— Андрей Ильич, что такое капитализм? Что это за феномен такой в человеческой истории и цивилизации?

Капитализм — одна из самых загадочных, если не самая загадочная система в истории человечества. По-своему значительно более интересная, чем цивилизация Майя, цивилизация Древнего Китая и Египта. Капитализм — это система постоянно меняющаяся, нетождественная самой себе и трудноуловимая. Кроме того, у капитализма есть несколько черт, которые резко отличают его от других социальных систем. Как известно, капитализм возник в Западной Европе (и больше нигде) из разложения феодализма и, по логике развития, он должен был все «докапитализмы» уничтожить. Все вышло с точностью до наоборот. В конце XIX века в мире докапиталистических укладов было больше, чем в XVI веке. Но это были докапиталистические уклады, созданные самим капитализмом. Некоторые из них, правда, к концу XIX века уже ушли, например плантационное рабство в Америке, а некоторые сохранились. Ну и наконец, в XX веке возникает системный антикапитализм, то есть капитализм со знаком минус. Капитализм — очень странная система, которая, с одной стороны, плодит докапитализмы, а с другой стороны, создает свой антиподсистемный антикапитализм.

— А какие формы характерны собственно для капитализма?

— При капитализме появляются феномены, которых раньше не было. Это национальное государство, в смысле state (а точнее lo stato) — принципиально новый инструмент, которого раньше не было. Феодалу государство не нужно. У него внеэкономическое принуждение встроено в производственные отношения. А вот когда возникают экономические отношения, появляется необходимость в Институте, который занимается принуждением. Тогда возникает государство. Да и нация как форма социоэтнической организации возможна только при капитализме.

Появляется политика, которую называют иногда роскошью европейской цивилизации. Неверно полагать, что политика Существовала всегда. Те, кто так считает, часто цитируют Аристотеля, который якобы писал, что человек-«зоон политикой» — существо политическое. Это грубая ошибка. Аристотель говорил о том, что человек существо полисное, и вне полиса существовать не может. Дело в том, что политические отношения возникают между субъектами. А между рабовладельцами и рабами политические отношения невозможны.

Владельцы собственности вступают не только во властные, но и в социальные отношения как между собой, так и с несобственниками. Эти отношения институциализируются в качестве гражданского Общества. Об идеологии, науке как институте и массовом образовании, у нас здесь нет места подробно говорить. Ограничусь констатацией, что это тоже феномены сугубо буржуазной эпохи, которые с этой эпохой и уйдут — уже уходят.

Иными словами, капитализм создает целый принципиально новый ряд феноменов. Вульгарные марксисты и вульгарные либералы полагают, что капитализм — это своеволие капитала. Но это ошибочная точка зрения. Капитал существовал до капитализма. И будет существовать после капитализма. Я бы сказал, что капитализм — это сложная социальная система, институционально ограничивающая капитал (и таким образом продлевающая для него время) в его долгосрочных и целостных интересах и обеспечивающая ему экспансию (пространство). Экспансия для капитализма необходима по очень простой причине. Он сконструирован как экстенсивная система, и всегда, как только мировая норма прибыли падала, капитализм выхватывал из некапиталистической зоны кусок и превращал его в свою периферию. То есть, зону дешевой рабочей силы, зону рынков сбыта и зону, из которой черпали ресурсы. Но глобализация подвела черту под этим процессом. Больше нет некапиталистических зон, которые можно превращать в периферию капитализма.

— И что будет дальше?

— Капитализм должен был бы перейти от экстенсивного развития к интенсивному. Но проблема-то в том, что капитализм заточен под экстенсив. «Интенсивный капитализм» — это исторический нонсенс. Целый ряд институтов капиталистической системы функционируют для того, чтобы эксплуатировалось не собственное население, а внешнее. Свое население при этом выступает в качестве монолита по отношению к эксплуатируемой периферии. Это напоминает ситуацию античных полисов, где граждане сообща выступали, как коллективный рабовладелец.

И на пути к интенсификации капитализма стоят институты капиталистического общества, политико-гражданское общество, национальное государство и система массового образования.

Но если мы посмотрим, что происходит в последние 30 лет, то увидим, что разрушаются именно эти несущие конструкции капитализма. Гражданское общество скукоживается, политика превращается в комбинацию шоубизнеса и административной системы (поэтому появление таких людей, как Шварценеггер в качестве губернатора Калифорнии — вещь не случайная). И что происходит с образованием, мы тоже видим. То, что происходило у нас первые 10 лет XXI века, когда команда Фурсенко под видом реформ разрушала образование, в Соединенных Штатах успешно прошло в 70-90-е годы. Достаточно посмотреть на нынешнее школьное образование США, чтобы понять, что там этот процесс благополучно завершился. Свидетельствую как человек, который читал лекции в престижных американских университетах и у которого сын учился в американской школе. Другое дело, что в американской школе существует очень продуманная система отбора талантливых детишек среднего слоя — им помогают делать карьеру, изымают в качестве потенциальных лидеров протеста, и они попадают в число 8 %, которые обслуживают 2 % верхов (вместе -10 %). Но в любом случае образование разрушается.

— А как у нас происходит это разрушение? Что, министр получает специальный приказ разрушать?

— Не обязательно вызывать Фурсенко на заседание Бильдербергского клуба и говорить: «Ну-ка, Фурсенко, — фас!». Можно сделать значительно проще. Международный валютный фонд выделяет деньги на реформу российского образования в определенном направлении. И чтобы освоить эту морковку, сгрызть ее своими жадными зубами, чиновничество, естественно, разрушит все, что угодно. Не надо отдавать прямые приказания, можно просто бросить горсть золотых монет.

— А зачем все-таки творцам современной системы и тем людям, которые ею управляют, ее демонтировать?

— Капитализм отработал свое. Он уже не может позволить себе сохранить те институты, которые раньше обеспечивали единство капиталистического ядра по отношению к остальному миру. Поэтому их нужно демонтировать. Программным документом дедемократизации стал доклад «Кризис демократии», подготовленный еще в 1975 г. по заказу Трехсторонней комиссии С. Хантингтоном, М. Крозье и Дж. Ватануки. Сегодня Жак Аттали в открытую говорит о демонтаже капитализма и о том, что нужна глобальная распорядительная экономика. С критикой последнего 30-летия выступают Обама, Меркель и другие. На последнем Давосе председатель форума профессор Клаус Шваб сказал, что «капитализм в своем нынешнем виде уже не соответствует миру вокруг нас», и он не может решать проблемы. Они говорят обычно: «проблемы человечества», но всем этим людям на человечество плевать. Речь идет об одном проценте мирового населения, который выковывал свою власть с рубежа XVI–XVII веков, с так называемой протестантской революции и переселения венецианцев в Англию, и формировании хищного исторического субъекта, который и создавал капитализм. Они демонтируют систему, которая их больше не устраивает, и создают на ее месте совершенно другую систему.

— А что это за система?

Если феодализм — это контроль над землей, а капитализм — это контроль над овеществленным трудом — капиталом, то уже позднее капиталистическое общество демонстрирует ситуацию, когда решающую роль играет контроль над духовными факторами производства или, грубо говоря, над информационными потоками. Для этого нужно разрушить образование, то есть низвести всех на очень низкий информационный уровень. А второе — сконцентрировать реальные знания в очень узких кругах, как это было в жреческих системах Древней Индии или Древнего Египта. И то, что мы видим в последние 30 лет, — одна из составных частей неолиберальной революции. Неолиберальная революцияэто хаотизация экономических процессов. Но параллельно идет процесс хаотизации человеческого сознания. И последние 30 лет вообще можно назвать тридцатилетием хаоса. Мы видим, как управление социальной психологией происходит посредством массовой культуры. А сейчас — и управление на уровне психических процессов. Ведь что показала так называемая арабская весна? Что заинтересованные лица на Западе наконец нашли средство не пробивать, а обходить защиту, которую ставят на их пути незападные культуры: ислам, конфуцианство, индуизм.

— Что значит обходить защиту?

— Последние 20-30лет западные спецы бились над тем, как пробить эту стену. Но оказывается, ее можно обойти, воздействуя не на социальную психологию, которая завязана на культурные коды, а непосредственно на психику. Флэши смартмобы, воздействие через блогосферу — все эти приемы мы и увидели во время «арабской весны». По-видимому, контроль над психосферой будет одной из характерных черт нового посткапиталистического общества. Разумеется, если этот проект глобальной верхушки реализуется. Но что-то мне подсказывает, что далеко не все пойдет так, как они задумали. И хотя Североатлантические элиты в послевоенный период сделали все, чтобы фигуры типа Сталина и Гитлера, которые соскочили с крючка, не появились, тем не менее, процесс все равно выходит из-под контроля, и на периферии появляются люди вроде Саддама Хусейна или Каддафи.

При этом можно сказать, что на самом Западе эта проблема решена. Если мы посмотрим на три поколения послевоенных политических лидеров, то увидим, как проседает их интеллектуально-волевая планка, что каждое следующее поколение более серое, чем предыдущее.

— Вы имеете в виду публичных политиков, а не реальных…

— Да, я имею в виду публичных политиков, а не тех, кто стоит на заднем плане. Хотя и последние, похоже, переживают не лучшие времена. И, кстати, само появление этих серых людей свидетельствует о том, что система настолько хорошо саморегулируется, что даже такие люди как Картер или Обама ничего не могут изменить, они действуют в узком коридоре возможностей. Такие картонные солдатики, которых просто переставляют, и говорят, что делать. А если картонный солдатик ведет себя не так, то ему очень изящно намекают, что его может ждать. Ну, например, президент Картер (1976–1980 гг.) решил, что он должен изменить Америку. И начал говорить об этом во время предвыборной кампании в 1979 г. Ему объясняли, что делать этого не надо, но он проигнорировал «мягкие и добрые советы». И в Калифорнии, во время его поездки произошла такая история. Полиция арестовала в зале двух людей, которые, как полиция заявила, собирались на него покушаться. И были объявлены имена этих якобы покушавшихся — Раймонд Ли Харви и Освальдо Ортис. И если сложить имена, то получается Ли Харви Освальд. И самое интересное, что Картер все понял. Вернувшись в свою резиденцию, он заявил, что утратил контроль над правительством, реформ проводить не будет.

Официально было объявлено, что Освальдо Ортиса и Раймонда Ли Харви осудили и посадили. Через год журналисты стали искать их в тюрьмах, и выяснилось, что в общей электронной картотеке тюрем США такие люди никогда не значились.

— Вернемся на несколько десятилетий назад. Что за феномен Советский Союз в рамках капиталистической системы?

— СССР, системный антикапитализм, нужно рассматривать, как систему, возникшую на пересечении векторов развития двух больших систем — капитализма и России, двух линий. С одной стороны — это, безусловно, левый якобинский проект модерна. СССР возник как революционное отрицание в России капитализма, причем не только российского, но и мирового, поскольку большая часть проблем России в начале XX в. была связана с ее местом и функцией в международном разделении труда, в мировой капсистеме.

А с другой стороны, возникшая система оформилась как отрицание частной собственности и классов. И это логическое развитие русской истории с середины XVI века, со времен Ивана Грозного. Дело в том, что логика истории русской власти последние 400 лет заключается в следующем. Власть охватывает всё большие слои населения, то есть разбухает. Функциональные органы власти, и все наши господствующие группы — бояре, дворяне, пореформенные чиновники — становятся по численности все больше: дворян было больше, чем бояр, пореформенных чиновников больше, чем дворян. А с точки зрения обладания собственностью — всё с точностью до наоборот. Дворяне были беднее боярства, пореформенные чиновники вообще сидели на зарплате. И в этом плане советская номенклатура, то есть огромный слой людей, плюс слои обслуживающих прилипал — это господствующая группа без собственности вообще. И в этом плане можно сказать, что советская номенклатура — это финал некой тенденции. Отчасти это было такое воспоминание в будущем о XVI веке, когда монах Ермолай-Еразм подал Ивану IV, тогда еще не Грозному, сказку. Сказка — это теоретическая записка на языке XVI века. В этой сказке он говорил, что поскольку земли мало, то детям боярским, то есть дворянам, не надо ее давать. Нужно посадить их на продовольственный паёк. Ивану Грозному идея понравилась, но реализовать её он не осмелился. Номенклатура, созданная большевиками и усовершенствованная Сталиным — это и есть реализация плана Ермолая Еразма.

Так вот. Советский Союз был отрицанием и самодержавия (оно не смогло окончательно рассечь власть и собственность), и капитализма.

И, наконец, в-третьих, СССР — это отрицание мировой революции Ленина и Троцкого. И это последнее отрицание снимает противоречие между двумя первыми. Это нарушение планов тех, кто собирался превратить Россию в сырьевую базу мировой революции.

С точки зрения населения России, СССР был средством выживания русского народа и других коренных народов России в условиях капитализма. И нужно сказать, что слом троцкизма в конце 20-х годов обеспечил 60 нормальных лет жизни, победу над Гитлером и запуск Гагарина в космос. По крайней мере, до 1991 года мы жили за счет того, что был сломлен проект мировой революции, и удалось, использовав противоречия империалистических держав, выскочить из исторической ловушки.

— А что, собственно, произошло в1991-м году ?

— В 1991 году Россия по многим параметрам вернулась к тому положению в международном разделении труда, которое она занимала в конце XIX — начале XX веков. Огромный разрыв между богатыми и бедными — почти до состояния «двух наций», сырьевая специализация в международном разделении труда, финансовая зависимость от Запада и фактическая выплата ему дани, моральное разложение верхов и низов, угроза утраты суверенитета и распада страны.

— То есть оказалась отброшенной на 100 лет назад, да еще и на периферию капиталистического мира?

— Экономически мы отброшены в полупериферию, а не в периферию. Но до тех пор, пока у нас есть ядерное оружие и мы можем нанести неприемлемый ущерб США, мы остаемся великой державой. Но это реальное противоречие, такое же, как было в конце XIX века между великодержавным статусом и сырьевой ориентацией. И такое же, как то, которое возникло на рубеже 60–70 годов, когда Советский Союз стал превращаться в нефтяного донора мировой экономики, и в то же время оставался великой державой. В таких ситуациях противоречие решается в пользу одного или другого. Либо великая держава, и тогда не сырьевой статус. Либо сырьевой статус, но тогда уже не великая держава. Я думаю, что в ближайшие десятилетия это противоречие так или иначе в России будет разрешено. Либо мы свернем на рельсы создания новой исторической России — третьей структуры после самодержавия и коммунизма, — либо Россия превратится в сырьевой придаток и распадется на части. И тогда, возможно, крушение русского мира как культурно-исторического типа, как матрицы архетипов и смыслов.

— Сейчас достаточно часто говорят о новом левом проекте, СССР-2. Скажите, насколько возможно возвращение к тем формам, которые существовали в СССР до 91-гО года?

— В истории вообще ничего нельзя реставрировать. К тому же у СССР были серьезные противоречия, которые «разрешились» его гибелью или, если угодно, убийством. Крушение СССР не было необходимым, но оно было закономерным.

Выход из нынешней ситуации возможен только путем решения двойной задачи — изменения положения РФ в международном разделении труда и подавлении всех слоев, заинтересованных в консервации РФ в качестве сырьевого придатка и финансового данника. Как и в начале XX века, нужно двойное отрицание. Это выглядит как «левый» и державный поворот. Но в кавычки я беру слово «левый» не случайно: в период системного кризиса капитализма многие противоречия между «левым» и «правым» краями идейно-политического спектра стираются, а сам кризис может оказаться для России шансом выскочить из исторической ловушки. Так уже не раз бывало в истории — в начале XVII в., второй четверти XVIII в. и в 19201930-е годы. России удавалось вырваться из ловушки и, искупавшись в кипятке и ледяной воде, обернуться добрым молодцем именно тогда, когда «хищникам» и «чужим» было не до России — они рвали друг друга. Но для того, чтобы воспользоваться ситуацией кризиса, нужны две вещи — воля и разум. Воля, чтобы победить врага. Разум, чтобы понять, как это сделать, а еще раньше — осознать, что другого выхода нет, надо сражаться.

— И последний вопрос. В каком направлении стоит двигаться молодому человеку, который сейчас оканчивает школу или учится в университете, чтобы быть адекватным современному миру и, самое главное, чтобы послужить России?

— Мой ответ будет банальным: сопротивляться хаосу, распаду, энтропии; стараться даже в нынешних трудных и сложных обстоятельствах делать нравственный выбор. Понимаю, что это сложно, особенно в условиях большого количества соблазнов, в условиях морального кризиса. Но единственный способ достойной жизни — это жить в соответствии с принципами социальной справедливости. В России может быть среднедостаточная жизнь, и есть некий уровень социального достатка, выше которого подняться, сохранив честность, практически невозможно.

Поэтому молодому человеку я бы посоветовал получить образование, профессионализм и мастеровитость — залог свободы и независимости, беречься от соблазнов и любить свою Родину. Родина — это не только то, что существует сейчас. Жизнь не начинается с нашей личной истории. Наша Родина — это наша тысячелетняя (а скорее всего, и больше) история. Это наши победы, это наши достижения и наши поражения (за одного битого двух небитых дают).

Поэтому единственное, что можно посоветовать — это воля и разум. Воля — это готовность защищать свою страну и свои идеалы. Разум — это хорошее образование. Я понимаю, что это сказать значительно легче, чем сделать. Но кто сказал, что наша жизнь — легкая штука? Жизнь — это бремя ответственности, свобода выбора которой, наверное, и есть счастье.

Беседовал протоиерей Максим Первозванский Журнал «Наследник» N91,2013