Кошка Машка не любила вспоминать своё первое путешествие. Она утверждала, что начало путешествия выглядело отвратительно. Больно ударившись обо что-то твёрдое, Кошка Машка долго не решалась открыть глаза, так как ей казалось, что сверху обязательно должно что-то посыпаться. Но ничего не происходило, и Кошка Машка пришла в себя настолько, что смогла оглядеться по сторонам. Она находилась в роскошной спальне, и предмет, о который она ушиблась, оказался спинкой кровати. На кровати сидел человек трудновообразимой толщины и с удивлением смотрел на Кошку Машку. Заметив, что Кошка Машка тоже рассматривает его, он проворно вскочил с кровати, отчего тело его заколыхалось, как у медузы, отбежал в сторону и отвесил глубокий поклон.

— Моя прекрасная леди, — произнёс он почтительным голосом, — примите мои извинения, ибо мой костюм…

Только сейчас Кошка Машка обратила внимание на то, что толстяк действительно мог бы отнестись более щепетильно к собственному туалету.

— Пустяки! — мурлыкнула Кошка Машка. — Надеюсь, я вас не слишком побеспокоила?

— О небо! — воскликнул толстяк, простирая вверх руки, более напоминающие ноги слона. — Не говорите так! Мне больно это слышать!

И склонившись совсем низко, отрекомендовался:

— Етамотв Кадус, ваш покорный слуга и Самый Главный Хранитель Заветов, Советов и Наветов страны блистательного Ныснимаминипапа.

— Я польщена, — Кошка Машка слегка изогнула спину. — В стране, которую я имею честь представлять в вашей спальне, меня звали Кошкой Машкой.

— О небо! Какие манеры! — воскликнул Кадус. — Во дворец! Умоляю, не откажите в любезности лично представить вас нашему монарху.

— Я счастлива была бы засвидетельствовать почтение Его Величеству, — Кошка Машка выгнула спину дугой, распушив хвост и одарив Кадуса обольстительным и коварным взглядом.

— О небо! Какое воспитание! Какие глаза! — застонал Кадус, заламывая руки. — Сплю я или грежу…

— Если вы действительно спите, то вам следовало бы проснуться, чтобы позаботиться о вещах более земных.

Кадус испуганно взглянул на Кошку Машку и вдруг с размаху хватил себя кулаком в лоб, отчего вокруг гулко зазвенело, как от удара в перекачанный футбольный мяч.

— О, я несчастный! Ну конечно же! — вскричал он. — Я сейчас распоряжусь! — И он вихрем выскочил из комнаты, опрокинув по пути столик, кресло и этажерку с книгами. При этом кресло сломалось, у столика отвалилась одна ножка, а книги рухнули на пол.

Оставшись одна, Кошка Машка острым и придирчивым взглядом окинула спальню. Убранству её мог позавидовать любой восточный владыка. Золочёные рамы, украшенные инкрустациями из драгоценных камней, вазы тончайшей работы из нефрита, настольная лампа с абажуром, расшитым золотисто-матовым жемчугом. Мягкая мебель была обтянута сафьяном, а оконные занавески украшены настоящими брабантскими кружевами. Правда, все вещи носили следы столкновения с хозяином комнаты, отчего многие казались старыми и непригодными к употреблению, и потому спальня вельможи слегка напоминала антикварную лавку.

Неожиданно в комнату ураганом ворвался облачённый в парчу и бархат Кадус, при этом мебель, казалось, тяжело вздохнула и уменьшилась в размерах.

— Тысячу извинений, моя прекрасная леди, завтрак будет подан через несколько минут. Ваше посещение было столь неожиданным, что я первый раз в жизни чуть не опоздал распорядиться относительно сервировки стола. Не откажите мне в удовольствии позавтракать вместе, ибо блистательный Ныснимаминипап поднимается несколько позже. Я уже послал гонца к Его Величеству сообщить, что вы нанесёте ему визит ещё до обеда.

«Однако, — подумала Кошка Машка, — он не производит впечатление нерасторопного». Вслух же она сказала нечто совсем другое, и её голос журчал и бархатился:

— Мой друг, Кадус. Вы, надеюсь, позволите называть вас другом и простите гостье эту маленькую фамильярность.

— О-о! — Кадус поднял глаза к небу, призывая того, кого нет, в свидетели своего счастья. — Я буду только польщён!

— Так вот, — продолжала Кошка Машка, — вы должны немедленно мне рассказать, что это за страна, которую я посетила, чем занят её народ и кто ею управляет?

— О, конечно же! — воскликнул Кадус. — Я сделаю это без труда, так как я одно из сановных лиц государства. Наша страна управляется блистательным Ныснимаминипапом, чей ум, сердце и комплекция сделали его по праву первым лицом государства. Наша страна богата и прекрасна. Она населена умными и добродушными людьми. Но есть у нас и своя беда. Жители страны полнеют, и конца этому не видно. И хотя правительство убеждает народ в пользе полноты, в стране проводятся секретные изыскания верных и надёжных способов против ожирения. Ибо как всякий худосочный человек желает увеличить свой вес, так и каждый толстяк — мечтает его уменьшить. Над проблемой тучности трудится наша национальная Академия Изящных Наук. Правительство не жалеет денег на проведение этих работ, но обнадеживающие результаты вряд ли будут получены, ибо самые главные учёные и есть самые отменные толстяки в нашем государстве.

— Но разве вам мешает тучность? Она не слишком бросается в глаза и кажется очень милой, — лживо заметила Кошка Машка.

— Ах, моя прекрасная леди, — воскликнул польщённый Кадус. — Ваши слова напоминают музыку, но… мы слишком толсты и неуклюжи. Мы разрушаем ценности, которые создаём. Взгляните вокруг, и вы увидите, что я прав. А ведь я считаюсь одним из самых ловких людей нашей страны! Из-за своей неловкости мы вынуждены часто обновлять помещения, так как они быстро приходят в негодность. Тучность сделалась несчастьем нашего народа. О горе, горе! Неужели из этого положения нет выхода?! Может быть, вы, прибывшая из страны, где обитают изящные леди, смогли бы открыть нашему несчастному народу главную тайну вашей страны?!

В этом месте монолога Кадус рухнул на колени перед Кошкой Машкой, и, хотя она ценила этот жест у мужчин, находя его лживым, но довольно изысканным, поведение Кадуса ей не понравилось. Она начинала понимать причину столь любезного приёма, оказанного ей расторопным царедворцем.

— Пожалуй, об этом стоит подумать, — неопределённо пообещала Кошка Машка.

— О леди… Сжальтесь! — застонал Кадус, пребывая все ещё в том же положении.

— Не могу обещать наверное, — осторожно сказала Кошка Машка, — но я хотела бы побеседовать с учёными из вашей Изящной Академии.

— Нет ничего проще! — вскричал, поднимая голову, Кадус. — Ведь сегодня вы обедаете у Президента Академии.

— Мне показалось, что мы обедаем сегодня у монарха? — уточнила Кошка Машка.

— Совершенно верно! — восторженно подтвердил Кадус. — Как вы уже догадались, моя прекрасная леди, Президент Академии и Король — одно лицо! Мудрейший из мудрых и есть наш блистательный Ныснимаминипап!

— Ах, вот как! — мурлыкнула Кошка Машка. — Тем лучше!

И она отметила, что по необъяснимой причине и в этой стране самый главный считается почему-то и самым умным.

Ее размышления были прерваны появлением дворецкого. Кошка Машка с удивлением отметила, что дворецкий был… куклой! Правда, куклой превосходно сделанной и, как мгновение спустя убедилась Кошка Машка, превосходно вышколенной.

— Кушать подано! — несколько церемонно объявила кукла-дворецкий и почтительно поклонилась. При этом кукла метнула украдкой на Кошку Машку внимательный и подозрительный взгляд, что почему-то не понравилось Кошке Машке. «Странная, очень странная кукла», — отметила она про себя.

Услышав приглашение, Кадус мгновенно вскочил на ноги. При этом он опрокинул мраморный канделябр, который тут же разбился, и, выбив косяк у двери, склонился перед гостьей в поклоне:

— Прошу вас к столу, моя прекрасная леди.

Кошка Машка медленно и с достоинством направилась в столовую.

Вот это был стол так стол! Такого стола ей в жизни не приходилось видеть. Он был огромен — не помещаясь в столовой, продолжался в другую комнату и терялся из виду. И он был заставлен до отказа изысканными блюдами, от которых шёл столь тонкий и аппетитный аромат, что у Кошки Машки закружилась голова. Несчетное число графинов, салатниц, соусников, сахарниц, конфетниц, различного рода перечниц, солонок и посуды для всевозможных приправ. Целый поток тарелок, блюд и ваз, теснящих друг друга и воюющих за каждый квадратный сантиметр парчовой скатерти с пышной бахромой и подвесками из благородного розового коралла. Потребовалось бы не менее трёх страниц, чтобы очень кратко и в самых общих чертах описать открывавшееся глазам Кошки Машки невиданное изобилие, с которым могла посоперничать лишь фантазия никогда не голодавшего человека. Казалось, стол не выдержит тяжести выставленных яств и вот-вот рухнет. Кадус, перехватив изумленный взгляд Кошки Машки, истолковал его по-своему и поспешно извинился:

— О, прекрасная леди! Ваш визит застал меня врасплох, и этот завтрак, увы, недостоин моей высокой гостьи. Но я обещаю исправить ошибку сегодня же! Клянусь честью! Ужин не будет столь скромным!

— Мой друг, — произнесла Кошка Машка, — не следует говорить о допущенных ошибках перед завтраком, ибо это может испортить аппетит.

— Вы правы, — вздохнул Кадус. — Сколько с утра ни ем, а аппетит всё не приходит.

— Тогда вам следовало бы начинать завтрак с вечера, — посоветовала Кошка Машка.

— Увы, — Кадус сокрушённо качнул головой. — Если я последую вашему совету, то обедать мне придётся уже накануне. Прошу вас сесть в это кресло, леди, — в нём дважды восседал сам Король.

Кошка Машка удивилась, с какой ловкостью этот вельможа принялся уписывать завтрак. Его толстенные руки оказались необыкновенно послушным и весьма быстродействующим инструментом. Среди соусников, тарелок и ваз они чувствовали себя как дома. При этом Кошка Машка отметила, что Кадус ел необычайно много и — она готова была поклясться! — перепробовал почти всё, что было выставлено на этом необъятном столе. Кошку Машку неприятно поразило то, что, приступив к еде, Кадус совершенно забыл о её присутствии. Как зачарованный, он сидел за столом, не в силах оторвать взгляда от выставленных яств. Кошка Машка, несмотря на голод, помедлила из деликатности, полагая, что обычай уделять внимание даме за столом естествен в каждом обществе. Однако убедившись, что вельможа не обращает на неё ни малейшего внимания, она решительно зацепила лапкой курёнка, вымоченного в белом вине и зажаренного с изяществом, намного превосходящим обращение за столом хозяина с дамой.

Между тем Кадус, уничтожая снедь, заметно ярился. Первоначально исходящее от него урчание гурмана сменилось хрипом и чавканьем обыкновенного обжоры. Он тяжело дышал, сопел и даже всхрапывал. Гамма звуков, рождаемых вельможей, заметно испортила аппетит Кошке Машке. Она прекратила есть и принялась в упор, с интересом разглядывать жрущее чудовище. Было видно, что Кадус теряет силы и вот-вот лишится чувств. Скоро он покрылся испариной, и его глаза, ещё минуту назад бессмысленно выпученные, закатились. Издав хриплое рычание, которое напоминало рёв тигра, задыхающегося в ловчей петле, он лишился сознания и затих. Фигура Кадуса обмякла, и его расслабленное тело обтекло стул, так что остались видны только самые концы ножек.

Кошка Машка некоторое время брезгливо рассматривала то, что должно было именоваться Человеком, но неведомо зачем и какими путями превращалось в комбинат по переработке дорогостоящих продуктов. «Удивительно, — вздохнула она, — как часто достигнутые блага обесчеловечивают людей. Созидаемое умерщвляет созидателей. Неужели это общее правило?»

Время приближалось к полудню, когда наконец Кадус пришёл в себя. Громко икнув, он захлопал глазами и стремительно вскочил на ноги. От резкого движения стул под ним треснул и развалился, но Кадус не обратил на это внимания. Дальнейшее убедило Кошку Машку в том, что своё поведение за завтраком он считал вполне естественным. Заметив, что гостья с интересом наблюдает за ним, Кадус обворожительно улыбнулся и, зацепив край стола, отчего некоторые кушанья посыпались на пол, шагнул к Кошке Машке.

— О, моя прекрасная леди! Надеюсь, вы немного отдохнули с дороги и мы можем отправиться во дворец. Сейчас полдень, и время завтрака закончено. Скоро начнётся приём, который наш блистательный Ныснимаминипап устраивает перед обедом в честь вашего посещения его страны.

— Я готова, мой друг, следовать за вами. Завтрак показался мне восхитительным и вернул силы после утомительного пути, — мурлыкнула Кошка Машка, наблюдая за тем, какое впечатление произведёт её комплимент на Кадуса.

— О-о! — неподдельно обрадовался толстяк, покраснев от удовольствия. — Это так приятно и так любезно с вашей стороны. Позвольте сообщить двору о вашем комплименте.

— Не возражаю, мой друг. Кстати, я неожиданно открыла, что ваш дворецкий и другие слуги напоминают кукол. Не ошиблась ли я?

— О, леди! — воскликнул испуганно Кадус, прикрывая рот толстенной ладошкой. — Умоляю вас — ни слова о куклах! Это страшная тайна, за разглашение которой я могу поплатиться головой.

— Тогда вы должны подробнее рассказать мне, — мурлыкнула Кошка Машка, метнув любопытный взгляд в сторону двери, за которой хозяйничали куклы, убирая посуду, — о том, что можно и чего нельзя в вашей благополучной стране. Согласитесь, было бы неуместно произнести бестактность в присутствии Его Величества.

— Нет, нет! У нашего народа существует одна-единственная тайна, разглашение которой карается изгнанием или даже смертью. Это — тайна кукол. Моя прекрасная леди, никогда и никого не расспрашивайте о куклах. Не замечайте их присутствия и старайтесь не думать о них — вот единственное условие, соблюдение которого избавит вас от неприятностей.

— Ну, что же… — мурлыкнула Кошка Машка, любопытство которой было задето, — по крайней мере я убедилась, что Ваш народ боится тучности меньше, чем разглашения тайны кукол. А это уже говорит об очень многом. Тогда расскажите же, дорогой Кадус, по крайней мере о том, что может подготовить меня к встрече с блистательным Ныснимаминипапом.

— Весь к вашим услугам, — Кадус шаркнул ногой и задел огромную фарфоровую вазу, которая упала с грохотом на пол и разлетелась на мелкие куски. Но Кошка Машка, начавшая понимать положение вещей, даже бровью не повела. Приторно-любезно и бесцеремонно она смотрела на вельможу. Между тем Кадус продолжал:

— Наш народ занимается искусством. Вещи, сделанные нашими мастерами, совершенны и славятся далеко за пределами страны. К нам пришло благополучие, стало модным есть до беспамятства. И вдруг нас постигло бедствие — мы стали полнеть. В этом не было бы особой опасности, если бы непомерная толщина не объявила войну окружающим предметам. Тучность имела трагические последствия. Число разрушаемых от столкновения с человеком предметов искусства катастрофически росло. И сегодня — о горе! — количество созидаемых предметов стало равным количеству разрушаемых. Официально мы всё ещё поощряем среди населения идею тучности, поскольку тучность свидетельствует о благоденствии страны. Однако учёные смогли уже убедить Короля начать изыскания средств против ожирения нации. Вся Академия Изящных Наук занята разработкой таких рационов пищи, которые при сохранении изобилия отдельных яств, избавили бы наш народ от опасности ожирения.

— Мой друг, — перебила Кошка Машка, — мне кажется, что об этом вы уже сказали достаточно, хотя я слушаю историю вашего народа с неподдельным интересом. Но вы должны учесть, что близится время приёма во дворце, а мне всё ещё ничего не известно о распорядке дня, вкусах и привычках Его Величества.

— О несчастный, я увлекся! Наш блистательный Ныснимаминипап ведёт спартанский образ жизни. В полдень, сразу же после завтрака, он вершит государственные дела вплоть до самого обеда, который заканчивается незадолго перед ужином. Но за этот крохотный промежуток времени король успевает воздать должное святому искусству — Его Величество распрямляет гвозди и мастерит коляску для своего всё ещё не родившегося наследника. Зато ужин Его Величества планомерно переходит в сон, и он просыпается незадолго до завтрака следующего дня. Не правда ли, прекрасный пример воздержания и трудолюбия, моя прекрасная леди? — в неподдельном восторге воскликнул Кадус.

— Действительно, очень мило, — мурлыкнула Кошка Машка, и глаза её сверкнули от удовольствия. — Но мне кажется, вы недостаточно цените своего владыку, мой друг.

Кадус расширил глаза от неожиданности, а Кошка Машка продолжала:

— На вашем бы месте я посоветовала Его Величеству не изнурять так себя государственными делами. Ах, если бы его завтрак переходил плавно в обед, или обед — в ужин… Нельзя не оценить по достоинству такого выдающегося монарха.

— О мой добрый гений! Вы — несравненны! Я сегодня же шепну об этом Самому Главному Хранителю Традиций, Петиций и Амбиций, а он согласует это с Самым Главным Куратором, Агитатором и Мистификатором страны, а также с Самым Главным Врачевателем, Заклинателем и Очковтирателем Его Величества, после чего это предложение несомненно изложат царственной супруге для передачи самому блистательному из людей.

— Вот и великолепно! — воскликнула Кошка Машка, которую начинало разбирать веселье. — Подумать только, если бы не столь изнуряюще-кипучая деятельность монарха, какое у него было бы завидное здоровье! У Его Величества нет страшнее врага, нежели он сам!

— О доброе и чуткое сердце! — воскликнул Кадус. — Вы очаруете и покорите нашего владыку. Скорее, скорее во дворец, пока не наступило время обеда!

И Кадус увлек Кошку Машку на улицу. Удивительное зрелище открылось её глазам. Улицы были пусты, так как в стране наступил час работы и все были заняты изготовлением прекрасного или делами государства. Дома потрясали архитектурным великолепием, но казалось, что город пострадал от недавнего землетрясения. То там, то здесь были видны следы разрушений — вышибленные окна и двери, разбитые статуи, поваленные городские тумбы для объявлений и оборванные провода. В одном месте к обочине дороги прислонился изуродованный катафалк. Безлюдье на улицах усиливало впечатление стихийного бедствия, постигшего город. На стенах домов, на проводах, натянутых поперёк улиц, в скверах висели плакаты с призывами к тучности. Они убеждали, напоминали, упрашивали. Наиболее часто попадался странный лозунг: «ЧЕМ ТОЛЩЕ — ТЕМ КУЛЬТУРНЕЕ», несколько реже — «ДЕТИ ТОЛСТЫХ РАСТУТ ПОСЛУШНЫМИ». Кошка Машка отметила отсутствие тонкости в аргументации толстых, но не посмела отказать им в наблюдательности.

Наконец они подошли к королевскому дворцу. Он был построен из розового мрамора и утопал в зелени. Рука великого зодчего придала дворцу сходство с праздничным пирогом, и, как Кошка Машка убедилась позднее, внутреннее его содержимое усиливало это впечатление. Все комнаты и залы были превращены в буфеты, столовые, кафе и рестораны, в которых придворные шумно и беззаботно коротали время в перерывах между завтраком, обедом и ужином. Лишь в зале, где принимал Ныснимаминипап, было пустовато. Единственным предметом здесь был трон, искусно отлитый из смеси самых упругих и прочных металлов. Изящество трона выгодно подчеркивала туша Короля, которая была чудовищной толщины и, казалось, должна была убеждать подданных в том, до чего растяжима человеческая натура. У трона толпились придворные, которые уступали Его Величеству в комплекции и, как думал сам Король, в интеллекте.

Как только Кошка Машка и Кадус, пройдя анфиладу комнат, заставленных обеденными столами, вступили в приёмный зал Короля, кукла-глашатай торжественно произнесла:

— Слушайте, слушайте! Её Несравненность — Кошка Машка! Грянула музыка, и все придворные склонились настолько низко, что животы их коснулись пола. Король наклонил голову. Музыка была печальной и торжественной, отчего Кошке Машке показалось, что она попала на собственные похороны.

Грациозно выгнув спину и распушив хвост, Кошка Машка вперила свой магический зеленоватый взгляд в щёлки королевских глаз и, ставя лапки так, будто она ступала по мокрому, направилась к восседавшему на троне Ныснимаминипапу. Приблизившись к трону, она сделала реверанс и голосом вкрадчивым и медовым осведомилась о здоровье Его Величества.

— Прекрасно, леди! — загрохотал Король. — С каждым днём и каждым новым часом моей жизни я чувствую себя все лучше и лучше.

— Это, несомненно, заключение врачей Вашего Величества? — спросила Кошка Машка.

— Совершенно верно, — прогремел Король. — Вы угадали. И вдруг спросил подозрительно: — Понравилась ли вам моя страна?

— Страна достойна своего народа, — пропела Кошка Машка, — но я не знаю, достоин ли народ такого мудрого правителя, как Вы, Ваше Величество.

— Прекрасные слова, леди. Вы неплохо разбираетесь в людях. — И вдруг, побагровев от натуги, он поманил к себе Кошку Машку пальцем, напоминавшим круг языковой колбасы. — Подойдите ближе, я хочу вас о чём-то спросить по секрету.

Кошка Машка приблизилась к Ныснимаминипапу и вспрыгнула на подлокотник королевского трона:

— Я слушаю вас, Ваше Величество.

— Скажите, — произнёс Король шепотом, от которого задрожали стены. — Чтобы похудеть, что мне надо есть?

— Вам надо чего-нибудь не есть! — посоветовала Кошка Машка.

— Вы так находите? — недоверчиво спросил Король.

— Я этого не нахожу, Ваше Величество. Я это вижу.

— Тогда я попрошу вас оставить эту тайну за мной, — грохотнул Король и хитро подмигнул Кошке Машке.

— Она за вами, Ваше Величество, — улыбнулась Кошка Машка и спрыгнула с подлокотника трона.

— Очень доволен вашим визитом, — рявкнул Король, и люстры в зале жалобно зазвенели. — Передайте там… в общем… в своей стране, ну сами знаете что… Приветы и прочее…

— Передам, Ваше Величество. Вы очень добры.

— Да, кстати, — загремел Король. — Вам, леди, будет поставлен памятник на одной из улиц, примыкающих к главной площади… Ну, конечно, всякие там ордена и прочее — сегодня выдадут.

Но тут речь Короля была прервана самым бесцеремонным образом. Вошла кукла и, низко поклонившись, произнесла уже знакомую Кошке Машке магическую фразу:

— Кушать подано!

И все придворные, забыв о монархе и высокой гостье, зашумели, задвигались и, неловко толкая друг друга, ломая дворцовый этикет, двинулись к выходу. Слова куклы оказали на Короля столь же чудесное действие, как и на придворных. Рявкнув: «Прошу вас к столу, леди!» — Ныснимаминипап поспешно спустился с трона. Врезавшись в самую гущу придворных и бесцеремонно расталкивая их могучими руками, отчего многие падали и страшно вскрикивали, он устремился к накрытым столам.

О присутствии Кошки Машки все мгновенно забыли, и она почувствовала себя одинокой среди рвущихся к еде вельмож. Издали все это напоминало стадо слонов или гиппопотамов, охваченных паникой, и Кошку Машку вновь охватило брезгливое чувство. Но она уже начала привыкать к тому, что происходящее — вполне нормальное явление в этой чересчур обильной и благоденствующей стране. Вздохнув, она решила, что общество толстых могло бы показаться обворожительным, если бы оно хоть чуть-чуть интересовалось своими гостями.

«Глупо требовать невозможного, если в целой стране нет ни одного человека, способного сохранить человеческое достоинство перед лицом потребности», — подумала Кошка Машка, решив действовать более бесцеремонно. Прошмыгнув между ногами царедворцев, она вспрыгнула на обеденный стол и стащила кусок осетринки, приправленный зеленью и гребешками диких фазанов. Расправившись с лакомым кусочком, она облизнулась, окинула презрительным взглядом эту жующую, хрюкающую груду живого человеческого мяса и покинула королевский дворец.

Быстро пробежав по улицам, Кошка Машка без приключений добралась до городской стены. Незамеченная стражей, потерявшей от обжорства сознание, она, перемахнув через стену, благополучно покинула город.

«Неплохо, конечно, когда тебе при жизни ставят памятник, но я не подозревала раньше, насколько важным оказывается, кто и за что тебе его воздвигает», — подумала она.

Перебежав через просёлочную дорогу, Кошка Машка скрылась в лесу. И там, отыскав себе сухое местечко на солнечной полянке, она сладко зевнула, свернулась клубочком и мгновенно заснула. Кошке Машке снились потерянные друзья, далекая Лапутия и удивительные волшебные часы, издающие звон.