Нюхнув опасности весьма специфического для себя сорта, Мэдисон тремя днями позже возвращался в королевскую приемную, сопровождаемый Ломбаром Хисстом.

Заведенный до такой степени, что, казалось, все у него внутри вот-вот взорвется, Мэдисон знал, что через каких-то три минуты он либо гордо зашагает к победе, либо, выражаясь фигурально, останется подыхать в какой-нибудь мерзкой волтарианской канаве. Малейшая ошибка в расчете может обнаружить все и даже привести его к смерти.

Три дня он работал, и работал усердно, зная, что промашка в любой точке сложной цепи может означать для него поражение и ему, вынужденному торчать на этой далекой планете, придется навсегда распроститься с последним шансом уделать Хеллера.

Главная проблема состояла в том, чтобы доказать Хиссту, что он, Мэдисон, — чудодей в рекламном бизнесе и может не только заставить лордов кланяться Ломбару — что простолюдин Хисст считал совершенно невозможным, — но и устроить показ этой сцены по хоумвидению, так, чтобы видела вся Конфедерация.

От второстепенных проблем в общей цепи, от каждой в отдельности, просто волосы вставали дыбом.

Первое нервное потрясение Мэдисон испытал, когда сыну лорда Снора не удалось удержать отца достаточно долгое время в бодрствующем состоянии, чтобы тот поставил печать и заверил подписью приказ, дающий Мэдисону право распоряжаться хоумвидением. В конце концов Крошка убедила парня снова пойти к отцу и, когда поблизости не будет врачей и медсестер, не попадая в объективы охранных сканеров, извлечь печать лорда Снора из стола и самому приложить ее к приказу.

Следующая неудача случилась, когда директор хоум-видения в студии Города Радости отказался поверить, что лорд Снор мог издать такой приказ, и принялся звонить в Дворцовый город, чтобы проверить это. Он не смог связаться со Снором и тогда решил насолить Мэдисону — он, очевидно, не любил Аппарат, — выделив ему паршивую съемочную группу: без режиссера, из зеленых водителей и рабочих и, что хуже всего, дав оператора, от которого только что сбежала жена и который еще не очухался от пятидневного запоя. "Дрянной приказ дрянного Аппарата освещать дрянное событие заслуживает только дрянной съемочной группы", — сказал он, мало беспокоясь о том, что подвергает жизнь Мэдисона ужасному риску, — впрочем, он, возможно, даже обрадовался бы этому, если бы узнал.

"Мы поместим это в программу "Семейный час", так что уложитесь в срок; мы не будем перестраивать расписание трансляций всего хоумвидения ради какого-то паршивого клипа". Мэдисон ушел, дивясь, чем же только не приходится довольствоваться рекламщику. Кошмар!

Затем на заседание Великого Совета должен был тайно проникнуть паж. В мероприятии принимали участие всего лишь пять его членов, и все они были под завязку накачаны «спидом». Паж подсунул заранее составленную резолюцию под беспомощную руку председателя, ставящего печать на какой-то документ, а затем ему пришлось постараться, чтобы глухой секретарь, который попросту не мог разобрать, какие документы проходят, а какие нет, зарегистрировал ее в журнале. Мэдисон торчал под дверью и дрожал от страха. Наконец паж вышел и хлопнул себя по карману, давая понять, что там лежит законный приказ для мэра Дворцового города о внесении изменений в список имен.

Крошка выскребла все до последней кредитки, чтобы подкупить мэра: тот должен был внести в список нужное имя и все приготовить к соответствующему моменту. Если бы это сорвалось, Крошка снова возжаждала бы крови Мэдисона.

А потом за дело взялись сыновья лордов: взывая к отцовским чувствам, они принялись убеждать папаш, что им необходимо присутствовать на этом мероприятии. Ценою неимоверных усилий им удалось заставить предков облачиться в мантии и отправиться на церемонию.

На протяжении всего действа Мэдисон был так занят Ломбаром, что не успевал следить за хоумвизионщиками. Невероятное мучение — изображать достоинство и невозмутимость, тогда как безумно хочется проследить, навел ли этот (…) оператор камеру на объект, и если да, то под тем ли точно углом. Если бы Мэдисон посмотрел в объектив, на пленке запечатлелся бы некий зевака с выпученными глазами. И теперь, проходя через переднюю и ведя шефа к столу, Мэдисон не знал, что у него уже есть "в коробке".

Ломбар подошел к столу, стоящему напротив запертой двери покоев императора, и опустился в кресло. Пока невозможно было сказать, какова его реакция на происходящее: он не произнес ни слова.

Мэдисон подошел к экрану хоумвизора и, немного повозившись, включил его. Он не знал, как рассчитать время передачи, поскольку сигнал покинул Дворцовый город с тринадцатиминутной задержкой, был передан в сетевой центр планеты в Городе Радости, а затем должен был вернуться и пройти через реле времени, чтобы снова войти в истинное время Дворцового города. Поэтому Мэдисон понятия не имел, как установить цифровые индикаторы, чтобы уж точно оказаться впереди программы на записывающей ленте экрана, которая позволила бы ему вторично прокрутить материал. Ладони его вспотели, руки дрожали.

О Боже, он собирался проделать такое, о чем и думать не посмел бы любой рекламщик с головой: показать клиенту программу, которую сам заранее не просмотрел. Бог знает, что там было — при пьяном-то операторе — на этой пленке, а если еще камера у него в руках трясется, то ему, Мэдисону, конец.

Он позабыл о временном расчете, просто чуть прогнал ленту вперед и надеялся, что нужное ему начало где-то рядом.

Лента показывала послеполуденную программу "Семейный час". Какая-то женщина, баюкая ребенка, напевала песенку, а комментатор распространялся о радостях материнства.

Мэдисон украдкой взглянул на Хисста, но тот просто сидел, уставившись в экран. И было неясно, как он реагирует на происходящее вокруг.

Комментатор говорил, что нельзя кормить грудного младенца ничем, кроме материнского молока, ибо "эта чудесная пища несет с собой по восхитительному вкусовому каналу мягкий, трепетно живой поток любви и семейной теплоты".

Мэдисон ужасно жалел, что не знает, как прогнать ленту вперед. Он глянул на Хисста: взгляд шефа был непроницаем, лишь в глубине желтых глаз трепетал огонек безумия.

На экране появились странные звери, возящиеся в грязи. Диктор гневно назвал молоко всех животных "жидкостью, способствующей пробуждению похоти и жадности", и закруглился.

Далее пошли кадры со старинными зданиями. Школы! О, слава небесам, наконец-то начиналась программа Мэдисона.

Довольно гнусавым голосом комментатор изложил историю школ и стал показывать те из них, которые были названы в честь членов королевской семьи и императоров.

Мэдисон снова тайком взглянул на Хисста. Тот сидел в своей кричаще-алой форме генерала Аппарата и больше напоминал дьявола, нежели человека. О чем он думал, определить было невозможно.

Неожиданно началась та часть, которую ждал Мэдисон. "…Но времена меняются, и парад власти на сцене истории может с неизменным блеском идти к новым высотам. Вчера лорд Снор, глава Управления внутренних дел, действующий через мэра Дворцового города, решил отпраздновать нашу преданность лучшим качествам в аристократах и придворных завтрашнего дня, а также отдать должное славе и преданности делу нашего великолепного и беспощадного защитника королевства Ломбара Хисста, представителя императора…" Текст был просто великолепен — ведь Мэдисон написал его сам. Правда, ему не очень понравился трубный голос фанфар, который звучал как-то сентиментально и несовременно. Он с беспокойством глянул на Хисста — интересно, как он все это воспринимает? — но не заметил никакой реакции!

"…Королевская школа пажей переименовывается. Теперь она будет называться Королевской школой Хисста".

"Господи, — подумал Мэдисон, — даже глазом не моргнет. Просто сидит себе, и все! Неужели не видит, что я вставил эту ассоциацию для того, чтобы люди думали о нем как об императоре? Истукан какой-то".

Пошли изображения школы и классов прошлых лет, затем школы в нынешнем ее виде. (…)! Она выглядела гораздо более запущенной! Это было круглое, похожее на коробочку для пилюль здание с внутренней спортивной площадкой. Ее окружала ограда из синего и красного камня, в которой виднелись проломы. Промелькнуло даже одно разбитое окно!

Потом оператор, видимо, едва удерживающий в руках камеру, дал четкое изображение ожидающих лордов, выстроившихся в два ряда!

Военная музыка!

И вот появился Хисст, шествующий по направлению к лордам; каждый из них стоял с сыном или пажом и под приличным кайфом, но на расстоянии это было незаметно.

И вот здесь начиналось самое сложное! Если оператор в чем-то ошибся, ему, Мэдисону, конец, конец, конец!

Хисст зашагал меж рядов.

Первые поклонились!

Хисст шел дальше, и поклон следовал за поклоном. Это сыновья и пажи дергали лордов за рукава, и те кланялись очень низко.

Мэдисон вглядывался так напряженно, что глаза его чуть не вылезли из орбит. Малейшая ошибка камеры — и не сносить ему головы! Оператор ведь пьян!

Хисст прошел сквозь ряды, но на этом дело не кончилось. Хисст еще раз пройдет по этой дорожке, и тогда уж над Мэдисоном нависнет самая большая угроза.

На экране Хисст вступил в зону действия иллюзионного проектора. Техник включил его, и электронное изображение Хисста в двести футов высотой, похожее на гигантского красного дьявола, словно похлопывало школу по крыше, и, пока он таким образом благословлял ее, выступающие громко произносили речи.

Послышались приветственные крики: сначала орали все, потом только мальчики, потом оглушительно рявкнула музыка. Не похожи ли некоторые из них на призывные вопли животных?

Невозможно было сказать, что обо всем этом думал, сидя здесь, за столом, сам Хисст. Клиент никак не реагировал! Заметил ли он что-то такое, что ускользнуло от внимания Мэдисона? О Боже, только не это!

На экране Хисст возвращался обратно. Гремела военная музыка. Еще раз он должен был пройти между рядами лордов.

Будут ли они кланяться?

Допустит ли оператор какую-нибудь оплошность?

Ага, первые двое лордов поклонились, затем — двое следующих, третья пара… Мэдисон отслеживал каждый дюйм этого пути, как ястреб… или нет, скорее как курица, которой в любой момент могли отрубить голову.

Лорды, пара за парой, кланялись и кланялись!

Хисст на экране забрался в наземный автомобиль.

Местом действия стал собор. "Теперь мы поведем вас в церковь Кастерли к обедне", — послышался голос диктора.

Показ завершился.

Но Мэдисон знал: его испытание еще не закончилось. Клиенту могло не понравиться что-то, не замеченное им самим. В реакции шефа Аппарата заключалось все!

Ломбар поднялся и ткнул пальцем в экран:

— Покажи это снова!

Злился ли он? Радовался ли? Заподозрил ли что-то?

Пока лента крутилась во второй раз, Мэдисон испытывал муки преданного проклятию.

Ломбар шумно вздохнул:

— Они поклонились мне. — Посидел немного молча и сказал: — Они поклонились мне, Ломбару Хиссту, простолюдину. — Потом покачал головой: — Если бы меня там не было, я бы ни за что не поверил! — Он повертел головой, поморгал. — Лорды? Кланялись простолюдину? — Помолчал. — Да такого ни разу не случалось за все 125 000 лет истории Волтара! — Он снова поморгал. — Это может означать только одно: они знали об ангелах!

— Видите ли, — сказал Мэдисон, — я бы не рассчитывал на то, что они всегда будут вам кланяться. В конце концов, нам ведь нужно только подготовить сознание народа к тому, чтобы вас воспринимали как императора.

— Да, — проговорил Хисст. — Да. Нам нужно подготовить его сознание. — И он погрузился в созерцание какой-то мечты, вращаясь в только ему известной части Вселенной.

Мэдисон дал шефу немного помечтать. Но все же это был его клиент, и нужно подводить черту.

— Итак, теперь вы можете выполнить данное мне обещание: неограниченный бюджет и полная свобода действий.

Ломбар спустился на землю. Он уставился на Мэдисона, и странными казались желтые огоньки в его желтых глазах.

— Ты не можешь иметь бюджет. Только управление или департамент могут его иметь. А чтобы создать новый, потребуется королевский приказ… — Хисст вовремя остановился. Слишком уж близко он подошел к тому, чтобы сознаться в отсутствии императора и печати за этой дверью. Этого никогда не следует делать. — Его величество тяжело болен.

— Но вы же обещали неограниченные фонды! — напомнил Мэдисон. — Вы сказали, что, если лорды поклонятся…

Ломбар раздраженно затряс головой:

— Почему я должен слушать твою болтовню? Я никого не обязан слушать.

— А народ обязан слушать, — сказал Мэдисон. — Чтобы поверить в то, что именно вам следует стать императором, люди должны слушать, а я должен позаботиться о том, чтобы они слушали то, что надо, и верили. Для этого требуются специалист по связям с общественностью и время для создания благоприятного климата. Но такой специалист стоит денег!

— Денег… — повторил Ломбар. — Я могу только разрешить уплатить. Вот почему никому в Аппарате много не платят. Я не могу разрешить создание бюджетов для несуществующих департаментов!

— Тогда, как хозяин своего слова и человек, достойный быть императором, дайте разрешение на неограниченные платежи.

— На что?

— Вы же сами видели, что лорды вам поклонились.

Ломбар вдруг моргнул и начал кивать, словно сам кланялся. Мэдисон придвинул к нему свое удостоверение. Заметив пачку бланков, он нашел там формуляр "Изменение платежа" и, написав на нем «Неограниченное», подсунул его Ломбару.

Ломбар взглянул на бланк, послушно заполнил его и припечатал удостоверением Мэдисона, а потом — своим собственным.

Мэдисон уже держал наготове новый приказ и подсунул его под удостоверение Ломбара, которым тот снова заверил бумагу.

Приказ гласил:

Дж. Уолтер Мэдисон, рекламный агент широкого профиля, наделяется абсолютной свободой действий, получает в свое распоряжение материалы, оборудование и персонал и не нуждается ни в каких дальнейших разрешениях.

Ломбар Хисст, начальник Аппарата и представитель

Его Величества Клинга Гордого

После этого Ломбар словно забыл о Мэдисоне. Он подошел к хоумвизору и снова ввел в него ленту. Потом уселся в кресло и, подперев подбородок ладонями, снова уставился на экран.

Мэдисон знал, что теперь этот парень у него на крючке, да не на одном. Пора было сматываться со своей добычей.

Он вышел в холл и устало прислонился к двери, чувствуя, как у него подгибаются колени.

Это здорово, что Хисст никогда никого не слушает.

А впрочем, кто ему скажет?

Кто, собственно, знает, в чем состоит мошенничество?

А оператор молодец! Не подкачал!

Прямо за спиной у Хисста в золотистом наряде пажа среди толпы мальчишек находилась Крошка!

На всем пути следования Ломбара туда и обратно она шла за ним, но в кадр не попадала.

Пажи приводили своих подопечных лордов в чувство, и те кланялись. Да только не Ломбару Хиссту, а королеве Крошке!

Колени у Мэдисона перестали дрожать. Он прижал свою добычу к груди и помчался вон из дворца.

Хотя еще далеко, но уже громко и отчетливо его звала победа.

У него снова появился шанс разделаться с Хеллером!

Мэдисона охватила безумная радость, когда он наконец поверил, что это правда!

Он стал абсолютным владыкой над всеми связями с общественностью на Волтаре!