Когда я пришел в себя, было темно. Я лежал на сиденье роковой машины. Мы куда-то ехали.

— Он пришел в себя. — Это был голос Мэдисона. Он сидел рядом со мной на заднем сиденье. Ахмед расположился на переднем, рядом с Терсом, который вел машину.

В неярком свете от бара я разглядел, что Мэдисон открыл бумажный пакет, достал кока-колу, открыл и протянул мне. Я оперся на локоть и жадно все выпил.

— Славная машина, — заметил Мэдисон. — Прямо антиквариат. А что означает красный орел на боку?

— Украшение, — сказал я.

Ахмед обернулся:

— Рад, что вы пришли в себя. Вы больны? Наверное, он жив. Я хорошо слышу его голос.

— Это шок, — ответил я.

— Ничего удивительного, — заметил Ахмед. — Но у вас будет время прийти в себя. До Афьона почти двести двадцать пять миль. Терс и я будем вести машину по очереди, так что мы без проблем доедем до дома.

— Нет! — вскричал я. — Не надо везти меня туда!

— Почему? — удивился Ахмед. — Да, между прочим, доктор Мухаммед Ататюрк просил вам кое-что передать.

Я замер. Он имел в виду Прахда Бителсфендера, молодого целлолога, которого я похитил на Волтаре.

— Он тоже охотится за мной? — спросил я.

— Нет-нет, — сказал Ахмед. — Конечно, нет. Мы все ваши друзья, запомните это. Молодой доктор — один из тех, кто послал нас сюда отыскать вас, после того как Фахт-бей сообщил о вас.

Значит, вот как. Я занервничал.

— Что он просил мне передать? — боязливо осведомился я.

— Он говорил о сестре Биддирджине, турецкой девушке в больнице. Он сказал, чтобы вы не беспокоились, и просил передать, что все уладил.

Терс злобно расхохотался.

Я попытался сосредоточиться на этом сообщении. Мэдисон протянул мне бутерброд. Я запил его второй баночкой кока-колы.

Мозги у меня заработали. Очевидно, Прахд все-таки сделал медсестре Билдирджине аборт. Может, ее отец так ничего и не узнал.

Я повеселел и приободрился. Похоже, все складывается совсем неплохо.

Я задремал.

Когда я проснулся, уже давно рассвело. Мы, наверное, останавливались, потому что у нас появилась еще кока-кола. Я выпил банку и заметил, что мы въезжаем в Афьон.

Машина проехала дворами, а потом свернула на какую-то улицу.

— Эй! — воскликнул я. — Мы едем не к моей вилле. Куда вы меня везете?

Терс, сидевший за рулем, злобно расхохотался и, резко затормозив перед мечетью, просигналил.

Навстречу машине высыпала толпа!

Я с ужасом заметил медсестру Билдирджину. У нее был огромный живот.

Ее отец! Он протискивался вперед. В руках у него было ружье!

С трудом сдерживая рвущийся из груди вопль, я обернулся в поисках автомата. Но он исчез!

Там же стоял и Прахд в немыслимой разноцветной соломенной шляпе. Он отворил дверцу машины, и я отпрянул назад.

Прахд забрался в автомобиль и взглянул на меня светлыми зелеными глазами.

— Вы заманили меня в ловушку! — крикнул я. — Вы привели меня к погибели!

Он захлопнул дверцу машины, чтобы приглушить угрожающий гул толпы.

— Вы очень взволнованы, — заметил он. — Я несколько месяцев пытался с вами связаться. Слава Богу, вы вернулись вовремя. Если бы вначале родился ребенок, был бы ужасный скандал.

— Вначале? Вначале родился?

— Я заключил для вас сделку. И обо всем договорился. Но первое условие сделки — заплатить мне. Вы согласны?

(…) его, я не мог официально заплатить ему. Официально он был мертв в результате моих действий на Волтаре. Но он подловил меня на удочку.

— Ладно, — ответил я. Позже я стану тянуть с уплатой, но сейчас надо было действовать быстро.

— Дальше, — продолжал он, — мне надоело изменять личности преступников, я хочу начать кампанию по лечению основных заболеваний в Турции, а вы ее профинансируете.

О какой ерунде он говорит! К тому же я всегда могу обмануть его.

— Ладно, — согласился я.

— И третье условие сделки, — вновь заговорил он, — касается оскорбленных вами женщин. Вы сами знаете, что многие из них забеременели. А наказание за это — побить камнями до смерти.

Я вздрогнул и боязливо выглянул из окна. Действительно, некоторые из этих женщин находились здесь, в толпе. И в руках у них были камни!

— Я внимательно прочел Коран, — говорил Прахд. — Все их законы взяты оттуда, вы сами знаете. Там описана такая вещь, как каффарах. Вместо того чтобы понести наказание, преступник может возместить ущерб. Я договорился, что вы создадите фонд и станете кормить всех бедных жителей их деревень в течение столетия. Тогда будущих детей станут почитать как святых и будут о них заботиться.

Сто лет! Боже! Ладно, позже я найду выход. Скажу, что имел в виду только одноглазых бедных или еще что-нибудь.

— Хорошо, — ответил я. — А как насчет Билдирджины и ее отца?

— С этим оказалось проще всего, — отозвался Прахд. — Вам всего-то нужно жениться на ней.

Я почувствовал, что сейчас снова хлопнусь в обморок. Но времени на это уже не было. Я слишком живо помнил ее костлявые коленки, которыми она прижимала мою грудь, когда Правд делал мне операцию. Я в ужасе попытался придумать какой-нибудь способ избежать этой катастрофы. Есть!

— А если я уже женат?! — завопил я.

— Ну, я справлялся с Кораном. Правоверному разрешается иметь четырех жен. И столько же наложниц. — Прахд ухмыльнулся. — Так что это неважно.

Все вокруг поплыло у меня перед глазами, а потом встало на свои места. Меня словно громом стукнуло. Адора Щипли Бей и Кенди Лакрица Бей не могут привлечь мусульманина к ответственности за двоеженство. Я спасен! Господи, да я каждый день буду молитвы возносить за это.

Правда, с этой мегерой Билдирджиной жизнь все равно не будет слишком сладкой. Но я все-таки согласно кивнул в ответ и потянулся к дверной ручке.

Но тут я заметил, какой у меня жалкий вид. Грязные шорты, испорченный морской водой пиджак, босые, кровоточащие ноги. Я ухватился за эту отговорку:

— Мне надо поехать домой и переодеться.

— Нет-нет, — возразил Правд. — Мусульмане не так формально подходят к обряду свадьбы. Даже в мечеть идти необязательно, но сестра Билдирджина хотела, чтобы все было по закону. Неважно, как вы одеты. Все готово.

Он открыл дверцу и выпихнул меня наружу. Толпа затихла и уставилась на меня. Они ждали сигнала от Прахда. Он объявил, что все улажено. Я услышал, как люди в толпе побросали свои камни и зашевелились. Отец Билдирджины поставил ружье на предохранитель.

Я захромал в мечеть, с трудом переставляя израненные ноги, — жертва своего чувства долга, долга офицера Аппарата.