Томаш был типичным чехом. Рост 189 сантиметров, вес 120 килограммов. Широкое, вечно улыбающееся лицо. Рыжая бородка. И кружка пива в руке. Которое он мог пить постоянно. С перерывами на поход в туалет. Строго по графику. Вначале после пяти кружек пива, потом после каждой третьей.

Образование Томаш получил в Карловом университете. Где учился на одном курсе с маленькой бойкой китаянкой по имени Яньлинь. Или сокращённо Янь. Которую богатые родители послали учиться в Европу.

Было ли что-то у Томаша с этой самой китаянкой, или не было, неизвестно. Известно только, что они очень сдружились. Парочка была ещё та. Громадный улыбающийся Томаш и маленькая, вечно сосредоточенная Янь. Томаш таскал китаянку по пражским пивным, возил пить водичку в Карловы Вары, вместе они посетили подземную реку под Брно. И когда учёба закончилась, Янь в качестве ответного жеста пригласила Томаша в Китай.

Томаш согласился. С радостью. Но поехать в Китай у него получилось только спустя три года после приглашения. Списался с Янь по электронной почте, купил билеты до Пекина. Правда, его смутило то, что его подруга жила не в столице, а в каком-то районном центре. Население в этом самом райцентре было миллион двести тысяч человек. Но всё равно как-то далековато было до крупных городов Поднебесной.

Как бы то ни было, прилетел Томаш в Китай в начале мая. Янь встретила его в аэропорту, посадила в машину с водителем и долго везла к себе на родину, рассказывая Томашу о своей жизни и вообще о жизни в Китайской республике.

Выяснилось, что за эти три года Янь вошла в бизнес родителей, получила от них кредит и отгрохала в своём райцентре пивной завод. И что буквально через несколько дней предстоит открытие этого завода. А завод построен с привлечением чешских специалистов и по их технологиям. И на открытии пивного завода будет присутствовать сам Генеральный посол Чехии в Китае. Приедет ради такого случая из Пекина.

– А как ты посла-то умудрилась в такую даль заманить? – удивился Томаш, пятый час сидящий на заднем сиденье стремительно мчащегося автомобиля.

– Я ему позвонила, и он согласился, – беспечно ответила Янь.

– Хм, что-то я сомневаюсь, что кто-то приедет, – усмехнулся Томаш, – ты что, нас, чехов, не знаешь?

– Ну, он же обещал, по телефону лично, – протянула Янь, – что приедет и перережет ленточку. Об этом все наши районные газеты уже написали. Ажиотаж невиданный. Чтобы такое лицо и в нашу деревню приехало. У меня на открытие аккредитацию пришлось сделать. Настолько много людей.

– Ты всё-таки позвони ему за день до открытия, – посоветовал Томаш, – по телефону он мог тебе что угодно сказать. У тебя голос сексуальный по телефону.

– Нормальный у меня голос, – отмахнулась Янь, – обычный. Кстати, у меня жених есть. Мы в следующем году поженимся. Я вас познакомлю на открытии. Ты же придёшь?

– Ни за что, – категорически ответил Томаш, – ты знаешь, я не люблю официоз и большое скопление людей. Я лучше по вашим горам поползаю и с местными познакомлюсь.

– Ну и ладно, – согласилась Янь, знавшая об этой особенности приятеля, – я тебе проводника выделю, молодой парень, знает английский. Он тебя повозит по округе. У нас тут замечательные места.

На том и порешили. Спустя ещё несколько часов они всё-таки прибыли в районный центр Яньиной провинции. Томаша поселили в небольшом семейном отельчике на окраине города. Где он помылся с дороги и рухнул спать.

Наутро его разбудил молодой улыбающийся китаец. Который и принялся показывать Томашу окрестности. Говорил он по-английски довольно сносно. Был весел и услужлив. И очень любил свою родину и знал всех и всё в округе.

Катались они по окрестностям на двух старых мотороллерах два дня. Появление Томаша везде сопровождалось ажиотажем. Он был как Гулливер в стране лилипутов. Громадный, добрый и не похожий на остальных, он сразу же становился любимцем. Его звали в гости, угощали едой и напитками, показывали местные достопримечательности. Китайские люди оказались на редкость гостеприимными и приветливыми.

Прогулки по провинции продолжались почти два дня. Пока проводнику Томаша не позвонила Янь и не попросила немедленно приехать в гостиницу. Раз попросила, значит надо приехать. Сели на ставшие уже родными мотороллеры, помахали на прощанье новым знакомым и поехали в гостиницу. Добрались быстро.

Янь сидела в номере у Томаша и плакала. Тот в первый раз увидел подругу в таком состоянии.

– Что случилось? – спросил он её.

– Всё пропало, – всхлипывая, ответила она, – проклятые чехи. Я позвонила в посольство, как ты советовал, и мне сказали, что никто никуда не поедет. Далеко им. Я целый день звонила. Что только не предлагала. Сначала сказали, что посол болеет. А потом вообще перестали трубку поднимать. А у меня послезавтра открытие. Всё пропало.

– Открой без посла, – посоветовал Томаш.

– Как без посла?! – закричала Янь. – Как без посла, когда уже каждая собака в городе знает, что приедет посол. А если он не приедет, то я потеряю лицо. Со мной никто никаких дел иметь не будет. Потому что я трепло.

И она опять заплакала. А потом предложила Томашу побыть послом. На один день.

– Ты с ума сошла, – ответил на это предложение Томаш, – никогда в жизни. Это совершенно другой человек. Я не могу выдавать себя за посла. Это преступление. Да и не похожи мы совсем.

– Вы, европейцы, для нас все на одно лицо, – ответила на это Янь, – все похожи, никто и не догадается. И ты не говори, что ты посол. Просто кивай головой. И улыбайся. У тебя такая обаятельная улыбка.

– Нет, нет, нет, – выставив руки вперёд, запротестовал Томаш, – я на эту авантюру не пойду. Я тут два дня по окрестным сёлам рассекаю, меня уже все знают.

– Так ты в майке и шортах рассекаешь, – запротестовала Янь, – а мы тебя приоденем. Костюм, парфюм, причёску другую. Побреем, если надо будет.

И Янь начал приводить всё новые и новые аргументы в пользу того, что никто Томаша не заподозрит в том, что он не посол. Томаш отказывался, ругался и просил оставить его в покое. Но Янь была тверда и напориста. Три часа без перерыва она уговаривала приятеля, обещая мыслимое и немыслимое. И Томаш сдался.

– Чёрт с тобой, – сказал он, – делай, что хочешь. Я спать хочу. Если меня посадят за мошенничество, то ты мне будешь передачки носить.

– Никто ничего носить не будет! – закричала радостная Янь.

Она чмокнула Томаша в щёку и убежала в ночь.

Утром Томаша разбудил робкий стук в дверь. Это был завтрак, привезённый из какого-то ресторана. После завтрака приехал парикмахер. Который постриг Томаша и побрил его. Томаш пытался объяснить, что он не будет сбривать свою куцую бородёнку. Но парикмахер, старый китаец, не знал ни слова по-английски и по-чешски. Только улыбался и тянул крепкой рукой Томаша в кресло. В итоге Томаш сдался.

После парикмахера пришли две девицы среднего возраста. Разложили инструменты, похожие на пыточные, и принялись делать Томашу маникюр и педикюр. Сделали. Удалились, довольные своей работой.

Потом приехал портной. Он снял с Томаша мерку. Повздыхал, глядя на могучую фигуру чешского гостя. Ещё раз снял размеры. Сказал «бай» и удалился.

Затем привезли обед. Судя по посыльному, из того же ресторана. Еда была великолепна.

После обеда появился человек с большой чёрной сумкой. В сумке были ботинки. Пар десять или двадцать. Пришлось мерить все. Померили. Общаясь при помощи жестов, выбрали две пары.

Потом пришла косметолог. Томаша положили на кровать и долго колдовали над его лицом. Что-то выщипывали, потом чем-то натирали. Он чуть было не уснул.

После косметолога был массаж и ужин. И Томаш, обессиленный, упал в кровать. Он так устал от всех этих процедур, что уснул как убитый.

Разбудили его около пяти утра. Посыльный из ресторана. Как только Томаш позавтракал, вошёл портной, неся перед собой серый в полосочку костюм. Костюм подошёл идеально. Как только Томаш его надел, в комнату заскочила Янь.

Она критично оглядела Томаша с головы до ног и заявила: «Настоящий посол». Томаш вздохнул и вышел на улицу. Где его ждала белая Тойота. На которой Томаша вывезли за город. Где пересадили в чёрный Мерседес с чешским флагом на правом крыле. В машине сидела миниатюрная китаянка, одетая в строгий серый костюм. По цвету и по стилю похожий на костюм Томаша.

– Я ваш переводчик, – сказала она, улыбнувшись.

– А я ваш посол, – улыбнулся в ответ Томаш.

Но самому было не до смеха. Томаш не любил официальных встреч и большого скопления народа. Вот не любил и всё тут. Он даже большие рестораны не посещал, ограничиваясь скромными закусочными и пивными максимум на пару десятков столиков.

Лимузин между тем въехал в город. На небольшой скорости он миновал центр. Все уступали дорогу Мерседесу, махая руками проезжающей машине с флажком на крыле. На перекрёстках стояли регулировщики, пропуская важного гостя.

Проехали весь город насквозь. Выехали на окраину. Где на пригорке располагался новенький, с иголочки, пивной завод, построенный семьёй Янь. Заводик был окружён забором из сетки рабица. На въезде стояла проходная с воротами, покрашенными в зелёный цвет. Перед воротами была сооружена небольшая трибуна. Всё пространство перед трибуной заполонили люди. Они были везде. На парковке перед заводом, на дороге, на обочинах. Машина плавно въехала в расступившуюся перед ней толпу. За окном замелькали радостные лица с флажками в руках. Флажки были бумажные, в основном китайские, но попадались и чешские. Томашу стало плохо. Его прошиб пот, стало трудно дышать.

– Не волнуйтесь, всё будет хорошо, – прощебетала переводчица и взяла Томаша за руку.

– Вы откуда так хорошо знаете чешский? – спросил он её.

– Изучала в Праге и в Пекине, – улыбнулась та, – меня ночью из Пекина привезли. Сказали срочное и секретное дело. Переводить и сглаживать углы.

Машина между тем, окружённая радостной толпой, медленно подъехала к трибуне. Открылась дверь. Кто-то подал руку. Томаш выбрался из автомобиля. Его оглушил радостный рёв. Он возвышался над толпой невысоких китайцев, в костюме, с непроницаемым выражением лица. На трибуне стояло несколько человек. Янь держала микрофон и что-то кричала в него. Две громадные колонки по бокам трибуны транслировали её слова в толпу.

Кто-то осторожно взял Томаша под локоть и повёл по лестнице на трибуну. Томаш шёл на несгибающихся ногах, стараясь не смотреть на людей. Его тошнило. Переводчица семенила следом.

Поднялись. Томаш по очереди пожал всем находящимся там людям руки и стал рядом с Янь. Она продолжала что-то кричать в микрофон, свободной рукой показывая на Томаша. Толпа слушала её, периодически взрываясь аплодисментами. Внизу суетились фотокорреспонденты и видеооператоры.

Минут десять продолжалась эта пытка. Наконец, Янь закончила свою речь, поклонилась Томашу и пожала ему руку. Томаш уже было решил, что его мучения кончились. Но нет. Янь всунула ему в руку микрофон.

Первым желанием Томаша было выкинуть этот проклятый микрофон. И бежать без оглядки. Попутно задушив стоящую рядом Янь, которая втравила его в эту авантюру. Но бежать было некуда. Перед ним волновалось море людских голов. Гул стих. Все ждали, что скажет Генеральный посол Чешской Республики в Китае.

Кто-то дёрнул Томаша за лацкан пиджака. Это была переводчица. В руке у неё тоже был микрофон. Томаш нагнулся к ней.

– Скажите что-нибудь про пиво, – подсказала она ему.

Томаш набрал в грудь воздуха.

– Пиво – это рис! – заорал он в микрофон, не придумав ничего более умного.

Секундная пауза. Тишина. Все замерли. Переводчица крикнула по-китайски что-то в микрофон.

Толпа взорвалась. Люди кричали и аплодировали Томашу. Вверх взметнулись тысячи рук. Не было ничего слышно, кроме восторженного рёва.

Переводчица вновь потянула Томаша за лацкан. Тот нагнулся, подставил ухо.

– Скажите что-нибудь про Чехию, – прокричала она ему.

Томаш кивнул. Выпрямился. Поднял руку. Толпа послушно смолкла.

– Чехия – это пиво! – проорал он в микрофон.

Вновь секундная пауза. Переводчица набрала воздуха и крикнула перевод фразы Томаша. И вновь взрыв. Аплодисменты, крики. Эмоции на самом пике. Кажется, что вот-вот, и толпа в каком-то едином порыве снесёт всё на своём пути и унесёт и трибуну, и находящихся на ней людей куда-то в светлое социалистическое будущее.

Вновь дёрганье за лацкан. Вновь Томаш наклоняется к переводчице. Та почему-то улыбается. Стоящая рядом Янь тоже улыбается, но глаза у неё испуганные.

– Скажите что-нибудь про Китай, – просит переводчица Томаша.

Тот кивает. Выпрямляется. Поднимает руку. Тысячи людей, как по команде, замолкают.

– Китай – это рис! – чувствуя себя полным идиотом, кричит в микрофон Томаш.

Знакомая пауза. Из динамиков раздаётся китайский перевод его фразы. И вновь взрыв эмоций. Люди кричат. Люди хлопают в ладоши. Люди машут флажками Китая и Чехии. Люди счастливы. К ним приехал очень важный человек и сказал им очень важные слова.

К Томашу подбегают маленькие девочки в школьной форме, и одна из них дарит ему цветы. Он жмёт ей руку, чувствуя, как по спине стекает пот. Хочется в туалет.

Томаша провожают с трибуны все находящиеся на ней. Опять рукопожатия и поклоны. Толпа неистовствует. Томаш спускается по ступенькам, садится в машину на заднее сиденье. С другой стороны к нему в салон ныряет переводчица. Машина медленно трогается. Люди уступают ей дорогу, аплодируя и стараясь заглянуть в салон.

Минут пятнадцать уходит на то, чтобы выбраться из живого моря счастливых людей. Выбираются. Машина въезжает в город. Не спеша проезжает его. На перекрёстках всё те же регулировщики. Прохожие машут руками и флажками. Город заканчивается. Трасса на Пекин. Белой Тойоты нигде не видно.

– А как я попаду в отель? – спрашивает Томаш у переводчицы.

– Вы возвращаетесь в Пекин, господин посол, – отвечает та устало, – и вот ваш билет на самолёт до Праги. Вылет сегодня ночью.

– А мои вещи? – волнуется Томаш.

– Ваши вещи аккуратно сложены и находятся в багажнике этого автомобиля, – отвечает переводчица.

– Всё равно остановите, – просит Томаш, – я хочу в туалет.

Переводчица что-то говорит водителю. Он останавливается на обочине. И пока Томаш мочится на придорожную пыль, ловко снимает чешский флажок с крыла машины.

Потом ещё несколько часов утомительной однообразием дороги, и Томаша привозят в аэропорт. Он регистрируется на рейс. Идёт в бар и до начала посадки задумчиво пьёт пиво, рассеянно поглаживая побритый подбородок.

Примерно через два месяца как-то вечером к нему в скайп стучится Янь. Томаш несколько мгновений колеблется, но потом всё-таки принимает вызов. На экране возникает его китайская подруга.

– Привет.

– Привет.

– Как дела? – спрашивает она его.

– Нормально, – отвечает Томаш, – у тебя как? Раскрыли наш подлог?

– Ты знаешь, – задумчиво говорит Янь, – никто так ни о чём не догадался. В газетах были огромные репортажи и статьи. На местном телевидении прошла передача. Все действительно решили, что к ним приезжал посол.

– Как так? – опешил Томаш. – Никто не догадался? И то, что я там бред нёс, тоже никого не смутило?

– Никто, – кивнула головой Янь, – кроме одного репортёра. Он где-то увидел фото настоящего посла и, позвонив мне, сказал, что ты на него не похож.

– И что? Как всё решилось? – осторожно спросил Томаш. – Ты его убила?

– Нет, – рассмеялась Янь, – я никого не убивала. Я сказала, что произошла ошибка в протоколе, и приехал не посол, а консул. Он это скушал.

– Ну и хорошо, – пробормотал Томаш.

– А по поводу бреда, – продолжала Янь, – твои слова процитировали все районные газеты. По городу висят плакаты с твоими словами про пиво, рис и Китай с Чехией. Очень всем нравится. Вырос интерес к твоей стране. Местные турагентства завалены заявками от желающих поехать в Чехию. Ты покорил всех.

Томаш промолчал. Он не знал, что говорить. Потом попрощался с институтской подругой. Посидел перед погасшим монитором, вспоминая волнующееся море голов перед трибуной. Обулся. Вышел на улицу. Дошёл до ближайшей пивной.

Когда перед ним официант поставил кружку со свежим Гамбринусом, он сделал первый длинный глоток, опустошив кружку примерно на треть. Вытер тыльной стороной ладони рот. Улыбнулся и сказал сам себе: «Чехия – это пиво. Пиво – это рис. Рис – это Китай».