— Мне было тогда лет десять, и жили мы с маменькой почти постоянно в своем имении Криушах и зиму, и лето. Имение было небольшое, но прекрасно устроенное. Особенно хорош был старый дом, — такой уютный, поместительный, со многими комнатами, корридорами, ходами и переходами. Мы жили с матушкой и тетей, и все комнаты были заняты прислугой, дворовыми людьми, приживалками, дальними родственницами, — и в доме было людно, шумно и весело..

Меня маменька до обожания любила и баловала, — да и все в доме только о том и старались, как бы угодить мне. А больше всего — няня Агатя, без которой я одного часу не могла пробыть…

Верстах в сорока от нас жил маменькин отец, мой дедушка, Иринарх Петрович Ростовцев, — богатый помещик, вельможа екатерининских времен. Мы к нему ездили довольно часто, но он у нас не бывал никогда, да и вообще он никуда не выезжал с тех пор, как переселился к себе в имение из Петербурга…

Дедушкино имение и его огромный двор всегда казались мне земным раем, и я ужасно любила бывать у него в гостях. Ну, к тому же, и дедушка очень любил маменьку, а во мне просто души не чаял…

Бывало, приедем к нему, — он сейчас же меня к себе берет:

— Наташечка… Наташечка!.. Да как ты? Да что?..

Все, бывало, за каждым словом, за каждым выражением лица дедушки следят, — боялись его очень. А мне все дозволено, я знать ничего не хочу.

— Командирша моя пожаловала!.. — скажет бывало, дедушка, — ну, теперь мое дело сторона. Как Наташечке угодно, — так все пускай и будет…

Гостили мы у дедушки и неделю и две, — а то и месяц. Для нас были всегда готовы три комнаты, лучшие в доме, и для прислуги нашей — тоже особое помещение… Хоть и недалеко бывало ездить, — а выезжали мы как в долгое путешествие, с целым обозом…

Дом у дедушки был в роде нашего, но гораздо больше и обставлен роскошнее… Не помню уж, сколько комнат было, а что-то очень много: и боскетные, и бильярдные, и угловые, и по цвету обивки — голубая, зеленая, бордо… Мебель тяжелая, покойная; всюду люстры, канделябры, бра на стенах, горки с серебром, хрусталем и разными безделушками.

Я, бывало, часами простаивала у этих горок, рассматривая, что там было. Много раз все это я уже видела, а все-таки каждый раз меня тянуло еще и еще рассмотреть каждую вещь отдельно…

Дедушка хоть и в летах, но был такой видный и красивый, что приятно было на него смотреть, радушный, приветливый. Но когда, бывало, что не по нем выйдет, — так рассердится, что все и на глаза ему боятся попасться…