Последняя часть обратного пути, примерно две мили, была очень трудной, несмотря на то что теперь их было двое и у них было два оленя, причем второй парой был бывалый таежник и сильный олень.

Погода заметно смягчилась, и приходилось опасаться только одного: что наст рано или поздно просядет. Поэтому надо было спешить, пока оленьи копыта еще не проваливались сквозь корку наста. Надо было спешить, потому что ветер за ночь переменился и теперь был почти встречный. Он все еще был сильный и нес с собой больше снега, чем вчера. Он залеплял глаза и не давал дышать.

— Как же теперь? — спросил Антери, когда они остановились передохнуть.

— А вот так. Что это за лесосев, который разносит семена только в одном направлении, на юг? Семена нужны и на севере, именно там. Ведь те начисто вырубленные пространства, через которые мы только что прошли, не единственные у нас в Лапландии. Тысячи и тысячи гектаров нуждаются в готовых к прорастанию семенах, причем таких, которые унаследовали выносливость и способность выжить в суровых условиях тех краев…

Они пришли с государственных лесосек в частные леса, где деревья еще все-таки стояли. Ветер не мог разгуливать здесь так беспрепятственно, и в углублении местности, на краю густых и живучих лесопосадок они нашли укрытое место для отдыха.

Лесоводы-профессионалы пробовали в прошлые годы засеять эти открытые пространства, и они использовали привезенные с юга семена, — разматывал клубок памяти Матти-Олень, высказывая то, что лежало у него на сердце. — Но из этого ничего не вышло, хотя землю выжгли, расчистили, унавозили, оросили и прорыли канавы. На ней попытались посадить и саженцы выросших на юге деревьев, но результат был тот же самый. Ведь ясно же: что легко выросло, то не может справиться с трудностями… Нынешний год был урожайный на семена, и лесосев тоже проходит в самые подходящие сроки. Можно надеяться, что целесообразность в природе возьмет свое. Если только какой-нибудь высокопоставленный умник на юге не выдумает какое-нибудь диво, которое поставит на голову заведенный в природе порядок…

Антери слушал и старался осмыслить обобщения, еще слишком широкие для его понимания. Кроме того, у него были еще не разрешены более близкие и личные задачи, например, как старик мог знать вчера вечером о том, что отец отправился в погоню за волком. Матти-Олень обещал объяснить это, но, очевидно, забыл. Антери решил спросить и спросил.

— A-а, это? — Матти-Олень рассмеялся. — Я помнил об этом, но думал, что ты сам догадаешься, как догадался нынче утром о том, сколько времени ты проспал, хотя у тебя не было часов… Видишь ли, отца не было с тобой, когда мы встретились вчера вечером на этом перешейке между двумя Ханхилехто. Из твоих саней из-под брезента торчал волчий хвост. По-видимому, ты нарочно оставил его болтаться. Таким образом, если бы у тебя в санях были две волчьи шкуры, тогда были бы видны два хвоста. И в-третьих, мне помогло мое знание волков: я знаю, что в это время года они бегают парами… так вот: в твоих санях была только одна волчья шкура; а где второй волк? Мальчик твоих лет идет один по тайге в весеннюю вьюгу. Где отец? Конечно, погнался за вторым волком… Все так просто.

— Не для меня, — сказал Антери.

— Ну-ну, конечно, тут требуется немного знаний, — согласился Матти-Олень. — Но ты, конечно, научишься всему, когда подрастешь и у тебя прибавится опыта и знаний.

Научишься узнавать, какое животное сделало цепочку следов на снегу, и тогда научишься читать письмена следов и на талой земле. Научишься узнавать птиц и в конце концов будешь знать их так хорошо, что тебе даже не понадобится видеть их, а ты уже будешь знать, где они и каких видов; по их голосам и хлопанью крыльев ты научишься делать правильные умозаключения. А когда в пору талых вод увидишь, как на поверхности воды мелькнула рыба, будешь знать наверняка, сиг ли это, хариус, форель или щука… Хочешь послушать еще умозаключения? Их можно делать и наперед…

— Давай, — с жаром сказал Антери.

— Ну так слушай. Твой отец не настиг второго волка. Ему следовало погнаться за ним еще до того, как началась пурга, в таком случае он быстро снял бы с него шкуру, сразу же пошел бы по твоим следам и догнал бы тебя при попутном ветре. Но все было не так. При такой погоде нагнать волка нельзя, пусть даже раненного, потому что снег заметает следы. Твоего отца не будет дома, когда мы вернемся. Он приедет завтра… Когда он убедился, что настичь волка невозможно и началась вьюга, он поехал к избушке твоего дедушки. Он возвратится домой завтра к вечеру, хотя вьюга еще не утихнет. Несмотря на нее, он проделает завтра этот длинный путь, потому что он беспокоится о том, как его сын добрался до дома в пургу…

Таков рассказ о мальчике из финской Лапландии, живущем примерно в ста пятидесяти километрах от Полярного круга.

И чтобы этот рассказ не был рассказом о каком угодно мальчике, чтобы потом, вспоминая его, вы не забыли, в каких именно краях произошли описываемые в нем события, к нему нужно прибавить еще несколько строчек.

Ибо это еще и повествование о счастливом возвращении домой счастливого рыболова.

Так ли это? Так ли должны заканчиваться рассказы?

Возможно ли, чтобы человеку так долго везло, и не ложь ли, что удачи так и сыплются на него одна за другой?

Гораздо правдоподобнее, конечно, когда они выпадают человеку в других местах. Их не так много здесь, где лето длится три месяца, а то и того меньше, где неопытный или слабый человек может погибнуть в пургу даже в апреле и где среди зимы в самую темную пору солнца не видно два месяца.

Поэтому Антери, сын Лапландии, приближайся осторожно к своей деревне, к своему новому дому, который ты еще не полностью признаешь своим домом. Смотри и слушай, когда вместе с твоим испытанным другом ты выходишь из пурги, думая о тепле и отдыхе.

Напрасно предостерегать. Тщетно советовать. Ты так сделаешь. Склонность к сомнению, осторожность и сдержанность — твое кровное наследие, а малые лета твоей жизни научили тебя большему.

Итак, когда ты не услышишь того, что ожидал услышать, ты будешь знать: что-то произошло.

И когда ты не увидишь твоего друга Сепи ни на крыше конуры, ни на ступеньках крыльца, ни в окнах дома, ты будешь знать наверняка, в чем дело. Ты подумаешь, что Сепи больше нет на свете.

Подумав так, не надо больше спешить в дом. Можно спокойно снять с Рипсу его нехитрую сбрую, привязать его на ремне на его обычном месте и принести ему корм. Можно также похлопать своего товарища и спутника, погладить его по шее и по голове, может быть, еще более нежно теперь, когда дела обернулись таким образом, поблагодарить его за хорошо выполненную работу.

Старый оленевод ждет на ступеньках крыльца. Может быть, и он уже знает. В любом случае он не спросит, почему мальчик задержался. Они вместе входят в дом. Мальчик несет на плече шкуру волка и выдры.

Сепи еще жива. Она лежит в избе у печи. В ее глазах сверкнет огонек, она узнает его, но не сможет поднять голову.

Мать рассказывает, что собака каким-то образом сорвалась с цепи. Она выбежала на шоссе, и какая-то машина на большой скорости отбросила ее на бордюрный камень.

— Бедняжка Сепи не привыкла к такому движению, — говорит мать. — Где мы раньше жили, не было автомобилей.

На глазах матери слезы.

Матти-Олень помогает мальчику разгрузить сани и спрятать улов в снег. Он получает двух крупных налимов, большую форель, благодарит и уходит.

Мальчик возвращается в дом. Он расстилает шкуру волка перед собакой. Сепи открывает глаза, принюхивается, лижет горячим языком руку мальчика. Закрывает глаза. Она умерла.

Мать замечает это только после того, как они обменялись новостями.

— Сепи отошла, — тихо говорит она. — Бедняжка. Этот шофер даже не остановился посмотреть.

И немного погодя, когда собаку уже вынесли:

— Сепи сейчас в лучших охотничьих угодьях, как говорят…

Это уже лишнее. Слова матери получают новый и странный смысл. Правда и воображение смешиваются в них. Не в силах сдержаться, мальчик прорывается, как скованный льдом водопад весной:

— Знаешь ли ты, мать, что Сепи никогда не упускала птицу, которую она находила? Она могла облаивать ее как угодно долго. Ты говоришь, в лучших охотничьих угодьях? Кто подстрелит птицу, которую там найдет Сепи и будет облаивать вечно?

Мать испуганно прикрывает рукой рот и не может ничего ответить.

Антери выходит из дому. Он идет к оленю.

Назавтра под вечер возвращается отец. Он так устал, что даже не разговаривает. Только поев, он сообщает важную новость:

— Отвез отца на кладбище. Да, сын, твой дедушка ушел от нас… А где Сепи?