального слоя враг. Ну и мы, естественно, понимаем. А понимание обязывает к действию, это как в борьбе – бросок должен завершаться болевым приёмом.