1

В четыре часа утра Хоай Тяу вышел из пещеры вместе с Чыонгом и еще несколькими бойцами.

Чан Нонг в этот день тоже проснулся рано. Обычно он отличался крепким сном, но сейчас наступило время забот — приходилось думать о том, как провести предстоящую разведку, как сохранить здоровье бойцов, как сэкономить продукты. Так что ему было не до сна.

Бойцы еще спали. После напряженных дней и ночей, укрытые в огромной пещере, они могли наконец вволю отоспаться. Здесь было тепло и сухо, и они спали, забыв даже при мучивший их голод.

Подумав об этом, Чан Нонг снова забеспокоился. Ох уж эта проблема питания! Если нормы оставить такими, как сейчас, то есть питаться два раза в день, то их продовольствия хватит самое большое на шесть-семь суток.

Вчера, она едва добрались до места и устроились в пещере, как Ви Ван Минь первым делом попросил Чан Нонга разрешить бойцам поискать в округе съедобные травы и коренья, чтобы хоть немного улучшить питание в те несколько дней, что «Венера» пробудет здесь. «Наверное, Ви Ван Минь прав, — подумал Чан Нонг, — придется так и поступить, иного выхода нет».

Он зажег фонарик и принялся обследовать пещеру. Оказалось, что она состоит из многочисленных залов с невысоким и ровным потолком, отделенных друг от друга четырех-пятиметровыми стенами. Чан Нонг прошелся по одному, который тянулся вдоль все пещеры и заканчивался узким ходом на другую сторону горы. Чтобы оказаться на берегу ручья, огибавшего гору по подножию, оставалось пройти метров двести, не больше. Скорее всего, снизу, от ручья, этот ход был заметен.

Чан Нонг посветил влево и заметил глубокую и сухую яму. Он спрыгнул вниз и обнаружил, что отсюда тянется естественный подземный ход. По нему он прошел в другую, гораздо меньших размеров пещеру. За ней ход продолжался. Видимо, таким образом пещера Большой Лягушки соединялась с другими пещерами, находившимися в отрогах гор Хонглинь. Чан Нонг заглянул в продолжение подземного хода. Оттуда в лицо ему пахнуло холодом и сыростью. «Пожалуй, эта пещера — самое идеальное место для базирования, подумал он. — Надо будет только как следует разведать подземный ход».

Он повернулся и, стараясь не наступать на ноги спавшим по обе стороны прохода бойцов, пошел назад, к тому входу в пещеру, который они вошли вчера утром.

Этот вход тоже был небольшим, чуть выше человеческого роста и шириной не более метра. Растущие среди камней деревья простирали тонкие ветви, закрывая вход от постороннего глаза.

Чан Нонг вышел наружу, окинул взглядом окрестности, примеряясь, как здесь можно расположиться, и пришел к выводу, что лучше всего будет остаться в пещере.

На душе его было неспокойно, вспоминались вчерашние самолеты — разведчик и тот, что прилетел вслед за ним. Неужели противнику удалось пронюхать, что они пришли сюда? В чем все-таки причина, почему появился здесь этот самолет-разведчик?

В пещере было темно, а здесь, наверху, наступило чудесное утро. Внизу над ручьем поднимался легкий прозрачный туман. На редких деревьях, росших на другом берегу, пели птицы.

Проснулся Ви Ван Минь и тоже вышел из пещеры. Щурясь от яркого света и поеживаясь, он подошел к Чан Нонгу.

— Давайте используем те несколько дней, что пробудем здесь, и покормим бойцов горячей пищей. В пещере в определенные часы это вполне можно устроить, — сказал Чан Нонг, плотнее закутывая шею шарфом из парашютной ткани.

— И о гигиене нужно позаботиться, — подхватил Ви Ван Минь. — Определить, где устроить отхожие места, решить, как быть со стиркой. Хорошо, что раненые пошли на поправку.

Еще несколько бойцов проснулись и вышли из пещеры и стали спускаться к ручью с полотенцами и зубными щетками.

Чан Нонг сказал им вслед:

— К ручью ходить только по двое, не больше!

Едва он успел произнести эту фразу, как в небе послышалось гудение, эхом отражавшееся в скалах. Вдоль ручья, над самыми верхушками деревьев, промчался самолет-разведчик

Чан Нонг громко крикнул:

— Всем оставаться на своих местах!

Самолет вернулся и покачивая крыльями, описал еще один круг. Когда он пролетел, Чан Нонг снова громко крикнул:

— Немедленно всем назад, в пещеру!

Самолет сделал еще три круга над горами Хонглинь. Пролетая над ручьем, он каждый раз опускался как можно ниже. Чан Нонгу видна была голова пилота, тот явно что-то высматривал.

Делая последний круг, самолет поднялся повыше и вдруг спикировал вниз. Перед пещерой, метрах в двадцати от Чан Нонга, взорвалась ракета.

— Всем в пещеру! Сейчас будут бомбить! — не теряя присутствия духа, приказал Чан Нонг. Бойцы вошли внутрь, а он остался стоять перед входом. Однако Выонг Ван Кхием силой затолкнул его в пещеру:

— Командир, ваше место не здесь! Наблюдать буду я!

Воздух наполнился гулом моторов реактивных самолетов. С запада подлетели четыре истребителя-бомбардировщика, описали широкий круг, затем один за другим, оставляя после себя кудрявые дымные хвосты, пошли на снижение и сбросили бомбы.

Раздались взрывы.

Здесь, среди камней и скал, резкий свист реактивных самолетов и уханье взрывов звучали с особой силой. Поднялись столбы черного дыма, полетели осколки бомб. Казалось, кто-то задался целью раздробить эти огромные камни на мелкие части. Падали деревья, сломанные, вывороченные с корнем. Одна из бомб разорвалась в каких-нибудь шести метрах от пещеры. С грохотом посыпались камни. Все заволокло черным дымом, стало трудно дышать. Выонг Ван Кхием отскочил к каменной стене, прижался к ней.

Чан Нонг, сохраняя хладнокровие, крикнул:

— Наружу не высовываться! А в пещере они ничего с нами не сделают!

Он покачал головой, вспомнив бомбежку на реке Анхоа и подумав: как хорошо, что у них теперь есть столь надежное укрытие.

Наконец истребители-бомбардировщики улетели. На смену им снова прилетел самолет-разведчик, а затем послышался тяжелый гул. Медленно подлетели четыре бомбардировщика, высоко в небе сделали несколько широких кругов. Пикируя поочередно, самолеты сбрасывали бомбы. Потом они закружили над пещерой и начали обстреливать ее из пулеметов. Длинные пулеметные очереди неслись одна за другой.

Бомбежка продолжалась с утра до четырех часов дня. Все это время к ручью перед пещерой группами прилетали самолеты.

То, что ранним утром выглядело столь поэтично и красиво, сейчас было уничтожено, сметено с лица земли. Ручей стал мутным, берега его изъязвили воронки, в некоторых местах течение перегородили огромные камни, свалившиеся в воду. Деревья, покрывавшие раньше все пространство от ручья до входа в пещеру, теперь лежали на земле изуродованные. Сломаны были и росшие чуть пониже сосны. Огромные камни разметало в разные стороны. Вход в пещеру почти завалило ветками и порванными лианами. Стоял тяжелый запах взрывчатки.

Едва улетела последняя группа истребителей-бомбардировщиков, как со стороны реки Анхоа донесся стрекот вертолетов, который с каждой минутой приближался. Свистя лопастями, подлетели шесть вертолетов, начали постепенно снижаться и совершили посадку на вершине холма по ту сторону ручья. Из брюха вертолетов, толкаясь, прыгали вниз солдаты в пестрой зеленой форме.

Выонг Ван Кхием, закусив губу, следил за тем, как вертолеты один за другим поднимаются вверх, и берут курс на базу «Феникс». Потом посмотрел на стоявшего рядом Чан Нонга.

Опершись рукой о сломанную ветку, прикрывавшую вход в пещеру, Чан Нонг процедил сквозь зубы:

— Хотят прочесать округу! Ну что ж, милости просим!

2

Едва колеса последнего вертолета коснулись земли, как Медвежья Челюсть вскочил и отдал приказ сержанту Тьему:

— Вели поторопиться! И девчонку с собой захватите! Рыть окопы! К семи вечера все должно быть закончено! — И, подхватив сою винтовку, он спрыгнул первым.

Лак, перед тем как спрыгнуть на землю, оглянулся и скорчил ехидную мину:

— Дорогая, прошу вас!.. Ну вот, милашка, тебе и довелось на самом настоящем американском вертолете прокатиться! Это тебе не какое-то там корыто!

Сержант Тьем повернулся к Ханг. Она сидела на полу, обхватив колени руками, вид у нее был усталый, но настороженный.

— Выходи. Сама-то сможешь или помочь тебе?

В его голосе не было ни угрозы, ни злобы.

Один из солдат подошел к Ханг, сделал попытку помочь ей подняться. Это был Вынг. Но Ханг оттолкнула его руку:

— Спасибо. Я сама могу.

Она стиснула зубы и, собрав силы, спрыгнула вниз. Пошатнулась и чуть было не упала, но Тьем вовремя крепко схватил ее за руку.

— Ты ведь не привыкла к таким прыжкам! — тихо сказал он и побежал к Медвежьей Челюсти.

Через несколько минут рота штурмовиков под командованием Медвежьей Челюсти уже начала рыть окопы на вершине холма, прямо напротив пещеры Большой Лягушки. Каждый должен был вырыть для себя индивидуальный окопчик: глубиной по пояс и такой длинны, чтобы в нем можно было, поджав ноги, улечься. Закончив рыть окопы, солдаты доставали из грязных вещмешков полотнища брезента, вбивали в землю колышки и натягивали на них брезент. Окоп одновременно служил местом для ночлега.

Ханг, сгорбившись, сидела в чудом уцелевших здесь зарослях тростника, безразлично смотрела на суетящихся солдат. То и дело долетавшие до нее бранные слова неприятно резали слух. Ханг морщилась, отворачивалась и досадливо сплевывала.

Нервы ее были напряжены до предела. Перестрелка со штурмовиками, плен — все случилось так неожиданно, что временами девушке казалось, будто это происходит во сне и стоит ей только проснуться, как дурной сон кончится.

Там, у реки, когда она услышала, что Мо зовет ее, слезы хлынули у нее из глаз. Ей было до боли жаль подругу, ведь то же самое могло сейчас приключиться и с Мо. Но затем Ханг услышала, как разорвалась граната, и узнала, что еще один из штурмовиков погиб. На душе стало немного полегче. Ханг перестала плакать и постаралась взять себя в руки.

Командир штурмовиков Медвежья Челюсть оказался настоящим бешеным псом. Ханг с содроганием вспомнила первый допрос, сразу после того как штурмовики перетащили ее через реку и привели в свое логово — в одну из пещер. Тогда-то и разглядела она этого выродка.

Он, увидев, что пленный — всего-навсего девушка, к тому же молодая и симпатичная, удивленно открыл свою клыкастую, как у медедя, пасть. Ему доложили, что пленная упорно сопротивлялась и первой же пулей уложила Шинга. Он вылупил покрасневшие глаза, удивленно покачал головой:

— Ишь ты какая! Настоящая вьетконговка! Ну ладно! Я сам тебя допрошу. Как тебя зовут?

Ханг молчала.

— Ну же! Не серди меня, не зли Медвежью Челюсть! — Он снова оскалил свою пасть. — Говори! Как тебя зовут?

— Народный носильщик, вот как! — отрывисто бросила Ханг.

— Чем занимаешься?

— Тем же, что и остальные.

Глаза Медвежьей Челюсти сердито сверкнули. Едва сдерживая ярость, он прошипел:

— Отвечай, сколько вас? Откуда шли и зачем? Что несли?

— Я одна. Иду из освобожденной зоны.

— Тварь, смеяться надо мной вздумала! По какой дороге шла?

— Не помню.

— Доставляла грузы для регулярных сил вьетконга, так? Сколько вас?

Ханг молчала.

— Где склады?

Ханг продолжала молчать.

Медвежья Челюсть больше не стал сдерживаться. Огромный кулак обрушился прямо на голову девушки. Перед глазами ее все поплыло. Ханг упала, из носа полилась кровь.

Медвежья Челюсть ударил ее еще и еще раз, норовя попасть по лицу. Кровь хлынула из разбитых губ, лицо распухло и покраснело.

Тут же, не давая девушке передохнуть, Медвежья Челюсть с силой пнул ее ногой в бок. Ханг вскрикнула от боли и потеряла сознание.

Она не знала, сколько времени пролежала так. Очнулась девушка тогда, когда в пещере было уже совсем темно. Голова кружилась, перед глазами плыли огненные круги.

Медвежья Челюсть, глядя на нее, покачал головой:

— А ты молодец! Смелая! Поверь мне, я знаю, что говорю. Ну что ж, давай-ка поговорим о душам, а? Может это тебе больше понравится? Что ты на это скажешь? — Он ухмыльнулся, похотливо глянул на нее и, сглотнув слюну, постарался придать своему голосу мягкость: — Не будь со мной так строптива, тебе же от этого только хуже. Будь поласковее… Будешь умницей, отвезу на вертолете на базу, сделаешься женой лейтенанта, в шелках да в бархате станешь разгуливать, ни пыток тебе никаких, ни допросов! Неужто это не лучше, чем жить в лесу да лесными клубнями питаться?

Ханг бросила на него взгляд, полный гнева и презрения.

Но он не обратил на это никакого внимания, вытер ладонью губы и бросившись на девушку, обхватил ее своими лапищами. Тяжело дыша прямо ей в лицо, он прерывистым голосом проговорил:

— Ублажи меня маленько!.. Смотри, не захочешь, так солдатам своим отдам…

Сильная пощечина была ему ответом. Щека Медвежьей Челюсти сразу покрылась красно-белыми полосами.

— Не смей меня касаться! — Ханг прижалась спиной к каменной стене пещеры, готовая в любую минуту дать отпор. Она подумала, что лучше умрет, чем позволит опозорить себя.

Спасли ее редкие короткие гудки рации. Медвежья Челюсть, скрипнув зубами, посмотрел на девушку, еще раз ударил ее кулаком по лицу и бросился к аппарату. Закончив разговор, Медвежья Челюсть снова повернулся к Ханг и, понизив голос, сказал:

— Так и быть, оставлю тебя в покое на некоторое время! Но запомни: никто еще не оскорблял меня так! А вот ты себе это позволила! Но я подожду подполковника, пусть он сам тебя допросит! А уж потом ты от меня не уйдешь!

Всю ночь Ханг не сомкнула глаз. Было холодно и страшно. Боясь, что кто-нибудь из солдат надругается над ней, девушка так и просидела, прижавшись к каменной стене, обхватив поднятые колени и напряженно вглядываясь в темноту. Рядом лежал приготовленный на всякий случай тяжелый камень с острым как нож краем. Всякий раз, когда слышался какой-нибудь подозрительный звук — ворочался ли кто из солдат или просто убивал на себе комара, — Ханг вздрагивала, рука ее сама собой тянулась к этому камню.

Что только не приходило ей на ум! Вспоминалась Мо, склад, который они с товарищами соорудили несколько дней назад и из которого еще никому ничего не успели выдать. Что сейчас делают ее друзья, что они думают о ней? Наверное, уже считают ее мертвой. Девушка заплакала: «Мо, подружка! Все из-за того, что я не послушалась тебя…»

Ханг вспомнила о доме, о маме. Чистенький, крытый соломой, домик в белых дюнах… Они жили у самого моря, но в их селе никто не рыбачил, занимались только ловлей креветок. Неподалеку от дома протекала река, и вода ее, смешанная с соленой морской водой, все четыре сезона оставалась зеленоватой и чистой, почти совсем прозрачной. Река извивалась меж необъятных рисовых полей. С маленьких лодок спускались в реку сети, по ночам под веслами тихо плескалась вода. Если бы Ханг была дома, то, наверное, сейчас вместе с друзьями по бригаде была бы на одной из таких лодок, а может, гребла бы на своей собственной лодке, забрасывала в реку маленькую сеть.

Здесь, в глухих джунглях, окруженная вражескими солдатами, девушка вдруг ощутила такую острую тоску о дому, по маме, что из глаз ее снова потекли слезы.

Однако среди товарищей Ханг недаром слыла упорной и решительной. Минута слабости быстро прошла. Что суждено ей? Умереть? Нет! Так просто она смерти не дастся. Во время войны с французами погиб ее отец. А ей только двадцать лет, ее воспитала партия, воспитал комсомол. Она хорошо знает, для чего человеку дана жизнь, и отлично понимает, во имя чего она все делает. И вот теперь умереть? Как уйти из жизни, не отомстив врагу, не выполнив своей задачи? Она обещала матери, что пойдет по стопам отца. Обещала — значит обязана жить. Нельзя позволить этим псам одержать над ней верх. Нужно найти какой-то выход…

Под утро Ханг услышала возле себя осторожные шаги и тут же схватила камень, готовая дать отпор.

Что-то мягкое и тяжелое, пропахшее табачным дымом, упало к ее ногам, над ухом раздался тихий шепот:

— Постарайся уснуть, восстановить свои силы. Я постерегу. Ни кто из них не осмелится тронуть тебя, не бойся!

Шаги удалились куда-то вглубь пещеры.

Ханг некоторое время продолжала сидеть в той же позе, потом протянула руку и нащупала у своих ног солдатское одеяло. Она давно уже обратила внимание на то, что среди этих крикунов и сквернословов есть один, с нашивками какого-то низшего чина, с длинной и густой шевелюрой и худым костистым лицом. Он не произносил бранных слов, не грозил расправиться с ней за смерть Шинга, не смотрел на нее похотливо, как другие. Более того, Ханг часто ловила на себе его молчаливый сочувствующий взгляд.

Может быть, это он принес ей одеяло? Ханг даже приободрилась немного. Верно говорили: среди наемников встречаются и такие, которые еще не совсем потеряли совесть. Если это действительно так, надо будет к нему присмотреться. Может быть он сможет ей чем-то помочь?..

Ханг забылась тяжелым сном. Когда она открыла глаза, оказалось, что давно уже рассвело. Итак, одна кошмарная ночь осталась позади.

Во второй половине дня штурмовики перебрались на один из безлесых холмов. Прилетел вертолет, забрал их всех. И вот теперь они здесь. Сержант Тьем — теперь уже Ханг знала, как зовут этот парня, — как всегда, молча швырнул ей сверток с едой, в котором были сушеный рис и рыба, и затем раздраженным тоном, по-видимому боясь вызвать подозрения лейтенанта, бросил:

— Бери лопату, вырой себе окоп и ложись! Будешь прятаться от пуль своих товарищей!

Ханг неожиданно догадалась: штурмовики высадились тут, чтобы вступить в бой с солдатами армии Освобождения! Какое же из подразделений оказалось здесь?

Ханг справилась со своей задачей сноровисто и быстро, для нее не составило никакого труда вырыть окоп.

Один из солдат, по виду младше ее, бросил ей кусок брезента, чтобы она могла укрыться от тумана, и обрывок солдатского одеяла.

Закончив рыть окопы, штурмовики, как всегда это делали, открыли беспорядочную стрельбу.

Ханг смотрела на них, и понемногу ею овладевала глубокая грусть. Неожиданно захотелось затянуть какую-нибудь песню. В самом деле, почему бы не спеть? Спеть, чтобы как-то развеять тоску по товарищам, по дому, по маме и хоть немножко воспрянуть духом. Пусть эти бандиты знают, что им не удалось нагнать на нее страху. И Ханг потихоньку запела свою самую любимую песню:

В моем прекрасном краю Куангчи…

Еще не совсем стемнело, и поэтому штурмовики пока не залегли в свои окопы. Услышав пение, они начали потихоньку стягиваться поближе к Ханг. Девушка, молоденькая и симпатичная, народный носильщик у вьетконговцев, отличный снайпер (об этом они немало говорили после смерти Шинга), да еще посмевшая не покориться из лейтенанту, — для них она была своеобразной загадкой.

Прошли уже ровно сутки с тех пор, как Ханг попала в плен. За это время она полностью успокоилась и взяла себя в руки. После долгих размышлений она выработала для себя линию поведения: ни в коем случае не задирать никого из них, следить за каждым своим словом, каждым жестом, держаться достойно, пусть они поймут, что такое женщина из освобожденных зон. Ханг от природы была очень смышленой, вот и сейчас она понимала, что ей необходимо заручиться поддержкой хотя бы некоторых из этих солдат. Может статься, что это принесет ей пользу. И еще одно она твердо решила для себя: не допустить, чтобы чьи-нибудь грязные руки коснулись ее, любой ценой, пусть даже для этого придется отдать жизнь.

Лак захихикал:

— Старушка, где это ты так ловко научилась управляться с автоматом?! Первой же пулей нашего старшего сержанта ухлопала! Если бы я во время этого не приметил, то теперь тоже бы наверняка был бы на том свете!

Ханг хладнокровно ответила:

— Все девушки из освобожденных зон умеют хорошо стрелять. Я стреляю хуже других, только о третьему разряду прохожу.

Солдаты засмеялись. Один из них спросил:

— Ты что, запугиваешь нас, что ли?

— Зачем мне вас запугивать? В нашей волости мои подруги тридцать из тридцати очков выбивают, а я только двадцать восемь.

Некоторые из солдат, помоложе, приоткрыли от удивления рты.

— А ведь она не врет! — сказал один из них. — У них девки еще и приемам борьбы обучены!

— Эй, послушай-ка! Если ты тоже знаешь приемы борьбы, так почему ты не воспользовалась ими, когда у тебя патроны кончились?

— Если бы один на один, то неизвестно еще, кто бы из нас победил, — ответила Ханг. — Но ведь вас же вон как много набежало.

— А что, ответ неплохой! — зашептались между собой солдаты и придвинулись еще ближе.

Лак снова засмеялся, обнажив прокуренные желтые зубы:

— А тебе небось холодновато будет одной-то спать! Давай я тебя согрею! Так и быть, прощу тебя, что огрела по спине прикладом!

Солдаты расхохотались.

— И не стыдно вам! — спросила Ханг. — Неужели у вас в армии никакой дисциплины нет?

Раздался новый взрыв хохота. Лак, раскрыв огромный рот, гоготал:

— Дисциплина?! Зачем она нам? Спроси-ка лучше у Тхиеу и его дружков, есть у них дисциплина или нет! А нам-то она и подавно не нужна!

Сержант Тьем подошел к Ханг, ровным голосом попросил:

— Ты только что пела. Спела бы, послушали…

Ханг отрицательно покачала головой:

— Я ваших песен не знаю.

— А ты спой любую, — подбодрил ее Тьем.

Солдаты зашумели стали требовать, чтобы она немедленно спела. Ханг нерешительно поднялась:

— Ладно, спою…

Подождав немного, точно собравшись с мыслями, она запела:

Холодный туман оседает

На усталых солдатских плечах…

В это время появился Медвежья Челюсть. Едва он услышал первые слова, как свирепо вытаращил глаза и рявкнул:

— Заткнись сейчас же. Ты что, решила агитацию здесь разводить?!

Некоторые из солдат попробовали было заступиться, возражать:

— Да пусть поет! Разве мы такой агитации поддадимся?!

Сержант Тьем снова вступился:

— Пускай она тогда другую песню споет! Господин лейтенант, голос у нее хороший. Вот послушайте сами. Вы ведь так любите музыку…

Медвежья Челюсть клюнул на лесть, сделался уступчивым:

— Ладно! Только смотри мне, чтобы никакой агитации! И вы тоже ушами не хлопайте, эти девки из освобожденных зон без политики никак не могут обойтись!

Ханг подумала немного, потом запела:

Расцвели цветы лекима

В родных красных землях…

Солдаты внимательно слушали ее. Стояли тихо, раскрыв от восхищения рты, не двигаясь. Сержант Тьем опустил голову и с грустным видом смотрел себе под ноги.

У Ханг действительно был неплохой голос. Она пела и сама переживала за героиню песни, молодую девушку, погибшую в борьбе. Подруги погибшей, подняв вверх сжатые кулаки, клялись всю жизнь равняться на нее…

Песня закончилась на протяжной высокой ноте. В глазах Ханг блестели слезы.

Солдаты долго стояли молча, и кто-то шмыгал носом.

— Красные земли — это моя родина… — грустно заметил один.

Его прервал хохот Лака:

— А ты ничего поешь! Вот мы и услышали, какие песни у вьетконговцев бывают! А то эти тетушки, что на Сайгонском радио выступают, до смерти нам надоели!

Медвежья Челюсть понял, что поступил неосторожно, позволив девушке петь, и тут же взревел:

— Одна сплошная пропаганда, и ничего больше! А вы идиоты, тупые ослы! А ну марш отсюда!

Наступала ночь, становилось холодно. Ханг закуталась в обрывок одеяла, который бросил ей добросердечный солдат, и села, прижавшись спиной к стенке окопа. Спать она не собиралась. Сквозь дырки в брезенте, которым Ханг прикрыла свой окоп, были видны звезды. Снова мысли о доме охватили девушку. В такие вот звездные ночи она обычно плыла на лодке, легонько опуская в воду весла, или же вместе с подругами носила полные ведра на поля, чтобы поливать молодые побеги.

Показалась луна, прятавшаяся до этого за облаками. Небо сразу посветлело… Временами где-то в стороне раздавалась длинная пулеметная очередь.

Так девушка просидела довольно долго. Неожиданно ей пришла в голову дерзкая мысль о побеге. От этого Ханг даже жарко стало, и холода она больше не чувствовала.

Убежать, но как? И куда, в какую сторону? Знать бы хоть какую-нибудь тропу в окружавших холм безбрежных джунглях! К тому же у нее нет никакого оружия. Что она станет делать одна? Она может заблудиться в здешних джунглях и умереть от голода. Тут наверняка водятся тигры и леопарды, а змеи… одни только змеи чего стоят! Ханг передернула плечами. Но бежать необходимо! Бежать во что бы то ни стало! Но как это сделать? Снова и снова задавала себе Ханг этот вопрос, но ничего не могла пока придумать.

Вблизи послышались чьи-то шаги. Ханг насторожилась. Тонкая фигура приподняла брезент, спрыгнула в окопчик и принялась шарить вокруг себя руками.

— Кто здесь! — закричала Ханг. — Убирайся! Я буду кричать.

Тяжелая рука легла ей на грудь, но девушка тут же отшвырнула ее и забилась в угол:

— Не смей до меня дотрагиваться! Убирайся немедленно!

Горячее дыхание ударило ей прямо в лицо. Медвежья Челюсть прошипел сквозь стиснутые зубы:

— Заткнись! Если сейчас меня не послушаешься, пеняй на себя!

Он выхватил что-то из-за пояса, и Ханг с ужасом увидела, как блеснул нож, приставленный к ее боку.

Ханг отшвырнула одеяло, крепко схватила Медвежью Челюсть за запястье руки, державшей нож, громко крикнула:

— Убивают! Спасите!

Медвежьей Челюсти удалось выкрутить девушке другую руку, завести за спину. Тяжело дыша, бормотал он:

— Все равно от меня не уйдешь…

Послышался топот бегущих ног и крик сержанта Тьема:

— Вьетконговцы! Вьетконговцы!

Вслед за этим во все стороны полетели пулеметные очереди, раздались выстрелы из минометов, взрывы гранат. В промежутках были слышны крики и ругательства штурмовиков.

Медвежья Челюсть выскочил из окопа, на ходу бросив:

— Имей в виду, тебе не уйти!

Суматоха продолжалась недолго, вскоре наступила тишина. Девушку охватил сильный страх, она тяжело дышала. Раздался крик Медвежьей Челюсти:

— Где ты вьетконговцев видел?

И голос сержанта Тьема ответил:

— Я обходил посты, услышал возню и какой-то неясный крик. Вот и подумал, что вьетконговцы подбираются.

Медвежья Челюсть грубо выругался, потом недовольно проворчал:

— Откуда здесь вьетконговцам взяться? Наверное, лисы или еще какие-нибудь звери! Мало ли в джунглях всякой твари?

Тьем не терял самообладания:

— Господин лейтенант, вьетконговцы очень хитры. Лучше поостеречься заблаговременно.

— Ладно, хватит болтать! Следующий раз не пори горячку. — И шаги Медвежьей Челюсти постепенно отдалились.

Несколько мгновений было совсем тихо. Неожиданно Ханг услышала над своим окопом шепот:

— Эй, девушка!

Ханг ответила не сразу, растерянно спросила:

— Кто это? Что нужно?

— Это я, сержант Тьем. Наш лейтенант, он… он что-нибудь тебе сделал?

Ханг вспыхнула и ответила:

— Прыгал сюда какой-то, но я отбилась.

— Пес поганый, — прошептал сержант. — Я следил за ним, потому и поднял тревогу!

— Спасибо, — выдавила из себя Ханг.

— Ты не думай, у нас не все такие как он. Я наблюдаю за тобой все это время и, поверь, восхищаюсь тобой. Я ведь тоже знаю, что люди из освобожденных зон совсем другие, не то что эти собаки.

— Чего же ты у них тогда служишь? Почему не переходишь к нашим?

Тьем, по-видимому, растерялся и с запинкой произнес:

— Я… я… Армия Освобождения не простит мне моих грехов!

— А что у тебя за грехи?

— Это долгая история… Знаешь, завтра утром начнем прочесывание!

— Прочесывание? Где?

— В горах Хонглинь. Поступило сообщение, что там много вьетконговцев. Сам подполковник Шау Ван будет руководить операцией.

Послышались чьи-то приближающиеся шаги. Сержант Тьем поспешил подняться, успев сказать напоследок:

— Береги себя. Этот Бао — бешеный волк. А завтра прилетит Шау Ван, тот еще хуже. Возьми вот это, чтобы могла защитить себя. Осторожнее! — И он отошел.

Ханг протянула руку, пошарила по краю окопа и наткнулась на что-то круглое и холодное: на земле лежали две американские гранаты — большие, каждая величиной с кулак.