Наконец наступила ночь, и мрак, плотный и непроницаемый, принёс сон и успокоение обитателям верхнего этажа. Мир устал. Он отдыхал и видел сны, и, должно быть, сны эти были прекрасны.

Долопихтис спал тревожно — казалось, дверь, отделявшая ночью события сна от переполнявших его дневных впечатлений, затворена неплотно, — и всё увиденное и услышанное ломилось в оставленную щель, запутывая реальное и фантастическое в невообразимый клубок. Долопихтис видел солнце, ставшее рыбой, и спорил о праве перевоплощений с тряпичником, который на самом деле был растением и волной одновременно. И когда удильщик его всё-таки съел, оказалось, что тряпичник никак не помещается у него в животе и, всё время хихикая, произносит загадочную фразу: «Ты съешь сначала моё доброе имя».

Долопихтис не удивился, заметив, что его живот растягивается, как у Хизи, но был серьёзно озабочен: кто это так настойчиво толкает его и сипит незнакомым голосом?

— Положительно невероятно, что он не обращает на меня внимания.

И вдруг Долопихтис сначала смутно, а затем всё яснее ощутил, что сон его как-то незаметно уже давно перешёл в явь и что кто-то действительно толкает его снизу в живот.

— Просто невероятно, что он не в состоянии проснуться. Поэтому он и не обращает на меня внимания.

Долопихтис открыл глаза и сейчас же закрыл их снова. «Плохо, — подумал он. — Очень плохо. И очень странно, что я ещё живу». И он снова осторожно приоткрыл глаза. Прямо перед ним покачивалось огромное плоское существо с головой змеи и клювом кальмара. И что казалось особенно страшным — у неизвестного существа были странные глаза: в них была затаённая боль, безразличие и натруженность одновременно. Такие глаза могли быть у существа, не испытавшего в жизни ни одной, даже самой крошечной радости.

— Доброе утро, — пролепетал удильщик и тут же убедился, что даже самые невинные слова могут быть восприняты как бестактность.

— В этом мире ничего нет и не может быть доброго, — с видимым усилием ответило существо.

«Крайне скудный запас оптимизма. Странно, что я не встречал раньше этого существа. Кстати, почему бы мне не спросить, зачем я понадобился этой мрачной голове с неподвижными глазами. Может быть, дела обстоят не так уж плохо?» — подумал Долопихтис и поспешно спросил:

— Я никак не могу догадаться, чем я обязан вниманию проницательного существа, которое в настоящий момент плавает перед самым моим носом?

— Ещё неизвестно, кто и перед чьим носом плавает, — мрачно ответило существо. — А что касается внимания, то не могла ведь я съесть рыбу, не убедившись, что она не дохлая.

— А как же Закон?! — испуганно воскликнул Долопихтис.

— Плевать я хотела на Закон, — проскрипело существо, с раздражением посматривая на удильщика. — Законы для того и существуют, чтобы кто-то их нарушал.

— Значит… — с отчаянием начал Долопихтис, боясь произнести страшные слова.

— Вот именно. Это значит именно то самое…

Они стояли нос к носу. Если бы Долопихтис сделал попытку свернуть куда-нибудь в сторону, он неизбежно должен был подставить бок, спину или живот страшному клюву. И тогда Долопихтис сделал отчаянный бросок прямо вперёд и ударил черепаху, а это была черепаха, в верхнюю часть клюва. Расчёт оказался верен. Скользнув по клюву, который черепаха быстро раскрыла, удильщик проскочил вдоль её спины и занял позицию у хвоста. Сколько ни пыталась черепаха добраться до удильщика, ей это не удавалось. Долопихтис неотступно следовал за её хвостом, а панцирь черепахи мешал ей согнуться и схватить удильщика. Почувствовав себя в относительной безопасности, Долопихтис поспешил высказать всё, что он думает о моральных и физических достоинствах черепахи.

Убедившись, что ей не удастся добраться до удильщика, черепаха быстро поплыла наверх, а Долопихтис поспешил вниз, где предрассветная тьма казалась гуще и где ещё властвовал сон. По дороге ему попались яркие полосатые рыбёшки, которые, не обращая на него внимания, вертелись в опасной близости от его носа. Он сделал попытку погнаться за ними, а они, проворно отскочив на небольшое расстояние, опять принялись играть, гоняясь друг за другом. Неожиданно около них оказалась третья рыбёшка, которая прошмыгнула так близко, что от движения воды заколыхался фонарик на голове Долопихтиса. «Ну, это уж слишком», — решил Долопихтис и бросился за ней следом. В то же мгновение острая боль пронзила всё его тело. Инстинктивно он рванулся назад, и это оказалось как нельзя кстати. Полуослеплённый, полупарализованный и плохо соображающий удильщик медленно отплыл в сторону.

«Глупый, неосторожный и болтливый удильщик! — подумал Долопихтис. — Можно ли быть бóльшим простофилей, чем ты? Так попасться на удочку, а ещё сам удильщик, — продолжал корить он себя. — Убирайся подобру-поздорову, пока это облако не накрыло тебя более основательно. Ведь это же Дискозома».

Да, это была Дискозома, гигантская морская анемона, а эти вертлявые яркие рыбёшки, которые привлекли внимание Долопихтиса, жили среди щупалец анемоны. Внезапно появляясь и исчезая, они заманивали чересчур легковерных хищников в объятия смертоносных щупалец анемоны. Парализованные стрекательными клетками рыбы попадались Дискозоме на обед, а объедки «с барского стола» доставались полосатым зазывалам.

Долопихтис, постепенно приходивший в себя, медленно отплыл в сторону, подальше от смертоносных щупалец. «Неплохо начинается день, ничего не скажешь. Сюрприз за сюрпризом. Но на этот раз всё могло кончиться плачевно. По счастью, я зацепил лишь самую маленькую и самую слабую из щупалец». Долопихтис с презрением посмотрел на полосатых рыбок, которые вопреки здравому смыслу вернулись и продолжали как ни в чём не бывало снова заманивать его к Дискозоме.

«Ничего! Я постараюсь доказать им, что умею быстро извлекать уроки». И удильщик притворно застыл и стал медленно поворачиваться кверху брюхом. Тысячи раз полосатые зазывалы видели подобную картину, и она всегда обозначала только одно — смерть. И сейчас две из них, наиболее нетерпеливые, отделившись от своих подруг, проворно подплыли к Долопихтису, намереваясь начать трапезу раньше хозяина. В этом случае их роли менялись — и анемоне приходилось довольствоваться объедками. Но когда они подплыли к беспомощно перевёрнутому удильщику, всё свершилось прежде, чем они успели обратиться в бегство.

Долопихтис, как и все удильщики, неспособный к длительной погоне, умел стремительно, рывком нападать. И он напал. Одна из полосатых рыбок оказалась у него в пасти.

— Пустите! — пискнула она.

Но Долопихтис даже не удостоил её ответом. Ни одну рыбу в жизни он не ел с таким наслаждением.

«Пустите»! — передразнил Долопихтис. — Как бы не так! И почему я должен был её отпустить? Насколько я знаю по опыту, такие просьбы никогда и никем не выполняются».

Покончив с полосатой рыбой, Долопихтис захотел побеседовать с Дискозомой. Осторожно подплыв к анемоне — трусость от осторожности отличается глупостью, тогда как осторожности приличествует мудрость! — удильщик вкрадчиво произнёс:

— Прошу прощения, но мне показалось, что я не расслышал вашего приветствия. Впрочем, со мной это иногда случается.

Но анемона упорно молчала. Долопихтис знал, почему Дискозома медлила с ответом. Она ещё не оставляла надежды полакомиться Долопихтисом. Поэтому она не хотела вступать в разговор, чтобы не нарушить Закон. Но это хорошо понимал и удильщик, который решил во что бы то ни стало расшевелить своего врага… с безопасного расстояния.

— Лично для меня бесплодность ваших надежд бесспорна, и мне жалко, что такая простая вещь для вас не является очевидной. Не желаете ли получить от меня дополнительные доказательства моего расположения к вам и вашим прихлебателям? Поверьте мне, а я кое-что понимаю в гастрономии — ваши прихлебатели на вкус просто превосходны! Отчего бы вам самим не убедиться в этом?

— Дерзкая рыбёшка, как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном?

— А чем вам не понравился мой тон? Он не достаточно любезен? Но я, по счастью, не состою с вами в родстве, которое — увы! — кое к чему всё-таки обязывает. К тому же согласитесь, я даже не ваш должник.

— Передо мной все в долгу, — злобно прошипела Дискозома, — и в первую очередь наглецы и насмешники. Подплыви ко мне ближе, чтобы я могла тебя получше рассмотреть. Не бойся, ты ведь под защитой Закона. Или ты не веришь мне?

— Конечно, не верю. Сегодня я узнал о Законе кое-что новенькое. Моё утро сегодня началось с презабавной встречи с черепахой.

— Достойное животное, — обронила Дискозома.

— Вы так считаете? А мне она показалась отвратительной. Теперь вы замечаете, что мы несколько по-разному смотрим на одни и те же предметы? Разве я могу после этого последовать вашему приглашению и подплыть ближе, чем мне хотелось бы?

— Ты просто трус.

— Ха-ха! Я слышу призыв к глупости. Большая ошибка считать себя умнее других. Или вы находите, что это не так?

— Я нахожу, что ты отвратителен.

— Ну, это, по крайней мере, звучит весьма искренне. Обещаю вам рассказывать всем встречным о достоинствах, которые я сумел у вас открыть. Кстати говоря, ваша мысль, что весь мир перед вами в долгу, многим может показаться весьма симпатичной.

— Негодяй! — прошипела Дискозома. — Попадись только в мои щупальца!

— Не могу вам пообещать этого наверное, хотя вижу, что вам этого действительно хочется. Прощайте!

И Долопихтис поплыл, считая, что долги Дискозоме уплачены им сполна.

Мимо проплыла стайка быстрых сардин. Тела их отливали серебристым металлом. Вслед за ними пронеслась аргентина — одинокая и стремительная рыба с прекрасными большими глазами, взгляд которых казался задумчивым и благородным. Рыба очень умело и торопливо пожирала сардин.

Невдалеке удильщик заметил стайку крылоногих моллюсков, и совсем рядом от него проплыла неповоротливая пучеглазая рыба. Вода становилась всё прозрачней, и, наконец, брызнули и полились голубоватые лучи поднявшегося солнца.

И вновь Долопихтис почувствовал себя неуютно.

Наступало утро, то самое беспокойное время, когда всё живое, пробудившись ото сна, начинает прежде всего заботиться о собственном желудке. А он, маленький удильщик, очень хорошо виден со всех сторон.

«Не пора ли мне отправиться вниз — подальше от соблазнов? Моим друзьям внизу будет очень обидно, если я не сумею пережить ещё один день в светлом мире. И я был бы несправедлив к своим друзьям, если бы позволил лишить их своего общества. Кроме того, о многом, что я узнал, стоит подумать. А это лучше всего сделать по дороге домой».

И, бросив прощальный взгляд вокруг, маленький удильщик поплыл вниз.