– Виктор, ты спишь?

– Теперь уже нет.

– Там кто-то звонит в дверь. Надеюсь, не твоя подружка заявилась в такую рань?

– Марьяна, ко мне без приглашения не ходят, к тому же сейчас три часа дня.

Тропинин открыл глаза и потянулся.

– Скорее всего по делу, – зевнул он.

– И что мне теперь делать, прыгать в окно? Меня никто не должен видеть в Петербурге, я сейчас в Милане, на неделе моды.

– Прими ванну, займись чем-нибудь. Здесь двенадцать комнат.

Марьяна выскользнула из-под простыни, прошлепала босыми ступнями по полу. Задержавшись на миг в дверях, блондинка послала любовнику полный страсти, игривый взгляд, однако Тропинин его не заметил. Нехотя поднявшись и причесавшись перед зеркалом, Виктор сдвинул стеклянную стену, проник в гардеробную комнату и уже через минуту вышел оттуда полностью одетым.

– Здравствуйте, – поприветствовал его томившийся перед дверями мужчина невысокого роста.

– Проходите.

– Александр, – помог вспомнить свое имя ранний гость. – Александр Бучаков.

– Я помню.

Виктор провел юриста в просторную гостиную.

– Что-то стряслось, раз вы так скоро пожаловали? – предложив кресло, с еле заметной улыбкой поинтересовался Виктор. – Что-то удалось выяснить?

Бучаков окинул мутным взором завешенную картинами комнату, раскрыл принесенную папку и зашелестел бумагами.

– Забавное, ни на что не похожее дело. У меня такое ощущение, что нас уже кто-то опередил, причем тут явно примешана какая-то мистика.

Виктор недоверчиво кашлянул в кулак.

– Если можно, без фантазий и ближе к делу. Что с нашей картиной?

– Мы задействовали все возможности. Теперь в достоверности исследования нет сомнений, но полученный результат остался прежним. Вот заключение английских экспертов, а вот экспертиза центра Грабаря: и там и тут специалисты утверждают, что работа, снятая с торгов, действительно подделка и не представляет никакой культурной ценности.

Улыбка слетела с лица Виктора, он резко встал и заходил по комнате. Тревожно понаблюдав за его перемещениями, Бучаков осторожно продолжил:

– Работа, которую мы вчера изъяли из Вышнегорска, и работа, снятая с торгов, обе подделки, но, важно отметить, подделки совершенно разного уровня.

– К чему вы? – спросил Виктор.

– Судите сами. Если для Вышнегорска была выполнена всего лишь хорошая копия, то картина, попавшая на аукцион, то есть висевший в музее мнимый оригинал, – несомненно, работа мастера.

– Ежу понятно! – нетерпеливо отрезал Виктор. – Неужели вы думаете, что мы могли принять за кисть Верещагина учебную копию студента художественного училища?

– Дело не в качестве живописи, тут другое. – Бучаков понизил голос почти до шепота. – Тот, кто ее изготовил, намеренно заметал следы.

– Что вы плетете?

– Почитайте заключение! – засуетился юрист, протягивая какие-то бумаги. – Набор используемых красок приготовлен из натуральных компонентов и произведен вручную по очень старым рецептурам – зацепиться практически не за что. Холст также не помог – он действительно датируется началом века, а все вместе – холст и краски – сделают анализ возраста просто недостоверным. Получается, что нельзя точно утверждать, когда вторым слоем был написан этот портрет. А раз нельзя выяснить, выходит, мы не узнаем, для чего его делали, кто автор и, что самое печальное, куда делся оригинал.

– А был ли он? – раздраженно воскликнул Тропинин. – Эксперты тоже ошибаются! Чаще всего от них больше вреда, чем толку! Лабораторные крысы. Все, кто видел этот портрет, в один голос утверждали, что это подлинник.

– Значит, его действительно делал искусный мастер. Но не Верещагин. А оригинал все же был!

– Куда же он сгинул? И когда? В начале века?

Бучаков побледнел и нервно забарабанил пальцами по принесенной папке.

– Нет, не в начале века.

– Так когда же?

– Он исчез где-то между музеем и мастерской, написавшей копию. То есть по дороге в Петербург.

– Этого не может быть! – Виктор изменился в лице, и на скулах у него заиграли напряженные мускулы.

– Иного логического объяснения я просто не вижу, – твердо заявил Бучаков.

– Вы что, шутите? Как вы это установили?

– А сейчас начинается мистика! Смотрительница зала живописи из Вышнегорска упала в обморок, когда нам вынесли картину из хранилища. Ей в буквальном смысле стало плохо. Эта женщина последние несколько лет сидела на стуле прямо напротив «Портрета аристократа» и, в первый раз увидев его после реставрации, стала слезно божиться, что с картины исчезла головоломка!

– Какая еще головоломка? Что за чушь!

– Я тоже так поначалу подумал. Уж очень стара смотрительница. Дирекция музея скандал раздувать не захотела, поэтому женщину слушать не стали, но уже в Москве, вместе с документами, родственники владельца передали мне одну фотографию. И вот этот простой и, казалось бы, почти решенный вопрос снова стал завязываться чертовым узлом. Дело в том, что на этой фотографии запечатлен кабинет покойного артиста и сам он, сидящий в кресле, а на стене над ним эта проклятая картина.

– Оригинал, надо думать?

Бучаков вытер лоб платочком и вынул из папки фотографию.

– Да, оригинал, несомненно. Вот, полюбуйтесь. Снимок очень плохой, шестидесятых годов, но отчетливо видно, что на коленях японца действительно лежит какой-то небольшой предмет овальной формы – судя по всему, та самая головоломка, которой бредила старая смотрительница. Значит, эта деталь все же была и смотрительница права!

– И что же? – остекленело глядя на фотографию, растерянно спросил Тропинин.

– Ничего. У меня нет излишне буйного воображения, я не писатель детективов и скорее предпочел бы вообще не думать об этом, если бы сам не убедился, что на обоих копиях этого предмета действительно нет. Заметьте – на старом снимке предмет «еще есть», а вот на наших портретах его «уже нет». Я всего лишь юрист, и подобные несовпадения – не моя сфера, но, выражаясь казенным языком, из цепи фактов исчезло то, что изображено на фотографии.

Оторвавшись от разглядывания снимка, Виктор на минуту задумался.

– Вы правы, мистика какая-то. Сидичу докладывали?

– Да, в общих чертах, мы разговаривали по телефону, но Владимир Львович сказал, что ему плевать на головоломки, и послал меня к вам. Как решите, так и будет.

– А вы-то сами что думаете?

Бучаков запнулся и, тяжело вздохнув, нехотя ответил:

– Если отбросить мистическую составляющую, есть лишь несколько путей, по которым следует искать пропажу: родственники артиста, музей, художники, снимавшие нашу копию, и, прошу прощения, лично вы, вернее, ваши люди.

Тропинин удивленно поднял брови, а Бучаков тут же заверил:

– Хотя я уверен, что розыск в данном направлении ни к чему не приведет.

– Отчего вы так думаете? – хитро улыбнулся Тропинин.

– Не обижайтесь. Я упомянул вас только для полноты списка. Слишком уж все сложно. Бред какой-то. Но кто бы ни был похититель, не проще ли срисовать портрет один к одному? Нет, тут что-то другое, какая-то сверхзадача, и нам не раскрыть тайну, не зная подлинной истории портрета. Тот, кто его похитил, очевидно, знал ее, и подозреваю, что именно поэтому с портрета исчезла та странная вещица. Не знаю, что и думать, в моей практике не было подобных прецедентов, а единственное, что пока есть, – мастерски выполненная копия, скандал в музее, старая фотография и полное ощущение, что кто-то водит нас за нос. Дело остановилось, вот я и пришел к вам. Хочу знать, что еще можно предпринять против человека, действующего таким странным образом. Как я понял, ситуация не позволяет нам прибегнуть к официальному расследованию?

– Вы правы, ментов подключать не будем, – задумчиво произнес Виктор. – Да и незачем. Ситуация с портретом, скорее всего, вообще не имеет однозначного определения. Такое бывает. Редко, но бывает. Подобные дела всегда окутаны тайной. Существует безграничное море тайных фальсификаций, поэтому и живут в искусстве не только шедевры, но и тысячи подделок. За счет этого безбрежного моря кормятся частные коллекционеры, наследники фамильных собраний, случайные аукционные везунчики ну и, конечно, мы с вами – скромные операторы современного искусства. Такие головоломки случаются. Однако кто бы мог подумать, что приятная затея с портретом окажется на деле пустой тратой времени. Ну да бог с ним. Аукцион давно прошел, да и ущерб вышел минимальный.

Он подошел к пристенному бюро, вынул из ящика пачку купюр и подал ее Бучакову:

– Дополнение к вашему официальному гонорару. Берите-берите, и будем считать дело решенным. Мне понравилось, как вы работаете. Живо, аналитично, без ненужного шума, одним словом – буду обращаться.

Юрист смущенно принял деньги и, чувствуя, что встреча закончена, поднялся с кресла.

– А инструкции самые простые, – доверительно продолжал повеселевший Виктор. – Найдите реставратора, делавшего копию для Вышнегорска, пусть ему влепят выговор, ну, скажем, за непреднамеренную порчу портрета. В музей отправьте акт о халатности и благодарность бабке-смотрительнице, а еще лучше, дайте ей премию. Шум по понятным соображениям поднимать не станем, музейную копию сожгите. Несостоявшийся шедевр будем считать проданным в частные руки, а всю историю – закрытой.

Бучаков стоял и как завороженный слушал Тропинина.

– Это все, – вернул его к реальности Виктор. – Рад был нашей встрече.

Бучаков нерешительно замялся.

– Что-то еще?

– Что делать с фотографией? – осторожно поинтересовался юрист.

Виктор улыбнулся, но глаза его сделались холодными.

– Если вы не против, я оставлю ее себе, на память о потерянной прибыли.

Нащупав сквозь ткань кармана увесистую пачку долларов, Бучаков был счастлив, что ужасная белиберда с картиной и ее незаконнорожденными копиями теперь далеко от него, а Тропинин оказался милейшим мужиком, а не людоедом, каким его описывал пьяный Сидич. Все сложилось наилучшим образом.

– И последнее, – закрывая встречу, подытожил Виктор. – Экспертизу о подделке из центра Грабаря тоже оставьте. Может еще пригодиться.

Распрощавшись с юристом и проводив его до дверей, Виктор вернулся в комнату, взял в руки фотографию и задумался.

– Топорная работа, – произнес он вслух. – Все нужно делать самому.

И отпер ключом маленькую, выкрашенную в цвет стены, неприметную дверь.

Приведя себя в блистательный вид, Марьяна вышла в уютную гостиную с видом на Неву, расположилась на диване и принялась смотреть альбомы по искусству. Однако листать каталоги ей скоро наскучило, она стала прохаживаться по комнате и с живейшим интересом присматриваться к обстановке. Чисто женское любопытство толкнуло ее на мысль воспользоваться случаем и найти что-нибудь интимное среди вещей неотразимого Виктора. Проведя бурную ночь в его объятиях, она подобралась к нему уже совсем близко, но, все еще чувствуя между ними некую дистанцию, страстно мечтала найти тайный ключик от сердца своего норовистого любовника. Сумасбродная выходка с прилетом в Петербург ее очень взбодрила. Легкость от полученного телесного удовольствия кружила голову, Марьяна была крайне довольна собой и представляла свои похождения в необыкновенно романтичном свете.

Бросив мужа с его глупыми и бесконечно пьющими дружками на яхте где-то у побережья Кипра, она долетела на маленьком вертолете до ближайшего аэропорта и оттуда перенеслась на Апенинский полуостров. Ревнивый Рогулин в этот раз соглядатаев не приставил, поэтому два дня она гуляла по Милану в полном одиночестве. Обедала в залитых солнечным светом итальянских ресторанчиках, завалила гостиничный номер новыми тряпками, купила кучу совершенно ненужных ей вещей и, только пресытившись дорогими покупками, заскучала, стала засматриваться на мужчин, оттого затомилась здоровой плотью и в конце концов так захотела секса, что стала всерьез подумывать о мужчине по вызову.

Все дальнейшее было как сон: Марьяна позвонила Тропинину в Петербург и напросилась «пообедать». Удивленный Виктор встретил ее в аэропорту, повез в ресторан, после ужина – к себе, а уже здесь, неожиданно превратившись в зверя, набросился на нее с таким жаром, что, вспоминая сейчас отдельные подробности их ночных безумств, Марьяна самодовольно улыбнулась.

Изучив гостиную, она пошла через анфиладу комнат, с растущим интересом осматривая обстановку. Жил ли он здесь или только бывал наездами, понять было сложно. Огромная старинная квартира с тщательно восстановленным интерьером: громадные двери, камины, мраморные подоконники, рояль, библиотека. Все как во множестве других, вычурно дорогих апартаментов, за единственным отличием – повсюду здесь была современная живопись. Везде, на каждой стене, рядами висели десятки полотен – от крошечных до поистине огромных. Разглядывая эту потрясающую коллекцию, Марьяна с удовольствием узнала среди прочих и работу Близнецов: голые по пояс мускулистые мужики, тела и лица которых перепачканы нефтью, торжественно принимают «хлеб-соль» из рук эмо-школьниц. Под обтягивающими майками бесстыдно торчат девичьи груди, а здоровые, словно кони, нефтяники щиплют поднесенный хлебушек и с добрым прищуром косятся на юные прелести.

Осмотрев несколько картинных зал и мысленно отметив особо понравившиеся работы, Марьяна наугад свернула в одну из дверей и оказалась в узком коридорчике. Из полуоткрытой двери напротив доносилась так не вяжущаяся с общей обстановкой детская песенка. Марьяна подкралась к двери, осторожно заглянула и увидела обширную кухню, следы завтрака на столе, работающий телевизор и чью-то широкую спину. Паркет под ногами предательски скрипнул, и человек на стуле резко обернулся.

– Бон суар, мадам! – галантно поприветствовал ее водитель, который вез их вчера вечером из аэропорта. – Входите!

Он живо поднялся, смахнул крошки с коленей и предложил гостье кофе. Пока водитель возился с кофе-машиной, Марьяна осмотрелась и безошибочно установила, что кухня холостяцкая. Самодовольная улыбочка опять тронула ее губы.

– Что вы смотрите? – поинтересовалась она, принимая чашечку дымящегося эспрессо.

– Олененок Бэмби. Обожаю Диснея.

Марьяна улыбнулась и окинула водителя оценивающим взглядом. Рослый, с огромными руками, Сергей был воплощением физической силы, но то, как он признался в своем нежном увлечении, делало его еще и необыкновенно милым.

– Я ищу Виктора Андреевича. Совсем тут заблудилась.

– Нет проблем.

Сергей выключил видео и вывел на экран меню охранной системы.

– Если он в доме, мы его найдем.

Экран распался на десятки квадратов, и в каждом появилась картинка одной из комнат.

– А что, у вас в каждой комнате по камере? – упавшим голосом прошептала Марьяна.

– Конечно, и не по одной! – весело ответил Сергей. И тут же, спохватившись, добавил: – Везде, кроме спальни хозяина и малого кабинета. Там нет. Странно, но его нигде не видно. Спать он в такое время не может, значит, в кабинете.

– А где малый кабинет?

– Я покажу.

Вдвоем они прошли по лабиринту комнат и оказались в другой части дома перед небольшой и незаметной дверью без ручки. Из-за двери доносился голос Виктора. Сергей осторожно постучал и прислушался.

Не дожидаясь ответа, Марьяна вошла. Она так поразилась увиденному, что не сразу заметила самого хозяина кабинета. Секретное прибежище Виктора напоминало нечто среднее между музейным хранилищем и пещерой сказочного Али-Бабы. Небольшая комната без единого окна была заполнена рядами высоких стеллажей, снизу доверху заставленных разнообразнейшими предметами антиквариата. Большая часть из собранного здесь хранилась в коробках, что-то было сложено стопками, картины стояли пачками, с потолка свешивались прекрасные люстры, по углам высились китайские вазы. В самой глубине комнаты стоял стол с компьютером, старинное кресло, а в нем вальяжно развалился и сам Виктор, беседующий с кем-то по телефону.

– Вот где ты от меня прячешься, – игриво атаковала Марьяна. – Да у тебя здесь настоящая лавка древностей.

Застигнутый врасплох, Виктор обезоруживающе улыбнулся, извинился перед собеседником и повесил трубку.

– Как ты меня нашла? Ага, понимаю, Сережа пал легкой жертвой твоих чар. Да, лавка древностей. Привычка, знаешь ли. Все никак не развяжусь с пыльным прошлым, много лет практиковал, но клиенты в этом бизнесе прощаться не торопятся. Осталась еще пара старых заказчиков, которым нельзя отказать. М-да.

Виктор собрал со стола какие-то бумаги, запер их в сейф и поднялся навстречу гостье.

Марьяна прошлась по комнате, подошла к нему и обняла за плечи.

– Зачем же ты занимаешься этой рухлядью? Времени не жаль?

– Только в современном искусстве все случается быстро, – наставительно ответил Виктор. – Еще вчера какой-нибудь бездарь и рисовать толком не умел, а завтра он уже на биеннале знаменитый художник. Со старым искусством все иначе. Тут жизнь художника меряется веками, а за намеченной картиной охотятся годами. Вещи выслеживают, они становятся причиной преступлений, бесследно пропадают, всплывают, перепродаются и в конце концов оседают в частных коллекциях. Я давно уже вышел из дела и распродал большинство вещей, но даже я не могу уйти из своего прошлого насовсем.

– Почему?

– Слишком много тайн.

– Я могу слушать тебя часами, – восторженно прошептала Марьяна. – Расскажи мне еще что-нибудь про эти тайны. У меня от твоего голоса даже мурашки по телу.

– Тайны? – ухмыльнулся Виктор, бросая быстрый взгляд на часы.

– Да, про что-нибудь таинственное и романтическое.

– Как в сказке?

– Да, как в романе, расскажи!

Чувствуя жар ее плотно прижатой к нему упругой груди, Виктор уселся на стол, обхватил Марьяну чуть пониже талии и принялся рассказывать:

– Вообрази себе – сто сорок лет назад в поисках впечатлений один молодой художник отправился в далекое путешествие. За несколько месяцев он рассчитывал повидать юг России, но судьба повела его другим путем, и художник провел в путешествиях большую половину своей жизни. В течение сорока лет он путешествовал по миру и успел повидать Кавказ, песчаные пустыни Туркестана, горы Индии, Святую землю Палестины, был в Америке, воевал на Балканах, и в конце этого длинного пути судьба занесла его в загадочную и закрытую для остального мира Японию. Известно, что во всех своих путешествий художник рисовал портреты, пейзажи и делал путевые зарисовки. Однако из его японского вояжа до нашего времени дошли всего лишь несколько рисунков.

– Красивая история, но в чем тут тайна? Ты обещал тайну, – капризно потребовала Марьяна.

– Будет и тайна. Примерно за тысячу лет до его путешествия в одной из провинций Японии в семье ремесленника родился мальчик. Когда мальчик вырос, он сделался искусным гончаром. Тончайшая фарфоровая посуда этого мастера славилась на всю округу, но главным его увлечением было изучение тайн астрологии и постижение незримых сил звездного неба. Легенда гласит, что перед самой своей смертью мастер сделал удивительную вещь. Из посаженных на костяные валы фарфоровых дисков он собрал покрытую иероглифами магическую головоломку, правильно сложить которую было непросто даже знаменитым мудрецам. Головоломка вошла в японский эпос как «Рука бессмертия», так как считалось, что, пока человек крутит ее в руках, время над ним не властно. Эта вещь, если можно так выразиться, сотни раз переходила из рук в руки и почиталась священной, но в конце концов бесследно пропала в начале прошлого века. В Японии ее ищут до сих пор. Есть множество письменных описаний этого удивительного предмета, но известно лишь об одном его изображении, до недавнего времени тоже считавшемся пропавшим. Ну вот, чем тебе не тайна?

Марьяна озадаченно нахмурила лоб. Видя ее затруднение, Виктор пришел на помощь:

– Единственное изображение «Руки бессмертия» было на портрете богатого японского вельможи, написанного нашим художником за год до своей трагической кончины. Сразу после написания этого портрета разразилась Русско-японская война, и художник погиб на борту взорвавшегося броненосца. Портрет едва не пропал и с трудом был переправлен в Хабаровск, а уже оттуда в Москву, где его следы окончательно потерялись. Такова история.

– Но откуда ты все это узнал? – изумленно воскликнула Марьяна. – Это действительно похоже на сказку.

– Все хорошие тайны состоят из сплетенных между собой фактов с проложенными между ними старыми письмами и воспоминаниями очевидцев. Я рассказал тебе всего лишь о двух из них, но их тут гораздо больше. Ровно год назад я впервые узнал о «Руке бессмертия», и забавно, что именно сегодня эта мифическая история победно завершилась!

– Боже, я вся дрожу от нетерпения! Что произошло, Виктор? Неужели сам Индиана Джонс нашел головоломку?

– Нет.

– Так что же?

Виктор повернул Марьяну к себе спиной и шепнул на ухо:

– Я нашел пропавший портрет.

Марьяна вздрогнула от неожиданности. Прямо перед собой на стене она увидела картину, с которой на нее строго смотрел старый японец в богатом кимоно.

– «Портрет аристократа» кисти Василия Верещагина 1903 года, а на коленях у японца та самая «Рука бессмертия».

– Потрясающе, – зачарованно прошептала Марьяна, разглядывая таинственную картину. – И что же теперь будет? Что ты будешь делать? Об этом должны узнать все! Это же грандиозная находка! Может, снять фильм для телевидения?!

Виктор засмеялся и направился к выходу.

– Идем! Время идет медленно только в этой комнате, а у меня сегодня еще много дел.

Они вышли из кабинета, и Виктор запер дверь.

– Никто ничего не узнает. Все так и останется, просто теперь тайна известна троим: мне, тебе и одному богатому японцу, который и рассказал про головоломку. Фильмов снимать не будем. В старом искусстве свой метаболизм жизни, а у японцев – свои секреты.

– А портрет оставишь себе?

– Верещагин не в моем вкусе! Пусть едет в Японию, к тому, кто искал его всю жизнь. Человек хорошо заплатил за то, чтобы «Рука бессмертия» вернулась домой.

– А ты?

– А я получу свои два миллиона и вложу их в новый проект. Все будут счастливы, а старичок Верещагин поможет современному искусству. Ты не поверишь, но уже много лет я финансирую художников своего фонда, оплачиваю им мастерские, печатаю каталоги, устраиваю выставки и плачу искусствоведам. Огромная структура сжирает почти все мои заработки. В последнее время мне стало не хватать денег даже на жизнь. Вот и приходится рыскать волком за всякими антикварными редкостями.

– А что за новый проект? – восторженно завибрировала Марьяна. – Что-то грандиозное, более интересное, чем Близнецы? Виктор, ну пожалуйста, расскажи…

– Никакой тайны нет. Вчера на открытии «Арт-Манежа» был первый показ. Совершенно новое искусство, смесь продуманной постановки и сумасшедших страстей! То, что вчера произошло, думаю, точно покажут по телевизору. Таких художников у нас еще не было, и я думаю, мой проект станет новым витком в развитии всего русского акционизма.