Но Крошка так ни разу и не взглянула на Мэдисона. Очевидно, она совершенно забыла о нем.

Платформу и доску увозили из зала. Крошка снова заговорила:

— Благодарю вас за ваше терпение, замечательные мои придворные. После столь сухой технической части прошу вас на минутку расслабиться, прежде чем мы пойдем дальше.

Мэдисон растерянно заморгал. Она определенно преподавала весьма необычной аудитории! Что еще могло здесь быть после ДВУХ (…)куляций? Он решил, что надо прибрать ее к рукам и поучить, как устраивать хорошие презентации. Кульминационной точки лекция достигла, когда слушатели завопили: "Да здравствует ваше величество!" Больше ничего и быть не могло. А впрочем, чего ему так беспокоиться? Ведь его будут судить и, возможно, предадут казни.

Он должен что-нибудь придумать, чтобы выкрутиться!

Крошка хлопнула в ладоши, и среди мальчиков, стоящих за веревками, засновали слуги, которые раздавали «косячки» из серебряных ящичков, по одному на четверых, и подносили огонек.

Вскоре по залу поплыли голубые клубочки дыма марихуаны. Мальчиков, очевидно, уже проинструктировали, как ее курить, ибо они затягивались и задерживали дым в легких, пока «косячок» шел по кругу. Можно было заметить, как на лицах у них появляется выражение блаженной эйфории.

Крошка подошла к музыкантам. Их руководитель спустился со сцены и стоял перед ней на коленях, пока она с ним разговаривала. Затем он приложился к подолу ее накидки и снова взбежал на сцену.

Прозвучал долгий аккорд. Зал наполнился звуком. И тут Мэдисон не поверил своим ушам. Рок-н-ролл!

Силы небесные, каким образом эти музыканты выучились играть такое?! Это было что-то старое из «Битлз»! Хоть и чуть странно, но звучали электрогитары, и яростно бьющийся ритм волнами хлынул вверх, к раскрашенным ангелам. Увидев, как мальчики задергались под пеленой дыма в такт музыке, Мэдисон вспомнил, что у Крошки в багаже имеется внушительная коллекция пластинок, а также кассет и проигрывателей. Кто-то, наверное, подобрал электронную имитацию, и музыканты уже набили руку в извлечении звука. Мэдисону почудилось, что с минуты на минуту в зале появится Харрисон и запоет!

Но это была лишь интерлюдия. Крошка вернулась к трону, уселась, застегнутая до подбородка на все пуговицы, и принялась отбивать такт жезлом. Один из слуг встал перед ней на колени и протянул ей трубку с золотистым бхонгом. Крошка сделала маленькую затяжку — наверное, просто для поддержания компании — и махнула ему рукой: ступай, мол.

Доброволец вернулся, сияя от восторга. Он пошептал что-то товарищам, те пожали ему руки, расцеловали его, и на некоторое время он стал центром всеобщего внимания.

Вернулись двое пажей, поправили в дверях одежду, сделали по затяжке из ближайшей самокрутки и снова направились к трону, чтобы занять свои места возле «королевы». Один из них показал ей кружок, сложенный из двух пальцев: "О'кей". Это, должно быть, Крошка его научила. Она подмигнула ему и кивнула, мальчишка ухмыльнулся и снова застыл подобно статуе, сложив на груди руки.

Музыка закончилась. На сцену вышел певец в переливающейся всеми цветами рубахе военного покроя. В руке он держал микрофон. Музыка заиграла в ритме рок-н-ролла. Публика задвигалась в такт. Певец скорчил гримасу и задвигал бедрами, точь-в-точь как Элвис Пресли! При виде этого Мэдисон был настолько поражен, что на мгновение ему показалось, будто он находится в каком-то земном ночном клубе несколько десятилетий назад, и какое-то время он не сознавал, что поет не Пресли! Ритм присутствовал, но размер был иной.

О, солдатская жизнь — это жизнь для меня,

Тум-а-дидл, тум-дидл, по-по.

В лагерях и полях не проходит и дня

Без тум-дидл, тум-дидл, по-по.

Никакие девчонки не застят мне взгляд

С тум-а-дидл, тум-дидл, по-по.

Эти дуры все новое что-то хотят,

А не тум-дидл, тум-дидл, по-по.

Ибо только мужчин я желаю того…

Тум-а-дидл, тум-дидл, по-по.

Ну а мальчик мне кажется лучше всего!

О, тум-дидл, тум-дидл, по-по.

И любому врагу я всегда буду рад,

Коль, тум-дидл, тум-дидл, по-по,

Он захватит мой тыл, а вернее, мой зад

С тум-а-дидл, тум-дидл, по-по.

И дружок мой по койке тому будет рад

С тум-а-дидл, тум-дидл, по-по

В окружении тысяч и тысяч (…),

Что тум-дидл, тум-дидл, по-по.

Каждый твердый как камень и к делу готов,

Чтоб тум-дидл, тум-дидл, по-по,

И желающий новых и новых "боев",

И тум-дидл, тум-дидл, по-по!

Так что (…), и (…), и (…) меня!

Тум-а-дидл, тум-дидл, по-по.

А потом дай мне (…) и (…) тебя

С тум-а-дидл, тум-дидл, по-по.

О, прекра-а-сная моя а-армия

С ее тум-дидл, тум-дидл!

О Боже!

Но на этом все не кончилось. Крошка помахивала жезлом в такт музыке, смотрела на раскачивающихся мальчиков — и вдруг сделала какой-то знак. Музыка прибавила громкости, сотрясая воздух в зале.

"Королева" поднялась с трона.

Верхний свет прожектора стал синим.

Она подняла руку и рванула воротник накидки. Накидка свалилась на пол!

Корона еще оставалась у нее на голове. Под накидкой оказался жакетик, такой коротенький, что едва прикрывал плечи и грудь, оставляя обнаженным тело до низа живота. Крошка носила маленький алый поясок, размером не больше трусиков бикини, с золотой пластинкой спереди. Сапоги оказались всего лишь платформами, привязанными к лодыжкам красными тесемками.

От шеи до пят Крошка была разукрашена фаллическими символами!

Гул восторга толпы на мгновение заглушил даже музыку.

Певец снова запел ту же песню.

Стоя меж двух коленопреклоненных служек в золоченых одеяниях, Крошка, не сходя с места, начала танцевать. Нет, она не двигала конечностями. В движении находились только мышцы ее тела!

Выборочно и ритмично, балансируя справа налево, плоть ее дергалась и рвалась — остервенело, но целиком подчиняясь ее приказам. Верхний прожектор стал ритмично менять цвета.

Она сделала шаг вниз, не прекращая мышечного танца. Шаг за шагом Крошка спускалась, дразнящая, соблазнительная. Вместе с мышцами извивались и дергались фаллические символы.

О, ну и классно же ее выучила эта гонконгская шлюха! Когда она вытягивала руки и ступни ног, точно в ритм музыке, мышцы ее бились и струились.

Теперь она продвигалась вперед через открытое пространство, ставя ноги таким образом, что ступни как бы перетекали с мыска на пятку. Музыка с песней продолжали биться пульсирующими ударами.

Она прошла вдоль всех веревок, поигрывая мускулами и резко раскачивая бедрами.

Мальчики наблюдали за ней, тяжело дыша открытыми ртами, глаза их подернулись поволокой восторга, благоговения и страсти.

Затем Крошка повернулась к ним спиной, чтоб ее увидели сзади, и замаршировала, печатая шаг, в такт которому ходуном ходили ее ягодицы.

Песня, прозвучав второй раз, подошла к концу. Крошка принялась вращать над головой жезлом — и вдруг засунула его сзади между ног и выбросила вверх обе руки.

Грохнули тарелки. Вспыхнули огни.

Мальчики разразились воплями экстаза и аплодисментами!

Двое мальчишек подскочили к Крошке и набросили на нее золотистую накидку, которая укрыла ее от пят до головы. Она повернулась и, собрав накидку в переливающиеся складки, послала аудитории поцелуи одними губами.

"Боже милостивый, — подумал Мэдисон, — в этом своем выступлении она достигла апогея артистичности!" Он и не знал, что Крошка умеет танцевать, играя мышцами, хотя не раз она говорила ему, что училась у гонконгской путаны.

Крошка, разумеется, прочно владела сердцами этих мальчишек. Об их отношении к ней красноречиво говорили их полные обожания глаза. Если бы только ему удалось заставить ее прислушаться к голосу разума. Ведь такое мощное, безраздельное влияние просто необходимо было направить в полезное русло!

Наконец Крошка уж точно закончила свое выступление и с минуты на минуту должна была подойти к Мэдисону и сказать: "Голову ему с плеч!" — и тогда уж ему никогда не добиться для Хеллера славы, на которую тот имел право.

Слеза покатилась у него по щеке при мысли о том, как жестока все-таки жизнь. Удача висела у него почти под носом, а он сидел здесь, умирая от страха и голода.

И тут он чуть не подскочил от изумления. В этой программе было что-то еще! Но этого просто никак не могло быть! После такой-то кульминации!