Риккардо был обеспокоен. Что бабка способна на любые козни, он знал давно. Если б позвонила она, он бы ей не поверил, но звонок доктора Греко его смутил. Если и впрямь случилось что-то серьезное, а он не приедет, то потом будет мучиться чувством вины всю оставшуюся жизнь. Придется ехать.

Но как быть с Дженни? Он чувствовал, что находиться без нее даже несколько дней для него становится все труднее и труднее. Зря он поддался влечению и провел с ней уик-энд. Не предполагал, что какая-то пара дней прикуют его к ней намертво.

Но, с другой стороны, то, что он едет, даже хорошо. Остынет, правильно оценит степень своего увлечения. Возможно, даже пересмотрит свое отношение к Дженни. Еще неизвестно, в какую сторону, но оно сдвинется с той мертвой точки, на которой застыло сейчас.

Он велел Пепите заказать на утро билет до Мадрида и погрузился в работу, стараясь сделать как можно больше. Возможно, потом у него не будет времени.

На следующий день около полудня он уже заходил в палаццо Сантос. У входа незнакомая ему бойкая девица из бывшей испанской колонии встретила его неумелым книксеном и окинула оценивающим взглядом. Риккардо чертыхнулся про себя. Откуда у бабушки такая прислуга? Развязная неумеха, она откровенно предлагала себя для развлечения. Сделав вид, будто ничего не понял, хмуро спросил:

– Как себя чувствует донья Аделина?

– Она в своей комнате. Вас проводить? – девица глубоко вдохнула, выпятив пухлую грудь.

Риккардо резко отказался:

– Нет, сначала я пройду к себе. Провожать меня не надо, я родился и вырос в этом доме. И свои вещи я разберу сам. Можете идти. – И привычно добавил: – Спасибо за помощь.

Глуповато хихикая, служанка удалилась, мелко семеня и зазывно вихляя пышным задом. Чертыхнувшись от накатившего приступа брезгливости, Риккардо прошел к себе. В его комнатах ничего не изменилось. Все та же тяжелая дубовая мебель, больше подходящая музею, чем человеческому жилью. Он бросил на кресло чемодан, но разбирать не стал. Окинул придирчивым взглядом свой светлый летний костюм. Переодеваться не хотелось, хотя бабка гораздо любезнее встретит его в темном. В доме траур, но Риккардо приехал из Лондона, где его мало кто знал, и не считал нужным наряжаться в черное в такую жару.

Конечно, перед выходом в свет он переоденется, но не сейчас. Решив, что с визитом к больной бабушке тянуть не стоит, вышел из комнаты и зашагал в западное крыло особняка. Перед бабушкиными апартаментами помедлил, собираясь с мыслями, и постучал. Дверь тотчас открылась. Риккардо усмехнулся про себя. Его здесь ждали. Информация у бабушки по-прежнему на высоте. В этом доме всегда было полно доносчиков.

Пожилая женщина в черной мантилье, одетая именно так, как донья Аделина полагала необходимым одеваться немолодым сеньорам дворянского рода, окинула его наряд неодобрительным взглядом и чуть присела перед ним в знак приветствия, соблюдая великосветский этикет.

– Добрый день, дон Риккардо!

Риккардо чопорно поклонился.

– Здравствуйте, сеньора. Не имею чести быть с вами знаком.

– Я донья Лусия, – она намеренно подчеркнула слово «донья». – К сожалению, вдова. Ваша родственница. Аделина пригласила меня погостить здесь недельку. Она вас ждет.

Риккардо отметил свойское «Аделина». Интересно, какая же степень родства между бабкой и доньей Лусией, если она позволяет себе подобные вольности? Он плохо знал родственников со стороны бабушки, они редко бывали в палаццо. Он знал, что дед, будучи большим снобом, не любил, когда родня жены, которую он считал ниже себя по статусу, гостила у него в доме.

Донья Лусия сделала широкий приглашающий жест. Риккардо послушно прошел за ней в апартаменты бабушки. Пройдя через обставленную антикварной мебелью гостиную, верно служившую не одному поколению маркиз Сантос, оказался в роскошной по меркам эпохи просвещения спальне. Здесь стоял стойкий запах лекарств, и Риккардо поморщился. Не полили ли ими ковер перед его приходом?

Донья Аделина, как он и ожидал, возлежала в своей высокой кровати под балдахином, утопая в огромных шелковых подушках. Увидев внука, приподнялась на локте и слабо улыбнулась. Она в самом деле была бледной и выглядела уставшей. Риккардо устыдился. А что, если бабушка и в самом деле больна?

– Как вы себя чувствуете?

Он поцеловал ее в щеку и внезапно заметил следы слез на дряблой сероватой коже. Это его потрясло. Он не помнил, чтобы бабушка когда-либо показывала свою слабость. Она всегда была гордой испанкой аристократического рода и считала женскую слабость несовместимой со своим положением. Что же такое произошло, что сломило его надменную бабушку?

– Могло бы быть и лучше. – Голос доньи Аделины звучал хрипло, с артистическим надрывом. – Но, в принципе, мое здоровье ничего не значит. У нас проблема посерьезнее – ты в курсе, что Пабло Медина вчера арестован?

Риккардо не следил за делами своих родственников, особенно тех, кто был ему неприятен, поэтому лишь отрицательно качнул головой.

– У него большие проблемы. Диего сказал, что Медина растратил деньги вкладчиков и намеревался бежать вместе со своей последней любовницей и ее ублюдками в Каракас, в южную Америку. Их задержали карабинеры в аэропорту.

Риккардо был наслышан о двойной жизни любвеобильного дядьки. Но то, что тот оказался вором, оказалось неприятной новостью.

– Я знал, что он не пропустит ни одной юбки, но не ожидал, что он опустится так низко. Красть деньги вкладчиков – это позор! – Риккардо был шокирован услышанным.

– Видимо, аппетиты у его любовниц и их ублюдков все росли, вот ему и пришлось пойти на растрату. Он обобрал не только Долорес и Мариту, он и от фирмы ничего не оставил. Там одни долги.

Риккардо решил взять быка за рога.

– И вы желаете знать, можно ли еще что-то сделать для тети?

– Ты правильно меня понимаешь, мой мальчик. – Донья Аделина с облегчением откинулась на подушки и вздохнула. – Ты моя единственная надежда. Твой отец заниматься делами семьи не хочет совершенно.

– Можно ли его за это винить? После того, как его собственные родственники воткнули ему нож в спину?

Донья Аделина снова села на кровати и вперила во внука пронзительный взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что моя мать и не думала ему изменять. Значит, кто-то ее попросту подставил. И я уверен, вы знаете, кто это.

– Ты виделся с матерью? – донья Аделина возмущенно всплеснула руками.

– Конечно.

– Но как ты посмел? – вопль возмущенной доньи Аделины отдался гулким эхом в просторных покоях. – Я тебе специально позвонила и предупредила, чтобы ты этого не делал! Сколько раз тебе говорили, что она…

– Она прекрасный и достойный всяческого доверия человек! – Риккардо не пожелал слушать вздорные обвинения бабушки. – В отличие от членов нашей семьи. И прошу запомнить, что я уже не тот беспомощный мальчик, который был вынужден выполнять все ваши распоряжения. Я вырос, если вы этого еще не заметили!

Голос Риккардо звучал так резко, что донья Аделина запнулась.

– Но почему ты веришь ей, а не отцу?

– Отец мне о разводе никогда и ничего не говорил. – Риккардо не стал уточнять, что отец вообще ничего не говорил о прошлом. – Точно так же как и о матери. Ничего. Ни хорошего, ни плохого. Все, что я о ней знаю, я знаю от вас. И теперь, когда я составил свое собственное мнение, оно коренным образом отличается от того, что говорили мне вы. Я понимаю, предвзятость и все такое, но не до такой же степени. Это в высшей степени несправедливо.

Риккардо ожидал вспышки негодования, но его не последовало. Наоборот, донья Аделина сникла и горестно вздохнула, признавая справедливость обвинения.

– Я прошу тебя, давай не будем ворошить прошлое. Все равно уже ничего не поправить. – Ее голос звучал уже не агрессивно, а жалобно.

– Конечно, двадцать лет жизни без матери мне никто не вернет. Но честное имя можно обелить чистосердечным признанием.

– Риккардо, ты не на суде, не надо этой выспренности. К тому же мы с тобой встретились не для этого.

– Вы – возможно, но не я. Я считаю, что тот, кто виноват, должен сказать об этом прямо. Я откровенно говорю, что хочу реабилитировать честное имя своей матери.

– Конечно, я понимаю. Ты стал мужчиной и тебе неприятно, что твою мать называют прелюбодейкой. – Риккардо поморщился. – Это никому не понравится. Но пойми, честь нашей семьи требует молчания. В нашем роду и не такие тайны уходили в могилу вместе с их обладателями. Если ты начнешь выяснения, то о нашей семье начнут чесать языки все, кому не лень. Люди завистливы, знаешь ли. И многим доставит удовольствие сказать – эти Сантос мнят о себе черт знает что, когда на самом деле…

Риккардо повел рукой, будто отметая докучные разговоры.

– Это все пустая демагогия, и вы это знаете не хуже меня. Если мы в своем кругу выясним все, как есть, никто об этом не узнает. Вы просто пытаетесь кого-то выгородить. И я узнаю, кого.

– Подумай сам, как воспримет такую весть твой отец? Он и без того озлоблен и пылает жаждой мести. – Донья Аделина попыталась нащупать слабое звено в позиции внука.

– Вот именно! – Риккардо неожиданно согласился, и донья Аделина насторожилась в ожидании подвоха. И не ошиблась. – Отец до сих пор считает, что мать недостаточно наказана. И я считаю, что эту его жажду мести надо направить в верном направлении.

Донья Аделина в ужасе уставилась на внука. Этот решительный и упорный Риккардо был ей незнаком. Прежде он всегда уступал ей в спорах. Может быть, просто не хотел зря волновать? Она почувствовала, что ей всерьез становится плохо. Она побледнела и слабым голосом попросила позвать донью Лусию. Риккардо опомнился.

– Извините, бабушка, я забылся. Я пойду и выясню, что можно сделать для тетушки Долорес. А вы поправляйтесь.

Он вышел, позвав донью Лусию. Та горделиво зашла в спальню и подала донье Аделине сердечное лекарство.

– Вы слишком близко принимаете к сердцу дела своих детей. Они все взрослые люди и отвечают за свои поступки сами.

Донья Аделина почувствовала досаду. Зря она в приступе слабости пригласила донью Лусию погостить. Та узнала слишком много. Ей бы следопытом в полиции служить, уж слишком проницательна. Да и слушать то, что ее не касается, мастерица.

Она выпила лекарство и поднялась с постели. Несмотря на уговоры доньи Лусии полежать, спустилась вниз и занялась хозяйством. Денег было достаточно, чтобы нанять управляющего, но донья Аделина никогда не позволяла мужу отдать дела в руки управляющего. Так она чувствовала себя незаменимой хозяйкой огромного поместья и ничего не хотела менять.

Особенно льстило ее самолюбию, когда прислуга обращалась за распоряжениями к ней, хотя дон Ансельмо сидел рядом. Впрочем, он на такие мелочи не обращал внимания. Управление семейным бизнесом занимало куда больше времени и сил, да и ответственность была несопоставимой. Для него управление палаццо было женским капризом, не более. Муж никогда не признавал ее заслуг, ему казалось, что все делается само собой. Так же поступал и сын. Но донья Аделина не роптала. Таковы все мужчины, разве не так? Они видят плоды только своего труда.

Первым делом Риккардо зашел к своему старому другу, однокашнику по колледжу. Родриго служил в министерстве внутренних дел Каталонии и был в курсе жизненных перипетий Пабло Медины.

– Боюсь, амиго, что помочь твоей тетушке невозможно. Я вообще не понимаю, как ваша семья допустила такое.

– Ты же знаешь наши порядки? – Риккардо не скрывал своей досады. – Дед выдал дочь замуж, дал за ней приличное приданое и посчитал, что сделал для нее все, что мог. Дальше за нее должен нести ответственность муж. А для бабушки всю жизнь главным постулатом было не выносить сор из избы. Я хоть и знал о похождениях дядьки, но мне и в голову не приходило, что он может дойти до такой низости. Я его жизнью не интересовался, он мне давно неприятен. Отец вообще делает вид, что дела его родственников к нему никакого отношения не имеют. Если честно, без бабушкиной настойчивости меня бы здесь не было.

Родриго по-дружески похлопал его по плечу.

– Знаешь, еще месяц назад это дело можно было бы замять. А сейчас, когда оно просочилось в прессу, это уже невозможно. Да и надо ли тебе возмещать долги этого твоего псевдородственничка, истраченные им на любовниц и незаконных детей? Это ведь миллионы евро.

– Об этом и речи не идет. Пусть отвечает за свои делишки по закону. Мне надо как-то обеспечить тетушку с кузиной. Они-то уж в безумствах отца и мужа не виноваты.

Покачав головой, Родриго сочувственно проговорил:

– Денег нет. Никаких. Все заложено, продано, спрятано. Можно, конечно, попробовать разыскать, куда именно, но ты готов выложить сотни тысяч на поиски? Я уверен, где-нибудь в Южной Америке открыты счета на подставных лиц. Выцарапать оттуда деньги, как ты знаешь, нереально. Так что, если хочешь обеспечить родственниц, создай трастовый фонд. Это самое оптимальное в данных условиях.

Они еще поговорили, обсудили сложившуюся ситуацию, и решили в нее не вмешиваться. Из министерства Риккардо позвонил в палаццо и узнал, что отец дома. Никуда не заходя, поехал домой, чтобы его застать. Отец был неуловим, как пташка-любовь из арии Кармен, и нужно было спешить, чтобы его перехватить.

Но на этот раз дон Диего был у себя в северном крыле, где занимал весь второй этаж. Пройдя через анфиладу пустующих комнат, Риккардо дошел до кабинета и решительно постучал в дверь.

Войдя, поздоровался и сел напротив отца в элегантное кресло эпохи Людовика XIV. Сидевший за письменным столом дон Диего с любопытством посмотрел на сына.

– Чем обязан столь приятному визиту? – он, как всегда, бы язвительно-вежлив.

– Болезнью бабушки. – Риккардо с силой сжал подлокотники кресла, готовясь к неприятному разговору.

Отец небрежно покрутил в тонких смуглых пальцах золотую паркеровскую ручку.

– Вот как? Странно. А я был уверен, что она здорова. Во всяком случае, судя по ее поведению во время вчерашнего ужина, когда она в очередной раз занудно наставляла меня на путь истинный, я никакого недомогания в ней не заметил. Скорее всего, тебя вызвали из-за Пабло Медины?

– И из-за него тоже. Что ты собираешься предпринять?

Дон Диего искренне удивился.

– Ничего. А что я должен, по-твоему, предпринять?

– Но ведь твоя сестра и племянница остались без гроша в кармане?

– А вот это не моя забота. У них была возможность этого избежать, но они, вернее, Долорес, не захотела. Она, как и моя дражайшая мамаша, ужасно боялась выносить сор из своего рушившегося дома. Надеялась, если промолчит, все как-нибудь устроится. Не устроилось. Возмещать ей ее потери я не собираюсь.

– Тогда это придется сделать мне.

Дон Диего изящно взмахнул тонкой кистью.

– Дело твое. Хотя благодарности от них ты никогда не дождешься. И вообще меня удивляет твое стремление угодить наихудшим членам нашей далеко не самой благонравной семейки. Проникся бабкиными побасенками о родовой чести?

– Просто деловой расчет. Если в прессу попадут сведения о том, что моя тетка нищенствует, то какое доверие будет ко мне как к бизнесмену? Все решат, что я на грани краха.

– Разумно, но нерачительно. Впрочем, это твое дело. Я в этом никакого участия принимать не обираюсь.

Риккардо пристально посмотрел на томно-небрежного отца.

– За что ты им мстишь? За мнимую измену матери?

Дон Диего медленно выпрямился во весь рост.

– Ну-ка, ну-ка! Ты что, был у Роуз?

Риккардо холодно подтвердил:

– Да, я наконец-то познакомился со своей матерью.

– И, конечно, поверил ее россказням о ее невиновности? – дон Диего вытянул губы пренебрежительной трубочкой.

– Естественно. Она же моя мать.

– У Роуз дар убеждать людей в чем угодно.

– Она меня ни в чем не убеждала. Просто сказала, что не знает, с чего ты устроил тот жуткий скандал.

Дон Диего был задет за живое.

– Она не знает! – оставив свой всегдашний размеренный тон, он вскочил и принялся быстро ходить по кабинету, подкрепляя каждую фразу рубленым взмахом руки. – Я несколько раз видел ее с одним и тем же мужчиной. Они были очень, очень любезны друг с другом. И в довершении всего эта записка! И она утверждает, что не знает, в чем дело!

В Риккардо заговорил дипломированный юрист.

– Отец, ты у нее какие-то объяснения потребовал?

– Зачем? Было и так ясно, что она солжет.

– То есть ты ей даже не сказал, в чем ее обвиняешь? Просто выгнал?

– Она сама не захотела мне ничего объяснять. Она просто уехала.

– Она уехала после того, как ты ее выставил за дверь.

– Это было сказано фигурально.

– А прислуга, вполне возможно, по распоряжению доньи Аделины, восприняла это буквально. Ее вещи были выставлены за дверь.

Дон Диего резко остановился и вперил горящий взгляд в сына.

– С чего ты это взял? Это тебе Роуз сказала?

– Нет, это я видел своими глазами. Не забывай, мне было почти восемь лет, и я прекрасно помню все, что тогда было. Я болел, мы с мамой ездили к врачу. Потом ты позвал ее к себе, и из вашего крыла раздались твои дикие вопли. Помню, бабушка была уж очень довольна. Она куда-то ушла, а потом из маминой комнаты слуги начали выносить вещи. Так что не думаю, чтобы у матери была возможность ответить на твои обвинения.

Дон Диего провел по лбу задрожавшей рукой.

– Я этого не знал. Я был уверен, что она сама решила больше не попадаться мне на глаза.

– И это тоже. Мама мне сказала, что с ее глаз спали шоры, и она поняла, какой ты на самом деле. Думаю, ты ее напугал до смерти своим неистовством. Поэтому она ничего объяснять тебе не стала, и, вообще, видеть тебя больше не желает. Никогда.

Дон Диего помолчал и вдруг спросил с мучительной болью в голосе:

– Она вышла замуж?

– Насколько я знаю, нет.

Отец скривил губы в пренебрежительной усмешке.

– В Англии официальное замужество ничего не значит. Там принято жить в сожительстве. Грех гораздо соблазнительнее, не находишь?

Но Риккардо не дал вовлечь себя в абстрактные споры.

– Что за записка, о которой ты упомянул?

Дон Диего принялся снова маршировать по комнате, не желая отвечать на вопрос. Но сын ждал, не спуская с него упорного взгляда, и дон Диего сдался.

– Это была небольшая записка, выпавшая у нее из сумочки.

– Выпавшая из сумочки? Ты сам это видел?

Дон Диего вынужден был признать:

– Нет, этого я не видел. Она валялась на ее туалетном столике.

– То есть ее мог подбросить кто угодно. И что в этой записке было?

– Признание в любви и назначение нового свидания. Почерк был корявый, явно мужской.

– Или неустановившийся детский. Разве в нашем доме маму любили? Это мог написать кто угодно. Почему ты так быстро поверил такой ерунде?

Дон Диего свирепо заявил:

– Я бы не поверил, если бы не видел ее с тем мужчиной.

Риккардо хотел озвучить подозрения матери о подставах Пабло Медины, но тут в нем заговорил профессиональный юрист. Как известно, все, что не доказано, трактуется в пользу обвиняемого. Он решил промолчать. Всему свое время.

– Ты просто ревновал. А ревнуют тогда, когда не уверены в себе. Значит, ты считал, что недостоин мамы?

Дон Диего вскричал, театрально взметнув вверх руки.

– Ты о чем? Это она была меня недостойна! Я испанский идальго, потомственный дворянин, богач, а она кто?

– Ты цитируешь бабушку. Даже слова не меняешь. Ты в самом деле считаешь, что это правда?

Дон Диего отошел к окну и принялся рассматривать раскинувшийся внизу розарий.

– Конечно, нет. Если бы я так думал, то никогда бы на ней не женился. Возможно, я и в самом деле думал, что она может меня покинуть, потому что я делаю что-то не так.

– Поэтому ты решил ее опередить?

– Я знаю только одно: мне было очень больно. Так больно, что я совершенно не помню, что делал и что говорил. Возможно, если б на следующий день мы поговорили спокойно, никакого развода бы не было.

– Тогда почему ты не поехал за ней? Мне кажется, мама надеялась на это. Ты же так пышно декларировал свою любовь. Я помню, как ты читал ей сонеты Шекспира.

Дон Диего склонил голову.

– Не знаю.

– Зато знаю я. Ты пошел на поводу доньи Аделины. Но в то время она была уверена, что ты быстро забудешь неудачную женитьбу и женишься снова. На сей раз на достойной нашего рода девушке. Она ошиблась. Думаю, со временем в нашей семье началась переоценка ценностей.

– Я не столько пошел на поводу у матери, сколько потерял смысл жизни. – Поникшая фигура дона Диего выражала покорность судьбе. – Мне все стало безразлично. Наверное, сработал инстинкт самосохранения. Потом, когда я немного опомнился, было уже поздно. Роуз уже со мной развелась. Вмешиваться было бессмысленно. Возможно, я встал в позу и мне нужно было вести себя как-то по-другому. Но я не смог.

– Поэтому ты начал вести себя как пресыщенный жизнью бонвиван?

– Это своего рода месть моей матушке и моим сестренкам. За то, что Роуз чувствовала себя в нашей семье изгоем. Если бы ее приняли как положено, ничего бы не произошло.

– А тебе не кажется, отец, что ты элементарно пытаешься переложить свою вину на других? Ведь если бы ты сразу выяснил отношения, то развода бы не было.

Дон Диего с трудом признал правоту сына:

– К сожалению, я был не в состоянии рассуждать здраво.

– Но сейчас можешь?

– Как видишь.

– Тогда почему бы тебе не съездить в Лондон и не поговорить с Роуз? – Риккардо подался вперед, стараясь внушить отцу необходимость этого разговоры.

Но опомнившийся дон Диего снова превратился в надменного аристократа. Высокомерно заявил:

– Мужчине не к лицу первым искать примирения с предавшей его женой. Я ведь своими глазами видел, как она разговаривала с тем типом.

– Так ты никогда не сдвинешь это дело с мертвой точки. – Риккардо до боли в сердце был разочарован подобным поворотом беседы.

Дон Диего заносчиво отрезал:

– Что ж, так тому и быть! Должно случиться нечто экстраординарное, чтобы я изменил свое решение. А чудес не бывает.

Решив, что больше ни к чему терять время на пустые разговоры, Риккардо пошел к себе. По дороге выяснил, что донья Аделина отдыхает, и решил ее не тревожить. Вечером сделал несколько деловых звонков. Ему очень хотелось позвонить Дженни, но он не решился. Кто знает, вдруг после разговора он так захочет ее видеть, что пошлет все эти семейные разборки к черту и ринется обратно в Лондон?

Он проработал несколько вариантов обеспечения тетки и кузины, но все ему казались не слишком надежными. Он знал стремление Мариты к беспечному транжирству, видимо, унаследованному ею от отца. Нужно было установить границы этих трат, но так, чтобы тетя не чувствовала себя ущемленной.

Ровно в девять в доме подали ужин. Риккардо сидел по правую сторону от доньи Аделины, старательно потчующей его домашними деликатесами. Отца, как он и предполагал, не было. Донья Люсия, сидевшая по левую руку от бабушки, посматривала на него с каким-то неестественным интересом, но он принял его за банальное любопытство.

После ужина ушел к себе, и, к своему изумлению, занимался тем, что по интернету выискивал в Лондоне дом, в котором мог бы жить с Дженни.

Спать он лег далеко за полночь.

Ночь прошла спокойно. Утром побрился и спустился к завтраку на первый этаж. Едва вошел в буфетную, увидел зевающую во весь рот Мариту, сидевшую в одиночестве за длинным узким столом. Перед ней стояла чашка крепкого черного кофе и тост с апельсиновым джемом. Риккардо положил на свою тарелку сардельки и яичницу с беконом, добавил тосты, налил в чашку из кофеварки свежеприготовленного крепкого кофе, сел рядом и с легким недоумением покосился на нее.

– Привет! Ты когда появилась?

– Привет! Ночью. Хотела приехать вечером, но по дороге сломалась машина. Пришлось ждать ремонтников из фирмы. Поэтому приехала я часа в четыре утра.

Риккардо вдохнул бодрящий аромат кофе, одобрительно прищелкнул пальцами и лениво попросил:

– Может, хоть мне-то врать не будешь? Где ты была? На дискотеке? Или у любовника?

Марита вспыхнула.

– Я не вру! – ее негодующий голос мог убедить и прокурора.

Риккардо лениво заверил:

– Мне, в принципе, все равно, где ты пропадаешь ночами. Просто выяснить, вызывала ты этой ночью ремонтников или нет, проще простого. Радуйся, что мне этого не надо.

Марита осторожно посмотрела по сторонам и прошептала:

– Ладно, признаюсь. Но только строго между нами!

На это Риккардо лишь небрежно передернул плечами, давая понять, что эта просьба совершенно излишня.

– Мы с подругой ходили на вечеринку в Кослада. Приглашение пришло внезапно, я не успела изменить свои планы.

При воспоминании о вечеринке у Мариты возбужденно заблестели глаза, и Риккардо понял, что эту ночь кузина провела весело.

– Понятно. Знаю, там был какой-то благотворительный вечер. Мне тоже пришло приглашение. Хотела подцепить богатого женишка?

– Тебе хорошо говорить, задрав нос! – рассерженная Марита повысила голос, забыв о конфиденциальности. – Ты богат! А вот как быть мне, когда меня обобрал родной отец! Мне даже за учебу заплатить нечем! Меня угрожают отчислить, как последнюю нищенку!

Риккардо равнодушно уточнил:

– А ты и есть последняя нищенка. Я вчера выяснял ваше с теткой финансовое положение. У вас за душой ничего, одни долги.

Марита сердито крикнула:

– И ты туда же! Дядька тоже только издевается, вместо того, чтобы помочь! Можно подумать, мы по собственной воле влипли в эту грязь! – и она натужно зарыдала, кося на кузена накрашенным глазом.

– Не реви! Вот если бы ты знала, как достаются деньги, я бы тебя пожалел. – Риккардо со скукой посмотрел в окно, мечтая оказаться в Лондоне как можно быстрее.

– Можно подумать, ты знаешь, как достаются деньги!

Риккардо посуровел.

– Знаю прекрасно! Я работаю практически без выходных, если ты не в курсе!

– Ха! Без выходных! А кто в прошлые выходные был на Мадейре с английской потаскушкой?

Риккардо медленно поднялся и угрожающе навис над кузиной всем своим мощным телом.

– С кем? Повтори еще раз, будь так любезна!

Его голос звучал так свирепо, что Марита не на шутку испугалась, глядя на его жесткие черты и суженые от злости глаза.

– Извини меня, пожалуйста, я, не подумав, повторила бабушкины слова!

– Впредь изволь думать, что говоришь! Или пожалеешь!

Марита подумала, что из Риккардо получится вовсе не такой покладистый муж, как она считала, соглашаясь на бабушкину авантюру. Да и выгорит ли она? Сейчас Марита в это уже не верила.

– Хорошо, хорошо! Больше не буду! – И льстивым голоском спросила: – А с кем ты там был?

– Тебя это вовсе не касается! – Помедлив, чтоб успокоиться, Риккардо заметил: – Но ты права, вы не виноваты в том, что твой отец оказался непорядочным человеком. Ему грозит суд и тюрьма. Вряд ли удастся вернуть деньги вкладчикам, а о вас нет и разговора. Но я думаю создать для вас трастовый фонд. Нуждаться вы не будете. Но и шиковать, как ты привыкла, тоже.

Марита тут же капризно надула губки.

– Я никогда не шиковала!

– Вот как? А сколько стоит порше, на котором ты прикатила, ты знаешь?

Марита в недоумении посмотрела на него.

– А почему я должна это знать? Мне его купил отец еще в прошлом году!

– Должен тебя разочаровать, его у тебя отберут в счет обеспечения долга. Так что приучайся жить по средствам.

Марита потрясенно протянула к кузену руки.

– Я тебя не понимаю! Что ты имеешь в виду? Что это такое – трастовый фонд?

– Ты будешь получать деньги первого числа текущего месяца. Определенную сумму на месяц. Тратить ты их сможешь на что вздумаешь. Но если истратишь эти деньги за один день, то следующая выплата будет все равно первого числа следующего месяца. В долг тебе жить не удастся. Поняла?

– Но как я буду жить? Я не умею планировать свои расходы!

– По средствам, моя девочка, по средствам. И никак иначе. И на твоем месте я бы был благодарен, иначе тебе пришлось бы идти в содержанки к какому-нибудь богатею. Ты же ни на что другое не годишься.

Марита почувствовала, как от злости зазвенело в голове.

– А сколько бы ты позволял тратить своей жене, небось всего-то по тысяче евро в день?

Риккардо проницательно посмотрел на ее раскрасневшееся лицо и спросил шелковым голосом:

– А для чего тебе это знать? Ты, случайно, не метишь на это место?

Марита закашлялась от внезапности нападения и ответила не сразу.

– Зачем мне это надо? – голос звучал так шкодливо, что она и сама это слышала.

Это услышал и Риккардо.

– А затем, чтобы не выпустить мои деньги из своих загребущих ручек. Вы с бабулей и теткой считаете, что это деньги семьи. И никого не волнует, что наследство, оставленное мне прабабкой, выросло моими трудами на порядок. Я не проматываю деньги, как твой папаша, я их приумножаю. Если ты вздумала женить меня на себе, выкинь эту блажь из головы. Хотя я понимаю, это планы доньи Аделины, а не твои. Но с ней я сам поговорю. А ты заруби себе на носу: если вздумаешь обстряпать что-то подобное, или окажешься замешанной в каком-нибудь скандале, берегись! Будешь жить на то, что заработаешь сама, своими ручками. И меня совершенно не будут трогать твои вопли о помощи. Поняла?

Почувствовавшая себя маленькой провинившейся девочкой Марита послушно закивала головой, но в душе затаила злобу.

Риккардо закончил завтрак и уехал по делам, а Марита поспешила к бабушке. Донья Аделина встала, но вниз не спустилась. Она потребовала завтрак в свои апартаменты и теперь пила кофе за маленьким палисандровым столиком вместе с доньей Лусией. Вбежавшая Марита извинилась и сделала небрежный книксен, уступая требованиям хорошего тона.

– Бабушка, ты не уделишь мне пару минут? Это касается Риккардо.

Донья Аделина горестно вздохнула.

– Присоединяйся к нам, милая. Думаю, чашечка хорошего кофе тебе не повредит. Мы с доньей Лусией как раз говорили о тебе и Риккардо.

Марита села напротив бабушки, но от кофе отказалась, сказав, что она уже позавтракала с Риккардо.

– О чем вы говорили?

Марита покосилась на донью Лусию, но бабушка с новым вздохом призналась:

– Не беспокойся, Марита, Лусия очень хороший психолог, она уже в курсе всех наших проблем. Можешь говорить свободно, без утайки.

– Сначала хорошая новость. Риккардо основывает для нас с мамой трастовый фонд. Говорит, что бедствовать мы не будем, но и шиковать – тоже.

Донья Лусия одобрительно покачала головой.

– Это правильно. Было бы странно, если бы он вас не обеспечил. Но было бы еще более странно, если бы после такого непристойного поведения вашего отца вы начали сорить деньгами. Все бы подумали, что украденные денежки у вас.

Марита, которой подобные соображения в силу легкомысленного характера в голову не приходили, удивленно заморгала.

– Э…, наверное. Еще он сказал, что ни при каких условиях на мне не женится. Так что я и пытаться не хочу.

Донья Аделина взмахнула тонкой рукой.

– Теперь я спокойна. С голоду никто из нас не умрет.

– Но я-то вовсе не спокойна, бабушка! Как я буду жить на такие гроши? Он наверняка будет давать мне еще меньше, чем давал отец!

Доньи понятливо переглянулись.

– Единственный для тебя выход – найти богатого мужа. – Бабушка верно оценила способности внучки.

Марите захотелось энергично выругаться, как было принято в ее студенческом кругу, но она позволила себе лишь возмущенно воскликнуть:

– Легко сказать! Где мне его найти, скажите на милость?!

Донья Лусия набожно произнесла:

– Кто ищет, тот обрящет!

Марита поняла, что ничего более умного здесь не услышит.

– Ладно, я уезжаю, мне завтра на учебу. Пока не выгнали.

Она ушла, а донья Аделина принялась перебирать четки темными пальцами.

– Что мне делать, Лусия? Я не хочу видеть в своей семье еще одну Роуз. Пусть Риккардо и говорит, что ее оклеветали, но я этому не верю. Если бы кто-то из семьи это сделал, я бы знала. Конечно, мы все плохо к ней относились, но этому были причины. Она была чужой, чужой и осталась. Ни малейшего представления о гордости, приличиях, великосветских правилах. Смеялась к месту и не к месту. Вертихвостка. Я считаю, она получила по заслугам.

– Я не знакома с вашей бывшей невесткой, донья Аделина. Но, судя по строгим порядкам, существующим в вашем доме, она и впрямь в них не вписывалась.

– Ты не одобряешь порядки этого дома?

– Как я могу их одобрять или не одобрять? Я же прекрасно знаю, что их устанавливали не вы, и даже не ваша предшественница. Они существуют из поколения в поколение, и наша святая обязанность их поддерживать. Иностранки этого не понимают. Они чужие в нашем мире. Впрочем, так же, как и мы в их.

Донья Аделина милостиво кивнула.

– Да, мы с тобой мыслим одинаково. Не скажу, что в молодые годы мне не хотелось многое изменить в старинном укладе этого поместья, но я прекрасно понимала, что не имею на это никакого права. Я только маленькое звено в бесконечной цепи старинного рода, и не мне здесь что-либо менять. Но нам нужно думать о насущном: как нам быть с Риккардо? Конечно, то, что он позаботится о своих родственницах, хорошо, но если он и впрямь вздумает жениться на иностранке?

– Я этого не хочу так же, как и вы, но что мы можем поделать?

Донья Аделина поудобнее устроилась в кресле.

– Мы все-таки женим Риккардо на Марите. Она неплохая девочка, но ее нужно держать в руках. У Риккардо это вполне получится. А чтобы это дело выгорело наверняка, я могла бы съездить в Лондон и поговорить с этой его английской штучкой.

– А вы выдержите такой перелет?

– Я должна. Все равно такой ответственный разговор никому доверить нельзя. Можно, конечно, было бы взять с собой Мариту, она хорошая актриса, но я боюсь, что она проболтается какой-нибудь подружке и тогда об этом будут знать все.

– Нам ни к чему огласка. – У доньи Лусии при мысли об этом некрасиво вытянулось лицо. – А если привлечь к этому щекотливому делу дона Диего? Он мог бы многое сказать этой пташке.

Донья Аделина отрицательно покачала головой.

– Сын непредсказуем. Он вполне может встать на сторону Риккардо. Просто для того, чтобы досадить мне.

Донья Лусия озаренно предложила:

– Тогда с вами полечу я. Во-первых, вам с вашим здоровьем нельзя путешествовать в одиночку, а, во-вторых, я могу сыграть убитую горем мать невесты Риккардо.

Услышав это великодушное предложение, донья Аделина восторженно округлила глаза.

– Какая интересная интрига! Что ж, нам нужно успеть обернуться за пару дней, пока Риккардо здесь. Тогда нам никто не сможет помешать поговорить с его английской подругой.

– Но как мы узнаем ее имя?

– О, это вовсе не трудно! Его секретарша, Пепита, очень расторопна. По моей просьбе она переписала с личного сотового телефона Риккардо номера с женскими именами. Среди них английским оказалось только одно: Дженни!

Донья Лусия восхитилась.

– Великолепно! Вы звонили ей?

– Нет. Звонить ей нужно тогда, когда мы сможем с ней встретиться. Насколько я знаю, она студентка, сейчас у нее семестр. Значит, она в Лондоне. Когда мы прилетим туда, мы ей тут же позвоним. Ты сможешь купить для нас билеты на самолет и заказать номер в приличном отеле, Лусия? Мне делать этого самой никогда не доводилось.

– Я справлюсь. В Мадриде полно агентств, предоставляющих подобные услуги. Только дайте мне ваш паспорт. И деньги.

Донья Аделина величественно прошла к секретеру палисандрового дерева, выполненного тем же мастером, что и столик, за которым они сидели. Вынув паспорт и деньги, подала их кузине.

Та спрятала их в карман и озадаченно спросила:

– Донья Аделина, а у вас есть какая-нибудь более демократичная одежда?

Та удивленно заморгала.

– Демократичная? Это какая?

– Брюки, к примеру. Или хотя бы хлопковое платье, сейчас очень жарко.

– Я никогда не носила брюки! – донья Аделина была шокирована столь порочащим ее предположением. – Платья у меня есть, но ведь я в трауре!

– В траурных нарядах в Англии мы будем привлекать к себе внимание. Особенно в кружевных мантильях. А нам это вовсе ни к чему.

– Две старые черные вороны? В самом деле, я об этом не подумала. Хорошо, я посмотрю, что можно надеть в таком случае. А ты займись самолетом и отелем.

Пообещав все уладить, донья Лусия ушла переодеваться. В черном траурном платье, в котором она ходила по поместью, в Мадриде появляться не стоило.

Вспомнив молодые годы, донья Аделина, возбужденно блестя глазами, открыла двери гардеробной. Она не заглядывала сюда давным-давно, предоставляя экипировать себя своей камеристке, одевавшей ее почти двадцать лет. Пройдя вдоль рядов с изысканными вечерними нарядами, уткнулась в неприметную стойку с домашними платьями, одеваемыми тогда, когда семья садилась ужинать без посторонних. Перебрав их, донья остановилась на двух – темно-синем платье из креп-жоржета и крепдешиновом в такую мелкую черно-белую полоску, что казалось серым.

Примерив их, обнаружила, что они сидят на ней далеко не так идеально, как прежде. Но это ее не обескуражило. Она же не собиралась встречаться ни с кем из своих знакомых. А если и встретит, то сделает вид, что не знакома. Темные очки ей в этом помогут. Приготовив черные туфли на низком каблуке, она беспомощно посмотрела на стоявшие в углу чемоданы, с которыми ездила отдыхать с мужем, и решила, что собрать необходимые для двухдневного путешествия вещи для нее непосильная задача. Оставив это более опытной в житейских делах Лусии, приказала подать чай.

Через пару часов возвратилась донья Лусия в легком летнем платье в легкомысленный горошек. Она разрумянилась и казалась энергичной и помолодевшей.

– Как давно я не выбиралась в город! Столько приключений! Представляете, водитель такси сказал мне, что я хорошенькая!

Донья Аделина шокировано закашляла, призывая кузину к порядку. Та опомнилась и приняла привычный чопорный вид.

– Я заказала билеты на Боинг на завтра. Места в лондонском отеле забронировала. Отель небольшой, но приличный. Завтра за нами приедет такси. Наша задача – сегодня собраться, чтобы завтра ускользнуть незамеченными.

Донья Аделина сильно сомневалась, чтобы им удалось ускользнуть незамеченными. Но на ее замечание донья Лусия только небрежно взмахнула рукой.

– Я все продумала, не волнуйтесь, донья Аделина! Я уже сказала мажордому, что завтра мы с вами едем осматривать вдовий дом и никого из местной прислуги с собой не берем. Он сразу смекнул, что вы поссорились с сыном, иначе с чего бы вам покидать свое гнездышко? Думаю, никому и в голову не придет, что мы с вами отправимся совсем в другую сторону.

– Если мы поедем не в трауре, то подозрения возникнут непременно.

– А мы выедем в обычных черных платьях. Просто по дороге заедем в какой-нибудь платный туалет и переоденемся.

– Платный туалет? Переоденемся? – донья Аделина испытала очередной шок.

– Ну да! И не думайте, что кто-то что-то узнает. Такие учреждения и служат для того, чтобы менять облик. Не волнуйтесь, у нас все получится!

– У меня такое чувство, что моя размеренная жизнь превращается в какой-то шпионский боевик!

Донья Лусия довольно засмеялась.

– У меня тоже! Но это-то и интересно. Со мной такого никогда раньше не случалось.

– Со мной тоже, – проворчала донья Аделина, – и, надеюсь, никогда больше не случится.

Донья Лусия приготовила кузине небольшой, скромный по меркам семейства Сантос, дорожный баул без герба, с трудом разыскав его среди дорогих чемоданов из натуральной кожи. По всей видимости, его брал с собой кто-то из сопровождающей обслуги.

На следующий день они величественно попрощались с мажордомом и устроились в подошедшем такси. На Пласа де Ориенте расплатились с водителем и зашли в дорогой платный туалет. В отдельной комнате с зеркалами во весь рост переоделись и покинули его уже не знатными дамами в трауре, а обычными испанскими сеньорами в добротных, хотя и вышедших из моды платьях.

На площади донья Аделина непочтительно помахала рукой конной статуе Филиппа IV, чего никогда бы не позволила себе, будучи всеми узнаваемой доньей Сантос, и беззаботно заметила:

– Знаешь, а быть простолюдинками не так уж и плохо. Можно позволить себе некоторые вольности.

Донья Лусия сделала знак проезжающему мимо такси, и через полчаса они уже были в аэропорту Барахас. Дамы были оглушены непрерывным шумом и гамом и растерянно разглядывали указатели, не в силах сориентироваться, куда же им идти. На их счастье, носильщик, бойкий темнокожий парень, предложил им свои услуги. Минут через десять они прошли досмотр и устроились в зале ожидания.

– Как давно я не летала на самолете! В последний раз это было десять лет назад. Мы с мужем летели на свадьбу его младшей сестры…

Воспоминания доньи Лусии были прерваны жизнерадостным женским голосом, пригласившим их на посадку.

Во время полета у доньи Аделины заложило уши, но больше никаких неприятностей не случилось.

После приземления она недоуменно спросила:

– Интересно, а почему нам не предложили выпить? И не подали обед?

Донья Лусия фыркнула.

– Потому что у меня не хватало денег на билет бизнес-класса.

– Я дала мало денег? Мне казалось, что достаточно.

– Их было достаточно лет десять назад. Инфляция, дорогая донья Аделина, инфляция!

В Мадриде стояла сильная жара, но в Лондоне, по меркам испанок, было вовсе не жарко. Достав яркие шелковые шали, они закутались в них, обратив на себя удивленные взгляды. Англичане, считающие, что лето выдалось на редкость жарким, провожали их недоуменными взглядами.

Доехав до отеля, дамы устроились в своем номере на двоих, состоявшем из двух комнат и общей ванной комнаты с туалетом.

– Как мы скромно устроились, Лусия! Я и впрямь ощущаю себя простолюдинкой!

Донья Лусия, для которой этот номер казался верхом даже не роскоши, а мотовства, только озадаченно покачала головой.

– Будете звонить этой Дженни, донья Аделина?

Но у той оказалось другое мнение.

– Давай сначала передохнем. Я ужасно проголодалась. У меня с собой моя платиновая карточка, поэтому хороший ресторан не должен быть проблемой.

Донье Лусии ничего не оставалось, как согласиться.

Они отправились в «Прадо», потому что его порекомендовал портье, как самый ближний из приличных ресторанов, и посоветовал прогуляться до него пешком.

– Прекрасный денек! Немного жарковато, правда, но если идти по теневой стороне улицы, то солнечный удар вам не грозит.

Поблагодарив его, дамы двинулись в путь.

Несмотря на то, что оделись они так, как по их мнению, должны одеваться скромные современные женщины средних лет, их наряды, особенно шелковые шали, в которые они кутались, вызывали в среде полуодетых горожан удивленно-снисходительный интерес.

Но донья Аделина этого не замечала. Она с энтузиазмом рассматривала встречавшиеся по дороге дома, витрины магазинов и прислушивалась к иноземной речи, раздававшейся повсюду.

Донья Лусия была в недоумении.

– Дорогая донья Аделина… – начала она в своем привычном стиле, и была прервана неожиданным высказыванием родственницы:

– Ах, Лусия, хватит величать меня доньей! Мы с тобой кузины, правда, дальние, но что мешает тебе называть меня Аделиной? И обращаться на «ты»?

Донья Лусия поперхнулась.

– Но честь высокородной дворянки…

Донья Аделина небрежно взмахнула рукой.

– Я только вдова высокородного дворянина. А от рождения мы с тобой носили хоть и благородную, но далеко не аристократическую фамилию. Так что давай хоть в Англии забудем о наших титулах. И, вообще, здесь так интересно…

– Но ведь ты не раз здесь была! – Донья Лусия решила принять предложение кузины и больше не чиниться. – Тебе здесь должно быть все знакомо!

Донья Аделина со вздохом разочаровала кузину:

– Я бывала здесь с мужем, если он изволил брать меня с собой, когда летал сюда по делам. У меня всегда было море сопровождающих, и город я видела только из окна служебного Мерседеса. Да и что я видела? Считалось, что мне достаточно посетить пару претенциозных магазинов. Больше меня и интересовать ничего не могло. Так что теперь я познаю Лондон как простая туристка. И, знаешь, мне это чрезвычайно нравится!

Донья Лусия не раз посещала Лондон как простая туристка, но восторг кузины ей был вполне понятен. Когда они зашли в «Прадо», к ним отнюдь не поспешил метрдотель, как привыкла донья Аделина.

– Вот и первый минус появления нас здесь как обычных туристок! – коварно заметила Лусия.

Но донья Аделина не поддержала ее скепсиса.

– Наоборот, это замечательно! Мы можем сами выбрать себе столик! Мне в моей жизни этого еще никогда не удавалось! Всегда приходилось сидеть там, где укажут!

И она направилась к понравившемуся ей столику у окна. Донья Лусия была уверена, что сейчас их отсюда попросят, ведь они явились в ресторан без предварительной договоренности, но улыбчивый официант азиатской внешности, кланяясь на ходу, поспешил к ним, разворачивая меню.

Донья Аделина с милостивым кивком взяла глянцевый журнальчик и принялась изучать блюда. Донья Лусия развернула свой экземпляр и с ужасом уставилась на цены. У нее тут же пропал аппетит.

– Аделина! – она надеялась, что официант не понимает по-испански, – разве у тебя есть столько денег?

Донья Аделина рассеянно посмотрела на кузину.

– Понятия не имею. Я никогда не обращала внимания на сумму своего счета. Вроде была пара тысяч евро, но я могла их и потратить.

– А вдруг не хватит?

– Сейчас проверим.

Она вынула карточку из своей сумочки и величественно протянула ее официанту.

– Вы не могли бы проверить, сколько денег на этой карте? Я не помню.

Он с удивлением посмотрел на странную посетительницу, но согласно кивнул головой.

– Я сейчас принесу терминал, и вы сможете проверить сами.

Он принес терминал, и донья Аделина вставила карту в слот. Высветившаяся сумма заставила донью Лусию изумленно присвистнуть. Все ее сомнения отпали. Когда официант ушел выполнять заказ, она извинилась:

– Я вела себя по-плебейски, Аделина. Но я до сих пор не пойму, почему ты говорила, что у тебя мало денег?

– Я же тебе говорила, что не помню, сколько у меня денег. Ты же знаешь, палаццо требует больших затрат. Но мне периодически помогает Риккардо.

Это признание заставило донью Лусию взглянуть на их авантюру по-новому.

– А ты не боишься, что после нашего вмешательства в его жизнь тебе придется жить только на свою вдовью часть, которая вовсе не такая уж большая?

Донья Аделина театрально вздохнула.

– Возможно. Но разве мы можем сидеть и ждать, как еще одна коварная иноземка разрушает жизнь очередного мужчины нашей семьи? Наш долг не допустить этого!

Выспренность этого заявления несколько озадачила донью Лусию, но официант принес закуски, и она была вынуждена промолчать.

После роскошного обеда донья Аделина решила вернуться в отель, потому что в ее возрасте ехать куда-то после сытного обеда большая глупость. Поскольку донья Лусия была с ней в этом солидарна, они вернулись в свой номер и проспали там до вечера.

Проснувшись, донья Аделина решила, что звонить вечером незнакомому человеку невежливо.

– Думаю, мы найдем гораздо более привлекательное занятие, чем наносить вечерние визиты английским особам легкого поведения. Предлагаю пойти в мюзик-холл! Заодно там и поужинаем.

Донья Лусия, проникнувшаяся гедонистическим настроением кузины, с восторгом согласилась.

В мюзик-холл они прибыли на такси. Представление с двусмысленными шутками, из которых они не поняли и половины, их позабавило, но еще больше пришелся по душе последовавший за ним плотный поздний ужин в соседнем ресторане. Поскольку ложиться спать после такой обильной трапезы было неразумно, они пошли в кинотеатр на ночной сеанс и смотрели слащавую американскую мелодраму прошлых лет с популярными в свое время песнями. Песни им понравились, а сам фильм – не очень.

– Если бы мне было лет на сорок меньше, я бы сыграла эту гризетку куда лучше, чем эта хваленая актрисочка! И вовсе она не красива, с чего ее так расхваливали? – не могла понять возбужденная парой бокалов красного вина донья Аделина. – Мы с тобой куда краше были в свое время! Недаром на мне женился маркиз Сантос!

Донья Лусия искренне с ней согласилась. Она тоже была уверена, что в свое время была куда красивее всех американских актрис, вместе взятых.

На следующий день, позавтракав, донья Аделина под предлогом того, что пассия Риккардо студентка, и, следовательно, с утра учится, отправилась в Кенсингтонский дворец, где, лелея родовую спесь, принялась сравнивать его с палаццо Сантос. По всем параметрам палаццо Сантос выходило лучше, хотя бы потому, что там было гораздо теплее, чем в промозглом дворце.

Вернулись они в отель только вечером, ужасно уставшие, и о посещении Дженни речи уже не шло.

Но на следующий день утром позвонила Бенита и между делом сообщила, что Риккардо закончил дела в Испании и сегодня же собирается возвращаться в Лондон.

Донья Аделина с мрачной гримасой набрала телефон Дженни. Та ответила сразу.

– Дженни? Вы меня не знаете, но вы знакомы с моим внуком, Риккардо. Мне бы очень хотелось с вами поговорить. Не могли бы вы уделить мне несколько минут сегодня?

Удивленная Дженни согласилась, и они договорились встретиться в два часа дня в одном из соседних кафе.

Дженни шла на эту встречу с тяжелым сердцем. Для чего бабушка Риккардо прилетела в Лондон из Испании? Уж явно не для того, чтобы познакомиться с подругой внука. Наверняка она будет отговаривать ее от встреч с ним. Хотя чего им бояться? Риккардо ей за последнюю неделю ни разу не позвонил. Недаром подарил ей жемчужное ожерелье в знак прощанья. Сердце отчаянно защемило, но она гордо вздернула нос, внушая себе, что все к лучшему.

Зашла в тихое кафе на углу, и ослеплено заморгала. После яркого света здесь, в полумраке, она почти ничего не видела. Поспешно сдернув с носа солнечные очки, прищурясь, разглядела двух немолодых дам в глубине небольшого зала. Одна из них, в строгом старомодном платье, властно помахала ей рукой, и Дженни послушно пошла на ее призыв.

Глаза ее привыкли к сумраку кафе, и она разглядела, что позвавшая ее дама обладала резкими чертами лица, похожими на черты Риккардо, и вспомнила, что именно ее она и видела рядом с ним, когда выясняла в интернете, кто он такой. Дженни почтительно проговорила:

– Добрый день! К сожалению, не знаю, как к вам обращаться. Я Дженни.

Бабушка Риккардо снисходительно кивнула головой и указала ей на стоящий рядом стул. Дженни села и услышала:

– Я и не ожидала, что Риккардо станет вам рассказывать о своей семье. Он так поступает со всеми своими пассиями. Так что и я не буду представляться. – Она говорила с сильным испанским акцентом, и Дженни подумала, что порой она выбирает не совсем точные выражения. – Мы с кузиной здесь вовсе не для того, чтобы знакомиться с его подружками-однодневками.

Острая боль пронзила сердце Дженни и стало трудно дышать. Ужасно захотелось плакать. Чтобы сдержаться, она закусила губу и с силой сжала руки в кулаки.

– Ты не права, кузина. Риккардо очень красив, и понятно, что каждая из его подружек надеется, что поймает такой классный приз. – В разговор вступила вторая дама, с вкрадчиво-ласковым голосом. – Наверняка Дженни не знает, что Риккардо помолвлен с моей дочерью и свадьба не состоялась лишь потому, что умер его дед. Траур, моя дорогая, траур! В отличие от вас мы чтим обычаи.

– Сейчас мы не в траурных платьях только потому, что не хотим привлекать к себе внимание, – поспешно пояснила бабушка Риккардо, – дома мы носим черное.

Известие о невесте Риккардо подтвердило мысль Дженни о его прощальном даре. Возможно, невеста узнала о его путешествии на остров с англичанкой и выразила свое недовольство. Хотя для Дженни и странно думать о таких взаимоотношениях, но что она знает о браках среди испанской аристократии? Возможно, это брак по расчету, или, как прежде говорили, династический?

– Мне не хотелось говорить о Риккардо плохо, ведь по нашим обычаям мужчина до свадьбы может иметь хоть сотню любовниц. Просто мне хотелось бы предупредить тебя, милая, что надеяться тебе не на что. – Жесткий голос бабушки резал, как бритва.

– Я вовсе ни на что не надеюсь! – из груди Дженни вырвался измученный вопль.

– И правильно. Его отец уже сделал глупость, женившись на неподобающей особе, этого вполне достаточно. Мы из разных миров, и счастья в таких браках, как правило, не бывает.

Не желая больше говорить, Дженни поднялась и деревянно попрощалась. Быстро вышла из кафе, не оглядываясь и с трудом сдерживая слезы.

Донья Лусия проводила ее внимательным взглядом.

– Она вовсе не охотница за богатыми женихами. Она любит Риккардо.

– Какая разница, любит, не любит? Что такое любовь? Ты вышла замуж по любви?

Донья Лусия призадумалась.

– Нет, мужа мне выбрали родители. Но со временем мы стали относиться друг к другу с большой теплотой и уважением.

– Вот видишь! А любовь, та же похоть, очень быстро проходит. Так что мы все сделали правильно.

– Уезжаем? – донья Лусия спросила это с большим сожалением. Ей понравилась жизнь беззаботной путешественницы.

Донья Аделина со вздохом согласилась:

– Надо, хоть и не хочется. Нам стоит все-таки показаться во вдовьем доме, наверняка прислуга уже знает, что нас там нет. Хорошо, что нам не перед кем отчитываться, и мы можем делать все, что вздумается.

Донья Лусия саркастически подумала, что кто-то может делать что вздумается, поскольку позволяют средства, а кто-то и нет.

Они расплатились за номер, на прощанье еще раз посетили Прадо, заказав прощальный обед, и улетели в Мадрид, жалея, что не могут остаться в Лондоне еще на недельку.