Пожар охватил городок Хеннгаль. Огонь пожирал дома, реки пламени разливались по улицам, слизывая на своем пути все: лавки и мастерские, рынки и жилые здания. Люди превращались в живые факелы и рассыпались в прах в считанные мгновения - они попросту растворялись посреди жара, так что от них не оставалось даже костей.

Вопли ужаса и боли быстро смолкли. Вскоре в Хеннгале слышен был только победоносный рев пламени да треск рушащихся зданий. И только чумной тотем высился в море бушующего огня невредимым. Зловещее сооружение, слепленное из сломанных палок, камней, костей и пустоты, оно стояло несокрушимо, а внутри его рос и готовился вырваться наружу чумной туман. На первый взгляд могло показаться, что это легкие дымки клубятся внутри тотема; но инквизитор Ринан Сих превосходно изучил повадки врага и ни мгновения не сомневался в истинной природе явления. Чума готова была начать победоносное шествие по улицам погибающего города, чтобы окончательно довершить его уничтожение.

Ринан отлично видел, что угодил в ловушку. Он быстро огляделся по сторонам в поисках пути спасения, но такового не было. Пылало одновременно везде. Либо чума, либо пожар - выбор оказался невелик. Инквизитор не знал, где сейчас койары - сбежали или умерли. Но всяком случае, рассчитывать на них и их сверхъестественные умения сейчас не приходилось. В момент смертельной опасности Ринан Сих остался один.

Он стоял на площади, окруженный ревущим огнем, возле жуткого тотема, рассадника чумы. Невысокий, похожий на подростка, он скрестил на груди руки и поднял голову. Ринан Сих не станет отводить взгляд от смерти, когда она придет, - а произойдет это очень скоро. Что бы там ни говорили об инквизиторах, трусами их не называл никто.

Внезапно пламя расступилось, раздвинулось, точно занавес, и прямо на площадь выскочило странное существо. Оно подкатилось под ноги Ринану Сиху, и вдруг на него повеяло прохладой. Это ощущение было таким явственным и сильным, что инквизитор почти поверил в собственное безумие. Очевидно, он умирает, и милосердие Сеггера лишило его рассудка, дабы избавить от ненужных страданий.

– Хвала Сеггеру! - прошептал Ринан Сих.

– Хвала Игинуш! - послышался громкий, скрежещущий голос.

Ринан опустил глаза. Непонятное создание все так же крутилось возле него.

– Я жив, - не то подумал, не то проговорил вслух Ринан.

– Конечно, ты жив! - тотчас откликнулось существо. - Посмотри на меня внимательно! Не спи! Смотри на меня!

– Я вижу тебя, - пробормотал он.

Он действительно видел подпрыгивающую фигурку маленькой женщины. Она напоминала птичку. Если уж говорить честно, то довольно увесистую птичку, которая очень недурно питалась и обзавелась округлыми бочками. Над головой она держала распростертый плащ - очевидно, именно эта мера предосторожности и спасала ее от огня.

– Лезь ко мне, - приказала женщина.

Невзирая на ужас происходящего, Ринан поневоле

улыбнулся: ее повадки были такими же забавными, как и ее внешность.

Она притопнула коротенькой толстой ножкой.

– Быстрее! Лезь! Не просыпайся!

– Так проснуться или нет? - проговорил Ринан Сих, обращаясь больше к самому себе, чем к таинственному существу.

Женщина сказала:

– Это зависит от того, хочешь ты умереть или спастись. Лезь ко мне под кожу!

Ринан упал на четвереньки, от души надеясь, что его никто не видит, кроме этой непонятной особы, - ни солдаты инквизиции, ни койары, ни горожане. В эти мгновения он даже не пытался спастись. Инквизитор шел туда, куда влекло его любопытство. А оно требовало, чтобы он но крайней мере попытался понять, что за существо к нему явилось и какие цели оно преследует.

Маленькая женщина потопталась вокруг, а затем взмахнула плащом и набросила его на свои плечи и на спину Ринана.

– Это защитит нас обоих, - пояснила она. - Только не вставай. Мы побежим быстро-быстро и низко-низко.

Теперь они могли не бояться, что их затопчут в толпе. Никакой толпы больше не было. Те немногие, кто вырвался из города, уже рассыпались по окрестностям. Возможно, койары гонятся за спасшимися горожанами и уничтожают их, ибо жители погибающего Хеннгаля почти наверняка заражены чумой. Нельзя допустить, чтобы болезнь распространялась. Хотя бы таким способом, но ее необходимо остановить. И об этом позаботятся.

Пламя пировало в городке, однако расступалось перед маленькой женщиной и ее спутником, когда те неловко ковыляли под общим плащом.

– Какой ты неуклюжий! - сказала женщина.

Ринан Сих отмолчался. У него кружилась голова, он весь вспотел, а от непонятной прохлады, исходившей от плаща, его начинал бить озноб. И тем не менее они шаг за шагом выбирались из обреченного города.

Женщина то и дело принималась восклицать:

– Гляди, тут была лавка, где продавали тесьму! Хорошенькие такие были тесемочки! Где уж теперь раздобудешь что-то подобное! А здесь - да смотри же! - я любила прогуливаться. Очень красивый дом, на фасаде звери нарисованы. Я все гадала, что за тварь такая, морда вроде как у женщины, но все прочее львиное, а хвост - ослиный.

– У осла хвост такой же, как у льва, - заметил Ринан Сих.

– Правда? - Женщина даже остановилась от удивления. - Никогда об этом не задумывалась!

За разговорами Ринан не заметил, что они уже подобрались к самой городской стене.

– Городочек маленький был, - ворчала женщина, - а сколько всего в нем накопилось! Пока горит, чего только не заметишь! Ты заметил? И тряпки, и битые горшки… Вот почему некоторые хозяйки не выбрасывают битые горшки? Загадка! Я над этим всегда думала.

– А ты выбрасывала? - спросил Ринан. Он поддавался своей спутнице и пытался подражать ей во всем. Это помогало задобрить ее, а заодно и выяснить, кто она такая и что у нее на уме.

– Я-то? Да я вообще ничего не выбрасывала, даже сгнившие тряпки! - И женщина затряслась от смеха, а уже в следующее мгновение из ее глаз потекли огромные слезы: - И все, все горит! Люди горят, дети горят, лавки горят!… Как это вынести? Я полюбила их! Неужели это все из-за меня? Скажи, ты ведь меня разыскивать приходил?

– Ворота, - сказал Ринан Сих. Он считал, что сейчас не время обсуждать подобные вопросы. - Смотри, там ворота. Нам нужно пройти сквозь них, и мы спасены.

– О нет, - закудахтала она горестно, - о нет, для того чтобы найти настоящее спасение, мало пройти сквозь ворота. Нужно еще отыскать дорогу, а потом - правильный город. Город, где не будет чумного тотема, где не будет инквизитора, где не будет пожара. Только лавки, где продают славную тесьму, и еще зеленные лавки, и мясные, и домик для Игинуш - это так меня зовут, - и маленький домик дли Игинуш…

Последние шаги они не шли и даже не бежали, а катились…

Пожар обрывался сразу за городской стеной - как будто его отхватили тесаком. Это лишний раз свидетельствовало о магической природе огня. Интересно, тот, кто вызвал это пламя, - где он сейчас? Следовало бы отыскать этого умника и потолковать с ним… Но без стражников и, главное, без койаров инквизитор был почти бессилен.

– Я устала! - сообщила его подруга, усаживаясь прямо на земле. Она растопорщила ноги и руки, как будто была не живым существом, а туго набитым соломой чучелом.

Ринан Сих устроился рядом с ней. Иногда порывы ветра доносили до них обжигающий жар, но в основном они наслаждались покоем и прохладой. Постепенно огонь начал стихать и вдруг в единый миг исчез, словно его сдуло.

Магия иссякла.

Остались черные головешки. Потянуло удушливой гарью. Теперь Ринан Сих отчетливо различал запах сгоревшей человеческой плоти. А над черной копотью медленно, победоносно кружились белые смерчи тумана. Чума вырвалась на свободу и завладела остатками Хеннгаля.

– У нас еще есть немного времени, - сказала женщина. - Я уже видела такое. Иногда мне кажется, будто я - оживший чумной тотем.

Ринан насторожился.

– Ты?

Он пристально посмотрел на свою неожиданную спасительницу, пытаясь понять, кого же она ему в действительности напоминает. У инквизитора был наметанный глаз: он почти никогда не забывал лиц, даже если встречался с человеком только один раз. Он помнил десятки, сотни лиц и связанные с ними обстоятельства. Однако эту женщину он не встречал прежде никогда… Но почему она считает себя живым чумным тотемом? И могут ли эти отвратительные, кощунственные сооружения быть каким-то образом связаны с живыми существами?

Казалось, она без труда читает его мысли.

– Это же мне только кажется, - засмеялась женщина. Ее пухлое тельце затряслось от приступа веселья. - Тебе никогда не приходилось встречать тех, кто бежал из зачумленных мест? Многие из них воображают, будто беда пришла именно из-за них. Знаешь такую закономерность: если некто навлекает на свой город проклятие, то именно этот некто и спасается, зачастую единственный из всех. А потом начинаются раздумья: что да как, да почему оно так случилось… Всегда найдется какое-нибудь ужасное воспоминание.

– Так уж и всегда! - усомнился Ринан Сих.

– Разумеется, - уверенно ответила женщина. - Не бывает такого, чтобы живое существо не наворотило злых дел. Одни только светлые эльфы, наверное, не могут ничего дурного о себе припомнить, но это не потому, что они не совершают дурного, а только потому, что они чересчур высокого о себе мнения.

– Я не люблю эльфов, - сказал Ринан Сих.

Женщина всплеснула руками:

– Да кто же их любит!

Ринан провел ладонью по плащу, который, покрытый сажей, лежал рядом с ними на земле. Это было нечто вроде накидки из очень плотной ярко-желтой кожи. Странно, но по форме эта кожа полностью повторяла очертания человеческой фигуры.

– Что это за вещь? - спросил Ринан.

– Моя кожа, - ответила женщина охотно. - Я ведь кричала тебе там, в пожаре: лезь ко мне под кожу! Помнишь? Ты и залез ко мне под кожу.

– Я думал, это образное выражение, - пробормотал он, сбитый с толку.

– Я не употребляю образных выражений! - рассердилась женщина. - Не будь я Игинуш! Зачем мне такие глупости? Если я говорю «лезь ко мне под кожу», значит, я имею в виду именно это. Люди страшно глупы. Ты человек?

– Да, - сказал Ринан Сих.

– Люди страшно глупы!

– Скажи мне, Игинуш, - помолчав, заговорил снова инквизитор, - если мы прятались от огня под твоей кожей, то что же покрывает сейчас твое тело?

– Моя другая кожа, разумеется, - ответила Игинуш.

* * *

Воспоминания приходили и уходили, и она никогда не могла удержать их, как ни пыталась. Жизнь начиналась с боли рождения. Точнее - нет, жизнь начиналась с агонии и смерти. Игинуш всегда отдавала себе отчет в том, что умирает. Приближение смерти она чуяла заранее и начинала готовиться к ней.

Она искала для себя подходящее укрытие. Смерть таких существ, как Игинуш, - слишком сокровенное таинство, чтобы можно было допустить каких-то свидетелей. И еще ей всегда требовалось очень много воды. Она не помнила, для чего нужна вода и почему умереть можно только в воде, но инстинкт, который оставался с ней при всех ее рождениях и после всех ее смертей, неизменно подсказывал: необходима влага.

И Игинуш уходила умирать в сырые болота, на берега озер или, на худой конец, добывала себе большую лохань.

Так произошло в Хеннгале. Тревога начала преследовать Игинуш сразу же после появления девушки по имени Пенна. Пенна просила об исцелении своих ран, а Игинуш всегда была добра, даже в прежней жизни, и в предыдущей, и раньше… Доброта, как и знание о скорой смерти, была ее неизменным спутником.

Она согласилась вылечить девушку и потратила на это очень много сил. Девчонка плохо поддавалась заклинаниям. Ее тело сопротивлялось. Может быть, причина была в том предмете, который Пенна носила зашитым под кожу… Но имелось дополнительное обстоятельство, и Игинуш сразу же отметила его про себя. Пенна не была человеком. Не принадлежала она и к племенам ижоров или троллоков. Таких, как Пенна, Игинуш еще не встречала. Забавно, что сама Пенна совершенно не отдавала себе в этом отчета. Ее плоть была сильно изменена магией, и произошло это очень давно, вскоре после рождения девочки.

Почти наверняка работа целительницы, потребовавшая много сил, приблизила ожидаемую трансформацию, и неизбежное случилось раньше, чем рассчитывала Игинуш. У нее не хватило времени на то, чтобы уйти на болота и там спокойно умереть, в тишине и сырости. Ее тело начало гореть и чесаться одним «прекрасным» утром, и Игинуш в панике забегала по городу. Ей нужно было наполнить водой лохань, иначе все будет очень плохо. Она не помнила, почему и каковы именно могут оказаться последствия, но это не имело значения. В голове стучало: вода, вода, вода…

Местные жительницы провожали Игинуш недовольными взглядами. Опять эта странная курица вылезла из своего гнезда! И что это она гак суетится? В третий раз бежит к общественному колодцу! Вы заметили, дорогая соседка? В третий раз! Что это она затевает? Неужто решила искупаться? Так для этого не пользуются питьевой водой. Помилуй нас Сеггер святой, да разве можно такое допустить!

Кто вообще позволил этому, с позволения сказать, существу осесть в нашем прекрасном городке? До ее появления все было тихо и спокойно. Никто не мутил воду в колодце. И о проклятиях никто и слыхом не слыхивал.

В разговор уже начали вступать мужчины - в основном, разумеется, мужья самых наблюдательных сплетниц.

Припомнили и то, как Игинуш появилась в Хеннгале. Ее ведь не хотели пускать! Ее выгнать собирались, но тут с недоброжелателями этой, с позволения сказать, дамы случились всякие беды, и ей позволили остаться. Она, разумеется, кого-то там лечила и, кажется, принимала роды, но… вопрос: как лечила и ради чего лечила. Может быть, она всех потихоньку заражала чумой? Правда, в городе пока что нет чумы, но… И зачем ей столько воды из колодца?

Однако после пятого похода Игинуш больше не выбралась из своей хижины, и к середине дня о ней позабыли не только городские мужи, но и самые говорливые из сплетниц. А потом оказалось, что она и вовсе пропала куда-то… В хижине-то, когда ходили истреблять слуа, ничего не нашли. Только грязные тряпки.

Смерть приближалась вместе с нарастающим зудом, который в конце концов становился просто нестерпимым. Игинуш извивалась и стонала сквозь зубы в своей хижине. Вода из лохани, в которую она с трудом забралась, плескала на пол. Казалось, здесь бьется целый косяк рыб, стремящихся вырваться на свободу.

Постепенно кожа слезала с Игинуш, а вместе с кожей она теряла и воспоминания о прошедшей жизни. Об еще одной жизни.

Самое трудное - глаза и пальцы. Теперь, пока длилось ее рождение, она точно знала, зачем нужна вода. Без воды кожа пересыхает и прилипает к глазам и кончикам пальцев. Мертвые кусочки шкуры прирастают к телу и начинают гнить, и тогда можно умереть окончательно.

Нельзя это допустить. Нужно стараться.

Она погружалась в воду, моргала, возила руками. Она медленно избавлялась от старой кожи.

И в конце концов тяжелая работа была завершена. Игинуш заснула.

А когда она открыла глаза, весь мир вокруг был совершенно новым.

Она ужаснулась, обнаружив, что лежит в разбитой лохани, в грязной луже, посреди гнилых тряпок и обглоданных костей. Смутная мысль пронзила ее спящий мозг: мир гораздо лучше, прекраснее того, что предстал ее взору!

Она осторожно поднялась на ноги и оглядела себя. Маленького роста, пухленькая. Руки и ноги ловкие и довольно крепкие, если уметь ими пользоваться. Она непременно вспомнит, как это делается.

Игинуш. Так ее зовут. Вот ее имя.

Она ощупала свое лицо. Симпатичное. Нос довольно крупный - хорошо это или плохо? Красиво или некрасиво? Удобно или неудобно? Нужно ли надевать на него какую-нибудь одежду?

Одежда. Еще одно полезное воспоминание. Кажется, принято какие-то части тела прикрывать. Надо еще вспомнить какие. Выступающие? Нос и локти? На всякий случай она решила закутаться с головы до ног, а потом посмотреть, как одеваются другие.

Новорожденная Игинуш пришла в восторг от своего решения. Как ловко она все придумала! И никто не заподозрит ее в том, что она только что появилась на свет. Все решат, что она - скромная и предусмотрительная девушка.

Она принялась ворошить тряпки. Ее нежные розовые пальцы горели от соприкосновения с грубой материей. Она морщилась от боли. Эдак и пораниться не долго! Куда она торопится? Можно ведь не спешить, сделать все постепенно…

Но потребность как можно быстрее покинуть убогую хижину оказалась сильней даже боли, и Игинуш упорно продолжала поиски. Наконец она вытащила огромную грязную мешковину, которая окутывала ее тельце целиком. Завернувшись в мешок, Игинуш осторожно выбралась на улицу.

Городок понравился ей. Она заулыбалась под своим мешком. Какие красивые дома! А вон там, на фасаде, нарисованы диковинные звери! Еще дальше - колодец… Названия, имена приходили ей на ум сами собой, и неожиданно она вспомнила, что так уже бывало раньше. Ее охватил восторг. Как упоительны эти новые встречи с миром и его чудесами! Как прекрасно устроена жизнь, которую можно обновлять каждые несколько лет!

Несколько дней она провела без сна. Не зная устали, они ходила по городку и за его пределами, наблюдала и слушала. Она совершила несколько краж - ей всегда это удавалось, потому что в первые времена после обновления она становилась как будто невидимой. Этому легко было найти объяснения. Ведь существа видят друг друга только в том случае, если перед тем им приходит в голову посмотреть туда-то или туда-то. А пока такой мысли нет, то и взглядов в нужном направлении никто не бросает.

Но что вызывает потребность посмотреть туда или сюда?

Мысль. Как только существо начинает производить мысли, его мысли слышат окружающие. Поэтому-то они и замечают друг друга. Зрение сродни телепатии, только об этом мало кто задумывается.

А у Игинуш, когда она только-только рождалась на свет, не было никаких мыслей, одни только чувства, и главное из них - чистая радость. Поэтому-то она и проходила невидимкой сквозь чужие дворы, дома, через улицы и площади. Она ела и пила, и никому даже в голову не приходило поинтересоваться, куда исчезли продукты. Она оделась и даже разжилась обувью. Потом она почувствовала потребность во сне и вышла из города. Спать следовало в лесу или на болотах.

Первый сон принес первые мысли. А потом начали возвращаться воспоминания - уже не о мире и вещах, которые существуют в мире и могут быть использованы для жизни, а о том, что случалось с Игинуш прежде.

Для начала она вспомнила о том, что события позапрошлой и позапозапрошлой жизней будут неизбежно выцветать и испаряться. Еще одно перерождение - и она уже не отыщет своего начала.

Была какая-то девушка… почему-то важная для Игинуш… Эта девушка зашила под кожу некий артефакт, за которым все будут гоняться. Да, но артефакт не важен. Точнее, чрезвычайно важен, однако не для Игинуш. Другое обстоятельство, связанное с Пенной, имеет в глазах Игинуш куда больше веса. Осталось еще сообразить - какое. Ладно, возможно, это еще придет.

Игинуш поступила так, как делала всегда: нашла себе жилище возле самого города - удобное дупло в стволе упавшего дерева - и принялась наблюдать. Ей требовалось как можно скорее собрать сведения об обстоятельствах своей недавней жизни.

Судя по всему, не слишком-то баловала ее судьба. В городке никто не любил Игинуш. А почему, собственно? Ведь она наверняка помогала людям и старалась ни с кем не ссориться.

Ответ пришел вскоре.

В тот день на болотах появились два дровосека. Грубые и неприятные мужланы с топорами. Они все время переругивались, а их топоры стучали просто отвратительно. Птицы, напуганные громкими криками людей, взлетали в воздух и орали, кружась у них над головами.

– Гляди! - завопил один из мужланов прямо над ухом у спящей Игинуш. - Гляди-ка!

Игинуш к тому времени, впрочем, уже проснулась. Тут бы и святой Сеггер проснулся, не то что женщина, обитающая в дупле и совсем недавно поменявшая свою кожу.

– Отличное дерево. Упало недавно и еще не успело сгнить. Разрубим его и…

– Эй! - возмутилась Игинуш. Ей было лень вставать и выбираться из нагретой уютной берлоги, поэтому она ограничилась этим «эй!».

Мужланы на короткое время затихли. Игинуш решила было, что инцидент исчерпан и можно спокойно продолжать спать, когда до нее вновь донесся отвратительный голос:

– Что это значит? Мне послышалось?

– Да тебе, наверное, с перепою всякие «эй» начали чудиться, - охотно поддержал второй.

– Стало быть, ты тоже это слышал, - сказал первый мужлан.

– Магия?

– Магия? - Дровосек презрительно расхохотался. - Магия себя так не ведет, уж поверь мне. Магия - это были бы вспышки грома и всякое грохотание с огнем, а тут просто «эй». Там, наверное, сидит кто-то.

– Кто-то недовольный. - Слышно было, как первый дровосек посмеивается. - Ничего, скоро у него появятся настоящие причины для недовольства.

Он стукнул топором по стволу.

– Мое терпение лопнуло, - сказала Игинуш и вылезла наружу.

При виде этой кругленькой фигурки оба дровосека так и покатились со смеху.

– Что это - птица? - спросил, отсмеявшись, первый дровосек. - Птица, которая умеет говорить «эй»?

Игинуш места себе не находила от гнева. Они посмели посягать на ее жилье? Они смеются над нею? Но ведь она ничего дурного им не сделала! Во всяком случае, пока…

– Перестаньте, - негромко произнесла она, но эта вполне законная, мирно высказанная просьба еще больше разогрела их веселость.

Наконец один из мужланов приказал (приказал! ну надо же! у него хватило наглости приказывать ей!):

– Убирайся-ка отсюда, тетушка. Мы забираем это дерево.

– Почему? - удивилась Игинуш.

– Потому что оно нам нужно.

– Но оно и мне нужно, - возразила она. - Я живу здесь. Я его нашла, устроила тут постель…

– Принимаешь в ней любовников, - добавил второй дровосек. - Ты что, не слышала, что тебе сказали?

– Слышала, но вы не правы, и я не намерена вам подчиняться.

Дровосек подошел к ней вплотную и сквозь зубы процедил:

– С тобой разговаривают двое мужчин с топорами, и тебе, дура, лучше бы подчиниться. Поняла? Хватит уже шутить. Твои выходки надоели. Уходи, пока цела.

– Я поняла, - помрачнела Игинуш. - В этом мире существуют злоба и насилие. Вы уничтожили мою невинность… И так происходило всегда. Теперь я вспомнила, что так происходило всегда. Вечно найдется кто-то, кто посмеет уничтожить мою невинность.

Она плюнула в кулак, а затем резко выбросила вперед руку и растопырила пальцы. Мириады крохотных, невидимых для глаза ядовитых стрел вылетели в воздух. Они впились дровосекам в лицо, засели в ноздрях, в горле, в ушах. Кровь потекла из тысячи крохотных ранок. Отравленная, она стала жидкой и словно торопилась покинуть человеческие тела. Сперва один, а потом и второй дровосек побелели, упали на колени, а кровавая лужа вокруг них стремительно росла.

– Что я натворила! - воскликнула Игинуш, глядя на обескровленные трупы. - Здесь теперь все равно нельзя будет жить!

* * *

Она вспомнила о жестокости и насилии и о том, каким образом она умеет расправляться с обидчиками. Это наполнило ее печалью, но вскоре на смену печали пришла гордость. Она стала чувствовать себя неуязвимой. Кроме того, она вспомнила еще кое-что. Ее кожа. Та, которую она сбросила. Эта шкура обладает особыми свойствами. Она может защитить от огня, дурного глаза и стрелы - если только эта стрела выпущена с намерением убить именно тебя. От шальной стрелы, которая является посланницей богов (или судьбы, тут уж кто как считает), не защищает даже желтая шкура.

Игинуш без труда отыскала ее в своей прежней хижине и забрала с собой. У этой шкуры есть еще какая-то важная особенность… особенность, связанная с размножением… Она потом непременно вспомнит.

Инквизитор выслушивал рассказ своей спасительницы молча, не перебивая. И только когда она замолчала - и молчала достаточно долго, чтобы счесть это не простой паузой, - он позволил себе спросить:

– Для чего ты все это мне говоришь?

– О, - отозвалась она тотчас, - все очень просто. Дело в том, что я постоянно забываю. Я хочу, чтобы кто-нибудь помнил всю историю, от начала и до нынешнего дня. Понимаешь?

Он кивнул, но недоуменное выражение не покидало его лица.

– Но почему именно я?

– Ты подвернулся, - сказала Игинуш.

– Нет. - Он покачал головой. - Я слушаю тебя уже довольно давно и успел прийти к странному выводу: в твоей жизни не бывает случайностей. Все, что происходит, имеет определенный смысл.

– Значит, и ты имеешь определенный смысл, только и всего, - легкомысленно ответила Игинуш.

– Какой? - настаивал Ринан Сих.

Она пожала плечами, снова болезненно напомнив ему кого-то знакомого. Он совсем недавно видел очень похожий жест.

– Тебе видней, какой в тебе смысл, Ринан Сих, - заявила Игинуш. - Вот что я помню о моем начале.

* * *

Сперва она решила, что это обыкновенный сон. Длинный сон, с подробностями и удивительно точными деталями, но все-таки сон. Ей и прежде снились разные интересные истории.

Однако ощущение, которое не покидало ее после того, как она открыла глаза, было все-таки другое. Как будто она побывала в иной жизни. Точно. Игинуш поморгала, чтобы быстрее прийти в себя, и ее мысли обрели четкость и ясность.

Точно. Иногда воспоминания приходили к ней в форме вот таких подробных снов.

Но на сей раз она увидела то, к чему не возвращалась уже очень много лет - и много перерождений.

Она увидела себя прежнюю. Еще до того, как стала Игинуш.

Она была молодой женщиной из народа ижоров. Она видела себя в деревне. Жалкая деревенька. Именно там будущая Игинуш впервые появилась на свет. Она вышла из материнской утробы, как потом выходила из своих многочисленных шкур, и все в этот первый раз происходило иначе. Очень медленно и постепенно Игинуш постигала окружающий мир. Ей потребовались годы на то, чтобы научиться ходить, говорить, понимать.

Она дорожила той жизнью, потому что другой у нее не было. А вот имени своего она не помнила. То, первое, имя не имело значения.

У нее были очень худые руки. Длинные и тощие, как две ветки. Кожа на них рано начала морщиться. Грубая зеленая кожа. Она не любила свое отражение в озере, потому что даже по ижорским меркам она была некрасива.

Затем произошло нечто. Игинуш действительно изгнала из своей памяти то давнее событие… Очевидно, это было больно. Очень больно. Больнее, чем все, что случалось с ней прежде.

Ее второе рождение.

Во сне все выстроилось в четкую последовательность. Каждое новое событие логично вытекало из предыдущего, цепочка не прерывалась ни разу. Но когда Игинуш пыталась облечь историю в слова, она то и дело испытывала затруднения. Почему случилось то, а не другое? Как это вышло? О чем она думала, чем руководствовалась? На эти вопросы у нее не находилось ответа.

Ни тогда, сразу после возвращения памяти, ни потом, когда она пересказывала свои воспоминания Ринану Сиху. Впрочем, Ринан хорошо умел слушать. Он был истинным инквизитором и старался не столько осудить еретика - это сделать нетрудно и большого ума тут не требуется, - сколько добраться до правды, до подлинной подоплеки происходящего. Любая ересь, и в этом Ринан был убежден целиком и полностью, скрывает под собой часть какого-либо заговора. Несогласие с догматами Церкви Сеггера - лишь предлог для недовольных, а не слишком приглядная истина, как всегда, погребена под ворохом высокопарных слов. И в умении снять шелуху и обнажить стержень Ринан Сих проявлял себя настоящим виртуозом!

Девушка с зеленой кожей отправилась на болота. Она ушла из дома одна. Почему? Возможно, она поссорилась с кем-то и хотела побыть в одиночестве. Обычно деревенские старались уходить в лес компанией не меньше четырех человек. Считалось, что четверо легко отобьются от врага. Да, кто-то умный подсчитал, что одолеть одного разъяренного тролля могут четверо ижор. Кажется, даже опыт такой ставили. Пригласили в гости тролля, напоили, отказались кормить - и посмотрели, что будет. Вчетвером уговорили успокоиться. Об этом любили рассказывать старейшины.

Но девушка пренебрегла «правилом тролля», как называлось требование не ходить в одиночку, и все-таки убежала. Наверное, очень была огорчена.

И потом она встретила ведьму. Да, это была болотная ведьма. Игинуш не знала, сразу ли девушка догадалась о том, что старуха на болоте - именно ведьма, просто милая бабушка, или же сообразила все только потом, когда уже было поздно. Не исключено также, что девушка обрадовалась встрече. Может быть, она и хотела повидаться с кем-нибудь злобным и могущественным.

– Болотные ведьмы не столько злобны, сколько капризны, - заметил Ринан Сих. - Иногда они даже бывают довольно добры. Я изучал этот вопрос. Впрочем, Церковь Сеггера относится к ним весьма неодобрительно.

– А почему, в таком случае, вы их не истребляете? - хихикнула Игинуш. - Вы же уничтожаете все, к чему относитесь неодобрительно! Я тоже изучала вопрос.

Ей нравилось дразнить Ринана, однако тот не поддался и ответил вполне серьезно:

– Болотных ведьм мало, они сидят у себя на болотах, своего зловредного учения не распространяют - более того, они даже не имеют никакого зловредного учения… Они просто ведьмы. И сидят на болотах. Какой смысл тащиться в болото и сжигать там существо, о котором все равно никто ничего толком не знает? Эдак нужно спалить почти весь Лаар.

– Такое Церкви Сеггера, конечно, не под силу, - заметила Игинуш.

– Точно.

Она подтолкнула его в бок:

– А хотелось бы?

– Многовато мороки, а результат практически нулевой.

– Кажется, ты все-таки умеешь шутить! - обрадовалась Игинуш.

– Разве я пошутил? - удивился Ринан Сих. Игинуш пожевала губами.

– Еретики… Да, тут определенно прячется еще одно воспоминание. Я найду его, не беспокойся!

– Если ты хочешь, чтобы я сохранил твою память, то продолжай, - напомнил Ринан Сих. - Скоро туман дотянется до городских стен.

– Нет, за пределы стен он не выйдет, - вздохнула Игинуш. - Я его чувствую. Я ощущаю его приближение так, как другие ощущают морские приливы или исчезновение с неба луны.

– Девушка и болотная ведьма, - еще раз напомнил Ринан Сих. - Продолжай!

Девушка и болотная ведьма…

«Смотри, сколько у меня прекрасных вещей!» - сказала ведьма, открывая перед гостьей свою хижину.

Они прошли над топью по шатким мосткам. Один неверный шаг - и болото навсегда сомкнется над головой. Но девушка даже не смотрела по сторонам. Она целиком и полностью доверилась ведьме.

«Тебе нравится какая-нибудь моя вещь? - продолжала ведьма.

Или нет… но о чем-то ведь они разговаривали!… Ведьма была довольно ласкова с ней. Она рассказывала о том, как исцеляет больных. Даже показала несколько заклинаний, объяснила кое-что про лечебные травы…

«Существуют волшебные создания, которые целительны сами по себе, - шептана ведьма. - Прикосновение к ним спасает от яда и лихорадки. Таковы единороги… я знаю, что есть и другие…»

– В том сне все было так ясно и просто, - сокрушалась Игинуш. - В том сне я точно знала, о чем говорила ведьма, а сейчас, мне кажется, не столько вспоминаю, сколько придумываю.

– Это не имеет значения, - отозвался Ринан их. - Ведьма показывала тебе магические предметы, говорила о магии, о целительстве, была с тобой ласкова.

– О, не со мной, - живо возразила Игинуш, - с той девушкой. С той уродливой зеленокожей тощей девушкой…

«Ты можешь измениться навсегда, - бормотала ведьма, расчесывая волосы своей гостье. Она водила и водила костяным гребнем, а голос ведьмы журчал, как весенний ручеек, сладостно и успокаивающе. - Не всякому выпадает такая возможность, но ты - стоит тебе только захотеть, и ты сбросишь, как ненужную шелуху, этот непривлекательный облик. Ты сделаешься совершенно иным существом. Тебя будут любить, уважать, возможно, бояться… Тебе выпадет познать радость, так не отказывайся от нее. Попробуй!»

И сама собой возникла в руках у болотной ведьмы желтая плотная кожа. В последний миг девушка отшатнулась, потому что, как ей показалось, эта кожа была снята целиком с какого-то живого существа, но было уже поздно. Ведьма набросила кожу на плечи девушке, отошла чуть в сторону и стала наблюдать.

* * *

Игинуш очнулась на болоте. Она твердо знала, кто она такая. Она - Желтая Игинуш. Она хороша, ох как она хороша! Она невысока ростом и в теле. Как прекрасны ее пухлые ручки и ножки! Какой у нее замечательный длинный нос!

Первая жизнь Игинуш была полна радости. Она жила на болоте, питалась ягодами, лягушками и ящерицами, ей было весело, потому что она была чрезвычайно довольна собой и своей внешностью. Ведьмы она больше не видела, хотя пару раз ощущала ее присутствие. Та, очевидно, хотела знать, что происходит с ее подопечной. Что ж, пусть любуется. Тут есть на что полюбоваться.

Да, болотная ведьма оказалась права. Теперь многие боялись Игинуш, а кое-кто, напротив, находил ее весьма привлекательной. Она больше не жила в скучной деревне, где было столько неинтересной и тяжелой работы. Она обитала на болотах, спала на мягком мху, охотилась, встречалась с другими существами. Одни просто рассматривали ее и уходили, другие пытались ее съесть - от них она удирала, а однажды даже ответила обидчику и уложила его насмерть ударом суковатой дубины!

Она видела игры Речных Дев, о чем прежде и мечтать не могла. А однажды мимо нее прошел сам Ужас Исхара, жуткое создание со множеством щупалец. Он распространял липкий, парализующий страх, и после той встречи несколько дней кряду Игинуш не могла заставить себя выбраться из укрытия, сидела там и тряслась.

И все же она не променяла бы свою новую долю ни на какую другую. Та бедная затурканная деревенская девчонка даже и не подозревала о том, какой насыщенной, какой веселой, оказывается, может быть жизнь!

Однажды она залучила к себе ижора. Бедный парень заблудился в убийственных тонях, а Игинуш тут как тут:

«Кто ты, несчастное существо?»

«Не трогай меня, болотная тварь, я ведь не сделал тебе ничего дурного!»

«И я не сделаю тебе дурного, если не будешь обзываться! Я живу на болотах и могу спасти тебя, только не двигайся, иначе провалишься и вода скроет тебя навсегда».

Он и без ее предупреждения не осмеливался двинуться с места, видя, что положение его весьма опасно и с каждым мгновением становится все опаснее, потому что болото медленно засасывало попавшего в беду ижора.

А Игинуш быстро натащила веток, настелила их поверх трясины и помогла ижору спастись. И он провел с ней несколько ночей, потому что истосковался по женской ласке, а Игинуш была податливой и веселой. Она хихикала и вскрикивала, повторяя, что никогда в жизни ее еще так не смешили. Ижор недоумевал: у него бывали связи с женщинами, но ни одна еще так не хохотала и уж всяко не находила происходящее смешным. Но, в конце концов, Игинуш спасла ему жизнь, накормила и взяла к себе в постель - стоит ли привередничать!

Он надоел ей через месяц, и она вывела его на дорогу, ведущую к поселениям ижоров. Они поцеловались перед разлукой и больше никогда не встречались.

Перед самым рождением ребенка Игинуш почувствовала, что с ее телом происходит нечто весьма странное. Нечто такое, чего прежде никогда не было. Из последних сил она доковыляла до жилища болотной ведьмы, и та помогла своей бывшей подопечной разрешиться от бремени.

* * *

Вскоре после рождения дочери Игинуш в первый раз поменяла кожу. Она оставила эту плотную желтую шкуру болотной ведьме в знак признательности за все, что та сделала. Тогда Игинуш еще вспоминала о дочке, заботилась о ней. Они прекрасно жили на болотах. Маленькая дочка охотилась - ловила насекомых и головастиков, заливалась смехом, когда мать приносила ей ящериц… Это были счастливые времена!

Рассказывая о них, Игинуш заплакала.

Ринан Сих коснулся ее руки:

– Но что случилось с твоей дочерью? Неужели ты ее потеряла?

– Потеряла? - Игинуш посмотрела на своего собеседника. - Вчера она приснилась мне. Пришла во сне и спросила, отчего я не узнала ее. Потеряла? Какой смысл ты вкладываешь в это слово?

– Твоя дочь умерла? - прямо спросил Ринан Сих.

Игинуш даже подскочила - так больно ранило ее это слово.

– Умерла? - вскрикнула она. - Что ты говоришь! Я не пережила бы такого ужаса! Нет, я ее потеряла… я забыла о ней.

Сменив кожу второй раз, Игинуш не вспомнила о том, что за маленькое существо ходит поблизости. Она охотно накормила это существо - потому что была добра по своей природе, - но потом ушла куда-то по своим делам и больше не вернулась. Она совершенно искренне считала, что та малютка в состоянии сама о себе позаботиться и что Игинуш не имеет к ней никакого отношения.

Так Пенна осталась на болотах одна. Она плутала среди зеленых кочек, и звала мать, и безутешно плакала, и голодала - и так продолжалось до тех пор, пока ее не подобрали солдаты.

Лицо Игинуш сияло теперь радостной улыбкой.

– Ты понимаешь, что это значит, Ринан Сих? - спрашивала она своего собеседника.

Она дергала его за одежду, за уши, за волосы, а он тупо смотрел перед собой и не отвечал. Рассказ Игинуш поверг инквизитора в ступор. Прежде с ним такого не случалось, хотя ему доводилось выслушивать и более диковинные признания. Но история Желтой Игинуш, бесхитростная и жуткая, заставляла в буквальном смысле слова взглянуть на происходящее совершенно другими глазами.

Пенна - не человек. Она рождена от ижора и… как назвать то создание, в которое болотная ведьма превратила Игинуш? И до какой степени Игинуш подверглась изменению? Ведь раньше она принадлежала к тому же народу, что и случайный отец Пенны…

А сама девушка? Как все это сказалось на ней? Кто она такая? Какими качествами обладает?

Теперь стало еще важнее, чем прежде, отыскать ее!

– Ты понял, что это значит, Ринан Сих? - твердила Игинуш. - Я нашла мою потерянную дочку!

Он медленно перевел на нее взгляд, вздохнул, возвращаясь к жизни.

– Вот почему мне показалось, что ты кого-то напоминаешь… Я не забываю лиц, никогда не забываю. Но с тобой мы прежде не встречались. И все-таки твое лицо мне было знакомо.

– Пенна похожа на меня? - удивилась Игинуш. - Она ведь такая тощая! Эти солдаты плохо о ней заботились.

– Она рассказывала тебе о солдатах?

Игинуш пожала плечами:

– Иногда я читаю мысли тех, кого лечу. Это часть работы целительницы. Больной, раненый человек не всегда в состоянии говорить. А вдруг он не рассказал чего-нибудь чрезвычайно важного о себе? Ну, например, что он не переносит какого-нибудь вида ягод или трав. Идет от них прыщами и гнойниками. У меня был такой случай… С тех пор я всегда заглядываю в мысли моих пациентов. Очень много мусора, но подчас вылавливаешь любопытные подробности. - Она хитро улыбнулась. И таким способом я очень многое узнала о людях.

– Ты настоящая бестия, Игинуш, - вздохнул инквизитор. - Удивительно, что ты решила спасти меня.

– Ты можешь привести меня к моей дочери.

– Я пытал твою дочь, Игинуш. Об этом тебе известно?

– Да, - кивнула она, - но Пение такие штуки нипочем. Она сама кого хочешь запытает насмерть. Как-нибудь нужно будет попробовать… Я нарочно поймаю для нее врага и попрошу сделать это - для меня. Люди бывают на удивление интересны.

– А ты не потрошила их живьем - просто так, ради любопытства? - спросил инквизитор.

– Какой ты умный, Ринан Сих! - восхитилась Игинуш. - Как ты догадался?