— У меня к тебе серьёзный разговор, сынок. — Таким растерянным и подавленным своего отца он ещё никогда не видел.
Малыш не сказав ни единого слова подошёл поближе к родителю и покорно замер, где с глубоким волнением взирал на высоко мужика, мужика, который всеми своими силами пытался скрыть внутреннюю боль. Но что послужило предвестником боли?
— Сынок, будь добр сядь.
Данди послушно прошёл в центр зальной комнатки и опустился на кресло с вращающейся круглой ножкой.
— Слушай сынок…и внимательно. Ты обязан уловить каждую деталь…каждое слово…всё из мною сказанного сейчас.
— Я сделаю. — Это всё что сказал Данди отцу.
Где-то с минуту, Рик глядел не отрываясь в глаза малышу, а затем достал из кармана выцветших джинс пачку сигарет Марльборо и трясущимися руками извлёк из неё тоненькую сигаретку. Через мгновение вставил её в рот, поднёс к ней зажигалку писталет и зажёг ею дымящуюся палочку смерти, долгосрочной смерти. Форточку гостинного окошка открывать не пришлось, она ещё с утра оставалась настежь распахнутой и табачному дыму было куда выходить, за это он не думал. Выпустив пар со рта отец малыша вновь заговорил.
— Данди, я плохо помню своего деда. Мне было пять лет когда он помер. Говорят что он сильно любил меня…больше всех на свете…Ах да, я же тогда остался у него единственным внучком, после смерти Вэрнкса, сына Скотта, единственного родного брата твоего дедушки. Ты же помнишь об этой печальной истории?
Встревоженные глаза дитя застыли на образе отца, и не думали на что-либо отвлекаться.
— Да папа, ты рассказывал о ней… — Сказал тревожным голосом малыш, уже чувствуя к чему тот клонит.
— Ну вот.
Рик решил преподнести саму новость о смерти дедушки Рональда не так сразу, не с одного захода, не одним словом, ну как бы не без вступительного слова. Никак нельзя было без этого, ведь он мог бы надолго поранить душеньку славного Данди, поэтому подбирал слова, заходил с далека и пытался предельно точно сказать о том, о чём планировал.
— Папа, а причём здесь эта история?
Вроде бы он догадывался, заблаговременно крушась в себе нелепыми догадками, но пожелал быстрее подобраться к завершающему слову, к тем определяющим словцам отца из этого серьёзнейшего разговора. О ком? Ни о дедушке ли его любимом? И что же с ним там приключилось, к чему сейчас ведётся этот весьма значимый семейный диалог, между ним и каким-то смятенным и угасшим отцом, — раздумывал малыш.
— Я вспомнил о ней не зря. — Тот еле прошаркал тяжёлыми сандалиями до стула-вертушки к сыну и положил на его головку свою крепкую руку и зажмурившись сказал. — Данди…Рональд мой отец…и твой дед…очень тебя люби… — Последнюю букву он намеренно опустил. — …фу-х…
— Папа… — Малыш с трудом поднял вверх глаза, к лицу Рика, застывшего в маске долгой, непростительной скорби. — …я об этом знаю. И когда вчера ему стало плохо у себя в апартаментах, я был с ним до конца…читал ему сказки…стишки…а ещё кормил, кормил из деревянной чаши…той самой, которую перед разлукой ему подарила …ээ…
— Маури? — Помог отец поникшим голосом.
— Да Маури. Он же любил её, и чашу эту тоже любит.
— Сынок?
— А?
— Он больше всех любил тебя!
А вот теперь тo, Данди бедному Бою стало ясно всё, и окончательно. И кто его знает, возможно, где-то в подсознание, он ожидал такой расклад сегодняшнего диалога, знал…нет, точнее подозревал, но чтоли в тайне от самого себя, о кончине любимого деда, чувствовал о вечной, невосполнимой ничем потере, но старался дать отцу довершить начатое…прикончить слово…сказать последнее требующее большого внимания изречение, ну а потом впасть в панику, а за ней в бесконечный, в эту душу терзающий неугомонный вой, преобразованный в неизгладимую боль. В следующее мгновение сын Рика Фроста прижался всем телом к любимому отцу и заревел в полный голос, да так жалостливо и чувственно что не оставил без слёз и главу семейства, а в дверях возникла Мерилин, в глазах которой, читалась печаль и полная безпомощность. Сейчас бы ей не удалось найти для сыночка ни одного слова поддержки, ни отыскать ни одного увесистого предположения по необходимому отходу на тот свет родного ему дедушки, поэтому она не лезла, и оставалась в стороне. А вот Рику было что показать тому, чем остановить подачу слёз из глаз его плаксивых, пускай, и на короткое время. Взяв нежно малыша за тощие плечи он пронзительно взглянул в очи его и после этого сказал.
— Не плачь, мой маленький Данди, у меня есть кое что для тебя… — Рик потянулся в задний карман своих изношенных джинс где достал завёрнутый втрое листок бумаги. — …на, посмотри.
Когда малыш перенял бумажный лист налитой тяжестью рукой и неспеша развернул его, пред ним предстало небольшое письмецо начирканное корявым почерком…вероятнее всего старческих рук…тогда как шмыгнув забитый соплями нос он принялся внимательно вчитываться заслёзанными глазами в сам текст. А родители в этот момент решили покинуть зальную комнату и на время ознакомления записки дать родному своему чаду побыть на едине с собой, дабы тот смог без их присутствия разобраться в послание к нему от умершего дедушки. Пришло время читать и он читал слегка похныкивая.
К Данди.Твой навеки, дедушка Рональд.
Дорогой внучeк, если ты читаешь эти строки, то знай, что это может означать лишь одно: твой родной дедушка не прощаясь, покинул пределы этого странного, жестокого и несправедливого мира и пустился в странствие по неведомым краям. Верь мне, моя жизнь дала трещину! Каждый населяющий планету Земля в один прекрасный день покупает билет в один конец, в то неизведанное нами местечко, откуда возвращения не предвидится. Поэтому, пишу тебе прощальные слова, а за ними пожелания. Так как не мог поступить иначе, ведь моя к тебе любовь безгранична и крепка, а так было всегда. Малыш, постарайся быть сильным всегда-всегда и особенно вот сейчас, в час нашего расставания. Мне правда будет тебя там не хватать, но такова жизнь. Всем нам когда-то приходится что-то или кого-то брать и терять, без этого никак. Сейчас ты потерял меня и мною тебе обещанную сказку. Внучек, дорогой, я не успел….а значит, не хотя того, прообещался! Стыдно! Прошу тебя, не огорчайся. Поверь всё ещё в твоей молодой жизни успеется, а сказка тем более….Прости меня за несостоявшуюся сказку eщё раз, и ещё много-много раз. Мне второй раз в жизни становится стыдно за свою слабость. Первый раз был тогда, когда я не сумел выйти сухим из воды перед жителями взрастившего меня города, после того мерзкого убийства. И сейчас….Желаю тебе на твоём жизненном пути всего самого светлого.
Данди, если сможешь, то прости!
Данди, если любишь, то прости!
Данди, если помнишь, то прости!
Остальное ты знаешь….
Внучек, люби и слушайся своих родителей. И вырасти обязательно порядочным и совестливым человеком. Прощай.
Трясущимися детскими ручонками записка была сложена вдвое, и бережно уложена под любимую подушку. А сам он, горько, почти навзрыд пустился в плач, да так, что слышали родители, но не могли уже ничем ему помочь. Утрата любимого ему дедушки уже была ничем невосполнима. Данди данное понимал и от этого становилось только хуже и невыносимее. Хотелось разом взять да и убиться, но был бы в этом толк? Конечно нет. А потом на нём было обязательство, от него требовалась важное исполнение, которое теперь ему стоило (не раздумывая) выполнить в одиночку, без Рональда. Но где та сказка, в которую попав однажды он должен был порученоe выполнить?! Где сказка та, попав в которую он должен был рискнуть собой, идя повсюду напролом, сметая на своём пути преграды, ради раскопки истины, закопанной скорее глубоко в земле от глаз людских долой?! — безответными вопросами задавался маленький Данди Бой. И получал в ответ лишь злую, равнодушную тишину.
— Данди, сынок, перестань плакать… — Внезапно вошедшая в спальню мама приблизилась и нежно обняла своё дитя. А тот ревел и ревел. — Дедушка был уже стар, и для него пришло время покинуть этот мир…Пойми?
— Не хочу… — Всего лишь сказал ей сын, и эти слова были последними его словами, на сегодня.(сегодня ли?!)
— Но у тебя есть мы, твой папа и я. Мы тебя сильно любим и всегда будем с тобой. — Говорила она искренне, как бесконечно любящая мама своего ребёнка. — Вечно будем с тобой! — А здесь она врала. Но ничего не оставалась кроме этого.