Незадолго до начала воскресной службы Дональд остановил перед церковью экипаж с четырьмя пассажирами. Капитан и мистер Андервуд вышли первыми, потом повернулись, чтобы помочь дамам. Флора не хотела ехать, уверяя, что должна остаться с Тристой, но день выдался настолько великолепный, что Сахарная Энн настояла на ее поездке.

— Мы отлучимся ненадолго, — уговаривала Сахарная Энн. — Вам полезен свежий воздух и перемена обстановки. Фиби и Мэри позаботятся о Тристе, пока нас не будет. Наденьте свою самую симпатичную шляпку и поехали.

Сахарная Энн не рассчитывала, что шляпка Флоры будет такого кричащего оттенка и на ней окажется столько ярких лент, перьев и плодов. Эта шляпка совершенно не подходила к дорогому платью, которое она надела, — бархатному, с атласной отделкой. На улице, в резком свете, румянец на щеках Флоры, казалось, запылал еще ярче на фоне бледного напудренного лица.

Прежде Сахарная Энн могла бы обеспокоиться, что ее заметят в обществе столь вульгарного вида женщины, но за прошлые несколько месяцев она изменила свое отношение ко многим вещам. В любом случае она никогда не покинет своих друзей по таким ничтожным причинам, как мода, внешний вид или мнение окружающих.

Сахарная Энн пристально наблюдала за бывшей подругой, которая стояла на лужайке в обществе элегантно одетых людей. Люси смотрела на вновь прибывших, не скрывая удивления. По правде говоря, все собравшиеся перед церковью разглядывали их, а точнее, Флору.

Никто не улыбнулся. Никто не кивнул. Никто не подошел сказать доброе слово или поприветствовать по-христиански. Несколько прихожан поспешили войти внутрь; другие остались стоять, будто соляные столбы, выпучив глаза и открыв рот, как испанская макрель на рыбном рынке.

Услышав частое сбивчивое дыхание, Сахарная Энн посмотрела на Флору. Накрашенный рот был твердо сжат, подбородок вздернут, но в глазах блестели слезы, когда она прижимала к груди потертую Библию.

— Что-то мне нехорошо, дорогуша, — прошептала Флора. — Пускай Дональд отвезет меня домой.

Сахарная Энн кипела от гнева, стоя перед церковью с великолепными витражами, на которую, как подсказывала память, дедушка Джейкоб пожертвовал достаточно много денег, вложив их в строительство прекрасного сооружения из камня, в его отделку и в высокую колокольню. Здесь венчались родители Сахарной Энн, и ее тоже крестили в этой церкви.

Но если даже отодвинуть в сторону все это, то церковь — это дом Господа. Сахарная Энн имеет право войти в нее с Флорой или с компанией беззубых моряков с причала точно так же, как любой ханжа или педант, стоящий поблизости и глазеющий на них!

— Дорогая моя! — ободрила Сахарная Энн. — Я уверена, вам станет гораздо лучше, как только мы войдем внутрь.

Уэбб тут же улыбнулся Флоре и предложил ей руку.

— Я буду польщен, мисс, если вы позволите мне проводить вас внутрь.

Сахарная Энн взяла под руку мистера Андервуда, и они вчетвером зашагали к святому месту.

Когда они проходили мимо Люси Маллой Тикнор, Сахарная Энн не отказала себе в удовольствии и ослепительно улыбнулась ей.

— Доброе утро, Люси. Как восхитительно увидеть тебя здесь, моя дорогая подруга. Я жду с нетерпением, когда мы с тобой пойдем в оперу. Мне так приятно, что ты меня пригласила. Заверни к кузине Тристе во вторник, и мы все спланируем.

Продолжая улыбаться онемевшей Люси, Сахарная Энн помахала ей рукой и двинулась дальше. Под взглядами потрясенных прихожан Уэбб провел их в переднюю часть храма.

Сахарная Энн никогда бы не подумала, что кричащая шляпка и броское платье, не важно, насколько они безвкусные, способны вызвать такое волнение окружающих. По правде сказать, с точки зрения самой Сахарной Энн, Флора со своими щедро нарумяненными щеками и начерненными бровями больше подходила для сцены, чем для переднего ряда скамеек в церкви. Но эти люди, должно быть, живут ужасно унылой жизнью, если безвкусная одежда и румяна заставили их так переживать. К тому же Сахарная Энн подозревала, что из всех людей в этой прекрасной церкви у Флоры самое большое, самое любящее сердце.

Когда проповедь закончилась и отзвучал церковный гимн, Сахарная Энн подумала, что им надо поскорее уйти отсюда, и поклялась никогда больше не переступать порог этой церкви.

К сожалению, поскольку они сидели в первых рядах, им пришлось ждать, пока выйдут те, кто находился за ними, и Сахарная Энн принялась оглядывать прихожан, столпившихся в проходе. Одна седовласая матрона, высокая, представительная, поджав губы, презрительно уставилась на Сахарную Энн; затем вдруг ее лицо превратилось в сплошную сладость и она сказала:

— Простите меня, дорогая. Вы показались мне такой знакомой, вот я и пыталась вспомнить, где мы встречались. Вы ведь внучка Маделайн Спайсер, не так ли?

— Да, я Сахарная Энн Спайсер. Мне жаль, миссис…

— Садерн. Миссис Эммет Садерн. Ваша бабушка, упокой Господь ее душу, была моей самой дорогой подругой. Я не видела вас много лет, должно быть, пятнадцать, а то и больше, не сразу вспомнила, когда заметила это задиристое выражение на вашем лице. Ты, детка, называла меня тетей Гагги, когда была совсем ребенком.

— В самом деле?

Миссис Садерн засмеялась.

— Да. Меня крестили как Габриэль, Маделайн называла меня Гэбби, а ты переделала мое имя в Гагги, когда была совсем малышкой.

Воспоминания, промелькнувшие в голове Сахарной Энн, понемногу стали оформляться в более четкие видения. Она вспомнила, как ходила с бабушкой на чай в огромный дом на Бродвее, больше походивший на самый настоящий замок, вспомнила красивую смеющуюся женщину, обнимавшую ее, от которой пахло сиренью и которая кормила ее пирогами с земляникой.

— Тетя Гагги! — Просияв, она обвила руками шею миссис Садерн. — Как я рада вас видеть!

Вспомнив, что стоящие кругом люди вряд ли могут понять причину ее слишком эмоционального поведения, Сахарная Энн слегка отодвинулась от почтенной дамы.

— О, миссис Садерн, простите. Я не хотела устраивать сцену у всех на виду.

— Ничего подобного, моя дорогая. Я просто в восхищении от того, что встретила тебя после стольких лет, и вижу, какой красивой женщиной ты стала. Маделайн гордилась бы тобой. — Миссис Садерн оглядела спутников Сахарной Энн. — Однако я не думаю, что знакома с твоими друзьями.

Сахарная Энн представила Флору, Уэбба и мистера Андервуда миссис Эммет Садерн — одной из гранд-дам галвестонского общества. Это было видно хотя бы по тому, что никто не мог бы более грациозно поздороваться со всеми, включая Флору.

Ослепительно улыбаясь, матрона сказала:

— Миссис Лэм, какая яркая, веселая шляпка.

Лицо Флоры засветилось от счастья.

Миссис Садерн взяла Сахарную Энн под руку.

— Ну, моя дорогая, пойдем со мной, отведем душу за все эти годы. Я читала, что твой дедушка скончался несколько лет назад…

Сахарная Энн была слишком занята разговором и только теперь заметила удивленные лица прихожан, которые исподтишка следили за ними.

Когда они вышли из церкви, миссис Садерн сказала:

— Возможно, нам и целого дня не хватит, чтобы наговориться. Приезжай ко мне завтра утром, тогда у нас будет достаточно времени. Я заставлю повара испечь земляничные пироги.

Сахарная Энн улыбнулась:

— Приеду обязательно, миссис Садерн.

— Нет, не называй меня так. — Матрона с нежностью поцеловала Сахарную Энн. — Для тебя я по-прежнему тетя Гагги. Приезжай в десять и не опаздывай. — Повернувшись к Флоре, она улыбнулась: — Я рада познакомиться с вами, миссис Лэм, и настаиваю, чтобы вы сказали мне имя вашей модистки. — Потом она кивнула Уэббу Маккуиллану и Престону Андервуду. — Может быть, вы, дамы, и вы, господа, пожалуете ко мне на обед как-нибудь вечером на этой неделе, допустим, во вторник. Мы можем решить это завтра, Сахарная Энн. — Седая леди грациозно вошла в свой экипаж и помахала на прощание рукой.

Собрав все силы, призвав на помощь всю свою воспитанность, Сахарная Энн сдержалась, чтобы не обернуться и не показать язык надменным лицемерам. Вместо этого она взяла Флору под руку и улыбнулась:

— Надеюсь, теперь вы не жалеете, что поехали. Разве служба не была восхитительной?

Сахарная Энн доедала последнюю ложку шоколадного бланманже, когда Фиби, вперевалку войдя в столовую, объявила:

— Мисс, к вам пришла леди, она спрашивает вас. Говорит, что ее зовут… — Фиби потопталась на месте. — Я забыла ее имя, но думаю, это что-то вроде часов.

— Часов? — Сахарная Энн порылась в памяти. — Часы? Я не знаю никого с похожим именем. Но может быть, ее зовут Тикнор?

— Тикнор. Вот именно, Тикнор! — радостно воскликнула Фиби. — Симпатичная леди с белокурыми волосами. Я сказала ей, что вы едите свой воскресный обед, а она сказала, что подождет.

— Ленч, Фиби. Еда в полдень называется ленч.

— Да, мэм. И… она ждет на веранде.

— На веранде? Фиби, ты должна…

Сахарная Энн посмотрела на опухшее, грустное лицо Фиби и вдруг замолчала. После отвратительного поведения в день их встречи Люси не заслуживает вежливого обращения.

— Спасибо, Фиби, — наконец сказала она и направилась к поджидавшей ее миссис Тикнор.

— Да, я вас слушаю, — произнесла Сахарная Энн надменным тоном.

Люси заломила руки; вид у нее был очень неважный.

— О, Сахарная Энн, неужели ты никогда не сможешь меня простить? — воскликнула она вместо приветствия.

— За что простить?

— За тот скандальный, жестокий… снобизм. Я больше думала о соблюдении приличий, а не о дружбе. Когда я увидела, как ведет себя миссис Садерн, то сразу подумала о своем собственном поведении, а когда рассказала отцу о том инциденте… я боялась, что у него будет новый приступ. «Благодаря Богу и семейству Спайсеров ты сыта и одета, Люсиль Маллой!» — кричал он. Конечно, он еще плохо говорит, но это и так было ясно — отец называет меня Люсиль, только когда ужасно сердится. О, Сахарная Энн, какая же я высокомерная дура! — Громко рыдая, Люси упала в объятия Сахарной Энн.

— Ш-ш, не надо, перестань. Пойдем лучше в дом. Ты завтракала?

Люси отрицательно покачала головой:

— Не смогла съесть ни кусочка. Я просто обезумела. Пожалуйста, скажи мне, что ты меня прощаешь. Пожалуйста.

— О, наши блаженные дни! Конечно, Люси, я прощаю тебя. А теперь пусти, не то ты открутишь мне руку. У нас на десерт бланманже, шоколадное, надеюсь, ты не возражаешь?

— Шоколадное? — Люси приложила к глазам кружевной платочек. — Разве что немного попробую.

Сахарная Энн улыбнулась: все-таки их дружба не осталась в далеком прошлом.

* * *

Уэбб, облокотившись на перила веранды, курил сигару. Поскольку он уже вполне достаточно оправился от своей раны, чтобы надеть штаны, Сахарная Энн выпроваживала его дымить на свежий воздух, против чего он ничуть не возражал, так как это позволяло ему держаться подальше от остальной части безумного сборища, обитавшего в доме, и прежде всего от самой Сахарной Энн. Когда она и ее высокомерная подруга помирились, Люси сказала, что ее отец, судья, заставит кое-кого из близких друзей вмешаться и решить проблему с Фицуорреном. С тех пор как Люси уехала, Сахарная Энн мелькала по дому, будто слепень, который ищет место, где бы приземлиться, и так же постоянно жужжала при этом.

Уэбб уже не так безмятежно мог наслаждаться жареной уткой с клецками из-за вносимой ею в его жизнь суеты.

Черт побери, если бы только знать, что это за женщина на самом деле! Не будь Уэбб уверен, что они с мужем надули кучу инвесторов в Чикаго, он поклялся бы, что она слишком наивна для такого дела. Похоже, она даже не имела понятия о том, что кузина и ее подруга — пара старых шлюх, хотя каждый в городе знал об этом.

По всему выходило, что Сахарная Энн происходила из высокородного семейства. Возможно, она свернула на ложный путь, как ее двоюродная бабушка Триста. Что, если Херндон обманул ее? Что ж, может быть и такое.

А вот сыщики считают, что она в этом по самые уши. Такая команда не ошибается, и он не может не принимать в расчет их точку зрения. Иначе ему останется только думать, что Сахарная Энн чиста и невинна, как ангел. Нет уж, лучше он побеспокоится о том, как довести дело до конца и получить вознаграждение, а для этого надо устранить самое серьезное препятствие — адвоката Фицуоррена. Сахарной Энн придется разобраться с ним, чтобы двигаться дальше, и если она вскоре не разделается с этим скользким типом с помощью лейтенанта Ярборо или своих друзей, что ж, тогда Уэбб вмешается лично.

Услышав, как хлопнула дверь, Уэбб оглянулся… и застыл на месте. Перед ним стояла Сахарная Энн в платье, туго обтягивающем ее пышную грудь. Он нервно вздохнул и чертыхнулся, чуть не подавившись сигарным дымом.

— О Господи! — Сахарная Энн подбежала к нему и решительно постучала по спине. — Надеюсь, все в порядке?

— Все просто прекрасно, — выдохнул он. Глаза его слезились. Черт возьми, почему она всегда выставляет напоказ свое тело? Как будто ей невдомек, что с ним при этом творится.

— Этот противный табак убьет тебя когда-нибудь. — Она выдернула сигару у него изо рта и швырнула ее через перила на тротуар. — Ты куришь слишком много. Когда я вижу, что происходит от дыма с хорошими занавесками в гостиной, то просто дрожу от ужаса — ведь то же дым делает с самим курильщиком.

Задетый столь едким замечанием, Уэбб свел брови на переносице и зашагал к концу веранды, однако его хмурый вид ничуть не обеспокоил Сахарную Энн: скользящей походкой она подошла к нему, сорвала розу с просунувшегося сквозь решетку куста и поднесла цветок к самому его носу.

— Прекрасный вечер, ты не находишь? Просто великолепный. Луна похожа на огромный серебряный доллар… — Она глубоко вздохнула, и он живо представил, как поднялась ее грудь. — А запах! Я уже забыла, как великолепно здесь пахнет.

— По-моему, вонь от уборных забивает все остальные запахи. Почему бы не сделать в этом городе коллектор?

— О, — сказала Сахарная Энн, хлопнув его розой по руке, — не обращай внимания. Я имела в виду запах цветов, который так силен даже в ноябре, и аромат ветерка с залива. Знаешь, я так сильно люблю Галвестон! — Она засмеялась, и этот радостный звук, пройдя мурашками по его коже, улетел в темноту. Уэбб почувствовал, как руки его похолодели, а внутри что-то сжалось.

— Кажется, ты теперь счастлива?

— О да. — Она закружилась на месте, как ребенок. — Только недавно я была уверена, что вся моя жизнь рухнула, зашла в тупик, а сейчас чувствую, как ко мне возвращается надежда!

Уэбб вынул из кармана другую сигару, но, вместо того чтобы зажечь, стал катать ее между пальцами.

— Может, объяснишь, в чем дело?

Она покачала головой, потом прислонилась к перилам и подняла лицо, подставляя его лунному свету.

— Я почти жалею, что не могу остаться здесь навсегда.

Сейчас, в лунном свете, от которого лицо ее сияло, словно жемчуг, Сахарная Энн казалась самым красивым из всего, что видел Уэбб за всю свою жизнь. Ее губы выглядели такими же полными и сладкими, как зрелый инжир летом.

Он с трудом перевел дыхание.

— Тогда почему бы тебе не остаться?

— Я… я… У меня есть… обязательства.

Эти губы притягивали его все ближе, будто на него набрасывали лассо.

— Какие обязательства? — Лунный свет, будто ртуть, мерцал в ее глазах, когда они встретились с его взглядом. Его ноздри наполнились ее запахом — ароматом гардений и роз.

— Так… кое-что.

Как притянутые магнитом, их губы оказались совсем близко, и теперь ее дыхание обжигало его кожу. Что-то словно взорвалось внутри его — он схватил ее и стал целовать так, как замученный жаждой человек пьет воду, до которой он наконец-то добрался.

Она поцеловала его в ответ, отчего он совсем обезумел. Уэбб сломал розу, которую она держала, потом ее руки обвились вокруг него.

Когда Сахарная Энн застонала возле его губ, он поднял ее на перила и начал сражаться с платьем и нижними юбками, чтобы добраться туда, куда так стремился. Она обхватила его своими длинными ногами, и он застонал, потом взял в руку, как в чашу, ее пышную грудь и погладил нежный изгиб. Сахарная Энн зашевелилась. Проклятие, она горячая и сладкая, как кипящий тростниковый сироп.

Он прикоснулся к обнаженной плоти и попробовал ее языком. От этого прикосновения где-то в глубине возникла боль, но он все же добрался до пуговиц на шее и расстегнул четыре из них.

— Стой!

Прежде чем мозг воспринял команду, его рука скользнула внутрь, желая обласкать сливочную округлость и затвердевший сосок.

— Остановись, Уэбб! Господи, пожалуйста, остановись сейчас же!

Он послушался, но его рука осталась у нее на груди. Ее ноги по-прежнему стискивали его талию, он чувствовал ее тепло, когда она двигалась у его живота.

Потом он ощутил ее дрожь. Сахарная Энн дрожала, как новорожденный теленок.

— Пожалуйста, — шептала она, и в ее голосе слышалась мука, от которой его сердце чуть не разорвалось. — Пожалуйста, не делай этого. Я… я не могу… не должна. Пожалуйста.

Он медленно вынул руку из теплого гнездышка и, тщательно застегнув пуговицы, глубоко вздохнул, стиснул пальцы вокруг ее тонких лодыжек у себя на спине и мягко опустил ее ноги. Потом отстранился от нее, поправил юбки, снял ее с перил…

— Прости, — сказала Сахарная Энн, — я не должна была допускать ничего подобного. Сама не знаю, что на меня нашло.

Уэбб тоже мог бы принести извинения, как джентльмен, но он никогда не считал себя джентльменом и не сожалел ни о чем.

— Я знаю, что это было, и…

— Черт бы тебя побрал, Уэбб Маккуиллан! — Она повернулась и словно ураган ворвалась в дом.

Дверь с грохотом захлопнулась, и Уэбб вздрогнул. Боже, если он не возьмет себя в руки, то беды не миновать. И вряд ли ему стоит надеяться на Джеймса Ярборо. Завтра, с самого утра, он сам возьмет быка за рога.