Покуролесив месяц по городам, друзья приехали в Ташкент. Сдав вещи в камеру хранения на вокзале, они в метро добрались до центра. Здесь была намечена точка отсчета.

Прошатавшись по кинотеатрам, Юра и Повар к вечеру были уже семейными людьми, как это и должно быть. Они разошлись по своим квартирам, Юра выцепил двадцатилетнюю брюнетку средней полноты, а Повар снял даму лет сорока, которой через час знакомства объяснился в любви. Илья же поехал в Чирчик, обещав навестить друзей через пару дней. И лишь нога его ступила на родной Керегетас, как он, сплюнув, послал тысячу проклятий в адрес этого богом забытого уголка, от которого его мутило и которого он не мог ни на минуту выбросить из своей головы со дня отъезда отсюда. Подойдя к родному дому под номером четыре, он обратил внимание на беседку, где, как и раньше, толпились заядлые картежники, играя в рамс.

Даже не присматриваясь, он различил Еську, Будулая, старого Ефима и своего сверстника Халмурзаева, который дурил пенсионеров как детей малых. Здесь же крутились, как всегда, два корейца и китаец из района Юмалак, все еще, наверное, надеясь, как и в прошлом, отыграться, и чего, Илья мог с уверенностью сказать, им никогда не удастся, как и не удавалось парням из других районов, которые хотели здесь навариться, а в итоге уходили без копейки, а бывало, что кое-кому приходилось Керегетас покидать и без трусов. Здесь было все схвачено, все договорено на десять лет вперед. И, соответственно, ловить здесь было нечего.

Не став задерживать внимание на картежниках, так как ничего нового, тем более для Ильи, ничего интересного не было, он зашел в подъезд.

Домашние встретили Илью тепло и радостно. Поговорив о пустяках и расспросив про родственников, мать с сестренкой накрыли по-праздничному стол в честь приезда любимца семьи и углубились в длительную беседу, как это бывало обычно.

На следующий день Илья решил пройтись по центру, посмотреть, так сказать, чем город дышит, хотя ему это и было известно, город вот уже тридцать лет дышал химзаводом. Доехав на втором маршрутном автобусе до остановки "Горпарк", он столкнулся нос в нос с местным прокурором Василием Степанычем, низким лысоватым мужчиной с излишним весом и хитрыми глазами.

-  О, Сейфульмулюков?! - удивленно спросил он.- Объявился, а мы думали, ты в песках сгинул.

Дело в том, что Илья, наворотив дел мелких, безнаказанно решил крутануться по-крупному, влез на птицеферму и утащил сейф с деньгами, который был прикручен на штыри к стенке в полкирпича, и которую юный взломщик выломал под носом у всего коллектива, находившегося в десяти метрах на партсобрании. После чего, аккуратно погрузив на тележку, утащил к реке, глубоко закопав в песчанике до лучших времен. В этот же вечер поднятое на ноги местное отделение милиции сделало прочес и доставило его в качестве возможного свидетеля. Сотрудники ОВД ни о чем конкретном не догадывались. Но от Василия Степановича, человека, умеющего мыслить, не ушло ничего. И он, забрав пацана в прокуратуру, раскрутил, и Илья был направлен в детскую воспитательную колонию под Бухару за кражу пернатых, сейф же с пятнадцатью тысячами, предназначенными для аванса рабочим, конечно, в деле не фигурировал, так как деньги с ходу были поделены между блюстителями порядка, а кража была повешена на какого-то беглого гастролера, как потом узнал Илья.

В бухарской колонии юноша долго не задержался и с промышленной зоны, куда детей выгоняли на работы, вместе с единомышленником по романтическому времяпрепровождению сбежал.

По пути в кишлаке, вскрыв магазин и прихватив провизию, сколько можно было унести, мальчишки разошлись как в море корабли. Илья ушел в пески и, проблуждав неделю, еле живой добрался до железной дороги, где его подобрали железнодорожники, а приятель выбрал более легкий путь на железнодорожную станцию, где его тепленького отправили в обратном направлении, но под конвоем.

-  Да нет, Василий Степанович, выжил благодаря вашим молитвам,- ответил Илья.

-  Дело прошлое, но все-таки скажи, как тебе удалось железный ящик незаметно вынести, ведь столько людей было вокруг?

-  Василий Степанович, вас не мучают угрызения совести?

-  Почему меня совесть должна мучить?

-  Как почему? Я вам поверил, сказал, где деньги, вы обещали замять дело. А на деле отправили меня под Бухару, где я по вашей милости неделю змей жрал и, если бы не они, то точно в песках сдох.

-  Во-первых, для меня главное законы соблюдать, а во-вторых, тебя бегать никто не просил, и, в-третьих, за поступки надо отвечать, а за преступление тем более. А то как получается, украл, и после этого тебе должны путевку в Артек дать, так что ли?

-  Вы мне лучше скажите, раз для вас главное законы, то по какому закону вы присвоили ворованные деньги?

-  Я!? Присвоил деньги? Сейфульмулюков, ты в своем уме? Нет, у тебя что-то с психикой ненормально, сегодня же позвоню психиатру, чтобы тебя осмотрели.

-  Не надо, Василий Степанович. Что, не видите, ребенок на солнце перегрелся.

Прокурор потрогал лоб у Ильи:

-  Точно, перегрелся, иди отдохни, остынь. А завтра ко мне в прокуратуру зайди. И не бойся, на этот раз не посажу.

-  Спасибо, обязательно зайду,- ответил Илья и, помахав дяде ручкой, пошел в сторону рынка.

Встретившись с друзьями, Илья узнал, что они прижились нормально и пока не собираются никуда трогаться, а, присмотревшись на месте, после решат, что дальше предпринять и чем заняться.

-  Короче, Повар, раз у вас здесь все путем, то я на время съеду в Россию, покуролесю, а дальше видно будет.

-  А что тебя здесь не устраивает?

-  Чую, что может хреново все кончиться. С малолетки я ноги сделал, правда, вроде все замялось, но кто его знает, да и не очень меня прельщает местный климат.

-  А мать что говорит?

-  Я ей сказал, что на практике в ПТУ деньги получил, вот и навестить приехал, а теперь обратно надо.

-  Когда ж ты умудрился в малолетке побывать? - спросил Юра.

-  Давно, еще двенадцать лет не исполнилось, как залетел.

-  Что ты нам раньше не рассказывал?

-  А вы не спрашивали.

-  Тоже верно, но если что, возвращайся, а если не застанешь, то свяжешься через Сару,- сказал Повар.

На этом друзья простились, и Илья двинул в путь.

Илья мотался по городам, занимался практически всем, перепробовал работать в разных направлениях.

Часто терпел неудачи. Жизнь диктовала свои правила, пришлось испытывать на своей шкуре, как тяжело определяться в жизни залетному. Шло время, и он совершенствовался, стал работать более чисто, но, как говорят в народе, сколько веревочке не виться, конец найдется. И когда ему исполнилось двадцать три года, судьба с ним сыграла злую шутку.

Познакомившись с братом по разуму, он провернул ряд дел и только тогда вспомнил заповедь Графа: "Козлы узнаются в беде" - друг его подставил, договорившись с ментами. Илья еще не сознавал, насколько можно серьезно влезть в петлю, полагаясь на друзей. И вот, вроде по мелочи, разбив голову оперу, скрылся. Но на этот раз бегать ему пришлось недолго, и менты, попутав его, шили мокрое дело, о котором он и понятия не имел.

Дело было в знаменитом городе невест Иваново. Попав на Болотную, 2, в местный изолятор, его определили в пресс-хату. Только теперь Илья понял по-настоящему, что такое тюрьма, сразу вспомнились слова Повара: "Кто не терял свободы, тот не знает ее цены". Начались систематические избиения. Мало того, били менты, избивали также двое здоровенных сокамерников, к которым он был посажен для выбивания показаний. Громилы работали от души. Повар раньше рассказывал, что есть такие, которые в открытую работают на ментов, и те за хорошую работу либо половинят им срок, либо освобождают досрочно с дальнейшим пребыванием на вольном поселении.

Следователь вызывал раз в неделю ровно на минутку, вопрос был один и тот же:

-  Будем говорить? Отвечал также сам:

-  Мне торопиться некуда, посиди подумай.

Илью уводили, и все продолжалось заново. По истечении двух месяцев он согласился подписать что угодно, так как дальше это продолжаться не могло. Побои, голод и кичман свели на нет его здоровье, и после хорошего пресса у ментов Илья подписал все, что им было угодно. И каково было его удивление, когда он прочитал показания свидетеля, которым оказался его недавний друг. Впервые в жизни ему было безразлично будущее, даже такое, что подводило его под высшую меру.

И вот его бросили в общую камеру, где сидели уже не двое громил, а семнадцать нормальных мужиков.

Илья, еле передвигая ноги, вошел в хату и, бросив матрац на пол, присел к столу. Обитатели молча наблюдали за ним, и после недолгой паузы один из них, седоватый мужик лет сорока, спросил:

-  По какой статье?

-  Сто вторая,- ответил Илья.

-  С нулевой или с два девять,- спросил тот номер предыдущей камеры.

-  С девять четыре.

-  С пресс-хаты? - спросил черноволосый мужичок лет тридцати, слезая с вертолета.

-  С нее.

-  Эти два барбоса там и сидят?

-  Тоже в этой хате был? - спросил опять седой.

-  Не то слово: был. Выживал. Мраки, уголовная хата, под парашу фаныч приспособлен, два козла показания выбивают, я там две недели корчился, думал, не выживу, а ты сколько там находился?

-  Два месяца,- ответил Илья.

-  Да,- посочувствовал черноволосый,- досталось тебе,- и тут же, повернувшись, сказал парню двадцати лет с оттопыренными ушами:

-  А ну, электроник, освободи шконку.

Мужики уже не смотрели подозрительно, а, освободив шконку, напоили жженкой, и последующие дни поддерживали не только морально, но и всем, что было на общаке. При разделе передач отдавали побольше сала, сахара и всего прочего, что приходилось получить с воли. Вскоре Илья себя чувствовал более или менее нормально. Накануне суда он получил обвинительное заключение и, погадав, как это делали суеверные на домино, он попрощался с сокамерниками. После чего был доставлен в суд.

Осудили его быстро, в этот же день, не так, как судят по тяжелым статьям, растягивая процесс на недели. Илья смотрел на свидетеля, друга закадычного, который взял его в тяжелую минуту за кадык, смотрел спокойно, так же смотрел на холеные физиономии судьи, заседателей и прокурора, которые с улыбкой на устах зачитывали его дело. И вот занавес:

-  Гражданин подсудимый, может, у вас есть вопросы или просьбы, вам предоставляется последнее слово,- произнес судья.

Илья поначалу хотел отказаться от последнего слова, так как оно роли не играло, тем более, что было решено все заранее, но в последний момент ему стало неизвестно почему смешно, и он сказал:

-  Да! Просьба есть.

-  Пожалуйста, говорите,- произнес судья с ухмылкой на лице.

-  Граждане судьи! И заседатели! Если вы удовлетворяете по возможности просьбы, то спойте мне что-нибудь.

В зале воцарилась тишина. Прокурор, судья, заседатели, секретарь и единственный свидетель, он же зритель, были в недоумении. Судья раскраснелся как помидор. Подобной наглости за долгую практику видеть и слышать ему не доводилось. В итоге тринадцать лет усиленного режима.

По возвращении в СИЗО он был помещен в камеру для осужденных для ожидания этапа. Но шли дни, недели, в камере уже сменилось порядком людей и не по одному кругу. Илью не дергали, и вот в одно утро его без вещей вызвали из камеры. В голове закрутились тревожные мысли.

"Что им надо еще? Дело пришили внаглую, срок припаяли, Притом немалый". Так, размышляя, он не заметил, как его доставили в стакан для встречи со следователем.

Ему устроили очную ставку, ничего не объяснив. На следующий день снова очная ставка, и вновь с незнакомым ему человеком. Далее допрос по делу, за которое его уже осудили, и снова никаких объяснений. На четвертый день переводят в сто шестьдесят четвертую камеру на доследствие, и два месяца никто не беспокоит. Илья после долгих размышлений, которые ни к чему не привели, решил выбросить все из головы и ждать, когда все само прояснится.

В камере помимо него было четверо стариков в возрасте за шестьдесят лет и имеющих за плечами не менее четырех пятилеток сроку. Илье стало подозрительно, почему он не находится с теми, кто сидит по первой ходке, но так как старички ничего не спрашивали, ничем не интересовались, успокоился.

В камере было с десяток книг, это были немецкая идеология, труды Фейербаха, Прудона, Бебеля, Энгельса. Илья наблюдал, как спорят сокамерники о высших материях, которые ему были непонятны. С неделю Илья вышагивал из угла в угол, изредка взяв в руки одну из книг и пролистав, ничего не понимая, клал обратно. Как-то поутру, когда все, за исключением одного старика Пантелеича, спали, Илья, просматривал Энгельса, где более-менее хоть что-то было понятно. Спросил:

-  Пантелеич, что такое оппортунизм?

-  Движение.

-  Какое движение?

-  Реформистов и догматиков.

-  А кто такие реформисты и догматики?

Пантелеич, закрыв книгу, кратко рассказал о некоторых науках, пояснил, что они дают, зачем эти книги издавались.

Илья слушал внимательно, изредка задавая вопросы о том, что ему было непонятно. После этого утра он часто общался со стариком и осознал, как он наивен. До сих пор прокручивая делишки на воле и набравшись кое-какого опыта, он думал, что познал жизнь, что понял и достиг того, чего должен достигнуть. И только теперь, находясь в тюрьме, он почувствовал себя дилетантом в этой жизни, неоперившимся птенцом. Изо дня в день он, читая, с помощью деда познавал мышление. Пантелеич, чтобы ему было понятно, пояснил некоторые основные термины философии, которые Илья незамедлительно записывал, так как политического словаря не было. Он настолько увлекся, что незаметно для себя через месяц разбирал раздел диалектики и метафизики. Пантелеич, видя, как парень схватывает все на ходу, посоветовал при возможности обзавестись рядом необходимых книг, названия которых Илья также записал и заучил наизусть, чтобы в случае, если при шмоне заберут тетрадь, после можно было найти все необходимое.

Вскоре Илью оповестили, что будет пересуд. Как выяснилось, за преступление, которое на него повесили, осуждали двенадцать человек из разных концов Союза. Эта группа совершила ряд мокрых дел, за которые пятеро были осуждены на различные сроки, а один уже четыре года назад был расстрелян. Илья был на седьмом небе в надежде, что его скоро освободят, но не тут-то было. Суд, извинившись за ошибку, тут же предъявил ему сто сорок четвертую статью и сформулировал все тремя годами условно с принудительными работами на стройках народного хозяйства, вернее, на химию. Илья, конечно, не стал писать кассационной жалобы, так как это сфабрикованное дело его устраивало больше, чем прошлое, и он благодарил бога за столь удивительный оборот дела. Но что его больше всего поразило, его свидетель и бывший друг оказался рядом с ним на скамье подсудимых. Обычно менты своих холуев и информаторов не подставляли, но этот, вероятно, чем-то не угодил. Илья пожелал ему всего хорошего без всяких грубых пояснений, так как знал, что за то, что тот был свидетелем, его уже ждет незаурядное будущее, которого можно избежать лишь затянув петлю на шее. Да! Еще раз убедился Илья: Россия - это дурдом. Также убедился в неограниченной власти ментов, которые повесили на него дело и, чтобы не отвечать за свои ошибки, заменили другим. Это был самый горький урок в его жизни за его бесшабашность.

У подельника Ильи уже были судимости, и ему предназначалось отбывать срок на четверке в Кинешме, а самого Илью направили в Савинский район. Самая паршивая спецкомендатура, она хоть и имела название вольной, но содержала осужденных за высокими заборами с путанкой и решетками. Менты здесь давили с ходу по прибытии, давая понять, что в случае нарушений устроят раскрутку и, добавив срок, закроют на кохму (зону общего режима). Одним словом, свобода в кредит. Илья, осмотревшись, сообразил быстро что к чему и, как ему подсказывал опыт залетного, никуда не влазил, дружбы ни с кем не заводил, а, работая на местном заводишке технологической оснастки, записался в библиотеку и занялся самообразованием. Книг в библиотеке было более чем достаточно, да и в России мало кто читал подобную литературу, и, исходя из этого, она не была разворована, чего не скажешь о художественной.

Шло время, и на его душу пришлось много как хорошего, так и плохого. В подобных местах, даже если сам никого не трогаешь, найдется такой, который тебя затронет, на что Илья реагировал свирепо, и после второй драки с ворами, как они себя считали, его никто не трогал. В этой паскудной системе, чтобы на тебя смотрели нормальными глазами, надо было обязательно кому-нибудь шустрому разворотить физиономию и обзавестись ментовским надзором над собой. На самом деле здесь не было настоящих воров, все осужденные были по первому сроку. И большинство из них, как заметил Илья, имели грязную задницу. В основном это были самые борзые, любители разборок и предъявления счетов. Они пьянствовали, не работали, зачастую на два-три дня самовольно покидали комендатуру, и их не закрывали в зону. Но стоило лишь мужику, который работает в поте лица, пару раз нарушить режим, так он на третий раз со стопроцентной гарантией и с незасчитанными выходными-проходными этапировался для дальнейшего отбывания в колонию.

Илья, хоть и не пил, и не прогуливал на производстве, однако еле-еле дотянул до конца срока. Пошатнувшееся здоровье заставило его держаться. Хотя во многих отношениях тюрьма была гораздо лучше, чем это сучье место и сучья публика.

Здесь же Илья познакомился с местным агрономом, молодой женщиной с живыми глазами, а главное для него, хорошо знающей политэкономию. Поднатаскавшись у нее в перерывах любовных сцен, он к концу срока осилил одну пятую знаменитого труда Маркса "Капитал" и по освобождении поехал в Москву на открывшиеся там платные курсы школы менеджеров. На курсах он встретил в основном крупных финансовых работников министерств, банков и прочих учреждений. Лекции читали американские профессора, и те, кто не усваивал программу, получал справку о слушании лекций, свидетельство выдавалось лишь тем, кто управлялся отлично: хорошо и удовлетворительно американцы не признавали. Илье пришлось серьезно взяться за учебу, так как за курсы он платил из собственного кармана, чего не скажешь о многих других, оказавшихся здесь по направлению тех учреждений, в которых они трудились.

Раньше Илья считал москвичей грамотными, эрудированными людьми, так как преподавали им не такие бараны, у которых ему пришлось учиться в пятой школе города Чирчика. Однако теперь выяснилось, что он глубоко заблуждается. Часть интеллигенции просто любила блеснуть эрудицией, часто употребляя термины, значения которых им самим неизвестно, мало того, много сказанных ими слов из высшей философии были ни к селу ни к городу.

Просто раньше Илья не разбирался во многих вещах и, глядя на выступавших деятелей по телевидению, считал их умными людьми. Сейчас же, глядя на безмозглых пустозвонов, выражающих чужие мысли, стараясь их выдавать за свои, его мнение круто изменилось.

По ходу занятий лектор задавал вопросы по пройденной теме, если вопросов не было, то он приходил к мнению, что присутствующий на курсах ничего не понял и ему, собственно, предназначалась справка о слушании лекций, а если кто и задавал, сам толком не осознав темы, также был обеспечен справкой. Илье же стали понятны суждения лекторов, и, хорошо или плохо, он самих их старался загнать в безвыходное положение, опираясь на экономику России, что ему зачастую удавалось, и в результате он оказался в числе пятерых, получивших свидетельство, из сорока присутствующих.

Вновь Илья возвращался в Ташкент. Денег у него практически не было, он не знал еще, каким делом займется, но твердо был уверен, что мошенничество - его призвание, и он не может без него. Также он знал, что именно в это время он стал профессионалом. Впереди было неизвестное будущее, привлекающее его своей таинственностью, и это придавало ему бодрости.

Повара и Юру Илья не нашел и, поехав в Чирчик, решил отложить это дело до лучших времен.

Дома он застал мать со знакомой женщиной лет тридцати пяти. После того как закончились обычные семейные сцены встречи, мать представила его Луизе, живущей в соседнем доме, майору ветеринарной службы, вернувшейся из Афганистана, где она в течение двух лет служила комендантом гостиницы для высших чинов. Луиза смотрела на Илью пожирающим взглядом, даже невооруженным глазом можно было заметить, что она жаждет заполучить содержимое его штанов. Но вскоре пригласили, как всегда, к столу, и, переговорив более двух часов о житейских проблемах, Илья вышел прогуляться.

В беседке, как и много лет назад, Халмурзаев дурил стариков, те же корейцы и китаец и та же любопытная публика. Илья кивком головы поздоровался с земляками и, не пройдя и пяти метров, встретил Ганса, друга детства, такого же, как он сам, разгильдяя и баламута.

-  О, какими судьбами? Илюха!

-  Ганс! Родной! Ты ли это? - приветствовал его взаимно Илья.

-  А кто же еще, ну, рассказывай, где ты, как ты.

-  Да нигде, а ты-то сам как?

-  Так же, как и ты, только живу в индивидуальном поселке, дом в наследство от бабки получил, может, пойдем ко мне, школу вспомним, у меня как раз к этому случаю анаша путевая припасена,- сказал Ганс, потирая ладони.

-  Пошли, какой разговор, далеко там?

-  Комсомольская,   10, возле поворота на второй сельмаш, на тачке пять минут.

Вскоре, накурившись до одури, они валялись на купачах, тихо беседуя, так как при кайфе даже если есть желание энергично поговорить, все равно не удается.

-  Хорошая отрава, Ганс.

-  Кашгарка. Сам ездил в прошлый год за семенами.

-  И дорого сейчас?

-  Не интересовался, скосил ночью, и все дела, если надо немного, подогрею, у меня в огороде богатый урожай, завтра будем собирать.

-  Банкуешь?

-  Брось ты! Неужели я на барыгу похож. Поговорив о пустяках и курнув еще папиросу, они отключились.  Утром, проснувшись, они обнаружили сумки в прихожей:

-  Батя приехал,- сказал Ганс.

-  Кипеш подымет?

-  Нет, он уже не обращает на это внимание.

И, курнув еще по две затяжки, они, качаясь, вышли в огород, где отец Ганса ковырялся на грядке.

-  А, проснулись! Урожай собирать пришли,- сказал отец, смерив их осуждающим взглядом.

Илья облокотился о дерево, а Ганс с мутными глазами, покачиваясь, с косой пошел вдоль виноградника косить анашу.

Кайфовые дела для Ильи в этот день кончились печально, его сбила машина, и он отдыхал в травматологии.

Проснулся Илья от горячего дыхания и посапывания. Медленно повернув голову, оцепенел. Над ним, склонив голову, на краю кровати сидела Луиза при полном  параде, в белой рубашке, берете, униформу украшала новая портупея. Луиза резко вскинула голову, почувствовав пристальный взгляд Фадеева, соседа по палате. Смущение свое она попыталась скрыть, заговорив:

-  Привет, как идут наши дела, поправляемся?

-  Хреново, разве можно говорить об улучшении, когда в этой чертовой больнице, как, впрочем, и в других отечественных, даже цитрамона найти не могут.

-  Ну, это не страшно, какие проблемы, говори, достану.

-  Ба, Луиза, и с чего такая забота? Уж не усыновить ли ты меня решила?

-  Может, и усыновлю, а что, не нравится?! Ну ладно, потрепались и хватит, вот мать тебе бульон, сок передала, манты, пожалуйста.

Перекладывая все это из сумки в тумбочку, Луиза то и дело что-нибудь поправляла: то юбку, то прическу, при этом краснела, чувствуя на себе теперь не только пожирающий взгляд Фадеева, но и его, циничный, уничтожающий. Чтобы как-то разрядить обстановку, она предложила:

-  Давай я тебя покормлю.

-  Это будет очень любезно с твоей стороны.

Луиза торопливо начала открывать банки, шуршать бумагой и при этом тарахтела без умолку, как деревенская баба. Впервые Илья подумал, что, может быть, он не властен над своей судьбой, что, может быть и его, как фигурку из пластилина, лепят чьи-то злые руки. Мысль эта была настолько тягостна, противна и неприемлема, так все затопорщилось и возмутилось в душе, что Илья прогнал ее. "Нет,- твердо решил он,- надо выбираться из этой кабалы".

-  Слушай, Луиза! У тебя есть время?

-  Есть, а что?

-  Слетай на Комсомольскую, десять, там мой товарищ Ганс живет. У него был церебролизин, пусть подтюхает, а ты достань лидазу и по возможности разовые шприцы.

-  Хорошо, когда ехать?

-  Прямо сейчас, а поем я как-нибудь сам. Луиза, поставив банку на стол, встала, и Илья еле сдержался, чтобы не покрыть ее матом за медлительность, попросил:

-  Наклонись, на ушко прощальное слово шепну. Луиза наклонила слегка голову, и Илья, не выдержав напряжения, выпалил как из пушки:

-  Попутного ветра тебе в задницу.

На что Луиза глупо хихикнула и, встав, покачивая бедрами, направилась к выходу.

Вскоре, благодаря стараниям Ганса и Луизы, Илья встал на ноги. Выписавшись из больницы, он вместе с приехавшей за ним Луизой поехал к ней в гости по ее приглашению.

Войдя в ее квартиру, Илья понял, что, познакомившись с такой женщиной, нужно быть всегда наготове делать ноги.

-  Я живу простой скромной жизнью,- сказала Луиза, пропуская его в комнату.

Импортная аппаратура, ковры и прочая утварь тянули не на одну тысячу. Если это называлось простой и скромной жизнью, то Илья сам бы согласился поскромничать таким образом.

Посмотрев на Илью, Луиза объяснила, что ей в наследство досталась значительная сумма. Но Илья был слишком крученым, чтобы верить этому, хотя и делал вид, что проглотил эту басню с потрохами. Луиза была не та женщина, которая довольствуется, чем бог послал.

Вдруг она, резко обхватив его руками за шею, присосалась страстным поцелуем, на который Илья ответил, хотя с этим поцелуем у него возникло чувство, что он только что подписал себе смертный приговор. Также Илья ясно ощутил, что это не интрига, а безумная любовь увядающей женщины. Он же был всегда обеими руками за настоящую любовь, но только до определенного момента. Его интерес к Луизе был чисто профессиональным.

Она была военной, и поэтому он пошел на штурм:

-  Скидывай панталоны, родная, тебе сейчас придется убедиться, что некоторые части моего тела обладают поистине выдающимися качествами.

-  Нельзя ли поласковей?

-  Когда я тебя вижу, прелестную и чем-то взволнованную, то теряю самоконтроль и бываю чуть-чуть груб. Ты как человек военный должна понять это.

-  Я женщина,- сказала Луиза, снимая платье,- и подобное обращение делает мою жизнь однообразной.

-  После таких слов, прелесть моя, меня охватило сомнение в отношении нежности твоих чувств ко мне.

Илья испытывал легкие угрызения совести при мысли, что придется обманывать эту женщину-воина.

-  Илья, не надо красивых слов, терпеть не могу сентиментальностей,- ответила Луиза.

Вдруг он обнаружил, что его совесть спит, исходя из соображений, что он себя считал мерзавцем по отношению к женщинам, зато очень обаятельным. Поэтому решил вцепиться в Луизу ради собственного удовлетворения в финансовых потребностях, уверенный, что она в ближайшем будущем будет влюблена в него как кошка. Проведя безумную ночь, Илья лежал на диване за чтением газет. Луиза возилась на кухне в приподнятом настроении, напевая дешевые куплеты. Тут раздался звонок, и Илья через несколько секунд различил очень знакомый голос, но чей, не мог вспомнить.

-  Здравствуй, Луиза.

-  Здравствуйте, вы как раз вовремя, скоро плов будет готов.

-  Спасибо, как живешь?

-  Отлично, Василий Степаныч, проходите, с мужем познакомлю.

-  Вот так новость, замуж, значит, вышла?

-  Да, а что мне век одной доживать?

-  Ну, поздравляю!

Луиза представила мужчин друг другу (а они не подали виду, что знакомы) и ушла на кухню.

-  А я к тебе, Сейфульмулюков.

-  И что же прокурору надо от жертвы?

-  Ну, во-первых, я давно не прокурор, а адвокат, а во-вторых, у меня к тебе дело.

-  Даже так? Поверить вам, что у вас ко мне дело, это равносильно найти в Чирчике мента, который соблюдает законы, и вообще, почему вы думаете, что я с вами, ментовскими выродками, буду иметь дела?

-  Брось, Илюша, не паясничай, и давай не будем обострять отношений там, где нет необходимости.

-  Ну и номер, поначалу упек меня в Бухару, а теперь говорит о каких-то отношениях?!

-  У тебя нет выбора.

-  Даже так? Очень интересно, объясните.

-  У твоей Луизы есть хахаль, инспектор уголовного розыска Чарыев, развращенный и ревнивый. И не мне тебе объяснять, что чем больше распущен человек в отношении секса, тем сильнее он, как правило, бывает возмущен, когда кто-то охотится в его владениях. Плюс ко всему он относится к такому типу ментов, которых так и подмывает заорать: "в отделение, допросить по всей форме", одним словом, всех бы он пересажал. И могу сказать с уверенностью, что он не преминет тебе устроить крупные разногласия со свободой, тем более ему известно, что ты кувыркаешься с его бабочкой. А съезжать тебе не резон, так как ты на мели.

-  Все-то вы знаете, Василий Степаныч, только вот почему вы выбрали именно меня?

-  Я вчера летал в один город, назовем его, допустим С.

-  Гражданин адвокат! Вы никогда не высказываете прямо свое мнение. Вы что, не способны на это?

-  Не перебивай, пожалуйста. Так вот, я разговаривал с обманутыми женщинами, которые буквально не могут дождаться, пока их снова обманут. У тебя не бывает потерпевших, работаешь аккуратно, поэтому лучшей кандидатуры, я думаю, не найти в этом городе. Да и тебе не помешают лишние пятьдесят тысяч.

В это мгновение Луиза сообщила, что плов готов, и пригласила к столу отведать ее достижения на этом поприще. На что Илья посоветовал, куда ей с этим пловом пойти.  

-  Нехорошо незаслуженно посылать хозяйку,- сказал адвокат и принял приглашение.

Илья также после недолгого раздумья решил присоединиться, так как со вчерашнего вечера ничего не ел.

Луиза обиженно ковыряла в тарелке, что Илью вывело из себя.

-  Что ты пригорюнилась, ягодка моя волчья?

-  Кстати! - перебил его адвокат, чтобы разрядить обстановку.- Ты так много ешь, плохо не станет?

-  Василий Степанович, вы не подумайте, что это от невоспитанности, это от здоровых инстинктов. Кстати, подайте, пожалуйста, сало.

-  Какой кусок?

-  Всю тарелку, я еще не знаю, с какого начну. Луиза тяжело вздохнула и, пожелав приятного аппетита, удалилась по хозяйственным делам.

-  Так что же это за дело?

-  Сложное, очень сложное для меня, я мучаюсь вот уже четыре месяца с одним клиентом, и накануне выигрыша моему подзащитному преподносят небольшой акт мести в виде вагона с левым кофе, и моя позиция вот-вот разрушится.

-  И кто же ваш клиент?

-  Заведующий одной из местных баз.

-  Какова моя роль?

-  Перепутать стрелки одной даме, чтобы вагон не попал в Чирчик.

-  Когда надо сделать это?

-  Завтра, крайний случай послезавтра. Сегодня в десять вечера жди звонка, получишь корректировку.

-  Я могу идти спать?

-  Никакого уважения к гостю.

-  О чем вы говорите, гражданин бывший прокурор?

-  Хотя бы о том, что я замял дело, когда на тебя хотели в розыск подать за побег из Бухары.

-  Знаю, Василий Степанович, но и отправили, насколько мне не изменяет память, туда мою персону вы.

Адвокат, махнув рукой, вышел из-за стола и, заглянув в комнату, поблагодарил хозяйку и ушел.

Звонок раздался в десять тридцать, Илья лениво поднял трубку:

-  Алло, Смольный на проводе.

-  Не время шутить,- раздался голос адвоката,- непредвиденные обстоятельства, вагон пять минут назад отправили из Ташкента. Сможешь сделать, чтобы он исчез?

-  Когда он будет и где?

-  Минут через сорок на станции Боз-Су.

-  Спокойной ночи, Василий Степанович.

-  Алло! Алло! - но Илья положил трубку и отключил телефон.

Адвокат через двадцать минут был у Луизы, но Ильи не застал. Не зная, что предпринять, он поехал на станцию Боз-Су. Состав подали ровно в двенадцать. Нужный вагон был пятым по счету. Адвокат, немного постояв в раздумье и не найдя выхода, поехал к клиенту, с которым они довольно долго сидели в раздумье, и, не найдя никакого выхода, поехали вдвоем снова на станцию в надежде, может, на месте что-нибудь удастся предпринять.

И каково было их удивление, когда, подойдя к станции, они обнаружили проход среди состава. Вагона не было.

-  Где он? - спросил клиент. Адвокат после долгой паузы выговорил:

-  Фантастика, глазам своим не верю, час назад был здесь.- И указал на пространство между вагонами.

-  Как же его могли откатить, Степаныч, ведь в это время маневры сделать невозможно из-за проходящих поездов?

-  Черт его знает, ладно, пойдем, утром узнаю.

На следующее утро адвокат наблюдал, как председатель комиссии из Москвы давал распоряжения по поиску пропавшего вагона. Обшарили все тупики, обратно вывезти не могли, так как проезд в сторону Ташкента был закрыт, вызвали водолазов для обыска близнаходящихся водоемов, снова никаких результатов. Работники ОВД и прокуратуры лишь разводили руками. Подобного в их практике не было.

Адвокат, убедившись, что вагона не найдут, поехал к Луизе. На этот раз он застал Илью дома за чтением газет.

-  У меня складывается впечатление, что ты с газетами и диваном не расстаешься.

-  А как же насчет этикета? - спросил Илья.

-  Извини, забыл поздороваться, где вагон?

-  Как вы и просили, исчез.

-  Надо вернуть.

-  Невозможно, кофе уже распродан на рынке.

-  Я не кофе имею в виду, а вагон, он еще нужен базе.

-  Что-то я вас не понимаю, Василий Степанович, то вы говорили, чтобы он исчез, то, чтобы вернуть.

-  Я имел в виду содержимое.

-  Извините, насколько мне не изменяет память, вы спросили, можно, чтобы вагон исчез, вот он и исчез, что вы от меня еще хотите?

-  Черт с ним, с вагоном, скажи, куда ты его дел?

-  Какая разница?

-  Ну хотя бы объясни, как тебе удалось его в течение часа в воздухе растворить. Разгрузить вы его не могли, отогнать тоже, разрезать по частям тем более невозможно. Вертолеты также не летали, да им это сделать было не под силу.

-  Послушайте, адвокат, я объясняться перед вами не обязан. Где деньги?

-  Будут через неделю.

-  Вот тогда и поговорим,- и с этими словами Илья, подняв газету, углубился в прерванное чтение, и адвокату ничего не оставалось, как, махнув рукой, уйти.

-  Илья, есть будешь? - спросила Луиза, войдя в комнату.

-  Нет, набери ванну, хочу охладиться.

-  В это время воду отключают, теперь только вечером.

-  Да, ну и дела, живем, можно сказать, на воде, с одной стороны река Чирчик, с другой - канал Хиросима, а воды нет. Советская действительность, мать ее через коромысло.

-  Может, поешь пока горячее? - спросила снова Луиза, присаживаясь на край дивана.

-  Скажи, прелесть, что тебя связывает с Василием Степанычем?

-  Это мой адвокат, он недавно защищал меня, так как чуть под сокращение не попала.

-  И какая у тебя должность?

-  Начальник МТО, но сейчас замещаю командира части.

-  И что же у вас за часть?

-  Одно название. Так, склады. Получаем, выдаем, состав-то десять офицеров да шесть отставников, которые выйдя на гражданку, устроились грузчиками.

-  И что же вы получаете и выдаете?

-  Все, начиная с медикаментов и кончая техникой.

-  Интересно, очень интересно.

-  Что там интересного, тоска, да приходи завтра, сам посмотришь.

Утром Илья, доехав до городского парка, перешел мост через Хиросиму, свернул налево, где за гребной базой находились склады. После стука в железные ворота его спросили:

-  Вам кого?

-  Каммалетдинову.

-  Пожалуйста,  пожалуйста,- сказал охранник, пропуская Илью.- Луиза Гениятовна на третьем складе, она меня предупредила. Вас проводить?

-  Нет, спасибо, найду.

-  Пришел, ну как, теперь видишь, какая тоска?

-  Пока не ощущаю, лучше скажи, зачем здесь старые машины?

-  На списание пригнали, они к нашей части приписаны.

-  И что теперь, спишут, а дальше?

-  Какая-нибудь гражданская организация заберет.

-  Во сколько их оценят?

-  "ЗИЛ" примерно в две тысячи, а "КамАЗ" - в пять.

-  А нельзя ли их какому-нибудь кооперативу продать?

-  Почему же, можно, только нужно в штаб округа ехать, да кому надо - сами оформят и заберут.

-  Короче, прелесть, давай толкнем в кооператив, там можно такую же цену взять сверху.

-  А в какой?

-  Не твоя забота, я найду.

-  Неплохо было бы.

На этом и порешили, Илья в этот же день договорился с кооперативом "Аист", и на следующий день Луиза вместе с председателем того кооператива, поехав в Ташкент в штаб округа, оформив документы в автослужбе, продала машину.

-  Ну как? - встретил ее Илья, открывая двери.

-  Отлично,- ответила Луиза, входя в квартиру. Он подождал, пока она утрясет хозяйственные дела, потом спросил:

-  Прелесть моя, доляну ты думаешь мне отстегнуть?

-  Зачем, Илюша, мы же живем с тобой, питаться надо, одеваться и прочее, и вообще, я полагаю, что ты меня возьмешь вскоре в жены.

"Ну, сука,- подумал Илья,- я тебе еще сделаю что-нибудь оригинальное",- а вслух произнес:

-  Я думаю, это будет не очень удачное приобретение.

-  Ты что, меня уже не любишь?

-  Странные вы, женщины, если делать все по-вашему, то вы вцепляетесь в душу, а если нет, то вы делаете мужчин одинокими, тем самым создаете мужчинам не счастливую семейную жизнь, а сущий ад.

-  Скажешь тоже, просто женщину нужно понять.

-  Обманула меня, а теперь говоришь, что я что-то не понимаю, ты аферистка какая-то, Луиза.

-  А как же ты думал, хочешь жить - умей вертеться, притом все дело оформила я, а за то, что ты договорился, я тебя буду кормить, поить, одевать.

-  Нет, Луиза, спасибо, за питание я тебе отстегну семьдесят рублей в месяц, думаю, этого хватит, а одевать будет каждый сам себя,- с этими словами Илья выложил последние свои семьдесят рублей, думая, что Луиза их не возьмет. Но, к его удивлению, она взяла, скупости ее не было предела. Но, к своему несчастью, кошка не знала, чье мясо съела, и Илья решил отомстить.

Утром он снова пришел в часть, пока еще не зная, за что возьмется и с чего начнет. Войдя на территорию, он увидел "КамАЗ" с гражданскими номерами, в него грузили коробки величиной с телевизор. Узбек в тюбетейке лет сорока лихо командовал грузчикам:

-  Э-э! Пистра давай! Чо ти, мало-мало живой что ли, ти тоже! Зачем курим? Потом курим, а сейчас работай пистра!

Илья, подойдя к Луизе, спросил:

-  Что они грузят?

-  Синестрол в ампулах для колхоза "Майский".

-  И что они забашляли тебе?

-  Да кто за это платить будет, дефицит, что ли, а вообще торт принесли.

-  Короче, Луиза, как я понял, ты сейчас занимаешь кабинет командира части, так?

-  Ну так, а что?

-  Я сейчас туда вызову этого чурбана, а ты будешь делать то, что я скажу, вернее, зайдешь в кабинет, я тебя грубо выпровожу, отчитаю, ты ответишь типа "есть", "так точно", в общем, как у вас принято, и выйдешь. На этом твоя роль и кончится.

-  А ты что будешь делать?

-  Увидишь,- ответил Илья и подошел к представителю колхоза.

-  Медикаменты на "Майский"? - спросил его Илья.

-  Ха,- ответил он, кивая головой и моргая глазами, стараясь сообразить, кто перед ним стоит.

-  Зайди ко мне в кабинет,- сказал Илья и пошел в штаб. Колхозный парторг последовал за ним. Илья, войдя в кабинет, небрежно подвинул папки и присел на край стола, одной ногой упираясь в пол. Колхозный деятель стоял, так как присесть ему не предложили.

-  Давай накладные, акт, требование, в общем, все, что у тебя есть.

Колхозник полез в нагрудный карман, извлекая бумаги, а Илья тем временем продолжал:

-  В штабе округа подписал?

-  Нет.

-  А в ветслужбе?

-  Киминдыр, какой разница?! - возмутился колхозный деятель.- Моя начальник с вашим договорился.

-  Разгружай! - как можно строже распорядился Илья. В этот момент вошла Луиза, и Илья спросил:

-  Майор! Кто отпустил синестрол?

-  Я.

-  На каком основании? Ни одной подписи, вы что, меня под трибунал хотите подвести? - и, не дав ей опомниться, срываясь на крик, скомандовал:

-  Прикажите разгрузить! Живо! Я с вами разберусь!

-  Есть,- отдала честь обиженным голосом Луиза и, повернувшись вокруг своей оси, вышла.

Колхозник, видя столь неожиданный поворот дела, сбросил пыл и услужливым тоном затараторил:

-  Киминдыр, лядна ти, зачем так делиш, моя дома шесть дети, присидател вигонит работа, как лепешка буду покупать?

-  Короче! - прервал его Илья.- Навариваешь за наш счет, а делиться не хочешь, умный что ли? Пять штук положи на стол и можешь забирать, нет, тогда будьте любезны,- и Илья указал в сторону ворот.

Колхозник, видя, что спор толку не даст, пошел на мировую и со словами:

-  Лядно, ладно, киминдыр, зачем кичиш, так бы и сказал: давай таньга,- и отсчитал пять тысяч рублей.

-  Через десять минут чтоб духу здесь твоего не было,- закончил аудиенцию Илья, распихивая деньги по карманам, и только теперь заметил Луизу, прильнувшую к стеклу, приплюснув нос, наблюдающую жадными глазами за тем, как Илья рассовывает деньги.

Не успел колхозник отойти от штаба, как в кабинет влетела Луиза:

-  Сколько?! Давай мне половину.

Илья, смерив ее удивленным взглядом, вытащил пятидесятирублевую купюру и протянул ей.

-  Это что? - спросила она, взяв деньги.

-  Плата за аренду помещения.

-  Ну что ты, в самом деле, совесть имей.

-  А как же ты думала, хочешь жить - умей вертеться,- ответил он ей так же, как и она ему в недавнем прошлом.

-  Илья...

-  Все,- прервал ее он,- провернул я, ты лишь кабинет уступила на две минуты, деньги на питание я тебе отстегнул,  притом последние,  которые ты взяла без всяких угрызений совести. Что тебе еще надо? - Луиза молчала, надеясь, что дома все равно возьмет деньги. А Илья,  встав,  пошел к выходу и,  остановившись на мгновенье, сказал:

-  Не переживай, у тебя еще "КамАЗ" есть, толкнешь, в аккурат наверстаешь упущенное,- и вышел.

Вечером напрасно Луиза ждала своего возлюбленного, он не пришел также и в последующие два дня.

Выйдя за пределы части, Илья направился к Гансу и вместе с ним заблудился в местных ресторанах, прожигая свой заработок. На третий день, оставив другу на сохранение оставшиеся две тысячи, он вернулся к Луизе. Она встретила его хмуро, и он, не теряя времени, затащил ее в постель, после чего она отошла. Нежность, страсть и внимание свели на нет ее сомнения (хотя на время), и, как приласканная кошка, она раскрыла свою душу и рассказала, что "КамАЗ" продать ей не удалось, так как его уже без нее определили. Илья же посоветовал толкнуть еще что-нибудь бесхозное.

-  У нас ничего бесхозного нет.

-  Будет, Луиза, если хорошо подумать. Неужели у вас на территории вне склада ничего нет?

-  Трубы есть.

-  Видишь, а ты говоришь ничего бесхозного.

-  А как взять? Увидят - греха не оберешься.

-  Во время обеда. Пошлешь куда-нибудь охранника, а тем временем возьмешь "КамАЗ", загрузишь и отвезешь.

-  А ты мне поможешь грузить?

-  Мне нельзя тяжелое поднимать, но я могу найти грузчиков, дашь им по стольнику, и все дела.

-  По сто рублей очень много, перебьются и двадцаткой.

-  За меньшее никто не подпишется.

-  Чем выкидывать на ветер двести рублей, я лучше сама загружу.

-  Ну, как знаешь. Завтра утром я договорюсь, а в обед ты можешь вывозить.

-  Нет, договариваться пойдем вместе.

-  У тебя же утром совещание?

-  Я его отменю, а ты в девять тридцать будешь на остановке в горпарке, кстати, где кооператив этот?

-  Рядом, второй сельмаш.

На следующий день, не успела Луиза уехать на службу, как Илья, быстро одевшись, поехал к Гансу. И, к счастью, застал его дома.

-  Здорово.

-  Здорово,  здорово, коль не шутишь,- ответил Ганс,- что-то ты рановато, стряслось что?

-  Ганс! У тебя по-соседству строительный кооператив есть, ты председателя знаешь?

-  Гришку-армянина? Как же, конечно, знаю, а что, толкнуть есть что?

-  Есть. Как он мужик?

-  Нормальный, я через него одно дельце провернул, взял он немного, клиентов честных подогнал. Одним словом, могу сказать только хорошее.

-  Катим. Луизу надо срочно дурануть.

-  И где ты таких воздушных телок находишь? Покажи место, может, и я чего-нибудь себе откопаю.

Гриша оказался человеком и дела и слова. Илья договорился с ним на три тысячи. Пятьсот рублей Луизе, остальные ему.

-  А отдаст за пятьсот? - спрашивал Гриша.

-  Отдаст, скажешь товар темный, без документов, хлопот, мол, с ним будет много, так как частые ревизии из исполкома посылают делать, и вообще, она не шарит в этих делах.

-  Добро, веди овцу,- согласился председатель. Час спустя Луиза выходила из кооператива.

-  Ну, что? - спросил Илья.

-  Да ну их, эти армяне жадные, слов моих нет, начал: товар темный, документы, ревизия, как будто я дура и не понимаю, что цену сбрасывает.

-  Так что! Продавать не будешь?

-  Придется, ведь я уже распоряжение всем дала собраться в одиннадцать возле танкового училища, да и пятьсот рублей тоже деньги, тем более в военторг телевизоры цветные пришли.  Возьмем телевизор, а, Илюша, добавишь двести рублей?

-  Да ты что! - возмутился Илья.- На хрена мне твой телевизор, ты мне долю должна дать, а не я на телевизор добавлять, тем более все, что в квартире, твое, и я не собираюсь иметь общих вещей.  Если на то пошло, то я покупаю магнитофон, можешь слушать, но вещь эта будет чисто моя, хочу, продам, хочу, сломаю.

-  Тогда вообще ничего не получишь! - взбесилась Луиза.- Такого клиента я и без тебя могла найти,- и, гордо подняв голову, потопала в часть.

-  Борзеет? - спросил подошедший Ганс, глядя вслед удаляющейся Луизе.

-  Ничего, я ей преподнесу маленький акт мести, после которого она будет пребывать в панике с чем-нибудь получше, чем мираж в три тысячи рублей.

В одиннадцать часов Илья прошел на задворки складов, и ему представилась дивная картина: Луиза, спиной к нему, пыхтя, волоком тащила две восьмиметровые трубы.

-  Руки вверх! - крикнул Илья.

И Луиза, бросив трубы, чуть не выпрыгнула из трусиков. Тело ее свело судорогой, и она медленно, всем корпусом, растопырив руки, повернулась к нему и стояла, широко раскрыв глаза, словно ждала, что вокруг ее возлюбленного появится ореол, и боялась пропустить столь торжественный момент. И лишь спустя полминуты выругалась:

-  Ты что?! Рехнулся, что ли?

-  Брось, Луиза, ты классная баба, и я просто забочусь о целости твоей шкуры, тем более в такой момент, когда ты воруешь. Должен ведь хоть кто-нибудь на стреме тебя подстраховать.

-  Лучше бы помог, чем болтать.

-  Ты большая девочка и вполне можешь самостоятельно сделать эту работу, кроме того, у меня есть маленькое дельце и мне некогда,- с этими словами Илья, повернувшись, пошел к воротам своей спокойной вразвалочку походкой.

В половине двенадцатого Луиза, лихо подкатив на "КамАЗе" к кооперативу, нажав резко на тормоза, вышла из машины.

-  Герр-майор прибыла,- сказал Ганс Илье (они в то время наблюдали за Луизой из-за живой изгороди через дорогу).

Не успела Луиза войти в кооператив, как оттуда вышел зам Гриши Акоп и, заглянув в кузов, подошел к Илье, отдавая деньги.

-  Две с половиной, как договорились.

-  Спасибо, Акоп,- ответил Илья, взяв деньги.

-  Ну что! Валим в кабак? - предложил Ганс.

-  Подожди, я хочу Луизу достать до самого больного нерва.

Рабы кооператива разгрузили машину за две минуты, и Луиза открыла дверь кабины, чтобы уехать, но увидела в десяти метрах от нее Илью, вяло пересчитывающего деньги. "Обманул!" - осенило ее. Ничто не могло так вывести Луизу из себя, как потеря денег. Она в настоящий момент пребывала в такой ярости, что готова была начать войну с Америкой. И, подойдя к Илье, она сладким голосом, как азотная кислота, высказала:

-  Подлая тварь! Ты еще пожалеешь об этом. Вечером, когда Ганс с Ильей культурно отдыхали за ящиком вина, перед ними, как из-под земли, возник здоровенный мент. Властный тон, вышколенная осанка, под милицейской фуражкой, которую он не снял, находясь в помещении из-за отсутствия воспитания, виднелось разгоряченное лицо. Его глаза выражали самоуверенность, которая приходит к людям, облеченным властью.

-  Сейфульмулюков? - спросил он Илью.

-  Да.

-  Вы проживаете по адресу Керегетас, 10-43 у гражданки Каммалетдиновой?

-  Проживал, это моя сожительница, а в чем, собственно, дело?

-  От нее поступило заявление о пропаже десяти тысяч рублей и золотых сережек с бриллиантами.

-  С чем?! - удивленно спросил Илья.

-  Подробно вам объяснит инспектор Чарыев, он сейчас ждет в отделении.

-  А если я не поеду?

-  Поедете, у меня ордер на ваш арест,- сказал лейтенант и показал санкцию. ¦,

-  Хорошо, поехали,- ответил Илья, одевая туфли, и шепнул Гансу, чтобы тот предупредил адвоката.

Инспектор Чарыев встретил Илью с улыбкой на устах, вежливо предлагая стул, при этом стараясь подчеркнуть изысканность своих манер. Но Илья заметил, что не очень глубоко под блестящей оболочкой светскости угадывался жестокий дикарь.

-  Что ж это вы, Сейфульмулюков? Женщина полюбила вас, а вы обошлись с ней так непристойно, не по-джентльменски это.

-  Гражданин начальник, о чем вы говорите? Любовь придумали женщины, чтобы скрыть свои биологические потребности, и как я, кстати, с ней обошелся?

-  Лейтенант вроде вас посвятил в суть дела?

-  Но это еще ничего не значит.

-  Как это не значит? Вас с полным основанием можно обвинить в краже.

-  Начальник! Есть столько вещей, которые можно сделать с полным основанием! Не считая того, что это основание далеко не всегда полное.

-  Я уверен, что ты, войдя к ней в доверие, обокрал ее, и я это докажу.

-  Доказывайте, но пока ваша уверенность в моей виновности базируется лишь на заявлении Каммалетдиновой, которая утверждает, что это я ее обокрал. И пока отсутствуют свидетели, Вы не вправе определять степень моей вины в этом деле. Притом не исключено, что виновной может оказаться сама Каммалетдинова.

Чарыев засмеялся, но глаза его злобно сверкнули, и он сказал:

-  Насчет прав я тебе могу объяснить, здесь прав тот, у кого больше прав.

-  Мне что? Надо испугаться, начальник?

-  Как хочешь, но сейчас тебя отправят в камеру, а к утру я найду свидетелей, которые дадут показания против тебя, независимо, захотят они делать это или нет.

Илья молчал, так как знал, что когда фабрикуют дело, оправдания неуместны.

Чарыев, не отрываясь, смотрел на него, но лицо Ильи было бесстрастным, и инспектору было не ясно, какое впечатление произвели его слова на Илью.

Вскоре его увели и передали в распоряжение рыжего верзилы, дежурившего в изоляторе временного содержания. "Рябчиков",- догадался Илья, о нем ему рассказывал Ганс, это был один из самых гнилых ментов, славившийся своим ехидством. Рыжий мент в фуражке необъятных размеров, чем-то походивший на мухомор, сказал:

-  Еще один грешник, придется молиться, чтобы избавить заблудшую душу от нечисти.

-  К чему молиться, начальник! Мы для вас останемся принадлежащими к разряду сатаны, даже если в ангельском обличье будем распевать псалмы, призывающие любовь к закону. Да и вы, я полагаю, велико грешите, раз ошиваетесь при нас.

Мент выдвинул вперед челюсть, раздумывая, как поддеть Илью рогами, а Интендант тем временем, ясно сознавая, что у козлов пониженные умственные способности, по-волчьи решил вцепиться в горло:

-  Ваша фамилия Рябчиков? Если не ошибаюсь.

-  Да, а что?

-  Так вот, пернатый, придет время, и я приволоку тебя в укромное место, где мне никто не помешает заставить тебя  прощебетать любимую моему слуху песню.

Мент моментально врезал Илье кулаком в челюсть, после чего Илья еле-еле встал на ноги, сказав:

-  А вот это зря, завтра меня отсюда вытащат, и это тебе будет доказательством, что скоро я буду молиться за упокой твоей души.

-  Пошел! - скомандовал рыжий мент, но руки больше не распускал.

Проведя Илью по коридору, мент с недовольным видом открыл дверь камеры, при этом произнеся:

-  Вот они, врата твоего рая.

Илья обвел взглядом свое временное жилище и узрел ангела у так называемой параши. "Не очень-то приятное соседство",- подумал он и тут же успокоился при мысли, что пребывать здесь придется только одну ночь.

Утром, открыв дверь камеры, рыжий мент рявкнул:

-  На выход!

-  Ну, что я говорил,- сказал Илья,- я останусь на свободе.

-  Пока останешься, но вскоре тебе придется с ней расстаться, об этом я постараюсь, и пока я это не сделаю, я не буду спать спокойно.

-  Верно, не то что спать, а даже есть не сможешь с прежним аппетитом,- ответил Илья и, выйдя, добавил,- очень скоро я тебя отправлю забавляться игрой на арфе в райских кущах, это я тебе гарантирую.

Рябчиков в ярости схватил Илью за горло и прижал к стене:

-  Придет время, я тебе здесь все нутро вышибу, подонок,- и расслабил правую руку, которой держал Интенданта за горло.

Илья еле отдышался, проклиная общепит за то, что откармливают таких здоровых псов, а вслух сказал:

-  Остынь,  мусор,  ненависть утрачивает способность к объективности,- продолжить он не смог, так как надзиратель, схватив его за шкирку, толкнул к выходу с такой силой, что Илье пришлось ласточкой по полу пролететь добрых десять метров.

Выйдя под расписку, он на выходе наткнулся на ждавшего его адвоката.

-  Доброе утро, Василий Степаныч.

-  Ничего доброго я не вижу.

-  Серо смотрите на жизнь, адвокат, если человека выпускают на волю, то оно не может быть недобрым.

-  Надолго ли?

-  Не понял, ведь кто-то собирался утрясти мои проблемы.

-  Я смогу утрясать, но до поры до времени, Чарыев спит и видит, как он сажает тебя за решетку, и если бы вовремя меня не предупредили, ему бы это удалось.

-  Аргументы, Василий Степанович, приберегите для суда, а мне лучше скажите, во сколько обойдется замять этот инцидент и следующий, третьего не будет, не успеют.

-  Этот конфликт я замял, можешь пойти до Луизы, только не дури, забрал вещи и исчез.

-  Что вы, Василий Степаныч! Как я могу расстаться с любимой женщиной?

-  Слушай, Чарыев намного опасней, чем ты предполагаешь. В следующий раз он тебя отправит в спец-зиндан, выкопанный без ведома высших чинов, на это ему не надо никаких санкций, там тебя никто не найдет.

-  Этот зиндан с крысами?

-  Нет, Илюша, крыс они держать там не могут, питание плохое и воздух неважный.

-  А почему вы думаете, что они не обойдутся обычной камерой?

-  На таких, как ты, методы физического воздействия не срабатывают, поэтому им придется взяться за более эффективные процедуры.

-  Так, во сколько это обойдется?

-  Расписочку я заберу сегодня, считай, что первый замят, а вот следующий, извини за любопытство, я замну за цену, которая не стоит ничего, просто ты расскажешь, как вагон увел. Если нет, то уйдут твои пятьдесят штук, которые ты должен получить за работу, выбирай.

-  Трюк с вагоном стоит во много раз дороже, так как он мне пригодится больше, чем эти деньги, которые быстро кончаются.

-  Как знаешь, но помни: еще раз, и мы квиты.

Поймав такси, Илья поехал к Гансу, и, велев подождать, забежал к другу.

-  Где ты пропадал?

-  Некогда, Ганс, некогда, дай мне видак, кассет и веревки попрочней.

-  Зачем веревка-то?

-  После объясню.

Сложив все в большую сумку, которую он так же позаимствовал у Ганса, Илья приехал к Луизе.

Дверь она открыла при полном параде, видно, собиралась на службу. Не успела она открыть рот, как его кулак со свистом въехал ей в глаз, отчего он заплыл моментально, и Луиза влетела в стоявшую сзади вешалку. Вытащив Луизу из упавшей на нее одежды, он потащил ее в комнату, подгоняя пинками.

-  Ну! Рассказывай, сука! Как любимого мусорам сдала!

Луиза верещала, не успевая отворачиваться от ударов. И, рыдая, состроила страдальческую мину. Илье стало не по себе, он почувствовал, что как будто бил любимую собаку, но все равно бил. Немного утомившись, он присел отдохнуть. Луиза, лежа на ковре, рыдала, заливаясь слезами.

-  Сволочь! Сегодня сниму экспертизу.

-  Так! Значит, до тебя не дошло,- сказал он и, затащив на диван, привязал ноги и руки к подлокотникам.

-  Отвяжи, козел! Я буду кричать! - возмутилась Луиза и завопила.

-  Помоги...

Илья в момент прервал эту арию из оперы "Отелло" и, прикрыв ей рот левой рукой, правой снял пропотевший носок и сунул ей в глотку.

-  Теперь кричи, а как надоест, мотнешь головой, я его вытащу, и мы продолжим светскую беседу,- сказал Илья и, подключив видеомагнитофон, принялся за просмотр фильма ужасов "Маньяк из Беверли Хилз".

Смотреть фильм ему мешали какие-то непонятные звуки, издаваемые майором, и он, убавив звук видео, вытащил носок изо рта Луизы.

-  Илюша! - взмолилась Луиза.- Мне на службу надо, командир части вернулся.

-  Сейчас, прелесть моя, утрясу,- ответил Илья и, сняв трубку, набрал номер части.

-  Алло, это воинская часть? Извините, я звоню по просьбе Каммалетдиновой, у нее умерла мама, и она улетела ночью на похороны в Димитровоград, а заверенную телеграмму она просила передать, что предъявит сама через три дня.

-  Алло? Алло? Да, да,  пожалуйста,- и положил трубку.

-  Мразь! - вскипела Луиза.-Ты что?  В самом деле...

Илья, наклонившись, поднял носок, и Луиза в мгновенье переменила тон на жалобный:

-  Что ты, в самом деле, Илюша, а что я потом скажу командиру?

-  У тебя мент хахаль, он не откажет тебе в повестке.

-  Откуда ты знаешь, что у меня хахаль в милиции, кто тебе сказал такую чушь?

-  Имея дело с такими стопроцентными и двуличными стервами, как ты, Луиза, трудно представить истинное положение вещей. Поэтому я не могу знать это точно, но зато могу предположить.

-  Все это сплетни, никого у меня нет.

-  Неужели ты, шалава, думаешь, я не развяжу тебе язык?

-  Я тебе говорю, что нету и не было никого у меня из милиции, не веришь, у Розы спроси, из четырнадцатого дома.

-  Луиза, у тебя паяльник есть?

-  Есть, на лоджии лежит, а что? Ремонтировать что-то собрался?

-  Да, прелесть моя, ремонтировать, я сейчас залеплю твою поганую глотку лейкопластырем, воткну его в задницу, включу в розетку, и, будь уверена, через две минуты ты расскажешь мне тайну своего нежного сердца.

Луиза с ужасом в глазах смотрела на Илью и, видя, что он не шутит, обливалась слезами, а потом стала просить пощады, постоянно утверждая, как она любит Илью, но мента не выдала. Он же наслаждался ее рыданиями, при этом сравнивая ее с Зоей Космодемьянской. Луиза стойко выгораживала Чарыева, если бы видел этот мусор, какие страдания она переносит из-за него, то точно бы развелся со своей женой.

-  Заткнись! - прервал ее Илья, вдоволь насладившись столь дивной сценой.- Откуда ты знаешь Чарыева?

-  Магнитофон у меня украли, он расследовал это дело,- залепетала Луиза, глотая слезы.

-  Что-то не похоже, чтобы Чарыев занимался мелкими кражами, но ладно, на первый раз поверю, но если в дальнейшем вздумаешь изменить мне, тогда тебе хана! Поняла?

-  Поняла,- ответила Луиза, стараясь понять, что он имел в виду насчет измены.

Илья знал, что Луиза сомневается в его любви к ней, но был уверен, что придет ночь, и все ее сомнения рассеются.

-  Короче, Луиза, три дня, пока не сойдут синяки, будешь сидеть, то есть лежать дома, я также буду возле тебя, и только по истечении трех дней ты сможешь покинуть квартиру до вечера, конечно, и без шуток. У меня тоже есть связи, и ты в этом убедилась. И если ты что-то надумаешь, то больше пощады не будет. Я оболью твою физиономию кислотой. Ясно?

-  Ясно,- ответила Луиза.

-  Вот и хорошо, если что надо, говори, сделаю.

-  Я кушать хочу, Илюша.

Илья сделал два бутерброда и, не развязывая, собственноручно накормил свою нежно любимую женщину.

Через полчаса она попросилась в туалет. Илья, отвязав ее от дивана, но спутав ноги и руки, отнес в туалет и, сняв ей трусики, посадил на унитаз. Не успела она оправиться, как он, натянув ей трусики, потащил обратно привязывать к дивану.

-  Вытереть же надо, Илюша.

-  Да! Сейчас, разбежался, еще я тебе задницу не вытирал!

Не просмотрев и четверти фильма, он снова услышал Луизу:

-  Илюш, кушать принеси еще, пожалуйста.

-  Пища отменяется, больно часто серешь, а я, между прочим, носильщиком не нанимался. И вообще, человек без еды может жить две недели, а женщина даже больше. Поэтому похудеть тебе не мешает, а то, посмотри, какие у тебя растяжки на животе, это у женщины, которая не рожала.  Безобразие какое-то, Луиза. Все! И не проси ничего, а то разбудишь во мне зверя.

Наверняка в этот день Илья был самой последней кандидатурой в списке мужчин, с которыми ей хотелось бы связать свою жизнь.

Луизу, во что бы то ни стало, нужно было смягчить. И Илья задумался. Он сознавал, что уронил свою репутацию в ее глазах, не знал, с чего начать, чтобы хоть немного ее приподнять, тем более, что после избавления от тюрьмы он начал несколько бояться этого пресмыкающегося, так как следующий раз она может сделать роковым.

Надо было как-то начинать беседу, потому что вот уже четыре часа они не обмолвились и словечком:

-  Луиза! Я наконец-то понял истину!

-  Что ты понял?

-  То, что отделяет претензионность и все искусственные свойства цивилизации от живой, дышащей реальности.

-  А нельзя ли попроще объяснить?

-  Хорошо. Вот, к примеру, возьмем любовь и ненависть. Допустим, ты меня и любишь и ненавидишь, а вот что-то одно из этого должно перевесить, между этими чувствами грань, на которой ты стоишь, и тебе ее нужно пересечь, притом в лучшую сторону.

-  Это значит только любить, да?

-  Конечно.

-  Да как тебя любить, извини за откровенность, если ты меня избил и держишь связанную?

-  Хорошо, давай подойдем с другой стороны. Я совершил жестокие и подлые поступки, которые заслуживают презрения. Так?

-  Конечно, так, ты, как мужчина, женившийся не на женщине, а на ее деньгах, во все времена заслужил бы презрение.

-  Хорошо, со мной дело ясно, я фашист, подлец и т. д., и это не отрицаю. Но давай и ты будешь тоже немного самокритична. Идет, Луиза?

-  Давай так.

-  Слушай дальше, по каким мотивам я сошелся с тобой: я нахожусь сейчас в таком возрасте, когда мужчина ценит дружбу выше красоты. Вот это качество в тебе меня привлекло, и у нас, как обычно бывает между мужчиной и женщиной, все началось хорошо. Далее, твое отношение, даже нет, поведение стало раздражать меня тем, что ты стала очень самоуверенна.

-  Приведи хотя бы один пример.

-  Хорошо, прелесть, ты относишься к такому типу женщин, которые любят хватать своего мужа за руку, не считаясь с его настроением.

-  Так что? Все должно быть так, как хотят мужчины?

-  Нет, не как мужчины, семейная пара должна быть взаимоуступчивой и не вмешиваться в дела друг друга.

-  Как это не вмешиваться? У вас мужиков дела - это ширма, а за ней вы юлите налево.

-  Ладно, Луиза, объясню по-другому. Большинство разводов происходят потому, что люди начинают вмешиваться в дела друг друга. Мужчине нельзя запретить делать то, что он хочет. Потому что мужик хочет иметь свободу выбора, и как только женщина вздумает эту свободу ограничить, у него возникает протест. Это не мной придумано, так создала природа человека, и на то воля всевышнего.                                                            

Луиза относилась к такому разряду женщин, которых легче было уговорить трахнуться, чем выпросить у них в долг три рубля. А убедить в том, что не все мужчины сволочи, было вообще невозможно. И Илья сделал невозможное, через час они в обнимку лежали на диване, строя планы на будущее.

-  Илюш! Надо телевизор новый купить, а то этот барахлит.

-  Купим, прелесть, при первых деньгах.

-  А сначала я бы хотела приобрести ковер, точь-в-точь такой, как у нас в спальне, когда я этот взяла, не думала, что их быстро разберут, и пока надумала, а их уже на следующий день не было.

-  Ковер - не проблема, а вот с телевизором. Их только по спискам дают.

-  А я в части возьму, у меня заввоенторгом подруга.

-  Тогда какие проблемы,  сделаем деньги,  и все дела, кстати, Луиза, давай будущим летом в Сочи поедем отдыхать.

-  Нет, лучше в Ялту.

-  Можно и в Ялту, море-то одно.

Три дня они прожили в любви и согласии. Справку от гинеколога принесли на дом за двадцать рублей, и Луиза на четвертый день ушла на службу.

Илья, побрившись, не спеша оделся и вдруг обнаружил, что из кармана исчезли пятьсот рублей, которые ему Ганс принес накануне вечером. "Ну, сука,- подумал он,- я тебе устрою, и сегодня же".

Минут через сорок он подошел с заднего хода к железной калитке в бетонном заборе, выходящей прямо к штабу.

Калитка была приоткрыта сантиметров на пятьдесят, и из-за нее слышался властный голос, зачитывающий инструкции. Илья заглянул и увидел: в пяти метрах от него на плацу выстроились в одну шеренгу семь офицеров, слушающих распоряжения командира. Луиза стояла с самого края со стороны калитки, и Илья шепотом позвал:

-  Иди сюда, сука!

Луиза, сжимая под мышкой папку, все еще по стойке "смирно" подбородком показала в сторону командира, давая понять, что сейчас не время. Но Илья был человек гражданский, да еще вдобавок злой в эту минуту и в полный голос сказал:

-  Шалава! Иди сюда, я сказал!

Строй повернул головы в его сторону, и командир, сделав шаг вперед, чтобы было видно, кто там стоит, посмотрел на Илью и, переведя взгляд на Луизу, распорядился:

-  Луиза Гениятовна, это вас, можете выйти. Луиза вышла к Илье, бледная как смерть, и хотела накинуться на него, но, увидев перекошенное от злобы лицо, осеклась:

-  Тебе кто разрешил по моим карманам шарить, а?

-  Я хотела потом тебе сказать...

-  Какое потом,- перебил ее Илья,- деньги чужие, дали, чтобы я передал.

-  Я не знала... - стала оправдываться Луиза. Илья влез ей в лифчик и, вытащив деньги, ушел, не желая слушать оправданий.

В шесть часов вечера он вместе с Гансом ожидал ее возле гаражей, в районе кирпичного завода, куда она должна была принести отрез портнихе.

-  Илюха, идет.

-  Вижу, ты обойди палисадники и подойдем со стороны канала, я ее в тех кустах оставлю,- и показал на большие кустарники, растущие вдоль аллеи.

Луиза обернулась через десять минут и, неожиданно встретив Илью, удивленно спросила:

-  Ты что в этих краях делаешь?

-  Так, прелесть, по делам надо срочно пробежать, ты не обиделась на меня за то, что утром я накричал на тебя?

-  Да ну тебя, в самом деле,- обиженно отвечала Луиза,- что...

-  Извини, дорогая,- перебил ее он,- такое больше не повторится. Если бы я не передал эти деньги...

-  Но у тебя же были деньги с тех дел,- теперь она перебила его,- мог бы отдать, а вечером объяснил бы, что, я не поняла б, что ли?

-  Луиза, да тех денег давно нет.

-  А где же они?

-  Да я сам не пойму, у этих бумажек странное свойство быстро заканчиваться.

-  Ты надолго?

-  Не знаю.

-  Может, проводишь меня.

-  Времени нет, прелесть моя.

-  Ну хоть до канала.

Илья нежно обнял ее и, поцеловав мочку правого уха, ласково произнес:

-  Ты такая нежная, что я, не ровен час, тебя захочу.

-  Это же хорошо.

-  Да, но времени сейчас нет, разве что минут десять,- и, обняв, повел ее к аллее.

Дойдя до кустарника, он, прижимая ее к себе одной рукой, приласкал ей грудь, самое возбудимое место. Она затрепетала от желания, и он, не теряя времени, стал в порыве страсти ласкать ее слабые места. Луиза была в таком блаженстве, что не заметила, как оказалась раздетой в кустах. Илья сделал последнее усилие, обхватив руками ее голову так, чтобы его ладони плотно закрывали уши. Пока Ганс, шумя ветками, собирал ее вещи, он страстным поцелуем припал к ее губам. И, видя, что Ганс исчез, резко отпустил ее, посмотрев на часы:

-  Бог ты мой, Луиза, я опаздываю.

Луиза, придя в себя и обнаружив пропажу вещей схватила его за рукав.

-  Илюша, вещи украли.

-  Вечно ты создаешь мне проблемы, я же тебе сразу сказал, что времени нет, а ты - до канала проводи! - мать твою,- и, отдернув руку, ушел.

Луиза стояла, как вкопанная, и лишь спустя минуту пришла в себя, но Ильи след простыл.

Спустя несколько минут он с Гансом сидел на пригорке, наблюдая за аллеей.

-  Может, она до темна будет сидеть 1в кустах,- высказал свое предположение Ганс.

-  Не будет, ей сегодня сапоги надо купить для перепродажи, если она не будет дома в половине восьмого, то потеряет рублей семьдесят, а потеря денег, притом дармовых, для нее катастрофа.

-  Подождем, торопиться некуда, - сказал Ганс и вдруг вспомнил о сегодняшних проблемах.

-  Илюха, сегодня Натаха Романова с подругой прикатит, может, потащимся?

-  Давай на завтра отложим.

-  Нет, завтра не могу, ко мне невеста из Ташкента знакомиться приедет.

-  Какая к черту невеста?! Ты что гонишь, Ганс!

-  Ну, не невеста. В общем, я в "Ташкентской неделе" вычитал объявление знакомств и накатал моляву, посмотреть же надо, какие там стройные, хорошие. Обещалась одна прикатить... во, секи, вышла.

Луиза вышла из кустов, гардероб ее состоял из трусиков, лифчика и туфлей на высоких каблуках. Сделав рожу лопатой, она гордо, ни на кого не глядя пошла по тротуару.

Друзья покатились со смеху и, еле переведя дыхание, Ганс произнес:

-  Великолепная реклама нижнего белья.

-  Да, когда Луиза покупала эти лепестки с кружевами, которые почти ничего не прикрывают, то не подозревала, что ей придется их демонстрировать перед всем населением Чирчика.

И они снова рассмеялись, увидев, как старая узбечка яростно плюет в ее сторону.

-  Как ты думаешь, Ганс, за сколько времени она дойдет до Керегетаса?

-  Учитывая то, что ее из шоферов никто не подберет, где-то к утру, и то в том случае, если, проходя индивидуальный, она не будет ломаться, когда ее будут периодически затаскивать в кусты.

-  А почему ты думаешь, что ее водилы не подберут?

-  Потому, что кишлачники только утром на базар ездят и обратно после обеда, а городским она даром не нужна, за исключением такого, как ты, но, я думаю, Илюха - в единственном экземпляре.

-  Не надо ля-ля, Ганс, у меня чисто профессиональный интерес, да, а как ты думаешь, Саранчу она благополучно пройдет?

-  Должна, потому что это будет под утро, а утром шпана спит.

Повеселившись вдоволь, они поймали такси и поехали к Гансу. Вскоре пришли две юные девицы, любительницы острых ощущений, и Ганс, закрыв на висячий замок снаружи ворота, перемахнул через забор и предложил пир устроить во времянке, на случай того, если появится Луиза, можно было бы незаметно уйти в огород. В разгар веселья они услышали лай соседской собаки.

-  Кажись, прикатила, стерва,- сказал Ганс, выглядывая в окно сквозь шторы,- что делать?

-  Может, свалит? - сказал Илья.

-  Ни черта не свалит, гляди, через ворота хочет перелезть, я пойду, а ты с девчонками на зады перелезьте к банзаю в огород, а как уйдет, я позову.

Луиза, увидев замок на воротах, конечно, не поверила и, пыхтя, полезла через верх. Ветки вишни и густая листва винограда оплели верх ворот, и Луиза, почти перекинувшись, попыталась одной рукой отодвинуть листву, но в этот момент получила удар в лицо. Ганс, незаметно подкравшись, с размаху залепил ей плашмя совковой лопатой и убежал за угол дома.

-  Ах, вы так! Падлы! - заорала она, подымаясь на ноги,  и, сорвав бельевую веревку,  полезла в сумку, которую оставила на лавочке. Покопавшись, она вытащила ручную гранату и, привязав ее к замку одним концом веревки, схватила другой и, отбежав, легла в протекающий арык, дернув за конец. Раздался мощный взрыв.  Ворота вылетели развороченными, и на шум сбежались соседи. Луиза влетела во двор, сжимая нож, с криком:

-  Всех перережу, мрази!

Подоспевшие вовремя соседи еле вырвали Ганса из рук обезумевшей женщины.

-  Где этот подонок?! - кричала она.

-  Пошла ты! - ответил Ганс, снимая порванную рубаху.

Луиза, обыскав дом, сараи, огород, ушла, пригрозив, что еще не все кончено.

Ганс, осмотрев поле боевых действий, пошел звать компанию на продолжение пира.

Девчата ушли утром, и друзья, проспав до пяти часов вечера, занялись уничтожением следов банкета. Ганс в доме постелил на стол белоснежную скатерть, украсив ее вазой с живыми цветами. Илья, выкинув мусор, принялся за бритье, собираясь вернуться к любимой женщине как полагается.

-  Ну что! - сказал Ганс- Пожелать тебе приятной встречи с женщиной-воином?

-  Тебе я тоже желаю приятной встречи.

-  Спасибо, но если Луиза выгонит, заходи.

-  С чего ты взял, что она меня выгонит. Она ждет меня с пирогами на столе.

-  Тогда не забудь цветы.

-  А я не забыл,- и Илья, подняв со стула букет, показал Гансу.

Через час он тихо открыл ключом дверь и вошел в квартиру. "Тишина, может, еще не пришла со службы",- подумал он и, не разуваясь, заглянул на кухню. Луиза сидела за столом в тельняшке, изрядно выпивая и закусывая с ножа салом. На столе стояли две бутылки с водкой, одна из них была почти пуста.

- Здравствуй, прелесть,- робко произнес Илья, прижимая букет к груди.

Луиза тяжело дышала, отчего у нее раздувались ноздри, глаза были налиты кровью, она смотрела на него так, как Ленин на буржуазию смотрел.

-  Я! В Афганистане! Два года кровь проливала! А ты! Перед всем личным составом! "Шалава, иди сюда!" Убью!!! - Луиза порвала на своей груди тельняшку, как матрос с "Потемкина", и кинулась на него с ножом.

Илье пришлось, перехватив руку, изрядно с ней побороться. И так как у нас всегда побеждает трезвость, он, скрутив руки, сел ей на спину и, лишь убедившись, что грозовая туча прошла, отпустил, дальше пошли извинения и дискуссии. Илья умолял ее простить последний раз, приводил множество доводов, обещал много дорогого дерьма, и в итоге женское сердце смягчилось, но этим не кончилось, чтобы убедить ее окончательно, сегодня ему потребовалось целых четыре часа, не считая распитой с ней второй бутылки водки, и лишь после всего этого они снова лежали в обнимку на диване, строя планы и обсуждая будущую поездку в Ялту, куда Илья, естественно, не собирался, тем более с ней.

Как только Илья встретился с Луизой, в то же время Ганс встретился со своей дамой. Открыв дверь, он оцепенел: перед ним стояла лейтенант милиции с темными волосами и застенчивой улыбкой на губах. "Еще один воин,- подумал Ганс,- этого только мне не хватало".

-  Проходите,- пригласил Ганс и, проведя ее в комнату, где все сияло в честь ее прихода, сказав, чтобы она располагалась как дома, предложив музыку, телевизор и журналы, извинился, попросив разрешения оставить ее на несколько минут. И сам вышел помыть помидоры для салата. Вдруг его окликнул сосед:

-  Здорово!

Ганс повернулся и увидел Алишера.

-  У тебя день открытых дверей? - сказал он, прикуривая забитую анашой папиросу.

-  Что-то в этом роде.

-  Курнешь?

-  Давай, пыхну раз.

-  Смотри осторожней, дрянь дурная, лишка потянешь, сразу шарики за ролики зайдут.

-  Не бойся, не зайдут,- ответил Ганс и, затянувшись два раза, вернул папиросу,- извини, Алишер, у меня гости.

-   Ничего, ничего,- ответил сосед и, повернувшись, ушел.

Ганс быстро нарезал помидоры в салат и вошел в комнату, поставив его на заранее накрытый стол.

-  Прошу к столу! - пригласил он даму.- Чем богаты, тем и рады,- и с этими словами вытащил из-под стола бутылку бормотухи.

Дама, присев, презрительно посмотрела на вино ехидно сказала:

-  Ты что, получше чего-нибудь не мог купить?

"Ну, сука,- подумал Ганс,- встречаешь их чин чинарем, последние деньги на вино истратил, пирог испек, а она не успела войти, попрекает. Нет, эта женщина-воин уйдет с поражением". И, разлив вино по бокалам, сначала выпил сам, а потом сказал:

-  Я думал ты дама, а, оказалось, ты - воин, но несмотря на это, ты будешь есть и пить то, что скажет хозяин, поняла?

Молодая особа опешила, увидев яростный взгляд Ганса, она сбросила свой пыл и, встав, хотела уйти, но не тут-то было, у Ганса заговорило самолюбие, и дрянь, помешанная с вином, оказала, действительно, дурное воздействие.

-  Сядь, сука! Пей!

Девица спорить не стала и покорно выпила, лишь бы не злить хозяина, в голове было одно: как-нибудь уйти. Ганс налил ей еще полный бокал и опять заставил выпить до дна.

Ганс встал и, подойдя к дивану, извлек из-за него нож внушительных размеров, у бедняги от ужаса глаза чуть не вылезли, но, видя, как Ганс распорол подушку и метко метнул нож в висящий на стенке деревянный календарь размером с пачку сигарет, успокоилась и в то же время удивилась меткости в таком состоянии.

-  Раздевайся! - грозно приказал он.

Девица со страху скинула форму, думая, пусть лучше трахнет, чем убьет.

-  Полностью раздевайся и подойди сюда.

Она разделась, как он сказал, и подошла к нему.

-  Нагинайся,- сказал он и повернул ее спиной к себе.

Девица нагнулась в ожидании совокупления. А Ганс взяв с полки бутылку с канцелярским клеем, стал тихо ей поливать на шею. Клей медленно стек до ягодиц и Ганс посадил ее на распоротую подушку.

-  А теперь дергай отсюда, птаха,- сказал он, отвесив ей смачный шлепок по заднице.

Девица с приклеенными перьями, как павлин, выскочила на улицу и пустилась бегом.

Ганс, оставшись один, допил вино и отключился, таким его и забрала приехавшая милиция.

Утром Илья, проснувшись, спросил Луизу:

-  Ты что, на службу не собираешься?

-  Я два отгула взяла за то, что в выходные дежурила.

Илья, нежно обняв ее, после недолгой паузы снова спросил:

-  Луиз, я все забываю спросить тебя, что это ты часто такая странная бываешь?

-  Какая?

-  Ну, смотришь отрешенно, нервная бываешь.

-  Работа такая, да и мама меня в семь месяцев родила.

"Так,- подумал Илья,- недоношенная, вот где собака зарыта, а я-то думаю, что это она, действительно, с заскоками или притворяется",- а вслух произнес:

-  Девяносто девять процентов вундеркиндов родилось в семь месяцев.

-  Да ну! Скажешь тоже.

-  Если не веришь, зайди в библиотеку и узнаешь в справочнике, вот взять хотя бы тебя, молодая, а уже майор. Мужики, вон, в капитанах ходят, а они старше тебя.

-  Ну, если так смотреть, то, конечно, я достигла многого и в жизни и в военной карьере...

-  Все! Луиза, извини, что перебил. Мне надо срочно в одно место слетать.

-  А когда придешь?

-  Часа через три, а ты поспи,- и, поцеловав ее в щеку, он быстро встал и оделся.

Спустя двадцать минут он узнал от соседей Ганса, что его замели, и пошел к адвокату.

На полпути его окликнули из тормознувшей рядом машины. Илья обернулся и увидел адвоката.

-  Степаныч, а я к тебе собрался.

-  Неужели, и что это я тебе понадобился?

-  Товарища моего забрали, того, что до тебя посылал.

-  И что с ним?

-  Да так, мелочи, павлина запустил.

-  А, это в перьях вчера прибежала одна,- вмешался его водитель.

-  Слышал, слышал,- сказал адвокат,- но я не знал, что это тот самый парень. Ну и друзья у тебя.

-  Такие же, как и я.

-  Не сомневаюсь.

-  Да он женщину никогда не обидит, это, наверное, она сама его довела.

-  Ладно, дружка я твоего сегодня вытащу, но это мелочи, вскоре тебя постараюсь закрыть, так что в ближайшие дни съезжай в Ташкент и потеряйся на время, через два месяца дашь о себе знать, дело есть на полмиллиона.

-  Что за дело и за что закрыть?

-  Про дело после узнаешь, а насчет твоей дальнейшей судьбы могу сказать, что тогда Луиза у Чарыева один документ подписала, и, чтобы ему тебя взять, он должен потратить еще неделю, а то и меньше, после того, как он соберет косвенные улики, то постарается тебя не выпустить, что ему и удастся, так как Луиза дорожит его подачками и продаст тебя недорого.

-  Спасибо, Степаныч, возьму в расчет.

-  Обязательно возьми,- сказал адвокат и распорядился, чтобы водитель трогал.

Илья стоял на остановке, когда перед ним остановился милицейский "уазик", из машины вышел тот самый лейтенант, который забрал его у Ганса.

-  Сейфульмулюков, садись в машину,- сказал он.

-  Что за дела, начальник?

-  Там объяснят.

Через пятнадцать минут он сидел в кабинете у опера.

-  Сейфульмулюков,- сказал он,- ты попал в неприятную ситуацию, и чем мы быстрее договоримся, тем лучше будет для тебя.

-  Во-первых, за мной никаких дел нет, а, во-вторых, с чего вы взяли, что я с вами буду договариваться?

-  Дело крупное, ты замешан в пропаже ста компьютеров, и выпутаться из этого только я могу помочь.

-  Ваша контора и вам подобные - это последнее из всего, что может помочь человеку.

-  Не веришь? Я сейчас тебе докажу, сейчас приведут свидетеля.

"Ботва, - догадался Илья, - время тянет, ничего у него нет, а повесить это дело не сможет, Степаныч не даст". В это время раздался телефонный звонок, и опер, однозначно ответив: "Да, да",- положил трубку.

-  Извини, Сейфульмулюков, я ошибся. Неясное предчувствие опасности появилось в душе у

Ильи, он отлично знал, что опера не из тех, кто так ошибается.

-  Так я свободен? - спросил Илья, вставая со стула.

-  Да, да, свободен.

Илья собрался уже открыть дверь, как его остановил опер.

-  Ах, да, забыл. Зайди, пожалуйста, к инспектору Чарыеву, последняя дверь по коридору направо. Он тебя долго не задержит, ему кое-какие формальности навести нужно.

Выйдя в коридор, он хотел свернуть на выход, но на лестничной площадке ему путь преградил адвокат.

-  Внизу предупреждены, тебя никто не выпустит. Я зайду к Чарыеву, ты зайдешь после меня, так как тебя уже будет ждать Рябчиков, твой старый знакомый, чтобы проводить в ИВС. В кабинете я тебе задам пару незначительных вопросов, старайся затянуть с ответом, чтобы пробыть в кабинете две минуты, я попрошу подождать тебя в коридоре, за это время Рябчикова отошлют на минуты три, и тебе за это время нужно выйти вниз к заднему входу со двора и лечь на полик красных "Жигулей", они у входа. Тебя вывезут с территории, и делай ноги. И через два месяца я жду, с богом.

-  А Ганс как?

-  Все, отпустили Ганса, не переживай.

Как и говорил адвокат, не успел Илья приблизиться к кабинету, как из открытой рядом двери вышел Рябчиков и с ухмылкой на лице встал у кабинета.

Илья, войдя к инспектору, широко открыл дверь, чтобы Чарыев увидел Рябчикова.

Не успела дверь кабинета закрыться, как к Рябчикову подошел капитан и послал его к замначальника милиции, с которым Степаныч договорился. Илья, выйдя от инспектора, мимолетно взглянув на капитана, спокойно пошел вниз по лестнице и, выйдя во двор, влез в машину.

Рябчиков, обернувшись меньше чем за две минуты, спросил капитана:

-  Выходил кто-нибудь?

-  Да нет вроде,- ответил тот и пошел вниз. Спустя две минуты они выезжали из девятого микрорайона.

-  Послушай, капитан! - спросил Илья.- Что, Степаныч не может зажать какого-то инспектора? Ведь у него все завязано.

-  Прошли те времена, он русский, и многое сейчас для него ограничено, а тебе вот что скажу, езжай куда-нибудь по Чимкент или Ош,  там как-никак другие республики, и подчиняются они, соответственно, своим ведомствам. Пропишешься и жди, до Ташкента недалеко, вот телефон,- он протянул карточку с телефоном,- позвонишь ровно через два месяца.  У них на тебя ничего нет, единственное, здесь в республике они могут тебя обязать подпиской о невыезде, пока не сфабрикуют дело, а здесь, в Чирчике, вообще без всякой подписки могут держать. Через час я за тобой заеду и отвезу в Сарагач, оттуда на автобусах. Никому дверь не открывай, я просигналю четыре раза, только тогда ты выглянешь с лоджии, чтобы убедиться, что это я, ты же к матери сейчас, если я не ошибаюсь, или к этой потаскухе.

-  К матери, конечно, вещички у меня на взлете там лежат.

-  Вот и отлично, меньше глаз - лучше.

Возле Нижнекомсомольского моста Илья пересел на автобус шестого маршрута, а капитан, развернувшись, поехал обратно в отделение. "Так,- рассуждал Илья,- Степаныч хочет за счет меня сделать большие деньги, старость обеспечить, что ж, ясно, в Россию пустым сваливать не резон". Но только Интендант не собирался ехать в Казахстан. Хрен на хрен менять, только время терять. "Надо срочно в аэропорт и подальше отсюда",- и только теперь вспомнил, что денег у него и рубля не наберется. Надо было что-то предпринимать. Мозг заработал интенсивно. Перебрав в голове все, откуда можно выкрутить деньги, он остановился на Луизе. С этой стервой надо было проститься так, чтобы она его на всю жизнь запомнила, и ударить по самому больному. А самым больным для нее были деньги.

Илья проклял тот день, когда плюхнулся с ней в постель, и сошел с автобуса со словами: "Ноги, мои ноги, спасайте мою ж..."

Войдя в дом, Илья быстро собрал чемодан и, перекинув пальто через руку, вышел из квартиры. Спустившись на первый этаж, наткнулся на ждавшего его Рябчикова с арматурой в руках. Рыжий мент пошел на Илью, сжимая свое орудие в правой руке. Илья пришел к выводу,  что в безвыходном положении всего два выхода, либо черт съест тебя, либо ты черта, и, выбрав второе, широко открыв глаза, посмотрел ему через плечо. Рыжий клюнул на эту удочку и на мгновенье обернулся.  Этого времени хватило  Илье пнуть его между ног и, бросив вещи, схватив упавшую из его рук арматуру, познакомить его с эффективностью собственного оружия, ударив по голове и пришибя мозги, показать ему тьму ада. В этот момент в подъезд вполз на полусогнутых наркоман Жора из сорок девятой квартиры. Опершись на стенку, он ничего не видящими глазами после очередной дозы солутана, расстегнув ширинку, стал мочиться рыжему прямо на голову. Илья, взяв вещи, стал боком обходить соседа, чтобы не нарушить столь торжественной освежающей процедуры.

При выходе из подъезда ему крупно повезло, на углу разворачивались "Жигули".

-  Браток, в аэропорт надо, поедем?

-  Времени нет,- ответил водитель.

-  Стольник башляю,- сказал Илья.

Частник, посмотрев, хотел сказать, но Илья не дал опомниться.

-  Сто пятьдесят! Черт с ним, двести!

На такси брали всего пятьдесят, а то и сорок рублей, и Илья, зная, что в Чирчике, если прибавить сумму, можно купить любого на корню, добил:

-  Двести двадцать.

-  Поехали,- ответил частный извозчик и вышел открыть багажник.

Илья бросил в багажник не только чемодан, но и пальто, и попросил подождать его десять минут. Побежал к Луизе, тут его остановил знакомый с детства Эргаш:

-  Илья, справка пиши, а? Я русски не знает,- и протянул ему бланк с печатью, купленный в местной пивной.

-  Хорошо, Эргаш, но ты мне тоже сейчас поможешь.

-  Канична, будем помогать, зачем слова.

-  Где работаешь?

-  ЧТЗ.

-  Как фамилия, отчество, полное.

-  Халилов Эргаш Исмаилович.

-  Так, отлично,- ответил Илья и написал размашистым почерком следующее:

"Справка дана Халилову Эргашу Исмаиловичу в том, что у него болел живот. Выдана для предъявления в Чирчикский татарский завод. Главный врач Илюша-Иктендант". И расписался.

Эргаш, посмотрев на документ, которым он должен покрыть прогул, произнес:

-  Много писаль, значит, много болель, да?

-  Очень много, Эргаш, скажи, что чуть не умер.

-  Абизательно скажу, Петров, сабака, вапщи надяи-дать, рапотай, рапотай, м-м-м... Свыволощ,- проворчал Эргаш,  аккуратно блаженную справку пихая в карман.

-  Ладно, Эргаш, посиди здесь в беседке, я быстро. Илья, добежав до квартиры Луизы,  остановился, восстанавливая дыхание, и, как ни в чем не бывало, вошел. Она тем временем возилась на кухне.

-  Что готовишь, прелесть?

-  Да вот, картошку хочу отварить, или, может, ты не хочешь?

-  Нет, нет, дорогая, картошка - это хорошо, но лучше было бы, если б ты ее пожарила,- ответил Илья и, подойдя к ней, нежно поцеловал в шею.

Луиза, улыбнувшись, расцвела.

-  Ну хорошо, если ты так хочешь, то, пожалуйста, а пока отдохни, по телевизору сейчас" фильм хороший начнется.

-  Непременно, милая моя, посмотрю,- сказал он и, улыбнувшись, пошел в спальню.

Быстро отогнув решетку, Илья, свернув ковер, вытолкнул его наружу и, вернувшись в коридор, крикнул Луизе:

-  Луиза! Я сейчас приду, если позвонят, трубку не клади, я мигом.

-  Хорошо, милый.

Илья, выбежав за угол дома, взял ковер и принес в беседку.

-  Эргаш, покарауль две минуты, я сейчас поговорю с товарищем, вон, видишь, на машине.

-  Лядно, лядно, Илья.

-  Да, еще! Если сейчас баба подойдет, отдай ей, она мне деньги должна за него передать, пятьсот рублей,- сказал он и кинулся бегом снова к Луизе.

-  Луиза!

-  Да!

-  Помнишь, ты говорила, что ковер второй хочешь купить.

-  Ну!

-  Там один алкаш в беседке продает за пятьсот рублей, точь-в-точь как у тебя. Беги быстрей, а то баба одна за деньгами побежала.

-  Бог мой,- ответила Луиза,- что делать-то, деньги-то все на книжке.

-  Займи у соседки, быстро! Не знаешь, скоро подорожание, да он сейчас-то на все три тысячи потянет.

Луиза кинулась к соседке, быстро взяла в долг, обещая после обеда вернуть, и понеслась в беседку.

Илья тем временем обежал четвертый дом и сказал водителю:

-  Поехали до беседки, а потом вон за той бабой с ковром, заберем ее и сразу двинем.

-  Только ты скажи, чтобы она наскоряк собралась,- поторопил частник.

-  Хорошо, только давай через Куйлюк поедем, там ровно две минуты, и в аэропорт.

Подъехав к беседке, Илья, не выходя, взял у Эргаша деньги, и они поехали за Луизой.

Герр-майор не успела открыть дверь, как Илья, схватив ее за руку, сказал:

-  Луиза! Дело есть.

-  Какое?!

-  Товарищ тут за мной машину прислал, надо срочно в Ташкент рвать, поможешь?

-  Подожди, я сейчас соберусь!

-  После,- сказал Илья и, бросив ковер в коридоре, вытолкнул ее на лестничную площадку и захлопнул дверь.

-  Ты что, Илья! Не поеду же я в халате.

-  Пошли, каждая секунда дорога. Был бы Ганс, я бы тебя не просил, десять тысяч, поделим поровну. Работа чистая, сама знаешь.

-  А не обманешь?

-  Что ты, дура! Если я с тобой не поделюсь, то я вообще денег не увижу.

Луиза недоверчиво посмотрела на него и сказала:

-  Одна минута роли не играет.

Но было поздно, Илья тащил ее к машине.

Приехав на куйлюкский толчок, они остановились возле лагманной.

-  Луиза! За мной! - скомандовал Илья и, проведя ее метров десять, поставил у крыльца магазина.

-  Стой здесь, я через минуту обернусь,- и свернул за угол, где были петушиные бои.

Моментом осмотревшись, он подошел к таджику в замшевых сапогах и грязном полосатом гапаке, по всему было видно, что он из далекого кишлака.

-  Слышь, ака! Баба нужна?

-  Ханум? - переспросил тот.

-  Ханум, ханум, кызым.

-  Нечады?

-  Четвертак.

-  Сикоко? - переспросил бабой на русском.

-  Двадцать пять рублей.

-  Давай, об-ке!

-  Хазыр, сейчас,- ответил Илья,- готовь пузырь,- и побежал за Луизой.

-  Слушай, прелесть, там один бабой стоит, сейчас познакомлю, он министр просвещения Таджикистана, только ты не удивляйся какой у него вид. Маскируется, дело-то темное, короче, постоишь с ним одну минутку, максимум две, и смотри, чтобы он никуда не ушел, а я этим временем подтяну еще одного и можно закругляться.

-  Ты хоть объясни, что делать будешь.

-  Скоро все узнаешь, работы на шесть секунд, сама скоро убедишься.

-  А если он отойти вздумает?

-  Дура! Я тебя зачем взял, завлеки разговором на две минуты и считай, что ты отработала.

Таджик открыл бормотуху и предложил Луизе выпить из горла.

-  Не хочу я пить! - возмутилась Луиза.

-  Пей, дура! - полушепотом сказал Илья.- Из уважения пей.- Луиза приложилась к бутылке, а Илья, взяв четвертную купюру, пошел к машине.

-  Поехали, шеф!

-  А она что, остается?

-  Да, встретила одного приятеля и решила поехать к нему на министерскую дачу в Бричмулу.

-  Что-то я не видел там министерских дач,- сказал водитель, выруливая на перекресток,- я частенько там бывал.

-  Может, не в саму Бричмулу, но где-то там,- поправился Илья.

-  Сейчас там зелень, все поспело, красота, одним словом,- мечтательно высказал частник.

-  Вот и я говорю, свежий воздух, что еще для счастья надо.

Так они, беседуя по душам, доехали до аэропорта. А Луиза только тогда сообразила, что продана, когда ее пихали в машину.

Вывод один: не рой другому яму.