1. Можно ли легко относиться ко лжи?

В наше время растет число людей, которые, попав в затруднительное положение, без особого стеснения прибегают к маленькой и большой лжи. Причем эта «ложь от смущения» используется не только в действительно сложных ситуациях, а по малейшим поводам, когда, сказав неправду, можно избежать каких-то обременительных мелочей или неприятного выяснения отношений.

Мы все, конечно, горой за правду, но лишь до тех пор, пока правду можно говорить без неприятных последствий. Мы все за правдивость, когда хотим кому-то «сказать всю правду в глаза». Но как только выясняется, что прямота высказываний может привести к тяжелым и болезненным конфликтам, большинству людей ложь начинает казаться столь же естественной и уместной, как незадолго до этого правдивость. Очень многим не хватает веры в единственно спасительную и целебную силу правды, как она звучит в словах Ифигении: «Горе, горе лжи – она не делает нас свободными, как всякое правдиво сказанное слово!»

Такое пренебрежение долгом всякого человека говорить правду тесно связано с духом времени. Там, где человек забывает о своем духовном предназначении, где спасение души становится пустыми словами, там, конечно же, ощутимые преимущества лжи обретают власть над душой, высмеивая твердость и последовательность характера.

С точки зрения абсолютной мирской целесообразности строгая правдивость является глупостью, пощечиной здравому смыслу, противной современной гуманности, противоречащей всевластному стремлению к комфорту и легкой жизни. Короче, она представляется чем-то вроде мрачной и утрированной строгости, уже не вписывающейся в наше время, то есть в эпоху мягких сидений, водоотталкивающих плащей и международных спальных вагонов.

Ниже мы хотим, вступив в противоречие с духом времени, привести ряд доводов в пользу необходимости абсолютной правдивости.

Почему во все времена люди с недюжинным характером испытывали глубокое отвращение ко лжи? Почему знаменитый греческий философ Аристид не мог солгать даже в шутку? Любовь к безоговорочной правдивости берет свое начало в глубинном инстинкте самосохранения характера. Суть характера заключается в согласии человека с самим собой, в цельности стиля, пронизывающего все его жизненные проявления. Когда наши слова, наша мимика и жесты не гармонируют с нашей личностью, когда мы произносим слова, противоречащие нашему сокровенному бытию и знанию, это единство тут же начинает разрушаться, что влечет за собой всякое иное разрушение. Потому и сказано в «Гамлете»: «Всего превыше: верен будь себе. Тогда, как утро следует за ночью, Не будешь вероломным ты ни с кем». Эти слова доводят до нашего сознания, почему лживое высказывание приводит к нарушению всей душевной жизни: кто лжет, тот попытается солгать себе самому, чтобы лучше лгать другим. Вскоре он станет неосознанно отчуждаться от своей доброй совести и лучшего разумения, а это, в свою очередь, расколет надвое все его существо и разорвет глубокую связь всех его жизненных проявлений со стержнем характера. Известный факт, что ложь очень скоро приводит к самообману и что от него до патологического вранья всего один шаг, с достаточной ясностью подтверждает разрушительное воздействие лжи на внутренний мир и душу человека.

Правдивость самым тесным образом связана с сутью, существом характера еще в одном отношении. Ведь ложь в большинстве случаев проистекает из человекобоязни, а потому совращает нас к слабоволию и трусости, в то время как полное признание того, что мы делаем и чего не делаем, твердость воли во всех неприятностях – лучшая школа становления сильной личности.

Эту истину наглядно иллюстрирует Данте в своем описании ада: там он узнавал всех кающихся, но не узнавал лжецов; у лжецов вообще нет лица, ложь убила их как личность, они вообще ничто, лишь отражения удобных случаев, приспособления к обстоятельствам – короче, трусливого бегства от всех реальных фактов.

Поэтому так важно упражнять волю в правдивости, ведь тем самым мы наилучшим образом подготавливаем себя к истинной храбрости во всех жизненных ситуациях. В этом смысле как раз борьба с мелкой ложью в затруднительной ситуации – истинная высшая школа укрепления характера.

 

2. Не все конфликты разрешаются гармонично

Есть люди, которых хлебом не корми, дай только выдумать какую-то сложную ситуацию, в которой ложь якобы просто необходима по всем канонам разума и любви. Но, внимательно рассмотрев ситуацию и перестав вырывать ее из общего течения жизни, обязательно увидишь, что лжи вполне можно избежать и что думающий, чуткий человек всегда найдет способ объясниться так, чтобы не обидеть другого.

Никто, конечно, не обязан, особенно, если его не спрашивают, всегда говорить обо всем, что он знает. Правдивость вовсе не означает беспощадности. Но некоторые люди, похоже, думают, что символ правдивости – молотильный цеп. Нет, как раз там, где много прямоты, там должно быть и много любви. Любовь должна не ослаблять правду, а укреплять человека. Она должна приводить человека в то внутреннее состояние, в котором он в силах вынести правду. То, что правдивость зачастую тяжело ранит нас или других – факт, который, конечно, не отменят никакая, даже самая большая любовь и участие. Однако для человека, главная цель которого внутреннее совершенствование, этот факт вовсе не аргумент в пользу допустимости лжи. Не все конфликты в жизни разрешаются гармонично. Зачастую приходится жертвовать чем-то второстепенным ради главного, и полная правдивость неизбежно связана с определенными страданиями – так же, как и самоотверженная любовь, неподкупная честность и все иные проявления храбрости. Кстати, а разве «вынужденная ложь» действительно разрешает человеческие конфликты? Разве она сама не требует жертв? Не жертвует главным ради второстепенного, характером ради выгоды, храбростью ради удобства, верностью ради сиюминутного порыва? И разве такие жертвы не приводят к губительным последствиям для всей души человека?

Полная правдивость – символ всего, что отмечено печатью сильного характера, и потому ее неотъемлемая часть – королевский путь страдания, уготованный в этом мире твердому и последовательному характеру.

 

3. Реализм

Есть еще одна, последняя причина того, почему абсолютная правдивость совершенно необходима. Причина эта кроется в неизмеримом значении строгого реализма для всего нашего духовного здоровья, да и вообще для нашего отношения к жизни. Да, в жизни нам нужен идеализм, духовное возвышение над действительностью, вера в высший мир по ту сторону той действительности, которую мы воспринимаем нашими органами чувств и разумом. Но только тому дано подняться до того высшего мира, кто с бескомпромиссной и самоотверженной любовью к правде проникает в действительность, учитывая в своих взглядах на жизнь и своем образе жизни все факты этой действительности. Тот, кто хочет с помощью иллюзий и самообмана подняться над действительностью, того она неизбежно принудит подчиняться всем ее низменным требованиям и жестоко накажет теми самыми фактами, с которыми он играл в прятки. И кто в строгой школе действительности так и не научился неумолимо жертвовать своими субъективными представлениями, желаниями и фантазиями ради верности истинному положению вещей, тому и в небесных делах не стать смиренным сосудом истины. Его субъективные представления и склонности наверняка, как разросшийся сорняк, заглушат его и без того небольшой внутренний опыт и совсем уж не дадут пробиться голосу возвышенного просвещения, идущему от священных традиций.

Идеализм, не подкрепленный твердым стремлением к добросовестной наблюдательности, объективности, уважительному отношению к фактам, точности в передаче услышанного и увиденного ведет к идеалистической нечестности, легкомыслию, недостатку ясного осознания своей ответственности. Некоторые утопические современные взгляды на жизнь, важно именующие себя «реалистической философией», относятся к области неосоз-нанной «лжи от буйной фантазии», то есть являются результатом полного отсутствия энергичного наблюдения за самим собой и за жизнью, вытекая из совершенно неопределенного идеализма, не прошедшего школу реалистической точности. Без лояльности по отношению к трезвой действительности человеку так же невозможно отойти от собственного эгоизма, как и без лояльности к идеалу. Иными словами, без воспитания в себе чувства реальности идеализм становится лишь выражением себялюбия и необузданного субъективизма: человек хочет жить только своими иллюзиями, самообманом относительно самого себя, приукрашивать себя, следуя лишь собственным фантазиям. Этот самообман, эта трусость перед реальностью, это духовное мошенничество нередко обнаруживаются у идеалистов, страдающих нервными патологиями, которые слишком слабы, чтобы всерьез разбираться с действительностью и воспитывать свое фантастическое мышление с помощью объективной реальности.

Кто-то скажет, что реализм заложен в человеке природой и не требует особого воспитания. Это в корне неверно. Тот, кто в тихие мгновения самопознания уяснит для себя, сколько всяких заговоров затевается в человеческой душе против чувства реальности, как многогранно наше подспудное стремление к фальсификации истинного положения вещей, поймет, что подлинная верность фактам требует гораздо больше твердости характера, чем голый смутный идеализм. Он поймет, что, только дав обет в постоянной приверженности реальности, сможет задушить в себе обманщика и афериста. И когда немецкий философ Шопенгауэр говорит, что настоящий поэт должен быть как царь Эдип, все время задающий вопрос за вопросом, даже если это грозит ему чем-то ужасным, то это напоминает нам, как трудно человеку вынести правду и насколько необходима неподкупная и правдолюбивая совесть, чтобы преодолеть осознанное и неосознанное стремление к (само)обману, вновь и вновь поднимающееся из темных глубин, где живут инстинкты. Мы прибегаем к фальсификациям из тщеславия, себялюбия, трусости, беспокойства за других, из хвастовства, стремления к сенсации, от инертности. И хуже всего, когда мы делаем это от жажды дешевого самоуважения. Да, мы такие, и все же весь наш внутренний рост решительным образом зависит от того, станем ли мы реалистами по отношению к собственному внутреннему состоянию! Но чтобы сломить власть гордыни и самодовольства, чтобы действительно увидеть свое настоящее лицо и признать все, что мы видим, совершенно необходимо принять великое и безоговорочное решение в пользу правды. Таким образом, и здесь становится очевидным, что чрезвычайное нравственное значение неподкупного чувства реальности – это, пожалуй, глубочайший и решающий довод в пользу воспитания в себе абсолютной правдивости.

Чтобы воспитать в себе точность в передаче того, что есть на самом деле, лучше всего потренироваться на самых незначительных привычках – например, побороть в себе страсть к преувеличению. Американский психолог Стэнли Холл совершенно справедливо говорит о значении такой борьбы для формирования характера:

«Смелое стремление человека к правде, человека, презирающего все напускное, всякий страх и нерешительность, никогда в жизни не претендующего на роль, ему неподходящую, равнодушного к удовольствию, которое невротические натуры находят во лжи, инстинктивно избегающего всякой экстравагантности даже в простом употреблении превосходных степеней, искренне желающего, чтобы его считали тем, кто он есть на самом деле сообразно своей природе и склонностям, – достижение высочайшего порядка, в психологическом отношении достойное того, чтобы назвать его старым добрым словом «регенерация», которым, правда, часто злоупотребляют».

А Джон Раскин советует нам, воздерживаясь даже от самой маленькой лжи, воспитывать в себе лояльность по отношению к правде вещей. Вот что он пишет: «Умение быть правдивым – это как чистописание и приходит только через упражнение. Это не столько вопрос воли, сколько привычки, и я думаю, что никакая оказия не будет тривиальной, если позволит нам поупражняться в этой привычке и закрепить ее. Ежедневно с подлинной настойчивостью и точностью говорить правду так же трудно и, пожалуй, столь же достойно, как говорить ее там, где за это можно ожидать больших неприятностей. И довольно странно, что много людей ради правды пожертвовали бы своим состоянием и самой жизнью, но мало кто ради правды готов каждый день терпеть мелкие мерзкие сцены или иные неудобства».

Факт, который не оспоришь: каждая ложь ослабляет самую главную силу нашей жизни, силу переносить, перерабатывать и преодолевать действительность. И напротив, абсолютная правдивость – это высшая школа смелости. Лишь тот, кто заставит себя безоговорочно признавать все реальные факты в себе и вокруг себя, а также разбираться с ними, сумеет преодолеть в себе глубоко укоренившееся состояние трусости и страха, сумеет утвердиться в действительно активной позиции по отношению к жизни.

 

4. Духовные и душевные последствия лжи

Мы живем в эпоху диктатуры видимого и осязаемого, скрывающей от нас глубинную действительность, которая за всеми внешними вывесками на самом деле правит миром.

Эта близорукость, позволяющая видеть только ближайшие последствия происходящего, особенно ясно проявляется в оценке лжи. Ежедневная, будничная ложь считается чем-то столь же само собой разумеющимся, как использование непромокаемого плаща в плохую погоду. Говорить правду многим кажется причудой, чуждой современной жизни. И все же нет иной столь же высокой школы для глубокого понимания всего нашего образа действий, понимания, составляющего неотъемлемую часть всех этических познаний, чем размышления над действием лжи на нас самих и на других. И нет более действенного способа освобождения от власти мгновения и его ложных эффектов, чем упражнение в правдивости высказывания. Это касается не только часто практикуемой и считающейся простительной лжи у смертного одра. Но ведь вынужденная ложь, ложь в затруднительном положении дозволена? Ответ: мы всегда в затруднительном положении, когда лжем. Это исключение, которое убивает правило. Доверяют только тому, кто не лжет вообще. Не стоит лгать, чтобы пощадить кого-то. Тот, кто скрывает от другого истинное положение вещей, оказывает ему медвежью услугу. Помоги ему справиться с действительностью, не изнеживай его ложной пощадой! Но помни: правду нельзя говорить с суровой жесткостью. Томас Карлейль говорил: «Где увидишь ложь, там уничтожь ее. Ложь существует лишь для того, чтобы ее уничтожали, ложь страстно жаждет уничтожения. Только хорошенько подумай, в каком духе ты будешь это делать – не с жесткой своекорыстной силой, а с чистым сердцем и священным усердием, с кротостью и даже с милосердием! И ведь ты не хочешь заменить старую ложь на новую, а твоей новой несправедливостью была бы новая ложь, мать всей иной лжи; и тогда конец истории был бы еще хуже, чем ее начало!»

Ничто так не обостряет ощущения человеком иного мира, как правда, сказанная тогда, когда это неприятно и трудно. Почему? Во-первых, потому что во лжи рассеянный субъект безмерно разрастается, утопает в себе самом, заглушает зов сверхчеловеческого и уже не слышит его. Во-вторых, потому что за ложью всегда стоят та или иная ложная и опасная переоценка будничной действительности, однобокий взгляд, застывший на мгновенных последствиях наших высказываний для нас и для других; за ложью стоит человеческое общество со своей милостью или немилостью. Ложь – это порабощение нас другими людьми, связанность социальным кокетством или страхом перед теми, кто может нам навредить. Поэтому говорить правду, то есть освобождать высказывание от социального магнетизма, – важнейшее из «завоеваний свободы» для молодых людей.

Ифигения Гёте своей правдивостью по отношению к «варвару» избавляет целый род от проклятия совершенного насилия. Говорить правду означает высшее уважение по отношению к другому человеку, призыв к его лучшей природе и вера в нее, в его внутренние силы, способные помочь ему самому, то есть полная противоположность насилию. Вся политика лжи – это низшая математика, простая арифметика средствами низменного мира, отсутствие веры во власть духовных сил в жизни, утаивание и отрицание лучшего «я» и всей его «науки», короче, уничтожение всякой истинной силы, всякой гармонии с самим собой, всего высокого мужества, противодействующего низменным силам этого мира.

Поэтому правдивость должна быть в основе всякого человеческого восстановления. Правду невидимого мира может понять лишь тот, кто в своих действиях и суждениях на этой земле руководствуется не только видимыми последствиями вещей.