1

Вертолеты один за другим садились на аэродром. Сначала приземлилась третья рота штурмовиков под командованием сержанта Тьема. Их вывезли первыми, учитывая, что рота вконец измотана длительным пребыванием в джунглях и в ней много больных.

Вынг поднял с полу оставшийся без патронов автомат и сказал Чонгу:

— Выходи!

Чонг спрыгнул на землю.

Нужно было дождаться, пока приземлятся остальные, и солдаты третьей роты, свалив в кучу оружие вещмешки, сели около посадочной площадки; кое-кто растянулся на траве.

У Чонга распухло лицо. Левая рука была прострелена навылет, он потерял много крови. Уже после того, как его схватили, Чонг сам перевязал себе руку индивидуальным пакетом, который хранил в поясе.

Пока штурмовики валялись на траве и жаловались друг другу на жизнь, Чонг с любопытством осматривал аэродром. Перед тем как его направили в «Венеру», он прошел хорошую подготовку по разведывательно-диверсионному делу. И вот нежданно-негаданно — такого предвидеть никто не мог — Чонг оказался там, куда так стремилась его «Венера».

Аэродром находился на территории базы «Феникс», в северо-западной ее части. Чонг сидел у самого начала взлетной полосы. Позади был заросший сорными травами и кустарником пустырь, тянувшийся до самых гор.

Рядом с полосой, справа, виднелись две широкие площадкина которых стояли вертолеты. Чонг быстро сосчитал: на каждой было примерно по пятьдесят машин самых разных видов — и большие, способные поднять в воздух целый взвод, и поменьше, которые могли вместить всего человек пять-семь.

Слева от взлетной полосы находились три площадки для самолетов. Там стояли самолет-разведчики, транспортные самолеты и три звена бомбардировщиков.

По обеим сторонам тянулись невысокие постройки из кирпича, выкрашенные в черное, под железной кровлей. Многочисленные грузовики сновали туда-сюда у этих построек, отгороженных со всех сторон колючей проволокой. Чонг пришел к выводу, что это бомбовые склады.

На аэродроме царило оживление: взлетали и садились самолеты, взад и вперед мчались машины. На другом конце посадочной полосы только что коснулся колесами земли транспортный самолет. Донесся оглушительный рев моторов. Пройдя полосу до самого конца, самолет развернулся и медленно двинулся назад, так легко, словно это был какой-нибудь автомобиль. Свернув с боковой дорожки, прямо к его брюху подъехало несколько тяжелых грузовиков.

Глаза у Чонга горели от любопытства. Впервые видел он вражеский аэродром, и не издалека, в бинокль, а прямо со взлетной полосы. Не было бы, как говорится, счастья, да несчастье помогло. Штурмовикам же, конечно, было невдомек, что они притащили с собой сюда бойца частей особого назначения, имевшего хорошую зрительную память и природную смекалку.

Из громадин транспортных самолетов, из вертолетов выходили американцы. Это были летчики. Они сразу же направлялись к стоящим в отдалении домам с белыми стенами и зелеными дверями.

Возможно, там находились казармы летного состава.

Чонг едва сдерживался, чтобы не закричать от радости. Он на аэродроме и своими глазами видит все, что так необходимо знать «Венере»!..

Один из штурмовиков (Чонг уже знал, что его зовут Вынг), худой, с темной, нездорового цвета кожей, еще очень молодой, как и Чонг, лет восемнадцати, заметив, что пленный с любопытством оглядывает все кругом, подошел к Чонгу:

— Никогда не видел? У вьетконговцев ведь таких нет?

— Есть!

Вынг насмешливо скривил губы:

— Ну что ты врешь?! С каких это пор у вьетконговцев появились самолеты?

— А это самолеты чьи, американские или ваши? — не сдавался Чонг.

— Их хозяева американцы! Но у нас и свои есть!

— А летает кто?

— Американцы летают на вертолетах, крупных транспортных самолетах. А вьетнамские пилоты — вон на тех штуках! — ответил Вынг и показал в сторону винтомоторных самолетов.

Чонг понял, что парень, стоящий перед ним, — тихий, не ершистый, как остальные, и рискнул задать еще один вопрос:

— А почему все самолеты и садятся и взлетают только с того конца?

Вынг снисходительно рассмеялся. Казалось, ему нравилось разъяснять такие простые вещи пленному.

— Вьетконговцы в джунглях живут, поэтому мало что понимают. Разве ты не видишь вон те горы? — показал он рукой. — Чтобы не зацепиться за них, самолеты должны и садиться и взлетать только с одного направления.

— А! — понятливо кивнул Чонг и снова спросил: — А летчики и едят и спят в самолетах?

Вынг от души рассмеялся:

— Ну и глуп же ты! Вон их казармы, — показал он на постройки с зелеными дверями. — А в самолетах сидят только те, кто на дежурстве!

Вот оно что! А где они берут бомбы? Прямо на аэродроме?

— Бомбы на складах лежат! Видишь вон те машины? Это они привозят сюда бомбы!

Чонгу теперь все было ясно. Он чуть не прыгал от радости. Один из солдат, лежавший неподалеку, открыл глаза, приподнялся и посмотрел на Чонга:

— И что ты все выспрашиваешь? Будто полететь готовишься! — он хрипло рассмеялся и снова лег, прикрыв глаза кепкой.

Чонг притих, задумался. Он почувствовал симпатию к тому молодому парню, с которым вел разговор. Вот если бы удалось привлечь его на свою сторону… И тут печаль сжала сердце: он в плену!..

Сразу после того, как Чонга захватили в плен, его привели к Шау Вану. На вопрос, кто он такой, Чонг ответил, что он — партизан, и что их было трое и что двум другим удалось бежать. Штурмовики здорово избили его дубинками и прикладами. Но Чонг больше ничего не сказал, только вытер струившуюся из уголка рта кровь. Потом его бросили в один из окопов. Через несколько минут он забылся тяжелым сном, а когда проснулся, поймал на себе участливый взгляд того самого молодого солдата, который только что рассказывал ему про аэродром.

«И не надейтесь, что вам удастся взять надо мной верх! Все равно удеру!»- думал Чонг. Эта мысль завладела им сразу же после того, как он попал в плен, а сейчас, после всего, что ему удалось увидеть, он тем более только и думал об этом.

Схватившись руками за живот, он жалобно скривился.

— Брюхо болит! Ой не могу! Послушай, есть ли здесь… Будь добр, помоги человеку!

Вынг был в нерешительности:

— Хочешь в сортир? Нужно спросить и ротного.

Он пошел искать сержанта Тьема и уже через минуту прибежал назад:

— Пошли! Провожу тебя. Самого президента и того в сортир не водят! Надо же — в сортир с провожатым!

Вынг с винтовкой на ремне пошел впереди, ведя Чонга по неширокой дороге, петлявшей среди построек с плоскими крышами. Они подошли к уборным.

— Заходи! Да побыстрее давай, я хочу еще чуток соснуть, устал ужасно!

Чонг зашел в одну из кабин. Сейчас здесь никого не было. Стоял такой тяжелый запах, что Чонга чуть не вывернуло наизнанку. Он зажал нос и хотел было выйти, но тут приметил в задней стене отверстие и остановился. Отсюда хорошо просматривались пять или шесть рядов колючей проволоки самых разных видов: на ограде высотой десять метров проволока была слабо натянута и слегка провисла, дальше шла ограда из колючей проволоки с подвешенными фонарями, затем обычная, без фонарей, высотой два с половиной метра. Потом проходила дорога, посыпанная шлаком, а за дорогой — еще несколько рядов колючей проволоки.

Чонг прикинул примерную глубину ограждений — пожалуй, метров двести. За последним рядом колючей проволоки росли невысокие деревца, тянувшиеся до самых гор, до которых оставалось еще метров пятьсот.

«Хорошо, что я догадался попроситься в сортир!» — радовался Чонг. Он зашуршал бумагой, чтобы слышно было солдату, караулившему у входа.

— Долго ты еще там? — нетерпеливо окликнул тот.

Чонг, подтягивая штаны, появился в дверях, сплюнул:

— Ну и грязища!

— Сортир для солдат!

Когда шли обратно, Чонг как ни в чем не бывало спросил:

— Вот ты в солдаты пошел, наверное, много денег домой посылаешь?

Вынг присвистнул:

— Какое там! Меня взяли насильно. Сестра несколько десятков тысяч отдала, и то не удалось откупиться.

— У тебя сестра такая богатая?

— На работу нанялась, скопила. Мама у нас была слепая, так американцы дом подожгли, она в нем и сгорела заживо!

Чонг невольно вспомнил, свидетелем каких страшных картин ему пришлось быть в одном из населенных пунктов после бомбежки.

— Зачем же ты пошел в солдаты?

Вынг грустно вздохнул:

— Судьба, значит такая! А твой дом где?

— В освобожденной зоне.

— Наверное, вам не так тяжело, как нам?

— Перебьем всех американцев, тогда будет легко! Почему ты не удерешь в армию Освобождения или хотя бы домой?

Вынг снова вздохнул:

— Вам хорошо. Вы все храбрые, ничего не боитесь. Вот наши взяли в плен одну девушку, сколько не били, она ничего не сказала, а через день убежала! Девушка, а такая молодчина!

— Ты правду говоришь? — насторожился Чонг.

— Чего мне врать?!

И Вынг рассказал ему про тот случай подробнее. Имя девушки он не знал.

История эта очень заинтересовала Чонга и даже придала ему сил. «Кто же это мог быть? — подумал он и решил: — Убегу! Непременно убегу!»

Сержант Тьем давно уже поджидал их:

— Живей! В машину! Поедешь в штаб!

На взлетную полосу садились, шумно работая лопастями, вертолеты. Одна за другой выпрыгивали на землю группы штурмовиков.

Сержант Тьем сел на переднее сиденье и, повернувшись, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил:

— Золото испытывают огнем, силу — трудностями…

2

Чонга ввели в просторную комнату, заполненную светом неоновых ламп. Среди собравшихся в ней офицеров находились генерал-лейтенант Хоанг Хыу Зань и начальник штаба До Ван Суан — оба с лоснящимися физиономиями. Пришли сюда и два американца — одному из них мохнатые рыжие ресницы и брови придавали какой-то странный, сердитый вид. Это были советник Хопкин и его помощник Томас. В кресле справа восседал Шау Ван. Оживленно жестикулируя, он хвастался перед начальством своими успехами.

Когда сержант Тьем и Вынг ввели Чонга, у собравшихся одновременно вырвался удивленный возглас.

Хопкин, откинувшись назад, расхохотался:

— И этого мальчишку вы называете солдатом регулярной армии вьетконговцев?

Генерал-лейтенант тоже с подозрением окинул взглядом щуплую фигурку Чонга, кивнул:

— Совсем малыш!

Начальник штаба поспешил предостерегающе вскинуть руку:

— Господа! Вьетконговцы вычерпали все свои людские ресурсы. Они вынуждены брать в солдаты всех, от двенадцатилетних подростков до шестидесятилетних стариков. Так что ничего удивительного тут нет.

Шау Ван поднялся, выпятил грудь колесом:

— Господа, не думайте, что этот малыш безвреден. Именно он и его приятели уничтожили более десяти моих солдат, среди которых был и лейтенант Бао. Этот сосунок, перед тем как его взяли в плен, ранил еще двух моих молодцов. — И, повернувшись к Чонгу, Шау Ван возвысил голос: — Эй ты, послушай! Здесь ты должен вести себя лучше, чем в горах Хонглинь. Если скажешь правду, к тебе отнесутся со снисхождением.

Когда его вели сюда, Чонг приготовился к самым страшным пыткам. И хотя сердце его тревожно билось, страха он не испытывал. Чонг с детства был упрямым и выносливым, и эти качества, соединенные с ненавистью, горевшей в его душе, делали его на удивление спокойным. «Чему быть, того не миновать, — говорил он себе. — Я должен сохранять выдержку, не спасовать перед ними. Когда начнут бить, не стонать».

Чонг боялся только, что будут бить слишком сильно, он не выдержит, потеряет сознание, начнет бредить и в бреду помимо своей воли о чем-нибудь проговорится. Он слышал как-то, что американцы делают пленным специальные уколы, от которых наступает помутнение сознания и человек невольно высказывает свои мысли. «Ни за что не дамся сделать укол, ногами отобьюсь!» — твердо решил он.

Он ничего не ответил на слова Шау Вана и только распрямил плечи под презрительными усмешками американцев и офицеров-толстяков.

До Ван Суан хлопнул ладонью по столу, грозно сказал:

— К тебе проявят снисхождение, если ты сообщишь все, что тебе известно. Говори: из какого подразделения, с какими целями оказался в горах Хонглинь?

Чонг спокойно ответил:

— Я уже все сказал! Я партизан, мы остались в горах Хонглинь. Нас было трое, двоих, наверное, ваши убили.

— Врешь! — снова ударил по столу начальник штаба. — Ты партизан, а почему-то одет совсем по-другому, к тому же у тебя был автомат, которым вооружены регулярные силы вьетконга! Ты из регулярной армии! Из частей особого назначения! Так или нет?!

Он откинул назад голову, вытер носовым платком взмокший лоб и посмотрел на Хоанг Хыу Заня.

Чонг не сдавался:

— Форму и автомат я выпросил.

Хоанг Хыу Зань решил, что ему пора вступать в разговор:

— Эй, малыш! Значит, ты выпросил все это? А у кого? У солдат регулярной армии?! — Довольный собой, он ехидно рассмеялся.

Хопкин, скрестив руки на груди и склонив голову, молча сидел напротив. Его совиные глаза зорко следили за лицом молодого пленного, стараясь уловить на нем хотя бы оттенок страха. Сейчас американец больше походил на журналиста, чем на военного советника, хотя на нем и была форма цвета хаки.

Шау Ван грозно прорычал:

— Не желаешь отвечать! Я спрашиваю — это ты убил лейтенанта Бао? Уничтожил десять моих солдат?

— Я только защищался. Ваши первыми начали стрелять.

Начальник штаба, выкатив глаза, крикнул:

— Хватит вилять! Из какой ты части?

— Я партизан.

— Из дивизии «Чыонгшон» или «Шонгхыонг»?

— Я партизан!

Шау Ван вплотную подошел к нему. Он был выше Чонга на голову.

— Упрямый вьетконговец! Господа, позвольте мне быть с ним построже… Отвечай, из какой ты дивизии?

— Я партизан.

Кулак обрушился прямо на лицо Чонга. Юноша пошатнулся, но не упал, даже отвел руку Вынга, который хотел поддержать его. Изо рта потекла струйка крови.

«Если придется умереть, приму смерть достойно», — твердо решил Чонг.

— Я уже все сказал!

Новый удар обрушился на него. Он пришелся прямо в нос, и кровь потекла ручьем. Чонг пошатнулся, стиснув зубы, оперся на стену.

Сержант Тьем, стоявший у дверей, помог ему стать прямо. Вынг, побледнев, отвернулся.

В груди Чонга поднималась глухая ненависть. Он тяжело дышал.

— Ах, значит, ты все сказал!

— Прежде всего научитесь быть вежливым, — отчетливо произнес Чонг. — Я вам отвечаю вежливо, а вы грубите.

В комнате, казалось, все замерли, настолько неожиданны были эти слова, прозвучавшие из уст пленного. Хопкин, откинув назад голову, хрипло расхохотался.

— Ах, вежливо! Да я тебя, недоносок! — И Шау Ван сильно ударил Чонга в грудь ногой.

Чонг, стиснув зубы, зашатался, но собрал последние силы, чтобы не упасть.

Обычно добрые, немного наивные глаза его сейчас пылали ненавистью. Он воскликнул:

— Не надейтесь, что добьетесь от меня чего-нибудь силой! Вы люди без чести и совести, вы продали свою страну американцам, ползаете перед ними на коленях, давите свой народ! Пытайте, делайте со мной, что хотите, все равно вам не удастся вырвать у меня ни слова! Но если я погибну, берегитесь! Мои товарищи отомстят за меня!

В комнату вошли два телохранителя Шау Вана и тут же принялись зверски избивать Чонга. Били по спине, по груди, по затылку.

Когда Чонг потерял сознание и упал, в комнате сразу стало шумно. Начальник штаба покачал головой, снова промокнул платком вспотевший лоб.

Хопкин, наклонившись, говорил что-то на ухо Хоанг Хыу Заню.

Чонг понемногу начал приходить в себя. Когда он открыл глаза, к нему подошел один из офицеров из отдела психологической войны, наклонился над ним, помог подняться. Вынул платок, обтер кровь на его лице и сладким голосом сказал:

— Подполковник погорячился, но и вы тоже… были неправы. Я вижу, вы человек с высокими идеалами. Жаль только, что коммунистам удалось опутать вас и вы не хотите понять правильности политики нашего государства. Прошу вас, пройдемте со мной в мой кабинет, там поговорим по душам. Я уверен, вы поймете революционный курс нашего президента и всю широту души наших американских союзников…

— Я и слушать вас не буду!

У специалиста по психологической войне вытянулось лицо, и он прервал свои разглагольствования. Видимо, неистовое упорство этого паренька, который годился ему в сыновья, поставило его в тупик.

Хоанг Хыу Зань поднял руку:

— Господин советник желает лично переговорить с пленным.

Чонга провели в соседнюю комнату, размером поменьше, обставленную как гостиная.

Хопкин жестом предложил Чонгу сесть в мягкое кресло, вежливо улыбнулся, придвинул пачку американских сигарет:

— Вы настоящий солдат!

Чонг очень удивился, услышав, что американец говорит по-вьетнамски. Только что он подумал, что вот ему и представился случай проверить свои знания английского языка, полученные в школе, а тут… Насторожившись, Чонг произнес:

— Я не курю американских сигарет.

Хопкин, по-прежнему сохраняя на лице вежливую улыбку, спокойно продолжил:

— Я знаю, настоящего солдата насилие делает только тверже. Как человек военный, я просто восхищен вами, понимаете? Но вы неверно толкуете роль Америки. Видите ли, мы пришли сюда с единственной целью — помочь дружественной нам стране справиться с коммунистической агрессией, и сделали это по просьбе этой страны…

Чонг уже полностью взял себя в руки. Он слушал и при этом думал: «Дать бы этому старому лису по морде!»

— …Америка традиционно чтит свободу и справедливость. Мы ненавидим тех, кто посягает на эти священные права, и помогаем тем народам, которых хотят лишить этих прав. Таковы наши традиции со времен президента Вашингтона.

— Неправда! — разозлился Чонг. Он сдержал себя и уже спокойнее добавил: — Когда ваши предки с оружием в руках сражались против английской армии во время войны за независимость, кем они считали англичан? Агрессорами или друзьями?

Хопкин вытаращил глаза. «О чем говорит этот мальчишка, которому от силы лет пятнадцать? Об Америке?»

Он нехотя улыбнулся:

— Замечательно, мой маленький друг! Конечно, мои предки сражались против агрессора, каковым в то время было британское королевство… Однако это… это нечто совершенно иное, чем то, что мы имеем тут, во Вьетнаме!

— Верно! Разница есть! — Теперь Чонг решил перейти в наступление. — Тогда английские агрессоры уничтожали американцев, а сейчас американские агрессоры уничтожают вьетнамцев. Но сущность одна та же. Ваша армия — армия агрессии.

Логика суждений этого вьетконговца удивила Хопкина. «Так, пожалуй, не смог бы ответить ни один сайгонский генерал!» — подумал он. Да, подобной реакции советник не ожидал.

— Вы ошибаетесь, мой маленький друг! Вы должны понять, что настоящими врагами вьетнамского народа являются Нгуен Хыу Тхо и его друзья…

— Врете! — крикнул Чонг. — Это вы поймите, что Нгуен Хыу Тхо похож на Вашингтона и что он пошел дальше него. Декларация Независимости давала всем равноправие, но чернокожих рабов Вашингтон не освободил. А программа Фронта Освобождения идет дальше ныне действующей американской конституции. Ваши приспешники в Сайгоне ничем не лучше тех, которые предали Вашингтона!

Хопкин остолбенел. Этот малыш берется рассуждать о его, Хопкина, предках? Да, коммунисты опасные оппоненты. Советник почувствовал, что его загнали угол, его голос сразу зазвучал раздраженно:

— Это все коммунистические бредни. Вы… должны понять, что Северный Вьетнам совершает агрессию против Южного…

Чонг в ответ только рассмеялся:

— Несколько дней назад десятки тысяч американцев вышли на демонстрации протеста в Нью-Йорке, Вашингтоне, Сан-Франциско. Попробуйте-ка сказать им то, что вы сейчас говорите мне, и тогда посмотрим. Они вам покажут!

Хопкин понял, что такой разговор бесполезен, и тут же сменил тактику:

— Очень хорошо!.. Не будем, однако, спорить без пользы, мой маленький друг! Я хотел бы сказать вам одну вещь. Вы еще очень молоды, к тому же умны и храбры. Я отношусь к вам как к сыну. Вас ни о чем больше не станут здесь спрашивать… Я отвезу вас в Америку, там вы получите возможность учиться…

Чонг по-прежнему сидел молча. Что это за тип? Что он здесь делает? Похоже, что он командует всеми теми, кто собрался в этой комнате… Какие сладкие речи… И до чего же коварный взгляд у этой совы! Интересно, в каком он звании? Да и какая разница, в конце концов! Он — это Никсон, вот и все! Никсон придумал «вьетнамизацию». Никсон развернул наступление в Южном Вьетнаме, на юге Лаоса. Никсон бомбит Северный Вьетнам. Никсон сбросил бомбы на тот населенный пункт, где на глазах Чонга умерла женщина и плакала маленькая девочка, ее дочь. Вот он, сидит прямо перед Чонгом! И глаза у него как у бешеного пса!

Чонг вскочил, всем телом подался вперед. Сжатые в кулаки руки дрожали от ненависти, так хотелось вцепиться в горло этого старого лиса!

— Никсон! Я ненавижу тебя! — глухо сказал он.

Хопкин от неожиданности раскрыл рот, сначала покраснел, затем побледнел. Отшвырнув кресло, он встал, прорычал по-английски:

— Упрямый и обозленный коммунист! Пусть подполковник Шау Ван занимается им.

Чонга увели. Офицеры разошлись, остались только два американца и Хоанг Хыу Зань с До Ван Суаном.

Хопкин помолчал минуту, потом неожиданно разразился смехом:

— Мы глупцы! Мы неправильно оценили замыслы Нгуен Хоанга. Конечно, и речи идти не может о двух или трех тысячах вьетконговцев. Все вранье! Мы сами придумали сказку о просачивании противника в наш тыл. Приготовили ему ловушку и сами же сунули в нее голову. Мы попались на уловку Нгуен Хоанга. Девчонка народный носильщик и маленький партизан — и это все! Вьетконговцам удалось выманить у нас на эту приманку тысячи тонн бомб и сотни солдат для охоты за призраками! — Он поднялся и решительно произнес: — Господа! Отбросим всякие мысли о просачивании в наш тыл крупных сил противника. Главные силы вьетконговцев — на фронте!