Кошки не боятся смерти. Они мудрее людей: не стремятся к неизвестному будущему и не боятся смерти. Как и мы, они страдают от старости, болезней, тревог стареющего мозга. Кошки испытывают боль от травм и ран, но они не спрашивают себя: «Не умираю ли я?» Они умеют жить настоящим.

Мы многому можем научиться у животных.

– Человеческая смертность составляет сто процентов, – говорил мне Ронни, когда еще был здоров и счастлив и не вылезал из горячих точек планеты.

Он сидел за столом в нашем общем лондонском кабинете и работал над книгой о терроризме. Ронни любил во время работы делать подобные замечания в никуда. И эти его слова мне запомнились.

Муж видел много мертвых: сначала во время Второй мировой войны, когда был морским пехотинцем, а потом во время войн на Ближнем Востоке.

– Мертвое тело не пугает, – сказал он мне, когда я ухаживала за мамой в последний год ее жизни. – Человека в нем уже нет.

Ронни был прав, и я это поняла, когда мама умерла. Ее тело больше не было тем человеком, которого я любила. Это было просто тело.

Я была рядом с мамой в те тяжелые восемь дней, когда она уходила, и это было ужасно. После ее смерти я три месяца не могла спать, потому что стоило мне заснуть, как эти кошмарные дни снова вставали перед глазами. Я стала читать, пока веки не слипались и книга не выпадала из моих рук. Только так мне удавалось избежать мучительных воспоминаний.

Я пять лет ухаживала за Ронни, видела его на грани смерти. Я безумно боялась того, что он будет медленно и мучительно умирать у меня на глазах, как это было с мамой.

Если бы я могла распоряжаться смертью, то сделала бы так, чтобы он умер легко, чтобы ему не пришлось проходить через то, что стало уделом моей бедной мамы.

Но смогла бы я это сделать? Выдержала бы? Два года назад мне пришлось три недели ждать результатов анализа – инвазивная у меня форма рака груди или нет. Если бы рак оказался инвазивным, мне осталось бы жить не больше двух лет. Я страдала бы от последствий лечения и неизвестно, кто из нас с Ронни прожил бы дольше.

К счастью, рак оказался неинвазивным, и я смогла после операции вести нормальный образ жизни. И я смогла пережить Ронни, который был старше меня на восемнадцать лет. У меня сохранилась надежда на то, что я буду рядом с ним в процессе умирания. И в этом мне постоянно помогала моя дорогая, любимая Тилли. Я наблюдала, как она оправилась от стресса, начала ухаживать за собой и превратилась в нормальную спокойную кошку. Я поняла, что и мне тоже нужно сосредоточиться на уходе за собой. Я постаралась в полной мере последовать ее примеру.

С каждым днем Ронни слабел все больше. Моя жизнь проходила по строгому расписанию. Раз в неделю я совершала хотя бы одну двухчасовую прогулку, каждый день отдыхала после обеда и каждый месяц на неделю приглашала сиделку с проживанием. В эту неделю я могла больше ходить и гулять, хотя ночные дежурства и в этот период все же оставались на мне.

Я начала худеть. Никогда в жизни мне не удавалось похудеть. Каждый год мой вес увеличивался примерно на сто граммов. Теперь же я стала со страхом вставать на весы. Неужели мой рак вернулся? Или появился другой? Я пыталась настроиться более конструктивно. Я напоминала себе, что рак у меня был неинвазивным, и вероятность его возвращения не превышала двух процентов.

Но страх не уходил. В нем была какая-то суеверная логика. В чем бы я себя ни убеждала, мне по-прежнему казалось, что причиной рака груди стал уход за Ронни, и продолжение этого ухода могло стать причиной другого рака. Возможно, у меня уже развивается рак легких – ведь я сорок лет жила рядом с человеком, который курил трубку.

Пока я ожидала результатов рентгена легких, меня не оставляли мысли о Тоби. В отличие от более разумных и спокойных кошек, я не могла не думать о воображаемом будущем. Тоби продолжал гоняться за Тилли, и приходилось постоянно открывать и закрывать двери, чтобы держать их порознь. Я думала о том, что произойдет, если мне самой придется лечиться от рака и еще присматривать за Ронни. Сложности с кошками были мне совсем не нужны.

Мы, люди, терзаем себя, живя в будущем или в прошлом. Я знала, что нужно жить настоящим, сегодняшним днем, но не могла взять себя в руки. Я постоянно думала о том, что ждет меня в будущем. Я не могла избавиться от мысли, что уход за Ронни убивает меня.

Я жила в воображаемом катастрофическом будущем, вместо того чтобы жить настоящим. Меня терзало ощущение, что я сама загнала себя в эту ловушку. Я любила Ронни, но со мной всегда был страх перед собственной смертью, а не перед его уходом. Этот страх постоянно преследовал меня, словно безмолвный притаившийся хищник. По утрам я просыпалась от страха и с тем же страхом ложилась в постель по ночам.

Я уже подумывала о том, чтобы записаться в группу тех, кто пережил рак, но единственная имевшаяся в нашем районе такая группа собиралась слишком далеко от моего дома. Я не могла совместить поездки на собрания с уходом за Ронни. В нашем Центре Мэгги была подобная группа, она очень помогла мне в то время, когда я боролась с раком груди.

Примерно год назад я могла привозить Ронни в больницу на процедуры, и пока им занимались врачи, выпить чая и поболтать с сестрами в этом центре. Эти посиделки были мне очень полезны. Теперь же Ронни был слишком болен и беспомощен. Во время приездов в больницу я все время должна была находиться рядом с ним – толкать его инвалидное кресло, изучать систему назначений, общаться с врачами.

Я стыдилась своего страха, стыдилась своего гнева. Люди должны заботиться о своих партнерах в старости, не жалуясь на судьбу. У меня не было права роптать на свое положение, а нужно было просто примириться с ним и жить дальше.

Страх и гнев в моей душе смешивались с жалостью к себе – самым мучительным и опасным для меня чувством. Оно часто заставляет бывших алкоголиков вновь браться за бутылку. Если я снова начну пить, то не смогу заботиться о Ронни. Я это точно знала. Пьющие алкоголики – абсолютные эгоисты.

В своем блоге я написала: «Все, чего я хочу, это прожить достаточно долго, чтобы немного отдохнуть и развлечься. Я хочу ходить в оперу, встречаться с друзьями, гулять на закате, когда и где мне захочется. Я хочу выходить из дома, не беспокоясь о том, что ждет меня по возвращении. Я хочу вернуть свою свободу!»

Читая эти слова сегодня, я краснею от стыда. Ронни умирал от рака, а я жаловалась на то, что не могу ходить в оперу.

Наступало самое худшее. Самый страшный момент моей жизни произошел, когда я вышла из себя в общении с беспомощным мужчиной, в которого превратился мой муж. Я всегда была раздражительной, но однажды сорвалась и устроила дикую истерику.

– Как ты думаешь, каково мне сейчас? – кричала я на Ронни. – Я не могу выйти из дома! Я не могу встретиться с подругами! Я не могу сходить в кино!

Когда я успокоилась, меня захлестнуло чувство вины и настоящей ненависти к себе.

– Как ты все это выдержал? – спросила я у Ронни, когда, собравшись с силами, извинилась перед ним за свою выходку.

– Ты всегда была раздражительной, – ответил он. – Я к этому привык.

– Но как ты справляешься с этим? Как ты выносишь такое мое поведение?

– Я просто не слушаю, – признался Ронни. – Я не думаю, что выбрал в жены не ту женщину, – сказал он успокаивающе. – Но мне тяжело. Меня мучает чувство вины и печали. Мы были так счастливы… Я безумно благодарен за то, что ты и по сей день рядом.

Оглядываясь назад, я благодарю Бога за то, что та истерика была последней. Вспоминая тот разговор, я понимаю, какая усталость и стресс стояли за моей грубостью и жестокостью, но тот случай заставил меня что-то сделать с собственным самоедством и мучительными мыслями о будущем. Я поняла, что нужно что-то делать с этой жалостью к себе. Всю жизнь близкие подруги советовали мне писать списки того, за что я благодарна жизни. Они считали, что такие списки помогают справляться с жалостью к себе. Я же никогда этого не делала. Писать список того хорошего, что было в моей жизни, казалось глупым ханжеством, предложением из детской книжки викторианской эпохи. Теперь же я почувствовала, что такие списки мне просто необходимы – без них я просто сойду с ума. В отчаянии я составила первый список:

• Я излечилась от рака. У меня 98 % вероятности прожить свою жизнь здоровой. Я должна постоянно об этом помнить. Мне был дан третий шанс – жизнь после рака. Это был такой же подарок, как возможность прожить иную жизнь в эмоциональном и духовном плане после отказа от алкоголя.

• Ронни все еще со мной. Я люблю его. Когда меня одолевает усталость и депрессия, я порой забываю о том, как он мне дорог. Бывают даже моменты, когда я думаю, что лучше бы он умер. Но все же я очень, очень, очень рада, что он все еще со мной.

• У меня есть две замечательные кошки.

• Тоби и Тилли не дружат, но и не враждуют между собой. Драк в нашем доме не было.

• У меня есть деньги, чтобы оплачивать услуги сиделок.

• Я начинаю возвращаться к нормальной физической форме. Когда у нас живет сиделка, я хожу по часу в день хотя бы четыре дня из семи, и улучшения налицо.

• У меня есть теплый дом и любящий муж.

• Я похудела, поэтому мое будущее прекрасно.

Список сработал. Он не был слишком подробным – я просто писала то, что приходило мне в голову. И это улучшило настроение и направило мои мысли в нужную сторону. Я все еще боялась и злилась, но список благодарности избавил меня от жалости к себе. В сравнении со многими другими моя жизнь была прекрасной. Многим людям гораздо хуже, чем мне. Такой список я составляла два-три раза в неделю, и каждый раз это занятие приносило мне эмоциональное облегчение. Теперь я уверена, список благодарности – это отличное средство от стресса.

Иногда такой список включал всего пару мелочей, как, например, этот:

• Тоби утром вышел из дома, он снова учится жить нормальной жизнью.

• Тилли ночью мурлыкала так громко, что я заснула, как под колыбельную.

• Библиотека получила для меня две отличные книги по межбиблиотечному обмену. Если бы я их покупала, то это обошлось бы мне в 250 фунтов.

• Парковка возле библиотеки стала бесплатной на три часа. Я могу съездить туда и обратно меньше чем за час, поэтому это можно сделать в любой день.

• Я приготовила отличную мусаку. Это было труднее, чем я думала. Все вполне могло закончиться настоящей катастрофой.

• Я могу съездить на обсуждение поста, хотя мне придется уйти пораньше. Всегда полезно вспомнить о духовной стороне жизни. Я – нечто большее, чем тело, снабженное мозгом.

Даже такие мелочи мне помогали. Ронни научился ценить даже незначительные проявления доброты в повседневной жизни. А теперь и я научилась тому же. Я стала замечать приятные мелочи и радоваться им. Мой больной муж показал, что я должна делать.

Да, в уходе за больными много неприятного и тяжелого – туалет, уборка, запахи. Но больше всего рвет душу слабость близкого человека.

Я не могла выносить того, насколько слаб и болен мой муж, как он кричит от боли, когда я делаю какое-то неосторожное движение.

В моей семье болезнь считалась позором, а не несчастьем. Отец не выносил больных и считал, что на болезни просто не следует обращать внимания. Не знаю, навещал ли он когда-нибудь друзей в больницах. Знаю только, что когда он сам перенес инсульт, то никому не позволял навещать себя в больнице – он не хотел, чтобы люди видели его таким слабым. Моя мать тоже не навещала больных друзей, особенно раковых больных, ведь от рака умерла ее сестра. Она слишком боялась находиться рядом с серьезно больными людьми.

В этом страхе перед болезнями люди не одиноки. Многие животные испытывают те же чувства. Животные стараются избегать больных сородичей, а иногда даже нападают на них. Здоровые куры клюют больных и даже могут заклевать их до смерти. Друзья, которые не нашли в себе сил навестить Ронни, вели себя совершенно естественно. Стремление избежать контакта с больными – это уловка природы, позволяющая нам не подцепить болезнь. Те, кто избегает общения с больными, могут прожить больше. Эта мысль помогала мне спокойнее относиться к тем, кто стал нас сторониться.

И она же помогла мне простить себя за чувство отвращения, которое я испытывала в процессе ухода за Ронни. Я просто преодолевала это совершенно естественное чувство, а для этого я иногда составляла список тех хороших качеств, которые сохранились у Ронни. Вот один такой список:

– Мне нравится, как он поднимается, когда к нам приходят посетители. Он изо всех сил старается быть милым с посторонними. Это естественно и хорошо.

– Он никогда не жалуется. Он очень смелый.

– Он всегда вежлив и приветлив. Даже когда я выхожу из себя из-за очередной неудачи и готова заплакать, он утешает и поддерживает меня. Он не плачет, потому что знает, что его слезы расстраивают меня. Он изо всех сил старается поддерживать меня, изо всех сил.

– Он до сих пор любит шутки и даже шутит сам. Если бы я перестала сравнивать его с тем, каким он был прежде, то смогла бы увидеть еще много хорошего. А я замечаю то, что исчезло, вместо того чтобы радоваться тому, что осталось.

Списки помогли. Помогло и то, что наш дом стоял возле проселочной дороги, окруженной полями. Я могла совершать короткие прогулки, оставляя Ронни на полчаса или меньше. В это время я была наедине с природой.

* * *

После Рождества выпал глубокий снег. Гулять было трудно, но я все же вышла на дорогу, оставляя глубокие следы в сугробах. Иногда я наступала на лед, а порой чувствовала под ногами глубокие лужи. Случалось, что я проваливалась в грязь, скрытую под снегом. Я слышала, как под ногами хрустит замерзшая трава, а из-под белого снега кое-где проглядывала зелень.

В некоторых местах сугробы были очень глубокими, в других ветер полностью сдувал снег, оставив на виду замерзшие проплешины. Ветер и снег били мне в лицо, но даже в тот момент я ловила снежинки, таявшие на моем языке, как пузырьки шампанского. Листья почти полностью облетели, но на боярышнике остались красные ягоды – дрозды и голуби склевали не все. На кустах ежевики еще остались листья, порой довольно низко – ими могли полакомиться мелкие животные, например, кролики.

Зверьки и птицы из полей перебрались в живые изгороди. Дрозды клевали что-то на земле. Фазаны и куропатки тоже искали пищу под кустами. Шум четырнадцати пар крыльев нарушил снежную тишину – стая куропаток взлетела и направилась куда-то вдаль. Одна птица отстала, наверное, у нее было повреждено крыло. Она неловко приземлилась и скрылась под густым кустарником. Тишину нарушали только крики фазанов. Меня окутывал почти полный снежный покой.

И тут произошло нечто волшебное, что привлекло мое внимание. Слева от дороги на поле выскочил заяц. Он заметил, как я пробираюсь сквозь снег. Заяц бежал параллельно изгороди по глубокому рыхлому снегу, а потом вбежал в ворота и понесся по полю. Кое-где ветер сдул снег, но по большей части снежный покров был очень высоким. Заяц бежал, и его задние лапы поднимали за собой настоящий снежный вихрь. Зрелище было завораживающее.

Эта короткая прогулка была для меня благотворной. И для этого неземного опыта мне не пришлось даже уходить далеко от дома.

Я всегда с особенной любовью относилась и отношусь к зайцам, но увидеть их довольно сложно. Не каждая прогулка приносила мне такое счастье. Когда на холмах становилось ветрено и холодно, зайцы перебирались в долину. Но я часто гуляла по дороге в надежде увидеть их хотя бы издали. Дойдя до ворот, я осторожно выглядывала – а вдруг поблизости сидит заяц. Когда я находилась в тени ограды, зайцы могли меня и не заметить, но все равно нужно было двигаться очень медленно и осторожно.

Как-то вечером я неподвижно стояла у ворот в конце дороги довольно далеко от дома и увидела маленькую темную фигурку. Тилли пробиралась ко мне с другого конца поля, прежде она никогда не заходила так далеко. Немногие мои кошки решались на такое, но Тилли явно хотела присоединиться ко мне.

Подойдя ко мне, кошка беззвучно мяукнула – рот ее раскрылся, но звука не было – и потерлась о мои ноги. Мне показалось, что она выглядит встревоженной. А потом Тилли повернулась и направилась к дому. Примерно в метре от меня кошка остановилась и оглянулась. Мне стало ясно, что Тилли просит, чтобы я следовала за ней. Я не стала оставаться у ворот, хотя мне этого очень хотелось, и пошла за ней к дому. Тилли постоянно останавливалась и оглядывалась, чтобы убедиться, что я действительно иду за ней. Она покинула свою безопасную территорию, чтобы спасти меня и вернуть домой. Это было очень трогательно.

Тоби же с каждым днем становился все увереннее. Он решил, что ему нужно расширить пищевой диапазон. Он начал отказываться от специального корма, хотя продолжал воровать крошки с пола кухни. Голодный бродячий кот отъелся настолько, что стал воротить нос от роскошного обеда!

Как и большинство кошек, Тоби пытался приучить меня давать ему другой корм – желательно самый дорогой в супермаркете. А может быть, он вспоминал мусорную диету, состоящую из объедков. Возможно, именно это отвечало его прихотливому пищеварению. Я могла бы уступить и перевести кота на обычный кошачий корм, но точно знала, что это для него вредно. У Тоби расстроится желудок, а убирать последствия придется мне.

К счастью, у меня под рукой была кошка-обжора – Тилли. Я быстро сумела справиться с причудами Тоби – стала отдавать недоеденный им корм Тилли, которая с удовольствием поедала все остатки прямо на его глазах. Достаточно было поступить так три раза, и кот начал съедать все сам, лишь бы еда не досталась Тилли. Он оставил попытки убедить меня перевести его на другой корм и вернулся к прежней прожорливости. Кто-то прислал мне пищевой контейнер для собак, и испытателями этого устройства стали обе кошки. Идея заключалась в том, чтобы проверить, как диспенсер можно использовать для кошек. Устройство состояло из зеленого пластикового контейнера с вертикальными выступами. Кошкам нужно было забираться наверх, чтобы получить сухой корм. Такой диспенсер весьма полезен для домашних кошек, которым нечем заняться дома. Я подумала, что обжора Тилли, всегда слишком быстро поедавшая свой корм, будет есть медленнее. Благодаря этому кошка быстрее насыщалась бы и ела бы (как я надеялась!) меньше.

Но здесь я не угадала. Возможно, из-за своих маленьких размеров Тилли мгновенно получала свою дневную порцию и сразу же начинала разыскивать что-нибудь еще. Процесс поедания в сравнении с питанием из миски замедлился совсем незначительно.

Тоби же вообще не понял, что нужно делать с этой штуковиной. Несмотря на такую же, как и у Тилли, прожорливость, он просто смотрел на нее и уходил прочь, когда я засыпала туда его специальный сухой корм. Не обратил кот внимания и на сухой хлеб (как кот, привыкший питаться из мусорных баков, он питал к сухим коркам нежную любовь), разложенный вокруг. Может быть, Тоби был настолько косым, что просто не видел диспенсер? Были моменты, когда я начинала думать, что жизнь на улице пагубно сказалась на его мыслительных способностях. (Кошки мыслят, даже если думают не так, как мы.) Может быть, у него поврежден мозг? Или он просто глуп?

В эмоциональном отношении Тоби стало значительно лучше. Он перестал носиться по дому как запертый в клетке маленький рыжий лев. Теперь кот выходил в сад, даже если под кормушкой для птиц не было хлеба. Он по-прежнему был чрезмерно привязан ко мне, но все же стал давать мне больше свободы действий.

В те редкие дни, когда Тоби решал отдыхать со мной, а не с Ронни, он усаживался рядом с моей головой и вытягивался так, чтобы всем своим телом касаться моего. В таком положении кот начинал энергично и шумно намываться и не давал мне заснуть, хотя в то время мне очень нужен был отдых.

Позже, когда кот перестал так сильно зависеть от меня в эмоциональном плане, он перестал спать, соприкасаясь с моим телом. Тоби было достаточно лежать в кресле, а я располагалась на диване. Если я называла его имя, чтобы привлечь его внимание, кот кидал на меня типично кошачий презрительный взгляд: «Даже не собираюсь тебе отвечать». Тоби явно пришел в себя!

* * *

Обычно нежелание кошки откликаться на зов хозяина ни о чем не говорит, но мне нужно было, чтобы кот отличал, когда зовут его, а когда Тилли. Я обратилась к своей подруге Беверли Соуселл из Fetch!. Беверли – специалист по поведению собак. Она предложила мне тренировать Тоби с помощью кликера – небольшого устройства, издающего особый звук. Сигнал нужно подавать, когда животное ведет себя правильно, и сразу же поощрять лакомством. Я проделала это с Тилли, и она научилась выполнять очаровательные, хотя и бесполезные трюки – садилась по команде, просила еду, подавала лапку и прыгала через предметы. Тоби же мне предстояло научить чему-то полезному. Я хотела отзывать его, когда он гонялся за Тилли, а для этого надо было приучить кота по сигналу подходить и касаться моей руки. Поскольку он был столь же прожорлив, как и Тилли, я подумала, что это будет несложно.

Другая моя подруга, специалист по поведению животных, доктор Сара Милсопп предложила заменить звук кликера голосом, чтобы можно было подзывать Тоби и в тех случаях, когда кликера не окажется под рукой. В качестве голосового эквивалента я использовала фразу «бип-бип», поскольку в нормальной речи она никогда не использовалась. Если бы я выбрала обычные слова, то могла бы запутать кота и свести все усилия по его тренировке на нет.

Я не хотела запутывать обеих кошек. Если бы я использовала кликер для обоих питомцев, то Тилли относила бы эти звуки на свой счет, хотя мне нужен был Тоби. Хороших собачьих инструкторов это никогда не волнует, но я-то не была настоящим инструктором. Я никогда не ходила на курсы по дрессировке, а следовало бы. Поэтому и не была уверена в том, что мне удастся выдрессировать обеих кошек с помощью одного и того же кликера.

Если бы у Тоби действительно был поврежден мозг, то моя дрессировка оказалась бы бесполезной. Для начала я научила кота тому, что слова «бип-бип» означают кормежку – еда появлялась через несколько секунд. «Бип-бип», – говорила я и давала ему сухой корм. Так я кормила кота три дня – влажным кормом по утрам, а сухим ближе к вечеру.

Следующим этапом стала дрессировка на цель. Приучая животное следовать за целью, вы можете управлять его движениями по своему выбору. В качестве цели я выбрала предмет для собак – складную палку с большой красной лампочкой на конце.

У такой дрессировки есть два преимущества. Во-первых, мне не приходилось слишком полагаться на еду. Раньше нужно было показывать коту еду, чтобы он обратил внимание на мою руку. В этом методе дрессировки нет ничего плохого, но всегда нужно иметь под рукой сухой корм. Я научила Тилли простым трюкам с помощью кликера, но любой собачий инструктор сказал бы мне, что я слишком уж соблазняла ее едой. Во-вторых, у меня была дурная привычка бессознательно двигать руками, поэтому она следила за моими движениями, а не за вербальными командами, их сопровождающими. Когда же я держала в руках цель, то уже не могла совершать отвлекающих движений руками.

Естественно, поначалу Тоби никак не хотел понимать смысла того, что я пыталась сделать. Тогда я разделила обед на маленькие порции сухого корма и стала использовать их в качестве вознаграждения за правильные действия. Сначала я стала вознаграждать кота кормом, когда он просто смотрел на цель. Потом лакомство Тоби получал при приближении к цели. Через пять-шесть минут мне показалось, что он наконец-то понял, в чем суть. Каждый раз, когда кот приближался к красной лампочке, я произносила «бип-бип» и давала ему лакомство.

За чаем я проделала ту же процедуру, но с меньшим успехом, потому что в комнате находилась Тилли, и Тоби отвлекался. Тогда я дала ей корм, чтобы она держалась подальше. И когда я прогнала Тилли, Тоби начал понимать, что еду он получает, когда приближается к цели.

Кот смотрел на меня, я смотрела на цель, и животное следовало за моим взглядом. Кошки умеют следовать за человеческим взглядом, а Тоби был очень ко мне привязан, поэтому он с удовольствием смотрел туда же, куда и я.

На этот раз я вознаграждала его только в случае, когда он оказывался сантиметрах в десяти от цели. Я не использовала никаких вербальных команд или сигналов, решив, что эти сигналы буду использовать позже. Через два дня Тоби хорошо научился приближаться к цели.

Кот явно не хотел касаться цели носом. Наверное, потому что кошки вообще не любят касаться чего-либо носом – этим они сильно отличаются от собак, которые с удовольствием гоняют носом мячики. По этой причине я решила, что для Тоби будет вполне достаточно лишь приблизиться к цели, не касаясь ее. Следующим этапом стало добавление вербальной команды «коснись».

Это оказалось несложно. Команда «коснись» давала Тоби понять, чего я от него хочу. Фраза «бип-бип» говорила ему, что он успешно справился со своей задачей и скоро получит еду.

Кот научился всему очень быстро, поэтому я отбросила все сомнения по поводу его умственных способностей.

Как только Тоби понял, что от него требуется, я заменила цель собственной рукой. Так я могла подзывать Тоби в любой момент, даже если под рукой не было палки с красной лампочкой, и он оставлял бы Тилли в покое.

Иногда я вознаграждала его солидной порцией корма, а иногда не давала ничего. Так работают игровые автоматы – они то не дают никакого выигрыша, а потом вдруг расщедриваются на джекпот. Хорошо известно, что люди продолжают играть на таких автоматах часами в надежде сорвать куш. Если бы они регулярно получали небольшие выигрыши, не рассчитывая на редкий и случайный джекпот, то интерес к игре быстро пропал бы. Именно поэтому периодические джекпоты оказались отличным способом сохранить заинтересованность кота в том, чтобы по команде касаться моей руки.

Все шло отлично. Но потом я поняла, что мне не удастся отозвать кота, если он уже начал охоту. Я могла отвлечь Тоби, когда он только примеривался и обдумывал план погони, но когда кот начинал двигаться, было поздно. А хуже всего было то, что Тилли часто убегала еще до того, как Тоби начинал за ней гоняться. А стоило ей побежать, как кот переставал обращать внимание на мои команды и призывы.

Догнав Тилли, кот быстро и с готовностью подчинялся команде, но в ходе преследования я переставала для него существовать. К счастью, я заметила, что перед началом охоты Тоби бросает на Тилли взгляд хищника и опускает голову. Когда мне удавалось вовремя заметить эти сигналы, я могла отозвать его и спасти бедняжку.

Вам может показаться, что с моей стороны было бесчувственно беспокоиться о благополучии кошек, когда мой муж с каждым днем слабел все больше. Однако в тот момент я не могла ничего сделать для Ронни. Я всего лишь ухаживала за ним и старалась в меру сил помогать ему сохранять достоинство. Беспокоиться о кошках было гораздо лучше, чем концентрироваться на своих страхах.

Иногда общение кошек доставляло мне истинную радость. Как-то утром я выглянула на улицу. Тоби и Тилли были в саду. Он загнал ее в кусты, а потом нацелился на мой огород. Кот явно собирался сделать свои дела на только что засеянной грядке. Тилли побежала за ним и загнала Тоби на дуб.

Кошки постепенно налаживали отношения. Теперь мне нужно было разобраться со своими проблемами. Я получила результаты анализов. Рака не обнаружили, но какое-то воспаление присутствовало – то ли болезнь, то ли последствия вируса. Рака у меня не было, но я не могла больше жить в состоянии депрессии, жалости к себе и страха, а затем и стыда.

– Не знаю, как долго я еще протяну в таком состоянии, – призналась я Ронни.

– Не думаю, что это продлится очень долго, – тихо ответил он.

Вспоминая этот разговор, я терзаюсь мучительными угрызениями совести. Я не могла отменить его болезнь и умирание. Да, мы не знали, сколько еще ему осталось жить – может быть, несколько дней, а может, лет. И я не могла этого изменить. Но как бы я хотела, чтобы того разговора никогда не было!

Моя жалость к себе и страх за себя возникали из-за неопределенности будущего. Кошки принимали жизнь такой, какова она есть, и мне нужно было научиться у них тому же.