Было это давным-давно, когда еще рога козлов в небо упирались, а хвосты верблюдов по земле волочились. В устье реки Кара-Хем жил бедный старик Сумелдей. Была у него единственная дочь Чечен-кыс, она во всем отцу помогала.
Однажды Сумелдей отправился к богатому Ай-хану попросить молока. Долго ли, коротко ли шел Сумелдей, наконец увидел он ханский аал. Зашел в юрту и видит – хан сердит, свита молчит, чай в чайнике давно остыл. Поклонился старик Ай-хану и попросил молока.
Усмехнулся Ай-хан и говорит:
– Отгадай сперва, Сумелдей, мою загадку: «Посреди озера Когелдей стоит большое дерево – на одной стороне пятнадцать веток зеленых, а на другой стороне пятнадцать веток сухих». Не отгадаешь – отрублю твои руки вместе с рукавами, сниму твою голову вместе с шапкой. Иди, а завтра придешь с ответом.
Печальный идет домой Сумелдей. Вышла навстречу ему Чечен-кыс и спрашивает:
– Отчего, отец, ты такой печальный?
Рассказал старик о загадке хана.
– Не печалься, отец, – говорит Чечен-кыс. – Пойди к хану и скажи, что озеро – это небо, дерево – это луна. Пятнадцать зеленых веток – дни полнолуния, пятнадцать сухих веток – дни неполной луны.
Повеселел старик. Наутро поспешил к хану.
Услышал Ай-хан ответ старика – сердитым стал:
– Верно, Сумелдей. Узнай мне теперь – сколько лет исполнилось черному медведю с белой головой. Не угадаешь – с жизнью прощайся.
Печальный побрел домой Сумелдей. Вышла навстречу ему Чечен-кыс и спрашивает:
– Отчего, отец, ты опять такой печальный?
Рассказал старик о новой загадке хана и заплакал:
– Не гаснувший огонь моего очага теперь погаснет. Не умер я раньше – теперь умру, дочка.
– Не печалься, отец. Найди мне лучше в тайге шесть черепов, – попросила его Чечен-кыс.
Разыскал Сумелдей в тайге шесть черепов, принес в юрту.
Привязала Чечен-кыс три черепа справа и три слева к одежде старика и говорит:
– Иди, отец, на перевал Арзайты-горы и жди там.
Взобрался старик на перевал и ждет. Вдруг видит – из густой тайги вылез черный медведь с белой головой. Подошел к старику поближе, стал разглядывать:
– Шестьдесят лет прожил я на северном склоне, пятьдесят лет прожил на южном склоне, сто десять лет мне, но когда еще не видел семиголового человека, – удивленно сказал медведь и быстро заковылял прочь.
Обрадовался старик, пошел к хану с ответом.
Услышал хан ответ Сумелдея и послал свое войско разузнать – сколько лет медведю. Устроили воины облаву на медведя, схватили его и стали бить прутьями. Взвыл медведь:
– Шестьдесят лет прожил я на северном склоне, пятьдесят лет прожил я на южном склоне, сто десять лет мне, но никогда еще меня не били так сильно.
Поскакали тогда воины к хану и говорят:
– Хан, старик правду сказал. Черному медведю с белой толовой сто десять лет.
Рассердился хан и решил снова испытать Сумелдея:
– Ну, старик, если ты и впрямь такой мудрый, сделай мне завтра из золы веревку. Я сам приеду посмотреть.
Печальнее прежнего вернулся домой старик и заплакал:
– Беда пришла, дочка. Приказал хан из золы веревку сделать. А как я ее сделаю?
– Не печалься, отец. Принеси мне две барбы (барба – кожаный мешок для вьюка) осоки, – попросила его Чечен-кыс.
Нарвал старик осоки и принес дочери. Чечен-кыс свила из нее веревку, а потом подожгла.
Утром, как только заиграла заря и камни стали золотисто-пестрыми от солнца, приехал хан. Смотрит и удивляется: перед юртой веревка из золы лежит. Разозлился хан и умчался обратно. Снова вызвал Сумелдея к себе в юрту, а сам думает: «Простой человек умнее хана оказался».
– Вот что, старик, даю тебе шесть быков, а ты к утру приготовь простоквашу из их молока. Не сумеешь сделать – худо тебе будет.
Печальный пригнал домой Сумелдей быков и рассказал Чечен-кыс о ханской задаче.
– Не печалься, отец. Отведи быков в загон и ложись спокойно спать, – успокоила старика дочь.
Утром, как только заиграла заря и камни стали золотисто-пестрыми от солнца, приехал хан.
Смотрит, перед юртой сидит Чечен-кыс – волосы расчесывает.
– Скажи, девушка, сколько у тебя волос на голове?
– А сколько оставил следов ваш конь от ханского аала до нашей юрты? – бойко спросила Чечен-кыс и засмеялась.
Не смог хан ответить на вопрос и поспешил в юрту. Остановила его Чечен-кыс:
– В юрту нельзя входить, хан. Там мой отец рожает.
– Разве может мужчина рожать? – удивился хан.
– А разве может бык доиться? – спросила Чечен-кыс и звонко рассмеялась.
Стыдно стало Ай-хану, вскочил он на коня и ускакал.
Понял хан, что Сумелдею Чечен-кыс во всем помогает, и решил ее проучить. Передал через слугу приказ девушке – приехать к нему в гости на таком коне, чтобы у него было две пары глаз, два хвоста, восемь ног.
Оседлала Чечен-кыс кобылицу и отправилась к Ай-хану.
Увидел ее хан и усмехнулся:
– Не решила ты моей задачи.
– Нет, хан, – возразила Чечен-кыс. – Это кобылица жеребая. У нее с жеребенком – две пары глаз, два хвоста, восемь ног.
Понравилась хану Чечен-кыс и говорит он ей:
– Мудрая девушка, стань моей снохой, а сыну – доброй женой.
Ответила девушка:
– У меня есть старый отец. Его нужно мясом кормить, молоком поить. Не могу его бросить.
Рассмеялся хан:
– Эта беда невелика, пусть живет в моем аале. Всего ему будет вдоволь.
Согласилась тогда Чечен-кыс.
Поставил Ай-хан молодым большую белую юрту, и стали они жить-поживать.
Однажды вздумал Ай-хан поехать к Дошкун-хану (Дошкун-хан – жестокий хан). Был этот хан очень жестокий. Любил он играть в шахматы и каждому проигравшему отрубал голову. «Мне теперь нечего бояться. Находчивая сноха выручит», – думает Ай-хан.
Приехал Ай-хан в аал Дошкун-хана, привязал коня к железной коновязи и вошел в юрту.
Сидит Дошкун-хан на девятирядном ковре и скучает.
Говорит Ай-хан хозяину:
– Здравствуй, Дошкун-хан! Зовут меня Ай-хан. Вызываю тебя на состязание в шахматы.
Согласился Дошкун-хан.
Стали они играть. И так увлеклись, что про все забыли. Над первым ходом думали тридцать дней – один месяц, над вторым ходом шестьдесят дней – два месяца, лето-зиму не замечали. Наконец Дошкун-хан одолел гостя. Обрадовался, собрался в поход – забирать скот и добро Ай-хана.
Схватили Ай-хана слуги и привязали его к четырем колам, а на шею колодку надели.
Взмолился Ай-хан:
– Прежде чем скот убивать – надо кровь у него взять, прежде чем человека убивать – надо ему слово дать.
– Ну, говори! – приказал Дошкун-хан.
– Не разграбить тебе мой аал без моей помощи. Пошли в мой аал одного воина и одного чиновника. Пусть они скажут моей снохе: «Вашему хану хорошо у нас. Четверо прислужников ему верно служат, ни на шаг не отходят. Приказал хан свалить железную коновязь, а деревянную не трогать, забрать серебряные ножницы и железный подпилок, рогатый скот впереди безрогого гнать».
– Вот и хорошо. Легкая будет добыча, – обрадовался Дошкун-хан и на радостях стал пить-гулять.
Приехали гонцы Дошкун-хана в аал Ай-хана. Воин привязал своего коня к железной коновязи, а чиновник – к деревянной.
Вышла им навстречу Чечен-кыс и спрашивает:
– Скажите, где наш хан?
Передали гонцы наказ Ай-хана.
Собрала Чечен-кыс подданных и говорит:
– Смерть грозит нашему хану. Передал он, что четверо прислужников ему верно служат. Это четыре кола, к которым он крепко привязан. Приказал хан железную коновязь свалить, а деревянную не трогать. Это значит – воина надо убить, а чиновника оставить в живых – дорогу показывать. Велел хан забрать серебряные ножницы и железный подпилок – это про нас с тобой, мой муж. Рогатый скот велел впереди безрогого гнать – это про войско и про наших подданных.
Отправилась Чечен-кыс с мужем и со всем войском и подданными Ай-хана из беды выручать, а чиновника Дошкун-хана заставила дорогу показывать.
Приехали они в аал Дошкун-хана. Ай-хан, и правда, к четырем колам привязан. Отвязали они Ай-хана, а вместо него привязали Дошкун-хана, забрали весь скот и отправились обратно.
Три дня и три ночи шел великий пир. Не мог Ай-хан своей умной невесткой нахвалиться и передал ей свою ханскую печать.
Стала Чечен-кыс править ханством вместо Ай-хана, и народ дал ей имя Алдын-Мерген дангына – царевна Золотая Мудрость.
Долго и мирно текла жизнь в этой стране.