Равиль видел в начальнице богиню. Мария Захаровна Гирш, была пределом его мечтаний. Она была красива, обаятельна, умна и так притягательна в своей строгости. Лет пять назад, когда он только устроился к ней в подмастерья его попытки завоевать сердце богини, разбились о подводные камни ее сущности. Ей не нужен был мужчина, она была цельна, и отвергала всяческую помощь. На одном из медицинских банкетов Равиль все же затащил Марию в койку, однако на следующее утро все было кончено. И никакие признания и знаки внимания не могли растопить лед в ее сердце. Она была человеком науки, он — ее подчиненным. Не более, не менее.

— Мы не можем быть вместе. Это непрофессионально. — тем утром сказала она.

И сердце влюбленного разбилось.

С того самого дня все чаще в гости к Равилю стали заглядывать темные мысли. Он был властолюбив, она была помеха. Он желал взлететь по лестнице карьерного успеха, она всегда заслоняла его своей тенью. И, в конце концов, он ее любил, она же оставалась тверда.

День, когда небо скрыли черные тучи, когда люди перестали быть собой, ознаменовал начало великих перемен.

— И во главе этих перемен должен быть ты. — думал Равиль, поспешно спускаясь вниз.

Все было решено. Молодые люди, назвавшиеся фамилией Невские, должны были ему подыграть. С самого утра, когда шок освободил место для рассудка, он думал, как выставить убийство в самом его лучшем свете. Отряд Марии собирался, и с каждым часом людей становилось все больше, а разыграть сцену все сложнее. Когда в ряды доктора вступили молодые Невские, Равиль тут же сообразил, что люди они совсем не простые. В полдень, отправившись в рейд, он взял новобрачных в команду.

— Она неспособна править, и при этом она не выпустит штурвал ни на секунду. Мы должны перехватить власть, и за ценой я не постою. — обрисовал тогда ситуацию Равиль. — Еще несколько дней и она навсегда укрепит свои позиции. Еще не поздно. И те, кто будут со мной — останутся победителями.

По возвращении в академию, молодые смекнули в какую сторону дует ветер, и обещали Равилю помочь. План был таков: Мария спуститься встретить очередной рейд. Возле кабинета охраны, где она записывала на камеру свои наблюдения, ее череп превратиться в продавленную тыкву. Роль же супругов заключалась в оформлении Равилю алиби. План был прост, и, тем не менее, заговорщики не спешили.

Когда доктор Гирш вооружила отряд (который к тому времени уже исчислялся десятками), надежды лаборанта начали таять. Словно чувствуя угрозу, доктор ни на секунду не оставалась одна. И нервы у Равиля сдавали.

Но чужаки не дали его плану провалиться. Как был он им благодарен! Как радовался он свету приближающихся фар, гулу двигателя и тяжелой поступи этих двоих людей! Они были его спасителями!

С Невскими он договорился в лаборатории. Взять супругов ассистентами предложил он, и незаметно для своей начальницы посвятить молодых людей в новый план не составило труда. Равиль попросил новобрачных узнать у караульных на входе, когда прибудет ближайший экипаж рейдеров. Он знал, что автомобиль впервые побывает на северной стороне города, и Мария захочет узнать все лично. Молодые люди сообщили ему, что машина ожидается к одиннадцати. Налаженная за сегодня доктором Гирш система, была точна, как швейцарские часы. Любой экипаж приезжал до заданного времени и в случае задержки, на поиски пропавших должна была отправляться вторая машина.

Итак, выбрав время и место преступления, неудавшийся любовник начал ждать своего часа. Прибывшие были отличными кандидатами, на роли козлов отпущения. Никто не поставит его слова под сомнение, если вину валить на чужаков. Он был уверен.

Равиль оставил людей в ректорате через несколько минут после женщины. Он перешел черту, открыто пригрозив полковнику, но лаборант надеялся, что люди не успеют принять его слова буквально. Сославшись на то, что ему надо в уборную, он спустился вниз и стал караулить Марию. Он знал, что доктор пойдет в левое крыло здания в то время, как все собираются в правом. Он знал, что после каждого рейда она на минуту уединяется в комнатке охраны и составляет свой педантичный видеодневник. И только после этой процедуры Мария Захаровна пойдет в общий зал.

— Равиль, почему ты не на собрании? Я думала, что буду единственной опоздавшей. — без всякого подозрения, спросила Мария, встретив лаборанта у двери кабинета охраны.

Женщина была взбудоражена, и сперва даже не заметила большой железный лом в руках у Равиля.

— Что? Дверь заперта? Зачем тебе лом? — она даже не могла подумать о столь коварном предательстве.

Череп хрустнул, тело сползло по стене и развалилось на полу. Равиль быстро добежал до конца коридора, и, открыв крышку большого электрического щита, положил орудие убийства внутрь. Затем лаборант развернулся и побежал в обратную сторону — к главному холлу академии, а оттуда — в правое крыло здания. По дороге мужчина встретил Невских.

— Опаздываете. Поднимайте тревогу. Не забывайте: вы видели, как люди в оранжевых скафандрах побежали по лестнице наверх. Нам нужно отвести подозрение. Я буду в уборной.

Спустя минуту, когда Равиль зашел в мужской туалет в правом крыле здания, раздались крики Татьяны. В коридоре за дверью уборной послышался топот десятков ног. Равиль придал себе испуганный вид и подхваченный толпой поплыл на место своего преступления.

Услышав крик, Соколов ускорил шаг. Следом за ним, чуть отставая, ковылял старый немец. Первый этаж встретил их гвалтом голосов и топотом ног. Через главный холл, куда и выходила лестница, проносились силуэты в серебряных костюмах. Людская масса перетекала из правого крыла академии в левое.

Последовав за сбегающимися людьми, полковник и его пожилой компаньон оказались возле черной стальной двери, с короткой надписью “охрана”. Проталкиваясь через толпу, а в коридоре собралось не меньше двух десятков человек, Андрей разглядел распростертое на полу тело. Лежало оно в луже крови и, судя по всему, живым быть не могло. Растолкав кое-как обступивших тело зевак, полковник склонился над трупом. Позади послышалась ругань Арнольда. Какой-то особо навязчивый товарищ мешал старику протиснуться к месту преступления и, решив не церемониться, Шторн прикрыл бедняге вентиль кислородного баллона на спине, от чего тот запаниковал, и давка только усилилась. Однако суматоха за спиной Соколова совершенно не тревожила офицера. Весь мир расплывался, а в фокусе оставалось одно: лицо доктора Гирш. Агония, и какое-то страшное удивление — вот что увидел полковник. Глаза женщины были открыты. И там, где прежде полыхал огонек разума, теперь сквозила холодом пустота.

— Это они. — указывая на людей в “РЗК”, завопила Татьяна. — Я видела их выходящими из левого крыла. Я видела, как они поспешно подымались наверх. А потом я нашла тело.

— Стоять ублюдки. — из-за спин толпящихся людей донесся голос Равиля.

Услышав грозный рык здоровяка, народ растекся вдоль стен, оставив Равилю довольно широкий проход.

— На что вы надеялись? Скажите? — с напускной злостью спросил мужчина, тыча в полковника автоматом.

— Перестань. — не веря в происходящее, взял слово Шторн. — Люди добрые, не верите же вы, что мы с Андрюшей так беспечно провернули бы дело? Это же абсурд. — всматриваясь в лица людей спросил старик.

Толпа молчала, словно на параде растянувшись вдоль стен. Теперь посреди двух живых рядов стояли полковник с инженером и Невские с Равилем. Между ними лежал труп. Ситуация накалялась, и кое-кто из толпы навел на людей в “РЗК” свои автоматы и ружья. Соколов пожалел, что они совсем позабыли о конфискованном у них вооружении.

— Мы безоружны. Не берите на мушку. — уже с просьбой в голосе обратился к людям Андрей. — Ребята, у кого-нибудь дрогнет рука, и случиться непоправимое.

Он понимал, к чему может привести волнение толпы, это понимал и Равиль.

— Ну да, конечно. Чтобы вы твари улизнули? — подогревал смуту лаборант. — А непоправимое уже произошло.

— Мы видели вас. Видели, как вы сваливаете с места преступления. Вы думали, что совещание за пять минут до убийства будет вам достойным алиби? Только вот нашлись ненужные свидетели. — подтвердил слова супруги, Станислав.

— И я слышал, как Мария вам господа угрожала. Не это ли мотив? — уверенно добавил Равиль, обращаясь к испуганным людям.

— Послушайте, это все заговор. Причем от недостатка времени, не самый удачный. Ну, зачем нам совершать столь очевидное преступление? — старался доходчиво объяснить толпе офицер.

— Она вам угрожала. Времени не оставалось. Доказать убийство без свидетелей невозможно. Все очень просто. — перечислил простые факты лаборант.

Игра Равиля была убедительна, и кто-то еще навел оружие на чужаков. Полковник, как и Шторн, оказался в крайне затруднительном положении. Уставшие от кошмаров последних дней люди, готовы были поверить самому дьяволу. Да и кто бы усомнился в словах трех человек, один из которых был у Гирш ближайшим советником.

— Послушайте. Если бы мы хотели навредить… — начал Соколов, но история с ударом в живот повторилась, и полковник подавился собственными словами.

— Заткнись. Ты не в праве открывать свой поганый рот. — отойдя на шаг от скорчившегося офицера, пробасил Равиль. — Эта военная крыса. Это они виноваты в том, что произошло! — взревел громила.

Волна беспокойства с новой силой накатила на колеблющихся людей.

“Достаточно сказать “бу”, и мы со стариком превратимся в дырявый голландский сыр”. — представил Андрей.

— Право слова. Полковник, вы и господин Шторн, попробуете оправдаться. — вдруг сказала Татьяна, и Равиль метнул на нее полный ненависти взгляд.

— Нечего тут разбираться. Ведь все и так ясно. — заволновался лаборант, однако Татьяна сделала свое дело, и зерно сомнения начало прорастать.

По коридору, сперва тихо покатился нервный шепот. Люди разделились в своих взглядах. Кто-то настаивал на расправе, кто-то поддержал идею Невской. Через какое-то время толпа слегка расслабилась, и полковник обнаружил, что уже значительно меньше стволов направлено в их сторону. Соколов бросил взгляд на Татьяну. Девушка загадочно улыбнулась.

— Зачем? — шепнул на ухо Татьяны ее супруг, когда толпа потянулась в главный зал академии, где многие и были до убийства.

— Нам нужно знать чего мы лишаемся. — ответила Невская.

И в начале двенадцатого, несмотря на гибель организатора, собрание все же состоялось.

Равиль был зол до самых черных глубин его души.

— Зачем эта дура ляпнула про публичное разбирательство? Неужели я поставил не на тех? — спрашивал он себя, и не мог найти ответа.

Казалось, Невские самые обыкновенные честолюбивые молодые люди. Но Татьяна затеяла игру, и хоть Равиль и не сомневался в своих силах, смысла в допросе невинных он не видел.

— Что ты делаешь? — усевшись в просторном зале прямо за молодыми супругами, в негодовании зашипел Равиль.

Девушка обернулась, и повторила свою таинственную улыбку.

— Стас, образумь жену. Люди же могут поверить. Полковнику не занимать в красноречии.

— Таня всегда была непредсказуемой. Именно поэтому семь лет назад я и сделал предложение. — беззаботно ответил Невский.

— Да вы же будете висеть вместе со мной. Вы что с ума сошли? — повысил голос Равиль.

— Не кричи, услышат же люди. — насмешливо бросила Татьяна.

В голосе девушки неприкрыто звучал какой-то черный сарказм, и Равиль вдруг понял, что может проиграть эту безумную игру.

— Ну что ж, начнем. — поднявшись с места, сказала девушка. — Выведите на сцену пленных.

Равиль узнал эту интонацию. Змея, которую он пригрел, напомнила ему одного человека, чью жизнь он забрал минут двадцать назад. Да, Татьяна была этакой молодой версией Гирш. Та же холодная страсть в глазах. То же властолюбие.

— Как мог ты так ошибиться? — продолжал спрашивать себя лаборант. — И может старик прав? Может у нас всех есть нечто общее за рамками физиологии и аспектов нашего здоровья?

На широкий помост главного зала, под бдительным конвоем из пяти человек вывели двоих людей. Их руки были связаны, но в осанке обоих не было раболепия. Полковник и господин Шторн, во второй раз за несколько часов оказались в сложной ситуации, и Равиль понимал, что если Невские его не сдадут, то чужаков, скорее всего казнят.

— Тишина! — прикрикнул Станислав.

И когда споры утихли, Татьяна взяла ручку, небольшой блокнотик и властно произнесла:

— Считаю открытым очередное общее собрание. Все мы столкнулись со страшным убийством. И на повестке вопрос: виновны ли эти люди.

Выдержав паузу, девушка продолжила:

— У нас нет председателей, а наш руководитель был зверски убит, поэтому голосом собрания, с вашего позволения буду я. Кто-нибудь против?

Осматривая зал, Равиль медленно поднял руку, и поднялся со своего места.

— Я против. Так как считаю, что вина этих людей слишком очевидна, чтобы тратить время на разбирательства.

— Я понимаю вашу скорбь. — лукаво начала Татьяна. — Однако ваш протест должен быть отклонен, так как вы были близки к доктору Гирш и тоже в списке подозреваемых. — шокировала собрание Невская, и даже Стас непонимающе уставился на свою жену.

По залу опять пронесся гул взволнованных голосов, и опять Невский призвал всех к молчанию.

— Я в списке? Девочка моя, ты ума лишилась? Да если хочешь знать, то я боготворил Марию. — широко расставив громадные ручищи, Равиль повернулся лицом к сидящим в зале людям. — Вы все знаете меня. Мы были вместе с самого начала. Да многих из вас, я лично вытаскивал из-под обломков зданий и перевернутых грузовиков. — взревел лаборант.

— Не горячитесь, я лично вас не обвиняю. Мы все здесь под подозрением. — как можно более спокойно ответила Татьяна, и опять сверкнула своей улыбкой. — Кто-нибудь еще против открытого собрания?

Больше никто не поднял руку, и Равиль заставил себя усесться на место. Нервы мужчины сдавали. Таня играла с огнем, играла с их жизнями, и смысла в этой игре он пока не видел.

— Ну что ж, начнем. Форма разбирательства будет следующая: любой желающий поднимает руку и задает подсудимым вопрос. Затем мы выслушаем самих обвиняемых. И в конце вынесем вердикт. Все просто. И поверьте, — повернувшись к Равилю, сказала Невская, — это не займет много времени.

Руки полковника опять были связаны. И опять теми же людьми.

“Какая-то невезуха”, — подумал Соколов.

Однако подиум, на который их с Арнольдом затащили не страшил офицера. И даже больше, ситуация эта с каждой минутой все больше ему нравилась. Девушка по фамилии Невская разглагольствовала о праве слова, и Андрей понимал, что эта сучка неспроста сохраняет им жизнь. Она хочет что-то услышать.

“Вот только что?” — старался понять офицер.

Равиль было хотел остановить заседание, как ему грамотно заткнули рот. И в тот момент Андрей понял: положение не такое уж и безвыходное.

Татьяна объяснила собравшимся людям, в какой форме она видит это заседание, и допрос начался.

— Где вы были на момент преступления? — спросил первый голос из зала.

— В ректорате, на втором этаже. — прямо ответил полковник.

— Кто может это подтвердить? — продолжил тот же человек.

— Я. — шагнул вперед Арнольд.

— Учитывая то, что вы сообщники — алиби у вас господа нет. — подвела итог первого вопроса Татьяна, и что-то записала на бумаге. — Прошу: вопрос номер два.

— Было ли за что обвиняемым убивать Марию Захаровну? — спросила какая-то женщина из зала.

— Не было. — единодушно ответили подсудимые.

— Я слышал угрозы. — как можно более спокойно сказал Равиль, обращаясь к задавшей вопрос особе.

— Что вы слышали? — спросила Невская.

— Как Мария пригрозила им исключением из команды. — ответил Равиль.

— Это правда? — задала вопрос она офицеру и его спутнику.

— Да, — честно ответил Соколов и, бросив недовольный взгляд, Шторн тихо выругался.

Равиль заулыбался, а девушка опять что-то записала в своем блокноте.

— Итак: мотив в принципе есть. — сделала вывод Татьяна. — Третий вопрос в студию. — шутливо обратилась она к собранию.

— Если это не вы, то кто же? Кто мог такое сделать? — спросил мужской голос.

— Убийство Марии было выгодно тому, кто хотел власти. Кому надоела второстепенная роль. — ответил полковник, не сводя глаз с Равиля.

— Вы обвиняете этого господина? — указывая рукой на лаборанта, уточнила Татьяна.

— Да. — водин голос произнесли Соколов и Шторн.

— Доказательства? — продолжила Невская.

После короткого раздумья, полковник коротко бросил:

— Доказательств нет.

— Понятно. — не отрывая глаз от своих записей, ответила девушка. — Ну что ж, подведем черту. Картина для вас господа совсем не привлекательная. Мы выяснили, что алиби у вас нет, а вот мотив, напротив, убедительный. Ваши же обвинения в адрес Равиля совсем безосновательны.

После того, как Невская подвела итоги, чувство того, что положение еще можно исправить, начало стремительно улетучиваться.

— Будем голосовать. — как-то тоскливо начала Таня. — Кто считает, что вина этих двоих не доказана?

Руку подняло всего несколько человек.

— Кто думает, что оснований достаточно? — продолжила свою роковую игру девушка.

Большинство ответило “да”.

— У меня ведь есть еще право слова, не так ли. — ухватился за последнюю соломинку офицер.

— Брось ты. Все кончено. — без каких-либо эмоций, тихо произнес Шторн.

— Да. Конечно, у вас есть такое право. Вы можете попробовать нас убедить.

И Соколов, наконец, понял. Понял, чего она добивалась, устраивая это театральное разбирательство. Татьяна хотела узнать, насколько он хорош. Хотела понять, чего она лишается. И не лучше ли, не более ли полезен полковник, как будущий союзник. Он понял: если его речь придется девушке по нраву, то он будет жить. Не моргнув глазом, сдаст Татьяна лаборанта, если увидит в офицере больший потенциал. От речи полковника зависело многое, а именно: найдется ли место им в новом мире.

Выдохнув, и покрепче собрав разбегающиеся мысли, полковник шагнул вперед и заговорил.

Полковник ждал этого момента, наверно всю свою жизнь. И пусть толпа желала его линчевать, пусть его жизнь весела на волоске, все же его слушали:

— Знаете, я не меньше вашего понимаю все ужасы одиночества.

В мертвой тишине, начал свою речь офицер.

— Для многих из вас этот кошмар начался вчера, когда солнце стояло в зените. Для меня же мир пал, лет двадцать назад. Я не буду вам рассказывать свою печальную историю, просто поймите: я знаю, что такое горе утраты, и не стал бы его множить.

Полковник выдержал паузу, обвел собравшихся взглядом и продолжил:

— Эта речь, не оправдание. Это попытка достучаться до вас. В зале сидит преступник, главное злодеяние которого, не убийство, нет. Главное зло, совершенное им — использование вашего горя. Все вы хорошие люди, просто ваши мысли спутаны, а души погрязли в смуте тревог. И я не исключение. И я понимаю, как тяжело привыкнуть к руинам старого мира. Но, как я уже сказал — для меня все это случилось годы назад, и черствое сердце в моей груди, конец света едва заметило.

С каждым новым словом, глаза собравшихся людей все больше загорались пониманием и, прибавив уверенности в голосе, Соколов заговорил дальше:

— Чтобы не тратить время, я расскажу вам одну притчу, которая дороже тысячи слов. В ней пойдет речь о таких как мы. О черных розах.

И Андрей начал свой рассказ:

— На лужайке садовника, который год распускались цветы. То были розы, самых разных цветов и оттенков. Багровые, алые и даже желтые бутоны. Но не все они пользовались успехом. Среди них, на отшибе, в одиночестве рос черный цветок. “Кому понадобиться черная роза?” — каждый раз думал садовник, срезая багровые, алые и даже желтые цветы. ”Какой ужасный окрас!” — увядая в дорогих букетах, думали прочие розы. Шли годы, а черная роза так и цвела на отшибе. Шли годы, а ее братьев и сестер разбирали в цветочных магазинах. “Почему я не могу быть как все? Зачем судьба нарядила меня в это траурное платье?” — думала одинокая роза, но годы шли, и ничего не менялось.

Полковник на секунду замолчал, и вдохновлено продолжил:

— Однажды, самой обыкновенной весной, садовник не пришел и не заклацали его острые ножницы. Не стало больше садовника, и багровые, алые и даже желтые розы остались без надобности цвести в сырой земле. Смириться с новым укладом цветы не смогли. Поколение за поколением их деды и прадеды увядали в дорогих букетах, и когда той весной садовник не пришел, и не заклацали его острые ножницы, их жизнь потеряла всякий смысл. В агонии погибали цветы. Их листья блекли и засыхали, стебли гнулись и теряли свою былую стройность. И однажды пришел ветер, и своим порывом разметал остатки багровых, алых и даже желтых роз по бескрайним пустошам. “Какой ужасный окрас!” — думали рассыпающиеся пылью розы. “Вот для чего тебя нарядили в это траурное платье”, — шептал ветер одинокому цветку.

Осматривая зал, Андрей заметил целый калейдоскоп эмоций на лицах. Под защитными экранами костюмов, он видел печаль, радость и даже восторг.

— И когда багровых, алых и даже желтых братьев и сестер больше не стало, черная роза все еще цвела. Так и мы с вами. Мы выжили под натиском безумия, под порывами радиоактивного ветра. Мы выжили, когда другие не смогли, и мы будем править в этом новом мире. — окончил свою повесть Соколов.

Тишину восхищенных лиц, вдруг прервала Татьяна. Девушка встала со своего места и тихо произнесла:

— Они не виноваты.