Отколочу иконами угол свечек посею сорок буду мертвая как студень сто поклонов об пол грудями подожгу лики свечек заколыблю свет. Николай ублюдок тихий языком причешем крест. отколочу иконами угол странничков соберу горсть Иисусу провоем ухо новый каноманифест.

Сырость ворванью киснут стихи и рыжий клоп стенке головою мыслями клочечек неба голубом вперлись площицею мой глазу трухлой тюря белок это на мне железные спазмы и прищемлень тупой замка ах знаю другую теперь ты когда я камеру бетон хрящиком бью папа и Смольный мне не поверили матрасика голода соломой жевать небо простенком простынку засунули железный брусок по щекам пращуры верю небесными заступом главный ударят набат

Двадцать четыре паскудий тупоумье бабьих не выполаскать мне только я Хебеб желтогрудая день ночь золоту свою головы мозгов хлопья тюря скок вскользь вдоль ушей лыбья камера выпять губы шопота шушуку вшу

От борозд пепла запальных щек от завязок защупных морщин правой глаза старость слезой подбородком качает вниз и от рук зализанных шлюхами дротики сердца дробики бронь для Тебя одному разутая последнему разу лущу любовь допойдет меня харкая костью червяков тлень моей прекрасный лбу а молодость синий матросик падёт молочный зуб милый мой милый и мы землю не шевельнуть волосик по холстинка ледным губа а над нами весна ветер осень и прохожей дамы желтый башмак от борозд тепла запальных щек от затянутых петель морщин каждый час сердца падает в кость.

Гнусавые шлепки пятнистыя лохмотья до судорого знакомое движенье людей а переулок пахнет прогорклой рвотью шаги мои кладут вчерашнюю постель и даже зеркало все та же обезьяна рассказка лишь о том, что клоком шерсть безудержит часы пошлейшего начала повторную обыдь для скотных равновљсь.

· · · · · · · · · · · · · · · · · · · · Встречному прохожему эй первый за один червонец зачуми до смерти заглодали ночи узенькое горло наломились ребрышки не достает шести эй кто хочет весь остаток поровну на углу Гусятникова и Мясницкой раздели

Не блядь же я Господи ёлочкой к мощ[?] стоять

И Я по землю урной шевелить вермишель червяках ворох веревочной судороге из простреленной глаза тот же чень углу Неглинной извозчик мальчишек папирос Габай парикмахер чешь лысины и вечером лягут спать а Я гной винегред пихели у присоски глистовых щуп жизнь как один понедельник и лопата лягавь бедром

Он отойдет завтра, Синий дрожащий поезд, Вслед поклонюсь впояс, В вагоне на жесткой площадке, Прямая стоит шинель, Не закричать о пощаде В рот навылет целясь. Снег темнее каялся, Шатаясь пьянел в лужах, Кто из нас был Каином — Сердце стягивал туже. Тяжелой плотной поступью Шел понедельник навстречу, Не мне ли желтой послушницей На алтайские горы взлететь.

О, Россия, что же делать В этой клетке для желтых зверей, На цепь посажено тело И камень тяжелый на шее. Все запутали в этом Содоме, О, хлебное слово и пост, Верго-Трувор, Синеус и Рюрик Принесут полотно и пояс.