Жо – Лорьян
В шлюзе сталкиваюсь с Сирианом, который выходит из реанимации. Он стаскивает бахилы, швыряет их в урну, лицо у него серое, сморщенное.
– У Шарлотты усилились боли, ей добавили еще морфина.
– Это связано с торакотомией. И боль скоро отступит.
Он страдает вместе с дочкой, вон как крылья носа дрожат…
– Вчера вечером у меня было тяжелое объяснение с Альбеной. Я только слушал, не защищаясь.
– Она знает о Дэни?
Сириан кивает.
– Она хочет развестись с тобой?
– Нет, просто жить так, как будто меня не существует.
Единственное преимущество вдовства – что не бывает семейных сцен.
– Мне хотелось наградить Помм за мужество и сообразительность, – продолжает он, – я предложил ей выбрать что угодно, лишь бы ей это доставило удовольствие. Думал, она попросит телевизор, мобильник, путешествие…
– А она попросила тебя чаще приезжать или помириться с ее мамой?
– Папа, я ведь до сих пор люблю Маэль. Но мы несовместимы, мы – вода и бензин, помнишь, как было после крушения «Эрики»… Я же надеялся, что Маэль передумает, что поедет со мной в Париж… Но тебе не понять! Сам-то ты решился уехать в Ренн учиться, бросил свой остров!
– Потому как на Груа пока что нет медицинского института. Или у тебя другие сведения?
– Но ты ведь мог вернуться после окончания, правда? Мог бы работать здесь, а не в столичной клинике?
– Мне так хотелось произвести впечатление на твою маму… Ну хорошо, скажи уже наконец, что Помм выбрала в качестве подарка!
– Она не хочет ни телика, ни путешествия, ничего. Хочет, чтобы Шарлотта приехала выздоравливать на Груа, к тебе под крыло. Я все обдумал. Я останусь в Лорьяне ровно столько, сколько она пробудет в больнице, а потом она поедет к тебе, там ей обеспечена полная безопасность. Мне будет ее не хватать, но все выходные я стану проводить с ней на Груа. Слушаю и не верю своим слоновьим ушам.
– Я бы с радостью выхаживал малышку, но что думает на этот счет Альбена?
– Не говорит. Я для нее человек-невидимка. Но она согласится, если хирург ей скажет, что это правильное решение. По пятницам я буду к вам приезжать вечерним поездом.
– А я буду тебя встречать. Куплю лодку – видел в порту одну, выставленную на продажу.
– Купим пополам.
– Иди ты со своими подсчетами расходов, это, черт возьми, раздражает! В общем, я буду встречать тебя в порту, и точка. Жаль, что мамы больше нет, она бы живо поставила Шарлотту на ноги своей стряпней.
Говорю и сам же понимаю, что перегнул палку, Лу, но Сириан вдруг меня обнимает, и мы так и стоим, обнявшись, в шлюзе и не можем друг от друга оторваться. Мы смеемся, мы плачем, на нас нахлынули воспоминания о твоих кулинарных подвигах, нас затопило горе, нас затопила любовь к тебе.
Помм – остров Груа
Мне приснилось, что я слишком сильно сжала сердце моей сестры и оно лопнуло, как воздушный шарик. Я все время репетирую, с начала ноября каждый день играю на саксе, только в тот день, когда Шарлотту проткнула ветка, не смогла. А сегодня у меня первая репетиция с Кото-Тунцами, их в оркестре человек тридцать, и женщин больше, чем мужчин. Дети играют кто на трубе, кто на тромбоне. Подруга нашего Жо, художница Фред, у которой Семерка собирается на ужины, играет на корнет-а-пистоне, а Ив может и на саксофоне, и на фортепиано. Они репетируют Besame mucho, это я не умею, потом Ain't She Sweet, они там свингуют, и Шарлотта сказала бы, что классно свингуют, а я с ними играю народную американскую песню Saint James Infirmary.
Некоторые мелодии у Кото-Тунцов очень веселые, например Tequila, Mirza и Titine, а от некоторых у меня мурашки по коже – например, от «Времени цветов», но особенно от Amazing Grace, эту песню я давно начала разучивать. Когда я ее играю – думаю о Лу, и меня просто переполняют чувства. Еще я думаю об Изабель, которая, как и мы, жила на Груа, но муж застрелил ее из ружья. А она писала такие забавные, такие красивые сказки. Целую книжку написала – «Племя большеногих и другие истории». В школе задают нарисовать картинки к ее сказкам… А еще я думаю об одной молодежной компании, которая приехала к нам с континента, чтобы переночевать на пляже, где красный песок; как они разожгли костер и от этого взорвался оставшийся там с войны снаряд. Один человек тогда погиб и еще одного ранило.
Музыка придает мне сил. Я больше не боюсь убийственного взгляда Альбены, которая считает, что это я во всем виновата. Когда я левой рукой нажимаю на клапаны, чтобы получились высокие ноты, мне кажется, я помогаю сердцу Шарлотты биться, когда правой, чтобы низкие, – что помогаю ее легким дышать… А когда дую в мундштук и начинает вибрировать трость – это как будто сестренка бегает наперегонки с Опля… В тот вечер, когда папа сказал, чтобы я выбрала себе любой, какой хочу, подарок, за то что спасла Шарлотту, я чуть не выбрала саксофон.
Иду домой. Мама думает, я на занятиях хора. С тех пор как Альбена стала меня обвинять в несчастье с Шарлоттой, у меня все время болит живот. Интересно, если это окажется аппендицит, может быть, за мной прилетит вертолет и меня положат в одну палату с сестрой?
Жо и Сара возвращаются из Лорьяна. Объясняю Жо, что меня надо срочно прооперировать. Он велит мне лечь, потирает руки, чтобы они согрелись, кладет их на мой живот и очень сильно нажимает. Еще он просит подтянуть коленку к животу, а потом – пройтись. И ставит диагноз: острый приступ тоски. И назначает лечение: блинчик с нутеллой. Край блинчика я отдаю Опля. В день, когда случилось несчастье, щенок до вечера сидел запертый в папином «танке», ничего не ел и не пил. Он тогда написал на кожаное сиденье, но никто его даже и не заругал.
Маэль – остров Груа
Ив все-таки хотел заручиться моим согласием, поэтому сразу же рассказал, что учит Помм играть на саксофоне и что она решила сделать сюрприз отцу. Конечно, я согласилась, я уважаю дочку за умение хранить тайну и, когда она возвращается домой с так называемого хора, не задаю никаких вопросов. Надеюсь, Сириан не разочарует ее снова! Я любила его таким, каким он был, и нахожу его черты в нашей дочке – его смелость, его честность и даже его склонность к безрассудным поступкам. Мы любили друг друга два года, я верила, что он останется на острове, но ему непременно надо было превзойти Жо. Ох, как я боялась, что Сириан что-нибудь с собой сотворит, когда он не прошел по конкурсу в Политехничку, но в нужный момент появилась Альбена. От того, что они поженились, ей никакого толку: она так же, как я, одна растит дочку У нее не муж, а призрак в сшитом на заказ костюме.
– Сегодня вечером приедет Федерико, – объявляет Сара. – Он пробудет у нас три дня.
– Думаю, он будет спать в твоей комнате?
– Зря так думаешь. Мы много чего успели за два праздника, но между нами ничего не было. Приготовлю ему синюю гостевую. – Потом вздыхает: – Говорю, говорю Альбене, что Помм спасла Шарлотту, – не слышит.
– А Помм не хочет снять с себя обвинение, выдав сестру, – вздыхаю я.
– Когда мы с Сирианом были маленькие, мы иногда сами подставлялись, чтобы одного наказали вместо другого. Вот такую же близость с ним я ощущала, когда мы музицировали с этим кретином Патрисом. Сириан был очень, очень одаренный.
Киваю. Он играл мне на саксофоне в скалах, перед тем как сделать предложение и попросить уехать с ним в Париж. Ему и в голову не приходило, что я могу отказаться.
Федерико – остров Груа
Я не страдаю морской болезнью, но иду по берегу, и меня качает. Зачем я сюда притащился? Что в Саре есть такое, чего нет в других? У нее лицо мадонны и тело богини. Она невероятно хрупкая, и это так волнует… Она обаятельная, она сильная, она влюблена в кино. В Риме у меня было ощущение, будто мы сто лет знакомы. Предполагалось, что мы сегодня вечером ужинаем в Париже, но вот я здесь, на isoletta [133]Островок ( ит .).
. Четыре часа в поезде плюс пятьдесят минут на корабле. Sono pazzo. Я сумасшедший. Pazzo di lei. Я схожу по ней с ума.
Паром, который перевез меня на остров, выше всех стоящих в порту на якоре парусников и рыболовецких судов, но по сравнению с гигантскими пакетботами, которые проходят у меня под окнами в Венеции, просто смешной малыш. Я набил шмотками рюкзак цветов футбольного клуба «Рома» – кто-то из приятелей его у меня забыл, а они тут, на острове, небось подумают, будто я футбольный фанат.
– Привет! Один, два, три!
– Сара!
Прижимаю ее к себе, потом неохотно отпускаю.
– А вот и Груа! – Она разводит руки в стороны, подражая экскурсоводам, которые демонстрируют азиатским туристам площадь Святого Марка.
С серьезным видом отбиваю поклоны на все стороны света:
– Федерико, piacere, очень приятно!
– Привет, привет! – кричит Сара, войдя в дом и не обращаясь ни к кому отдельно.
Из кухни выходит кудрявая брюнетка и протягивает мне руку. Ее клон – детская версия – радуется, тыча пальцем в мой рюкзак:
– Гриффиндор?
– Почему это? В Риме две squadra… футбольные команды, у Lazio цвет небесно-голубой, а у Roma – такие. Но рюкзак не мой.
– Помм – фанатка «Гарри Поттера», – говорит мне Сара, надо же ей объяснить наше взаимное с девочкой непонимание. – В школе чародейства и волшебства, которая называлась Пудлард, он учился на факультете под названием Гриффиндор, и цвета там были примерно такие, как на твоем рюкзаке.
– О! Grifondoro! – радуюсь теперь я. – А у нас этот коллеж называется Ноgwarts, как в Англии!
Помм распахивает глаза:
– А Гарри? Его у вас тоже зовут Гарри? А Рона как? А Гермиону?
– Их так же, как у вас.
– А Альбус Дамблдор у вас кто?
– Albus Silente… Молчаливый, если перевести. Или – безмолвный.
– Ух ты! А Минерва Макгонагалл, ну, которая преподает трансфигурацию?
– Minerva Me Granitt…
– Схожу-ка я в папин кабинет, может, он там? – говорит Сара.
И медленно поднимается по лестнице. Как я ее хочу! Она добирается до площадки, и в эту секунду у меня за спиной открывается входная дверь. Оборачиваюсь.
Я сразу его узнаю. Тот самый человек, которого я видел в Рождество, когда приезжал в Везине навестить своего друга Эрика. Хочу ему напомнить, но он качает головой. Сара уже спускается вниз, он снова качает головой, и я понимаю, что при ней мне нельзя его узнавать.
– Папа! Это Федерико, он тезка маэстро!
Ну да, ну да, я правильно вспомнил. Тогда я подумал, что Сара – из пациентов, а он объяснил мне, что она волонтер, и рассказал о татуировках. И именно благодаря ему я пригласил Сару на ужин. Но зачем он обманывает свою дочь? Мы жмем друг другу руки, глядя в глаза.
– У вас у каждого по «жозефу», – говорит Сара и поворачивается ко мне, – так в нашей семье прозвали папин свитер, который он обычно накидывает на плечи, как ты.
– Где вы познакомились? – спрашивает отец, хотя прекрасно знает, что она ответит.
– В Шату, в итальянском ресторане.
Я страх как удивлен, но киваю – да, мол, в Шату. Получается, в этой семье все врут.