1
Хоай Тяу ворочался в нейлоновом гамаке. Он проснулся в час ночи, потому что ночной туман на этот раз оказался слишком холодным. Рядом, в палатке Чан Нонга раздавался какой-то неясный шум и кряхтенье. Хоай Тяу подумал, что и Чан Нонгу, верно, тоже не спится.
Прокричала где-то вдалеке выпь. На толстый ковер из опавших листьев с тихим шорохом упал еще один лист. Монотонно гудел самолет-разведчик, вылетевший на ночную охоту. Судя по всему, он кружил в стороне от того места, где сейчас расположилась «Венера». Оттуда доносились длинные пулеметные очереди. Сквозь просветы в листве Хоай Тяу видел разрезавшие небо огненные линии, идущие от самолета прямо к земле. «Ищут танки, — подумал Хоай Тяу. — Интересно, как там наши, все ли благополучно?»
На душе у него было тревожно. События нескольких последних дней едва не лишили его душевного равновесия. Правда, внешне это ни в чем не выражалось, бойцы по-прежнему видели его таким, каким привыкли видеть всегда, — спокойным собранным. Таким же он оставался и в беседах с ними на редких привалах. Но стоило ему вновь вскинуть на плечо вещмешок и зашагать дальше или остаться наедине с самим собой, как, например, сейчас, не покидавшая ни на минуту тревога охватывала его с новой силой.
С того дня как начались бомбардировки, «Венера» словно продолжала топтаться на месте. Продвижение всего на несколько километров по джунглям совсем не соответствовало тем темпам, которых требовала предстоящая операция.
Послышался шорох сухих листьев под чьими-то торопливыми шагами, потом до гамака тихонько дотронулись, и кто-то позвал:
— Комиссар!
Хоай Тяу открыл глаза:
— Что случилось?
— Комиссар, рацию удалось починить! Повезло! — ответил радист возбужденным голосом. — Я уже связался с «Млечным Путем» Если есть что передавать, давайте скорее!
Хоай Тяу, обрадованный, позабыв про холод, высунулся наполовину из-под одеяла, крепко пожал ему руку:
— Замечательно! Твои парни небось не спали?
— Да как тут успеешь?! Без связи все равно что без рук, без ног. Всю ночь чинили, то получалось, то опять ломалось. Теперь-то уж надежно!
Хоай Тяу выскользнул из гамака, обнял парня:
— Молодцы! Сейчас все решает связь!
Радист, довольный, улыбнулся, потом поежился, шмыгнул носом:
— Холодина какая! У вас не осталось сигаретки, комиссар?
— Осталось, осталось!
Хоай Тяу бросил курить еще в начале года. Тем не менее в его вещмешке находилось несколько пачек, и при случае он мог угостить кого-нибудь из друзей или выручить того, кто остался без курева. Бойцы быстро узнали про этот драгоценный запас и частенько на привалах после еды забегали «навестить» своего комиссара, так что запас его быстро таял, хотя пройдена была только половина пути. Сейчас в его вещмешке оставалась всего одна пачка.
Хоай Тяу вынул две сигареты, еще согретые его теплом, потому что вещмешок лежал под головой, и протянул радисту:
— С успехом тебя!
Чан Нонг, который не спал и слышал их разговор, подал голос:
— Хоай Тяу, зайди сюда, составим радиограмму.
Хоай Тяу протиснулся в палатку, подтолкнул Чыонга, лежащего с краю, глубже в середину:
— Ну и горазд же ты спать, парень!
Чан Нонг не без гордости сказал:
— Вот какую замечательную палатку устроили одну на троих! В такой и на вершине Фансипанг можно спать спокойно. Присоединяйся!
Хоай Тяу невольно усмехнулся в ответ. Он вовсе не собирался изменять своим привычкам. Было ли холодно, лил ли дождь, или дул ветер, он всегда спал в гамаке, причем не только в джунглях- даже в помещении он умудрялся подвешивать гамак. А на все уговоры отвечал одно: привык так и не могу иначе.
Они посовещались тихонько, потом Чан Нонг зажег фонарик, и Хоай Тяу записал:
«Триста третьему. С 10.00 15 декабря подвергались ожесточенным бомбардировкам противника. Потери незначительные. В настоящее время наши координаты… Опаздываем на два дня. К пункту Н-2 прибудем вовремя. Настроение нормальное. Просим сообщить место связи с Сао Хомом».
Хоай Тяу еще раз прочитал Чан Нонгу все, что записал, и довольный, сказал:
— Годится! Эй, Чыонг, отнеси-ка радистам, чтобы сразу передали!
Когда Чыонг ушел, Чан Нонг тихонько, с опаской в голосе проговорил:
— Слушай, мне кажется, в последнее время с тобой что-то творится. Не пьешь, не ешь… Это меня очень беспокоит. Я знаю, у тебя в ноге осколок, наверное, он мучит тебя, ведь переход нешуточный, видно, тебе очень больно…
— Ничего страшного! Я выносливый!
— Да нет же, я серьезно говорю. Ты совсем осунулся и есть почти перестал. Я уже сказал Ви Ван Миню, чтобы дал тебе что-нибудь тонизирующее…
— Ну нет, это ни к чему! — рассердился Хоай Тяу. — Лекарства только для раненых, их беречь надо. А со мной все в порядке!
Хоай Тяу тщательно скрывал от всех, что вновь дала о себе знать его старая болезнь. Последние несколько дней его лихорадило. Температура, по-видимому, была не очень высокой, но изматывала его, лоб постоянно был влажным. Хоай Тяу понимал, что туберкулез легких обострился у него из-за непомерной усталости, того страшного напряжения сил, которого потребовал этот длительный переход. Но он с поистине невероятным упорством старался превозмочь болезнь, и об истинной причине того, почему он спит в гамаке отдельно от всех, никто не догадывался.
Командованию, конечно, было известно о состоянии его здоровья, но только в общих чертах. В политуправлении знали, что у Хоай Тяу застарелый туберкулез и осколок в ноге. Когда решался опрос с «Венерой», командование взвесило все «за» и «против» и в конце концов пришло к решению вызвать его, чтобы он сам доложил обо всем. Но Хоай Тяу относился к числу людей, у которых стальная воля. Когда он услышал обращенные к нему вопросы по поводу его состояния, он твердо ответил:
— Полный порядок. У меня сил побольше, чем у кого-либо другого!
Поколебавшись немного, командование отпустило его, сказав напоследок:
— В этой операции ты нам необходим, но с командованием все же лучше быть откровенным…
Хоай Тяу был предельно откровенен с командованием, кроме того, что касалось его здоровья, но порученную задачу он поклялся выполнить и заверил, что ни в коем случае не подведет…
Хоай Тяу, — продолжал между тем Чан Нонг, желая высказать все, что давно уже его волновало, — я знаю, ты очень беспокоишься обо всем, что касается нашего перехода. Так нельзя, ты же заболеешь в конце концов. Ведь ты вполне можешь переложить часть забот и на мои плечи. Ты только руководи, говори мне, что и как надо делать. Я многому уже научился у тебя и отношусь к тебе с огромным уважением. Поверь, я с тобой совершенно откровенен. Не пойми меня неправильно.
Хоай Тяу растрогали эти простые слова. Он верил в Чан Нонга и знал, что на него можно всегда положиться. Может, Чан Нонг прав? Может, Хоай Тяу действительно слишком много взвалил на себя?
— Чан Нонг, — улыбнулся Хоай Тяу, — мы с тобой давно уже вместе, мои недостатки тебе хорошо известны. Если я что не так делаю или лишнее на себя беру, ты мне прямо так и говори. В общем, я с тобой согласен.
Чан Нонг посмотрел на часы и поднялся:
У тебя еще есть время доспать, отдохни. Завтра утром выступаем… Скоро вернется Выонг Ван Кхием, надо поговорить, обсудить завтрашний маршрут. Я пока обойду часовых, чтобы не получилось новой встречи с «разведчиками» из дивизии «Чыонгшон», а то так недолго и провалить все!
Хоай Тяу кивнул:
— Иди, иди! А я уже выспался!
Он смотрел вслед Чан Нонгу до тех пор, пока свет фонарика не растворился в темноте. Смотрел и думал об их разговоре. С Чан Нонгом их связывало участие в двух крупных операциях. Чан Нонг парень честный, никогда не подведет, ни в чем не обманет. Да есть ли вообще у него какие-нибудь недостатки? Тут Хоай Тяу вдруг вспомнил перешептывания бойцов и недавние жалобы Выонг Ван Кхиема: «Напустит на себя серьезности и давай всех с умным видом учить, иногда еще и покрикивает, но так, что Тхао Кена за пояс заткнет». Хоай Тяу припомнил, что временами и сам замечал за Чан Нонгом нечто подобное. Вспомнились слова командующего: «Помоги ему избавиться от легкомыслия».
Др, Чан Нонг еще молод, слишком быстро продвинулся по службе. Может он напускает на себя важный вид потому, что считает, что именно таким и должен быть командир? Или это у него получается невольно? Как бы то ни было, нельзя дать развиться подобной черте характера. Для всех будет лучше, если Чан Нонг останется скромным, приветливым, искренним с людьми. Хоай Тяу снова пришли на память слова командующего: «Этот порок не одного командира погубил». Чан Нонгу отваги не занимать, но в таких условиях, когда требуется выполнить весьма серьезную задачу, за чрезмерную отвагу можно заплатить слишком дорогой ценой, а то и нанести непоправимый ущерб всему делу.
Хоай Тяу решил при первой же возможности переговорить с Чан Нонгом, напомнить ему, что в предстоящей операции необходимо действовать сообща, прислушиваться к мнению товарищей.
2
Дорога оказалась почти непроходимой, они даже и не предполагали этого. Все гуще становились джунгли, все больше встречалось колючих зарослей. Чан Нонг то и дело брался за компас, сверял по нему направление. Руки, закоченевшие от холодного утреннего тумана, сделались непослушными.
Вперед выслали разведдозор во главе с Тхао Кеном. Прошел всего только час, а лоб Тхао Кена уже покрылся потом. Сам он тяжело дышал. Нож поблескивал в его руке. Тхао Кен отсекал ветки, чтобы обозначить путь, разрубал цепкие заросли. Колючки рвали одежду, впивались в руки, до крови расцарапывали лицо.
Сейчас путь проходил через девственный лес ротанговых пальм. Стволы толщиной со щиколотку вились кольцами, подобно гигантским змеям, плотно сплетаясь друг с другом. Здесь никогда не ступала нога человека. Колючие ветви пальм заканчивались бахромой остроконечных листьев, впивающихся как шило в тела бойцов.
Разведдозор шел впереди, но продвигался крайне медленно. Следом, примерно в сотне метров от него, продирались сквозь чащу подразделения «Венеры». Было очень холодно, но лица у всех от напряжения стали багровыми, покрылись потом.
За первый день удалось пройти всего каких-нибудь четыре километра. Одно было хорошо — отряд ни на шаг не отклонялся от назначенного маршрута.
В сумерках дорогу отряду неожиданно преградила круто поднимавшаяся вверх скала. К тому времени бойцы были уже очень голодны и сильно устали.
Чан Нонг тоже работал ножом, вместе с остальными прокладывал путь через джунгли. Руки его в кровь были разодраны колючими листьями. Засовывая нож в чехол, он покачал головой:
— Вовек этих мест не забуду! Хуже, чем колючая проволока!
Он прошел назад, к подходившим подразделениям, и встретил Хоай Тяу. Здесь же шли раненые, кто с обмотанной бинтами головой, кто с перевязанной рукой. Винь, командир одной из боевых групп, раненный в ногу, тяжело хромая, опирался на палку. Когда друзья предложили нести его на носилках, он, конечно, отказался. Хоай Тяу чего только не делал — и приказывал, и уговаривал, — Винь в ответ на все упорно твердил:
— По такой дороге даже мертвый пройдет! Ну не могу я ребятам доставлять столько хлопот!
Чан Нонг нервничал:
— Очень мало смогли пройти. Думаю, надо поговорить с бойцами и ночью продолжить движение, только тогда успеем.
Хоай Тяу тоже беспокоился, но старался не выказывать волнения.
— Ничего, — ответил он. — И так одолели достаточно. Ночью необходимо передохнуть. Завтра пройдем высоту 1787.
Чан Нонг немного подумал:
— Ладно, все равно все устали. Я буду спать в расположении разведдозора. Утром преодолеем скалу, пройдем по седловине, установим наблюдение а постом врага на высоте 1787, посмотрим, как они там действуют.
Едва Хоай Тяу подошел к подножию скалы и опустил снятый с плеча вещмешок, как подбежал Ви Ван Минь:
— Командир! Положение с продуктами очень серьезное! Осталось только на восемь дней!
Хоай Тяу приподнялся:
— Как, по моим подсчетам выходило, что на двенадцать?!
Ви Ван Минь развел руками:
— Да где там! Ничего подобного! Наши парни перерасходуют норму. Только и слышишь, как шуршат разрываемые пакеты. Накричишь на парней, а они только смеются в ответ.
От Хоай Тяу не укрылась искренняя тревога на немолодом лице Ви Ван Миня, который в «Венере» был самым старшим по возрасту.
— Да, это действительно проблема, — согласился Хоай Тяу. — Мы не учли непредвиденных задержек в пути и опаздываем уже на несколько дней. К тому же часть продовольствия пропала из-за бомбежек. Да и напоминания о необходимости беречь продукты оказались, по-видимому, недостаточно строгими. Это моя вина. Ребята еще молодые, опыта у них маловато. Считают, что после боя смогут наесться до отвала. А откуда будет взять продукты? Сейчас один выход — урезать норму.
— Нужно сделать питание двухразовым. И непременно с завтрашнего же дня! Только для раненых оставить все по-прежнему.
Хоай Тяу вздохнул:
— Ничего не попишешь, так и придется поступить! Путь нам предстоит долгий, и кто знает, с чем мы столкнемся.
Вечером Хоай Тяу созвал к себе всех командиров-коммунистов.
— Вижу, — сказал он, — необходимо напомнить, что проблема продовольствия стоит у нас очень остро. Для того, чтобы выполнить задачу, нам приходится нести на себе непривычные тяжести и совершать длительные переходы. В пути мы встретились с непредусмотренными препятствиями. Я понимаю, что у ребят хороший аппетит, но что поделаешь? Если мы и дальше будем попустительствовать, то у нас не останется продовольствия не только на время боя, но и на период проведения разведки. Сейчас эта проблема стала для нас одной из важнейших. Прошу вас разъяснить бойцам, что необходимо еще сократить дневную норму расхода продуктов. Она уменьшится вдвое по сравнению с тем, что было в первые дни. Но для бойца революции это не должно играть существенной роли. Во многих местах наш же брат, солдат, не видит пищи по многу дней, а все равно бьет врага.
Говорил Хоай Тяу убедительно. Правда, на самом деле положение не было таким уж тревожным. Просто Ви Ван Минь был человеком предусмотрительным, но чересчур доверчивым. Когда он ходил по подразделениям, проверяя запасы продовольствия, многие умудренные опытом бойцы тайком от него попрятали часть своих запасов на всякий случай, не зная, чем вызвана такая проверка. Ви Ван Миня они клятвенно заверили, что уже съели большую часть продуктов, такова, мол, «пропускная способность организма». Он с легкостью в это поверил, тем более что сам не раз наблюдал картину, которая удивляла его: во время привалов, нарубив цветков дикого банана, смешивали его с сухим пайком, добавляли витамин С, митин и, сделав себе этакий винегрет, с аппетитом поглощали его.
Решение комиссара было единогласно одобрено всеми бойцами. С невинным лицом, выше всех поднимая руки, голосовали и те, кому удалось так ловко провести доверчивого Ви Ван Миня.
Среди ночи пошел дождь, — первый настоящий, сильный дождь с тех пор, как «Венера» двинулась в путь.
Хоай Тяу, как всегда, лежал в гамаке. Прислушивался к шороху капель, падающих на листья. Вода множеством ручейков стекала со скалы, и ковер сухих листьев внизу все сильнее и сильнее пропитывался влагой. Маленькие лужицы воды скапливались на вмятинах палаток. Потом, когда воды набиралось побольше, она водопадом обрушивалась вниз.
Замелькали огоньки фонариков, тут и там раздались приглушенные вскрикивания, тихий смех, а то и раздраженные голоса:
— Ой! Кто это мне прямо в лицо воды плеснул?
— Вставай, ребята! Льет!
— Ай! Все одеяло промокло!
— Смотри! Вещмешок! Подтяни его!
В палатках поднялся шум. Хоай Тяу встал из гамака, походил возле палаток, пока все снова не улеглись спать. Потом он подошел к палатке радистов. Оказалось, что здесь пристроился и его связной Чыонг. Он спал рядом со старшим радистом, наполовину высунувшись из-под полиэтиленовой накидки. Сверху прямо на живот ему стекала тоненькая струйка воды.
— Чыонг! Чыонг! Вставай! Натяни накидку!
Чыонг, зевая во весь рот, приподнялся только тогда, когда Хоай Тяу сильно потряс его за плечо. Заморгав спросонья, Чыонг невнятно произнес:
— А, комиссар! Проверяете…
Хоай Тяу вернулся к своему гамаку, лег. Однако сон не шел. Хоай Тяу ворочался, в голову лезли разные мысли. Его не покидала дума о предстоящей операции. О ней он услышал в первый раз в Бошоне, как и о задаче, которую предстояло выполнить «Венере». Сейчас «Венера» опаздывает на два дня, к тому же пятеро бойцов ранены, а это непременно скажется на боеспособности отряда. Они вклинились глубоко в тыл врага, и здесь необходим каждый человек. Хорошо еще, что раны нетяжелые и никого не приходится нести на носилках. А взять проблему питания… Служба тыла в первые дни боев не сможет обеспечивать отряд продуктами. Во время бомбардировок много продуктов пропало. Что и говорить, урон значительный. Придется сократить нормы расхода. Но это-то просто. Да просто ли? Нет, не так-то просто призвать людей потуже затянуть пояса, продолжать движение, а потом еще бить врага и делать это успешно. Надо выбрать момент и, если будет такая возможность, разрешить бойцам поискать лесных овощей. Природа не должна обидеть солдата.
Хоай Тяу припомнилось, как прошлой ночью он стоял возле палатки Виня. «Вот они, — подумалось ему, — наши бойцы, поглядишь со стороны, так непременно какой-нибудь изъян отыщешь, а по сути дела — до чего же славные ребята. Например, Винь… Он прослыл недостаточно дисциплинированным, сколько его на собраниях ругали, а он, оказывается, вон какой заботливый! О Чонге и говорить нечего, как и о Зау. Предстоит труднейшая операция, только что прошли суровые бомбардировки, а эти ребята так спокойны и уверенны в успехе. Получше надо приглядеться к людям».
Вспыхнул свет фонарика, к гамаку подошел радист:
— Вам радиограмма, комиссар.
Хоай Тяу натянул на голову одеяло, осветил фонариком листок бумаги, где было написано: «Командование одобряет ваш план действий. Вы должны во что бы то ни стало выйти к горам Хонглинь. Помните о соблюдении скрытности. По прибытии на место назначения немедленно установите связь с Сао Хомом в районе горячей пещеры Мягкие Камни, координаты… По полученным сведениям, противник подозревает, что мы вклиниваемся в его тыл с этого направления, и готовит отпор. Возможно, он прибегнет к усиленным бомбардировкам и использует значительные силы. Необходимо сохранять спокойствие, твердо держаться намеченной цели. Действуйте осторожно. С-301».
Хоай Тяу облегченно вздохнул. радиограмма придала ему уверенность. Он хорошо знал, что, где бы ни была «Венера», как бы глубоко не вклинилась она во вражеский тыл, она не одна. Командование настойчиво подтягивает к району предстоящей операции новые силы, изо дня в день следит за каждым шагом «Венеры» и возлагает лично на него, Хоай Тяу, большие надежды.
Снова подумалось о базе «Феникс». Он не знал, какова она, эта база. Ясно было одно — база база играет важнейшую роль в операции «Коршун», которую собираются осуществить американцы и их марионетки. На базе и в ее окрестностях сосредоточено почти тридцать тысяч солдат и офицеров.
И Хоай Тяу снова с гордостью подумал о том, что именно ему и его «Венере» командование доверило столь ответственное задание.
Неожиданно пришла на память и другая мысль. Шау Ван, его кровный враг! От подступившего гнева горло сжала спазма, поднялось горячее желание отомстить, расквитаться с этим негодяем за все. Шау Ван! Эх, если бы он и в самом деле оказался на этой базе!
У Хоай Тяу вырвался нервный смешок.
Чыонг, лежавший рядом, заворочался:
— Приснилось что-нибудь, комиссар?
Хоай Тяу приподнялся в своем гамаке, бодрым голосом ответил:
— Да я не сплю! Знаешь, что мне как-то приснилось? Что я на базе «Феникс» прыгаю на вражеский танк!
— Вот это да! А меня в вашем сне не было?
— Был, как же, ты тоже там был.
— Комиссар! Я прошу вас, чтобы в бою мне дали возможность драться, как и всем остальным. Я не хочу больше быть связным.
— Но ведь быть связным значит тоже принимать участие в бою!
— Если б я не надеялся, что приму участие в боях, я бы не пошел бы в армию!
Чыонг произнес это очень серьезно и затем снова улегся. Но ему уже не спалось. Проворочавшись некоторое время с боку на бок, он приподнялся и сел:
— Комиссар! Может, расскажете, как вы в Советском Союзе были? Не спится что-то!
Искренность, прозвучавшая в этой просьбе, пришлась Хоай Тяу по душе. Он тоже сел, подумал минуту, точно собираясь с мыслями, припоминая все, что произошло с ним когда-то в этой поездке.
— Так и быть, расскажу. Расскажу тебе один случай, я сам о нем часто думаю… В середине шестьдесят восьмого меня с группой солдат-южан послали на север, а там сделали так, чтобы мы смогли съездить в некоторые братские социалистические страны. Нам удалось даже отдохнуть на берегу Черного моря. Как-то раз вечером я прогуливался по пляжу и встретил одного человека, совсем седого, в очках. С ним был молодой африканец. Они поинтересовались, откуда я. Когда узнали, что вьетнамец, расцеловали меня и долго жали руку… Потом нашли переводчика, говорившего по-французски, и завязался разговор. Много интересного они мне наговорили, но главным было то, что оба они восхищались нашей борьбой против американских захватчиков. Молодой человек оказался родом из Южной Африки. Он сказал, что его народ борется против расовой дискриминации и они думают позаимствовать наш опыт вооруженной борьбы…
— Комиссар, у вас там, наверное, было много таких интересных встреч?
— Да, много…
Часам к четырем утра Хоай Тяу наконец заснул. Неожиданно его разбудило прикосновение чего-то холодного. Он немного полежал не двигаясь. Неужели и его накидка протекла? Но нет, что-то мягкое, холодящее, округлое лежало на шее и как будто тихонько скользило по ней. Вот оно проползло мимо его уха и двинулось вверх по веревкам гамака. Хоай Тяу затаил дыхание, весь похолодел. В ужасе вскочив, он выхватил и зажег фонарик.
— Змея!
В тусклом свете фонарика было видно, как на веревках гамака извивается черная как уголь змея. Голова ее, раскачиваясь из стороны в сторону, была теперь обращена к Хоай Тяу. Маленькие глазки злобно поблескивали, мелькал острый раздвоенный язычок. Змея с угрожающим свистом грозно раздула шею.
— Чыонг! Чыонг! Скорее!
Его крик разбудил радиста, Чыонга и бойцов, спавших поблизости. Все сбежались к гамаку Хоай Тяу и при свете своих карманных фонариков общими усилиями, палками забили змею насмерть.
Через несколько минут Чыонг вынес ее на палке на ровное место. Змея оказалась раза в полтора длиннее обычного коромысла. Даже у мертвой у нее все еще конвульсивно подергивался хвост.
Хоай Тяу содрогнулся; он только чудом избежал верной смерти.
Вскоре одного молодого бойца ночью укусила змея. Рука его распухла и покраснела. Стала подниматься температура. Бедный парень всхлипывал от досады, но ни за что не хотел уступить другому нести его вещмешок.
А бойцов замучили пиявки. На каждого их приходилось по несколько штук. Испарения и сырость пробудили от сна десятки тысяч этих крохотных, величиной с зубочистку, существ, и они полезли из всех щелей.
Это место они так и прозвали — «Пиявки». Ван Тян, правда, дал ему другое название — «Джунгли». Здесь джунгли были по-настоящему глухими, девственными, непроходимыми.
3
Чан Нонг не имел привычки задумываться о будущем и заглядывать далеко вперед, как это делал Хоай Тяу. У него был совсем другой характер — нетерпеливый, горячий, может быть, даже слишком. Но он имел одно хорошее качество — умение считаться с чужим мнением, соглашаться с ним. И хотя это мнение оказывалось не им выстраданным и не им высказанным, он тут же, не жалея сил, бросался исполнять приказ и исполнял истово, от всего сердца, так, словно давно уже сам вынашивал именно эту идею.
В эту ночь Чан Нонг вывел в голову колонны третье подразделение в полном составе. Спать он лег в одной палатке с бойцами этого подразделения. И сон его, как и сон этих молодых солдат, был глубоким, хотя стоял густой туман и через накидку на одеяло просачивались холодные капли дождя. Ничего не могло нарушить, прервать такой сон.
Едва забрезжил рассвет, как Чан Нонг поднялся и стал будить остальных. Он вынул из вещмешка пакет с сухим пайком, половину отдал Зэну, остальное с аппетитом съел сам. В двадцать четыре года полпорции пайка — это очень мало, но Чан Нонг дал себе обещание в день съедать только полторы порции и строго этого придерживался.
Через десять минут все уже были готовы. Впереди по-прежнему шли разведчики Тхао Кена, который на этот раз подготовился тщательнее обычного — обмотки плотно обтягивали ноги, а пестрый шарф из парашютной ткани, завязанный сзади узлом, закрывал шею.
Скала была крутой и казалась недоступной. Прижимаясь к скалистой поверхности, бойцы поднимались вверх, сверяя направление по компасу. Кое-где торчали острые камни, мокрые от ночного дождя и скользкие. Тхао Кен поставил ногу на один из таких камней, но не успел подтянуться, как поскользнулся и сорвался вниз. Он ухватился руками за другой такой же острый камень, а ноги в это время ударились о третий. Тхао Кен вскрикнул, почувствовав сильную боль. Руки его были в крови, ноги онемели, он долго не мог сдвинуться с места…
Наконец скалистая поверхность кончилась, под ногами снова оказалась трава. Людей окружал лес огромных деревьев вау. Тут и там громоздились поваленные ветром великаны. Некоторые деревья высохли на корню и остались стоять, почерневшие и мертвые. Было совершенно ясно, что никогда еще в этом буреломе не ступала нога человека. Земля сделалась рыхлой, ноги глубоко увязали в ней. Стоило больших трудов, чтобы удержаться на крутом склоне и не скатиться прямо на идущего следом.
Чан Нонг вонзил нож в кору молодого деревца, согнул ствол, обеими руками притянув к себе, и хотел подтянуться на нем, но деревце вырвалось из его рук и, разогнувшись, с силой ударило верхушкой бойца, шедшего впереди. Удар пришелся пониже спины, боец от неожиданности оступился, упал и заскользил вниз, больно стукнув Чан Нонга ногой по голове.
Несмотря на серьезность ситуации, Чан Нонг не мог удержаться от смеха и, уцепившись одной рукой за деревце, другой попытался подтолкнуть бойца вверх.
Только через четыре часа они наконец забрались на эту отвесную скалу.
Самый тяжелый участок пути остался позади. Бойцы стояли на опушке старого леса. Местность была сравнительно ровной, оставалось преодолеть лишь конскую тропу, которая вела к высотам 1733 и 1787, расположенным на расстоянии менее километра друг от друга.
Здесь на самых высоких деревьях висели парашюты осветительных ракет, зацепившиеся за ветки. Под порывами налетавшего ветра парашюты раздувались, начинали плавно раскачиваться из стороны в сторону. Один из них, белого цвета, качался на ветке в каких-нибудь двадцати метрах от бойцов.
Материалу, из которого был сделан парашют, можно было найти хорошее применение. Один из бойцов, оглянувшись, наклонился к стоявшему рядом товарищу:
— Хочешь иметь новое одеяло? Легенькое…
— Да у него постромков полно, не отцепишь.
— Ну и что?! Зато вернешься с фронта, детишкам замечательный подарок будет. А можно на галстуки да косыночки пустить, покрасить в разные цвета.
— Возму, пожалуй!
— Ищи шест!
— Не надо, я по деревьям хорошо лазаю. Дома до птичьих гнезд на верхушке капокового дерева добирался, а капока в несколько раз выше! — И говоривший тут же полез на дерево. Он действительно взобрался на дерево очень быстро и был уже почти на середине, когда Чан Нонг заметил его и сразу же крикнул:
— Слезай немедленно!
Боец соскользнул с дерева вниз.
— Назад! И ступай след в след, как ты шел!
Бойцы недоуменно переглядывались, не понимая, что могло вызвать такую реакцию у командира.
Чан Нонг приказал Тхао Кену:
— Выдели человека проверить землю у комля дерева!
Тхао Кен пошел проверить сам. Очень осторожно, слой за слоем разгребал он у корней опавшие листья. Прошло несколько долгих минут. Наконец он поднял руку, призывая к вниманию, и выразительным жестом ткнул в два места по разные стороны от дерева. Вернувшись к Чан Нонгу, он тихо сказал:
— Две мины!
Боец, который только пытался забраться на дерево, побледнел, а его товарищ буквально остолбенел.
Чан Нонг повернулся к бойцам. Он решил воспользоваться случаем и побеседовать о том, как надо вести себя в тылу врага.
— Боец частей особого назначения не может допускать подобных ошибок. Вам известно, что мы находимся в районе действия подразделения марионеток, которое располагается на высоте 1787? Отсюда до них не более километра. Они остерегаются наших разведчиков, которые часто добираются сюда, и потому, чтобы обезопасить себя, расставляют всевозможные ловушки. Например, этот парашют. Его оставили здесь для того, чтобы поймать на удочку какого-нибудь незадачливого разведчика. Такой напорется на мину, будет ранен, и они легко захватят его. Может случиться и так, что вы снимете парашют, счастливо избежав ловушки, тогда патруль противника, увидев, что парашюта нет, сразу поймет, что здесь кто-то прошел. Чем ближе мы подходим к расположению противника, тем внимательнее надо быть.
Бойцы, слушая командира, только молча переглядывались. Урок оказался наглядным. Боец, который только что влезал на дерево, подошел к Чан Нонгу и расстроенным голосом попросил:
— Командир, простите меня. Больше такого не допущу…
Чан Нонг сделал шаг вперед, улыбнулся:
— Что, парашют понравился? Погоди, будет тебе парашют. Настоящий, пестрый, с американской этикеткой…
Через два часа лес остался позади. Однако оглянувшись, без труда можно было заметить, что высоты 1733 и 1787 все еще возвышаются над местностью, так близко от них бойцы еще находились. Казалось, чуть повысь голос, и противник тут же услышит и не замедлит открыть огонь.
Был отдан приказ двигаться осторожно, постоянно ведя наблюдение, — предстояло идти через перелески. Чан Нонг Хоай Тяу решили пройти вперед, к разведдозору. Навстречу им попался запыхавшийся Ван Тян.
— Впереди противник, — долоэил он. — Занял высоты 1513 и 1311. На горах Хонглинь виден черный дым, похоже, там что-то подпалили.
Как бы в подтверждение слов Ван Тяна донесся тяжелый гул самолета.
Чан Нонг и Хоай Тяу чуть ли не бегом бросились к разведдозору. Выонг Ван Кхием и Чонг стояли, спрятавшись за деревьями, и смотрели в бинокли. Место оказалось очень удобным для наблюдения. Выонг Ван Кхием передал бинокль Хоай Тяу и показал рукой:
— Вон в той стороне горы Хонглинь. Они окутаны огнем и дымом. У нас нет другого выхода, кроме как идти через высоты 1513 и 1311, но выяснилось, что обе они заняты противником.
Хоай Тяу молча поднес к глазам бинокль и довольно долго смотрел в него. На высотах 1513 и 1311 действительно были видны брезентовые палатки. Время от времени в той стороне раздавались пулеметные очереди. То, что произошло, никак не входило в расчеты Хоай Тяу.
Он снова поднес к глазам бинокль и посмотрел вдаль. Далеко внизу виднелась цепь гор Хонглинь, величественных и таинственных.
В бинокль он увидел, как над травянистыми холмами у подножия горной цепи один за другим спикировали два самолета и сразу же вспыхнула широкая лента огня, на глазах превращаясь во множество длинных, извилистых огненных полос, затем раздались взрывы напалмовых бомб.
Чан Нонг громко воскликнул:
— Посмотрите-ка туда! Там, оказывается, еще и солдаты, они поджигают траву!
Выонг Ван Кхием взял у него из рук бинокль и сразу же различил маленькие передвигающиеся фигурки. Там, где они появлялись, тут же вспыхивал огонь.
— Подожгли траву перед пещерой Большой Лягушки!
Пещера Большой Лягушки была тем самым пунктом, который, по замыслу командования, должен был стать выжидательным районом для «Венеры». Вплотную к базе «Феникс» отряду следовало подойти только после того, как будет установлена связь с Сао Хомом.
4
Выонг Ван Кхием передал бинокль Чонгу и повернулся к Чан Нонгу:
— А все же мы пройдем!
— Да, должны пройти, — подтвердил Чан Нонг.
— Отсюда, — продолжал Выонг Ван Кхием, — до гор Хонглинь можно идти все время вниз по склону. Придется миновать два опорных пункта противника, но если двигаться бесшумно, то можно пройти даже днем. Пойдем вдоль склона высоты 1533. Эти марионетки днем не станут шарить внизу. Чтобы пройти Золотой ручей и добраться до пещеры Большой Лягушки, придется прошагать весь день и всю ночь.
Хоай Тяу подумал и одобрил его идею:
— Ну что ж, давай так и сделаем.
— Я прямо сейчас поведу первую боевую группы разведать дорогу, сказал Выонг Ван Кхием. — Остальные пускай выступят через час. Когда дойдем до пещеры, я вернусь и встречу вас.
Чан Нонг спрятал бинокль и сказал:
— Мы тоже с тобой!
Хоай Тяу отрицательно покачал головой:
— Сегодня ты, Чан Нонг, оставайся, пойдешь вместе со всеми, а я пойду вперед с Выонг Ван Кхиемом.
— Нет, — замахал рукой Чан Нонг. — Ты пойдешь после, у тебя болит нога!
Хоай Тяу рассмеялся:
— Как бы она не болела, все равно мне придется дотопать до пещеры не позднее завтрашнего утра. Ты пойдешь потом. Учти, особое внимание надо обратить на то, чтобы как можно тщательнее заметать за собой следы…
Выонг Ван Кхием поддержал его:
— Думаю, комиссар прав.
Когда обговорили детали, Выонг Ван Кхием отдал боевой группе Ван Тяна приказ выступать и сам пошел во главе ее. Хоай Тяу и Чыонг шли чуть сзади него.
Идти днем было, конечно, значительно легче, хотя передвигались они прямо под боком у врага. При свете легче было найти дорогу, да и фактор внезапности должен был сыграть свою роль.
Он спускались вниз по склону. Шли через подлески, поросшие высокими, в рост человека, травами, потом через редкие бамбуковые рощицы. Позади остались высота 1787, а по бокам, словно взяв отряд в клещи, стояли две другие — 1322 и 1533. Время от времени то с одной, то с другой высоты неслись звуки пулеметных очередей и минометных выстрелов, точно там, у самых опорных пунктов, шел суровый бой.
Со стороны базы «Феникс» прилетел самолет, сделал несколько кругов над высотами 1322 и 1533. От его брюха отделились белые парашюты — грузы для частей и подразделений дивизии «Жан Док», которые сейчас находились на этих высотах. Всякий раз, когда самолет делал очередной заход, описывал круг, бойцам снизу было хорошо видно его серое брюхо, похожее на брюхо гигантской рыбины.
Все ниже и ниже спускались они: сначала были на уровне высоты 1533, потом — 1501, затем — 1322. Когда спустились еще ниже и пробрались вдоль зарослей дикого банана, поняли, что прошли незамеченными.
В сумерках разведдозор подошел к Золотому ручью. Выонг Ван Кхием велел бойцам снять вещмешки и отдохнуть на больших обточенных водой камнях посреди ручья. Между камнями с легким журчанием текла вода: чистая, прозрачная, казавшаяся даже теплой. До пещеры Большой Лягушки оставалось километров шесть.
Чтобы случайно не оставить никаких следов, Хоай Тяу предложил идти прямо по воде.
Высокие вековые деревья, росшие по обоим берегам, скрывали от бойцов горы Хонглинь. В редких просветах в зеленых кронах виднелось мрачное, затянутое черным дымом небо, издалека доносилось потрескивание горящего бамбука.
Ван Тян неожиданно заметил белые листки бумаги, разбросанные по берегам и плывущие вниз по течению ручья. Из любопытства он поднял один. Это была листовка, величиной не больше ладони, отпечатанная на хорошей бумаге. Он мельком посмотрел ее и скривился.
— Что пишут? — поинтересовался Чонг.
Ван Тян скомкал листок, хмыкнул:
«Президент Республики Вьетнам и господин главнокомандующий выражают свое сочувствие жителям освобожденных зон по поводу того, что они лишены свободы, и учтиво приглашают в свой «свободный мир», обещая благополучие и достаток». Прекрасно! У нас как раз не хватает бумаги для санитарных нужд!
Хоай Тяу тоже поймал одну листовку, проплывавшую мимо камня, на котором он сидел. На ней было отпечатано длинное стихотворение какого-то сайгонского поэта, явно написанное на потребу деятелям психологической войны и призывавшее девушек выходить замуж в «свободном мире». На обороте была нарисована длинноволосая девица в черных брюках и красной как кровь блузке, длинноногая, с острыми ноготками.
Хоай Тяу передал листовку Зэну:
— Погляди-ка, парень, и объясни мне в чем тут дело.
Зэн прочитал, покачал круглой головой и усмехнулся:
— Вот идиоты! Тупые ослы! Стишки эти только и годятся для жен их солдат. Такие листочки надо разбрасывать над теми зонами, которые они сами же и контролируют! — И Зэн разорвал листовку на мелкие клочки, а потом поднялся и решительно вскинул на плечи вещмешок.
Выонг Ван Кхием тем временем успел свернуть из листовки самокрутку и насыпать туда крепкого лаосского табаку. Затянувшись несколько раз, он сжег бумажку и тоже поднялся:
— Ох и хорош табачок! А эти писаки у Тхиеу — ну и ловки же они людям мозги пудрить!
Когда сумерки сгустились и камни стали плохо видны, все почувствовали, как трудно идти. Слева и справа высились отвесные, густо заросшие берега. Кроны больших толстоствольных деревьев поднимались высоко вверх и, тесно сплетаясь одна с другой, плотным пологом закрывали небо.
Никто не решался зажечь фонарик. Дорогу нащупывали посохами. Шли не отставая друг от друга, и шедший сзади старался держаться за вещмешок того, кто шел впереди. Бросив со стороны взгляд на цепочку, можно было бы подумать, что идут слепые.
Первым двигался Выонг Ван Кхием, за ним — Чыонг, который то и дело оглядывался и шептал в темноту:
— Сюда, сюда! Здесь можно пройти!
Он крепко держался за командира подразделения и в самых трудных местах помогал Ван Тяну или Хоай Тяу.
Так они шли три часа подряд без отдыха, но за это время преодолели всего один километр.
Случалось им набрести на глубокое место, где вода была очень холодной, а ноги не доставали до дна. Приходилось отступать, сворачивать вправо или влево, осторожно переставляя ноги, цепляясь за свисавшие в воду корни деревьев, росших на отвесном берегу. Одно неверное движение грозило неизбежным падением в ледяную воду.
Часам к трем утра Хоай Тяу почувствовал, что смертельно устал. К тому же его начало лихорадить. Он обливался потом, его бросало то в жар, то в холод, по телу бегали мурашки. Однако Хоай Тяу, стиснув зубы, вглядывался в двигающуюся впереди фигуру Чыонга и, превозмогая дрожь, старался не отстать от него. Но идущий впереди Чыонг временами пропадал в темноте. В один такой момент Хоай Тяу наткнулся на огромный скользкий камень. Покрепче сжав в руках посох, он полез по нему наверх. Добравшись до верха, Хоай Тяу вытянул посох вперед, но дна, конечно, не достал и соскользнул с камня в воду.
Раздался громкий всплеск. Хоай Тяу погрузился в воду по грудь и тут же почувствовал как коченеет от холода нижняя половина его туловища.
Справа послышался крик Чыонга:
— Комиссар! Я здесь!
Возбужденно дыша, он подошел к Хоай Тяу, помог ему выбраться, снять вещмешок и сказал:
— Говорил же я вам, а вы все не слушаете! Ваш вещмешок я понесу сам!
Комиссар тяжело вздохнул. С тревогой подумал о бойцах отряда, которые шли за разведдозором. Хоай Тяу никогда еще не приходилось встречать столь трудного для перехода ручья. Он ужаснулся, вспомнив о едва передвигавшихся раненых.
— Да, тяжко им придется, — сказал он про себя, — очень тяжко.
В полной темноте они продолжили терпеливо пробираться по холодному и опасному ручью. Это были сверхчеловеческие усилия, но в половине пятого утра разведдозор все одолел два километра и вышел на берег.
Неясный свет неярких звезд помогал им теперь видеть друг друга. Приближался рассвет. Идти до пещеры Большой Лягушки оставалось совсем немного.
Выонг Ван Кхием подозвал шедшего за ним Зэна:
— Дальше пока не ходите. Я разведаю обстановку и вернусь.
Он схватился за нависшую над ручьем лиану и выбрался на левый берег. В этой части Золотой ручей разделялся на два рукава: левый проходил как раз неподалеку от пещеры Большой Лягушки, но оказался до такой степени забит камнями, что воспользоваться этим путем для перехода не было никакой возможности.
Выонг Ван Кхием, едва успев выбраться на отвесный берег, тут же соскользнул по лиане вниз.
Чонг удивленно спросил:
— Что случилось?
Выонг Ван Кхием предостерегающе приложил палец к губам, поманил к себе Чонга и шепнул:
— Противник!
Чонг быстро сбросил с плеч вещмешок и, забравшись наверх, плотно прижался к земле.
Примерно в двадцати по выжженному травянистому склону, вытянувшись в цепочку, уходила к излучине ручья группа солдат с ручным пулеметом. По всей видимости, они шли к соседнему холму. Ветерок принес запах сигарет, заношенной солдатской одежды, сухого бензина.
Эта была последняя группа из двух десантированных батальонов дивизии «Жан Док», покидающая район гор Хонглинь. По приказу командования группа задержалась здесь на ночь, а сейчас двигалась к другому холму, чтобы встретиться со своими и дождаться вертолета для возвращения на базу.
Когда солдаты прошли излучину ручья и скрылись за холмом, Выонг Ван Кхием быстро поднялся и, согнувшись, побежал в сторону пещеры.
***
Только около шести часов утра весь отряд «Венера» наконец собрался в пещере Большой Лягушки. Чан Нонг сразу же вызвал радиста и приказал передать радиограмму: «Достигли К-3 20 декабря в 9.00. Все в порядке».
5
Стоял жаркий полдень. Холмы, выжженные несколько дней назад, сделались пепельно-серыми. Ветер приносил в пещеру сладковатый запах спаленной травы.
Узкая красноватая тропа вилась по холму от излучины ручья до подножия гор Хонглинь. Чан Нонг вместе с Тхао Кеном немало потрудились, чтобы ветками намести на вытоптанную тропу пепел сгоревшей травы и стереть таким образом все следы прошедших здесь бойцов, но все же достаточно было встать у входа в пещеру, чтобы ясно увидеть эту коричнево-красную ниточку на сером фоне склона. Оставалось уповать только на дождь, который наверняка скроет все следы.
Передав радиограмму, Чан Нонг собрал комсостав и лишь через час отпустил всех, чтобы люди могли наконец отдохнуть.
Прошло часа два, и Хоай Тяу созвал партбюро. Было решено провести общее собрание, чтобы подвести итоги прошедших двадцати дней, отметить особо отличившихся за это время бойцов и командиров.
Поговорили и о том, как наладить питание, экономя продукты, как восстановить силы бойцов, измотанные за время длительного перехода.
После собрания командование отряда приняло меры по организации разведки и наблюдения за объектом К-1, как условно обозначалась база «Феникс». Решено было послать радиограмму командованию с просьбой разъяснить, как связаться с товарищами, находившимися в расположении базы.
— Хоай Тяу болен, — сказал Чан Нонг, — поэтому он должен полежать несколько дней, чтобы восстановить силы. На связь пойду я.
Но Хоай Тяу отрицательно покачал головой:
— Нет, идти нужно мне. Я немного знаю эти места. Очень может быть, что встречусь со старыми знакомыми. А ты, Чан Нонг, позаботься о том, чтобы было налажено все, о чем договаривались. Дня через два вернусь, и мы тогда вышлем разведгруппу.
Чан Нонг, однако, не думал уступать, настаивал на своем. Вмешался Тхао Кен:
— Опасение вызывает только здоровье Хоай Тяу, но, если он сам говорит, что может идти, значит, так оно и есть.
Решили, что Хоай Тяу двинется в путь, как только будет получен ответ на радиограмму.
Однако то, что случилось, поставило «Венеру» в весьма трудное положение: неожиданно возникла реальная опасность, что намеченные планы будут сорваны.
В полдень, когда трое бойцов купались в ручье перед пещерой, внезапно появился самолет-разведчик. Он летел очень низко, почти касаясь верхушек самых высоких деревьев, росших на берегу ручья.
Купавшиеся были застигнуты врасплох. Один из них бегом бросился на берег, и эта его оплошность сослужила хорошую службу пилоту.
Самолет взял влево, описал новый круг. Из кабины высунулась голова пилота. Было похоже, что пилот заметил и полоску тропы, пролегшей по выжженному склону. Самолет, качнул крыльями, взмыл высоко вверх и описал несколько кругов над горами Хонглинь.
Через некоторое время со стороны базы «Феникс» поднялся другой самолет. Его специфический гул неприятным эхом отдавался в скалах, вызывая у бойцов тревожное чувство.