Погода все ухудшалась.

После сопочного массива Койтелайнен и леса Порккаусоя впереди была болотистая низина Лоуеаапа, но хотя Антери знал, что она тянется на два, самое большее на три километра по его маршруту, он не мог увидеть ее другого края. Возможно, это удалось бы ему и при такой погоде, если бы по пути его следования были какие-нибудь зримые ориентиры, но беспощадная рубка леса снесла все деревья как с низины Лоуеаапа, так и с других обширных территорий в этих местах. Остались только непригодные к рубке и не имеющие никакой ценности корявые сосны, чахлые березы, подлесок и несчастные саженцы лесопосадок. Антери помнил жалкое зрелище, виденное им по пути из дому: выстриженный начисто кряж Большой Вайсконселкя и убогий Кевитса. Нечего было и думать о том, чтобы переждать непогоду на этих открытых пространствах. Надо было стремиться пересечь их, надо было стремиться достичь другой стороны, надежного леса, который хоть сколько-нибудь защитил бы путника и дал ему деревья для согревающего костра.

На пути ветра здесь не было никаких препятствий. Ветер был такой жестокий, что, казалось, тебя сильно толкают в спину. Его порывы словно ударяли по плечам. Становилось трудно удерживать равновесие.

Антери все же попал в промежуток между болотами, проскользнул в него и надеялся, что возвышенности болотных островов хотя бы немного сдержат неистовство ветра. Но этого не произошло, потому что лесу на них либо вовсе не было, либо он был очень редкий. На самом же деле положение еще более ухудшилось из-за этих начисто выбритых, во все стороны разбредшихся бугров. Ибо они на свой лад направляли шедшие сзади потоки ветра так, что он дул то справа, то слева. Теперь надо было пересечь болотистую низину Хуутамоаапа. И поскольку она тянулась с северо-запада на юго-восток, так же как и кряж Большой Вайсконселкя, ветер дул с северо-запада, и правую щеку Антери секли острые кристаллы снега. Приходилось идти боком и вообще терпеть уколы на всем лице. Воротник куртки был уже давно поднят, одна рука прикрывала щеку, лоб и глаза… Надетый матерью шарф был бы сейчас очень кстати, признал Антери. Но он был на шее оленя, смягчал давление тяговой веревки. Рипсу шарф был нужен не меньше, чем Антери, так как он тащил тяжелый груз…

Пошатываясь, превозмогая себя, кряхтя и задыхаясь, они вышли к юго-восточной оконечности кряжа Большой Вайсконселкя — так, по крайней мере, полагал Антери — и круто повернули на запад, под боковой ветер, чтобы обогнуть северную оконечность острова Кевитсансаари. Конечно, всегда можно было бы взять прямиком через безлесные мыски болот, но Антери помнил виденное им по пути из дома. Хотя гладкоствольные сосны и годные в дело ели были срублены и увезены, повсюду виднелись высокие пни, гнилые стволы, кривые деревья и прочий мусор, который изящно называли лесосечными отходами. Неразумно было бы и в ясную погоду отправляться в такой лес за приключениями, а уж в такую погоду и подавно. Если сани застрянут на пне, тяговая веревка и вожжевой ремень перепутаются, сломается под валежником носок лыжи, заупрямится и без того раздраженный олень, что тогда? Он останется здесь, и слезы не помогут… Нет, лучше выбрать ровный, хотя и дальний путь, пусть он будет трудный и мучительный.

С грехом пополам Антери и Рипсу прошли это более чем полукилометровое испытание и вновь выбрались на такой маршрут, когда ветер дул им в спину. Обоих начала одолевать усталость — лыжи уже не скользили так гладко по снегу, а приставший к дну саней лесной мусор тормозил их движение. Рипсу замедлил шаг, даже останавливался несколько раз, и его бока ходили быстро, слишком быстро. Олень вконец устал и запыхался. Сильный ветер, конечно, был ему нипочем, так как данная ему природой шуба защищала его от любой непогоды. Но он был слишком молод и не приучен к такому длительному напряжению сил. Что касается Антери, то и он был молод, слишком молод для такого пути. Но он был мужчиной, и у него была мужская воля, четкое представление о цели и смысле своих усилий. Чем больше убавлялось у него силы, тем больше укреплялась его воля. Антери отвечал не только за самого себя: у него был дом, где его ждала мать, отец, который полагался на него так, что доверил ему их общую добычу и доставку ее домой, был дедушка, который возлагал на него большие надежды, и, наконец, Матти-Олень.

Антери знал, что выдержит, если уж на то пошло. Но с другой стороны, какой-то голос в нем предостерегал: часть физических сил и воли надо приберегать. Неподготовленная ночевка в тайге в это время года невозможна. Остановиться в том месте, где иссякнут все силы, будет означать конец.

Он прикинул, что они находятся примерно посередине болота между сопкой Кевитса и рощей Большая Ханхилехто. Около южной оконечности болота было озеро Сайвелярви, и оттуда ему надо было попасть на самую узкую часть перешейка между Большой и Малой рощами Ханхилехто и перейти через нее. Ветер дул как бешеный. Казалось, его порывы налетали теперь со всех сторон. Стемнело. Должно быть, уже надвигалась ночь…

Он взглянул на компас: направление было верное… До автострады № 4 было около десяти километров. Но между ним и шоссе была большая река Китинен, и лед на ней мог быть слабый — во всяком случае, на месте быстрин. В свою очередь, впереди была оконечность озера Сайвелярви, и кто знает, не было ли на нем проталин и разводьев… Может быть, следовало дать волю Рипсу и положиться на то, что своим животным инстинктом он почует опасные места, обойдет их и приведет его куда-нибудь в более укрытое место из этих пространств, где бушуют ветры…

Антери пропустил вперед Рипсу и, ослабив вожжевой ремень, пошел вровень с санями. Ему было ясно, что этой ночью он не поспеет домой; теперь следовало положиться на Рипсу и вместе с тем подыскивать как можно более подходящее место для ночлега. В этих краях наверняка есть заброшенные избы, хижины таежников и рыбаков, какой-нибудь нежилой барак или дом, оставшийся после рубки леса, он только не знал, где они расположены. Лишь счастливая случайность могла помочь ему набрести на такое жилище. Всякую другую возможность лучше было сбросить со счетов…

Рипсу останавливался, продвигался вперед и снова останавливался. Местность стала явственно повышаться. Был ли это край болота и была ли это одна из рощ Ханхилехто? Опять остановка… Почему олень поднял голову?.. Может быть, ему мешала тяговая веревка между ног или аркан натирал шею?

Антери подъехал к передку саней и пощупал тяговую веревку. Она была в порядке и, во всяком случае, не закручивалась вокруг ног Рипсу. В порядке был и материнский шарф, облегавший лопатки оленя. Что же тогда?

Голова оленя была поднята, и он, казалось, смотрел в пургу в известном ему направлении. Он вдохнул ноздрями воздух и ударил ногой о наст. Там, куда смотрел Рипсу, было что-то необычное. Неужели еще волки? Или другие звери?

Антери удостоверился, что нож при нем. Он передвинул ножны на поясе вперед и убедился, что маленький нож легко вынимается из ножен. Затем он сильно оттолкнулся палками, выехал вперед оленя и натянул вожжевой ремень.

— Пошли! — сказал Антери.

Олень последовал за ним.

— Не стоит здесь останавливаться, — пробормотал Антери на ветру. — И не следует обращаться в бегство, в особенности если даже не знаешь, что там впереди и есть ли там что-нибудь… Что это? Там мелькнул свет! Или меня обманывают глаза? Ты видел, Рипсу?

Олень остановился позади него и с шумом потянул в себя воздух.

— Опять…

Антери быстро перебрал в уме, отчего мог быть этот свет: на много километров вокруг тут не было жилья, следовательно, свет был случайный. Это был не костер и не красноватый свет свечи. Он был ярче. Мотосани в темноте? Но свет не двигался, и не было слышно рокота мотора… Неужели это хижина, в которую кто-то принес газовый фонарь?

Так или иначе, свет был признаком человека, а человек — это означало помощь и спасение. К свету надо было идти, причем быстро, чтобы он не успел погаснуть или исчезнуть.

Но неужели он уже погас и исчез? Его больше не было видно…

— Э-эй!

Порыв ветра унес крик и с силой швырнул снег.

— Пошли, Рипсу! Иди! Быстро…

Свет на минуту показался опять. Казалось, он раскачивается взад и вперед. Затем погас. Зажегся, опять погас.

— Э-эй! Мы здесь… Мы дойдем, если успеем!

Сделав несколько шагов, Рипсу остановился. Он не двигался с места, как ни дергал его Антери. Затем свет, световой конус зажегся совсем близко, уперся в наст и осветил носки лесных лыж, которые приближались, двигаясь в спокойном ритме. Когда они были совсем близко, световой конус поднялся, прошелся по Антери, вдоль вожжевого ремня по Рипсу, затем по саням и на мгновение задержался на волчьем хвосте.

Антери смутно видел, что это был человек на лыжах, с электрическим фонарем в руке. Это не был отец — Антери узнал бы носки его лыж. С другой стороны, в нем брезжило воспоминание, что где-то он видел эти лыжи, по концам которых только что прошелся световой конус. Но где? Кто мог быть этот лыжник в такую собачью погоду?

Кто бы то ни был, Антери почувствовал усталость. Главное, это был человек, который наверняка знал здешнюю тайгу лучше, чем он, новичок…

Наконец человек совсем приблизился, подъехал к нему, положил руку ему на плечо и сказал:

— Так вот откуда идет рыбак. Или, лучше сказать, истребитель волков.

— Матти-Олень…

Антери произнес это тихо, хотя ему хотелось громко кричать от восторга; возможно, старый оленевод даже и не расслышал его слов… Затем, как будто эта встреча была обычным событием и состоялась на деревенской тропе или часто хоженой лыжне, Антери продолжал:

— Никакой я не истребитель волков. Это отец убил его. А в возу есть кое-какая рыба. Я припозднился с отправлением, а тут еще эта метель…

— Да, метель, — согласился Матти-Олень. — Думал ли ты поспеть домой еще этой ночью? Ведь здесь немного впереди есть теплая избушка, и там ты мог бы переждать непогоду. Отсюда до деревни еще добрый кусок пути. И твой олень, кажется, устал…

— Да, Рипсу устал, — сказал Антери. — И мне тоже некуда торопиться. Пойдем устроимся в этой избушке.

— Тогда этим путем.