Эта книга предназначена исключительно для Вашего личного пользования. Она не может быть перепродана или отдана другим людям. Если Вы хотели бы поделиться этой книгой с другими, пожалуйста, купите дополнительную копию для каждого получателя. Если Вы читаете эту книгу и не покупали ее, или она не была куплена только для Вашего использования, то, пожалуйста, купите свою собственную копию.

Спасибо за уважение к нелегкой работе автора.

 

Глава первая

Дженни с все возрастающим негодованием слушала нудные сентенции брата. Она любила Клайва, но как ее порой доставали его обвинения в неумении жить! У каждого свое понятие о счастье, но Клайв, как обычно, был на сто процентов уверен в собственной правоте.

Клайв, в свою очередь, с недоумением смотрел на сестру. Он ее совсем не понимал. Как можно в двадцать лет увлекаться какой-то там музыкой? Ну, если бы это был рок или, на худой конец, попса, он бы понял. И влюбленность в какого-нибудь юношеского поп-кумира вполне в духе времени, но любить Гайдна! Он снова обвиняющее уставился на портрет парня в старомодном прикиде, стоявшем у сестры на туалетном столике.

– И что ты в нем нашла?

– Я люблю не самого Гайдна, он жил в восемнадцатом веке, а его музыку. – Дженни в который раз пыталась доказать брату право на свои собственные пристрастия. – А ты считаешь, что лучше б я ходила на дурацкие рок-лайны?

– На этих рок-лайнах можно с нормальным парнем познакомиться, а в своей филармонии или оперном театре с кем ты познакомишься? Со столетним стариканом?

Дженни могла бы сказать, что на симфонические концерты и оперы ходит и молодежь, но промолчала. Стремление брата пристроить ее в хорошие руки обескураживало. Ну, какая ему разница, познакомится она с хорошим парнем или нет? У него своя жизнь, полная новых встреч и знакомств, у нее своя, не такая насыщенная, но от этого не менее интересная.

– У меня полно знакомых парней.

– Ты в них своего рода подружек видишь. Ты хоть на одно настоящее свидание ходила?

Дженни призадумалась. Честно призналась:

– Если с поцелуями, то нет. Меня это не интересует.

Клайв по-женски всплеснул руками.

– Вы только послушайте ее! – патетично заявил он каким-то невидимым зрителям, поскольку в комнате они были одни. – Ее это не интересует! – И обвинил сестру: – У тебя какие-то психические отклонения, это точно! Парни тебя не интересуют, зато ты тащишься от классической музыки!

– Знаешь, братец, если ты ничего в классике не понимаешь, это не значит, что все, кому она нравится, с приветом! – Дженни начала по-настоящему злиться, что с ней бывало крайне редко.

– Не все, но ты – точно! Ты же все свои карманные деньги просаживаешь на уроки музыки! И это в твои годы!

Он сказал это с таким священным ужасом, будто она делала что-то непотребное. Марихуану курила, по меньшей мере. Дженни невольно засмеялась.

– Мне это нравится, пойми! Я же не запрещаю тебе каждый вечер проводить в бассейне! Хотя мне это кажется диким.

Клайв отмахнулся.

– Бассейн не удовольствие, это здоровье. А здоровье – это деньги. А деньги – это достойная жизнь.

– А достойная жизнь в твоем понимании – это посещение бассейна каждый день. Круг замкнулся. Я тебя поняла. Ты тоже фанат. Только достойной жизни. А мне нравится искусство. И отстань от меня, понятно!

Но Клайв не собирался сдаваться. Все-таки единственная сестра, жалко ее. Кто же еще о ней позаботится, на ум наставит, как не старший брат?

– Давай я тебя с классным парнем познакомлю? А то ты так и не узнаешь, как живет нормальная молодежь. Попробуй, тебе понравится, вот увидишь!

– Это ты меня с троглодитом с накаченной мускулатурой и с одной извилиной в голове хочешь познакомить? Который даже не будет знать, кто такой Бах?

– А что? Нормальные парни такими и бывают. Зачем им знать, кто такой Бах? Достаточно, что они знают, кто такие Дэвид Бэкхем, Уэйн Руни, Стивен Джеррард. Что ты имеешь против, не пойму?

Дженни устала от этого безрезультативного спора, тем более, что он повторялся каждый раз, как Клайв оказывался в Лондоне. Брат после окончания колледжа жил в Лидсе, работал на машиностроительном заводе. И это было замечательно, потому что после приездов брата четыре раза в год Дженни долго не могла прийти в себя. Вполне можно было навещать ее и пореже.

– Он хоть встряхнет тебя немного! Ты на себя посмотри, что ты в этой жизни видишь? Студенческие годы самые веселые в жизни, а ты только и делаешь, что шатаешься с учебы на занятия музыкой. Да еще часы берешь в музыкальном центре для игры на своей пианинке! Редкая удача, что в квартире у вас с Мари инструментов нет. Гитара не в счет. Ты на ней почти и не играешь. А зря. Под нее песни петь куда приятнее.

Дженни в самом деле предпочитала играть на фортепьяно, но оскорбительный тон брата ее покоробил. Но возразить не успела, Клайв рьяно продолжал:

– Мне порой кажется, что ты принца какого-то ждешь. Или маркиза по меньшей мере. Фантазерка ты, Дженни. Помни – маркизы на простолюдинках не женятся. Особенно если те помешаны на классической музыке. А принцы все пристроены. Так что бросай свои фантазии и знакомься с обычными парнями. А то останешься в старых девах, как тетя Беатрис, и будешь вековать с кошками.

У тети Беатрис, дальней родственницы отца, и в самом деле было то ли пять, то ли шесть кошек, и вообще она была дамой со странностями, поэтому такая перспектива Дженни не понравилась.

– Не останусь, не думай! Вот назло тебе познакомлюсь с настоящим маркизом и выйду за него замуж!

Клайв издевательски расхохотался.

– Где тебе! Ты за простого-то парня замуж выйти не в состоянии, а за маркиза и не думай! Хвастуша! Где ты его найдешь, маркизы в открытом доступе на улицах не встречаются! Подумай сначала, потом спорь!

– Спорим! На что хочешь! – Дженни уже не могла остановиться.

Клайв высокомерно согласился:

– Ладно! Спорим! Если ты в течение полугода выходишь замуж за маркиза, я отдаю тебе свой велосипед, а если нет, ты мне свою гитару!

Заклады были не равнозначными, велосипед был старым и потрепанным, а гитара дорогая и с прекрасным звуком, но распаленная спором Дженни не стала привязываться к такой ерунде.

– Договорились!

Они пожали друг другу руки в знак уговора. Желая прекратить бесконечный спор, Дженни многозначительно посмотрела на старые настольные часы с позолоченными херувимчиками, украшавшие ее съемную квартиру.

– Ты же вроде на свидание торопился? – она сделала вид, что напрочь о нем забыла, хотя Клайв, придя к ней, первым делом сообщил, что хочет встретиться с Доминикой, своей лондонской подружкой. Но Доминика Дженни не нравилась, она тоже любила позанудствовать на ее счет, поэтому Дженни проигнорировала просьбу брата предупредить его, когда будет семь часов.

Клайв тоже посмотрел на часы и вскочил.

– Почему ты мне об этом раньше не сказала? Я же тебя просил! Если Доминика уйдет, не дождавшись меня, виновата будешь только ты!

Он принялся натягивать куртку, одновременно звоня по сотику. Последнее, услышанное Дженни от любящего брата, были слова, обращенные к его подружке:

– Бегу, бегу, моя радость! Извини, задержался, сестренке помогал. Ты же знаешь, какая она беспомощная!

Дженни фыркнула. И почему Клайв считает, что нужно непременно найти какого-нибудь тупого парня, чтобы стать счастливой? Вот она счастлива, когда просто занимается музыкой. И никто ей не нужен.

На следующий день после занятий в лондонской школе экономики, где она училась на третьем курсе, Дженни сняла неудобную форменную одежду, переоделась в привычные джинсы и свободную футболку. Подходило время занятий у миссис Джонс, преподавательницы музыки. Она взяла нотную папку, засунула ее в сумку, чтобы не привлекать к себе внимания любопытствующих, накинула легкую серую куртку, на улице было прохладно, и отправилась на станцию метро.

Толкаясь среди массы самого разного народу, мечтала о порталах, как в книгах Джоан Роулинг о Гарри Поттере. Только без волшебного порошка, что-то попроще. Взмахнул рукой, портал открылся, ты в него вошел, и уже на месте. Все-таки ехать в предместье, где жила ее преподавательница музыки, не ближний свет. Но, как известно, охота пуще неволи.

До зеленого коттеджа миссис Джонс, до самой крыши увитого плющом, Дженни от станции метро дошла пешком. Она любила ходить по тихим улицам пригорода. Туристов и праздношатающихся разных мастей здесь не было, поэтому без изучающих взглядов она чувствовала себя комфортно и спокойно.

Миссис Джонс открыла дверь сразу, едва гостья взялась за язык дверного колокольчика. Улыбнувшись и поздоровавшись, провела в музыкальную комнату, обитую золотистой звуконепроницаемой пробкой, где Дженни села на круглый твердый стул и принялась за гаммы, разогревая руки.

Старинный немецкий рояль фирмы «Bluthner» звучал мягко и насыщенно. Дженни знала, что миссис Джонс приглашала мастера для его настройки каждые полгода, поэтому и тон у него был таким чистым. Как приятно прикасаться пальцами к клавишам настоящей слоновой кости! Конечно, этот замечательный инструмент не сравнить с расстроенным пианино, на котором она занималась по вечерам в музыкальном центре. На этом она бы могла играть вечно!

Дженни посмотрела на сидевшую рядом в кресле миссис Джонс, и снова поразилась ее неувядающей красоте. Особенно красивы были у нее глаза, синие, большие, на удивление приветливые. И вся она была такой располагающей, что при одном ее виде хотелось улыбаться.

Но миссис Джонс была печальной. Постоянно. Дженни не знала, отчего, миссис Джонс о своей жизни никогда не рассказывала. Дженни не понимала, почему такая симпатичная женщина живет одна, ведь у нее должна быть масса поклонников. И она, как обычно, выдумала душещипательную историю: миссис Джонс ужасно любила своего мужа, а он скоропостижно умер. Поэтому она всегда грустит и ходит в темных платьях. Есть ли у нее дети, она не знала. Наверное, нет, потому что за три года занятий она ничего о них не слышала.

Единственное, что Дженни знала: родители миссис Джонс скончались в прошлом году один за другим, перед этим долго проболев. Миссис Джонс трогательно ухаживала за ними, но спасти не смогла. Их утрата была тяжелым ударом для нее, и в прошлом году она даже на целый месяц отменила все занятия с учениками, понеся немалые убытки. Дженни было жаль свою преподавательницу, но что она могла поделать?

Играя сонату Гайдна, одну из своих самых любимых, Дженни бросала взгляды на выразительное лицо своей учительницы. Оно то хмурилось, то прояснялось. Дженни знала, отчего. В местах, где она не дотягивала до профессионала, миссис Джонс хмурилась. Но что поделать, соната была трудной, а она вовсе не выдающийся пианист. Да и не стать ей никогда профессиональной пианисткой, она этого и не хочет. Играет она исключительно по зову сердца.

После урока миссис Джонс заметила:

– В этот раз ты играла без обычного увлечения, Дженни. Тебя что-то отвлекало. Ты не влюбилась, случайно?

Дженни удивилась. Обычно миссис Джонс не интересовалась личными делами учеников, это не соответствовало ее представлению об этикете.

– Нет. Просто я вчера поспорила с братом и до сих пор не могу успокоиться. Он меня старше на пять лет и постоянно учит жить. Ну, вы знаете, как это бывает: он знает все, а ты не знаешь ничего. В общем, я немного разозлилась.

Миссис Джонс грустно улыбнулась.

– Не знаю. У меня нет ни братьев, ни сестер. И я очень об этом сожалею. Но я вполне представляю твое состояние. Надеюсь, в следующий раз ты придешь ко мне в более уравновешенных чувствах.

Дженни пообещала лучше владеть собой и ушла, рассеянно глядя по сторонам. В голове снова принялись звучать слова Клайва, что она не умеет жить, что она беспочвенная фантазерка, что ей нужно встречаться с нормальными парнями и что маркизы не для нее. А вот она возьмет да и познакомится с настоящим маркизом! И замуж за него выйдет назло Клайву! Вот тогда он узнает! Хотя ей и сейчас не нужен его дряхлый велосипед, а будучи маркизой и подавно, она его все равно заберет! Из принципа!

В старинном здании отеля «Rubens at the Palace» было тихо и пустынно. Сидевший за стойкой портье с неодобрением оглядывал мужчину неопределенных лет в поношенных джинсах и китайской куртке, терпеливо дожидавшегося ответа Риккардо Сантоса, одного из постоянных клиентов отеля. Наконец в трубке внутреннего телефона прозвучало нетерпеливое «слушаю!».

Портье быстро произнес, по опыту зная, что богатые постояльцы оценивают минуты если и не в золоте, то в фунтах стерлингов точно.

– Добрый вечер, мистер Сантос! К вам с визитом мистер Смит.

Он мог бы поклясться, что стоящий перед ним господин такой же Смит, как он папа римский, но на его вышколенной физиономии не отразилось и сотой доли его скептиса.

– Просите его ко мне, я жду его уже пять минут! – безапелляционно приказал Сантос.

Портье позволил себе слегка скривить кончики губ. Именно пять минут этот самый мистер Смит и стоял перед ним в ожидании ответа высокопоставленного клиента, отнюдь не украшая своей плебейской физиономией благородный интерьер отеля.

– Мистер Сантос примет вас в своем номере!

– Маркиз Сантос, между прочим! – мужчина метнул на портье насмешливый взгляд и быстро пошел к лифтам.

Портье презрительно прошептал ему вслед:

– Да кто этого не знает, филер нахальный!

Мужчина постучал в дверь номера. Послышался нетерпеливый возглас: «войдите!»; он зашел в номер. Мистер, или, вернее, маркиз Сантос сидел за письменным столом красного дерева и быстро стучал сильными пальцами по клавиатуре ноутбука. Быстрым взмахом руки указал на стул перед собой. Гость сел и слегка поежился: в номере было прохладно.

Маркиз заметил это и пояснил:

– Здесь нет центрального отопления, здание старое. Считается, что в этом его особенность. Можно включить электробатарею, но я считаю, что в прохладе лучше мыслить.

Гость кисло заметил:

– Я в курсе. Я родился и вырос в Лондоне. Но мне никогда не понять, для чего терпеть лишения за такие деньги. Да и номер малюсенький.

Маркиз не считал, что «Rubens at the Palace» такой уж дорогой отель, к тому же никаких лишений терпеть в принципе не собирался, поэтому сухо произнес:

– Номер меня вполне устраивает. Главное, что отель в центре Лондона, все рядом.

– Конечно, Букингемский дворец под боком. Говорят, по утрам отсюда слышен цокот копыт лошадей из дворца. Это так?

– Так, – прекращая непродуктивный разговор, маркиз спросил: – Вы выполнили задание?

Мужчина вытащил из неприметного портфельчика тоненькую картонную папку.

– Здесь все, что вы хотели узнать, маркиз. Я проверил – миссис Джонс все так же живет по этому адресу. Не замужем, детей нет.

Сантос резким движением подтянул к себе папку. Нанятый им детектив ждал, что клиент тут же ее откроет, но тот с каким-то непонятным чувством постучал по корешку указательным пальцем и произнес красивым баритоном:

– Благодарю вас. Вам добавить за срочность?

Детектив решительно отказался.

– Нет, спасибо. Заплачено вполне достаточно. К тому же я уже вплотную приблизился к тому опасному порогу, за которым увеличиваются налоги. Так что разрешите вас покинуть.

Сантос молча кивнул, и гость вышел, чуть поклонившись на прощанье. Несмотря на сдержанность и повелительные манеры, маркиз ему импонировал. Было в нем что-то располагающее. Хотя красивые люди всегда к себе располагают, таково уж свойство красоты. А маркиз был очень привлекателен. Высокий, стройный, смуглый. И из-под черных волос неожиданно сверкали ярко-синие глаза.

– Да уж, без английской крови дело явно не обошлось. Недаром он выяснял об этой дамочке, миссис Джонс. И кто она ему? Жаль, что поручение сводилось к одному: узнать, живет ли она по прежнему адресу и ее семейное положение. Было бы куда интереснее заглянуть в ее прошлое. Ну да ладно, деньги получены хорошие, можно об этом дельце и забыть.

После ухода детектива Риккардо Сантос несколько минут все так же равномерно постукивал пальцами по корешку папки. Что за блажь пришла ему в голову разыскать свою мать, он не понимал. Забыв о сыне, она столько лет не подавала о себе вестей, что с его стороны было просто глупо о ней вспоминать. Но что-то глубоко внутри грызло его, заставляя встретиться и поговорить.

Может быть, детские воспоминания, в которых она была нежной и ласковой? И веселой. Он помнил, как мать в ярком нарядном платье играла на стоявшем в малой гостиной фортепьяно, они вместе пели забавные детские песенки и громко смеялись.

Особенно запомнился беззаботный смех, потому что потом смеха в его жизни было очень мало. Вся его высокородная родня была чрезвычайно чопорной. С самого раннего детства он слышал от бабки, высокородной доньи Аделины, маркизы Сантос, одно: ты должен, должен, должен… Как ему это надоело!

О своей матери он слышал только плохое. Вся его родня была уверена: она недостойна благородного звания супруги испанского аристократа! После первой же встречи с ней они предупредили дона Диего, его отца, что она слишком живая и беззаботная, чтобы стать ему хорошей женой, и оказались правы. Порой Риккардо казалось, что осознание своей правоты гораздо более удовлетворяет донью Аделину, чем возможное счастье сына.

Теперь у Риккардо появилась возможность встретиться с матерью и посмотреть на нее своими, а не чужими, глазами. Адрес у него есть. Нужно только взять машину и доехать до Сент-Олбанса, пригорода Лондона. Каких-то два часа, и он увидит мать.

Он встал и принялся ходить из угла в угол, стараясь развеять сомнения энергичным движением. Номер был устлан старинными коврами с длинным мягким ворсом, и движение по ним походило на прогулку по поляне с густой травой. Это мешало думать, и он снова сел за стол, взяв в руки папку с бумагами. Решительно развязал тканые завязки и вынул первые фотографии. На него смотрело милое бледное лицо с легкими тенями под глазами. Видимо, детектив сфотографировал ее в каком-то бутике, потому что сзади виднелись ряды то ли продуктов, то ли бытовой химии. Миссис Джонс смотрела куда-то вдаль, рассеянно улыбаясь.

Сантос прикрыл глаза, стараясь успокоиться. Это, без сомнения, была мать. Хотя в палаццо не осталось ни одной ее фотографии, в его памяти сохранился ее облик. Она осталась такой же красивой, что и в его воспоминаниях, только в уголках глаз притаились морщинки, и в густых светлых волосах можно было разглядеть серебристые паутинки.

Он прерывисто вздохнул, вмиг припомнив свое детское горе.

Нужно ли ему ехать к матери? Двадцать лет они не видели друг друга, зачем видеться сейчас? От бабки он знал, что мать получила весьма приличные отступные, единственное условие, поставленное при этом отцом, – никогда не встречаться ни с ним, ни с сыном, – она выполнила безоговорочно.

Сколько ему было, когда она ушла? Семь или восемь? Он этого не помнил. В памяти остался только ласковый голос и теплые руки, которыми она обнимала его очень, очень часто. Он любил мать, и ее уход воспринял слишком болезненно. Может быть, еще и потому, что отец после разрыва с женой практически перестал с ним общаться? Повзрослев, он решил, что Диего не считает себя его отцом, отсюда и пренебрежение единственным сыном.

Узнав о его сомнениях, донья Аделина рассказала, что сразу после ухода матери была сделана генетическая экспертиза, и он признан законным наследником рода Сантос. А демонстративное игнорирование отца относится к матери, на которую он похож. Просто он оказался между молотом и наковальней. Или, как думал Риккардо, стал «свинкой в серединке» из старинной английской пословицы.

Он всю жизнь слышал версию отцовской родни о расставании родителей, в которой во всем была виновата мать. А что думает об этом она сама? Неужели она и в самом деле предпочла отцу другого? Но кого? Диего и сейчас настоящий идальго, похожий на благородных средневековых рыцарей, а в те годы был на редкость красивым мужчиной. Риккардо несколько раз пытался выяснить у бабки подробности расставания родителей, та ничего не отвечала. Или не знала, или не хотела говорить.

Как-то раз он набрался смелости и спросил об этом у отца. Тот сквозь зубы проскрипел:

– Не знаю и знать не желаю!

Пришлось удовлетвориться этим странным ответом.

Теперь он может узнать истину, или хотя бы версию противоположной стороны. Неужели он, как истинный юрист, упустит такую возможность? Конечно, он поедет.

По привычке протянул руку к телефону, чтоб вызвать своего водителя, но рука повисла в воздухе. Если Педро повезет его в пригород Лондона, где у него заведомо нет никаких деловых интересов, об этом тут же станет известно всем сотрудникам фирмы. И уж точно его секретарше Пепите, которая непременно поделится своими сомнениями с доньей Аделиной.

Риккардо давно подозревал, что она наушничает бабке о его делах. Донья Аделина несколько раз демонстрировала поразительную осведомленность в том, о чем знал только он сам и его секретарша. Увольнять Пепиту он не собирался, специалистом она была знающим и расторопным, но доверять не доверял. Да и где гарантия, что бабка не подкупит и следующую секретаршу? Все продается, была бы предложена достойная цена.

Решил ехать не на своей машине, а вызвать такси. Это не Мадрид, который он знал как свои пять пальцев, а неудобный для жизни слишком большой Лондон. Через полчаса таксист, молодой чернокожий парень с длинными, переплетенными в множество косичек волосами, мчался по трассе, что-то занудно напевая себе под нос. С пассажиром не разговаривал, чему Риккардо был только рад. Ему не хотелось говорить ни о чем. Душу захлестнули горестные воспоминания, справиться с которыми не было никакой возможности.

Они подъехали к невысокому старому зданию, потемневшая кладка которого скрывалась за разросшимся темно-зеленым плющом. Риккардо расплатился с таксистом, тот умчался, мигнув на прощанье красными огоньками задних фонарей.

Риккардо поставил ногу на высокую ступеньку входной лестницы и замер, оглядывая окрестности. Стандартный английский коттедж. Узкий фасад, два этажа и мансарда. Интересно, мать снимает этот дом или он куплен на деньги, что дал отец при разводе? Двери основательные, из массива дуба. Не проломишь. На окнах зеленые поддоны с яркими розовыми цветами, вдоль стен разбиты клумбы с такими же розовыми цветочками. Никакой изгороди вокруг дома нет. Земли мало или нет желания отгораживаться от прохожих?

Он посмотрел на другие дома, отстоящие от коттеджа на несколько десятков метров. Они тоже были затянуты многолетним плющом, делавшим их похожими друг на друга, как близнецы, и отделялись от тротуара лишь узкой полоской цветов. Похоже, здесь так принято.

Риккардо вспомнил родовой особняк, обнесенный внушительной чугунной оградой. Красивое палаццо, но помпезное и денежнозатратное. Хорошо, что доходы семьи позволяют его содержать. Он знал много родовых поместий, поменявших хозяев из-за того, что обедневшие аристократы оказались не в состоянии поддерживать прежний уровень жизни, и теперь в огромных средневековых замках и палаццо в лучшем случае размещались отели.

У него самого несколько раз мелькала мысль превратить огромное палаццо деда в доходный туристический комплекс, благо до Мадрида было рукой подать, но сказать об этом деду значило навлечь на себя упреки в небрежении традициями их знатного рода. Сейчас, после его смерти, можно попытаться поговорить об этом с отцом, наследником родового имения, но вряд ли этот разговор будет успешным. Отец любое его предложение всегда встречал насмешками, даже не выслушав.

Тетя Долорес как-то раз со свойственной ей бесцеремонной прямотой сказала, что в сыне Диего видит не наследника, а предавшую его жену. Риккардо втайне пожалел отца, ведь как нужно было любить, чтобы потом с такой силой ненавидеть не только ее, но все, что хоть чуть-чуть о ней напоминало! Но и себя ему тоже было жаль, ведь, по сути, он вырос сиротой при живых родителях.

Отвлекая его от размышлений, к дому подошла невысокая тоненькая девушка. Риккардо встрепенулся. Она не была красавицей, но в ней было что-то на редкость притягательное. Может быть, чуть заметная улыбка, или открытый взгляд серых глаз? Он привык к зазывным взглядам чернооких красоток, прямо говоривших ему, что он завидный жених, и мельком брошенный на него взгляд озадачивал. В самом деле он ей неинтересен или это уловка, чтобы привлечь его внимание? На девушке были серые джинсы и свободная ветровка, то, что называют «унисекс», и что никак не подчеркивало женскую привлекательность.

К дверям они подошли одновременно. Риккардо молча поклонился, пропуская ее вперед. Она с удивлением на него посмотрела.

– Вы тоже на урок к миссис Джонс?

Риккардо чуть заметно поморщился. Он знал, что после развода мать вернула девичью фамилию, но она все равно резала ухо.

– Нет, я к ней по личному делу. А у вас урок?

Девушка кивнула головой и решительно дернула за шнур потемневшего от времени бронзового дверного колокольчика. По дому разнеслись высокие резкие звуки. Риккардо удивился. Какой анахронизм! Неужели нельзя сделать что-то более современное и гораздо более благозвучное?

Через пару минут тяжелая дверь распахнулась. На пороге стояла стройная женщина средних лет с дружелюбной улыбкой в строгом темном платье, украшенном у ворота камеей в античном стиле. Она была такой располагающей, что Риккардо вмиг понял отца. Что это мать, он ни мгновенья не сомневался. И не потому, что час назад видел ее фотографии, а потому, что у него как-то по-особенному ёкнуло сердце.

Риккардо жадно рассматривал мать, и она недоуменно спросила:

– Дженни, добрый день! Этот господин с тобой?

Та отрицательно качнула головой.

– Нет, он к вам.

Миссис Джонс пристально посмотрела на незваного гостя. В ее глазах появилось недоверчивое изумление. Она отошла назад, сделав приглашающий взмах рукой. Они прошли в просторную прихожую.

Хозяйка перевела растерянный взгляд на напольные часы в углу и воскликнула:

– К сожалению, сейчас урок, у меня нет времени на частные разговоры. Извините, пожалуйста.

Риккардо благовоспитанно предложил:

– Я могу зайти попозже. Только скажите, во сколько.

Миссис Джонс на минуту задумалась.

– В принципе, вы можете подождать в гостиной. Там есть телевизор и книги, так что скучать вам не придется. Минут сорок, если вы не торопитесь.

Риккардо в очередной раз удивился. Впускать в дом незнакомца? А если он вор или бандит? Какое легкомыслие! Но спокойно согласился:

– Замечательно! Скучать я не буду, у меня с собой айфон. – И он вынул из кармана телефон. – Поработаю, пока вы занимаетесь.

Дженни повернулась и быстро пошла по коридору, не оглядываясь. Внезапно Риккардо захотелось, чтобы она еще раз посмотрела на него и улыбнулась своей на удивление приятной улыбкой. Но Дженни не обернулась. Досадливо пожав плечами, он пошел за матерью в другую сторону.

Внутри коттедж оказался гораздо больше, чем снаружи. Вглубь он тянулся метров на пятьдесят. По узкому коридору с темными дубовыми панелями в буколическом стиле, украшенными довольно искусно вырезанными виноградными гроздьями, миссис Джонс привела гостя в симпатичную полукруглую комнату с высокими узкими окнами. Усадила в кожаное кресло рядом с фигурным торшером и приветливо проговорила:

– Надеюсь, скучать вы не будете. Если покажется темновато, все-таки северная сторона, включите свет, не стесняйтесь. В шкафу есть бар. Захотите что-нибудь выпить, просто откройте любую бутылку. Бокалы там же, на полке сверху.

Растерянно улыбнувшись, она ушла, Риккардо остался в одиночестве. Сердце билось неровными скачками, и он подумал, что португальский портвейн стал бы самым лучшим лекарством.

Старый шкаф из отполированного дуба стоял в самом углу комнаты. Почему-то он показался Сантосу странно знакомым. Он подошел к нему и безошибочно открыл дверцу бара, хотя в шкафу было множество одинаковых дверок. Неужели он когда-то здесь бывал? Его детская память ничего об этом не сохранила. Если коттедж принадлежал родителям матери, вполне возможно, он навещал их вместе с родителями до развода.

В холодильной камере на специальных подставках полулежало десять разномастных бутылок, главным образом легкое вино, в Испании считаемое дамским. Ничего похожего на португальский портвейн или испанское вино не было и в помине. Риккардо подумал, что мать ведет себя так же, как отец. Тот тоже убрал из поля зрения все, что напоминало ему о далеких счастливых годах.

Выбрал початую бутылку виски, налил его за неимением лучшего в бокал в форме тюльпана, покрутил, понюхал и скептически хмыкнул. Грубый запах показался ему убийственным для острого обоняния ценителя тонких марочных вин. Плеснул тоника из стоящей рядом бутылки. Открыл морозильное отделение, надеясь, что там окажется лед, и не ошибся. Бросил в бокал несколько кубиков льда и медленно выпил, почти не чувствуя вкуса. Все-таки он изрядно волнуется. В голову снова пришла сакраментальная мысль: «и зачем я это затеял? Не лучше ли было оставить все так, как есть? Возможно, эта встреча сулит ему одни разочарования?».

Уходить, раз уж пришел, было смешно, и он прошел по гостиной, разглядывая убранство. Типично английское жилище. Под ногами слегка потертый ковер в иранском стиле, похоже, подлинный. На стенах сентиментальные вышивки крестиком с упитанными смеющимися карапузами. Интересно, кто и когда это вышивал? Наверняка в дотелевизионную эпоху, поскольку это занятие требует уйму времени и сил, которых у современных дам попросту нет. В углу комнаты кресла и диван на изящных ножках в силе рококо с низеньким столиком перед ними образовывали довольно живописную группу.

В принципе, комната была уютной, но какой-то нежилой. Похоже, посетители здесь бывали редко. Но это понятно, если после смерти родителей, неизвестных ему деда с бабкой, мать жила в коттедже одна. Он явно велик для одного человека, почему же она от него не отказывается?

После виски к сердцу поднялась горячая волна, но напряжение не спало. Как он скажет матери, что он ее сын? Документы у него с собой, но неужели ему придется их предъявлять? Должна же она почувствовать, что он и впрямь родная кровь? Или слова про чуткое материнское сердце выдумка, и в жизни все иначе?

Риккардо не помнил, чтобы он когда-либо так волновался. Потрогал щеки. Горят. Взглянул в стоящее у стены на резных ножках высокое венецианское зеркало. Хорошо, что у него смуглая кожа, краску на щеках совершенно не заметно. Вот только глаза горят синим огнем, выдавая напряжение.

Посмотрел на строгие часы на своем запястье. Часы хорошие, известной швейцарской фирмы, но не кричащие о богатстве. Он, как истинный аристократ, считал роскошь моветоном. Стрелки показывали ровно два. Сорок минут прошло, а он и не заметил. Вот что делает волнение.

 

Глава вторая

Словно услышав его мысли, дверь отворилась, и в гостиную зашла миссис Джонс. Остановившись в паре метров от него, просто сказала:

– Здравствуй, Риккардо. Как давно мы не виделись!

Он вздрогнул.

– Вы меня узнали?

Миссис Джонс сделала порывистое движение, желая его обнять. Но спохватилась и опустилась в кресло, будто ее не держали ноги.

– Конечно. Почти сразу. Как я могла не узнать единственного сына?

– Но вы не видели меня двадцать лет!

Она сцепила руки на коленях. Риккардо заметил, что пальцы у нее чуть подрагивали.

– Я видела тебя в последний раз пять лет назад, на выпускном вечере в мадридском университете. Ты был так красив в черной мантии выпускника! Я была за тебя очень, очень рада. Ты фотографировался на память. Я потом купила у фотографа твой портет.

Она встала, подошла к шкафу, достала из него альбом и подала Риккардо. На последней фотографии он и впрямь стоял в шелковой мантии выпускника у входа в университет, с гордостью держа в руках новенький диплом с отличием.

Риккардо был потрясен. Он прекрасно помнил этот день.

– Но почему вы не подошли ко мне?

– Как я могла? – миссис Джонс печально усмехнулась. – С тобой рядом были дед с бабкой и тетки, такие гордые, такие чопорные. Если бы я подошла, был бы скандал. Разве я могла испортить такой день в твоей жизни?

Риккардо задумался. Вряд ли бы родственники устроили публичный скандал, но встреча была бы натянутой, это безусловно. Он вспомнил, как они гордились его новым статусом, и понял, что мать была права. Праздник был бы если не испорчен, то скомкан однозначно.

– Но почему вы не пытались со мной связаться?

Миссис Джонс сердито тряхнула головой.

– Почему не пыталась? Пыталась. Много раз. Я даже судилась с твоим отцом, но он не собирался выполнять постановления английского суда о предоставлении мне возможности для свиданий с сыном. А в Испании мои иски судами даже к рассмотрению не принимались. – И безнадежно добавила: – Что может какая-то там Джонс против могущественного клана Сантос? Ничего. Я много раз пыталась с тобой поговорить или хотя бы тебя увидеть. Много раз я приезжала в Испанию и караулила возле ворот особняка, чтобы хоть мельком на тебя посмотреть. Но тебя всегда возили с охраной. И меня к тебе не пускали.

Риккардо почувствовал внутри холодную дрожь ярости. А родственники утверждали, что мать отказалась от него за приличные деньги, практически продала, и никогда не искала с ним встреч! Сколько лжи, сколько подлости! Наверняка и слова бабки об ее измене тоже ложь.

Мать с силой сжала руки, костяшки пальцев побелели от напряжения. Риккардо видел, как ей тяжело и больно, но не смог удержаться от вопроса, решив после ее признания перейти на родственное «ты»:

– Но почему ты не написала мне или не приехала потом, когда я стал взрослым и мог сам решать, что мне делать?

Она вздохнула.

– Заболели родители. Сначала отец, потом мама. Оставить их я не могла, нанять сиделок не было средств. А писать – куда? Твоей электронной почты я не знаю, а обычные письма до тебя никогда не доходили.

– Понятно. – Риккардо знал страсть бабки все контролировать, но то, что перехватывались адресованные ему письма, стало неприятным открытием.

Мать нервно переложила лежащую перед ней на столике книгу и попросила:

– Может быть, оставим прошлое в прошлом? Мы встретились, и это замечательно.

Но Риккардо не был готов забыть прошлое. И, что важнее, простить.

– Мама, я понимаю, тебе очень больно об этом вспоминать, но почему отец с тобой развелся?

Она высоко вскинула голову.

– Это не он со мной развелся, а я с ним. Я поняла, что он вовсе не тот, за кого я его принимала.

Риккардо опешил. Ее слова настолько шли вразрез с тем, что ему внушали с детства, что он растерялся. Роуз поняла его без слов.

– Понимаю, тебе говорили другое. Но на самом деле это я подала на развод, едва вернувшись в Англию после того жуткого скандала. Получив развод, пыталась отсудить хотя бы право видеться с тобой, но решения английского суда ничего не значили для рода Сантос.

– Мама, а что случилось конкретно? – Риккардо решил выяснить все до конца, раз уж начал.

Он не решился добавить «за что тебя выгнал отец», но миссис Джонс и сама об этом догадалась.

– Я и сама не понимаю. Я вернулась в палаццо вместе с тобой, возила тебя к врачу, ты немножко покашливал. Отдала гувернантке, она увела тебя в детскую. Поднялась в спальню, там стоял Диего, – имя она произнесла с трудом, будто не вспоминала его все последние двадцать лет, – он был в бешенстве. Начал кричать, что я ничтожная, подлая тварь, недостойная быть его женой, и мой сын вовсе не его сын. Потом велел мне немедленно убираться из дома. Возможно, мне нужно было сохранять спокойствие и добиться, чтобы он рассказал мне, из-за чего он так взъярился, но такого Диего я никогда не знала. Он с перекошенным от злости лицом вопил непростительные вещи. Это было так отвратительно, что я уехала тотчас. Потом я горько жалела, что не взяла тебя с собой, но кто бы позволил мне забрать тебя?

Риккардо с сочувствием посмотрел на мать. Она была бледна, хотя держалась очень прямо.

– Ты настоящий стоик. Не плакала, не умоляла. Аделина говорила, что ты гордо спустилась вниз, не проронив ни единой слезинки.

– Это был просто шок. Слезы пришли позже. Мне повезло, мои мать и отец поддержали меня в этой нелегкой ситуации. Им все эти годы так хотелось увидеть внука, поговорить, обнять, но не удалось. Я привозила им фотографии и видео, когда удавалось тебя заснять, но это совсем не то. Мне пытались заткнуть рот, передав какой-то трастовый фонд, но я от него отказалась.

Риккардо приплюсовал к своему немаленькому счету к отцу еще два пункта.

Мать спросила:

– А как поживают твои родственники? Как донья Долорес?

Он рассказал ей о тетке Долорес и Пабло Медине, и она сердито заметила:

– Я вообще не понимаю, как дон Ансельмо мог выдать свою дочь за откровенного пройдоху? Сразу было видно, что он крайне непорядочный тип. Он и мне глазки строил и ручки пожимал с откровенными намеками. Но я сразу дала ему понять, кем его считаю. Он поэтому меня и невзлюбил.

– А не мог он организовать ту подставу, на которую купился отец? Он говорил тетке, что несколько раз видел тебя с каким-то мужчиной, который оказывал тебе недвусмысленные знаки внимания.

Роуз прикрыла глаза, вспоминая те давние дня.

– Возможно. Ко мне часто обращались какие-то мужчины, с самыми разными предложениями. К англичанкам в Испании в то время относились без особого уважения. Считали распущенными и все такое. Я на них не обращала внимания. Возможно, Диего и видел несколько раз рядом со мной какого-то мужчину. Для меня это ничего не значило, но для него, похоже, значило очень многое. Но как маркиз Сантос мог выдать дочь за такого человека?

– Отец Пабло в свое время оказал деду очень важную услугу, вывезя из страны в тридцатые годы его семью, и тем самым спас от расправы. Поэтому дед и выдал Долорес за него с приличным по тем временам приданым.

– Я этого не знала. Долг чести, значит? Но почему за счет счастья Долорес? Ей этот брак принес одно страданье.

– Тебе твой тоже.

Миссис Джонс немного подумала, потом отрицательно покачала головой.

– Здесь все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Я в последнее время много над этим размышляла и пришла к выводу, что, если бы и знала, чем все это закончится, все равно ответила бы на любовь Диего. Только не стала надеяться, что это навсегда. Лучше пережить страсть яркую и возвышающую, чем прожить скучную жизнь, не зная любви.

– Но тем не менее с отцом ты помириться не хочешь?

– Риккардо, мы с Диего за прошедшие годы стали совершенно другими людьми! Тех влюбленных молодых людей, что души не чаяли друг в друге, больше нет. Они растворились во времени. Ручаюсь, я помню совершенно другого Диего, нежели знаешь ты.

– Однозначно. Но ваше примирение показало бы мне частицу того отца, который хоть немного любил бы меня.

– Я считаю, что в одну и ту же реку дважды не войти, Риккардо. Так что не стоит склеивать разбитый кувшин. Зачем подвергать себя риску новых обид и унижений? Мне нравится моя жизнь такая, какая она есть. Без излишеств и без лишений. Именно то, что называют золотой серединой.

Они смотрели друг на друга, не решаясь подойти и обнять. Все-таки двадцать лет разлуки сделали их незнакомцами. Наконец Риккардо нехотя поднялся.

– Мне пора. Да и у тебя наверняка есть дела.

Миссис Джонс посмотрела на напольные часы, мерно отсчитывающие время и ойкнула:

– Ой, у меня урок через пять минут! А я еще не готова! Может быть, подождешь еще?

Но Риккардо отказался:

– Не могу, извини. На сегодня запланировано много встреч. Мне и так пришлось перекроить все расписание. От меня зависит слишком многое в нашем семейном бизнесе.

Миссис Джонс встала.

– Очень жаль. Но, надеюсь, ты будешь часто теперь меня навещать?

– Конечно! – Риккардо произнес это с уверенностью. – Так часто, как смогу.

Она торопливо пошла к выходу, сын за ней. Уже открыв входную дверь, прошептала:

– Я так рада, что ты меня нашел, мой дорогой!

Возле коттеджа остановилась дорогая черная машина, из нее вышел пухлый мальчик в очках и нотной папкой, которую небрежно крутил в руках. Видно было, что на урок ему не хотелось совершенно.

Риккардо со смешком вполголоса заметил:

– Не слишком старательный ученик?

Миссис Джонс так же тихо ответила:

– Не то слово! Его родители используют музыку как отвлечение от компьютерных игр. Так что про усердие и старание говорить не приходится. Удивительно, что он вообще соглашается ко мне приезжать.

– Скорее это результат настойчивости его родителей, а вовсе не его заслуга.

– Я тоже так думаю, – со смешком согласилась Роуз.

Мальчик церемонно поздоровался, и с задранным носом, демонстрируя свое недовольство, вошел в дом. Пообещав матери зайти так скоро, как сможет выкроить время в своем напряженном расписании, Риккардо поймал такси и поехал в офис.

Его уже ждал управляющий английской сетью оптовых винных магазинов «Сантос», поэтому поразмыслить о встрече с матерью ему удалось лишь вечером после напряженного дня совещаний, встреч и переговоров.

Только в своем номере он вспомнил, что за весь суматошный сегодняшний день он перекусил только утром, позавтракав в буфетной отеля. Тут же страшно захотелось есть. Рядом с отелем был неплохой ресторан, и он отправился туда на поздний ужин. Его усадили одного за дальний столик, как он и попросил. Ему никто не мешал, еда была вкусной, но есть в одиночестве ему доводилось очень редко, и он испытывал неприятный дискомфорт.

Свет был приглушен, играла негромкая ненавязчивая музыка, на танцполе пары танцевали медленное танго. Несколько пар было чисто мужских, и Сантос посмотрел на них с неодобрением. Как истинный католик, он таких отношений не понимал.

Поднял бокал с аперитивом, и на пальце синим сполохом сверкнуло старинное кольцо с сапфиром. Отец носил рубины, но ему больше нравились сапфиры. Может, потому, что это цвет глаз его матери? Кто разберет подспудные желания души?

За соседними столиками сидело несколько очень приятных девушек, и в другое бы время Сантос с удовольствием пригласил кого-нибудь из них на танец, но сейчас ему этого делать не хотелось. Он еще не понял, почему, слишком много сегодня на него навалилось.

Закончив ужин медовыми грушами по-французски, расплатился и медленно отправился в отель, по дороге лениво припоминая подробности встречи с матерью.

Откровением ли были ее сегодняшние слова? Возможно, он уже подозревал нечто в этом роде, когда решил нанять детектива? Если она многократно пыталась отсудить у отца право свидания с единственным ребенком, то у Диего должен быть ее адрес. Но у отца бесполезно об этом спрашивать, так же как и у семейного адвоката. Он и сам, как юрист, не стал бы сообщать личные сведения клиента ни под каким предлогом.

Значит, он все сделал правильно. Но что же смутило его сегодня? Почему так неспокойно на душе? Он решил вспомнить весь разговор с матерью. К его удивлению, на память пришел не разговор, а симпатичная девушка, пришедшая на урок. Ее милое лицо прочно застряло в памяти, затмив всех прочих знакомых ему красоток.

Ее ему не представили, повода не оказалось, но мать называла ее Дженни. Приятное имя. Как и его владелица. Риккардо вздохнул. Много лет бабушка внушала ему, что наследник гордого рода Сантос должен жениться на представительницах своего класса, и уж никак не на иноземках, приводя в пример печальный опыт отца.

Раньше он тоже в это верил. Но теперь, после встречи с матерью, эта вера пошатнулась. Теперь он знал, что во всем виновата вспыльчивость отца. Если б он умел держать себя в руках, они с матерью прожили бы счастливую жизнь.

Девушка в его мыслях повернула голову и улыбнулась ему застенчивой улыбкой. Риккардо озадачился. Что это с ним? Может, на него повлияла необычность их встречи? Дженни вовсе не красавица, хотя и очень мила. Но ему вовсе ни к чему связываться с юными неопытными особами. Серьезных отношений он завязывать ни с кем не собирается, а других с этой простушкой быть не может.

Мысли снова вернулись к матери, вернее, к ее словам о дне ссоры. Что же все-таки произошло тогда? Спросить у отца? Но ответит ли он ему вообще? Риккардо прекрасно знал манеру отца презрительным молчанием уходить от неудобных вопросов. Они вообще редко общались. Со слов бабушки он знал, что когда-то отец был прекрасным собеседником, простым и веселым человеком. Но после развода превратился в желчного ипохондрика, не верящего никому.

Риккардо пришел в отель, принял душ и упал в удобную постель, надеясь тут же уснуть. Но, проворочавшись без сна более получаса, отбросил подушку, вытянулся на кровати и закинул руки за голову. Поздняя ночь, но спать не хотелось совершенно. Сказывались переживания сегодняшнего бурного дня. Сможет ли он завтра навестить мать? Он вспомнил о плотном графике и вздохнул. Нет. Не получится. Если только послезавтра. Да и то придется просить Пепиту освободить пару часов посреди дня. Она наверняка будет озадачена, и об этой странности в его поведении будет немедля доложено бабушке. Но ему все равно. Он давно вырос и будет делать то, что считает нужным.

Риккардо пожалел, что не спросил номер телефона матери. Был так взволнован и растерян свалившимися на него открытиями, что это совершенно вылетело у него из головы.

Но это поправимо. Если он снова попадет к матери во время урока, то просто подождет, только и всего. Главное – не попасть в одно время с Дженни, им совершенно ни к чему встречаться снова. Пусть она его и заинтересовала, но это ненадолго. Ни к чему внушать ей бесплотные надежды.

Наутро Риккардо отправился на встречу с потенциальными покупателями. Нужное ему здание в Сити находилось неподалеку от Мэншон-хаус, поэтому он решил доехать до Олд Бейли, а дальше пройтись пешком. Было еще прохладно, во всяком случае, для него, привыкшему к жаре Испании. Он прогулочным шагом прошел почти все расстояние, когда шедший ему навстречу высокий худощавый мужчина в черных джинсах и белой футболке показался знакомым.

Он чуть принахмурился, пытаясь вспомнить, кто же это такой.

Мужчина тоже пристально уставился на него, что-то припоминая. Одно это подсказало Риккардо, что это иностранец, у англичан не принято столь бесцеремонно пялиться на людей. Внезапно мужчина расплылся в широкой белозубой улыбке и поспешил ему навстречу. Экспансивно ухватил за руку и энергично потряс.

– Сантос? Риккардо Сантос? – он был и в самом деле рад. – Не помнишь меня? Ты был слишком мал, чтобы меня запомнить, так что я не в обиде. Я Курт Адамс.

Риккардо моментально вспомнил жалобы бабки, сетующей на неразумность младшей дочери. Да это же упущенный американский жених, миллиардер! Бенита, младшая сестра отца, отказалась стать его женой, выбрав простого испанского инженера, что уронило ее в глазах семьи до невозможно низкой отметки. Отец не дал за ней приданого, заявив, что жене простого работяги оно ни к чему. Муж Бениты умер несколько лет назад, оставив безутешную вдову без гроша в кармане.

Риккардо улыбнулся в ответ, столь же энергично отвечая на рукопожатие. Адамс выглядел довольно молодо, по-американски поджаро и улыбчиво. Если бы не густая седина на висках, можно было бы подумать, что с момента его неудачного сватовства к Бените прошло не пятнадцать, а пять лет.

Адамс хотел что-то сказать, но посмотрел на часы и поморщился.

– Давай встретимся вечером, если ты свободен?

Риккардо был не свободен, но решил, что назначенную встречу вполне можно перенести без ущерба для бизнеса.

– О’кей! Где и во сколько?

Адамс, не колеблясь, предложил:

– «Petrus». В восемь устроит?

Риккардо согласился. Еще раз пожав ему руку, Адамс быстрыми шагами удалился, а Риккардо отправился на встречу. Он знал, что в «Petrus» нужно записываться заранее, но был уверен, что Адамс об этом прекрасно знает. Значит, возможность посетить модный ресторан без предварительной записи у него есть.

День промелькнул так же быстро, как и предыдущие. Сеньора Пепита, которой он велел пересмотреть его завтрашнее расписание и освободить три часа днем, кивнула головой. Ей ужасно хотелось спросить, куда же босс направляется в рабочее время, когда его день расписан по минутам, но она не посмела, вид у него был к откровениям не располагающий. Но донье Аделине о своих сомнениях доложила. Та величественно поблагодарила ее за старание и попросила при случае выяснить, куда же повадился ее внук.

После этого разговора Пепита обнаружила на своем счету перевод на две сотни евро, и укоризненно покачала головой. Скупится старая донья, скупиться! Она может ей ничего и не рассказывать, просто дает себя знать старая привычка. В свое время донья Аделина часто навещала ее семью, ее отец был арендатором в поместье Сантос. И когда она закончила колледж Святой Марии в Мадриде, пристроила ее в секретарши к своему внуку с условием рассказывать ей все, что с ним происходит.

Пепита понимала, что ее поставили шпионить за маркизом, но перечить старой донье не посмела. Отец так и работает в поместье, как бы ее непослушание не вышло ему боком. А до пенсии ему еще целых пять лет.

Порой ей хотелось во всем признаться Сантосу, но она боялась. А вдруг он ее просто-напросто уволит? Да еще с плохими рекомендациями? Нет, так рисковать она не будет. К тому же она докладывает донье Аделине очень аккуратно. Маркиз до сих пор ни о чем не догадался.

Ровно в восемь вечера Риккардо подошел к одному из самых модных в Лондоне ресторанов. К нему тотчас вышел швейцар и с поклоном осведомился:

– Мистер Сантос? Вас ждет мистер Адамс! – и повел его внутрь здания.

Риккардо пошел за ним. Он не раз бывал здесь, и ему импонировало продуманное оформление ресторана. В холле его с поклоном передали в руки метрдотеля, и тот проводил его до столика, за которым уже сидел Адамс. Завидев Риккардо, он вскочил и радостно похлопал своего гостя по плечу. На этот раз он был одет в соответствии с последней модой: строгий серый костюм с легкой искрой, на шее элегантно повязан темно-серый галстук с серебристой вышивкой. Костюм сидел на нем прекрасно, но чувствовалось, что Адамсу было куда комфортнее в джинсах и футболке.

– Рад, очень рад! Что будешь заказывать? Учти, я тебя пригласил, я и плачу!

За спиной уже вырос услужливый официант с развернутым меню, и Риккардо, не желая спорить на глазах у обслуживающего персонала, коротко произнес:

– Благодарю. – И устроился в свободном кресле приглушенного черного цвета.

Адамс плюхнулся напротив и заверил:

– Мне это очень приятно, дружище! Сам понимаешь, мы почти что родственники. Несостоявшиеся, к сожалению.

В его голосе прозвучала скрытая печаль, и Риккардо чуть слышно вздохнул. В его семье все были в курсе неудачной любви американца к Бените. У бабушки до сих пор в голове не укладывалось, как ее дочь могла предпочесть нищего инженера мультимиллионеру. Но у Бениты на этот счет было другое мнение.

Риккардо сочувствовал Бените. После смерти мужа он предлагал ей приличное содержание, но она, видимо, еще не придя в себя, заявила, что это все ей в наказание, и что она должна добросовестно искупить перед Господом и людьми свою вину. Она говорила так сумбурно, что Риккардо ничего не понял. Какую вину она собралась искупать и перед кем? Женщины в их семье вообще были очень набожны, как и положено истым католичкам, но порой он их совсем не понимал.

Он посмотрел вокруг. Он не раз уже бывал в «Petrus», но его всегда поражал интерьер. Маленький банкетный зал Pomerol Room – царство черного бархата и хрустальных канделябров. Использовать бархат в интерьере – смелая затея, ведь бархат поглощает и отражает свет пятнами. Но подсветка, направленная вверх, оказалась потрясающим решением, и мягкий свет рассеивался равномерно, словно аромат из курильниц. Бликующий хрусталь придавал интерьеру нереальность, даже фантастичность. Некоторая официальность, на взгляд Риккардо, все же присутствовала, но это не мешало, а, скорее, помогало сосредоточиться на вкуснейшей еде.

– Гордон Рамзи, владелец этого великолепия, наверное, твой друг? А то с чего бы ты так быстро получил доступ в это святая святых?

Адамс тряхнул головой.

– Что ты! Таких друзей, как я, у него тысячи. Просто я когда-то вложил в его дело несколько миллионов, и теперь у меня солидный пакет акций. Так что можешь рассматривать меня как совладельца.

Они заказали еду, главным образом фирменные блюда французского происхождения: грибной жюльен, нежнейшего кролика, королевских креветок, на десерт шоколадно-миндальные пирожные.

За ужином небрежно болтали о всякой ерунде. О погоде, политике, вине, главным образом испанском, которое Адамс считал лучшим в мире. Сантос понимал, что он говорит это исключительно для того, чтобы сделать приятное ему, ведь Сантосы испокон веку занимались виноделием, а в последнее время и продажей своего вина, и он вполне оценил его деликатность.

Риккардо терпеливо ждал главного. Он догадывался, о чем Адамс будет говорить. По сути, его интересовала только одна тема: Бенита. Но Адамс медлил, и Риккардо решил, что ничего страшного не произойдет, если он первым узнает о его семье.

– Курт, а как твои дела? В смысле, как семья?

Тот легкомысленно передернул плечами.

– Я был дважды женат. Но теперь в разводе. Сложно встретить ту единственную, ради которой стоит терпеть семейные ограничения.

Сантос очень хотел спросить, не повлияла ли на его разводы любовь к Бените, но промолчал. Не стоило лезть в чужую душу. Нужно будет, Адамс все скажет сам.

Но вот время пришло. Отпив из хрустального бокала глоток шампанского, Курт скованно признался:

– Думаю, ты понимаешь, для чего я тебя пригласил?

Риккардо кивнул. Таиться не было смысла.

– Как поживает Бенита? Как ее муж, Эдуардо Диес, кажется?

Риккардо грустно ответил:

– Эдуардо уже нет. Бенита вдова. Уже давно.

Адамс потрясенно смотрел на него, не замечая, что из склоненного бокала ему на колено льется шампанское. Наконец он опомнился и осторожно поставил почти пустой бокал на стол. Приложил салфетку к пятну, явно тяня время, чтобы прийти в себя.

– Вдова? Я такое себе даже и представить не мог. А что с ним случилось? Несчастный случай?

Риккардо коротко ответил:

– Рак. Три года назад.

Адамс недоуменно переспросил:

– Рак? Но ведь он был так молод…

– Да, всего тридцать пять. Но, как оказалось, в его роду это не редкость.

Курт с силой потер рукой лоб. На среднем пальце сверкнул аляповатый желтый бриллиант непомерных размеров. Риккардо подумал, что американцы в большинстве своем не обладают ни чувством стиля, ни чувством меры. И Адамс в этом ряду не исключение.

– Они прожили вместе всего десять лет. А как дети?

– Детей нет. – Заметив, что Адамс готовится задать новый вопрос, Риккардо протестующее вскинул руки. – Почему, не знаю. – И поспешно добавил: – А у тебя дети есть?

Думая о своем, Адамс машинально переложил вилку с одной стороны тарелки на другую.

– Есть, как же не быть. Сын и сын. – Спохватившись, уточнил: – Я хотел сказать, сыновья от разных жен.

Риккардо мягко заметил:

– Ты, наверное, ими гордишься?

Помахав в воздухе рукой, будто посылая кому-то привет, Адамс квело подтвердил:

– Естественно. Они хорошие парни. Но вот если бы они были детьми любимой женщины, они были бы мне гораздо дороже. – И сконфуженно признался: – Я всю свою жизнь любил только Бениту. Наверное, я однолюб. Я люблю ее до сих пор.

Риккардо скептически подумал, что это не помешало Курту дважды жениться. А сколько одноразовых подружек побывало в его постели? По внешнему виду он на верного мужа не походил. Возможно, Бенита единственная ему отказала, и именно поэтому у него о ней столь ностальгические воспоминания? Попытался спустить его с небес на грешную землю.

– После смерти мужа Бенита сильно постарела, и теперь ничем не напоминает ту сексапильную красотку, в которую ты влюбился пятнадцать лет назад.

Адамс кивнул.

– Южные женщины вообще очень рано стареют, я знаю. Но в моей душе она навсегда останется самой прелестной девушкой, какую я знал в жизни.

Он оглянулся, призывая взглядом официанта. Тот появился тут же, бесшумно подав счет. Оплатив его, Адамс поднялся из-за стола. Выглядел он мрачновато. Уже прощаясь, пробормотал, поджав губы:

– Сколько ошибок мы делаем только потому, что не знаем, что ждет нас в будущем!

Риккардо был полностью согласен с этой прописной истиной, но Адамс, не дожидаясь ответа на это чисто риторическое восклицание, спросил:

– Ты на машине? – услышав, что нет, предложил: – Подвезти?

Риккардо отказался. Ему нужно было все обдумать. Слишком много в голове вертелось вопросов, на которые не было ответов.

– Спасибо, но я лучше пройдусь. Вечер хороший, да и желудок перегружен едой. Нужно размяться перед сном.

– Ладно, тогда давай хотя бы обменяемся визитками. Возможно, еще встретимся.

Они обменялись визитками. Вышли из ресторана на небольшую площадку, вдоль которой тянулись цветочные розетки с пряно махнувшими цветами. Крепко пожав на прощанье Риккардо руку, Адамс нырнул в подошедший сверкающий Ягуар, и Риккардо остался один.

Вокруг сиял разноцветными огнями вечерний Лондон, создавая сцену из сюрреалистической картины будущего. Риккардо шел по просторной авеню, не глядя по сторонам. Всюду слышалась иноязычная речь, Лондон давно превратился в космополита. Периодически слышался и испанский, но Риккардо даже не смотрел в сторону говорящих.

Торопливость Курта Адамса говорила о многом. Похоже, он поедет к Бените. Но вряд ли она оправдает его ожидания. Она и в самом деле сильно изменилась, постарела и даже как-то высохла. Да и черные балахоны, в которые она обрядилась после смерти мужа, ее вовсе не красят. Так что скорее всего они обменяются парой вежливых фраз и разойдутся. Курт убедится, что в одну реку дважды войти невозможно, только и всего.

В отеле посмотрел вокруг. Удобное, рационально организованное жизненное пространство. Но ему надоело жить в отелях. Он хочет иметь свой угол. По сути, у него нет ничего своего, личного. В доме деда, в котором он вырос, у него есть личные апартаменты, но сейчас дом принадлежит отцу, и часто появляться там он не будет. Уж лучше останавливаться в мадридских гостиницах, хотя это и вызовет очередные нарекания его родных и недоумение обслуги.

Больше всех недовольна будет донья Аделина, но теперь она и сама в палаццо на птичьих правах. Интересно, переедет ли она во вдовий дом? Риккардо никогда во вдовьем доме не был, возможно, это и удобный для жилья дом, но уж очень у него неприятное название. Ему казалось, что донья Аделина будет сопротивляться переезду изо всех сил. В конце концов, она прожила в палаццо всю свою сознательную жизнь и много сделала для его процветания.

Но как отнесется отец к постоянному присутствию матери в своем доме? Между ними такие натянутые отношения. Впрочем, у отца ни с кем нет не то что дружеских, а просто нормальных отношений.

Итак, решено, он купит жилье в Англии. Возможно, хорошую квартиру в Лондоне, в приличном районе, или такой же почтенный дом, как у матери в пригороде. Он представил себе удобный и просторный дом, наполненный дорогими ему вещами, и у него потеплело на сердце. Возможно, в этом доме будет и хозяйка. Воображение тут же подсунуло ему образ улыбающейся Дженни с пухлым карапузом на руках, и он невольно засмеялся.

Что это с ним? Он совершенно ее не знает, возможно, у нее дурной характер или она хитрая расчетливая особа, живущая за счет мужчин. А может, она прикидывается наивной и невинной, чтобы заарканить богатого мужа? Все может быть. Поэтому нужно выкинуть ее из головы и заняться делом, сегодня у него целый вечер ушел впустую. Конечно, встреча с Адамсом может быть полезной в плане бизнеса, но в долгосрочной перспективе.

Неохотно включил мощный компьютер с огромным монитором, на котором можно было запустить сразу несколько программ и выполнять одновременно три-четыре задачи. На экране высветилось время – одиннадцать часов. До сна еще далеко. Он никогда не ложился раньше часа ночи, а вставал в семь утра. Шести часов ему вполне хватало для полноценного сна.

Во время учебы в университете он зачастую ложился под утро, но тогда накапливалась усталость, и в выходные приходилось отсыпаться. Теперь он старался придерживаться постоянного режима, ведь от состояния его головы зависело слишком многое. Он предпочитал все ответственные договоры прорабатывать сам, не надеясь на юристов фирмы. К тому же на нем лежала вся организаторская работа, не говоря уже о поисках новых рынков сбыта и перспективном маркетинге.

Проработав до часу, совершил обычные гигиенические процедуры и улегся в постель, скомкав подушку и уткнувшись в нее носом, как ребенок. Вспомнив о предстоящем визите к матери, тепло улыбнулся. В полусонном мозгу мелькнула заманчивая мысль: вполне возможно, он вновь увидит Дженни. И стрелой неприятная опаска: а вдруг у нее кто-то есть? Эта мысль не понравилась ему настолько, что он растерял весь сон.

Оставив попытки уснуть, повернулся на спину и уставился в потолок. Нет, этого не может быть. Ведь бросала же она исподтишка на него любопытные взгляды, не померещилось же ему это? И, противореча себе, подумал: не может она быть хитрой расчетливой стервой, или он совершенно не разбирается в людях. В ней присутствовала какая-то неискушенность, что-то наивное и доверчивое, то, что и привлекло его к ней. И это «что-то» подлинное, как говорит ему интуиция. А может, сердце?

Решил сдаться на милость судьбы и проверить свои ощущения, снова встретившись с ней.

 

Глава третья

На следующий день Риккардо стоял перед дверями коттеджа в то же время, что и в прошлый раз. Не звонил, смотрел на дорогу, ожидая, когда подъедет Дженни. Сейчас все ездят на машинах, и ему казалось, что она не исключение. И ошибся. Понял это тогда, когда за спиной раздалось приветливое:

– Добрый день! Вы снова к миссис Джонс?

Он резко повернулся. Дженни в легком светлом блузоне, подчеркивавшем ее невесомость, улыбалась ему дружелюбно, но так, как улыбалась бы любому случайно встретившемуся незнакомцу. Риккардо покоробила эта отстраненность. Ему страстно захотелось, чтоб она увидела в нем дорогого и близкого друга, чтоб холодность исчезла, сменившись радостью. Риккардо немного удивился собственной восторженности. Он всегда был прагматиком, и подобные высокопарные выражения его никогда не посещали. Что же произошло с ним сейчас?

Тряхнув головой, чтобы выгнать из нее нелепые мысли, спокойно поздоровался:

– Здравствуйте, Дженни! Вы снова на урок?

Она чуть принахмурилась.

– Здравствуйте. Но это неэтично.

Риккардо не понял ее странного замечания. Что неэтично? Что он поздоровался с ней первым? Но это элементарная дань вежливости, она не может об этом не знать. И вообще ему было странно слышать об этических нормах от столь юного создания, в его среде молодежь между собой не особо чинилась. Неужели он кажется ей стариком? Не понимая, в чем дело, он недоуменно смотрел на нее, не отвечая, и Дженни поспешила уточнить свою мысль:

– Вы знаете мое имя, а я ваше – нет.

У Риккардо отлегло от сердца, и он поспешил исправиться:

– Извините. – С легким поклоном представился: – Я Риккардо Сантос. Бизнесмен. Живу в Мадриде. В Лондоне ненадолго. – Титул он благоразумно опустил.

Дженни заинтересовалась.

– А что вы делаете в Лондоне?

– Я здесь по делам.

Дженни с недоумением взглянула на него. Странно, какие дела могут быть у испанского бизнесмена с английской преподавательницей музыки?

Риккардо сдержанно пояснил:

– В этом доме я исключительно по личным делам, к бизнесу никакого отношения не имеющим.

Дженни кивнула головой, принимая его слова к сведению, и подергала язычок колокольчика. По дому снова прокатился неприятный звон. Риккардо непроизвольно передернулся и сделал резкий жест, будто хотел прекратить этот дикий трезвон.

– Старый колокол. Раритет. Миссис Джонс не хочет его менять. Говорит, что, когда она станет старой и глухой, все равно будет его слышать, – Дженни с улыбкой объяснила столь неудобный предмет обихода.

Риккардо не успел ничего ответить по этому поводу, дверь распахнулась. Миссис Джонс увидела сына и радостно улыбнулась. Мило пригласила гостей войти. В прихожей подняла руку, останавливая намеревавшуюся уйти в музыкальную комнату Дженни.

– В прошлый раз я не представила вас друг другу, исправляюсь. Дженни, познакомься, пожалуйста, с моим сыном Риккардо Сантосом. Риккардо, это Дженни Энн Барлоу, моя ученица. Очень способная девочка. Вообще-то она студентка Лондонской школы экономики, а музыкой занимается для собственного удовольствия.

Дженни невоспитанно уставилась на Риккардо.

– У вас есть сын? Вы никогда о нем не говорили!

Миссис Джонс строго заметила:

– Дженни, я ничего не должна рассказывать тебе о своей семье. Ты здесь для того, чтобы учиться музыке.

Дженни смутилась до слез.

– Ой, я не права! Извините! Не знаю, с чего я это брякнула. Это совершенно не мое дело. Можно, я пойду в музыкальную комнату?

– Конечно. Готовься к уроку, я сейчас приду.

Дженни скрытно бросила на Риккардо любопытный взгляд и легкой походкой ушла в просторную комнату. Села за отполированный до сияющего блеска рояль, открыла крышку и принялась играть гаммы, разогревая руки.

Из головы не выходил красивый изящный испанец. Неужели это и в самом деле сын миссис Джонс? Они вовсе не похожи. Он черноволосый и смуглый, а она белокожая и светловолосая. Единственное, что их объединяет, синие, почти фиалковые, глаза. Но миссис Джонс выглядит так молодо, глядя на них, и в голову не приходит, что это мать с сыном.

Дженни решила после занятий обязательно зайти в интернет и посмотреть, кто это такой. Наверняка о нем что-то есть в деловых сетях. Он такой энергичный, от него просто веет предприимчивостью, сразу понятно, что он успешный бизнесмен. И движения у него быстрые и точные, наверняка хорошо фехтует.

Она представила его в образе средневекового идальго в черном с серебром костюме, со шпагой на боку. Синие глаза ослепительно сверкают из-под низко надвинутой широкополой шляпы с серебряным галуном. Красив и эффектен, гроза девичьих сердец.

Пока в голове Дженни мелькали воображаемые образы, пальцы привычно порхали по клавишам. Закончив арпеджио, она перешла к гаммам, смущенно улыбаясь своим мыслям.

В комнату зашла миссис Джонс, и урок начался. Дженни надеялась, что преподавательница скажет что-нибудь о сыне, но та говорила только о музыке. После урока Дженни немного помедлила в дверях, надеясь, что мистер Сантос выйдет вместе с ней, но его не было. Попрощавшись с преподавательницей, она отправилась на семинар в школу экономики, где просидела как на иголках, с трудом заставляя себя сосредоточиться.

Домой поехала на автобусе. Устроившись на свободном месте у окна, достала из сумки планшет и набрала в поисковике слова «Риккардо Сантос». И поразилась. Оказывается, он маркиз! Настоящий испанский маркиз! Сразу вспомнилось дурацкое пари с Клайвом. Он еще сказал, что ей никогда не встретиться с маркизом. А она встретилась! Да еще там, где ее самоуверенный братец и предположить не мог!

На сайтах было множество фотографий Риккардо, зачастую не в одиночестве, а с разного рода красотками, такими же, как он, испанскими аристократками. От одного вида его увешанной фамильными драгоценностями бабушки, такой гордой, такой надменной, глядящей прямо на нее суровым взглядом, Дженни бросило в дрожь.

Пари стало казаться глупой детской шалостью. Ей никогда не привлечь внимание такого человека, как маркиз Сантос. А жаль. Он первый из мужчин, который ей по-настоящему понравился.

Какая она глупая! Почему она решила, что Риккардо смотрел на нее с особым значением? Это все ее фантазии. Постоянно они уводят ее не туда. Или, возможно, он на нее так смотрел, потому что она показалась ему странной? Нелепой? Он же привык к богатым красоткам, одетым в наряды от лучших кутюрье мира, возможно, ее простецкие джинсы показались ему малоприличными? Ну, тогда это его проблемы. Ей стыдится нечего, в этой стране она как все. Дженни тихонько вздохнула. Хотелось бы ей быть богатой, красивой и уверенной в себе. Но чего не дано, того не дано.

На автопилоте пришла домой, думая только о Риккардо.

Если он такой богач, почему его мать живет в обычном среднестатистическом коттедже? Конечно, он удобный и просторный, но мать аристократа должна жить в красивом замке. Из потемневшего от времени камня, с геральдическими флагами на башнях.

Дженни смущенно засмеялась, поймав себя на беспочвенных выдумках. Вот, опять! Ну, что она знает о жизни испанской знати? Может быть, миссис Джонс сбежала от своего мужа, потому что он застал ее с любовником?

Рассердившись на саму себя за такие идиотские фантазии, Дженни погрозила себе в зеркало кулаком и скорчила зверскую гримасу. Ей надо книжки в стиле фэнтези писать, только вот вряд ли это у нее получится. Писательский труд требует таланта и усердия, а у нее нет ни того, ни другого.

Перекусив, принялась за занятия. Внезапно в ее голову пришла поразительная мысль, и она замерла, не видя в учебнике ни строчки. Почему Риккардо снова оказался у дома миссис Джонс в одно время с ней? Это совпадение? Почему-то в банальное совпадение ей не верилось. Очень хотелось думать, что он оказался там из-за нее. Воображение тотчас нарисовало ей радужную картинку их отношений – он приглашает ее в Ковент-Гарден на оперу, она мило соглашается. Они сидят в партере, он держит ее за руку. Интересно, какую оперу они слушают?

Опомнившись, Дженни рассмеялась. Ну, что ей делать со своим буйным воображением?

Вздохнув, попыталась вновь вникнуть в тему. Почему-то именно сегодня кресло, на котором она обычно учила уроки, было на редкость неудобным. Поерзав на нем, она перешла на диван, но и там не смогла устроиться поудобнее. Попыталась сосредоточиться на заданной теме. Прочитав учебник раз десять, поймала себя на все тех же глупых мыслях и рассердилась.

Хватит! Они с мистером Сантосом все равно больше не увидятся, поэтому она должна выкинуть его из головы! Он для нее слишком хорош.

Но от этой неприятной мысли ее чувство собственного достоинства тут же восстало. Нет, не так! Это она слишком для него хороша! Она умная, талантливая, красивая, а он? Какой-то там испанский аристократишка! Да у него наверняка уйма пороков! И кровь дурная, в Испании же близкородственные браки среди аристократов считаются нормой жизни.

Но попытка улучшить настроение, умаляя достоинство Риккардо, не удалось. Вздохнув, Дженни признала, что он очень хорош. Но что делать, не судьба!

Отвлекая от занятий, требовательно зазвонил сотовый телефон. Дженни автоматически нажала кнопку ответа, не глядя на дисплей. В это время ей обычно звонила сестра, поболтать. У Джессики всегда наготове уйма самых разных новостей, которыми она готова поделиться со всеми, кто выказывал хоть малейшую готовность ее слушать. Рассеянно произнесла «алло», и замерла, услышав глубокий мужской голос.

– Добрый вечер, Дженни! Не пугайтесь, пожалуйста, это Риккардо Сантос.

Она не сразу смогла ответить. Почему-то язык стал таким неповоротливым, что она не с первой попытки смогла выговорить:

– Добрый вечер. Вам дала мой телефон миссис Джонс?

В трубке послышался глухой смешок.

– Конечно, нет. Я и не думал обращаться к ней с такой просьбой. В Англии это показалось бы очень странным.

– Но тогда откуда вы его узнали?

– Мне его сообщили в вашей школе экономики.

Дженни поразилась. Разве в учебном заведении можно давать телефоны учащихся? Почему-то она думала, что нельзя. Будто услышав ее мысли, Риккардо подтвердил:

– Конечно, они не дают номера телефонов учащихся всем желающим. Но мои люди умеют быть убедительными.

Дженни была разочарована. Его люди? Он дал поручение раздобыть ее телефон своей секретарше?

– Давайте сходим куда-нибудь, Дженни. Вы давно знаете мою мать, поэтому и я для вас не совсем чужой человек. Вести себя буду очень прилично, обещаю, – его ласкающий голос походил на голос обольщающего Еву библейского Змия.

Это сон или опять разыгралась ее буйная фантазия? Дженни ущипнула себя за руку. Больно. Значит, не сон и не фантазия. Исполнение желаний? Она же пообещала брату познакомиться с настоящим маркизом. Но к добру ли подобное чудо? И почему Сантос пообещал ей вести себя прилично? Он что, привык вести себя неприлично? Сомнений было много, но отказаться от заманчивого предложения не было сил, и она согласилась.

– Хорошо. Но куда?

Она надеялась на поход в театр, пусть не сегодня, спектакль уже начался, но, может быть, завтра?

– Давайте сходим в ресторан. Если честно, я жутко хочу есть.

Дженни враз спустилась с небес на землю. Ему просто не с кем пойти перекусить, вот он и приглашает ее! Что концы с концами не вяжутся, и что для этого ему ни к чему разыскивать спутницу с помощью секретарши, ей в голову не пришло. Вяло согласилась:

– Давайте. Но только в какой-нибудь попроще. Лучше китайский. – В ее представлении китайский ресторан был синонимом демократизма. – У меня нет вечернего платья для помпезного ресторана.

Риккардо обрадовался.

– Я заеду за вами приблизительно через полчаса, ваш адрес я знаю. Вы успеете собраться?

Дженни пообещала подготовиться за это время, и он отключился.

Еще никогда она не наряжалась на свидания с таким трепетом и тщательностью. Да и какие у нее были свидания? Так, встречи с ровесниками, друзьями противоположного пола, только и всего. Ей даже платья-то надевать не приходилось, в пабах они смотрелись бы чужеродно. Джинсы и футболка, вот ее обычные вечерние наряды.

Теперь же за такое короткое время нужно было привести себя в приличный вид. Когда мама собиралась пойти куда-нибудь с отцом, она тратила на это полдня. Но теперь на великосветские сборы времени не было.

Дженни стремительно переоделась в свое единственное приличное платье, которое ей сшили к выпускному вечеру в ее средней школе на севере Йоркшира. Оно было простовато для модного ресторана, но для китайского сойдет. Распустила по плечам волосы, хорошо смотревшиеся на сером, в цвет ее невыразительных глаз, шелке. Она порадовалась, что утром вымыла волосы и они переливаются в свете уходящего солнца. Пышная юбка открывала стройные ноги и точеные коленки, на ее непритязательный взгляд, очень даже неплохие. Накрасила розовой помадой губы и посмотрела на себя в зеркало.

На нее смотрела нервная девчонка. Даже не нервная, а попросту испуганная. Дженни выпрямила спину и постаралась улыбнуться по-светски умудренной улыбкой. Но девчонка в зеркале как-то странно скособочилась и глуповато скривила губы. Не аристократично, факт!

Она запаниковала. Зря она согласилась пойти с Риккардо! Опозорится, точно опозорится! К черту дурацкие пари! Уж лучше она добровольно отдаст брату свою гитару! Дженни метнулась к телефону, позвонить ему, извиниться и отказаться, но раздался звонок в дверь. Она хотела крикнуть Мари, чтоб не открывала, но было уже поздно, из коридора послышались голоса. Через минуту Мари громко воскликнула:

– Дженни, к тебе пришли!

Вздохнув, Дженни обреченно поплелась к выходу. Как она и предполагала, за ней приехал Риккардо. В сером смокинге и чуть розоватой рубашке с бабочкой он был божественно хорош. Дженни еще раз остро почувствовала свое несоответствие этому красавцу, и пожалела, что ввязалась в эту авантюру.

Риккардо ласково ей улыбнулся и вручил букет сиреневатых цветов с нежным ароматом. Дженни не знала их названия, но предположила, что они, судя по изящной серебристой упаковке, очень дорогие.

– Ты прелестно выглядишь, Дженни! К тому же мы очень хорошо смотримся вместе. Цвет будто специально подбирали в одном ключе. – Он перешел на «ты», желая ее ободрить, уж очень у нее был бледный вид. Почему она так волнуется? Он не мог этого понять.

Дженни эта фраза показалась настолько шаблонной, что она даже не поблагодарила его за комплимент. Отдав букет Мари, предупредила, что вернется не позднее одиннадцати. Вышла из квартиры и принялась спускаться по лестнице, внимательно глядя под ноги. Ступеньки, по которым она, не глядя, сбегала тысячи раз в кроссовках, в туфлях на каблуках оказались крутыми и неудобными.

Выйдя из дома, посмотрела по сторонам.

– А где такси?

Риккардо взял ее под руку и повел к стоявшему поодаль Мерседесу.

– Я на машине.

Дженни удивилась.

– Ты не будешь пить спиртное?

– Почему? Буду. Просто после ужина подъедет мой водитель и развезет нас по домам.

Дженни прикусила губу. Ей хотелось сказать, что гораздо проще было бы поехать на такси, чтобы не вызывать водителя на ночь глядя, ведь у него наверняка есть семья; но не может же она делать замечания маркизу? Водитель всего лишь наемный работник, призванный сделать жизнь своего работодателя максимально комфортной. Ему за это деньги платят.

Риккардо усадил спутницу на переднее сиденье, сам сел за руль, и они поехали по вечернему Лондону. Но Дженни не замечала сияющих фонарей и зазывных реклам, она устроилась так, чтобы незаметно поглядывать в зеркало заднего вида на отражение Риккардо. Его точеный профиль заставлял ее сердце возбужденно биться. Она никогда не чувствовала себя так со знакомыми парнями, и старалась совладать с такими непонятными и пугающими ее ощущениями, но не получалось. Он казался ей загадочно-мрачным, но ужасно притягательным.

Риккардо вел машину сосредоточено, иногда сердясь и чертыхаясь. На ее безмолвный вопрос пояснил:

– Движение левостороннее, я привык к правостороннему.

– Почему тогда ты не воспользуешься услугами личного водителя? Ты же сказал, он у тебя есть?

– Хочется самому посидеть за рулем, почувствовать скорость, маневренность машины. Для меня это удовольствие. Но к левому рулю я никак привыкнуть не могу. Возможно, из-за недостаточной практики. Ездить надо больше, но у меня, к сожалению, мало времени.

Дженни представила себя за рулем, да еще правосторонней машины, и содрогнулась. Нет уж, подобные острые ощущения не для нее. Но она по жизни трусиха. Никогда не ввязывалась ни в какие сомнительные авантюры, не считая эту. Но сейчас голос рассудка был полностью заглушен голосом крови. Или плоти?

Она снова искоса посмотрела в зеркало. Отражение Риккардо было ничуть не хуже, чем он сам. Твердая линия подбородка, пронзительные синие глаза. И четко очерченные губы. Чтобы не провоцировать себя на неприличные фантазии, Дженни посмотрела в окно и удивилась. Они ехали по Сохо. Интересно, для чего они здесь? Китайских ресторанов полно на любом углу Лондона.

Когда Риккардо затормозил перед внушительным зданием, на котором играло название «Hakkasan», Дженни уже была в панике.

– Зачем ты привез меня сюда? Я же просила обычный ресторан!

Риккардо обошел Мерседес, открыл перед спутницей дверцу и помог выбраться из салона.

– Ты говорила о китайском ресторане, а это китайский ресторан.

– Да, но это элитный китайский ресторан! – Дженни не понимала, как ее такое простое желание превратилось в нечто несусветное.

Он пожал плечами.

– Мне кажется, ты совершенно напрасно волнуешься. Это самый обычный ресторан. Он создан для того же, что и все прочие рестораны: поесть. А готовят здесь хорошо.

Игнорируя нешуточный испуг спутницы, Риккардо твердо взял ее под руку и повел внутрь. Встретивший их метрдотель с любезной улыбкой провел по длинному залу. Подвел к уединенному столику и усадил в глубокие черные кресла. Дженни через тонкие колготки ощутила прохладу кожи и поняла, что она натуральная. Посмотрела вокруг. Дубовые узорчатые ширмы, отделяющие столики друг от друга, синие расписные стены, свисающие с потолка китайские фонарики. В принципе, ей бы здесь понравилось, если б она не чувствовала себя не в своей тарелке.

Когда Риккардо подвинул ей меню, она быстро отказалась:

– Закажи мне, пожалуйста, сам. Я эти названия вижу в первый раз. Что-нибудь легкое, на ночь. Не хочу переедать.

Он пожал плечами и продиктовал официанту в национальной китайской одежде приличный перечень блюд.

Дженни в это время смотрела вокруг. Ей все здесь казалось чересчур. Она не привыкла к такой роскоши. Когда официант принес заказанные Риккардо закуски, она, попробовав, заметила:

– Вкусно, конечно. Но в нашем китайском ресторанчике за углом еда ничуть не хуже.

Риккардо свел в одну линию черные брови.

– Я, видимо, не так хорошо владею английским, как считал. Что это значит «ресторанчик за углом»?

– На самом деле он не за углом, а в конце авеню. Это просто такое выражение «за углом». Означает – близко.

– Понятно. Думаю, там ты бываешь достаточно часто. А в этом?

– Здесь – никогда. Я и в том-то была от силы пару раз. Некогда, да и дороговато для студентки. Я себя и здесь чувствую неуютно.

Риккардо успокаивающе положил ладонь на ее руку.

– Это с непривычки. Скоро привыкнешь. Главное, как говорят англичане, начать. Нам несут первое блюдо. Будешь есть палочками?

Дженни машинально взяла принесенные им официантом палочки и задумалась над словами Риккардо. Он сказал так, будто посещение подобных мест должно войти у нее в привычку. Или ей это опять только кажется? Наверняка она вкладывает в его слова совсем не тот смысл, что Риккардо. Не надо забывать, что хоть он и хорошо говорит по-английски, но английский для него не родной язык. Он же не знает, что она фантазерка, и с ней надо выбирать выражения.

Еда была вкусной, но была бы еще вкуснее, если б Дженни могла на ней сосредоточиться. Она даже ни одного названия поданного им блюда не запомнила, хотя прежде всегда интересовалась непривычными ее уху названиями. К тому же палочками есть было трудно, еще труднее, чем обычно, от охватившего ее волнения.

Риккардо что-то ей говорил, о чем-то рассказывал, но до нее все его слова долетали через какой-то ватноподобный густой туман. Будто он стоял на одном берегу Темзы, а она на другом. Впрочем, он, кажется, ничего не заметил. Она вовремя смеялась над его шутками, даже какие-то умные замечания вставляла. Но чувствовала себя глиняной куклой, которая может разлететься на мелкие осколки от одного его прикосновения.

Вечер подходил к концу. Немного осмелев, скорее всего от выпитых за ужином пары бокалов белого сухого вина, Дженни полюбопытствовала, что ей было совершенно несвойственно:

– А почему твоя мама живет в Лондоне, а не в Испании?

Риккардо промокнул губы салфеткой и как-то слишком спокойно произнес:

– Они с отцом давно в разводе. Это сейчас сплошь и рядом.

Дженни грустно кивнула, вняв предупреждению в его голосе. Но остановиться не смогла, уж очень ее интересовало все, что касалось Риккардо.

– Жаль. Мне очень нравится миссис Джонс. Порой она кажется ужасно одинокой. Твой отец снова женился?

– Нет. Он мне тоже порой кажется отчаянно одиноким. Но для мамы лучше, что она живет отдельно. Порой отец бывает уж очень… – Риккардо помедлил, выискивая подходящее английское слово, – своеобразным.

Дженни не считала слово «своеобразный» таким уж подходящим к ситуации, но поправлять не стала. Ей и без того все стало понятно. У маркиза Сантос слишком тяжелый характер, и от него лучше держаться подальше. Теперь она понимала миссис Джонс, не желающую прекратить свое одиночество. Она красивая женщина и наверняка могла бы найти себе пару, но жизнь с мужем, обладающим тяжелым характером, по-видимому, отвратила ее от всех мужчин вообще.

– А мой телефон узнавала твоя секретарша?

Риккардо отрицательно качнул головой. Не дай Бог Пепите узнать про это его знакомство! Тут же все будет доложено донье Аделине.

– Нет. Я попросил мне помочь знакомого детектива. Он мне и адрес матери разыскивал.

Дженни в изумлении уставилась на него. Он не знал адреса собственной матери? Это было так странно, и она уже приоткрыла рот, чтобы спросить, почему, но Риккардо суховато пояснил:

– Мы с ней не общались лет двадцать. Семейные проблемы. Но давай не будем об этом говорить, хорошо?

Она послушно кивнула, хотя сгорала от любопытства и сочувствия и к миссис Джонс, столько лет прожившую без общения с единственным сыном, и к Риккардо, выросшему без матери.

Потом они танцевали под томную восточную мелодию какой-то незнакомый Дженни танец. Риккардо держал ее на приличном расстоянии, не прижимая к себе, хотя Дженни очень этого хотелось. Но все равно в его сильных руках было так приятно, что она забыла о времени. Но когда пара, танцевавшая с ними неподалеку, отправилась домой, посмотрела на часы и, спохватившись, попросила:

– Может быть, нам пора уходить? У меня завтра занятия.

Риккардо почувствовал разочарование, но виду не подал. Похоже, этой милой девочке вовсе не так сладко с ним, как ему с ней. Расплатившись, вышел с Дженни на улицу. Стемнело, полная луна на фиолетовом небе то появлялась, то скрывалась за облаками. Он призывно взмахнул рукой в сторону дороги. Из сияния уличных огней выехал знакомый Мерседес и затормозил перед ними. Дженни полагала, что Риккардо посадит ее сзади, сам сядет впереди, но он сел рядом с ней на заднее сиденье. Дженни украдкой взглядывала на его красивое лицо, оно было бесстрастным, как памятник. Ей очень хотелось, чтобы он взял ее за руку, но он сидел спокойно, пристально глядя в окно.

Дженни подумала, что он редко видит вечерний Лондон, и что вообще городские улицы привлекают его куда больше, чем она. Сдержав вздох, подумала, что никуда он ее больше не позовет. Конечно, она же скучная провинциальная девчонка. Куда ей равняться с теми сексапильными красотками, с которыми он привык общаться! Уж они-то за словом в карман не лезут, и знают, как привлечь понравившегося им мужчину.

Проспекты были свободны, и до ее дома они доехали гораздо быстрее, чем в ресторан. Слишком уж быстро, по мнению Дженни. Соблюдая этикет, Риккардо вышел вместе с ней и поднялся по лестнице до ее квартиры. Дженни лихорадочно соображала, есть ли у них с Мари кофе или хотя бы чай. Они редко ели дома. Сконфужено извинилась:

– Мне очень жаль, но мне тебя угостить нечем.

Он рассмеялся.

– Я сыт. Я просто хотел убедиться, что ты благополучно добралась домой. И, конечно, договориться о новой встрече. Если ты не против, конечно. – Последняя фраза прозвучала обеспокоенно и даже боязливо.

Дженни потрясенно посмотрела на него. Она была уверена, что продолжения не будет. Неужели она чем-то заинтересовала такого потрясающего мужчину?

– Я не против. – И снова язык стал похож на необструганный кусок дерева. Дженни физически чувствовала, как он скрежещет по пересохшему нёбу. – Я рада. – Почему-то в голову пришел Клайв, и она мысленно показала ему язык. Знай наших!

Риккардо с облегчением улыбнулся, расслышав ее волнение.

– Куда бы тебе хотелось сходить?

Дженни засомневалась. Оперы длятся долго, а Риккардо слишком занятой человек. К тому же она не знала, нравится ли ему классика. Робко предложила:

– Может быть, куда-нибудь на концерт?

Риккардо слегка задумался. Ему не хотелось показываться в свете с этой наивной девочкой. Папарацци кругом полно. Его наверняка узнают и искупают его спутницу по уши в грязи. Он даже представил кричащие заголовки: очередная любовница наследника клана Сантос! До бабушкиных ушей дойдет обязательно, и неминуема очередная разборка. А объясняться с ней по поводу Дженни он не хочет категорически. Конечно, он от доньи Аделины никак не зависит, скорее уж наоборот, но бабушка стара, и не хочется приносить ей лишние неприятности.

Дженни уловила его заминку и быстро предложила:

– Если не подходит концерт, то, может быть, что-то другое?

Риккардо честно признался:

– Я думаю пойти туда, где не будет папарацци.

Дженни округлила глаза. Она о назойливых журналистах вовсе не думала. Вот что значит разный образ жизни!

– Да-да, это будет лучше. Я не подумала. Это неприятно, попасть на фото к папарацци. Дурной тон.

Риккардо чуть заметно усмехнулся. Для его предыдущих пассий, которых, впрочем, было совсем немного, засветиться в желтой прессе рядом с ним вовсе не казалось дурным тоном. Для них это было своего рода признанием красоты, закрепляло за ними определенное место на олимпе среди богатых и успешных. Дженни была не такой, и он это прекрасно понимал. Для нее знакомство с ним вовсе не удача. Вполне возможно, что он может сломать ей жизнь, как это сделал с матерью отец.

Не лучше ли ему распрощаться с ней и забыть? Внутри что-то болезненно ёкнуло, и он понял, что сделать этого не в состоянии. Во всяком случае, сейчас.

Дженни продолжала вопросительно на него смотреть, и он внезапно предложил, удивляясь самому себе:

– Может быть, нам стоит отправиться на уик-энд туда, где нас никто не знает?

– Никто не знает? – Дженни не скрывала своего скепсиса. – Но где может быть такое место, где тебя никто не знает?

Риккардо отметил, что она употребила единственное число, и была совершенно права. Ее, заурядную студентку из Лондона, никто не знал. Но узнают, если он не будет осторожен.

– Пока я ничего не могу сказать, но будь готова вечером в пятницу, ладно? Возможно, мы съездим куда-нибудь на море, искупаемся и позагораем.

Дженни не успела понять, что ей предлагают, как он поцеловал ее в щеку и стремительно сбежал по лестнице. Она рассеянно открыла дверь и сразу наткнулась на взволнованную Мари.

– Слава богу! Я не знала, что делать! Ты сказала, что придешь в одиннадцать, а уже пол-первого! Почему ты не отвечала на мои звонки? Я уже хотела звонить в полицию!

Дженни приложила прохладные руки к горящим щекам. Она совершенно забыла о своем наказе!

– Извини, пожалуйста, я увлеклась и совсем забыла о времени. – Она достала сотовый, на дисплее высветилось пять неотвеченных вызовов. Один был от сестры, четыре – от Мари. – Ой, у меня звук отключен!

Успокоившаяся Мари увлекла ее в комнату и потребовала:

– Рассказывай, что это за красавчик?!

– Это сын моей преподавательницы музыки, Риккардо. Мы с ним встретились перед уроком в ее доме и он пригласил меня перекусить. Он из Мадрида, здесь у него нет знакомых, а одному ему скучно. – Дженни попыталась изложить историю своего знакомства с Риккардо как можно объективней.

Мари встала перед ней в позу недоверия: руки в бока, нос горделиво задран.

– Ты меня считаешь дурочкой? Неужели ты всерьез думаешь, что такой красавец, к тому же сразу видно, что не бедный, не может найти себе спутницу попредставительнее? Какую-нибудь шикарную красотку из числа дочек своих деловых партнеров?

Дженни в ужасе замахала руками.

– Опомнись, Мари! Что я должна тебе сказать? Что он влюбился в меня с первого взгляда, потому и пригласил в ресторан?

– Почему бы и нет? Чем ты плоха?

– А еще меня называют фантазеркой! Да ты в этом деле мне фору дашь очков в сто!

Хихикнув, Мари уже спокойным тоном спросила:

– А куда вы ходили?

Разгоряченная спором, Дженни, не подумав, сказала правду:

– В «Hakkasan».

Мари взвизгнула.

– «Hakkasan»! Это же несколько мишленовских звезд! Уникальная кухня! Прекрасный интерьер! – И прагматично поинтересовалась: – И сколько вы отдали за ужин?

Дженни пожала плечами.

– Не знаю, я не спрашивала. Неудобно. Он же испанец, и пригласил меня сам. Не думаю, чтобы он ожидал, что я заплачу за свою половину.

– Я не о том. Возможно, я разбогатею и «Hakkasan» будет мне по карману. Хотелось бы знать заранее, сколько нужно готовить денежек за ужин.

Дженни с облегчением рассмеялась. Как хорошо, что у подруги есть чувство юмора.

– Да, это я промахнулась.

– Но ведь ты еще с ним встретишься?

– Он хотел свозить меня куда-то на уик-энд. Только вот не знаю, куда.

– Лучше всего на какой-нибудь тропический остров. – Мари размечталась ни на шутку. – Представляешь: море, пальмы, песок, тишина, и вы вдвоем. У него случайно нет какого-нибудь завалящего островка в средиземном море или, в крайнем случае, в Адриатическом океане?

– Ничего об этом не знаю. Надеюсь, так далеко нам лететь не придется. Лучше бы где-нибудь поближе. Брайтон меня вполне бы устроил.

– Фу, какая у тебя бедная фантазия!

Они рассмеялись одновременно. Уж чем-чем, а отсутствием фантазии Дженни никогда не страдала.

– Ладно, пошли спать, завтра у меня семинар, надо выспаться. Если засну на занятиях, виновата будешь только ты!

Дженни легла в кровать и сразу же заснула. Что ей снилось, она не помнила, но утром вся простыня была комом, а подушка валялась на полу.

 

Глава четвертая

Риккардо тоже спал плохо. Неотвязные мысли не давали покоя. Никогда прежде он не чувствовал себя таким неуверенным и уязвимым. Сегодня он сполна испытал это чувство. Он понимал, что Дженни тоже не по себе в его присутствии, но она-то вела себя естественно и непринужденно, тогда как он вдруг превратился в неуклюжего юнца. Даже прикоснуться к ней боялся, не зная, чего ожидать от себя, такого нового и неизведанного Риккардо Сантоса.

А он-то был уверен, что все в этой жизни испытал, и ничего нового в ней уже не случится. Ошибся. Теперь он понимал, что все его прежние увлечения и близко не подходили к тому, что называют любовью. Вот только насколько хватит этого охватившего его сейчас безумства? Страсть ведь долго не длится. Пусть она и самая сильная из всех, что он знал в своей жизни. Хотя, если судить по отцу, он так и не забыл Роуз за всю свою жизнь.

Нужна ли ему столь необузданная и опустошающая эмоция? Риккардо усмехнулся. Даже если и не нужна, – прежняя спокойная жизнь нравилась ему куда больше, – но что он может сделать, если грудь раздирают совершенно противоречивые желания? То он отчаянно хочет обладать Дженни, то до ужаса боится обидеть ее неловким словом или прикосновением.

От размышлений его отвлек звонок. Он посмотрел на дисплей и поморщился. Звонила донья Аделина. После стандартных приветствий и расспросов последовало главное, для чего она и звонила:

– Риккардо, ты случайно не нашел свою мать?

Сантос понял, что мимо любопытного носа Пепиты его отлучки незамеченными не прошли. Спокойно ответил вопросом на вопрос:

– Почему тебя это волнует, бабушка?

– Потому что я считаю, что тебе с ней видеться ни к чему.

Риккардо покивал головой своим мыслям. Донья Аделина, как обычно, считала себя непогрешимой, предоставляя остальным благоговейно следовать ее мудрым указаниям.

– Я вырос, бабушка, и думаю своим умом. Если сочту нужным найти свою мать и поговорить с ней, я это сделаю, – он произнес это мирно, но твердо.

Последовало долгое неодобрительное молчание. Донья Аделина явно не ожидала подобной строптивости от внука.

– Как ты смеешь таким тоном разговаривать со своей единственной бабушкой?

Риккардо с горечью подумал, что совершенно не знал свою английскую бабушку, и руку к этому приложила донья Аделина. Но, уважая ее преклонные года, корректно проговорил:

– Тон самый обычный, бабушка. Может быть, ты уже забыла, как я говорю?

У доньи Аделины тут же нашелся новый повод для недовольства:

– Вполне возможно. Ты же в родовом палаццо бываешь пару дней в году, не больше! И то по принуждению!

Риккардо бывал в замке гораздо чаще, но не по своей воле, в этом донья Аделина была безусловно права.

– Я работаю, а не катаюсь по белу свету, бабушка.

Вспомнив, что поместье и впрямь существует за счет успешной работы внука, донья Аделина снизила тон.

– Хорошо, я тебя поняла. Ты устал и желаешь отдохнуть. Я тоже устала, кстати. Управление таким палаццо, как наше, нелегкое дело. Спокойной ночи!

Не дожидаясь ответа, она отключилась, а внук сердито посмотрел вдаль, будто видел суровую властную матрону воочию.

Понятно, она решила, что к матери он еще не ездил, потому и прекратила нудные нравоучения. Хорошо, что Пепита не знает точно о его передвижениях. Хотя что-то и подозревает.

На душе было беспокойно. И это беспокойство не было связано ни с Дженни, ни с доньей Аделиной. Что же это? Поразмыслив, Риккардо понял, в чем дело. Бабушка с детства внушала ему, что мать получила в качестве возмещения морального вреда от отца внушительные отступные. Но Роуз заявила, что сразу отказалась от этих каиновых сребренников, и своего сына никогда не продавала. Скорее всего, ее деньги так и лежат нетронутые где-нибудь в банке.

Решив выяснить это как можно быстрее, Риккардо направил запрос по электронной почте сеньору Петросу, который вот уже тридцать лет служил семейным адвокатом клана Сантос.

Разобравшись с неотложными делами, снова позволил себе подумать о Дженни. Вернее, не позволил, а мысли сами потекли по этому руслу. Если не лукавить с самим собой, то нужно признать, что его еще ни к кому так не тянуло. Но с этой девочкой невозможна ни к чему не обязывающая связь, как бы ему этого не хотелось. Жениться же на ней значило втянуть ее в непредсказуемые отношения с его, мягко говоря, недоброжелательными родственниками, то есть обречь Дженни если не на страдания, то на несчастливую жизнь точно. Возможно, даже на повторение судьбы его матери.

Все-таки зря он поддался чувственному порыву и пригласил ее поехать с ним. Ну да ничего. Он это сделает в последний раз. Пусть она мила и открыта, пусть ему с ней по-настоящему тепло, это не повод, чтобы вновь сталкивать две несопоставимые культуры. Он не знал ни одного прочного брака представителей двух таких разных религиозных конфессий. Его семья католическая, и бабушка до сих пор уверена, что за свой развод отец на том свете если не будет гореть в аду, то в чистилище-то непременно попадет. И все из-за того, что, не посоветовавшись с матерью, взял в супруги не ту женщину.

Правда, на эти упреки отец высокомерно объяснял донье Аделине, что с Роуз они заключали гражданский брак, а не церковный, и чистилище с адом ему не грозят. Во всяком случае, за развод. Но у него немало других деяний, за которые ему придется ответить перед Господом Богом. Но только перед Богом, а не перед людьми. И многозначительно смотрел на донью Аделину, намекая, что ей он ничего не должен. Так же, как и всем остальным членам семьи Сантос.

Как его горделивое снобистское семейство отличается от доброжелательной и открытой матери, от нежной и доверчивой Дженни! Риккардо вдруг понял, что не желает больше жить в ледяном мавзолее, в который давно превратился родовой замок Сантос. Он хочет жить как самый обычный человек.

В пятницу после занятий Дженни скептически осматривала свои купальники. Их было три, но один старый, потерявший форму, и его Дженни отбросила сразу. Оставшиеся были еще ничего, но она не знала, подойдут ли они там, где они будут отдыхать. Риккардо не сказал, куда они направятся, вдруг это будет какой-нибудь фешенебельный пляж с элегантными красотками, как это уже случилось с китайским рестораном? В их ряды она со своими дешевыми купальниками уж точно не впишется. Вот если бы это был пляж нудистов, тогда она была бы на высоте, потому что фигурка у нее ладная, талия тонкая, ноги длинные, целлюлита нет.

Осознав, куда потекли ее мысли, Дженни захихикала и удивилась сама себе. Какая странная самоуверенность появилась в ее голове после знакомства с Риккардо! Раньше она за собой такой раскованности не замечала.

Хорошо, если б они отправились на городской пляж. Там спокойно. Если надеть темные очки, то среди уймы народа никто Риккардо не узнает. Да и ее тоже. Хотя он вряд ли снизойдет до заурядного городского пляжа. Дженни уже отметила его бессознательный снобизм. Конечно, если с младенчества получаешь самое лучшее, но на более низкий уровень вряд ли согласишься.

Она уложила в сумку купальники, парео, полотенце, купальную шапочку, пляжные шлепки и гель для загара. Вроде бы все.

Зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя «Риккардо». Она ответила, не осознавая, какой радостью звенит ее голос:

– Добрый день!

– Здравствуй, Дженни! – Риккардо с энтузиазмом откликнулся на призыв, звучащий в ее голосе. – Ты готова? Спускайся вниз, тебя ждет мой водитель. Мы вернемся вечером в воскресенье, можешь предупредить свою любопытную соседку.

Дженни вздохнула. Конечно, Риккардо очень занятый человек, но ей так хотелось, чтобы он встретил и отвез ее сам!

Она предупредила Мари, что вернется в воскресенье. Под восторженные причитания подруги спустилась вниз, села в уже знакомый Мерседес. Водитель был крайне предупредителен, но Дженни то и дело перехватывала его изучающие взгляды. В чем дело? Она настолько не вписывается в круг общения высокородных Сантос? Или, наоборот, Риккардо никогда прежде не брал с собой девушек? В последнее ей верилось с трудом. Значит, это она не соответствует высокому аристократическому уровню. Ну и пусть, она туда попасть вовсе не стремится.

Пока она боролась сама с собой за самоуважение, они подъехали к длинному забору, за которым скрывалась бетонная полоса. Видимо, это был какой-то частный аэродром, потому что крупные аэропорты Лондона Дженни знала. Мерседес остановился у небольшого серебристого самолета. У трапа стояла стюардесса в синей форме и кокетливой серебристой пилотке на коротко остриженных кудрях. Несмотря на любезную улыбку, она не сумела скрыть заинтересованный, несколько даже ревнивый взгляд.

– Мисс Барлоу? Проходите, прошу вас. Дон Сантос ждет вас в салоне.

Дженни молча кивнула головой и поднялась по трапу. Едва зашла в салон, самолет начал медленно выезжать на взлетную полосу. Риккардо поднялся навстречу своей гостье и усадил ее в глубокое кресло рядом с собой.

– Здравствуй. Не обиделась, что я не заехал за тобой? Но я сам только что приехал. Не хотелось зря терять время.

– Нет, что ты. Я же понимаю, ты занят, а кругом пробки.

Он улыбнулся и сам закрепил на ее талии страховочный пояс. Дженни показалось, что он как-то уж слишком долго его закреплял, но она строго сказала себе, что ей постоянно кажется что-то не соответствующее действительности, и не стоит обращать на это внимание. Они взлетели, у Дженни слегка заложило уши. Она чуть приоткрыла рот, стараясь дышать глубоко и размеренно.

Самолет набрал высоту, свист в ушах прекратился, ей стало легче. Они перекусили, и Дженни, чтобы не думать об опасной высоте, торопливо спросила:

– Это твой самолет?

– Нет. Содержать личные самолеты невыгодно. Куда проще время от времени нанимать частные самолеты для чартерных рейсов.

– А куда мы летим?

Он заговорщически усмехнулся.

– Пусть это будет мой маленький сюрприз, хорошо? – Заметив, как она вцепилась в подлокотники кресла, успокаивающе заметил: – Лететь осталось недолго. Не больше часа.

Дженни ничего не оставалось, как молча кивнуть. Стюардесса принесла целую кипу глянцевых журналов, спросила, не нужно ли поставить какой-нибудь фильм. Получив отказ, удалилась.

Дженни принялась перебирать журналы, а Риккардо включил ноутбук и стал просматривать биржевые сводки. Когда стюардесса объявила о посадке и попросила пристегнуться, Дженни решила, что время пролетело гораздо быстрее, чем она ожидала.

Самолет приземлился, подкатился к низкому белому строению. Они вышли из салона. В лицо ударил обжигающий воздух, и Дженни задохнулась. Она не ожидала такой жары. Риккардо завел ее в помещение, оказавшееся крохотным аэропортом. К удовольствию Дженни, здесь были установлены кондиционеры, и она смогла вздохнуть полной грудью.

Вспомнив фантазии Мари о собственном острове, неуверенно спросила:

– Это не частный остров?

Риккардо отрицательно покачал головой.

– Нет. Просто я забронировал на уик-энд бунгало на берегу океана. Надеюсь, тебе понравится.

Дженни еще в Лондоне надела широкие хлопковые шорты и легкую белую блузку, но от жары пот все равно лился по спине ручьем. Хорошо, что широкополая шляпа защищала от жарких лучей не только голову, но и спину. Пока они в открытом багги доехали до снятого Риккардо бунгало, Дженни сто раз пожалела, что согласилась на подобную прогулку. Сам же Риккардо, в своем светлом офисном костюме, казалось, совершенно не чувствовал жары.

Дженни с завистью подумала: это из-за того, что он родился и вырос в жарком краю. Но, с другой стороны, ему тоже бывает некомфортно в Лондоне, когда температура опускается ниже минус пяти и идет мокрый снег. Но ей больше нравится холод, ведь вполне можно одеться потеплее, а вот что ей снять теперь, чтоб не таять, как снегурочка?

Показалось стоящее на берегу океана легкое бамбуковое строение. Это и в самом деле оказалось бунгало. Не заботясь о своем багаже, Дженни зашла внутрь и упала на прохладные простыни широкой постели.

Риккардо с сумками вошел следом.

– Тебе понравилась эта комната? Ты остановишься здесь? Не посмотришь бунгало? Вдруг другие помещения тебе понравятся больше?

Дженни было совершенно все равно, что там еще есть в этом бунгало. Ее вполне устраивала эта прохладная комната. Она сделала аморфный жест рукой и заснула, разморенная дорогой и жарой.

Риккардо усмехнулся, поставил сумку Дженни на плетеный стул. Присел на кровать рядом с девушкой, поправил прилипший к ее виску влажный завиток. Через пару минут с силой провел рукой по лбу, сбрасывая охвативший его чувственный морок, и заставил себя встать. Прошел в другую комнату, побольше и комфортабельнее, и принялся располагаться. Для купания было слишком жарко, но для легкого перекуса – самый раз. Он переоделся к серые короткие шорты, оставив торс голым.

Дженни наверняка будет смущать его неприкрытое тело, но ничего, пусть привыкает. Напяливать на себя в такую жару майку он не собирается. Прошел на небольшую кухню, нашел в холодильнике холодное пиво. Сел в шезлонг, стоящий на просторной террасе, закинул ноги на перила, и принялся потягивать пиво, разглядывая изменчивые воды океана.

Когда в последний раз он позволял себе вот так расслабиться, ничего не делать, беспечно смотреть вдаль? С трудом вспомнил, что на Сейшейлах в далекие студенческие годы. Он славно отдохнул тогда с друзьями. А сейчас с друзьями он практически не встречается. Друзья требуют времени, а времени у него нет.

Он покосился в сторону комнаты, где спала Дженни. Конечно, жизнь стала бы ярче, если бы он мог присоединиться к ней. Но нельзя. Во всяком случае, не сейчас.

Просидев час, поднялся и пошел в свою комнату. Позвонил администратору отеля, попросил приготовить столик в ресторане к девяти часам вечера и прислать за ними багги с водителем. Он не собирался вести багги в полной темноте по незнакомой местности, тем более без дороги.

Заслышав шум в соседней комнате, вышел в коридор. Дженни стояла там, потягиваясь и зевая. Между блузкой и шортами белела тоненькая полоска нежно-розовой кожи. У Риккардо перехватило дух от острого желания, и он уперся взглядом в стену, пытаясь совладать с непослушным телом.

– Извини, пожалуйста, я как-то сразу отрубилась. Тебе, наверное, очень скучно? – Дженни стало стыдно за свой безмятежный сон.

– Я тебя сюда не в роли клоуна пригласил. Так что отдыхай и ни о чем не волнуйся.

Риккардо сам слышал, как сухо звучит его голос, но ничего не мог поделать. Пусть уж лучше считает его сухарем, чем нахалом. Он вполне мог сорваться и поцеловать ее, а вот как потом остановиться?

Дженни замялась. Риккардо перевел взгляд со стены на океан, виднеющийся из окна.

– Сейчас уже не так жарко. Может, искупаемся?

Дженни поспешно согласилась. Она не понимала, отчего у него так резко испортилось настроение.

– Тогда я жду тебя у бунгало. Солнце заходит, поспеши. Это незабываемое зрелище. Не забудь солнечные очки. Краски в тропиках слишком яркие.

Дженни поспешила к себе. Натянула купальник, нацепила на нос очки, выскочила из бунгало. Риккардо стоял на берегу, широко расставив длинные ноги, и смотрел на океан. Ослепительно яркий диск солнца уже коснулся глади воды, превратив ее в расплавленное золото. Дженни встала рядом с Риккардо, делая вид, что любуется закатом, но вместо этого очень остро ощущая стоявшего рядом мужчину.

Солнце нырнуло в сверкающую гладь океана неправдоподобно быстро, за каких-то десять минут. В надвигающейся темноте все вокруг приобрело странные, сюрреалистические оттенки. Океан глухо шумел, этот низкий гул переплетался с нарастающим звоном ночных насекомых, Дженни не знала их названия. Может быть, цикад?

Риккардо оторвался от созерцания безбрежного океана и посмотрел на спутницу.

– Окунемся?

Не дожидаясь ее согласия, вбежал в потемневшую воду. Дженни поспешила за ним. Пока они плавали, совершенно стемнело. Дженни почувствовала, как ее желудок неблагозвучно требует еды.

Риккардо буднично заметил:

– Я тоже жутко проголодался. Сейчас за нами приедет багги, так что поспешим. Догоняй! – и он легко побежал к бунгало.

Отряхиваясь на ходу, как мокрая собака, Дженни припустила за ним. Едва успела принять душ и переодеться, как послышался звук подъехавшего багги.

Сияющее электрическим блеском здание отеля показалось почти сразу. Несмотря на едва видимую в темноте дорогу, до ресторана они добрались ровно в девять часов. На их столике, застланном яркой набивной скатертью в местном стиле, уже стояла бутылка аперитива и закуски.

Риккардо налил себе бокал и попробовал напиток.

– Неплохо. Тебе налить?

Дженни предпочла минералку. С удовольствием выпив прохладную воду, огляделась.

– Райское место. Но я бы не хотела здесь жить постоянно.

– Почему?

Она ответила вопросом на вопрос:

– А что тут делать? Здесь можно прожить от силы неделю, да и то на отдыхе. Чтобы здесь жить и работать, здесь нужно родиться. Жара жуткая.

Риккардо задумчиво протянул:

– В Испании тоже порой бывает очень жарко. Но это моя родная страна. Думаю, она тебе понравится.

Дженни решила, что это чисто риторическая фраза. Почему ей непременно должна понравиться Испания? Она и не бывала там никогда. И вряд ли поедет. Во всяком случае, в ближайшее время.

Где-то в темноте прозвучали аккорды настраиваемой гитары, и она вспомнила о пари с Клайвом. Задумчиво посмотрела на Риккардо. Может, рассказать ему о глупом споре с братом? Но зачем? Он же не говорил ей, что он маркиз. Если она расскажет о пари, то придется признаться, что узнавала о нем в интернете. Вряд ли ему это понравится. Нет, не будет она портить отдых. Когда-нибудь она ему об этом обязательно расскажет, и они вместе посмеются над забавным совпадением. Но не сейчас.

Девушка-мулатка принесла местное блюдо – рыбу, запеченную с зеленью. Дженни осторожно попробовала ее и осталась очень довольна.

– Я думала, будет что-то очень острое, но это мне нравится. Вкусно, и язык не обжигает.

Риккардо буднично заметил:

– Я предупредил, что ты англичанка и чтобы повар не увлекался специями.

Дженни расцвела.

– Правда? Как мило с твоей стороны!

Она с удовольствием смотрела по сторонам, а Риккардо исподволь изучал ее изменчивое лицо. Вроде бы ничего особенного, но стоило ей улыбнуться, и все вокруг играло новыми красками. Интересно, это заметно всем или только на него она действует подобным образом?

На импровизированную эстраду возле пляжа вышло двое чернокожих мужчин в национальной одежде. Начался концерт, состоящий из смеси испанских, негритянских и туземных мелодий. Зрители, главным образом местные жители, сидевшие на корточках возле помоста, дружно подпевали, ритмично хлопая в ладоши. Видно было, что все происходящее доставляет им истинное наслаждение.

Поев, Риккардо спросил у Дженни:

– Поедем в бунгало, или посидим еще?

Едва сдержав зевок, та призналась:

– Что-то я так устала, никаких сил нет.

Риккардо гораздо приятнее было бы услышать что-то более способствующее возникновению желания, и он насмешливо подумал: а вот не надо возносить себя на пьедестал. Для этой милой девочки он вовсе не столь желанен, как она для него. Для него воздержание рядом с женщиной непривычно, если он приезжал куда-то не один, оба точно знали, чем все должно закончится. Но это особый случай. Хотя попытаться, конечно, стоит. Возможно, он просто неправильно оценивает ситуацию.

Вернувшись в бунгало, Риккардо принял душ и осторожно постучал к Дженни. Никто не ответил, и он тихонько заглянул в комнату. Дженни уже спала, даже не укрываясь. Коротенькая ночнушка едва прикрывала бедра. Сжав зубы, Риккардо закрыл дверь. Понимая, что ему не уснуть, отправился к океану и плавал по темной, казавшейся опасной, воде, пару часов. Если бы не фонарь, горевший на бунгало, вполне можно было бы потерять ориентацию и заплыть далеко в океан. Но путеводный свет не давал потеряться.

Риккардо подумал: вот так и родной дом с любимой женщиной, спящей внутри, не дает заблудиться душе. Символично. Может быть, судьба подсказывает ему, что нужно делать? Но для этого придется вступить в конфронтацию со всей своей семьей, а на это он не готов. Уговоры бабки, насмешки отца, слезы теток. Нужно ли ему все это? И готов ли он по сути порвать со своей родней, чтобы насладиться семейным счастьем?

И будет ли долгим это семейное счастье? Вдруг он так же, как отец, выяснит, что ошибался, и превратится в язвительного отшельника?

Мысли не давали покоя, и он решительно запретил себе думать о Дженни. Хорошая тренировка воли. Отправился спать, и даже умудрился уснуть, но и во сне его мучили те же вопросы. Проснулся поздно. Солнце вовсю пекло. Заглянул к Дженни, ее не было. Она наверняка искупалась поутру, пока солнце еще не жгло. Возможно, сейчас загорает. Хотя с ее белой кожей ей бы лучше лежать где-нибудь в теньке.

Жутко хотелось есть, сказывалось ночное плавание. Риккардо пошел на кухню, без особой надежды открыл холодильник, помня, что вчера он был практически пуст. И обрадовано присвистнул: чего там только не было! Стояло столько упаковок с уже готовой едой, что у него глаза разбежались. Выбрав несколько видов салатов и что-то мясное, он отправил мясо разогреваться в микроволновку, и быстро прикончил салаты. Мясо оказалось довольно острым, но это-то ему и понравилось. Вчерашняя еда для него была пресновата.

Насытившись, вышел из бунгало и прищурился. Солнце, отражаясь от воды, слепило глаза. Пришлось вернуться и надеть темные очки. С их помощью он и разглядел валяющуюся на белом песке Дженни. Ее кожа лоснилась, с ног до головы вымазанная маслом для загара. Дженни предусмотрительно лежала не на солнце, а под белым тентом, который отбрасывал на песок слабую тень.

Риккардо шлепнулся рядом с ней на песок.

– Привет!

Дженни кивнула и беспокойно предложила:

– Давай я намажу тебя маслом, а то сгоришь!

Риккардо никогда в жизни не сгорал, но перспектива почувствовать на себе ее руки заворожила. Он согласился и растянулся рядом с ней во весь рост.

Дженни полила на его широкую спину масло и быстро растерла по коже. Казалось, ей хотелось прикасаться к нему как можно меньше. Интересно, почему? Так же, как и он, боится продолжения?

Они немного повалялись на песке, пока солнце не начало печь так, что возникла вероятность свариться. Тогда Дженни, извинившись, убежала в бунгало, а Риккардо с часок поплавал, скидывая охватившее его после прикосновения ее рук вожделение.

В бунгало было прохладно, мерно гудел кондиционер под потолком, гоняя по помещению холодный воздух. Дженни сидела в гостиной, смотря по телевизору какую-то местную передачу. Передача шла на туземном языке, поэтому даже Риккардо, послушав ее минут пять, ничего не понял.

– Нравится? – его голос звучал скептически.

Дженни, которой телевизор нужен был исключительно как прикрытие для мечтаний, встрепенулась. Она только сейчас заметила, что темнокожая женщина на экране изъясняется на каком-то странном наречии.

– Да не особо. Но познавательно. Они показывали местные достопримечательности, музей, что ли.

– Можем съездить, если хочешь.

– Нет, не хочу. Человеческие останки, выставленные там как военные трофеи, меня угнетают.

– Понятно. Мне такое тоже не по душе. Но чем займемся?

– Съездим на водопады? Они мне понравились. И, надеюсь, в горах все же прохладнее, чем здесь, у океана.

Риккардо вызвал из отеля закрытую машину с кондиционером. Через десять минут к бунгало подъехал белый Фиат выпуска семидесятых, которым водитель очень гордился. Видимо, его машина была верхом местного шика.

Несмотря на ветхость, машинка оказалась довольно комфортабельной, с кондиционером, и после часа езды по крутому серпантину они очутились высоко в горах. Здесь и в самом деле было нежарко.

Широкая река с зеленоватыми водами неторопливо приближалась к утесу и стремительно падала вниз, образуя плотный туман. Солнце, пробиваясь сквозь мельчайшие капельки, рассеивалось вокруг переливчатой радугой.

– Волшебно! – Дженни заворожено любовалась водопадом. – Такое ни один самый красивый фильм в 3D не передаст!

Прохладный ветерок осаждал на их коже микроскопические брызги воды, воздух был таким чистым и свежим, что казался первозданным. Они стояли и молча любовались потрясающим видом, когда подъехал экскурсионный автобус, и из него гурьбой высыпали туристы. Они тут же принялись громко галдеть, прыгать по скалам и сниматься на фоне водопада.

Риккардо с Дженни понятливо переглянулись.

– Американцы. Уезжаем? – Риккардо сделал возмущенный жест. – С ними рядом находиться невозможно.

Дженни с досадой посмотрела на развязных туристов. Ну, для чего так громко кричать? Глухие они все, что ли? Кинув на американцев возмущенный взгляд, Риккардо взял Дженни за руку и увел к Фиату. Водитель сидел на солнцепеке на корточках рядом с машиной в полной уверенности, что загружать своей ничтожной персоной столь выдающийся автомобиль непозволительно.

Он благоговейно открыл перед пассажирами дверцу, но его благоговейность относилась вовсе не к ним, а к драгоценной машинке. Осторожно закрыл за ними дверцу, осведомился:

– Обратно поедем там же путем? Есть и другая дорога. Но длиннее.

Дженни очень нравилось сидеть рядом с Риккардо, ощущать его сильное тело почти вплотную, и она поспешно сказала:

– Покажите нам остров. Это интересно. – И посмотрела на Риккардо в ожидании согласия.

Тот кивнул головой, и машина помчалась в другую сторону. Желая показать туристам красоты острова, водитель ехал вдоль океана по укатанной колее, которую трудно было назвать дорогой. Мимо проносились живописные деревни островитян с привычными жаровнями перед входом в бунгало. Полно было голых малышей, играющих перед деревнями и усиленно машущих им руками.

Через пару часов Риккардо распорядился ехать в отель, пояснив Дженни, что они приедут как раз к ужину.

– Мы с тобой не ели с самого утра. Думаю, ты пропустила не только ланч, но и обед.

Дженни в самом деле проголодалась, но в ответ только небрежно махнула рукой.

– Мне частенько приходится пропускать не только ланч с обедом, но и ужин.

– Что, садишься на диету? – Риккардо поморщился. Он терпеть не мог подобные глупости.

– Нет, не вижу в диетах смысла. Просто не успеваю. Хочется так много успеть, а времени не хватает.

– А зачем ты тогда учишься музыке? Это же вовсе не обязательно. – Риккардо вдруг осознал, что ему категорически не нравится такой образ жизни. – Так ведь и заболеть недолго. Может быть, стоит бросить музыку?

Дженни с укором посмотрела на него. Прямо как Клайв! Тот тоже никак не мог взять в толк, что привлекает ее в музыке.

– Понимаешь, сыграть какую-нибудь сложную вещь самой очень приятно. Конечно, чтобы играть хорошо, нужно много репетировать, но это тоже приятно.

Тратить время впустую Риккардо считал нерациональным.

– Если ты так любишь музыку, может, тебе стоит ей заняться профессионально?

Дженни слабо улыбнулась такой вере в ее способности.

– Нет, для этого у меня не хватает таланта. А преподавать музыку я не хочу. Мне это кажется ужасно скучным. Уж лучше быть экономистом. Я, в принципе, неплохо управляюсь с цифрами.

– А кем ты думаешь стать после окончания школы? Когда ты заканчиваешь?

– Заканчиваю на следующий год. А где работать буду, еще не знаю. Куда возьмут. Выпускников без опыта работы на приличные должности берут неохотно. Возможно, несколько лет придется работать за гроши, только чтобы получить достаточный опыт.

Риккардо прикинул. На следующий год он вполне может принять ее в свой лондонский офис помощником бухгалтера. Или еще в какой-нибудь отдел, где нужен человек, «хорошо управляющийся с цифрами».

Подъехали к ресторану. На сей раз он был украшен яркими желтыми фонариками, и вокруг эстрады стояли высокие колонки.

Риккардо поморщился. Он хотел поесть спокойно.

– Что тут будет? Опять какой-то концерт? Да еще и профессиональный?

Официант, которому он задал этот вопрос, восторженно взмахнул руками.

– Вам очень повезло, синьор! Сегодня у нас выступает Энжела. Восхитительный голос!

Он гордо улыбнулся, будто восхитительный голос Энжелы был его личной заслугой, и ушел выполнять заказ.

– Похоже, мы попали с тобой на концерт местной знаменитости. Интересно, повезло или нет? Ты что-то знаешь об этой Энжеле? – Риккардо был настроен скептически.

– Ничего. Но, судя по тому, что вокруг собирается множество народу, она и в самом деле интересная певица.

Официант все с тем же восторженным видом принес заказ. Они поели, и, чтобы лучше видеть, перешли под навес поближе к эстраде.

Солнце, как обычно в тропиках, быстро закатилось, зажглись фонарики, осветив все вокруг сказочным золотисто-лимонным светом. На эстраду вышел мужчина в национальной одежде и сказал лишь одно слово:

– Энжела!

Толпа тут же засвистела и захлопала, создав гул, более уместный на футбольном матче после забитого мяча. На эстраду поднялась немолодая рыхлая женщина в развевающемся пестром одеянии. Она повелительно воздела руки, и наступила полная тишина. Слышно было, как в траве надрываются цикады. За помостом зазвучал невидимый зрителям небольшой слаженный оркестрик, и женщина запела низким мягким голосом.

Голос и в самом деле был необычным. Он вибрировал где-то на самом краю человеческого восприятия, то поднимаясь, то опускаясь. Риккардо взглянул на Дженни. Та сидела, заворожено слушая певицу, изредка хлопая вместе со всеми после окончания очередной песни.

Риккардо нравились песни Энжелы, но еще больше нравилось изменчивое лицо Дженни. Казалось, она хорошо понимает смысл всех песен. Ее лицо то хмурилось, то освещалось радостной улыбкой. Хотя мелодия и голос хорошо передавали чувства, выражаемые песнями.

Концерт длился почти три часа. Но вот певица снова повелительно воздела руки и удалилась, провожаемая громкими аплодисментами и отчаянным свистом.

Риккардо нашел глазами официанта и кивнул ему, подзывая. Тот быстро подбежал, лавируя между расходившимися зрителями.

– Пару бокалов холодного пунша. А почему Энжела не выступает в других местах? У нее была бы большая популярность.

– Энжела ездила в Европу лет двадцать назад. Но она не смогла там выступать. Холодно, сеньор, очень холодно. Она говорит, что могла согреться только в горячей ванне. Больше она никуда не ездит. Она говорит, что здесь есть все, что ей нужно.

Он убежал, а Дженни задумчиво протянула:

– И куда она ездила? Может быть, в Скандинавию? Там зимой и вправду очень холодно.

Официант принес пунш, они выпили по бокалу и отправились домой. Черный мальчишка в мятых белых штанах, везший их и в прошлый раз, признался, что очень жалеет, что белые отдыхающие редко приезжают на остров.

– Если бы часто, то жить было бы гораздо лучше. Я коплю на новый компьютер, старый слишком старый, надо новый. – Риккардо с трудом переводил на английский сильно искаженный испанский. – Мне осталось немного, сто долларов.

Засмеявшись, Риккардо дал ему сотню, вызвав восторженный вопль. Парень укатил, и Дженни прагматично заметила:

– Вряд ли мы увидим его завтра. Он наверняка отправится покупать новый компьютер, а потом, естественно, засядет его опробовать.

Риккардо посмеялся.

– Да, я поспешил. Лучше бы я дал ему деньги завтра перед отъездом.

– Ну, наверняка здесь немало мальчишек, которым нужен новый компьютер. Так что завтра у нас будет новый сопровождающий.

Они прошли в бунгало. Риккардо осторожно спросил у Дженни:

– Пойдем купаться или ты слишком устала?

– Нет, я не устала. Концерт был замечательный. А я после хорошей музыки чувствую себя прекрасно. Как это говорится? Крылья вырастают?

Риккардо посмеялся.

– Надеюсь, ты от меня не улетишь. Но давай пойдем к берегу.

Они переоделись. К разочарованию Дженни, Риккардо руки ей не подал и даже не смотрел в ее сторону. Ее это немного обижало, хотя обижаться было глупо. Не мог же он знать о ее смешных девичьих фантазиях!

Вода под ногами на первый взгляд была темной и страшноватой. Но оказалась ласковой и нежной. Дженни с удовольствием плавала, стараясь, впрочем, не отдаляться от берега, боясь заблудиться. Внезапно фонарь у бунгало мигнул раз, другой, и потух. Их накрыла кромешная тьма. Даже на небе не было ни единой звезды. Дженни остановилась, запаниковав. Куда плыть? Туда или сюда?

– Дженни, ты где? – голос Риккардо послышался совсем рядом, и она немного успокоилась.

– Я здесь. Знаю, что рядом с берегом, но не пойму, куда плыть.

– Это очень просто. От берега раздается эхо, а океан голос относит. Крикни, и поймешь разницу.

Дженни крикнул «ого-го», и раздалось мягкое эхо. Она поплыла на собственный голос. Через пару минут ноги достали до дна, и она поняла, что последние десять метров практически ползла по дну. Она с облегчением поднялась и попыталась оглядеться. Теоретически перед ней должно стоять бунгало, вот только как его найти в полнейшем мраке?

Рядом с ней выросла внушительная фигура. Дженни скорее почувствовала это, чем увидела.

– Жаль, мы не оставили свет в комнатах с этой стороны. В моей комнате свет горит, но отсюда его не видно.

– Да, если бы я знала, что фонарь погаснет в самую неподходящую минуту, я бы вообще включила свет везде, где только можно. А так мне как-то не по себе.

Через мгновение Дженни ощутила на своем плече сильную мужскую руку.

– Так лучше?

Дженни призналась:

– Намного. Не сказать, чтобы я боялась летучих мышей или пауков, но все-таки.

Рассмеявшись, Риккардо повел ее вперед.

– Будем надеяться, что мой вестибулярный аппарат нас не подведет.

В самом деле, через сотню метров перед ними возникла темная стена бунгало. Из-под полуприкрытой двери вырывалась тоненькая полоска света.

Дженни с Риккардо одновременно сделали шаг и столкнулись в дверях. Дженни повернула к нему лицо, намереваясь что-то сказать, но не успела. Он что-то простонал, с силой прижал ее к себе и, проведя губами по лицу, накрыл ее рот. Дженни замерла. Разве не об этом она мечтала все сегодняшнее утро? Но вместо радости ее накрыла волна тревоги.

Что будет, если она уступит ему? Короткое счастье? А если не уступит, то у нее может не оказаться и такой малости. Решившись, она закинула руку ему на шею и ответила на поцелуй.

Что-то хрипло пробормотав по-испански, Риккардо подхватил ее на руки и занес в бунгало. Через мгновенье Дженни ощутила под собой прохладный шелк простыней. Риккардо продолжал целовать ее, одновременно стаскивая мокрый купальник. Через мгновенье она поняла, что на ней ничего нет, и к ее бедру прижимается твердый мужской член. Она робко поцеловала его в губы, давая понять, что согласна на близость.

Но вместо того, чтобы ответить на ее ласку, Риккардо замер, подняв голову и к чему-то прислушиваясь. Выругавшись, быстро вскочил, накинул на себя халат и выбежал в коридор.

Не понимая, в чем дело, Дженни приподнялась на локте, удивленно глядя ему вслед. Раздался грохот, вскрик, полный боли, и ругань Риккардо. Воры? Она соскочила и заметалась в темноте по комнате. Выйти в таком виде совершенно невозможно, включить свет – тоже. Наконец ей удалось найти что-то более-менее похожее на простыню. Завернувшись, она выбежала в коридор. В углу, сжавшись в комочек, сидел темнокожий подросток. Над ним в угрожающей позе замер Риккардо.

– Что случилось?

Риккардо бросил ей ее сумочку. Дженни побледнела. Кошмар! В сумочке были все ее документы и кредитные карточки.

– Отобрал у этого типа. Думал поживиться за наш счет. Я уже вызвал охрану из отеля. Сейчас приедут.

Парень жалко хныкал, и Дженни стало его жаль.

– Может быть, его просто отпустить? Думаю, он больше никогда не будет этого делать.

Риккардо отрицательно мотнул головой.

– Я уже как-то раз сделал такую глупость. Парень, отпущенный мной, через полгода угнал чужую машину, не справился с управлением и врезался в грузовик. Он погиб. Хорошо, что один, в машине была его девчонка, она выжила. Возможно, если б я вовремя сдал его полиции, ему сумели бы объяснить, что брать чужое нельзя. Так что пусть-ка владелец отеля займется его воспитанием. Никогда не знаешь, что гуманнее. Мы не провидцы.

Раздался басовитый гул большой машины. Послышались голоса, и Риккардо пошел им навстречу, предупредив Дженни:

– Я бы на твоем месте ушел в комнату. Вид у тебя специфический.

Дженни забежала в свою комнату и прикрыла двери, предоставив Риккардо объясняться с охраной. Зашла в ванную комнату, включила свет и поняла, почему Риккардо назвал ее вид «специфическим». Оказалось, то, что она приняла за простыню, было накидкой на столик. Ажурное полупрозрачное одеяние плохо прикрывало то, что нужно было бы прикрыть. Хорошо, что мальчишка не поднимал голову!

Сбросив накидку, закуталась в банный халат. Дождавшись, когда охранники уедут, осторожно выглянула в коридор. Услышав звук открывающегося холодильника, прошла на кухню.

Риккардо, в таком же халате, что и на ней, пил пиво из банки. С сожалением посмотрел на ее протрезвевшее лицо и спросил:

– Насколько я понимаю, продолжения не будет?

Дженни покоробила сухость его тона.

– Не стоит, я думаю, – ее голос прозвучал виновато.

Риккардо язвительно скривил губы. Если бы в этот момент его видела донья Аделина, то непременно бы воскликнула: «вылитый отец»!

– Да уж, не знаешь, что и думать. То ли этот мальчишка спас нас от ошибки, то ли помешал. А ты как думаешь?

Он так пристально на нее смотрел, ожидая чего-то совершенно непонятного, что Дженни попятилась и, бормоча что-то неразличимое, сбежала к себе.

Допив пиво, Риккардо выбросил банку в мусорную корзину, сел верхом на стул, крепко обхватив спинку ладонями. Ему жутко хотелось метнуться за Дженни, и поцелуями заставить ее признаться в том, что она хочет его так же сильно, как и он ее. Но вот только делать этого было никак нельзя. Они слишком разные, чтобы у них было общее будущее. Или, вернее, не слишком разные, а он не готов к этому слишком уж серьезному будущему. На данном этапе битва с родней ему не по силам.

Утром они по приглашению владельца приехали в отель на завтрак. Владелец, представительный мужчина в светлой рубашке и полотняных брюках, долго и нудно оправдывался и извинялся за ночное происшествие.

– Это ограбление у нас впервые! Эта семья здесь недавно, этим утром она уже покинула наш остров. Прошу, не рассказывайте никому, что произошло. Репутация, вы понимаете?

Риккардо холодно подтвердил, что все понимает, и пообещал никому ничего не говорить.

Едва он ушел, как Дженни горестно воскликнула:

– Уехали! Зря мы вызвали охрану.

– Ну, во-первых, охрану вызвали не мы, а я. Во-вторых, с этого острова можно либо уплыть на катере, который придет только в понедельник, либо улететь на частном самолете, как мы. Третьего не дано, если только у этой семьи нет своего катера, в чем я сильно сомневаюсь. Парни из обеспеченных семей, как правило, не лазят по чужим домам. Тебе не кажется, что нам рассказали слезливую байку? – Риккардо презрительно усмехнулся.

Дженни призадумалась.

– Похоже. А что мы будем делать?

– Поедим. Владелец приказал для поднятия нашего настроения подать нам завтрак за счет заведения. А потом займемся чем захочешь. Самолет за нами прилетает в шесть вечера.

Дженни посмотрела вокруг. Было еще более-менее прохладно.

– Может, искупаемся?

– Хорошо. Здесь или у себя?

– У себя. Я не взяла купальник.

– Здесь есть бутик. Купальник не проблема.

Дженни сердито подумала, что для него, конечно, не проблема. А вот у нее денег не так уж и много. Качественные купальники недешевы. А дарить себе купальник она Риккардо не позволит. Хватит и того, что она поехала с ним, по сути, поставив себя в зависимость от его изменчивого настроения.

– Смысла нет покупать еще один купальник только для того, чтобы окунуться в нем пару раз.

Риккардо внимательно посмотрел на нее, заметил разгоревшиеся гневом щеки и пожал плечами.

– Как скажешь. Поедем к бунгало.

Позавтракав, они отправились к себе, захватив с собой корзинку с присланным владельцем ланчем. Риккардо объяснил это просто:

– Не хочется терять время на поездки. Нам и без того придется приехать обратно в пять часов.

Они купались, потом валялись на песке. Когда наступило время сиесты, ушли в дом. Дженни заснула, разморенная солнцем и водой, а Риккардо сидел на веранде, любовался океаном и о чем-то думал.

Ровно в пять они были в отеле. Перекусив, поехали в тому же небольшому аэродрому.

В машине Риккардо спросил у водителя:

– Это вы привозили вчера охранников в наше бунгало?

Водитель кивнул.

– А что за мальчишка к нам залез, знаете? – Риккардо спросил это как бы между прочим, но водитель сразу встрепенулся и с удовольствие доложил:

– Как не знать, это ублюдок нашего хозяина. Постоянно влипает в какие-то неприятные истории, а папаша его отмазывает. А что ему остается делать? Все считают, что парень мстит ему за свое незаконное рождение. Досадует, что отец соблазнил его мать. Хозяин женат, у него есть законные дети. Жена знает об его ублюдке и сердится. А хозяйка-то здесь она. Она-то из богатой семьи, а он так, подживотник. Только считается хозяином, а на самом деле ни гроша у него нет. Вот и боится. – Все это было сказано таким неприязненным тоном, что было ясно: хозяина здесь не любят. Но боятся. Похоже, от его расположения зависят многие жители этого маленького островка.

По пылящей бетонной дороге они подъехали к аэропорту и остановились подле взлетной полосы. Дженни подняла голову к небу. Ослепительно синий свод был пуст. Она перевела вопросительный взгляд на Риккардо. Тот посмотрел на часы.

– Ничего особенного. До их прилета еще десять минут. Наверняка время у них расписано до секунды. Они ведь совершают множество чартерных рейсов. У них мы не одни.

Пока он это говорил, в небе показалась небольшая точка, через пару минут превратившаяся в самолет. Водитель попрощался с ними и уехал. Риккардо подвел Дженни к небольшой бамбуковой скамье под полотняным навесом и усадил, небрежно бросив вещи рядом.

– Ну, что, убедилась, что владелец нам просто врал?

Дженни пришлось признать:

– Да, ты был прав.

– Что он врет, видно было сразу. И даже не по бегающим глазкам, а по нарочитой правдивости. Видимо, очень боялся, что эта история дойдет до жены. – Рот Риккардо скривился в неприятной усмешке. – Да уж, ему не позавидуешь.

Самолет уверенно приземлился. Подкатили трап, наружу вышли четыре человека команды. Первый пилот приложил руку к козырьку и сообщил:

– До взлета осталось десять минут. Мы сейчас заправимся и полетим обратно.

Они дружной командой зашагали к зданию аэропорта. Дженни недоуменно заметила:

– А зачем они уходят все вместе?

Риккардо насмешливо взглянул на нее.

– Причин может быть множество. Возможно, им надоело болтаться в воздухе, возможно, хотят купить какой-нибудь местный сувенир, может быть, решили принять душ, здесь есть комната отдыха для персонала, а, возможно, хотят купить какие-нибудь местные транквилизаторы типа бетеля.

Из всей этой речи Дженни услышала только словосочетание «местные сувениры» и испуганно вскрикнула:

– Ой, я ведь ничего не купила Мари! Она наверняка ждет в подарок что-нибудь экзотическое!

– Еще не поздно, можем дойти до вокзала и что-нибудь купить.

Оставив вещи на скамейке, они быстро прошли до здания. На солнце они пробыли каких-то пару минут, но Дженни чувствовала себя так, будто ее поджаривали на сковородке. В киоске, которым заправляла голосистая пухлая матрона, Дженни взяла коралловые бусы для Мари и коралловый браслетик для себя. Ей очень приглянулось ожерелье из крупных желтоватых жемчужин, но оно было ей не по карману.

Она освежилась в дамской комнате, и они вернулись к самолету. У трапа, скрываясь от палящего солнца под бумажным китайским зонтиком, уже стояла ожидавшая их стюардесса. Приветственно помахав им рукой, громко сказала:

– Ваш багаж внутри, прошу на борт нашего самолета!

Самолет взлетел ровно в шесть часов и взял курс обратно на Лондон. Через полтора часа они приземлились там же, на небольшом частном аэродроме. Водитель Риккардо уже ждал их с машиной у здания аэропорта. Вечер оказался прохладным, и Дженни порадовалась, что ей не придется мерзнуть, добираясь до дома на городском транспорте.

Риккардо довез ее до дома. Дженни все вокруг казалось странным и непривычным, даже каким-то убогим, серым и безрадостным. Вот что сделали два дня в тропическом раю!

Риккардо вынул из багажника ее сумку и пошел провожать. У дверей Дженни принялась неловко его благодарить. Но он, прервав ее сумбурные слова, поставил сумку у дверей, внезапно пылко ее поцеловал, вложил в руку небольшой пакет и ушел.

Дженни автоматически опустила пакет в сумку и прижала пальцы к горящим щекам. Услышавшая шум Мари распахнула дверь.

– Ух, как ты загорела! Заходи скорей и рассказывай, где была! – Мари даже подпрыгивала от возбуждения.

Дженни не очень хотелось рассказывать, все происшедшее с ней за эти два дня казалось слишком личным, но и обижать подругу не хотелось. Поэтому она ответила обтекаемо:

– Мы ездили на море.

– Куда конкретно? В Брайтон, как ты хотела?

– Не совсем. Мы были на небольшом острове около Мадейры.

Мари взвизгнула.

– Класс! И как там?

– Хорошо. Но мне показалось очень жарко.

– Ну, сейчас во всей Европе стоит аномальная жара. А как этот твой Риккардо?

Дженни вздохнула.

– Он вовсе не мой.

– В смысле?

– Во всех смыслах.

– Тогда зачем он тебя туда возил?

Если бы Дженни знала ответ на этот вопрос!

– Может быть, он передумал? Или это ты себя как-то не так вела?

Дженни не знала, как нужно было себя вести, поэтому нейтрально пожала плечами. Постаралась перевести на разговор на безопасную тему:

– Я привезла тебе подарок.

И вынула из сумки коралловое ожерелье. Увидев его, Мари взвизгнула от восторга.

– Вот это моя подруга! Как ты догадалась, что я мечтала о таком всю свою сознательную жизнь?

– Оно мне очень понравилось, и я подумала, что понравится и тебе. Мы же очень похожи.

Мари экспрессивно закивала головой.

– Это точно! – посмотрев на уставшее лицо подруги, милостиво разрешила: – Ладно, иди пока отдыхай. Потом поговорим попредметней.

Дженни ушла к себе, немного оглушенная свалившимися на нее приключениями. Разбирая сумку, увидела небольшой пакет. Это же Риккардо дал его перед уходом, а она совсем про него забыла!

Дженни осторожно развернула бумагу. Под ней оказался красивый палисандровый футляр, а нем то самое, так понравившееся ей, жемчужное ожерелье. Горло перехватил спазм, к глазам близко-близко подошли слезы. Итак, он все-таки с ней попрощался. Значит, она и впрямь вела себя неправильно.

Дженни всхлипнула, но заставила себя замолчать. Если Риккардо видел в ней только однодневную игрушку, то ей нужно радоваться, что все так закончилось. Но вот как ей забыть его?

 

Глава пятая

В небольшом патио вокруг антикварного столика красного дерева уютно устроились четыре женщины. На всех были черные платья из плотного шуршащего шелка и покрывающие головы кружевные мантильи ручной работы. Они неторопливо пили кофе из тонких фарфоровых кружечек, держа их двумя пальцами за изогнутые ручки.

Самая молодая из них, смуглая красотка лет двадцати со сверкающими черными глазами, с тайной надеждой посматривала на двери, явно надеясь на скорое освобождение. Но старшая, чопорная дама преклонных лет, угрюмо смотрела перед собой, не думая начинать разговор.

Наконец ее старшая дочь, рано постаревшая особа с глубокими недовольными складками у траурно опущенных губ, не выдержала и спросила:

– Мама, я понимаю, тебе очень тяжело, но объясни, зачем ты нас позвала?

Донья Аделина будто очнулась ото сна и обвела тяжелым взглядом дочерей и внучку.

– Конечно, мне тяжело. Мой муж, ваш отец, умер меньше месяца назад. Вам вообще положено ходить с красными глазами, оплакивая отца.

Сестры молча переглянулись. Отец ими откровенно пренебрегал, ведь они всего-навсего женщины, жалкие придатки мужчины. Все его внимание и любовь достались брату, а потом и внуку. С чего бы им так уж сильно печалиться? Внешние признаки горя присутствуют, и достаточно.

Донья Аделина усмехнулась. Она прекрасно понимала ход мыслей дочерей. Ее порой и саму охватывало негодование от столь явно демонстрируемого мужем предпочтения, но что она могла сделать? Дон Ансельмо не считался и с ней.

– Но я позвала вас не для того, чтобы напоминать о том, как положено вести себя дамам из приличной семьи. Проблема в том, что Ансельмо все свое состояние оставил Риккардо.

Обе женщины вскрикнули и одинаково всплеснули руками.

– Как? Он нам ничего не оставил? Но ведь в завещании были указаны приличные суммы!

Донья Аделина тяжело вздохнула.

– Он изменил завещание и ничего не оставил даже мне. Теперь мы все зависим от милостей Диего, моего сына. Хотя Ансельмо ему из своего личного состояния тоже ничего не оставил. Но к Диего, как к главе рода, переходит все имущество рода Сантос, а так же обязательства перед его членами.

Бенита Диес, младшая дочь доньи Аделины, воскликнула, судорожно сжимая белоснежный кружевной платочек:

– Риккардо и без того богат! Наша бабушка оставила ему все свое состояние! – от обиды у нее на глазах показались слезы. Она была еще красива печальной увядающей красотой, но совершенно не следила за собой, как женщина, оставившая в прошлом все свои привязанности и надежды. В отличие от старшей сестры, приехавшей в дом матери в красивом модном наряде, подчеркивавшем ее хорошую фигуру, на ней был бесформенный черный балахон, похожий на монашескую сутану.

Долорес Медина, старшая дочь доньи Аделины, мрачно присоединилась к сестре:

– Это так несправедливо! Можно подумать, мы не одной с ним крови!

Мать сурово поджала губы.

– Что делать, если в нашей стране женщины считаются ниже мужчин.

Непосредственная Марита, дочь доньи Долорес, возразила бабке:

– Это устаревшие понятия! Теперь женщины равны мужчинам! – ее голос звучал слишком самоуверенно, что утонченными аристократическими дамами было воспринято как недостаток воспитания.

Они посмотрели на нее с осуждением, а донья Аделина погрозила внучке узловатым пальцем с бриллиантовым кольцом.

– Вот и объяснила бы это своему деду! Тогда бы вы и не сидели без гроша в кармане!

Не признающая тонкостей этикета Марита гордо возразила бабке:

– Мы и не сидим без гроша в кармане! Мой отец богат! Просто у него сейчас временные трудности. Но это ненадолго, он мне сам сказал.

Бабка ехидно уточнила:

– Ошибаешься. Позволь открыть тебе глаза. Твой отец давно уже не богат. Он спустил все свое состояние на рискованные сделки, любовниц и ублюдков мужского пола. Причем растратил он и немаленькое приданое жены. – Она вперила черный взгляд в дочь и обвинительным тоном добавила: – Думаю, твоя мать в курсе происходящего.

Марита тоже уставилась на мать, ожидая гневных опровержений, но та выпрямилась и застыла в ледяном молчании. Поняв, что это правда, Марита испуганно округлила глаза и плаксиво протянула:

– И что же нам теперь делать?

Донья Аделина сердито взглянула на младшую дочь, привычно найдя козла отпущения.

– Если бы в свое время Бенита приняла предложение мистера Адамса, у нас сейчас не было бы никаких проблем.

Бенита сердито вскинулась, со звоном поставив на блюдце чашку с недопитым кофе.

– Мама, Долорес вышла замуж за богатого мужчину, которого подобрали ей вы. И что в итоге? Погубленная жизнь! – Экспансивно воздев руки к небесам, проговорила: – Я рано стала вдовой и господь не дал мне детей, но я десять лет была счастлива! И жалею только о том, что мой дорогой Эдуардо так рано меня оставил!

Но мать не собиралась сдаваться:

– Замужество Долорес было решено задолго до ее совершеннолетия. Это был своего рода долг чести. И мистер Адамс, в отличие от Пабло Медина, искренне тебя любил.

Бенита саркастично заметила:

– Мама, Эдуардо меня тоже любил. Но, в отличие от мистера Адамса, он не был богат.

Донья Аделина высокомерно подтвердила:

– Вот именно! И Эдуардо Диас, несмотря на всю свою любовь, не сумел обеспечить тебе тот уровень жизни, к которому ты привыкла в своей родной семье.

Бенита возмущенно передернула плечами.

– Если бы мне выдали хотя бы половину приданого сестры, у меня не было бы никаких проблем. И Эдуардо обеспечил бы меня и после своей смерти. Он был умным и рачительным хозяином, и не спустил бы мое приданое на продажных шлюх.

Камешек в свой огород, вернее, своего мужа, донье Долорес был очень неприятен.

– Давайте оставим прошлое в прошлом и поговорим о настоящем. Что же нам делать теперь?

В патио вошла служанка в черном платье с подносом в руках. Дамы замолчали. Под их нетерпеливыми взглядами служанка выставила на столик вазочки с печеньем и персиковый джем в обычной заводской упаковке. Сделав короткий книксен, удалилась.

Донья Долорес встала и тщательно закрыла за ней дверь.

– Не знаю, как у тебя, мама, но в моем доме нужно держать ухо востро, и ни о чем важном при прислуге не говорить. Но что мы все-таки будем делать?

Мать неопределенно повела рукой.

– Вот сколько говорить этим служанкам из приезжих, что в банках еду не подают! – Дамы посмотрели на стол и согласно закивали. – Но что поделаешь, если сейчас так сложно найти хорошую прислугу! Не представляю, что буду делать, когда старые надежные слуги уйдут на пенсию! – Спохватившись, вернулась к прерванной приходом служанки теме: – Если бы дело было двадцать лет назад, я бы не тревожилась. Диего был самым милым и внимательным сыном, какого только можно пожелать. – И с горечью посетовала, плеснув себе в кофе пряный ликер: – История с Роуз превратила его в настоящего мизантропа. Боюсь, наши просьбы он будет просто игнорировать. А просить деньги у внука я считаю ниже своего достоинства. К тому же обеспечивать мать должен сын, а не внук.

Бенита некрасиво всхлипнула, прикрыв лицо белоснежным кружевным платочком.

– Сын должен заботиться о матери, но не обязан заботиться о замужних сестрах! Диего при нашем последнем разговоре мне без обиняков сказал, что ничего мне не должен. А у меня столько долгов! Я же была уверена, что получу приличное наследство.

Марита вздрогнула и присоединилась к стенаниям тетки:

– У меня тоже есть долги! Я тоже рассчитывала на наследство.

Ее мать сердито уставилась на дочь.

– Какие еще долги? Тебе же давали достаточно, чтобы ты могла покупать все, что вздумается.

Дочь возмутилась.

– Достаточно? Пару жалких тысяч евро в месяц ты считаешь достаточным? Это же крохи!

Бенита уронила платочек на колени и пораженно вскрикнула:

– Две тысячи евро в месяц ты называешь крохами? Да я на эту сумму могу прожить целый год!

Племянница высокомерно фыркнула:

– Ну и живите, кто вам не дает!

Донья Долорес сердито ее обрезала:

– Придется научиться экономить! Твои долги никто за тебя платить не будет! Не думай, что это сделает твой отец! – и внезапно призналась: – Мать правильно сказала, что все деньги у него ушли на ублюдков. У него трое внебрачных сыновей. Они для него дороже, чем законная дочь.

Марита приуныла.

– Но это невозможно! Я не умею экономить! Меня никто этому не учил! – и наивно добавила: – А про братьев я давно знаю, просто не думала, что внебрачные дети имеют больше прав, чем я.

– Прав-то они не имеют, – донья Аделина была рада щелкнуть по носу непочтительную внучку. – Они имеют деньги, которые им дал их отец. Ваши деньги, между прочим. У меня, кстати, тоже есть долги. Похороны обошлись в гораздо большую сумму, чем рассчитывал Ансельмо, и мне пришлось истратить почти всю свою вдовью часть, чтобы не ударить в грязь лицом. Поэтому я тоже в затруднительном положении. Эх, если бы в свое время Диего не женился на этой отвратительной англичанке! Тогда бы у него была хорошая жена из достойной семьи, он был бы добрым и милым мальчиком, и у нас не было бы никаких проблем.

– Он и с Роуз был милым и добрым, пока она ему не изменила. Это после ее измены он стал таким жестоким и нетерпимым. От этих иностранок одни только неприятности! – казалось, Долорес говорит не о прошлом, а о настоящем, столько агрессии прозвучало в ее голосе. – Хотя теперь я в ничуть не лучшем положении. Брошенная жена без копейки денег. Не знаю, что хуже. У нее хоть достоинство сохранилось, а у меня оно втоптано в грязь.

Бенита как-то странно всхлипнула и кротко спросила:

– Но что же нам делать, мама? Ведь не для того же ты нас вызвала в такую даль, чтобы так жутко разочаровать? Для этого существуют адвокаты. Вполне можно было дать поручение им и не тревожить нас.

Донья Аделина обвела свои нерадивые войска суровым взглядом полководца.

– Итак, Риккардо пошел по стопам своего папаши! – она крайне редко употребляла в отношении сына плебейские словечки, и все поняли, что она крайне недовольна. – Он подобрал в Лондоне какую-то английскую шлюшку и ездил с ней на Мадейру!

– А откуда ты об этом знаешь, мама? – спросила Бенита с наивностью не по летам.

Донья Аделина фыркнула.

– Что за странные вопросы ты задаешь! Конечно, я знаю, чем занимается мой единственный внук!

Но Бенита ничуть не смутилась. С упорством взявшего след бульдога она продолжила расспросы:

– Мама, мы все знаем, что денег на детектива у тебя нет. Риккардо тебе о своей жизни ничего не рассказывает, ты об этом нам сама не раз говорила. Так откуда ты знаешь, где он был и что делал?

Донья Аделина пронзила дочь негодующим взглядом.

– Мне об этом рассказала его секретарша, Пепита. У нас с ней хорошие отношения.

Все поняли, что, по сути, Пепита шпионила за Риккардо в пользу доньи Аделины. Донья Долорес удивленно распахнула глаза, но под суровым взглядом матери произнесла вовсе не то, что намеревалась поначалу.

– Представляю, каким тоном это было сказано! Даже если там и нет ничего, она преподнесла это как оргию! И ты ей поверила, мама?

Донья Аделина царственно повела головой.

– Конечно, нет! Я умею отделять зерна от плевел. Но неоспоримо одно: у Риккардо появилась женщина. И она настолько ему близка, что он возил ее на уик-энд на Мадейру и жил с ней в одном бунгало.

Бенита зачем-то завязала свой платочек в тугой узел и запротестовала, не глядя матери в глаза.

– Сейчас это никого ни к чему не обязывает. Если она не испанка из знатной семьи, то его связи ничего не значат.

– А вдруг она решит прибрать к рукам его состояние? Удалось же это Роуз! – донья Аделина была недовольна недальновидностью младшей дочери.

Бенита ядовито поправила мать:

– Роуз от нашего состояния как раз отказалась, мама! Я прекрасно знаю, что дед выделил для нее трастовый фонд, а она через адвоката вернула его в семью.

Донья Аделина подозрительно уставилась на нее.

– А теперь будь любезна скажи, откуда ты об этом знаешь. Твой дед об этом никому не говорил!

– Ошибаешься! Он говорил об этом мне! Правда, разговор был не слишком приятным, поэтому я больше ничего не скажу.

– Наверняка когда отговаривал тебя от непродуманного замужества. – Донья Долорес говорила таким шелковым тоном, что всем стало ясно: далее последует гадость. – Когда ты от казалась от предложения Курта Адамса. Интересно, если бы он сейчас сделал тебе предложение, ты бы вновь сказала ему «нет»?

Бенита посмотрела на сестру, хотела что-то сказать, но промолчала, опустив взгляд. За нее ответила донья Аделина.

– Конечно, теперь она не была бы такой дурой. Но ни к ему мечтать о невозможном. Лучше поговорим о насущном.

Но донья Долорес не унималась.

– Конечно, невозможно! Насколько я знаю, Адамс женат, причем уже не в первый раз!

Донья Аделина вздохнула.

– Ах, эти американцы легко женятся и так же легко разводятся! Мне порой кажется, что у них за душой нет ничего святого!

– Вот и со мной он бы легко развелся. – Бенита была недовольна шпильками в свой адрес.

– Возможно. Но ты бы осталась обеспеченной женщиной, и тебе не пришлось бы думать о собственном пропитании, и уж тем более работать! – Долорес явно доставляло удовольствие подкалывать сестру.

Но Бенита в долгу не осталась.

– Боюсь, сестрица, тебе тоже скоро придется искать работу. Разве фирма твоего мужа не объявила себя банкротом? Я, конечно, понимаю, что твой муженек припрятал хорошие денежки, но не для тебя с дочерью, не так ли?

Марита жалостливо всхлипнула, стараясь выжать из глаз слезу, но это у нее не получилось. Оставив напрасные усилия, она грубовато заявила:

– Мне в университете уже намекнули, что отчислят, если я не внесу плату за семестр. А отец заявил, что денег у него нет из-за временных трудностей. Он в последнее время дома почти не бывает и даже на телефонные звонки не отвечает.

– Боюсь, он сбежит куда-нибудь в Южную Америку, причем со своими ублюдками и их мамашами. А вас просто бросит здесь, на растерзание газетчикам. – Донья Аделина сжала виски истонченными пальцами. – Ах, от этого позора у меня постоянно болит голова!

В патио без предупреждения вошел дон Диего в сером смокинге и шелковой рубашке, цвет которой подчеркивала темно-серая бабочка. Высокий рост при изяществе настоящего аристократа и смуглая кожа не позволяли сказать точно, сколько ему лет. Он был бы очень хорош собой, если бы не извечная томно-брюзгливая усмешка.

– Привет, мои дорогие! Что-то вы ко мне зачастили. Чем обязан вашему визиту на этот раз? – как обычно, появление сестер и племянницы не вызвало у него ни грана родственных чувств. Уж скорее наоборот.

Донья Аделина с негодованием посмотрела на сына.

– Ты прекрасно знаешь, что у Долорес серьезные проблемы. Конечно, мы должны поговорить!

Диего изящным жестом поднес к лицу холеную руку и взглянул на золотые наручные часы.

– Думаю, проблемы у Пабло, а не у нее. Вообще-то чем быстрее она с ним разведется, тем лучше.

– В нашем роду разводов не было и не будет! – Донья Аделина воскликнула это с горячим пафосом. – Заметив, что на нее с недоумением уставились все домочадцы, немного сконфуженно поправилась: – Ну, я имею в виду испанцев, конечно.

– Ну, если она желает быть женой вора, то никто ей в этом помешать не может. – Маркиз отвесил язвительный поклон в сторону сестры.

Медина с изумлением уставилась на дядьку, а донья Долорес расправила плечи и сердито возразила:

– Пабло не вор и никогда им не будет! Пусть он бабник, но он всегда уважал закон!

Диего снова посмотрел на часы, подчеркивая, что этот разговор ему попросту скучен.

– Закон-то он, может быть, и уважал, а вот денежки своих акционеров почему-то считал своими. Впрочем, так же, как и твое приданое. Хотя по брачному договору он им распоряжаться права не имел.

– С чего ты это взял? – донья Долорес была вне себя от гнева.

Маркиз указал на кипу газет, лежавших на столике в углу.

– Вижу, никто из вас не удосужился развернуть сегодняшние газеты. Весть о твоем замечательном муже напечатана крупным шрифтом на первых страницах.

Марита метнулась к столику и схватила первую попавшуюся газету. Развернув, ахнула и принесла ее матери. Та взглянула на первую страницу и схватилась за сердце. Донья Аделина, тоже заглянувшая в газету, увидела зятя в наручниках и потрясенно воскликнула:

– Матерь Божия! Какой позор!

– Да, да, он сегодня арестован за растрату денег вкладчиков и попытку сбежать. Вижу, Долорес, ты не в курсе делишек своего муженька? Мой тебе совет: если хочешь сохранить хоть часть состояния, тебе нужно срочно разводиться.

Донья Долорес смотрела на брата в полной прострации, не в силах сказать ни слова. Ее дочь истерично засмеялась, с трудом выговаривая сквозь смех:

– Папа заложил все, что у нас было! Все! Он говорил, что должен это сделать, чтобы мы жили лучше!

Диего не мог понять столь вопиющей глупости.

– Жили лучше? Ну, он-то бы, возможно, и жил лучше, если б успел умотать, но к вам это точно не относится. Но почему вы ничего не сказали о своих проблемах мне? В свое время этот скандал можно было бы замять.

– Чтоб снова выслушивать твои гадости? Ты же никогда никому не помогал! И я уверена, не стал бы помогать и нам! Издевался бы только над нашим горем! – донья Долорес с ненавистью выкрикнула брату эти слова.

Тот побледнел и протянул:

– Вот как? Я и не подозревал, что так мало достоин доверия.

Донья Долорес, как преступник на гильотине, которому нечего терять, решила высказать все, что у нее наболело на душе.

– Мало доверия? Ты совершенно не достоин доверия! Ты умеешь только издеваться! Для тебя излюбленное занятие побольнее ударить! И все из-за того, что когда-то ты выбрал не ту женщину!

Маркиз Сантос мрачно сверкнул глазами, молча предупреждая, чтобы она прекратила, но Долорес уже было не остановить.

– Да, твоя любовь оказалась поруганной, а теперь ты мстишь всем женщинам вокруг!

Донья Аделина властно стукнула рукой по подлокотнику кресла.

– Баста, Долорес! Ты и так сказала достаточно! Но ты, Диего, – она повернулась к сыну и уставилась на него пронзительным взглядом, – ты и вправду не слишком-то радеешь о чести своей семьи.

Дон Диего криво усмехнулся.

– О чести семьи? А она есть, эта честь? – он обвел притихших женщин свирепым взором. – Это вы виноваты в том, что Роуз чувствовала себя здесь чужой. Да, я любил ее. Думал, что и она меня любит. Но вы сделали ее жизнь здесь невыносимой. А отсюда и все остальное. И после этого вы считаете, что я должен заботиться о чести семьи, то есть о вас?

Он развернулся и вышел, твердо ступая по ковровой дорожке, впечатывая в нее каждый свой шаг.

Марита демонстративно взяла печенье и откусила кусочек, показывая, что ей все ни по чем.

– Дядька, как всегда, себе не изменяет, – заявила она с полным ртом, – виноваты все кругом, кроме него. Но что все-таки делать нам? Мама, ты будешь разводиться?

Донья Долорес обмякла и ответила полным тоски голосом:

– Не вижу смысла. Дело это небыстрое, а имущества, которое перешло бы ко мне в случае развода, попросту нет.

– Ну, хотя бы чтоб спасти от грязи свое доброе имя, – наивно предложила Бенита.

– Как я его спасу? – огрызнулась Долорес, не понимая, смеется над ней сестра или сочувствует. – Рассказав, что у моего мужа давно другая семья и все свои пакости он делал для них? Нет уж, мне такого «спасения» не надо.

Дамы немного помолчали, признавая безвыходность ситуации.

– Надеюсь, Риккардо приедет на этой неделе. – Донья Аделина задумчиво покачала головой. – Очень надеюсь.

– А чего ради он приедет? – Марита не скрывала своего скепсиса. – Что ему тут делать?

– Навестить больную бабушку. Разве я не могу заболеть от всех этих неприятностей?

– Ну, приедет он, и что? Ты женишь его на подходящей испанке, чтоб спасти от зубастой английской штучки? Так он тебя просто-напросто не послушает. – Донья Долорес решила покориться судьбе. – Да и что он сможет сделать?

Донья Аделина пристально посмотрела на аппетитно жующую печенье внучку.

– У меня есть план. И он может быть осуществлен при определенном старании Мариты.

Та подавилась миндальным печеньем и была вынуждена большими глотками выпить кофе. Откашлявшись, хрипло попросила бабушку пояснить свою мысль.

– Очень просто. – Понизив голос, дабы слушательницы прониклись значимостью сказанного, донья Аделина возвестила: – Ты должна выйти замуж за своего кузена и сохранить деньги в семье. При составлении брачного договора будет определена и часть, выделяемая мне и моим дочерям. Это только справедливо. В конце концов, это наши деньги.

Марита глупо похлопала глазами, осознавая возложенную на нее задачу.

– Но я не нравлюсь Риккардо! Он смотрит на меня как на маленькую глупенькую девочку!

Донья Аделина отрезала:

– Вот и постарайся, чтоб он увидел в тебе красивую женщину, достойную стать его женой!

Донья Долорес посмотрела на небо и что-то прошептала. Мать тут же потребовала ответа:

– Что ты там шепчешься?

– Не повторилась бы история со мной.

Донья Аделина возмущенно всплеснула руками, не видя повода для аналогии.

– Риккардо вовсе не похож на твоего тупоумного сладострастного муженька! Он достойный мужчина! И он богат! Только вот, к сожалению, больше похож на свою мать, чем на моего сына.

Марита тут же вступилась за кузена:

– Он очень красив! И абсолютный испанец, с тому же с потрясающе красивыми синими глазами. Все мои подруги сходят по нему с ума!

– Вот и хорошо, что он тебе нравится, – констатировала довольная бабка, – твоя задача будет легче.

– То есть я должна быть наготове и соблазнить Риккардо? – у Мариты довольно засверкали глаза. Она любила разного рода авантюры. Сказывалась кровь предприимчивых предков.

Донья Аделина одобрительно кивнула.

– Ты правильно меня понимаешь. Думаю, он, как обычно, остановится здесь, в своих апартаментах. Ночью ты прокрадешься к нему, я с Диего придем туда попрощаться с ним перед сном, и дело будет сделано.

– Ладно. Надо будет мне посмотреть мыльные оперы про соблазнение. Как инструкцию по применению. Чтоб не промахнуться.

– Главное, надо будет согласовать время нашего появления. Самое сложное в этом деле – задействовать Диего. Говорить ему о нашем предприятии нельзя, он, без сомнения, будет против.

– Это называется – использовать вслепую. Но мне кажется, лучше бы кого-то другого. От дядьки никогда не знаешь, чего ждать, – Марита боялась непредсказуемой дядькиной реакции. – Вдруг он начнет защищать Риккардо? Тогда нам не поздоровится.

Тяня время, донья Аделина несколько раз обмахнулась расписным веером из слоновой кости, но все равно вынуждена была признать:

– К сожалению, ты права. Поэтому я и не хочу привлекать к этой деликатной операции никого постороннего. Чтобы за пределы семьи ничего не вышло. Но и на Диего надеяться особо не стоит. Поэтому придется пригласить кого-то из членов семьи. Мне кажется, подойдет донья Лусия. Она давно овдовела и намекала, что не прочь у меня погостить, но ваш досточтимый отец всегда был против.

– Ага, он всегда говорил, что тетушка обожает совать свой длинный нос куда не надо, – Бенита припомнила востроносую шуструю донью Лусию и тихонько засмеялась.

Донья Аделина подняла вверх указательный палец, призывая дочь к порядку.

– Моя кузина очень проницательна, но не болтлива. К тому же другой кандидатуры я не вижу.

Дамы с ней согласились. После детальной проработки намеченной операции, причем Бенита в ней участия демонстративно не принимала, гостьи разъехались по домам.

Попрощавшись с дочерьми и внучкой, донья Аделина неожиданно легко поднялась со стула и нажала кнопку звонка. Через пару минут показалась запыхавшаяся служанка. Приказав ей убрать в патио, донья Аделина поднялась в свои покои на втором этаже. По сути, сын был прав, когда говорил, что этот дом принадлежит ему. Этот дом всегда принадлежал главе семьи и его домочадцам. Вдовы старшего поколения уезжали в пригород небольшого городка Реаль – де – Гандиа, где доживали свой век в принадлежащем семье вдовьем доме на склоне горы в весьма живописной местности.

Дом был удобным и комфортабельным, но донья Аделина никуда из своего палаццо уезжать не хотела. Она прожила здесь почти всю свою жизнь, придя сюда счастливой семнадцатилетней невестой, и считала безнравственными слова сына о необходимости переезда. Если бы у него была жена, донья Аделина уехала бы безоговорочно. Но оставлять поместье без хозяйки, по ее мнению, было верхом глупости.

Она горестно вздохнула. Жизнь сложилась вовсе не так, как хотелось. Замуж она вышла по выбору родителей. Ни покойный муж, ни она особой страстью друг к другу не пылали. Но долг перед семьей для испанца превыше всего. Они уважали традиции, поэтому жили так, как многие поколения до них: жена почитала мужа, муж заботился о жене.

Донья твердым шагом подошла к высокому шкафчику красного дерева, открыла его. На полках на специальных приспособлениях рядами полулежали коллекционные бутылки с вином. Выбрав мадеру собственного производства, открыла бутылку, налила хрустальный бокал и выпила, наслаждаясь ее вкусом и ароматом. Тщательно закупорив бутылку, поставила на прежнее место. Подойдя к инкрустированному серебряными вставками телефонному аппарату, стоявшему на ее рабочем столе несколько десятилетий и давно превратившемуся в раритет, набрала номер семейного врача.

– Себастьян, не могли ли вы уделить мне полчаса? Что-то я неважно себя чувствую.

Себастьян Греко, лечивший донью Аделину вот уже тридцать лет, обеспокоенно спросил, что у нее болит.

– Да ничего особо не болит, но какая-то неприятная слабость. То тут кольнет, то там.

Доктор пообещал заехать к ней, как только закончит прием пациентов. Через пару часов он приехал, послушал донью Аделину, выспросил о симптомах заболевания и сделал нелицеприятный вывод:

– Донья Аделина, вы мне пытаетесь голову морочить, выдумывая несуществующие болезни. Зачем это вам?

Она поморщилась. Конечно, они давно знакомы, но все-таки обращаться с ней подобным образом ему никто не позволял. Но приходилось терпеть. В ее интриге доктору Греко отводилось не последнее место.

Она постаралась объяснить как можно более жалостливым тоном:

– Вы же знаете, доктор, какие проблемы в нашей семье. У Долорес большие неприятности. Сын в этом деле помогать нам не желает. А внук о них просто не знает. По телефону я на это даже намекнуть не могу. Поэтому мне нужно вызвать домой Риккардо под предлогом моей болезни. Если ему позвоните вы и скажете, что я серьезно больна, я уверена, он тут же приедет. Он опытный юрист, он сможет разрешить эту ситуацию наименее болезненным для Долорес и ее дочери образом.

Доктор Греко призадумался. С одной стороны, наличествовало нарушение врачебной этики, а с другой, старой донье и в самом деле не на кого было опереться.

– Хорошо, я позвоню Риккардо. Но что ему сказать?

– Только то, что я плохо себя чувствую. Диагноз говорить не стоит. Чтобы поддержать версию болезни, я встречу его в постели. Так что ваше реноме не пострадает, не волнуйтесь.

Доктор пообещать позвонить Риккардо сегодня же вечером и уехал. Поскольку он был семейным доктором клана Сантос вот уже более тридцати лет, знал все телефоны домочадцев. Вечером набрал номер Риккардо и суховато сообщил о болезни бабки.

– Не скажу, что все так уж плохо, но все-таки желательно, чтобы ты приехал. Хотя бы просто для того, чтоб ее поддержать и успокоить. Она очень взволнована. Чем, она тебе расскажет сама, как приедешь.

 

Глава шестая

Риккардо был обеспокоен. Что бабка способна на любые козни, он знал давно. Если б позвонила она, он бы ей не поверил, но звонок доктора Греко его смутил. Если и впрямь случилось что-то серьезное, а он не приедет, то потом будет мучиться чувством вины всю оставшуюся жизнь. Придется ехать.

Но как быть с Дженни? Он чувствовал, что находиться без нее даже несколько дней для него становится все труднее и труднее. Зря он поддался влечению и провел с ней уик-энд. Не предполагал, что какая-то пара дней прикуют его к ней намертво.

Но, с другой стороны, то, что он едет, даже хорошо. Остынет, правильно оценит степень своего увлечения. Возможно, даже пересмотрит свое отношение к Дженни. Еще неизвестно, в какую сторону, но оно сдвинется с той мертвой точки, на которой застыло сейчас.

Он велел Пепите заказать на утро билет до Мадрида и погрузился в работу, стараясь сделать как можно больше. Возможно, потом у него не будет времени.

На следующий день около полудня он уже заходил в палаццо Сантос. У входа незнакомая ему бойкая девица из бывшей испанской колонии встретила его неумелым книксеном и окинула оценивающим взглядом. Риккардо чертыхнулся про себя. Откуда у бабушки такая прислуга? Развязная неумеха, она откровенно предлагала себя для развлечения. Сделав вид, будто ничего не понял, хмуро спросил:

– Как себя чувствует донья Аделина?

– Она в своей комнате. Вас проводить? – девица глубоко вдохнула, выпятив пухлую грудь.

Риккардо резко отказался:

– Нет, сначала я пройду к себе. Провожать меня не надо, я родился и вырос в этом доме. И свои вещи я разберу сам. Можете идти. – И привычно добавил: – Спасибо за помощь.

Глуповато хихикая, служанка удалилась, мелко семеня и зазывно вихляя пышным задом. Чертыхнувшись от накатившего приступа брезгливости, Риккардо прошел к себе. В его комнатах ничего не изменилось. Все та же тяжелая дубовая мебель, больше подходящая музею, чем человеческому жилью. Он бросил на кресло чемодан, но разбирать не стал. Окинул придирчивым взглядом свой светлый летний костюм. Переодеваться не хотелось, хотя бабка гораздо любезнее встретит его в темном. В доме траур, но Риккардо приехал из Лондона, где его мало кто знал, и не считал нужным наряжаться в черное в такую жару.

Конечно, перед выходом в свет он переоденется, но не сейчас. Решив, что с визитом к больной бабушке тянуть не стоит, вышел из комнаты и зашагал в западное крыло особняка. Перед бабушкиными апартаментами помедлил, собираясь с мыслями, и постучал. Дверь тотчас открылась. Риккардо усмехнулся про себя. Его здесь ждали. Информация у бабушки по-прежнему на высоте. В этом доме всегда было полно доносчиков.

Пожилая женщина в черной мантилье, одетая именно так, как донья Аделина полагала необходимым одеваться немолодым сеньорам дворянского рода, окинула его наряд неодобрительным взглядом и чуть присела перед ним в знак приветствия, соблюдая великосветский этикет.

– Добрый день, дон Риккардо!

Риккардо чопорно поклонился.

– Здравствуйте, сеньора. Не имею чести быть с вами знаком.

– Я донья Лусия, – она намеренно подчеркнула слово «донья». – К сожалению, вдова. Ваша родственница. Аделина пригласила меня погостить здесь недельку. Она вас ждет.

Риккардо отметил свойское «Аделина». Интересно, какая же степень родства между бабкой и доньей Лусией, если она позволяет себе подобные вольности? Он плохо знал родственников со стороны бабушки, они редко бывали в палаццо. Он знал, что дед, будучи большим снобом, не любил, когда родня жены, которую он считал ниже себя по статусу, гостила у него в доме.

Донья Лусия сделала широкий приглашающий жест. Риккардо послушно прошел за ней в апартаменты бабушки. Пройдя через обставленную антикварной мебелью гостиную, верно служившую не одному поколению маркиз Сантос, оказался в роскошной по меркам эпохи просвещения спальне. Здесь стоял стойкий запах лекарств, и Риккардо поморщился. Не полили ли ими ковер перед его приходом?

Донья Аделина, как он и ожидал, возлежала в своей высокой кровати под балдахином, утопая в огромных шелковых подушках. Увидев внука, приподнялась на локте и слабо улыбнулась. Она в самом деле была бледной и выглядела уставшей. Риккардо устыдился. А что, если бабушка и в самом деле больна?

– Как вы себя чувствуете?

Он поцеловал ее в щеку и внезапно заметил следы слез на дряблой сероватой коже. Это его потрясло. Он не помнил, чтобы бабушка когда-либо показывала свою слабость. Она всегда была гордой испанкой аристократического рода и считала женскую слабость несовместимой со своим положением. Что же такое произошло, что сломило его надменную бабушку?

– Могло бы быть и лучше. – Голос доньи Аделины звучал хрипло, с артистическим надрывом. – Но, в принципе, мое здоровье ничего не значит. У нас проблема посерьезнее – ты в курсе, что Пабло Медина вчера арестован?

Риккардо не следил за делами своих родственников, особенно тех, кто был ему неприятен, поэтому лишь отрицательно качнул головой.

– У него большие проблемы. Диего сказал, что Медина растратил деньги вкладчиков и намеревался бежать вместе со своей последней любовницей и ее ублюдками в Каракас, в южную Америку. Их задержали карабинеры в аэропорту.

Риккардо был наслышан о двойной жизни любвеобильного дядьки. Но то, что тот оказался вором, оказалось неприятной новостью.

– Я знал, что он не пропустит ни одной юбки, но не ожидал, что он опустится так низко. Красть деньги вкладчиков – это позор! – Риккардо был шокирован услышанным.

– Видимо, аппетиты у его любовниц и их ублюдков все росли, вот ему и пришлось пойти на растрату. Он обобрал не только Долорес и Мариту, он и от фирмы ничего не оставил. Там одни долги.

Риккардо решил взять быка за рога.

– И вы желаете знать, можно ли еще что-то сделать для тети?

– Ты правильно меня понимаешь, мой мальчик. – Донья Аделина с облегчением откинулась на подушки и вздохнула. – Ты моя единственная надежда. Твой отец заниматься делами семьи не хочет совершенно.

– Можно ли его за это винить? После того, как его собственные родственники воткнули ему нож в спину?

Донья Аделина снова села на кровати и вперила во внука пронзительный взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что моя мать и не думала ему изменять. Значит, кто-то ее попросту подставил. И я уверен, вы знаете, кто это.

– Ты виделся с матерью? – донья Аделина возмущенно всплеснула руками.

– Конечно.

– Но как ты посмел? – вопль возмущенной доньи Аделины отдался гулким эхом в просторных покоях. – Я тебе специально позвонила и предупредила, чтобы ты этого не делал! Сколько раз тебе говорили, что она…

– Она прекрасный и достойный всяческого доверия человек! – Риккардо не пожелал слушать вздорные обвинения бабушки. – В отличие от членов нашей семьи. И прошу запомнить, что я уже не тот беспомощный мальчик, который был вынужден выполнять все ваши распоряжения. Я вырос, если вы этого еще не заметили!

Голос Риккардо звучал так резко, что донья Аделина запнулась.

– Но почему ты веришь ей, а не отцу?

– Отец мне о разводе никогда и ничего не говорил. – Риккардо не стал уточнять, что отец вообще ничего не говорил о прошлом. – Точно так же как и о матери. Ничего. Ни хорошего, ни плохого. Все, что я о ней знаю, я знаю от вас. И теперь, когда я составил свое собственное мнение, оно коренным образом отличается от того, что говорили мне вы. Я понимаю, предвзятость и все такое, но не до такой же степени. Это в высшей степени несправедливо.

Риккардо ожидал вспышки негодования, но его не последовало. Наоборот, донья Аделина сникла и горестно вздохнула, признавая справедливость обвинения.

– Я прошу тебя, давай не будем ворошить прошлое. Все равно уже ничего не поправить. – Ее голос звучал уже не агрессивно, а жалобно.

– Конечно, двадцать лет жизни без матери мне никто не вернет. Но честное имя можно обелить чистосердечным признанием.

– Риккардо, ты не на суде, не надо этой выспренности. К тому же мы с тобой встретились не для этого.

– Вы – возможно, но не я. Я считаю, что тот, кто виноват, должен сказать об этом прямо. Я откровенно говорю, что хочу реабилитировать честное имя своей матери.

– Конечно, я понимаю. Ты стал мужчиной и тебе неприятно, что твою мать называют прелюбодейкой. – Риккардо поморщился. – Это никому не понравится. Но пойми, честь нашей семьи требует молчания. В нашем роду и не такие тайны уходили в могилу вместе с их обладателями. Если ты начнешь выяснения, то о нашей семье начнут чесать языки все, кому не лень. Люди завистливы, знаешь ли. И многим доставит удовольствие сказать – эти Сантос мнят о себе черт знает что, когда на самом деле…

Риккардо повел рукой, будто отметая докучные разговоры.

– Это все пустая демагогия, и вы это знаете не хуже меня. Если мы в своем кругу выясним все, как есть, никто об этом не узнает. Вы просто пытаетесь кого-то выгородить. И я узнаю, кого.

– Подумай сам, как воспримет такую весть твой отец? Он и без того озлоблен и пылает жаждой мести. – Донья Аделина попыталась нащупать слабое звено в позиции внука.

– Вот именно! – Риккардо неожиданно согласился, и донья Аделина насторожилась в ожидании подвоха. И не ошиблась. – Отец до сих пор считает, что мать недостаточно наказана. И я считаю, что эту его жажду мести надо направить в верном направлении.

Донья Аделина в ужасе уставилась на внука. Этот решительный и упорный Риккардо был ей незнаком. Прежде он всегда уступал ей в спорах. Может быть, просто не хотел зря волновать? Она почувствовала, что ей всерьез становится плохо. Она побледнела и слабым голосом попросила позвать донью Лусию. Риккардо опомнился.

– Извините, бабушка, я забылся. Я пойду и выясню, что можно сделать для тетушки Долорес. А вы поправляйтесь.

Он вышел, позвав донью Лусию. Та горделиво зашла в спальню и подала донье Аделине сердечное лекарство.

– Вы слишком близко принимаете к сердцу дела своих детей. Они все взрослые люди и отвечают за свои поступки сами.

Донья Аделина почувствовала досаду. Зря она в приступе слабости пригласила донью Лусию погостить. Та узнала слишком много. Ей бы следопытом в полиции служить, уж слишком проницательна. Да и слушать то, что ее не касается, мастерица.

Она выпила лекарство и поднялась с постели. Несмотря на уговоры доньи Лусии полежать, спустилась вниз и занялась хозяйством. Денег было достаточно, чтобы нанять управляющего, но донья Аделина никогда не позволяла мужу отдать дела в руки управляющего. Так она чувствовала себя незаменимой хозяйкой огромного поместья и ничего не хотела менять.

Особенно льстило ее самолюбию, когда прислуга обращалась за распоряжениями к ней, хотя дон Ансельмо сидел рядом. Впрочем, он на такие мелочи не обращал внимания. Управление семейным бизнесом занимало куда больше времени и сил, да и ответственность была несопоставимой. Для него управление палаццо было женским капризом, не более. Муж никогда не признавал ее заслуг, ему казалось, что все делается само собой. Так же поступал и сын. Но донья Аделина не роптала. Таковы все мужчины, разве не так? Они видят плоды только своего труда.

Первым делом Риккардо зашел к своему старому другу, однокашнику по колледжу. Родриго служил в министерстве внутренних дел Каталонии и был в курсе жизненных перипетий Пабло Медины.

– Боюсь, амиго, что помочь твоей тетушке невозможно. Я вообще не понимаю, как ваша семья допустила такое.

– Ты же знаешь наши порядки? – Риккардо не скрывал своей досады. – Дед выдал дочь замуж, дал за ней приличное приданое и посчитал, что сделал для нее все, что мог. Дальше за нее должен нести ответственность муж. А для бабушки всю жизнь главным постулатом было не выносить сор из избы. Я хоть и знал о похождениях дядьки, но мне и в голову не приходило, что он может дойти до такой низости. Я его жизнью не интересовался, он мне давно неприятен. Отец вообще делает вид, что дела его родственников к нему никакого отношения не имеют. Если честно, без бабушкиной настойчивости меня бы здесь не было.

Родриго по-дружески похлопал его по плечу.

– Знаешь, еще месяц назад это дело можно было бы замять. А сейчас, когда оно просочилось в прессу, это уже невозможно. Да и надо ли тебе возмещать долги этого твоего псевдородственничка, истраченные им на любовниц и незаконных детей? Это ведь миллионы евро.

– Об этом и речи не идет. Пусть отвечает за свои делишки по закону. Мне надо как-то обеспечить тетушку с кузиной. Они-то уж в безумствах отца и мужа не виноваты.

Покачав головой, Родриго сочувственно проговорил:

– Денег нет. Никаких. Все заложено, продано, спрятано. Можно, конечно, попробовать разыскать, куда именно, но ты готов выложить сотни тысяч на поиски? Я уверен, где-нибудь в Южной Америке открыты счета на подставных лиц. Выцарапать оттуда деньги, как ты знаешь, нереально. Так что, если хочешь обеспечить родственниц, создай трастовый фонд. Это самое оптимальное в данных условиях.

Они еще поговорили, обсудили сложившуюся ситуацию, и решили в нее не вмешиваться. Из министерства Риккардо позвонил в палаццо и узнал, что отец дома. Никуда не заходя, поехал домой, чтобы его застать. Отец был неуловим, как пташка-любовь из арии Кармен, и нужно было спешить, чтобы его перехватить.

Но на этот раз дон Диего был у себя в северном крыле, где занимал весь второй этаж. Пройдя через анфиладу пустующих комнат, Риккардо дошел до кабинета и решительно постучал в дверь.

Войдя, поздоровался и сел напротив отца в элегантное кресло эпохи Людовика XIV. Сидевший за письменным столом дон Диего с любопытством посмотрел на сына.

– Чем обязан столь приятному визиту? – он, как всегда, бы язвительно-вежлив.

– Болезнью бабушки. – Риккардо с силой сжал подлокотники кресла, готовясь к неприятному разговору.

Отец небрежно покрутил в тонких смуглых пальцах золотую паркеровскую ручку.

– Вот как? Странно. А я был уверен, что она здорова. Во всяком случае, судя по ее поведению во время вчерашнего ужина, когда она в очередной раз занудно наставляла меня на путь истинный, я никакого недомогания в ней не заметил. Скорее всего, тебя вызвали из-за Пабло Медины?

– И из-за него тоже. Что ты собираешься предпринять?

Дон Диего искренне удивился.

– Ничего. А что я должен, по-твоему, предпринять?

– Но ведь твоя сестра и племянница остались без гроша в кармане?

– А вот это не моя забота. У них была возможность этого избежать, но они, вернее, Долорес, не захотела. Она, как и моя дражайшая мамаша, ужасно боялась выносить сор из своего рушившегося дома. Надеялась, если промолчит, все как-нибудь устроится. Не устроилось. Возмещать ей ее потери я не собираюсь.

– Тогда это придется сделать мне.

Дон Диего изящно взмахнул тонкой кистью.

– Дело твое. Хотя благодарности от них ты никогда не дождешься. И вообще меня удивляет твое стремление угодить наихудшим членам нашей далеко не самой благонравной семейки. Проникся бабкиными побасенками о родовой чести?

– Просто деловой расчет. Если в прессу попадут сведения о том, что моя тетка нищенствует, то какое доверие будет ко мне как к бизнесмену? Все решат, что я на грани краха.

– Разумно, но нерачительно. Впрочем, это твое дело. Я в этом никакого участия принимать не обираюсь.

Риккардо пристально посмотрел на томно-небрежного отца.

– За что ты им мстишь? За мнимую измену матери?

Дон Диего медленно выпрямился во весь рост.

– Ну-ка, ну-ка! Ты что, был у Роуз?

Риккардо холодно подтвердил:

– Да, я наконец-то познакомился со своей матерью.

– И, конечно, поверил ее россказням о ее невиновности? – дон Диего вытянул губы пренебрежительной трубочкой.

– Естественно. Она же моя мать.

– У Роуз дар убеждать людей в чем угодно.

– Она меня ни в чем не убеждала. Просто сказала, что не знает, с чего ты устроил тот жуткий скандал.

Дон Диего был задет за живое.

– Она не знает! – оставив свой всегдашний размеренный тон, он вскочил и принялся быстро ходить по кабинету, подкрепляя каждую фразу рубленым взмахом руки. – Я несколько раз видел ее с одним и тем же мужчиной. Они были очень, очень любезны друг с другом. И в довершении всего эта записка! И она утверждает, что не знает, в чем дело!

В Риккардо заговорил дипломированный юрист.

– Отец, ты у нее какие-то объяснения потребовал?

– Зачем? Было и так ясно, что она солжет.

– То есть ты ей даже не сказал, в чем ее обвиняешь? Просто выгнал?

– Она сама не захотела мне ничего объяснять. Она просто уехала.

– Она уехала после того, как ты ее выставил за дверь.

– Это было сказано фигурально.

– А прислуга, вполне возможно, по распоряжению доньи Аделины, восприняла это буквально. Ее вещи были выставлены за дверь.

Дон Диего резко остановился и вперил горящий взгляд в сына.

– С чего ты это взял? Это тебе Роуз сказала?

– Нет, это я видел своими глазами. Не забывай, мне было почти восемь лет, и я прекрасно помню все, что тогда было. Я болел, мы с мамой ездили к врачу. Потом ты позвал ее к себе, и из вашего крыла раздались твои дикие вопли. Помню, бабушка была уж очень довольна. Она куда-то ушла, а потом из маминой комнаты слуги начали выносить вещи. Так что не думаю, чтобы у матери была возможность ответить на твои обвинения.

Дон Диего провел по лбу задрожавшей рукой.

– Я этого не знал. Я был уверен, что она сама решила больше не попадаться мне на глаза.

– И это тоже. Мама мне сказала, что с ее глаз спали шоры, и она поняла, какой ты на самом деле. Думаю, ты ее напугал до смерти своим неистовством. Поэтому она ничего объяснять тебе не стала, и, вообще, видеть тебя больше не желает. Никогда.

Дон Диего помолчал и вдруг спросил с мучительной болью в голосе:

– Она вышла замуж?

– Насколько я знаю, нет.

Отец скривил губы в пренебрежительной усмешке.

– В Англии официальное замужество ничего не значит. Там принято жить в сожительстве. Грех гораздо соблазнительнее, не находишь?

Но Риккардо не дал вовлечь себя в абстрактные споры.

– Что за записка, о которой ты упомянул?

Дон Диего принялся снова маршировать по комнате, не желая отвечать на вопрос. Но сын ждал, не спуская с него упорного взгляда, и дон Диего сдался.

– Это была небольшая записка, выпавшая у нее из сумочки.

– Выпавшая из сумочки? Ты сам это видел?

Дон Диего вынужден был признать:

– Нет, этого я не видел. Она валялась на ее туалетном столике.

– То есть ее мог подбросить кто угодно. И что в этой записке было?

– Признание в любви и назначение нового свидания. Почерк был корявый, явно мужской.

– Или неустановившийся детский. Разве в нашем доме маму любили? Это мог написать кто угодно. Почему ты так быстро поверил такой ерунде?

Дон Диего свирепо заявил:

– Я бы не поверил, если бы не видел ее с тем мужчиной.

Риккардо хотел озвучить подозрения матери о подставах Пабло Медины, но тут в нем заговорил профессиональный юрист. Как известно, все, что не доказано, трактуется в пользу обвиняемого. Он решил промолчать. Всему свое время.

– Ты просто ревновал. А ревнуют тогда, когда не уверены в себе. Значит, ты считал, что недостоин мамы?

Дон Диего вскричал, театрально взметнув вверх руки.

– Ты о чем? Это она была меня недостойна! Я испанский идальго, потомственный дворянин, богач, а она кто?

– Ты цитируешь бабушку. Даже слова не меняешь. Ты в самом деле считаешь, что это правда?

Дон Диего отошел к окну и принялся рассматривать раскинувшийся внизу розарий.

– Конечно, нет. Если бы я так думал, то никогда бы на ней не женился. Возможно, я и в самом деле думал, что она может меня покинуть, потому что я делаю что-то не так.

– Поэтому ты решил ее опередить?

– Я знаю только одно: мне было очень больно. Так больно, что я совершенно не помню, что делал и что говорил. Возможно, если б на следующий день мы поговорили спокойно, никакого развода бы не было.

– Тогда почему ты не поехал за ней? Мне кажется, мама надеялась на это. Ты же так пышно декларировал свою любовь. Я помню, как ты читал ей сонеты Шекспира.

Дон Диего склонил голову.

– Не знаю.

– Зато знаю я. Ты пошел на поводу доньи Аделины. Но в то время она была уверена, что ты быстро забудешь неудачную женитьбу и женишься снова. На сей раз на достойной нашего рода девушке. Она ошиблась. Думаю, со временем в нашей семье началась переоценка ценностей.

– Я не столько пошел на поводу у матери, сколько потерял смысл жизни. – Поникшая фигура дона Диего выражала покорность судьбе. – Мне все стало безразлично. Наверное, сработал инстинкт самосохранения. Потом, когда я немного опомнился, было уже поздно. Роуз уже со мной развелась. Вмешиваться было бессмысленно. Возможно, я встал в позу и мне нужно было вести себя как-то по-другому. Но я не смог.

– Поэтому ты начал вести себя как пресыщенный жизнью бонвиван?

– Это своего рода месть моей матушке и моим сестренкам. За то, что Роуз чувствовала себя в нашей семье изгоем. Если бы ее приняли как положено, ничего бы не произошло.

– А тебе не кажется, отец, что ты элементарно пытаешься переложить свою вину на других? Ведь если бы ты сразу выяснил отношения, то развода бы не было.

Дон Диего с трудом признал правоту сына:

– К сожалению, я был не в состоянии рассуждать здраво.

– Но сейчас можешь?

– Как видишь.

– Тогда почему бы тебе не съездить в Лондон и не поговорить с Роуз? – Риккардо подался вперед, стараясь внушить отцу необходимость этого разговоры.

Но опомнившийся дон Диего снова превратился в надменного аристократа. Высокомерно заявил:

– Мужчине не к лицу первым искать примирения с предавшей его женой. Я ведь своими глазами видел, как она разговаривала с тем типом.

– Так ты никогда не сдвинешь это дело с мертвой точки. – Риккардо до боли в сердце был разочарован подобным поворотом беседы.

Дон Диего заносчиво отрезал:

– Что ж, так тому и быть! Должно случиться нечто экстраординарное, чтобы я изменил свое решение. А чудес не бывает.

Решив, что больше ни к чему терять время на пустые разговоры, Риккардо пошел к себе. По дороге выяснил, что донья Аделина отдыхает, и решил ее не тревожить. Вечером сделал несколько деловых звонков. Ему очень хотелось позвонить Дженни, но он не решился. Кто знает, вдруг после разговора он так захочет ее видеть, что пошлет все эти семейные разборки к черту и ринется обратно в Лондон?

Он проработал несколько вариантов обеспечения тетки и кузины, но все ему казались не слишком надежными. Он знал стремление Мариты к беспечному транжирству, видимо, унаследованному ею от отца. Нужно было установить границы этих трат, но так, чтобы тетя не чувствовала себя ущемленной.

Ровно в девять в доме подали ужин. Риккардо сидел по правую сторону от доньи Аделины, старательно потчующей его домашними деликатесами. Отца, как он и предполагал, не было. Донья Люсия, сидевшая по левую руку от бабушки, посматривала на него с каким-то неестественным интересом, но он принял его за банальное любопытство.

После ужина ушел к себе, и, к своему изумлению, занимался тем, что по интернету выискивал в Лондоне дом, в котором мог бы жить с Дженни.

Спать он лег далеко за полночь.

Ночь прошла спокойно. Утром побрился и спустился к завтраку на первый этаж. Едва вошел в буфетную, увидел зевающую во весь рот Мариту, сидевшую в одиночестве за длинным узким столом. Перед ней стояла чашка крепкого черного кофе и тост с апельсиновым джемом. Риккардо положил на свою тарелку сардельки и яичницу с беконом, добавил тосты, налил в чашку из кофеварки свежеприготовленного крепкого кофе, сел рядом и с легким недоумением покосился на нее.

– Привет! Ты когда появилась?

– Привет! Ночью. Хотела приехать вечером, но по дороге сломалась машина. Пришлось ждать ремонтников из фирмы. Поэтому приехала я часа в четыре утра.

Риккардо вдохнул бодрящий аромат кофе, одобрительно прищелкнул пальцами и лениво попросил:

– Может, хоть мне-то врать не будешь? Где ты была? На дискотеке? Или у любовника?

Марита вспыхнула.

– Я не вру! – ее негодующий голос мог убедить и прокурора.

Риккардо лениво заверил:

– Мне, в принципе, все равно, где ты пропадаешь ночами. Просто выяснить, вызывала ты этой ночью ремонтников или нет, проще простого. Радуйся, что мне этого не надо.

Марита осторожно посмотрела по сторонам и прошептала:

– Ладно, признаюсь. Но только строго между нами!

На это Риккардо лишь небрежно передернул плечами, давая понять, что эта просьба совершенно излишня.

– Мы с подругой ходили на вечеринку в Кослада. Приглашение пришло внезапно, я не успела изменить свои планы.

При воспоминании о вечеринке у Мариты возбужденно заблестели глаза, и Риккардо понял, что эту ночь кузина провела весело.

– Понятно. Знаю, там был какой-то благотворительный вечер. Мне тоже пришло приглашение. Хотела подцепить богатого женишка?

– Тебе хорошо говорить, задрав нос! – рассерженная Марита повысила голос, забыв о конфиденциальности. – Ты богат! А вот как быть мне, когда меня обобрал родной отец! Мне даже за учебу заплатить нечем! Меня угрожают отчислить, как последнюю нищенку!

Риккардо равнодушно уточнил:

– А ты и есть последняя нищенка. Я вчера выяснял ваше с теткой финансовое положение. У вас за душой ничего, одни долги.

Марита сердито крикнула:

– И ты туда же! Дядька тоже только издевается, вместо того, чтобы помочь! Можно подумать, мы по собственной воле влипли в эту грязь! – и она натужно зарыдала, кося на кузена накрашенным глазом.

– Не реви! Вот если бы ты знала, как достаются деньги, я бы тебя пожалел. – Риккардо со скукой посмотрел в окно, мечтая оказаться в Лондоне как можно быстрее.

– Можно подумать, ты знаешь, как достаются деньги!

Риккардо посуровел.

– Знаю прекрасно! Я работаю практически без выходных, если ты не в курсе!

– Ха! Без выходных! А кто в прошлые выходные был на Мадейре с английской потаскушкой?

Риккардо медленно поднялся и угрожающе навис над кузиной всем своим мощным телом.

– С кем? Повтори еще раз, будь так любезна!

Его голос звучал так свирепо, что Марита не на шутку испугалась, глядя на его жесткие черты и суженые от злости глаза.

– Извини меня, пожалуйста, я, не подумав, повторила бабушкины слова!

– Впредь изволь думать, что говоришь! Или пожалеешь!

Марита подумала, что из Риккардо получится вовсе не такой покладистый муж, как она считала, соглашаясь на бабушкину авантюру. Да и выгорит ли она? Сейчас Марита в это уже не верила.

– Хорошо, хорошо! Больше не буду! – И льстивым голоском спросила: – А с кем ты там был?

– Тебя это вовсе не касается! – Помедлив, чтоб успокоиться, Риккардо заметил: – Но ты права, вы не виноваты в том, что твой отец оказался непорядочным человеком. Ему грозит суд и тюрьма. Вряд ли удастся вернуть деньги вкладчикам, а о вас нет и разговора. Но я думаю создать для вас трастовый фонд. Нуждаться вы не будете. Но и шиковать, как ты привыкла, тоже.

Марита тут же капризно надула губки.

– Я никогда не шиковала!

– Вот как? А сколько стоит порше, на котором ты прикатила, ты знаешь?

Марита в недоумении посмотрела на него.

– А почему я должна это знать? Мне его купил отец еще в прошлом году!

– Должен тебя разочаровать, его у тебя отберут в счет обеспечения долга. Так что приучайся жить по средствам.

Марита потрясенно протянула к кузену руки.

– Я тебя не понимаю! Что ты имеешь в виду? Что это такое – трастовый фонд?

– Ты будешь получать деньги первого числа текущего месяца. Определенную сумму на месяц. Тратить ты их сможешь на что вздумаешь. Но если истратишь эти деньги за один день, то следующая выплата будет все равно первого числа следующего месяца. В долг тебе жить не удастся. Поняла?

– Но как я буду жить? Я не умею планировать свои расходы!

– По средствам, моя девочка, по средствам. И никак иначе. И на твоем месте я бы был благодарен, иначе тебе пришлось бы идти в содержанки к какому-нибудь богатею. Ты же ни на что другое не годишься.

Марита почувствовала, как от злости зазвенело в голове.

– А сколько бы ты позволял тратить своей жене, небось всего-то по тысяче евро в день?

Риккардо проницательно посмотрел на ее раскрасневшееся лицо и спросил шелковым голосом:

– А для чего тебе это знать? Ты, случайно, не метишь на это место?

Марита закашлялась от внезапности нападения и ответила не сразу.

– Зачем мне это надо? – голос звучал так шкодливо, что она и сама это слышала.

Это услышал и Риккардо.

– А затем, чтобы не выпустить мои деньги из своих загребущих ручек. Вы с бабулей и теткой считаете, что это деньги семьи. И никого не волнует, что наследство, оставленное мне прабабкой, выросло моими трудами на порядок. Я не проматываю деньги, как твой папаша, я их приумножаю. Если ты вздумала женить меня на себе, выкинь эту блажь из головы. Хотя я понимаю, это планы доньи Аделины, а не твои. Но с ней я сам поговорю. А ты заруби себе на носу: если вздумаешь обстряпать что-то подобное, или окажешься замешанной в каком-нибудь скандале, берегись! Будешь жить на то, что заработаешь сама, своими ручками. И меня совершенно не будут трогать твои вопли о помощи. Поняла?

Почувствовавшая себя маленькой провинившейся девочкой Марита послушно закивала головой, но в душе затаила злобу.

Риккардо закончил завтрак и уехал по делам, а Марита поспешила к бабушке. Донья Аделина встала, но вниз не спустилась. Она потребовала завтрак в свои апартаменты и теперь пила кофе за маленьким палисандровым столиком вместе с доньей Лусией. Вбежавшая Марита извинилась и сделала небрежный книксен, уступая требованиям хорошего тона.

– Бабушка, ты не уделишь мне пару минут? Это касается Риккардо.

Донья Аделина горестно вздохнула.

– Присоединяйся к нам, милая. Думаю, чашечка хорошего кофе тебе не повредит. Мы с доньей Лусией как раз говорили о тебе и Риккардо.

Марита села напротив бабушки, но от кофе отказалась, сказав, что она уже позавтракала с Риккардо.

– О чем вы говорили?

Марита покосилась на донью Лусию, но бабушка с новым вздохом призналась:

– Не беспокойся, Марита, Лусия очень хороший психолог, она уже в курсе всех наших проблем. Можешь говорить свободно, без утайки.

– Сначала хорошая новость. Риккардо основывает для нас с мамой трастовый фонд. Говорит, что бедствовать мы не будем, но и шиковать – тоже.

Донья Лусия одобрительно покачала головой.

– Это правильно. Было бы странно, если бы он вас не обеспечил. Но было бы еще более странно, если бы после такого непристойного поведения вашего отца вы начали сорить деньгами. Все бы подумали, что украденные денежки у вас.

Марита, которой подобные соображения в силу легкомысленного характера в голову не приходили, удивленно заморгала.

– Э…, наверное. Еще он сказал, что ни при каких условиях на мне не женится. Так что я и пытаться не хочу.

Донья Аделина взмахнула тонкой рукой.

– Теперь я спокойна. С голоду никто из нас не умрет.

– Но я-то вовсе не спокойна, бабушка! Как я буду жить на такие гроши? Он наверняка будет давать мне еще меньше, чем давал отец!

Доньи понятливо переглянулись.

– Единственный для тебя выход – найти богатого мужа. – Бабушка верно оценила способности внучки.

Марите захотелось энергично выругаться, как было принято в ее студенческом кругу, но она позволила себе лишь возмущенно воскликнуть:

– Легко сказать! Где мне его найти, скажите на милость?!

Донья Лусия набожно произнесла:

– Кто ищет, тот обрящет!

Марита поняла, что ничего более умного здесь не услышит.

– Ладно, я уезжаю, мне завтра на учебу. Пока не выгнали.

Она ушла, а донья Аделина принялась перебирать четки темными пальцами.

– Что мне делать, Лусия? Я не хочу видеть в своей семье еще одну Роуз. Пусть Риккардо и говорит, что ее оклеветали, но я этому не верю. Если бы кто-то из семьи это сделал, я бы знала. Конечно, мы все плохо к ней относились, но этому были причины. Она была чужой, чужой и осталась. Ни малейшего представления о гордости, приличиях, великосветских правилах. Смеялась к месту и не к месту. Вертихвостка. Я считаю, она получила по заслугам.

– Я не знакома с вашей бывшей невесткой, донья Аделина. Но, судя по строгим порядкам, существующим в вашем доме, она и впрямь в них не вписывалась.

– Ты не одобряешь порядки этого дома?

– Как я могу их одобрять или не одобрять? Я же прекрасно знаю, что их устанавливали не вы, и даже не ваша предшественница. Они существуют из поколения в поколение, и наша святая обязанность их поддерживать. Иностранки этого не понимают. Они чужие в нашем мире. Впрочем, так же, как и мы в их.

Донья Аделина милостиво кивнула.

– Да, мы с тобой мыслим одинаково. Не скажу, что в молодые годы мне не хотелось многое изменить в старинном укладе этого поместья, но я прекрасно понимала, что не имею на это никакого права. Я только маленькое звено в бесконечной цепи старинного рода, и не мне здесь что-либо менять. Но нам нужно думать о насущном: как нам быть с Риккардо? Конечно, то, что он позаботится о своих родственницах, хорошо, но если он и впрямь вздумает жениться на иностранке?

– Я этого не хочу так же, как и вы, но что мы можем поделать?

Донья Аделина поудобнее устроилась в кресле.

– Мы все-таки женим Риккардо на Марите. Она неплохая девочка, но ее нужно держать в руках. У Риккардо это вполне получится. А чтобы это дело выгорело наверняка, я могла бы съездить в Лондон и поговорить с этой его английской штучкой.

– А вы выдержите такой перелет?

– Я должна. Все равно такой ответственный разговор никому доверить нельзя. Можно, конечно, было бы взять с собой Мариту, она хорошая актриса, но я боюсь, что она проболтается какой-нибудь подружке и тогда об этом будут знать все.

– Нам ни к чему огласка. – У доньи Лусии при мысли об этом некрасиво вытянулось лицо. – А если привлечь к этому щекотливому делу дона Диего? Он мог бы многое сказать этой пташке.

Донья Аделина отрицательно покачала головой.

– Сын непредсказуем. Он вполне может встать на сторону Риккардо. Просто для того, чтобы досадить мне.

Донья Лусия озаренно предложила:

– Тогда с вами полечу я. Во-первых, вам с вашим здоровьем нельзя путешествовать в одиночку, а, во-вторых, я могу сыграть убитую горем мать невесты Риккардо.

Услышав это великодушное предложение, донья Аделина восторженно округлила глаза.

– Какая интересная интрига! Что ж, нам нужно успеть обернуться за пару дней, пока Риккардо здесь. Тогда нам никто не сможет помешать поговорить с его английской подругой.

– Но как мы узнаем ее имя?

– О, это вовсе не трудно! Его секретарша, Пепита, очень расторопна. По моей просьбе она переписала с личного сотового телефона Риккардо номера с женскими именами. Среди них английским оказалось только одно: Дженни!

Донья Лусия восхитилась.

– Великолепно! Вы звонили ей?

– Нет. Звонить ей нужно тогда, когда мы сможем с ней встретиться. Насколько я знаю, она студентка, сейчас у нее семестр. Значит, она в Лондоне. Когда мы прилетим туда, мы ей тут же позвоним. Ты сможешь купить для нас билеты на самолет и заказать номер в приличном отеле, Лусия? Мне делать этого самой никогда не доводилось.

– Я справлюсь. В Мадриде полно агентств, предоставляющих подобные услуги. Только дайте мне ваш паспорт. И деньги.

Донья Аделина величественно прошла к секретеру палисандрового дерева, выполненного тем же мастером, что и столик, за которым они сидели. Вынув паспорт и деньги, подала их кузине.

Та спрятала их в карман и озадаченно спросила:

– Донья Аделина, а у вас есть какая-нибудь более демократичная одежда?

Та удивленно заморгала.

– Демократичная? Это какая?

– Брюки, к примеру. Или хотя бы хлопковое платье, сейчас очень жарко.

– Я никогда не носила брюки! – донья Аделина была шокирована столь порочащим ее предположением. – Платья у меня есть, но ведь я в трауре!

– В траурных нарядах в Англии мы будем привлекать к себе внимание. Особенно в кружевных мантильях. А нам это вовсе ни к чему.

– Две старые черные вороны? В самом деле, я об этом не подумала. Хорошо, я посмотрю, что можно надеть в таком случае. А ты займись самолетом и отелем.

Пообещав все уладить, донья Лусия ушла переодеваться. В черном траурном платье, в котором она ходила по поместью, в Мадриде появляться не стоило.

Вспомнив молодые годы, донья Аделина, возбужденно блестя глазами, открыла двери гардеробной. Она не заглядывала сюда давным-давно, предоставляя экипировать себя своей камеристке, одевавшей ее почти двадцать лет. Пройдя вдоль рядов с изысканными вечерними нарядами, уткнулась в неприметную стойку с домашними платьями, одеваемыми тогда, когда семья садилась ужинать без посторонних. Перебрав их, донья остановилась на двух – темно-синем платье из креп-жоржета и крепдешиновом в такую мелкую черно-белую полоску, что казалось серым.

Примерив их, обнаружила, что они сидят на ней далеко не так идеально, как прежде. Но это ее не обескуражило. Она же не собиралась встречаться ни с кем из своих знакомых. А если и встретит, то сделает вид, что не знакома. Темные очки ей в этом помогут. Приготовив черные туфли на низком каблуке, она беспомощно посмотрела на стоявшие в углу чемоданы, с которыми ездила отдыхать с мужем, и решила, что собрать необходимые для двухдневного путешествия вещи для нее непосильная задача. Оставив это более опытной в житейских делах Лусии, приказала подать чай.

Через пару часов возвратилась донья Лусия в легком летнем платье в легкомысленный горошек. Она разрумянилась и казалась энергичной и помолодевшей.

– Как давно я не выбиралась в город! Столько приключений! Представляете, водитель такси сказал мне, что я хорошенькая!

Донья Аделина шокировано закашляла, призывая кузину к порядку. Та опомнилась и приняла привычный чопорный вид.

– Я заказала билеты на Боинг на завтра. Места в лондонском отеле забронировала. Отель небольшой, но приличный. Завтра за нами приедет такси. Наша задача – сегодня собраться, чтобы завтра ускользнуть незамеченными.

Донья Аделина сильно сомневалась, чтобы им удалось ускользнуть незамеченными. Но на ее замечание донья Лусия только небрежно взмахнула рукой.

– Я все продумала, не волнуйтесь, донья Аделина! Я уже сказала мажордому, что завтра мы с вами едем осматривать вдовий дом и никого из местной прислуги с собой не берем. Он сразу смекнул, что вы поссорились с сыном, иначе с чего бы вам покидать свое гнездышко? Думаю, никому и в голову не придет, что мы с вами отправимся совсем в другую сторону.

– Если мы поедем не в трауре, то подозрения возникнут непременно.

– А мы выедем в обычных черных платьях. Просто по дороге заедем в какой-нибудь платный туалет и переоденемся.

– Платный туалет? Переоденемся? – донья Аделина испытала очередной шок.

– Ну да! И не думайте, что кто-то что-то узнает. Такие учреждения и служат для того, чтобы менять облик. Не волнуйтесь, у нас все получится!

– У меня такое чувство, что моя размеренная жизнь превращается в какой-то шпионский боевик!

Донья Лусия довольно засмеялась.

– У меня тоже! Но это-то и интересно. Со мной такого никогда раньше не случалось.

– Со мной тоже, – проворчала донья Аделина, – и, надеюсь, никогда больше не случится.

Донья Лусия приготовила кузине небольшой, скромный по меркам семейства Сантос, дорожный баул без герба, с трудом разыскав его среди дорогих чемоданов из натуральной кожи. По всей видимости, его брал с собой кто-то из сопровождающей обслуги.

На следующий день они величественно попрощались с мажордомом и устроились в подошедшем такси. На Пласа де Ориенте расплатились с водителем и зашли в дорогой платный туалет. В отдельной комнате с зеркалами во весь рост переоделись и покинули его уже не знатными дамами в трауре, а обычными испанскими сеньорами в добротных, хотя и вышедших из моды платьях.

На площади донья Аделина непочтительно помахала рукой конной статуе Филиппа IV, чего никогда бы не позволила себе, будучи всеми узнаваемой доньей Сантос, и беззаботно заметила:

– Знаешь, а быть простолюдинками не так уж и плохо. Можно позволить себе некоторые вольности.

Донья Лусия сделала знак проезжающему мимо такси, и через полчаса они уже были в аэропорту Барахас. Дамы были оглушены непрерывным шумом и гамом и растерянно разглядывали указатели, не в силах сориентироваться, куда же им идти. На их счастье, носильщик, бойкий темнокожий парень, предложил им свои услуги. Минут через десять они прошли досмотр и устроились в зале ожидания.

– Как давно я не летала на самолете! В последний раз это было десять лет назад. Мы с мужем летели на свадьбу его младшей сестры…

Воспоминания доньи Лусии были прерваны жизнерадостным женским голосом, пригласившим их на посадку.

Во время полета у доньи Аделины заложило уши, но больше никаких неприятностей не случилось.

После приземления она недоуменно спросила:

– Интересно, а почему нам не предложили выпить? И не подали обед?

Донья Лусия фыркнула.

– Потому что у меня не хватало денег на билет бизнес-класса.

– Я дала мало денег? Мне казалось, что достаточно.

– Их было достаточно лет десять назад. Инфляция, дорогая донья Аделина, инфляция!

В Мадриде стояла сильная жара, но в Лондоне, по меркам испанок, было вовсе не жарко. Достав яркие шелковые шали, они закутались в них, обратив на себя удивленные взгляды. Англичане, считающие, что лето выдалось на редкость жарким, провожали их недоуменными взглядами.

Доехав до отеля, дамы устроились в своем номере на двоих, состоявшем из двух комнат и общей ванной комнаты с туалетом.

– Как мы скромно устроились, Лусия! Я и впрямь ощущаю себя простолюдинкой!

Донья Лусия, для которой этот номер казался верхом даже не роскоши, а мотовства, только озадаченно покачала головой.

– Будете звонить этой Дженни, донья Аделина?

Но у той оказалось другое мнение.

– Давай сначала передохнем. Я ужасно проголодалась. У меня с собой моя платиновая карточка, поэтому хороший ресторан не должен быть проблемой.

Донье Лусии ничего не оставалось, как согласиться.

Они отправились в «Прадо», потому что его порекомендовал портье, как самый ближний из приличных ресторанов, и посоветовал прогуляться до него пешком.

– Прекрасный денек! Немного жарковато, правда, но если идти по теневой стороне улицы, то солнечный удар вам не грозит.

Поблагодарив его, дамы двинулись в путь.

Несмотря на то, что оделись они так, как по их мнению, должны одеваться скромные современные женщины средних лет, их наряды, особенно шелковые шали, в которые они кутались, вызывали в среде полуодетых горожан удивленно-снисходительный интерес.

Но донья Аделина этого не замечала. Она с энтузиазмом рассматривала встречавшиеся по дороге дома, витрины магазинов и прислушивалась к иноземной речи, раздававшейся повсюду.

Донья Лусия была в недоумении.

– Дорогая донья Аделина… – начала она в своем привычном стиле, и была прервана неожиданным высказыванием родственницы:

– Ах, Лусия, хватит величать меня доньей! Мы с тобой кузины, правда, дальние, но что мешает тебе называть меня Аделиной? И обращаться на «ты»?

Донья Лусия поперхнулась.

– Но честь высокородной дворянки…

Донья Аделина небрежно взмахнула рукой.

– Я только вдова высокородного дворянина. А от рождения мы с тобой носили хоть и благородную, но далеко не аристократическую фамилию. Так что давай хоть в Англии забудем о наших титулах. И, вообще, здесь так интересно…

– Но ведь ты не раз здесь была! – Донья Лусия решила принять предложение кузины и больше не чиниться. – Тебе здесь должно быть все знакомо!

Донья Аделина со вздохом разочаровала кузину:

– Я бывала здесь с мужем, если он изволил брать меня с собой, когда летал сюда по делам. У меня всегда было море сопровождающих, и город я видела только из окна служебного Мерседеса. Да и что я видела? Считалось, что мне достаточно посетить пару претенциозных магазинов. Больше меня и интересовать ничего не могло. Так что теперь я познаю Лондон как простая туристка. И, знаешь, мне это чрезвычайно нравится!

Донья Лусия не раз посещала Лондон как простая туристка, но восторг кузины ей был вполне понятен. Когда они зашли в «Прадо», к ним отнюдь не поспешил метрдотель, как привыкла донья Аделина.

– Вот и первый минус появления нас здесь как обычных туристок! – коварно заметила Лусия.

Но донья Аделина не поддержала ее скепсиса.

– Наоборот, это замечательно! Мы можем сами выбрать себе столик! Мне в моей жизни этого еще никогда не удавалось! Всегда приходилось сидеть там, где укажут!

И она направилась к понравившемуся ей столику у окна. Донья Лусия была уверена, что сейчас их отсюда попросят, ведь они явились в ресторан без предварительной договоренности, но улыбчивый официант азиатской внешности, кланяясь на ходу, поспешил к ним, разворачивая меню.

Донья Аделина с милостивым кивком взяла глянцевый журнальчик и принялась изучать блюда. Донья Лусия развернула свой экземпляр и с ужасом уставилась на цены. У нее тут же пропал аппетит.

– Аделина! – она надеялась, что официант не понимает по-испански, – разве у тебя есть столько денег?

Донья Аделина рассеянно посмотрела на кузину.

– Понятия не имею. Я никогда не обращала внимания на сумму своего счета. Вроде была пара тысяч евро, но я могла их и потратить.

– А вдруг не хватит?

– Сейчас проверим.

Она вынула карточку из своей сумочки и величественно протянула ее официанту.

– Вы не могли бы проверить, сколько денег на этой карте? Я не помню.

Он с удивлением посмотрел на странную посетительницу, но согласно кивнул головой.

– Я сейчас принесу терминал, и вы сможете проверить сами.

Он принес терминал, и донья Аделина вставила карту в слот. Высветившаяся сумма заставила донью Лусию изумленно присвистнуть. Все ее сомнения отпали. Когда официант ушел выполнять заказ, она извинилась:

– Я вела себя по-плебейски, Аделина. Но я до сих пор не пойму, почему ты говорила, что у тебя мало денег?

– Я же тебе говорила, что не помню, сколько у меня денег. Ты же знаешь, палаццо требует больших затрат. Но мне периодически помогает Риккардо.

Это признание заставило донью Лусию взглянуть на их авантюру по-новому.

– А ты не боишься, что после нашего вмешательства в его жизнь тебе придется жить только на свою вдовью часть, которая вовсе не такая уж большая?

Донья Аделина театрально вздохнула.

– Возможно. Но разве мы можем сидеть и ждать, как еще одна коварная иноземка разрушает жизнь очередного мужчины нашей семьи? Наш долг не допустить этого!

Выспренность этого заявления несколько озадачила донью Лусию, но официант принес закуски, и она была вынуждена промолчать.

После роскошного обеда донья Аделина решила вернуться в отель, потому что в ее возрасте ехать куда-то после сытного обеда большая глупость. Поскольку донья Лусия была с ней в этом солидарна, они вернулись в свой номер и проспали там до вечера.

Проснувшись, донья Аделина решила, что звонить вечером незнакомому человеку невежливо.

– Думаю, мы найдем гораздо более привлекательное занятие, чем наносить вечерние визиты английским особам легкого поведения. Предлагаю пойти в мюзик-холл! Заодно там и поужинаем.

Донья Лусия, проникнувшаяся гедонистическим настроением кузины, с восторгом согласилась.

В мюзик-холл они прибыли на такси. Представление с двусмысленными шутками, из которых они не поняли и половины, их позабавило, но еще больше пришелся по душе последовавший за ним плотный поздний ужин в соседнем ресторане. Поскольку ложиться спать после такой обильной трапезы было неразумно, они пошли в кинотеатр на ночной сеанс и смотрели слащавую американскую мелодраму прошлых лет с популярными в свое время песнями. Песни им понравились, а сам фильм – не очень.

– Если бы мне было лет на сорок меньше, я бы сыграла эту гризетку куда лучше, чем эта хваленая актрисочка! И вовсе она не красива, с чего ее так расхваливали? – не могла понять возбужденная парой бокалов красного вина донья Аделина. – Мы с тобой куда краше были в свое время! Недаром на мне женился маркиз Сантос!

Донья Лусия искренне с ней согласилась. Она тоже была уверена, что в свое время была куда красивее всех американских актрис, вместе взятых.

На следующий день, позавтракав, донья Аделина под предлогом того, что пассия Риккардо студентка, и, следовательно, с утра учится, отправилась в Кенсингтонский дворец, где, лелея родовую спесь, принялась сравнивать его с палаццо Сантос. По всем параметрам палаццо Сантос выходило лучше, хотя бы потому, что там было гораздо теплее, чем в промозглом дворце.

Вернулись они в отель только вечером, ужасно уставшие, и о посещении Дженни речи уже не шло.

Но на следующий день утром позвонила Бенита и между делом сообщила, что Риккардо закончил дела в Испании и сегодня же собирается возвращаться в Лондон.

Донья Аделина с мрачной гримасой набрала телефон Дженни. Та ответила сразу.

– Дженни? Вы меня не знаете, но вы знакомы с моим внуком, Риккардо. Мне бы очень хотелось с вами поговорить. Не могли бы вы уделить мне несколько минут сегодня?

Удивленная Дженни согласилась, и они договорились встретиться в два часа дня в одном из соседних кафе.

Дженни шла на эту встречу с тяжелым сердцем. Для чего бабушка Риккардо прилетела в Лондон из Испании? Уж явно не для того, чтобы познакомиться с подругой внука. Наверняка она будет отговаривать ее от встреч с ним. Хотя чего им бояться? Риккардо ей за последнюю неделю ни разу не позвонил. Недаром подарил ей жемчужное ожерелье в знак прощанья. Сердце отчаянно защемило, но она гордо вздернула нос, внушая себе, что все к лучшему.

Зашла в тихое кафе на углу, и ослеплено заморгала. После яркого света здесь, в полумраке, она почти ничего не видела. Поспешно сдернув с носа солнечные очки, прищурясь, разглядела двух немолодых дам в глубине небольшого зала. Одна из них, в строгом старомодном платье, властно помахала ей рукой, и Дженни послушно пошла на ее призыв.

Глаза ее привыкли к сумраку кафе, и она разглядела, что позвавшая ее дама обладала резкими чертами лица, похожими на черты Риккардо, и вспомнила, что именно ее она и видела рядом с ним, когда выясняла в интернете, кто он такой. Дженни почтительно проговорила:

– Добрый день! К сожалению, не знаю, как к вам обращаться. Я Дженни.

Бабушка Риккардо снисходительно кивнула головой и указала ей на стоящий рядом стул. Дженни села и услышала:

– Я и не ожидала, что Риккардо станет вам рассказывать о своей семье. Он так поступает со всеми своими пассиями. Так что и я не буду представляться. – Она говорила с сильным испанским акцентом, и Дженни подумала, что порой она выбирает не совсем точные выражения. – Мы с кузиной здесь вовсе не для того, чтобы знакомиться с его подружками-однодневками.

Острая боль пронзила сердце Дженни и стало трудно дышать. Ужасно захотелось плакать. Чтобы сдержаться, она закусила губу и с силой сжала руки в кулаки.

– Ты не права, кузина. Риккардо очень красив, и понятно, что каждая из его подружек надеется, что поймает такой классный приз. – В разговор вступила вторая дама, с вкрадчиво-ласковым голосом. – Наверняка Дженни не знает, что Риккардо помолвлен с моей дочерью и свадьба не состоялась лишь потому, что умер его дед. Траур, моя дорогая, траур! В отличие от вас мы чтим обычаи.

– Сейчас мы не в траурных платьях только потому, что не хотим привлекать к себе внимание, – поспешно пояснила бабушка Риккардо, – дома мы носим черное.

Известие о невесте Риккардо подтвердило мысль Дженни о его прощальном даре. Возможно, невеста узнала о его путешествии на остров с англичанкой и выразила свое недовольство. Хотя для Дженни и странно думать о таких взаимоотношениях, но что она знает о браках среди испанской аристократии? Возможно, это брак по расчету, или, как прежде говорили, династический?

– Мне не хотелось говорить о Риккардо плохо, ведь по нашим обычаям мужчина до свадьбы может иметь хоть сотню любовниц. Просто мне хотелось бы предупредить тебя, милая, что надеяться тебе не на что. – Жесткий голос бабушки резал, как бритва.

– Я вовсе ни на что не надеюсь! – из груди Дженни вырвался измученный вопль.

– И правильно. Его отец уже сделал глупость, женившись на неподобающей особе, этого вполне достаточно. Мы из разных миров, и счастья в таких браках, как правило, не бывает.

Не желая больше говорить, Дженни поднялась и деревянно попрощалась. Быстро вышла из кафе, не оглядываясь и с трудом сдерживая слезы.

Донья Лусия проводила ее внимательным взглядом.

– Она вовсе не охотница за богатыми женихами. Она любит Риккардо.

– Какая разница, любит, не любит? Что такое любовь? Ты вышла замуж по любви?

Донья Лусия призадумалась.

– Нет, мужа мне выбрали родители. Но со временем мы стали относиться друг к другу с большой теплотой и уважением.

– Вот видишь! А любовь, та же похоть, очень быстро проходит. Так что мы все сделали правильно.

– Уезжаем? – донья Лусия спросила это с большим сожалением. Ей понравилась жизнь беззаботной путешественницы.

Донья Аделина со вздохом согласилась:

– Надо, хоть и не хочется. Нам стоит все-таки показаться во вдовьем доме, наверняка прислуга уже знает, что нас там нет. Хорошо, что нам не перед кем отчитываться, и мы можем делать все, что вздумается.

Донья Лусия саркастически подумала, что кто-то может делать что вздумается, поскольку позволяют средства, а кто-то и нет.

Они расплатились за номер, на прощанье еще раз посетили Прадо, заказав прощальный обед, и улетели в Мадрид, жалея, что не могут остаться в Лондоне еще на недельку.

 

Глава седьмая

Риккардо прилетел в Лондон поздним вечером. Поколебавшись, не стал звонить Дженни. Она наверняка уже спит, зачем ее будить? Да и что можно сказать по телефону? Он и из Испании-то ей не звонил, понимая, что ее голос ввергнет его в пучину тоски, а ему нужно иметь ясную голову и некоторую безжалостность в решениях.

Тетка Долорес сразу и с благодарностью согласилась с его решением открыть для нее трастовый фонд. И сумма, получаемая ею ежемесячно, ее вполне устроила. Она отдавала себе отчет, что племянник делает это из чистого альтруизма и, по сути, ничего ей не должен.

А вот Марита закатила скандал. В присутствии адвоката она заявила, что сумма, выделенная ей, никак не покроет ее потребности. На его совет снизить эти самые потребности последовал ответ, что она привыкла к определенному уровню жизни и не собирается его менять ему в угоду. И это его святая обязанность обеспечить ей достаточно средств для удовлетворения ее нужд. Кончилось тем, что разозленный Риккардо заявил, что ничего ей не должен, и пусть она сама обеспечивает себе свои потребности. И чтоб не смела примазываться к обеспечению матери, ее чеки оплачиваться не будут.

Марита такого поворота дел явно не ожидала, но Риккардо, не дожидаясь возобновления ее воплей и идиотских требований, ушел, оставив адвоката объяснять ей ее права и возможности.

После ссоры с бесцеремонной кузиной скромность и тактичность Дженни показались ему еще более привлекательными. Как же ему хотелось оказаться рядом с ней!

Лондон встретил его относительной прохладой и свежим воздухом, что после жаркого Мадрида показалось ему благословением божьим. Переночевав в отеле, Риккардо полдня провел за делами, крутясь, как белка в колесе. Ему очень хотелось поговорить с Дженни и съездить к матери, но он не мог себе позволить ни того, ни другого, за его отсутствие накопилось слишком много неотложных дел.

Но в семь часов вечера он все-таки отпустил секретаршу и позвонил Дженни, нетерпеливо ожидая ответа. К его удивлению, телефон холодно ответил: абонент недоступен. Он перезвонил снова через десять минут, и снова получил тот же ответ. Что случилось? Не могла же она поменять номер телефона, не предупредив его?

Поехал к ней домой. По дороге остановился у цветочного магазинчика, но заходить не стал. Вдруг Дженни нет дома? Куда тогда он денет цветы?

К его удивлению и неудовольствию, дверь ему открыл высокий кудрявый блондин в спортивном костюме. Взглянув на него внимательнее, Риккардо увидел такие же, как у Дженни, большие серые глаза, и понял, что перед ним, скорее всего, ее брат.

– Привет! – парень взмахнул рукой. – Ты к Мари?

Риккардо чуть заметно усмехнулся. Он не привык к панибратству. Но ответил спокойно:

– Нет, я к Дженни.

Удивленный парень уставился на него, как на заморскую зверушку.

– Ты что, классическую музыку любишь? – это прозвучало у него так, будто любовь к классической музыке была сродни вредной привычке.

Настала очередь удивляться Риккардо.

– Не очень. А что, ты против? – он тоже решил не чиниться. Раз братец Дженни считает возможным говорить с ним в таком свободном стиле, то он вполне может ответить ему тем же.

Парень вместо ответа махнул рукой, мол: заходи! Сантос вошел. Парень закрыл за ним дверь и сообщил:

– Я брат Дженни, Клайв! – и протянул руку.

Пожимая ему ладонь, Риккардо представился:

– Что ж, будем знакомы, я Риккардо Сантос.

– Испанец или португалец? По имени не разберешь. А, может, англичанин испанского происхождения?

– Нет, я чистокровный испанец. Из Мадрида. Здесь по делам.

Клайв провел его в гостиную, приговаривая на ходу:

– Надо же! Никогда бы не подумал, что сестренка удосужится с нормальным парнем познакомиться! У нее одна только классика на уме!

Недоуменно улыбаясь, Риккардо двинулся за ним. Клайв кивнул ему на кресло и спросил:

– Ты что предпочитаешь? Джин-тоник, пиво или чего покрепче? Если честно, то насчет чего покрепче сильно сомневаюсь, но пиво есть, я сам купил. Прекрасно знаю, что у Дженни выпить нечего.

Риккардо поспешно отказался.

– Нет, спасибо, пива не нужно. Если не трудно, то черный кофе без сахара.

Похоже, он здорово озадачил Клайва этой такой простой на первый взгляд просьбой, потому что тот ушел на кухню, странно покряхтывая и что-то бормоча себе под нос.

Риккардо огляделся. В прошлый раз он не заходил в квартиру, и ему все было интересно. Типично женская комната. Даже не женская, а девчачья. Узкий диванчик в углу, старинные часы на комоде, портреты композиторов на туалетном столике. У входа висит шестиструнная гитара. Он встал и провел пальцами по струнам. Она отозвалась глубоким красивым звучанием. Риккардо кивнул самому себе. Было б странно, если у такой любительницы музыки, как Дженни, гитара была бы низкого качества или не настроена. Он не умел играть на музыкальных инструментах, но слухом обладал хорошим, и фальшь резала ему ухо.

В комнату вошел Клайв с подносом. Непочтительно сдвинув рамки с композиторами в угол, поставил на туалетный столик поднос.

– Вот что получилось. – Он с сомнением оглядел творение рук своих. – У Дженни оказался только растворимый кофе. Не знаю, пьешь ли ты такой. Но другого нет.

Он налил кофе из маленького кофейника в кофейную чашку и подал гостю. Сам открыл алюминиевую банку пива и сделал глоток. Риккардо последовал его примеру. Кофе по испанским меркам был безвкусным, зато горячим. Риккардо отпил глоток и вежливо констатировал:

– Вполне терпимо.

– Да? – Клайв озадачился столь явной толерантностью. – А мне показалось, что это неупотребительное пойло. Но тебе виднее, ты в этом деле спец.

Риккардо предпочел промолчать, и Клайв, потягивая пиво хвастливо заявил:

– Что, гитара понравилась? Она скоро станет моей!

Сантос не понял этой странной тирады и посмотрел на Клайва, ожидая пояснения.

– Мы с сестрой поспорили. Я – на гитару, она – на мой велосипед. Он, конечно, старый, но какая разница?

Риккардо терпеливо уточнил:

– И каков же предмет спора?

Отпив еще глоток пива, Клайв коротко хохотнул:

– Ты сейчас лопнешь от смеха. На маркиза!

Риккардо насторожился. Они спорили на него?

– Я сказал Дженни, что ей вообще замуж не выйти, а она заявила, что назло мне выйдет замуж за маркиза! Да где она его вообще возьмет, маркиза этого! – он раскатисто засмеялся, запрокинув назад голову.

Сантос спокойно допил кофе и аккуратно поставил пустую чашку на столик. Посмотрел на часы.

– Мне пора. Я не думал, что Дженни настолько задержится.

Клайв недоуменно пожал плечами.

– Она всегда приходит в пять. Но, если у тебя нет времени ждать, то конечно. Приходи завтра. Но меня завтра уже не будет. Уеду домой.

Риккардо его уже не слушал. Он подошел к двери и, дождавшись, когда Клайв распахнет ее перед ним, быстро сбежал вниз по старой лестнице с выщербленными ступенями. На улице надел солнечные очки и сел за руль машины, стараясь ни о чем не думать. Левостороннее движение требовало сосредоточенности, поэтому он все свое внимание отдавал дороге.

Приехав в офис, зверем посмотрел на Пепиту, и та решила, что он узнал о ее шпионстве и сейчас уволит. Прошел в кабинет и упал в кресло, пытаясь совладать с одуряющим чувством разочарования. Он-то считал, что нравится Дженни сам по себе, а она, оказывается, видела в нем только средство досадить своему неуемному старшему братцу!

Но когда она узнала, что он маркиз? Он ей об этом не говорил. Хотя какая это проблема? Набрал в поисковике любого браузера его имя, и все его титулы как на ладони. И фотографии в придачу, не ошибешься.

Итак, Дженни оказалась той еще штучкой. Напрасно он не поверил своей интуиции при знакомстве, когда решил, что не знает, какая она. Это потом она сумела внушить ему, что она простая и милая девочка. И он купился, как младенец на конфетку. Но и Дженни хороша! Надо же, приложить столько стараний, чтобы выиграть какой-то старый ржавый велосипед!

Он захохотал и хохотал до тех пор, пока в боку что-то не закололо и на глазах не выступили слезы. Тогда он встряхнулся и приказал себе забыть Дженни. Пусть впредь это станет для него уроком.

Дженни пришла домой в унылом слезливом настроении. Впрочем, другого у нее после разговора с бабушкой Риккардо и не было. Душа болела не переставая. Сначала она ждала, что Риккардо вот-вот появится и скажет, что это все ложь, но время шло, а от него не было ни слуху, ни духу. Значит, все, что ей сообщили эти чопорные сеньоры, правда. Она понимала, что нужно его забыть и жить как прежде, но не получалось. Сердце ныло, как будто его и впрямь разбили. Но ведь человеческие сердца не разбиваются? Или все-таки разбиваются?

Дженни укоризненно посмотрела по сторонам. Как всегда во время приезда брата, по всей квартире валялись его вещи. Он же приехал только вчера вечером! Как за такое короткое время он умудрился устроить такой бедлам? Не иначе это природный дар.

Положив сумку с тетрадями и планшетом на стол, она принялась убирать вещи брата, стараясь навести хотя бы относительный порядок. Сегодня ей не нужно было идти на занятия к миссис Джонс, что и хорошо, и плохо. Все последнее время она ходила туда с трепетной надеждой увидеть Риккардо, и всегда огорчалась до слез, так его и не встретив.

Разложив вещи, принюхалась. В квартире стоял стойкий запах пива и почему-то кофе. Странно. Пиво понятно, но откуда кофе? Брат никогда не пил кофе, называя его пойлом для скудоумных.

Пошла в гостиную к Клайву. Он смотрел по телевизору футбол, азартно болея за свою любимую команду. Дженни поняла, почему он не вышел в коридор ее встречать. Он о ней просто забыл. Дождавшись рекламной паузы, Дженни быстро проговорила:

– Привет! Ты что, пил кофе?

Клайв посмотрел на нее, как на привидение.

– Привет! Что, уже пять? Я и не заметил. Кофе я не пил. Его пил твой бойфренд. Он сегодня заявился к тебе, а тебя не было. Пришлось варить ему кофе, потому что он испанец и пиво не пьет. Как же его звали? Риккардо, а фамилию я забыл.

Дженни замерла в дверях, не в силах осознать услышанное.

– Здесь был Риккардо? Но когда?

– Да только что, перед твоим приходом. Не знаю, чего ради он заявился, если провел здесь минут десять и смотался, объявив, что ему некогда.

Клайв снова уставился в экран, а Дженни с ненавистью посмотрела на телевизор. Как ей хотелось его разбить! Или хотя бы выключить. Попыталась спросить спокойно:

– Он не сказал, зачем приходил?

Брат с неудовольствием оторвался от игры. Он считал, что футбол – то святое, на что посягать не имеет право ни одна сестра в мире.

– Понятия не имею. Посидел и ушел. Кофе вот твое выпил. Больше не осталось. Придется покупать.

Дженни в ярости топнула ногой. Тут, можно сказать, судьба решается, а он о каком-то паршивом кофе! Но и в самом деле непонятно, зачем Риккардо заскочил к ней на каких-то десять минут.

– Он мне ничего не передавал?

– Нет. Но ты же всегда можешь ему позвонить.

– Нет, я не могу ему позвонить! Ты же знаешь, что телефон я потеряла, а все номера были записаны в памяти!

– Надо было записывать на симку, тогда и проблем бы не было. А теперь отстань, тут такое творится!

На экране какой-то парень подставил подножку другому, и тот кубарем покатился по полю. Клайв неистово завопил, вне себя от возмущения:

– С поля его! С поля! – как будто его могли услышать судьи на стадионе.

Раздосадованная Дженни закрыла дверь. Все равно разговаривать с братом бесполезно. Придется ждать окончания матча.

Она приготовила чай, выпила кружку без сахара, просто для того, чтобы убить время. Надо бы поесть, но аппетита не было совершенно. Зачем приходил Риккардо? Извиниться? Сказать, что у него свадьба? Но за что ему перед ней извиняться? По сути, между ними ничего и не было. Пара поцелуев не в счет.

Хотя для нее за это небольшое время произошло очень многое. Она влюбилась. Говорят, безответная любовь облагораживает человека, но что-то ей такого сомнительного благородства не нужно. Она предпочла бы любить и быть любимой.

Но все-таки, для чего приходил Риккардо?

Наконец вопли в гостиной стихли, и к ней в комнату зашел раздосадованный брат.

– Опять наши проиграли! Больше никогда не буду смотреть этот дурацкий футбол!

Что футбол дурацкий, или, вернее, что ни к чему вкладывать в какую-то заурядную игру столько эмоций, с этим Дженни была согласна. Но то, что брат не будет больше его смотреть, было из области безудержной фантастики.

– Ты меня о чем-то спрашивала? – Клайв подозрительно посмотрел на сестру, уличая ее в бестактном поведении. – Ты же знаешь, что во время матча я недееспособен.

– Я спрашивала тебя о Риккардо.

– А, о нем! Он мне понравился. Такой… – Клайв с трудом подобрал подходящее слово, – стабильный. Одним словом, молоток!

Дженни знала, что это слово в устах брата обозначало высшую степень похвалы.

– А о чем вы с ним говорили? Он не сказал, когда придет? Не спросил, почему я не отвечаю на его звонки?

– Ни о чем он не спрашивал. Просто собрался и ушел. И ничего не сказал.

– Но о чем-то же вы говорили?

Клайв напрягся. Он не придал никакого значения легкой болтовне, которую вел с приятелем сестры. С трудом вспомнил:

– Что-то о твоей гитаре. Ему понравился ее звук, а я сказал, что скоро ты подаришь ее мне, потому что за маркиза тебе замуж никогда не выйти. Не подцепить тебе его, как ты не старайся.

Дженни замерла, не веря своим ушам. Потом звонко хихикнула и поняла, что у нее начинается истерика.

Клайв насторожился.

– Что тебе так смешно? Что тебе придется отдать мне гитару?

– Риккардо маркиз! Настоящий!

Брат не поверил.

– Не ври! Какой из него маркиз?

Вместо ответа Дженни запустила планшет, завела в поисковике браузера два слова: Риккардо Сантос и тотчас получила результат: маркиз, бизнесмен, мультимиллионер.

Клайв изумленно присвистнул.

– Это что же получается? Что я тебя с потрохами заложил?

Не переставая диковато хихикать, Дженни подтвердила:

– Ну да. Хотя я за него замуж не собиралась. Но теперь он ко мне точно никогда уже не придет.

Брат помолчал, что-то соображая.

– Извини. Не думал, что все так повернется. Черт попутал. Но хочешь, я к нему приду и извинюсь?

– И что это даст?

– Не знаю. Но он будет знать, что ты тут ни при чем.

– Как ни при чем, когда ты сам ему сказал, что я выйду за него замуж, чтоб только выиграть у тебя пари?

Клайв потер рукой лоб.

– Глупо как получилось. Но ты тоже хороша. Почему ты мне не сказала, что познакомилась с настоящим маркизом?

– Что я тебе должна была говорить? Что скоро выиграю пари? Так я про это дурацкое пари напрочь забыла.

Клайву ужасно не хотел быть в чем-то виноватым. Ему это чувство категорически не нравилось. Но и вид бледной сестры оптимизма не внушал.

– Что же теперь делать?

Дженни снова истерично хихикнула.

– Ничего. Что в этой ситуации можно сделать? К тому же Риккардо наверняка пришел, чтоб извиниться. У него скоро свадьба.

– Да? Мне так не показалось. Не был он похож на счастливого жениха.

– У него брак династический.

– Да прямо! С чего бы такой парень стал жениться для какой-то там династии? У него что, титул могут отобрать, если женится на ком-то без титула?

– Не знаю. Вряд ли.

– Конечно, вряд ли. Если уж наследники английского престола могут жениться на простолюдинках, то уж какой-то низкосортный испанский маркиз тоже может себе это позволить.

– Слышала бы тебя его бабушка! Она бы тебе показала «низкосортный»!

– Ты что, уже и с бабушкой его познакомилась?

– Ага, и с матерью.

– Ну, похоже, парень был настроен серьезно, раз знакомил тебя со своими родственниками, – Клайв по-настоящему приуныл.

Дженни стало его жаль.

– Он меня ни с кем не знакомил. Это его мать познакомила меня с ним. Я учусь у нее музыке. А бабушка приехала в Лондон специально, чтобы объяснить, что мне с ее внуком ничего не светит, потому что я недостойная.

У Клайва от этих открытий сами собой широко распахнулись глаза.

– Слушай, может, объяснишь поподробнее? Я из твоих сумбурных речей мало что понял.

Дженни обреченно махнула рукой.

– Да какая разница! Все равно я больше Риккардо никогда не увижу! – и заплакала, не в силах больше сдерживать слезы.

Брат обнял е за плечи и привлек к себе, утешая.

– Ну и черт с ним! А я, поскольку виноват, не буду забирать у тебя гитару. Играй на ней, сколько влезет. И даже музыкой тебя попрекать не буду. Я понял, что даже классика на что-нибудь может сгодиться.

Дженни засмеялась сквозь слезы.

– Ты ужасно великодушен, братец! Спасибо большое!

Решив, что сделал для сестренки все, что мог, Клайв принялся собираться. На прощанье он чмокнул ее в щеку.

– Пока! Не расстраивайся! На кой ляд сдались тебе эти маркизы! Нормальные парни куда лучше. Пока!

У Дженни жутко разболелась голова и противно тряслись руки. С трудом кивнув брату на прощанье, она закрыла за ним дверь, пошла в свою комнату и упала на кровать. Сил не было даже плакать.

Риккардо жил со стиснутыми зубами. Он пообещал себе забыть эту непорядочную девицу. Хорошо, что он в нее не влюбился. Хотя все предпосылки были.

Но через месяц он понял, что ошибся. Жизнь проходила мимо, а он смотрел на нее из окна стоящего в тупике поезда. Ничто не радовало, ничто не интересовало.

Похоже, что он и в самом деле влюбился. Теперь он лучше понимал отца. От отчаяния хотелось выть на луну, как волк. Если отец испытывал хоть десятую долю того, что он испытывает сейчас, то ясно, почему он стал желчным ипохондриком.

В воскресенье позвонила бабушка и попросила приехать, заявив, что у семейства Медина новые неприятности, и что по телефону она не может ничего ему объяснить.

Пришлось срочно вылетать ближайшим рейсом.

Неприятности и в самом деле были. Особо ретивые головы из обманутых вкладчиков подали заявление в прокурору с требованием передать трастовый фонд, созданный Риккардо для доньи Долорес, на погашение долгов Пабло Медины, в противном случае обещая довести дело до суда. Конечно, любой суд отверг бы правомочность этих претензий, но правосудие в Испании всегда было чрезвычайно неторопливым. А до судебного решения на фонд мог быть наложен арест, возможно, на несколько лет. А через несколько лет государственного управления от него вполне могли остаться жалкие крохи.

Риккардо пришлось вновь обратиться к старым знакомым. В результате прокурор объяснил заявителям, что деньги семьи Сантос к долгам Пабло Медины никакого отношения не имеют. Все утряслось, но на эти хлопоты у Риккардо ушла целая неделя.

В один из последних вечеров его пребывания в Испании в палаццо Сантос вновь пожаловала Марита.

– Представляешь, меня снова позвала бабка! – принялась жаловаться, едва увидела кузена. – Мне и без того нелегко живется. Может, передумаешь и дашь мне достаточно денег?

– А ты будешь жить по средствам? – Риккардо ни на миг не поверил, что она решила быть скромней.

– Не уверена, что это мне удастся. Но попробовать можно.

Риккардо пожал плечами.

– Ладно. Завтра поговорим. Сегодня мне некогда.

Он уехал в банк, совладельцем которого был его дед, и делами которого не желал заниматься отец. Поздним вечером, усталый и измотанный, пришел домой, хотел подняться к себе, но был остановлен в фойе камердинером отца.

– Дон Риккардо, дон Диего просил вас срочно подняться к нему.

Риккардо устал, вспотел, отчаянно желал принять душ и передохнуть. Но на его просьбу отложить встречу на полчаса камердинер со странной настойчивостью попросил:

– Дон Диего сказал: срочно!

Пришлось идти к отцу.

Дон Диего стоял у окна, глядя в темное небо. Услышав шум, повернулся к сыну.

– Ну, наконец-то! Я боялся, что придется караулить тебя до утра.

– Для чего такие жертвы? Что могло произойти сверхважного? Прежде вы никогда не беспокоились обо мне.

Дон Диего задумчиво подтвердил:

– Не заботился, верно. Но в последнее время что-то со мной происходит. Думаю, это переоценка ценностей. Наверное, старею. Кстати, в последнее время ты стал раздражительным и нервным, Риккардо. Устал или здесь что-то другое?

Риккардо почувствовал нарастающее раздражение.

– Естественно, устал. Что может быть другое?

– Донья Аделина без перерыва талдычит про англичанку, в которую ты якобы влюбился. Ты с ней случайно не поссорился?

– Я с ней не ссорился. Просто выяснил, что ей нужно выйти замуж за маркиза. Причем все равно, за какого.

– Ей нужен титул? – отца ничуть не удивила такая постановка вопроса.

– Нет, ей нужен велосипед!

– Не понял. Какой велосипед? – дон Диего от удивления застыл на месте, не в состоянии уразуметь сказанное сыном.

– Старый, подозреваю, что ржавый. Она поспорила с братом: если выйдет замуж за маркиза, он отдаст ей свой велосипед.

Дон Диего принялся хохотать.

– Ты сам-то понял, что сказал? Выйти замуж за маркиза, чтоб выиграть старый велосипед! Это же совершенно детская глупость! Наверняка это глупое пари было заключено до ее знакомства с тобой. Боже, более смешной и дурацкой вещи я в своей жизни не слыхал!

Риккардо хмыкнул. Внезапно и ему это пари показалось ребяческим и нелепым. На сердце стало легко, и он с раскаяньем согласился:

– В самом деле. Ты прав.

– Конечно, я прав. Поговори с ней. Вполне возможно, что она и не думала выходить за тебя замуж, тем более по такой идиотской причине. – И, посерьезнев, попросил: – Не повторяй моих ошибок, сын. Как бы не пришлось жалеть об этом всю свою оставшуюся жизнь.

Риккардо не мог сосредоточиться на сказанном, усталость не давала осмыслить разговор. Он невольно зевнул и попросил:

– Хорошо, отец, но я жутко устал. Может быть, отложим этот разговор до другого раза?

К его удивлению, дон Диего настойчиво попросил:

– Если ты не возражаешь, я провожу тебя до твоих комнат. Думаю, лишним это не будет.

Риккардо с трудом сдержал зевоту. Отец вел себя странно, скорее всего, выпил за ужином портвейна больше, чем следовало. Но это, в принципе, ничего не значило.

– Как я могу возражать? Дом ваш, я здесь, по сути, только гость.

Дон Диего усмехнулся и первым вышел из комнаты. Они молча прошли по поместью, причем дон Диего все время шел впереди. Риккардо подумал: если бы это был американский боевик, то отец непременно должен был бы защитить его от вражеской пули своим телом.

Распахнув дверь, ведущую в прихожую Риккардо, дон Диего не остановился, как полагалось бы, а решительно прошел дальше, в спальню. Включив свет, удовлетворенно произнес:

– Интересно, интересно! Ты здесь назначил свидание своей милой кузине, Риккардо?

Риккардо вошел следом за отцом и враз понял затеянную отцом игру: на его постели сидела, прикрываясь простыней и сонно моргая, полностью обнаженная Марита.

– Какого лешего ты здесь делаешь? – Риккардо с трудом удержался, чтобы не стукнуть наглую девицу. – А ну, убирайся отсюда!

Дон Диего мирно предложил:

– Не шуми, сын, думаю, сейчас подоспеет подкрепление. А то подсунуть тебе в постель девицу, и не зафиксировать это надлежащим образом – абсурдно!

Риккардо чертыхнулся. Что за дурь! Он ни в каком случае не женился бы на этой дурынде!

Отец оказался прав. Через пару минут в спальню дружной гурьбой зашли доньи Аделина, Лусия и Долорес. При виде язвительно улыбающегося дона Диего они замерли и сбились в испуганную кучу.

– Что это значит? – Риккардо тоном прокурора задал сакраментальный вопрос и обвинительным жестом указал на голую Мариту.

Бабушка ехидно уточнила:

– Я думаю, это Марита. А вот что она здесь делает, это нужно у тебя спросить.

Риккардо по-настоящему разозлился.

– Что бы она тут у меня не делала, делает это она с вашей подачи! Не думаю, чтобы такая дурь пришла в ее пустую голову! Она прекрасно знает, что на ней я ни при каких условиях не женюсь.

Донья Аделина сердито поправила:

– Ты обязан на ней жениться! Этого требует наша родовая честь!

Дон Диего презрительно расхохотался.

– Родовая честь? Вы это о чем, матушка? Мне почему-то кажется, что подкладывать мужчине в постель девицу с целью его оженить попросту бесчестно. У вас что, другое мнение?

Риккардо впился глазами в шкодливое лицо кузины.

– Чего ты добиваешься?

Марита тряхнула распущенными по плечам волосами.

– Догадайся сам! Не маленький! И не думай, что тебе удастся увильнуть! Женишься как миленький!

Тут уже рассердился и дон Диего.

– Вы не забыли, что глава рода – я? А не донья Аделина! Так вот слушайте, что я вам скажу!

Женщины в изумлении посмотрели на него. Дон Диего никогда не принимал никаких решений, предоставляя это право матери, и сейчас его заявление казалось фантастичным.

– Семейство Медина немедленно покинет этот дом и больше никогда здесь не появится!

Долорес не поверила в столь кардинальное решение проблемы. Посмотрев на мать, она заявила:

– Но сейчас ночь! Я не собираюсь никуда ехать ночью!

– Меня совершенно не волнует время суток! Я ни минуты больше не потерплю в своем доме интриганок! Если вы не уйдете сами, я попрошу слуг вам помочь! – его тон и впрямь соответствовал гордому званию главы рода.

Донья Аделина попыталась вмешаться.

– Диего, ты этого не сделаешь!

Он повернулся к матери.

– Сделаю, донья Аделина, еще как сделаю! А вам, мне кажется, пора перебираться во вдовий дом, чтобы не создавать здесь столь нездоровую атмосферу. Кстати, вы там в прошлом месяце побывали? Или вы побывали не там, а в Лондоне, к примеру?

Риккардо вмиг все понял.

– В Лондоне? Бабушка, вы были в Лондоне?

Ее минутная заминка перед словами «с чего ты это взял» сказала ему все. Он сердито приказал Марите:

– А ну, быстро выметывайся из моей кровати! И чтоб духу твоего здесь не было!

Сеньора Долорес попросила:

– Тогда выйдите из спальни! Это же неприлично! Она не будет одеваться при вас!

Мужчины вышли в гостиную. Дон Диего открыл бар и предложил сыну:

– Портвейн?

– Я выпью виски с содовой, – Риккардо счел, что в такой ситуации вполне может составить компанию отцу.

– Ты превратился в настоящего англичанина. Видимо, слишком много находишься в Англии. – Дон Диего констатировал сей факт без всякого сарказма.

Риккардо молча повел плечами. Сил спорить не было. Через пару минут вышли женщины. Марита была полностью одета, лишь волосы оставила распущенными по плечам. Она кидала на него сердитые взгляды, но Риккардо молча пил виски, не удостаивая ее своим вниманием.

Донья Аделина, не поверившая в строгость сына, попыталась высказаться в своем привычном безапелляционном стиле:

– Я считаю…

Но дон Диего непочтительно перебил мать:

– А я считаю, что непрошенные гости шустро соберут свои манатки и покинут этот дом! И больше без моего приглашения здесь не появятся, потому что их все равно не пустят!

– Ты хочешь сказать, что я не смогу приглашать гостей?

– Почему же не сможете, донья Аделина? Но только не сюда, а туда, где вы будете жить.

– Ты хочешь сказать, что прогоняешь меня из моего собственного дома? – голос доньи Аделины достиг трагических высот.

– Ну, почему же прогоняю? Вы тоже сможете здесь появляться, – и ехидно уточнил: – после моего официального приглашения, естественно. – Донья Аделина хотела сказать еще что-то такое же нелепо-трагическое, но дон Диего прервал ее приземленным: – И избавьте меня от ваших фальшивых древнегреческих трагедий! Они мне еще в университете надоели! – И безапелляционно объявил сестре с племянницей: – Ночь на дворе, так что давайте поскорей!

Риккардо позвонил в сонетку и попросил мажордома, ошарашенного столь поздним семейным сборищем:

– Пришлите кого-нибудь поменять мне постельное белье!

Марита возмущенно фыркнула.

– Ты что, боишься заразиться?

– Я не выношу запаха твоих вульгарных духов!

Донья Долорес будто проснулась от длительного сна.

– Вот, я всегда говорила тебе, что эти духи не подходят молодым девушкам!

– А я всегда тебе говорила, что буду душиться тем, что мне нравится! – Марита не скрывала своего пренебрежительного отношения к матери. – И ты мне не указ!

– А я всегда знал, что ты на редкость глупая и вульгарная дурында! – рявкнул Риккардо. – Убирайся отсюда живо!

– Поддерживаю предыдущего оратора целиком и полностью! – дон Диего откровенно смеялся. – Я всегда знал, что мое семейство никогда к разряду вежливых и культурных не относилось. Спесь сплошная и ничего больше.

Тут уж не выдержала и донья Аделина.

– Зато твоя Роуз была образцом вежливости! Никому не отказывала!

Риккардо сухо заметил бабушке:

– Не забывайте, донья Аделина, вы говорите о моей матери!

– Но Диего неоднократно видел ее с одним и тем же мужчиной! – донья Аделина считала этот аргумент уничтожительным.

– Которого ей подсылал наш замечательный родственничек Пабло Медина! С единственной целью – опорочить ее! Поскольку она многократно давала ему понять, что он полное ничтожество!

Донья Долорес внезапно ударилась в слезы.

– Я так и знала!

Посуровевший дон Диего осторожно осведомился:

– Откуда ты это знала?

– Потому что он не раз говорил, что она свое получит!

Все переглянулись.

– Почему ты никогда не говорила мне об этом? – голос Диего походил на холодную сталь.

– Потому что это никому не было нужно. К тому же предавать собственного мужа неблагородно.

– А предавать родного брата благородно?

– Тебе дела не было до бывшей жены! Ты даже имени ее никогда не произносил!

– А тебе не приходило в твою пустую голову, что мне слишком больно даже думать о ней?

Долорес сердито тряхнула этой самой пустой головой.

– В ее комнату Пабло подбросить записку никак не мог! Поэтому я считала, да и сейчас считаю, что развод был правильным! Она здесь пришлась не ко двору!

– Да, она слишком мягкая и отзывчивая, чтобы понравится таким бессовестным гордячкам, как вы. – Риккардо с горечью обвел взглядом своих родственников. – Вы как закостеневшие памятники, ничего теплого и живого. Эгоистичные и жадные. А теперь прошу покинуть мои апартаменты. Завтра я уезжаю.

Марита внезапно заинтересовалась.

– Что ты собираешься делать?

– Я собираюсь жениться. Не на тебе, как ты, наверное, уже догадалась.

Донья Аделина вскричала:

– Ты не можешь жениться на этой подлой Дженни!

– Еще как могу! Несмотря на все ваши козни, я на ней женюсь! Если вам это не по нраву, это исключительно ваши проблемы.

Донья Аделина повернулась к сыну.

– Запрети ему это! Ты же глава семьи!

– И не подумаю! К тому же он вряд ли меня послушает. Если он настоящий мужчина, ему не указ наставления надоевших родственников. Возможно, потом он об этом пожалеет, а, возможно, и нет. Во всяком случае, от меня он никак не зависит. Это вы все зависите от его милостей.

Последние слова дона Диего несколько привели в чувство дам семейства Сантос, и в первую очередь донью Долорес, которая впервые за многие годы жизни с Пабло Медина поняла, как приятно ни в чем себе не отказывать. Почувствовав, что они вступили на зыбкую почву, она принялась изворачиваться, сердито косясь на дочь.

– Извини, дорогой Риккардо, но мы надеялись сделать как лучше. И для семьи, и для тебя.

– Лучше для меня? Может, для себя? Кстати, а где тетушка Бенита? Она что, не участвует в этом маскараде? Или вы ее не позвали?

По вздернутому подбородку доньи Аделины мужчины поняли, что сеньора Бенита была категорически против этой авантюры.

– Я всегда считал Бениту самым разумным членом нашей семейки. Приятно, что не ошибся. – Дон Диего мрачно кривил губы, глядя на племянницу, которую мать дергала за руку, понуждая выйти. – Ну, говори, что хочешь, раз уж невтерпеж! – насмешливо разрешил он Марите.

Та, вызывающе сверкнув глазами, выпалила:

– Если Риккардо или дядя не назначит мне достойное содержание, то я продам наши семейные тайны какой-нибудь желтой газетке! Всем интересно, почему Диего Сантос выгнал из дому жену. Или каких любовниц заводит себе Риккардо Сантос. Уверена, мне за это хорошо заплатят.

Все онемели. Первым в себя пришел дон Диего.

– Шантаж! Замечательно! Истинная дочь своего отца. Ты, конечно, можешь продавать кому угодно что угодно, но, предупреждаю, я первый выпорю тебя розгами. И после этого не рассчитывай ни на какую семейную поддержку.

– И на респектабельный брак тоже не надейся! – донья Аделина просто метала молнии. – На бессовестной авантюристке никто из приличных мужчин не женится.

– Она очень похожа на американцев, для которых продать и купить родных норма жизни. С кого ты берешь пример? С заграничных звезд? Кстати, должен тебя разочаровать – все заработанные деньги тебе придется отдать в суде как компенсацию за моральный ущерб, это я тебе как профессиональный юрист обещаю. Так что кроме позора тебе эта гнусность ничего не сулит. Но я рад, что ты разоблачила себя перед бабушкой. Она почему-то считала тебя милой девочкой. Думаю, после этого демарша иллюзий у нее больше не осталось. – И Риккардо обратился к бабушке: – Ну что, донья Аделина, вы все еще хотите выдать за меня эту маленькую стервочку?

Донья Аделина величественно взмахнула рукой, указывая своему маленькому войску на выход. Женщины молча вышли, и мужчины остались одни.

– Ты в самом деле решил жениться? – дон Диего внимательно наблюдал за сыном.

Риккардо хмуро подтвердил:

– Решил. Если получится.

– Вот как? То есть еще ничего не решено?

– Я еще не говорил с Дженни. Думаю, после вмешательства бабки это будет сделать непросто. Кто знает, что она ей наговорила.

– А что она может сказать? Что у тебя есть невеста, и свадьба уже назначена. А Дженни это так, развлечение на прощанье. Стандартно. Если она порядочная девушка, то видеть тебя не захочет однозначно.

– Я тоже так думаю. Что ж, придется предпринять что-то экстраординарное.

– Из опыта наших горячих предков пиратов и конкистадоров? Смотри, не переборщи. Англия это не Испания, там наказание за домогательство к женщине весьма серьезное.

Риккардо с некоторой долей насмешливости поблагодарил отца за заботу, и они впервые за долгое время расстались вполне довольные друг другом.

Сказать, как обычно, оказалось легче, чем сделать. Риккардо приехал в Лондон, пришел к Дженни, но ее не оказалось дома. Ее соседка, негодующе сверкая глазами, заявила, что Дженни уехала на каникулы домой. На его просьбу дать номер телефона или адрес Дженни, все так же враждебно объявила, что на это ее никто не уполномочивал.

Риккардо поехал к матери, надеясь, что у нее координаты Дженни отыщутся.

Роуз выслушала его с изрядной долей скепсиса.

– Боюсь, я потеряла одну из своих любимых учениц. – Роуз сочувствовала сыну, но ей было жаль и Дженни. – Что произошло? Неужели ты ее обидел? Она такая милая девочка!

– Если я ее и обидел, то невольно. Из-за моей глупости ее телефон узнала донья Аделина. Хотя она и не признается, я уверен, что она приезжала сюда и что-то наговорила Дженни.

Роуз приложила руки к щекам.

– Кошмар! Теперь я понимаю, почему она в последнее время была такой нервной. Конечно, она пыталась это скрывать, но она такая открытая и бесхитростная, что это ей совершенно не удавалось. Вряд ли теперь Дженни захочет с тобой встречаться. Если донья Аделина сказала ей, что ты женишься на другой…

– Отец выдвинул такую же версию.

– Естественно. Не будет же бабка приписывать тебе какую-то страшную наследственную болезнь? Она же не дура и понимает, что Дженни это не отпугнет. Скорее наоборот. Она очень отзывчивая и доброжелательная девочка.

Риккардо кивнул.

– И что мне теперь делать? Я боюсь, как бы она от отчаяния не совершила какой-нибудь глупости.

– Что ты имеешь в виду? – Роуз встревожилась.

– Не согласилась на близкие отношения с каким-нибудь первым подвернувшимся под руку парнем. Ну, ты знаешь, как это бывает.

– Представляю. – Роуз прикрыла глаза, что-то вспоминая. – Знаешь, я, пожалуй, смогу тебе помочь. Года три назад Дженни присылала мне на рождество открытку с видами своего родного города. Помнится, там стоял и обратный адрес. Если я смогу ее найти…

Она поспешила в другую комнату, Риккардо устремился за ней.

– Ты не выкидываешь поздравительные открытки? – это казалось ему странным.

– Нет. Их у меня не так уж и много. Сейчас почти все предпочитают пользоваться электронной почтой. Быстрее и ничего не стоит, но не интересно. Настоящие открытки мне нравятся гораздо больше.

Она вынула из секретера большую коробку с позолоченными рождественскими ангелочками на крышке. Риккардо поневоле полюбопытствовал:

– Какая старая жестянка! Сколько же ей лет?

– На дне есть дата изготовления -1865 год. Раритет. Хотя для твоей семьи это не возраст.

Риккардо усмехнулся. Для его семьи раритетами считались вещи пятнадцатого-шестнадцатого веков. От всех них пахло тленом, даже от корявых драгоценностей, он к ним старался не прикасаться.

– А, вот она! – Роуз вытащила из кипы открыток одну с видом старого католического храма.

– Дженни католичка? – Риккардо оживился. – Она мне о своем вероисповедании ничего не говорила.

– Не думаю. Храм – одна из достопримечательностей их городка. А вот и адрес. Записывай!

Риккардо вынул органайзер и записал адрес.

– Что ты собираешься предпринять?

– Поеду поговорить. Только прошу тебя, не предупреждай ее об этом.

Роуз небрежно отмахнулась.

– Я уже несколько раз пыталась ей позвонить. Безуспешно. Она или телефон сменила, или симку. Во всяком случае, дозвониться до нее мне не удалось. Надеюсь, тебе повезет больше.

Риккардо распрощался с матерью и уехал в свой отель. Велел Пепите освободить завтрашний день, Педро пригнать рано утром джип к подъезду. Работал допоздна, чтобы его завтрашнее отсутствие было не так ощутимо. Наутро встал рано, с неприятной дрожью в душе. Оделся попроще, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания: стандартные черные джинсы и серая тенниска. Когда вышел из отеля, Педро с машиной уже ждал его на стоянке. Сантос подошел к нему, но садиться в джип не стал.

– Доброе утро, Педро! На сегодня ты свободен.

Водитель всполошился.

– Неужели вы поедете без меня, мистер Сантос?

– Педро, ты в самом деле думаешь, что я не умею водить машину? – вопрос прозвучал зловеще, и водитель замялся. Но не отступил.

– Умеете, но здесь такое оживленное левостороннее движение. Может быть, лучше не рисковать? – при этом он кинул такой удрученный взгляд на машину, что сразу стало ясно, кому он сочувствует больше.

Риккардо кисло усмехнулся.

– Не беспокойся. Ничего с твоим драгоценным лендровером не случится. Я езжу аккуратно.

Педро смутился.

– Извините, дон Риккардо! – Риккардо понял, что тот сильно разволновался, обычно в Англии его все называли «мистером». – Но дороги и вправду опасны…

– И ты извини меня, Педро, но мне нужно ехать, причем прямо сейчас, – твердо прервал его Сантос.

Водитель нехотя вылез из салона. Риккардо занял его место и аккуратно вывел джип на дорогу. По Лондону он тащился еле-еле, но, выехав на межгородскую трассу, вдавил педаль газа до упора. Резвая машина полетела по автобану, едва касаясь колесами дороги. Риккардо хмуро подумал: видел бы его сейчас Педро! Наверняка бы поседел от ужаса.

До небольшого городка в Йоркшире Сантос добрался за каких-то два часа. GPS-навигатор сработал четко, он нигде не заблудился. Подъезжая к дому Дженни, снизил скорость и пополз как улитка. Снова вернулось неприятное беспокойство. Оставив джип на платной стоянке, Риккардо напялил на нос солнечные очки, благо день был ярким, и медленно пошел по улице. Дошел до городского парка, и решил скостить путь, пройдя напрямик по узкой, еле видимой в траве дорожке.

Впереди густо росли кусты и старые деревья, никого не было видно. Зато слышно. Голос Дженни он узнал бы и среди забитого людьми зала, а тут, среди тишины, у него не возникло ни малейшего сомнения. Не выходя на опушку, чтобы не обнаружить себя, остановился возле большого старого дуба.

Около пруда возбужденная Дженни что-то сердито выговаривала брату. Риккардо осторожно подошел поближе, скрываясь за стволами деревьев. Конечно, это непорядочно, но Риккардо в данный момент было не до порядочности.

Не обращая внимания на то, что делается вокруг, Дженни возбужденно говорила брату:

– Не волнуйся, пожалуйста, никакие маркизы мне не нужны! Ты прав, в жизни надо общаться с ровней по социальному статусу. И я не влюбилась в него. Если он вдруг передо мной появится, я с ним и разговаривать не стану! Вот увидишь! Но этого не будет. Теперь он женат и ему не до коротких интрижек с глупыми девицами.

Ее голос опасно задрожал, и брат, обняв ее за плечи, повел прочь, сумбурно утешая.

Риккардо призадумался. Время для визита и извинений было выбрано неудачно. Возможно, она бы и выслушала его, успокоившись, но сейчас, раздосадованная и обиженная, она его слушать не станет. Что же ему делать? Похоже, потребовались решительные меры. Как говорил его отец? В их роду полно пиратов и конкистадоров? Что ж, он ничуть их не хуже.

Он развернулся и пошел обратно.

Дженни тосковала. Она металась от отчаяния к надежде. Может быть, ей стоило поговорить с Риккардо? Все объяснить, сказать, что то был глупый детский спор? Но понял бы он ее? Он же такой гордый! Если он так сразу ушел, даже не спросив ее ни о чем, значит, она его просто не интересует. Возможно, он приходил сказать ей о своей женитьбе. А, может, она уже и состоялась? Дженни не хотела мучиться, всеми силами старалась его забыть, но ничего не получалось. Мысли вертелись только вокруг Риккардо, ничего другого на ум не шло.

Дни тянулись кошмарно скучные, похожие один на другой. Каникулы подходили к концу. Ее впервые радовал предстоящий отъезд из родительского дома. Нет, все было хорошо, к ней все были внимательны, она чувствовала любовь и поддержку, но необходимость делать вид, что всем довольна, когда на душе кошки скребут, хоть кого вынудит сбежать. Она даже выдумала, что ей нужно приехать в колледж на неделю раньше, чтобы встретиться с преподавателем и получить интересное задание.

Чтоб доехать до ближайшей железнодорожной станции, как обычно, вызвала такси. Машина с оранжевыми шашечками на боках пришла вовремя. За рулем сидел белозубый темнокожий парень. Дженни попрощалась с родными и устроилась на заднем сиденье. Разделительное стекло между кабиной и салоном было поднято, что несколько удивило девушку. Но не встревожило. Она знала, что в некоторых таксопарках запрещено общаться с пассажирами.

Дженни вспомнила, как она таким же солнечным днем собиралась в поездку с Риккардо, и пригорюнилась. Зря она согласилась тогда с ним поехать. Радовалась бы сейчас, а не печалилась. Правду говорят, знал бы, где упасть, соломку бы подстелил.

Такси остановилось возле заправки. Почему таксист не заправил машину перед поездкой? Но, с другой стороны, времени до поезда было достаточно, и пять минут никакого значения не имели.

Дженни рассеянно посмотрела в окно. Внезапно дверь с противоположной стороны открылась, и к ней в салон сел Риккардо. Она так поразилась, что не поняла, что такси поехало в противоположную сторону.

– Что это значит? – Дженни не могла справиться с приливом восторженной радости.

Риккардо сумрачно кивнул ей в знак приветствия.

– Хотел с тобой поговорить.

Дженни огорошено на него посмотрела.

– Почему нельзя поговорить в нормальной обстановке?

– Видишь ли, я был неделю назад у вас в городе и слышал, как ты заявила Клайву, что никогда больше не будешь со мной разговаривать. Поэтому в нормальной обстановке объясняться с тобой просто не рискнул. Вдруг ты и впрямь отказалась бы со мной говорить?

Дженни покраснела. И все-то ее болтливый язык! Постоянно он ее подводит. Но откуда ей было знать, что ее слышат посторонние? В то время она была так взбудоражена, что голоса не понижала, ей было все равно, слышит ее кто-то или нет. Заносчиво ответила:

– А теперь зачем ты вдруг решил со мной говорить?

– Решил, что мне просто необходим старый велосипед Клайва.

Дженни оторопело спросила:

– Зачем тебе его велик?

– Чтоб не зазнавался. Он же страшный зазнайка, верно?

Дженни в этом была согласна на все сто, но выдавать брата было нехорошо, и она промолчала.

– Чтобы заполучить велосипед, нам нужно поговорить. Но, как ты правильно сказала: в нормальной обстановке. Надеюсь, ты не против?

Дженни была рада. Почему бы и не поговорить? В ее комнате, к примеру. Или в китайском ресторанчике за углом.

– Хорошо, давай поговорим.

Риккардо откинул голову на спинку и прикрыл глаза. Дженни показалось, что он что-то шепчет, но ей в последнее время много чего казалось. Оглянувшись, заметила, что они едут не туда.

– Куда мы едем? Станция в другой стороне! – ее голос звучал испуганно.

Риккардо сумрачно усмехнулся.

– Я тебя похищаю. Знаешь, среди моих предков было немало лихих вояк. Думаю, при случае я бы им ничем не уступил.

Дженни потеряла дар речи. Поняв ее состояние, он успокаивающе заметил:

– Не бойся. Ничего без твоего согласия не произойдет. Но нам в самом деле надо поговорить. Я поддался эмоциям, но вспомнил судьбу отца и понял, что не хочу ее повторять. Поэтому я здесь.

– А как же твоя свадьба? – Дженни постаралась, чтобы ее голос звучал с твердым укором, но слова получились жалостно-обидчивые.

Риккардо согласно покивал каким-то своим мыслям.

– Мы все так и думали. Донья Аделина наплела тебе о моей мифической свадьбе.

– Не поняла? Кто мы все?

– Я, мой отец и моя мать. Мы все решили, что тебя можно было отвратить от меня только моей помолвкой. Ну, и словами о том, что ты моя очередная игрушка. Так?

Дженни неловко заерзала на сиденье. Неужели ее примитивно провели? Но как она могла не поверить столь почтенным дамам?

– Донья Аделина была не одна. С ней была мать твоей невесты.

Риккардо потер лоб рукой.

– С бабушкой могла быть только ее кузина, донья Лусия. Но ее дочь давно замужем. Как ты могла купиться на такой примитивный трюк?

Дженни нахмурилась.

– Как я могла им не поверить, когда ты никогда не говорил мне ни о своей семье, ни о том, что ко мне чувствуешь? Я же была уверена, что ты мной только играешь. Разве не так?

– Нет. Но я понял это далеко не сразу. Прости. Понимаешь, всю мою жизнь всем от меня что-то надо было. Я не знал других отношений. Поэтому меня и понесло по наезженной колее. Но все-таки я не стал добиваться большего, хотя возможности были.

Дженни покраснела. Она прекрасно помнила эти самые возможности. Конечно, прояви он больше настойчивости, сейчас у нее было бы куда больше поводов для упреков. Она с благодарностью посмотрела на него.

– Я тебе очень благодарна за сдержанность.

– Да? А вот я себя чувствую олухом. Возможно, если б мы были близки, я быстрее разобрался в своих чувствах.

– Или наоборот, решил, что я тебе вовсе не нужна.

Риккардо чуть заметно усмехнулся, приподняв уголки твердых губ.

– Я так не думаю. Но я везу тебя на наш остров. Хочу закончить то, что там началось.

Дженни вспомнила про гордость и натужно возмутилась.

– Я не хочу ехать ни на какой остров!

– А я и не спрашиваю твоего согласия. Я знаю, что ты возмущена и разобижена. Понятно, ехать со мной ты не согласишься. Но подумай, если бы в наши отношения не вмешалась моя бабка, ты бы поехала?

Дженни озадаченно замолчала, и Риккардо удовлетворенно попросил:

– Давай поедем! В таких условиях, – он обвел рукой тесный салон такси, – разговаривать невозможно.

Отказаться и возмущаться всерьез не было сил, но и соглашаться не позволяла гордость, поэтому Дженни упрямо молчала, но этого Риккардо было вполне достаточно. Он дал распоряжение водителю, и машина помчалась по скоростной трассе.

Они приехали на тот же частный аэродром, что и в прошлый раз. Самолет, правда, был другим. Когда они вышли из самолета на острове, их снова встретила жара.

Дженни, в плотной водолазке и черных джинсах, с укором посмотрела на Риккардо.

– Ты-то одет в шорты и майку, а вот я сейчас изжарюсь! И у меня с собой ничего нет переодеться!

Он достал из своего объемного чемодана сумку и подал ее Дженни.

– Здесь ты найдешь все, что нужно. Можешь переодеться в дамской комнате.

Отдуваясь от жары, Дженни зашла в дамскую комнату. Здесь шумел кондиционер, и она с облегчением вздохнула. В комнате никого не было, и она разложила на журнальном столике все содержимое сумки. Здесь было все, что необходимо стильной женщине для отдыха в тропиках. Несколько купальников последних моделей, парео, пляжные тапки и босоножки, сарафан и несколько соломенных шляп, вложенных одна в другую. Было также и тонкое нижнее белье. Все вещи были известных фирм, явно очень дорогие.

Дженни немного подумала. Изображать недотрогу и отказываться от всего этого только потому, что она считает вещи слишком дорогими, глупо. Она и в самом деле любит Риккардо, иначе с чего бы в ее душе пели соловьи? Решив принять все это как подарок, надела купальник, накинула парео, на голову напялила самую большую шляпу, на нос – солнечные очки. Экипировавшись, покидала оставшиеся вещи обратно в сумку и вышла к поджидавшему ее Риккардо.

В том же бунгало, где они отдыхали в прошлый раз, ничего не изменилось. Только на веранде стоял пышно накрытый стол и в серебряном ведерке во льду остывало шампанское. Лед подтаял чуть-чуть, и Дженни поняла, что стол накрыт совсем недавно.

– Я позвонил и велел накрыть на стол, когда ты пошла переодеваться. А шампанское вынесли за пару минут до нашего приезда. Перекусим?

Дженни скептически осмотрела выставленные яства. Есть не хотелось совершенно. Наверное, от волнения. Риккардо тоже заметно нервничал. Открыв бутылку, он разлил вино по бокалам, пролив часть на стол.

– Вот черт! Рука дрогнула.

Дженни удивилась. Ему-то с чего нервничать? Для него это явно не в первый раз.

Риккардо посмотрел на океан через бокал шампанского.

– Иногда окружающее видится как сквозь кривую призму. Что-то, что вовсе не достойно рассмотрения, выпячивается, а важное скрывается. Вот и я жил в мире кривых зеркал. Но, надеюсь, я из него все-таки сумел вырваться. – Он повернулся к Дженни и приветственным жестом поднял бокал. – За счастье! – и уточнил: – За наше счастье!

Дженни задумчиво пригубила шампанское. Что-то все слишком помпезно. Если он хочет с ней просто переспать, зачем столько антуража?

Риккардо выпил бокал до дна и нервным жестом опустил руку в карман. Вынул золотую бархатную коробочку и неуверенно пробормотал:

– Волнуюсь аж до дрожи в коленях.

Он обошел стол, остановился перед Дженни и внезапно опустился перед ней на одно колено. От неожиданности она выпрямилась и с удивлением посмотрела ему прямо в глаза, оказавшиеся с ее глазами на одном уровне. Они потемнели, став фиолетовыми. Риккардо смотрел на нее серьезно, ей даже показалось, просительно.

– Мисс Дженни Энн Барлоу, окажите мне честь, станьте моей женой! Я люблю вас всем моим сердцем.

Потрясенная Дженни, забыв, что у нее в руке бокал шампанского, взмахнула ею, и их обоих обдал холодный душ. Это разрядило напряженную атмосферу, и они оба рассмеялись.

– Извини, как неловко!

Она попыталась промокнуть лицо Риккардо салфеткой, но он ухватил ее за руку и потребовал ответа:

– Дженни, отвечай уже! Думаешь, легко ждать?!

Он с трудом сглотнул, и Дженни поспешно сказала:

– Конечно, я согласна! Я давно люблю тебя!

Он вскочил и закружил ее по веранде, не обращая внимания на стоящие по периметру стулья. Дженни подгибала ноги, не желая бить их об стулья. Наконец первый радостный порыв прошел, Риккардо поставил ее на пол и страстно поцеловал. Но потом оторвался и сказал:

– Больше не буду, а то не смогу остановиться. – И лукаво ее подначил: – Ты рада, что Клайву придется-таки отдать тебе свой велосипед? Ты же станешь маркизой! Ты выиграла пари!

Дженни засмеялась.

– Конечно! Это ему впредь суровый урок – пусть никогда не спорит со мной больше! – Обмахиваясь ладошкой, предложила: – Может быть, пойдем купаться?

Они дружно вбежали в теплую воду и проплавали до вечера.

Вечером Риккардо позвонил отцу.

– Я сделал Дженни предложение. Думаю, свадьбу будем играть в Англии в следующем месяце.

– Я так и предполагал. Что ж, желаю счастья. Надеюсь, его у тебя окажется больше, чем досталось мне. Но ты должен привезти свою невесту знакомить с родней.

– Они ее съедят.

– Не думаю. Ты вполне можешь ее защитить. К тому же я буду держать строгий нейтралитет.

Риккардо фыркнул и повторил слова отца:

– Я так и предполагал. Ладно, в выходные приедем в Мадрид. Подготовь семейный сбор. Бабушка живет в палаццо?

– А куда она денется? Теперь она обитает здесь под предлогом, что во вдовьем доме идет ремонт, и жить там невозможно. Но, насколько я знаю, она даже архитектора еще не вызывала. Так что сопротивление продолжается. Но я не слишком и настаиваю. Нанимать экономку или управляющего себе дороже. И даже не в смысле оплаты, в смысле отсутствия достойных кандидатур.

– К тому же возможности для краж на таких должностях измеряются в сотнях тысяч.

– Вот именно! Ну, ждем вас в субботу.

Когда Риккардо сказал об этом Дженни, та запаниковала.

– Я не смогу! Твоя надменная бабушка пугает меня сильнее всякого монстра из самого жуткого ужастика!

Риккардо засмеялся и обнял ее.

– Успокойся, моя радость! Ты там будешь не одна, а со мной. К тому же встретимся мы только на вечернем рауте, а в воскресенье улетим в Лондон. Хорошо, что у тебя в понедельник начинаются занятия, хороший предлог для отъезда. Думаю, что наша свадьба будет гораздо более волнующим событием, чем этот прием.

Но у Дженни было другое мнение.

– На свадьбе будут родные и друзья, это будет приятное волнение. А вот знакомство с твоими родными – это просто жуть!

– Среди них есть и симпатичные люди. К примеру, моя тетушка Бенита. Она тоже ослушалась отца и вышла замуж по велению сердца, хотя к ней сватался американский богач.

Дженни встрепенулась.

– В самом деле? И она счастлива?

– Она была счастлива. Но ее муж умер три года назад. Детей у них не было.

Дженни сочувственно вздохнула.

– Как жаль! Как ей теперь тяжело, бедняжке.

– Да. Но она гордая женщина, настоящая испанка. Она не берет у меняя деньги, предпочитает зарабатывать сама. А ведь могла бы жить безбедно.

Дженни представила помпезный прием в средневековом замке, и у нее от ужаса вспотели ладони.

– А нельзя ли как-нибудь избежать этого приема?

Риккардо шутливо погрозил ей пальцем.

– Конечно, нет. Неужели ты хочешь, чтоб мои родные и знакомые говорили, что я тебя стесняюсь, потому и прячу? Все именно так и будут думать.

– О! – такой вариант Дженни в голову не приходил. – Тогда конечно. Хоть и неприятно, но я потерплю. И постараюсь не ударить в грязь лицом.

– Просто будь сама собой, только и всего. Это будет самым лучшим вариантом.

Дженни ничего не оставалось, как согласиться.

 

Глава восьмая

Из палаццо Сантос разъезжались приглашенные, вполголоса переговариваясь между собой. Слышались отрывочные возгласы:

– Как хороша невеста, просто неземное виденье!

– Донья Аделина ужасно недовольна! Улыбается, а глаза злющие, как у мегеры.

– Марита тоже не слишком радуется. Все знают, что она хотела захомутать Риккардо. Не получилось, вот она и бесится.

– Дон Диего странный какой-то. То ли печальный, то ли недовольный.

– А вы разве не знаете, что его жена тоже была англичанкой? Видимо, этот раут напомнил ему о том, о чем он пытался забыть.

Гости разъехались, и в малой гостиной собрались члены семьи. Риккардо учтиво поблагодарил бабушку:

– Спасибо, донья Аделина! Вы организовали великолепный прием!

Та сверкнула глазами.

– Да, пришлось постараться во имя чести семьи! Думаю, таких приемов это палаццо уже больше не увидит.

Дженни испуганно посмотрела на нее. Ее страшила эта надменная старая дама. И, хотя они с ней уже встречались, смотрела она на нее, как на незнакомку. Дженни тоже не хотела скандала, поэтому молчала. Из всей семьи ей понравилась только сеньора Бенита Диес. Она дружелюбно улыбалась, но казалась печальной, даже суровой. И смотрела на дона Диего виноватыми глазами.

Дон Диего предупреждающе произнес:

– Давайте не будем ссориться в такой знаменательный день. Тем более, что на свадьбу приедут немногие из нас.

Но донья Аделина не собиралась останавливаться.

– Я на свадьбу не приеду, пусть меня даже на коленях умоляют! Я не хочу, чтобы мой внук повторил судьбу моего сына.

Риккардо сердито спросил:

– И каким это образом?

Донья Аделина высокомерно парировала:

– Я не хочу, чтобы его предала его собственная жена!

Тут прозвучал высокий надрывный голос Бениты:

– Роуз не изменяла Диего.

Все повернулись к ней. Донья Аделина величественно выпрямилась на стуле и вперила черный взгляд в дочь.

– С чего ты это взяла? Тебя же тогда не было в доме, ты училась в католическом лицее Барселоны. К тому же ты была слишком мала, чтобы понимать, что происходит.

Бенита мелко перекрестилась.

– Мне было уже пятнадцать лет, мама. Я понимала, что Роуз никто не любит. Ты о ней говорила только гадости, отец тоже косился. Долорес вообще твердила о том, что ее нужно выжить. И я решила исполнить роль судьбы. После чтения какого-то глупого любовного романа написала Роуз записку от имени любовника, и во время каникул подкинула записку в ее бумаги. Диего ее нашел, но не сразу, а через месяц. Вот поэтому меня и не было во время того страшного скандала. Я об этом сожалела всю свою жизнь.

Долорес потрясенно прошептала:

– Так вся эта история всего лишь из-за листка бумаги? Я-то думала, он застал ее с любовником!

Мать покосилась на Мариту.

– Мне тоже так казалось. Диего так вспылил, так обвинял Роуз, что у всех сложилось мнение, что он застал ее в пикантной ситуации. Мне и сейчас кажется, было нечто гораздо большее, чем записка.

Бенита сложила подрагивающие руки на коленях и покаянно склонила голову.

– Если бы я знала, чем все это кончится, никогда бы этого не сделала! Но я не понимала, что творю. Но Господь и наказал меня за это, забрав любимого мужа.

Диего с перекошенным лицом выкрикнул:

– Двадцать лет я был уверен, что жена меня обманула, и вот выяснятся, что все эти годы я жил во лжи! Меня подло обманули, мне изуродовали жизнь, я напрасно выгнал любимую жену из дома!

Бенита принялась горько рыдать, прикрываясь платочком.

– Прости меня! И ты, Риккардо, прости!

Риккардо побледнел.

– А я-то считал вас лучшим членом нашей семьи! Какой же я глупец!

Донья Долорес ехидно заметила сестре:

– Теперь тебе придется всю жизнь работать, чтобы перебиваться с хлеба на воду! Никто из нашего семейства тебе помогать не будет!

Сеньора Бенита удивленно посмотрела на сестру.

– А при чем тут деньги? Разве за деньги можно воскресить моего дорогого Эдуардо? Или вернуть Риккардо годы, прожитые без матери? Или убрать горечь из души Диего? О чем ты говоришь?

– Ну, денежки обеспечивают какой-никакой комфорт, которого вам, тетушка, теперь по гроб жизни не видать! – Марита была полна яду, и не скрывала этого. – Надо же было сделать такую глупость!

– О какой конкретно глупости ты говоришь? О той злосчастной записке или этом дурацком признании? – донья Аделина решила расставить все точки над i.

Марита не стала скрывать, что для нее главнее.

– По-моему, раз уж сделала по молодости такую глупость, то и молчи до гробовой доски. К чему было каяться? Да еще живя в нищете?

– Я не живу в нищете. Думаю, я богаче вас всех, вместе взятых, – спокойно прозвучал голос Бениты, заставив Долорес испуганно охнуть. – Я не сошла с ума, не бойся, Долорес. Я вышла замуж за Курта Адамса. Это он убедил меня во всем признаться. Это и вправду сняло с моей души тяжкий груз, который я несла столько лет. Кстати, Курт положил на мое имя несколько сот миллионов долларов. Так что мне не нужны подачки никого из вас. Впрочем, я от них и раньше отказывалась.

Марита взвизгнула от изумления и тут же льстиво попросила, будто это не она оскорбила ее пару минут назад:

– Дорогая тетушка, а вы не пригласите меня погостить к вам в Америку? Я уверена, там здорово!

Бенита хмуро посмотрела на нее.

– Подумаю, но ничего не обещаю. – Повернувшись к племяннику, продолжила уже более мягким тоном: – Я еще раз поздравляю тебя, Риккардо, с таким прекрасным выбором. И вы, Дженни, надеюсь, будете счастливы.

Она посмотрела на до сих пор не пришедших в себя родственников, попрощалась и быстро удалилась.

Диего зло посмотрел ей вслед.

– Господи, какой же я дурак! А все моя дурацкая гордыня!

Не вовремя вмешалась донья Аделина:

– Не вини себя, Диего! Роуз в этой ситуации тоже вела себя не самым достойным образом! Почему она сбежала, дав нам всем повод считать, что она виновата?

Риккардо вступился за доброе имя матери.

– А вы, бабушка, как бы поступили? Остались и принялись доказывать, что невинны, или тоже гордо удалились? Что-то мне подсказывает, что вы тоже замкнулись бы в гордом молчании. Но вот то, что матери не позволяли со мной даже поговорить, я не забуду и не прощу.

Диего переглянулся с доньей Аделиной.

– Это моя вина. Я был слишком зол и расстроен.

– Это была примитивная месть, отец. И мстил ты женщине, которая, как ты считал, предпочла тебе другого. Но вот только почему пострадавшим в этой истории оказался я? Мне ты тоже мстил?

Дженни стало жаль дона Диего. Этот гордый самоуверенный мужчина как-то сжался и даже ростом стал казаться меньше.

– Может, нам можно уйти? – она просительно положила руку на рукав жениха. – Я очень устала.

Риккардо опомнился. С сочувствием посмотрев на бледное лицо Дженни, нежно провел ладонью по ее щеке.

– Извини, но это известие выбило меня из колеи. Сегодня же наш праздник. – И обратившись, к остальным, холодно поставил их в известность: – Мы уходим. Спокойной ночи!

Они ушли, а донья Аделина, с беспокойством следившая за возбужденным сыном, спросила у него:

– Что ты собираешься делать?

– То, что должен был сделать сразу, как от меня ушла жена – поехать к ней!

Донья Долорес ехидно заметила:

– Несколько запоздало, не находишь, братец? И почему, скажи на милость, ты не сделал это тогда? Что тебе мешало? Наша фамильная гордость?

Дон Диего мрачно сверкнул глазами.

– Я надеялся, что Роуз первая предложит мириться. Поэтому и не позволял ей видеться с сыном.

– Хотел поставить ее на колени? Как мне это знакомо! – донья Долорес замолчала, припомнив собственные неприятности.

– Но какова тетя Бенита! Выйти замуж за миллиардера и никому ничего не сказать! – Марита была по-настоящему возмущена.

– Что тебя больше всего возмущает: что она без огласки вышла замуж или что она не сочла нужным знакомить нас с мужем-миллиардером? – дон Диего пренебрежительно уставился на племянницу, поежившуюся под его неприязненным взглядом.

– И то, и другое. Это же не по-родственному!

– Для начала сама научись вести себя по-родственному, а потом уже требуй этого от других. Бенита, я думаю, сделала совершенно верно, не познакомив тебя со своим будущим мужем. Ты, того и гляди, принялась бы отбивать его у нее перед носом. Ты же не отличаешься высокой моралью.

Марита сердито притопнула ножкой.

– Можно подумать, что в нашей семье можно научиться добрым отношениям! Я только и слышала, что тот такой-то, а эта такая-то! Ничего доброго вы друг о друге не говорите. С грязью только смешиваете, и все. И папаша у меня такой же. Все кругом дураки, он один умный.

Дон Диего с горечью признал:

– Ты права. Это стиль общения нашей семьи. Я не знаю, с кого это повелось. Роуз потому и не смогла здесь жить, что была слишком добросердечным человеком. Мне не нужно было привозить ее сюда.

Марита задрала нос.

– Вот-вот, все вы одинаковые, а меня без перерыва жить учите!

– Диего, ты собираешься ехать к Роуз. Ты знаешь ее адрес? – донья Аделина не скрывала, что все происходящее ей не по душе.

– Конечно. Ее адвокаты заваливали меня исками с требованием разрешить встречи с Риккардо. Там, естественно, был указан и адрес проживания истицы. Кстати, вы с доньей Лусией ездили в Англию и говорили с Дженни. Зачем?

Донья Аделина невольно поежилась, так сурово прозвучал голос сына.

– Мы не могли оставить Риккардо без поддержки.

– Какой-такой поддержки? Уж скажи прямо, что пытались поссорить его с Дженни.

Донья Лусия произнесла невинным тоном:

– Дорогие друзья! Давайте забудем все наши распри. К тому же донья Аделина больна. Ей сегодняшний раут дался с большим трудом. Позвольте мне увести ее на отдых. Поверьте, она его вполне заслужила.

Она заботливо взяла донью Аделина под руку и увела из гостиной. Диего сердито махнул рукой им вслед.

– Эти две кумушки не только отдых заслужили, но кое-что еще. Ну, да черт с ними.

Долорес осторожно поинтересовалась:

– Когда ты собираешься ехать к Роуз, брат?

– Как только куплю билет.

– Что ж, удачи тебе.

Диего в отвратительном настроении вошел в свои апартаменты. Разговор всколыхнул все то, что он упорно старался забыть. Упреки Риккардо в том, что его слепота лишила сына счастливого детства, он воспринял болезненно. В чем его обвиняют? Можно подумать, он мог поступить по-другому! Вряд ли в то время он мог справиться с приступом неконтролируемой ярости, охватившей его при виде той записки.

Испанская кровь горяча, а у них в роду были и пираты и конкистадоры. Люди жестокие и быстрые на расправу. Кровь не водица, в этом он убедился на себе. Он даже не помнит толком, что было там написано! Только красную полосу гнева, затмившую его сознание. Ему требовалось время, чтобы прийти в себя и успокоиться. Но этого времени у него не оказалось. Роуз не стала ждать и не стала оправдываться. Она просто ушла.

Его мысли перенеслись на мать, и его губы скривились в пренебрежительной гримасе. Вот кто настоящий виновник его неудавшейся жизни! Ее снобизм и аристократический гонор! Если бы не она, Роуз не уехала бы в тот роковой день, а на следующее утро он был бы уже в состоянии здраво судить о происшедшем.

В комнату, едва постучав, вошел камердинер. В принципе, в обслуге маркиз не нуждался, но служил Вито еще у его отца, и уволить его было бы по меньшей мере несправедливо.

Позволив стянуть с себя смокинг, Диего взмахом руки отпустил камердинера. Вито бросил на хозяина понимающий взгляд и бесшумно удалился. В этом доме слуги знают гораздо больше своих хозяев. Вот и Вито наверняка знает о предательстве Бениты.

Оставшись в одиночестве, Диего в ярости пнул ножку кресла, даже не почувствовав боли. Его маленькая любимая сестренка оказалась существом подлым, лживым и коварным! Недаром он не испытывал к ней той нежности, что в молодости. Интуиция? Но она права, он столь же виноват в распаде своей семьи, как и все остальные. Он, по сути, бросил Роуз. Как же ей было обидно, когда он, которому она так доверяла, не только не попытался с ней встретиться, но, по сути, отобрал единственного ребенка! Какая мать простит такой подлый поступок? Оправдываться, что это инициатива доньи Аделины, бессмысленно. Если бы захотел, он мог бы вмешаться и все изменить. Но он не хотел. Считал, что наказывает неверную жену, а наказывал только себя.

Но нужно попытаться хотя бы что-то исправить. Извиниться. Покаяться. Ему ни разу в жизни не довелось это делать, вот и будет для него жизненный урок. Болезненный, но заслуженный.

Голова закружилась от нереально-восторженной мысли: а вдруг Роуз его простит? Но он тут же ее отогнал. Разве он мог бы простить такое? Конечно, нет. Значит, не простит и она. Они всегда были очень похожи. Наверное, потому ему и было так легко и хорошо с ней.

Вздохнув, он подрагивающей от волнения рукой набрал запрятанный в глубине памяти номер.

Миссис Джонс закончила последний урок и с больной головой пошла на кухню, приготовить крепкого чаю. Последний ученик, насильно приводимый на урок отцом с единственной целью – отвлечь ненаглядное чадо от компьютера, срывал свое недовольство на преподавателе.

Она пила чай из маленькой чашечки севрского фарфора с изящно прорисованными розами, бездумно глядя в окно. В голове бродили разные мысли. Старая затихшая боль с появлением Риккардо вспыхнула снова. Вспомнив последний ужасный разговор и злое выражение лица такого любимого и, казалось, любящего, мужа, защемило в груди. Роуз с грустью подумала о своей неудавшейся жизни. Сколько было радости, сколько надежд, когда Диего сделал ей предложение! Она и не мечтала, что он влюбится в нее настолько, что захочет сделать своей женой. Сама она любила его так, что была согласна на все, даже на неприятный статус любовницы.

Так и надо было сделать. Тогда, возможно, они до сих пор были бы вместе. Никто бы ей не завидовал и недостойной не называл. И донья Аделина никаких пакостей бы не делала. Возможно, Диего снял бы для нее квартиру в Мадриде и приходил вечерами после работы.

Но тогда ее дети были бы незаконнорожденными.

Роуз опомнилась. О чем это она? Жизнь прошла так, как прошла, и ничего уже не исправить.

Ее грустные раздумья прервал телефонный звонок. Посмотрев на дисплей, увидела, что звонит ее старинная подруга.

– Роуз, привет! – голос Софи звучал неровно, с придыханием. – У меня к тебе большая просьба: ты не пустишь на постой на пару недель одного моего знакомого? Тебе ведь наверняка нужны деньги, да и одиноко, наверное, в таком большом доме одной? – Пять лет назад, когда в ее доме шел ремонт, она снимала несколько комнат в доме Роуз, и знала, что та время от времени сдает их хорошим знакомым.

Роуз немного подумала. Она не любила чужих людей в доме, но для нее одной он был и в самом деле был великоват. К тому же пришло время платить налоги, и лишний доход был бы кстати.

– Хорошо, пусть приезжает. Когда он появится? И кто это?

– Он еще не приехал, будет поздней ночью, я ему ключ дам и скажу, где его комнаты, ты его не жди. Ну, пока!

Она отключилась, и Роуз недоуменно пожала плечами. Куда подруга так торопится? Обычно она болтает, не считаясь со временем, а тут вдруг такая спешка. Хорошо, что у Софи есть запасной ключ от дома, и ей не нужно сидеть до полуночи, дожидаясь квартиранта, она и без ночных бдений жутко устала. Хотя Софи не сказала, что он собой представляет. Пожав плечами, решила, что это не принципиально. Если его рекомендует Софи, значит, она хорошо его знает и беспокоиться не о чем.

Посмотрев, или, вернее, послушав концерт классической музыки, записанный в Вене на новый год, пошла спать, оставив гореть в холле настольную лампу на журнальном столике, чтобы новый жилец не заблудился в темноте. Что было ночью, она не слышала.

Утром проснулась от аппетитного запаха крепкого кофе, проникнувший в ее спальню на втором этаже. Откуда в ее одиноком доме запах кофе? Роуз решила, что он ей снится. Но запах стал еще крепче и заманчивее. Вспомнив о звонке Софи, поняла, что на кухне хозяйничает новый жилец, и неохотно поднялась. Посмотрела на часы. Семь утра. Понятно, почему так не хочется вставать, обычно она встает в восемь, можно было спать еще целый час.

Натянув халат и кое-как причесав волосы, стала спускаться вниз. Из кухни волнами расходился божественный аромат, и Роуз признала, что кофе приготовил настоящий мастер. У нее так вкусно никогда не получалось.

На кухне у окна в самом деле стоял высокий мужчина. Разглядывая ее маленький садик, он пил кофе, как-то странно ссутулившись. От него веяло печалью, даже тоской, и Роуз поежилась. Она всегда остро чувствовала чужие эмоции. Это умение сопереживать привлекало к ней людей, но ей самой доставляло только неприятности. Уж слишком часто знакомые пытались перевесить на нее собственные беды и горести.

Почувствовав, что он не один, мужчина повернулся, и Роуз обомлела. Перед ней стоял Диего. Постаревший, измученный, но по-прежнему красивый. Поставил кружку из-под кофе на кухонный стол и хрипловато сказал:

– Здравствуй, Роуз! Как давно я тебя не видел…

У Роуз закружилась голова и подкосились ноги. Она быстро села на стул возле старинного буфета и прикрыла глаза. На мгновение ей показалось, что Диего ей чудится, зря она думала о нем весь прошлый вечер. Его здесь быть просто не может!

– Я понимаю, ты не хочешь меня видеть. Но после того, как Бенита призналась, что ту ужасную записку написала она, у меня в груди что-то оборвалось. Стало так жаль и тебя, и себя. И бездарно прожитые годы.

Роуз почувствовала, как досадой и горечью наполняется душа.

– И зачем ты приехал сюда? Чтобы сказать мне об этом? Так я давно знала, что это Бенита! Она перед отъездом в свою школу сказала мне, что скоро меня здесь не будет.

Диего неосознанно сделал шаг к ней.

– Знала? Как? Почему ты мне ничего не сказала? – потрясенно спросил, не веря своим ушам.

– Я и не собиралась тебе ничего говорить. В ту безобразную ссору я поняла, что никогда не видела тебя настоящим. Подлым, грубым, злым. А таким ты мне был не нужен.

– Я был, да и сейчас, страшно расстроен, Роуз. Я до беспамятства тебя любил. И ревновал. Я был неправ. И прошу у тебя прощения.

– А зачем мне оно? Что мне с ним делать?

Диего вгляделся в ее черты. Эта женщина была и похожа, и непохожа на бесконечно любимую им Роуз. Когда-то он и предположить не мог, что она будет смотреть на него с таким циничным пренебрежением.

– Знаешь, вся моя жизнь мне кажется сном. Сначала прекрасным, потому что ты была со мной, потом кошмарным, потому что тебя со мной не было.

Роуз холодно уточнила:

– Меня с тобой не было, потому что ты меня оскорбил и выгнал!

– Роуз, теперь я знаю, что мать велела выставить твои вещи, но узнал это я совсем недавно. Я был уверен, что ты уехала сама. Я не помню, что говорил тебе в тот ужасный день. Совсем не помню. Но почему ты ни разу не пыталась со мной связаться сама, без адвокатов?

– Я не видела в этом смысла. Твоих оскорблений мне хватило на всю оставшуюся жизнь.

– Но я уверен, что мы решили бы все наши недоразумения.

– Даже если бы я и сделала такую глупость, где гарантия, что ты бы мне поверил? Ведь в то время Бенита тебе еще ни в чем не призналась.

Диего обласкал ее пристально-нежным взглядом.

– Я бы поверил во все, что угодно. Я уже на следующий день отошел и горько пожалел о том, что натворил. Если бы ты сказала, что ты любишь меня по-прежнему, я бы все забыл.

– Проблема была в том, что я уже не любила тебя по-прежнему. Того мерзкого типа, который мне кричал, что я подлая шлюха, я никогда не забуду. И этот тип полностью заслонил прежнего любящего Диего, который клялся мне в вечной любви.

– Как же мне вымолить у тебя прощение, Роуз?

– Зачем? Я не хочу никаких прежний отношений. Мы давно стали друг другу чужими, маркиз Сантос.

– Но ведь у нас есть сын. Неужели даже ради него мы не можем поддерживать хотя бы видимость добрых отношений?

– Риккардо давно вырос. И вырос без меня. И в этом исключительно твоя вина, Диего. Неужели ты думаешь, что мать может простить человека, разлучившего ее с единственным сыном? Тем более, что тебе он был совершенно не нужен.

Диего смиренно опустил голову.

– Мне было слишком больно, пойми.

– И ты хотел нанести такую же боль мне? Тебе это вполне удалось, поздравляю. Хотя в одном ты прав – нам действительно надо было встретиться. Хотя бы для того, чтобы понять, как мы изменились.

– Я не изменился, Роуз. Я по-прежнему тебя люблю.

– У нас с тобой оказались совершенно разные представления о любви. Я всегда считала, что в любви главное – доверие, а ты, считал, что постель.

– Я доверял тебе.

– Настолько, что первая же подкинутая твоей сестренкой глупая детская записка уничтожила всю твою любовь?

– Не только записка. Я еще до этого несколько раз видел тебя с каким-то мужчиной.

– То есть зерно упало на уже вспаханную почву? А почему ты ни разу не спросил у меня, кто это был?

– Я спрашиваю у тебя сейчас: кто это был?

– Сейчас ты никакого права спрашивать у меня, кто это был, не имеешь права.

Диего с мольбой протянул к ней руки.

– Неужели я зря приехал к тебе?!

Роуз отошла на шаг назад.

– Только не надо этой фальшивой патетики, прошу тебя! Ты столько лет обходился без меня, и это тебе неплохо удавалось.

– Напротив, мне это совсем не удавалось. Я вел себя так гадко, что вся моя родня пожалела о твоем отъезде. Даже мать как-то сказала мне, что я стал совсем другим человеком. Черствым, всем недовольным, отвратительно язвительным.

Роуз посмотрела на часы. Близилось время урока.

– Извини, но не мог бы ты уехать? Мне нужно работать.

– Если бы ты пользовалась своим трастовым фондом, тебе не пришлось бы работать.

– Мне не нужны твои тридцать сребреников. Я не хочу жить на деньги, заплаченные за мою разрушенную жизнь. Прошу тебя, уходи. Не вынуждай прибегать к неприятным мерам.

– Неприятные меры – это вызов полицейских?

– Думаю, до этого не дойдет.

Диего сумрачно посмотрел на холодное лицо Роуз.

– Хорошо, что я не стал разбирать чемодан. Я понимал, что все не так просто. И не ругай Софи. Я был очень настойчив. Думаю, она переживает.

– Я ей позвоню.

Диего вышел. Роуз за ним следом не пошла, понимая, что ноги ее попросту не держат. Через пару минут мягко захлопнулась входная дверь, и Роуз несколько пришла в себя.

Что это было? У нее было такое ощущение, будто ее переехал трактор, и не единожды. Вспомнив о Софи, она вернулась в комнату и набрала ее номер. Та ответила сразу.

– Как дела, Роуз? Только не ругай меня, пожалуйста!

– Зачем ты это сделала?

– Ясно, вы не помирились. Я на это и не надеялась, так и Диего сказала. Просто он был такой смурной, как побитая собака. Мне стало его жаль. Да и ты все время после развода ужасно переживала. Но вы хоть чуть-чуть поняли друг друга?

Роуз никогда никому не рассказывала о том, почему развелась, не стала она это делать и теперь.

– Мы всегда понимали друг друга. Поняли и сейчас. Нам гораздо лучше порознь, чем вместе.

Софи немного помолчала, обдумывая сказанное.

– Ты мне голову морочишь. Но не хочешь говорить, не надо. Я довольна уже тем, что дала вам еще один шанс. Если вы им не воспользовались, то это ваше дело.

Она отключилась, явно огорченная разговором.

Роуз вздохнула. Она тоже была недовольна. Но не подругой, а самой собой. Столько боли, столько отчаяния, столько слез, а ее сердце, как и раньше, ожило только рядом с единственным человеком, которого она до сих пор любила.

 

Глава девятая

Перед свадьбой Риккардо привез Дженни к матери. Дженни отчаянно смущалась. Это было неправильно, ведь миссис Джонс не делала ничего, что могло бы ее смутить, но Дженни все равно казалось, что она недовольна. Конечно, не успела она обрести сына, как его увела какая-то девица! Дженни очень хотелось сказать, что она всегда будет рада видеть в своем доме свекровь, но не решалась. Вдруг недовольство Роуз только ее фантазии? Как же нелепо она будет выглядеть, заявив об этом!

Риккардо был задумчив. По тому, с каким неприкаянным видом их навестил отец после визита к матери, было ясно, что мать не простила отца. Он и не надеялся на их примирение, но все равно где-то в глубине души сидела неприятная заноза.

– Нам придется пригласить отца на свадьбу. Будет странно, если из всей моей испанской родни не будет никого. Все решат, что мой брак не одобряют.

– Ну, твоя высокородная испанская родня и в самом деле твой брак не одобряет. Так же, как в свое время и мой. Но неужели твой отец не против?

– Он, как он сам выразился, держит строгий нейтралитет.

– Как благородно с его стороны! – это получилось на редкость саркастично, и миссис Джонс смутилась. – Стараясь загладить неловкость, спросила: – Вы купили дом? – Риккардо и Дженни враз кивнули, и она весело произнесла: – Замечательно! Надеюсь, вы будете часто ко мне заглядывать.

– Конечно, мама. Правда, пока нам придется жить в отеле, но к свадьбе ремонт должны закончить. Так что после свадьбы мы будем жить уже в своем доме.

Когда Дженни принялась, как делала это много раз, играть на пианино заданный урок, Роуз негромко сказала:

– Надеюсь, донья Аделина хорошо себя чувствует.

Риккардо коротко хохотнул.

– Боишься, что она вздумает заболеть, чтобы отложить мою свадьбу? Или даже умрет назло мне? Но я не собираюсь откладывать свадьбу даже в случае летального исхода. Думаю, она это понимает. Поэтому уверен, что все пройдет нормально. Признание Бениты тоже сделало свое дело.

– Донья Аделина собирается покинуть палаццо?

– Да. Но во вдовий дом она ехать не желает. Во время ее вояжа сюда выяснилось, что ей очень нравится путешествовать. И они с доньей Лусией отправляются в кругосветное путешествие.

– Потрясающе! Никогда бы не подумала, что донья Аделина способна на столь экстравагантный поступок! Кто спонсирует этот круиз? Ты?

– Нет, Бенита. Она теперь может себе это позволить.

– Бенита? Знаешь, я должна бы на нее сердиться, но не могу. Если бы не злоба старших, мы могли бы с ней подружиться. Она самая отзывчивая и доброжелательная из всей семьи Сантос.

– Она мне тоже нравится. Теперь мне стали понятны ее слова о наказании господнем. Ей и в самом деле было за что грехи отмаливать.

– Ну, может быть, у нее еще будут дети?

– Возможно. Курт Адамс многократно подтверждал свою способность к деторождению. Теперь очередь за Бенитой.

Свадьба проходила в октябре в родном городке Дженни, в коттедже ее родителей. Погода стояла настолько теплой, что в саду решили поставить свадебный шатер. Риккардо, не бывавший на английских свадьбах, удивлялся непосредственной радости гостей. Много танцев, розыгрышей и веселья. Много молодежи, в том числе красивых девушек, но он ни разу не поймал завистливого взгляда.

К его удивлению, бабушка с доньей Лусией тоже были тут. В обычных, довольно симпатичных, платьях, они даже не казались чужеродными среди гостей. Правда, донья Аделина с нескрываемым высокомерием смотрела на окружающую, с ее точки зрения, нищету, но присутствие сына оказывало на нее мощное сдерживающее влияние. Донья Лусия же откровенно наслаждалась происходящим. Ее нисколько не смущало свое выступление в роли матери несуществующей невесты. А что такого? В жизни всякое бывает.

Бенита с Куртом приехали тоже. В лучах нежной любви мужа она расцвела, и стала похожа на ту юную девушку, какой была пятнадцать лет назад. Она больше не носила ужасные черные балахоны, помирилась с Роуз и даже сообщила ей по секрету, что ждет ребенка.

Была здесь и Марита. И не одна. Рядом с ней стоял крепкий мужчина средних лет в живописном наряде. Когда Марита представила его Риккардо, не смогла удержаться от хвастовства:

– Морис Гор, мультимиллионер из Австралии. Мой жених.

Пожимая руку Риккардо, тот поправил невесту:

– Я простой овцевод. И хозяйство у меня большое. Так что хозяйка мне очень нужна.

– А где хозяйство?

– В Центральной Австралии, неподалеку от Алис Спрингс.

– Но там ведь пустыни?

– Ну и что? У меня поливные земли. Так что урожаи всегда хорошие.

Его самоуверенность и развязность так резко контрастировали со спокойной уверенностью Риккардо, что это заметила и Марита. Закусив губу, она увела жениха от новобрачных и усадила его за дальним столом.

– Не думаю, что им можно будет вертеть так, как Марита надеется. Ей придется отрабатывать каждое полученное от него пенни. Думаю, в конце концов она от него просто сбежит. – Дженни озабоченно посмотрела на Мариту, льнущую к своему богатому жениху.

– Из таких ранчо сбежать можно только по воздуху. Так что, если она туда попадет, то это навсегда. – Риккардо не скрывал своего удовлетворения. – Ей там самое место. Там от нее вреда будет меньше.

– Неужели ты не поспешишь ей на выручку, если она будет звать на помощь?

– И не подумаю. Почему я должен спасать эту тупоголовую красотку? Она получит то, о чем мечтала всю жизнь: деньги и мужа. В Испании мужчины тоже властные, так что какая разница? – Он перевел взгляд на бабушку и заметил: – Все-таки хорошо, что донья Аделина нашла себе дело по душе. По крайней мере, Пепита больше не будет шпионить, я надеюсь.

Дженни вспомнила, как истово каялась Пепита в своих прегрешениях, и добавила:

– Я тоже на это надеюсь.

Дон Диего, в сером смокинге, красивый и представительный, сидел рядом с бывшей женой. Роуз в серебристом платье с ниткой жемчуга на шее, с удовольствием смотрела на счастливых новобрачных.

– Приятно видеть счастливые лица. И денек сегодня такой славный!

Дон Диего сдавленно подтвердил:

– Да. Он напомнил мне нашу свадьбу.

Роуз вздохнула.

– Я ужасно боялась тогда. Донья Аделина откровенно показывала мне, что я сажусь не в свои сани. И она оказалась права.

– Прости. Это моя вина. Мне нужно было тебе доверять, и ничего бы не случилось.

Миссис Джонс вяло пожала плечами.

– Я тоже вела себя неправильно. Мне нужно было добиться, чтобы ты меня выслушал, а не вставать в позу. Но во мне, видимо, слишком глубоко сидело предубеждение, что мы не пара. Поэтому твои злые слова упали на благодатную почву.

– Как жаль, что уже ничего не исправить.

– Жаль, но тут уж ничего не поделаешь. Время вспять повернуть невозможно. Да и зачем? Мы оба привыкли к одиночеству. Меня оно не тяготит. Думаю, и тебя тоже.

– Ты ошибаешься. Меня оно не просто тяготит. Оно меня убивает. Я сижу с тобой рядом, и понимаю, что именно здесь мне и нужно быть. Впервые за много лет мне не грызет душу боль и одиночество.

– Но почему ты тогда не женился снова? Тебе было бы легче.

– Не мог. Никто не нравился так, как в свое время ты.

– Донья Аделина приложила недостаточно усилий?

– Она приложила вполне достаточно усилий. Но я вел себя так, что потенциальные невесты в ужасе сбегали от такого жениха.

– Да, ты изменился.

– Конечно, годы разочарования дали себя знать. Я никогда уже не стану тем добродушным гедонистом, каким был во времена нашего супружества.

– Куда ты поедешь после свадьбы? В палаццо?

– Нет. Там собралась жить Долорес. Мне это не очень-то по душе, она страшная мотовка, но мой друг согласился поработать у меня управляющим. Думаю, все будет в порядке.

– Но тогда где собираешься жить ты?

Дон Диего хмыкнул.

– Через дом от тебя. Я купил дом с башенками на углу твоей улицы. Буду хоть изредка тебя видеть.

– И тебе этого будет достаточно? – Роуз скептически покачала головой.

– Если будет недостаточно, ты быстро поставишь меня на место. Разве нет?

Роуз вскочила с места, ничего не ответив.

– Молодые уезжают! Пошли быстрее!

Они подошли вовремя. Риккардо с Дженни садились в машину, маша на прощанье руками. Гости дружно скандировали: счастья, счастья! Диего и Роуз подключились к дружным крикам. Молодые уехали, а они пошли прощаться к родителям Дженни.

– Мы можем вам чем-то помочь? – заботливо поинтересовалась Роуз.

– Нет, что вы, все организовано по высшему разряду. Мы и не думали никогда, что дочь сможет сделать такую хорошую партию, – откровенно сказала мать Дженни, – Не в смысле денег, а в смысле соответствия друг другу. Им так хорошо вместе. Дай Бог, чтобы это было всегда.

Диего и Роуз от всей души присоединились к этому пожеланию.

Конец