Когда их экипаж катил по Новому Орлеану, Сахарная Энн заметила:

— Насколько я помню, моя бабушка упоминала об этой улице. Она, должно быть, жила не слишком далеко отсюда, так как росла во Французском квартале, в креольской части города, пока не вышла замуж за моего дедушку, который был американцем и совсем неподходящей парой, как считали ее родители.

— Удивительно, что они разрешили ей выйти за него замуж. Я всегда думал, что креолы держали своих дочерей в крепкой узде.

Сахарная Энн наклонилась к нему поближе.

— Я думаю, моя бабушка пригрозила устроить скандал — она очень сильно влюбилась в своего старого чудака и к тому же была такой милой, что мой дедушка оказался совершенно сбит с толку. То же самое произошло и в семействе Эдварда — его отец американец, а мать происходила из старого креольского семейства, но она умерла. Это единственное, что у нас общего.

— Значит, семья Херндона живет в Новом Орлеане?

— О нет, его отец перебрался в Сент-Луис, когда Эдварду было не больше пяти, и его дела как поверенного пошли довольно хорошо. Роберт Херндон занимался бизнесом моего дедушки после того, как он оставил Галвестон. Эдвард совсем не такой, как его отец и каким считал его мой дедушка, — он всегда умел дурачить людей… О, ну вот и отель.

Триста настояла, чтобы они остановились в отеле «Ройял» — в этом месте, сказала она, вполне прилично находиться.

Их проводили в роскошно меблированный номер с балконом, выходившим на Французский квартал, откуда за крышами домов и за верхушками деревьев была видна река. В вазах в гостиной и спальне Сахарной Энн стояли свежие цветы, а на низком столике около дивана красовалась большая корзина с фруктами.

Уэбб, засунув руки в карманы, прогуливался по комнате и рассматривал вещи.

— Чудное место. Не думаю, что когда-то видел нечто похожее. — Он растянулся на кровати и закинул руки за голову. — Здесь я чувствую себя, как на облаке.

Сахарная Энн рассмеялась.

— Да, она сильно отличается от той гостиницы, где мы с тобой останавливались в прошлый раз. Помнишь ту ужасную нору в Хьюстоне?

— Уже почти нет. — Он поднялся, и они вернулись в гостиную.

— Некоторые вещи я оставлю, а кое-что отнесу вниз, на хранение; потом сразу отправлюсь в «Отель Дью». Я хочу поговорить с монахиней, которая написала письмо в Чикаго. Чем скорее мы начнем дело, ради которого сюда приехали, тем лучше.

— Что ж, пойдем. — Он протянул ей руку.

После того как Сахарная Энн положила маленький мешочек в сейф отеля, они стали выяснять, где находится больница, и оказалось, что это совсем недалеко.

Им пришлось довольно долго ждать наемный экипаж, и Сахарная Энн начала волноваться. Уэбб, успокаивая, похлопал ее по спине.

— Полегче, моя сладкая. Я знаю, тебе не терпится добраться до больницы, ты уже подпрыгиваешь, как сверчок на горячей сковородке.

— Ничего не могу с собой поделать, — призналась она, когда Уэбб помогал ей сесть в экипаж.

Они быстро нашли авеню Тулейн и «Отель Дью» — внушительное трехэтажное строение с окнами, закрытыми деревянными жалюзи, и с балконами, украшенными железными решетками, столь популярными в этом городе.

Сердце Сахарной Энн сильно забилось, когда она прошла через ворота и направилась внутрь. Ей пришлось долго объяснять, что она получила письмо о пациенте несколько недель назад, его написала сестра Филиппа, с которой ей и хотелось поговорить.

Оказавшись в обществе невероятной доброты человека, Сахарная Энн слегка успокоилась. Их провели в маленькую комнату и предложили подождать монахиню, которая в данный момент исполняла свои обязанностями и должна была скоро освободиться.

Через несколько минут молодая женщина, ровесница Сахарной Энн, судя по внешности, скромно опустив глаза, вошла в комнату. На ней было монашеское одеяние, но на лице ее не было и следа мрачности; милые приятные карие глаза светились весельем, а на носу сверкала россыпь веснушек.

— Я сестра Филиппа, — представилась она. — Сестра Агнес сказала, что вы хотите меня видеть. Чем могу быть вам полезна?

— Я миссис Херндон, — ответила Сахарная Энн, — а этот джентльмен — капитан Маккуиллан, рейнджер штата Техас. — Она вынула из сумочки свернутый лист бумаги и подала его Филиппе. — Несколько недель назад письмо пришло ко мне домой, в Чикаго. Это вы его написали?

Молодая монахиня развернула листок и начала читать. Сахарная Энн, ожидая с нарастающим волнением, взяла Уэбба за руку. Он легонько сжал ее пальцы, улыбнулся и слегка подмигнул, однако она с огорчением поняла, что не может улыбнуться ему в ответ.

— Да, — сказала Филиппа, — я помню это письмо и помню того джентльмена. Он вам кем приходится?

Сахарная Энн глубоко вздохнула:

— По описанию он очень похож на моего мужа, который… пропал. Я знаю, прошло много времени, но… Возможно, вы могли бы мне сказать, где он сейчас?

Сестра Филиппа на мгновение подняла голову, словно молила о помощи.

— Да, могу. — Секунды казались бесконечными, пока они ожидали продолжения. — Но мне это будет нелегко. — Монахиня мягко положила руку на плечо гостьи. — Этот джентльмен ушел.

— Ушел? — Сахарная Энн почувствовала, как кровь отлила от ее лица. То есть… он мертв?

— Да. Мне очень жаль. Этот человек был серьезно болен жестокой лихорадкой, когда попал сюда. Его болезнь зашла слишком далеко, и все, что мы могли сделать, это облегчить его страдания. Он умер через два дня после того, как я написала письмо. Тот адрес, который был у него в пустом бумажнике, оказался единственной возможностью установить его личность.

— Он… приходил в сознание?

— Нет, лишь бессвязно бормотал разные слова. Мы даже не знали, был ли он католиком… — Она печально посмотрела на Сахарную Энн.

— Он действительно по рождению католик, однако последние несколько лет не проявлял особой активности.

— Вот как. — Сестра Филиппа кивнула. — Он, казалось, знал молитвы и находил в них успокоение, поэтому мы предположили, что он мог быть католиком. Отец Антонио совершил последние обряды. Джентльмен… как его звали?

— Эдвард. Эдвард Херндон.

— Мистер Херндон очень взволновался после того, как отец Антонио это сделал. Он… он несколько раз назвал меня «сахар». — Сестра Филиппа захихикала и отвернулась. — Еще он сказал, что ему жаль, просил меня молиться за упокоение его души, а также упоминал кладбище в Сент-Луисе. Много раз он повторял: «Сахар похоронен возле тебя. Тебя».

— Сахар?

— Да. Я уже говорила, он бормотал что-то бессвязное. Бедная душа. Поскольку он так часто в свои последние часы вспоминал о кладбище, мы пустили большую часть ценностей, оказавшихся при нем, на оплату похорон. У него была изящная заколка для галстука.

— Золотой ирис с большим алмазом? — кивнула Сахарная Энн.

— Да, точно.

— Эдвард носил ее все время. Его не интересовали никакие другие украшения, кроме этого.

— Значит, нет сомнений, что этот мужчина — ваш муж?

— Почти нет, тем более что меня зовут Сахарная Энн.

— Ах, так это он к вам обращался все время!

Она кивнула и изо всех сил вцепилась в руку Уэбба.

— Наше расставание не было дружеским.

— Мы это поняли. Он действительно каялся в прегрешениях, которые совершил. Мы продали его булавку для галстука, чтобы возместить расходы. Я полагаю, мы поступили правильно. Если вы хотите вернуть ее из сентиментальных чувств, думаю, мать-настоятельница скажет имя дилера.

— Прекрасно, благодарю вас. При нем было что-то еще? Возможно, какие-нибудь бумаги…

— Все, что при нем оказалось, должно лежать у матери-настоятельницы.

— И вы не можете больше ничего вспомнить из того, что он говорил?

— Он был безумен, моя дорогая, и много раз повторял, что ему жаль, призывал вас, хотя тогда мы этого не понимали: «Сахар», а иногда: «Ангел… около тебя». Даже в бреду, я полагаю, он знал, что умирает, и хотел получить прощение за свои грехи. Мне жаль, но я не могу больше ничем вам помочь.

— Нет-нет, сестра, напротив, вы очень нам помогли. Просто я надеюсь на что-то, чего, очевидно, не существует. Скажите, как нам найти его могилу?

— Кладбище недалеко отсюда. Позвольте, я напишу адрес. Отец Антонио может указать вам точное место. Я спрошу его. И, если вы извините меня, я возьму оставшиеся вещи вашего мужа у матери-настоятельницы.

— Один последний вопрос, сестра, — остановила ее Сахарная Энн. — У него был грипп?

— Грипп?

— Мой муж умер от гриппа?

— О нет, дорогая, от пулевых ранений. Три из них были очень серьезными — две пули попали в живот, одна в грудь. Началось нагноение. Садовник нашел его возле ступенек, с зелеными пятнами от травы на коленях — он, видимо, долго полз, чтобы добраться сюда. Бедная душа.

— Полицию вызывали?

— О да. Но, насколько я помню, они мало что могли сделать. Его бумажник оказался пуст, поэтому мы были уверены, что его ограбили. Такие вещи случаются здесь чаще, чем можно себе представить. — Сестра Филиппа поднялась. — Я спрошу отца Антонио о могиле и быстро вернусь.

После того как сестра Филиппа вышла, Уэбб прижал Сахарную Энн к себе.

— Мне жаль.

Она вздохнула:

— Мне тоже. Я отчаянно хотела и дальше ненавидеть его. Теперь мне только жаль, что он умер один, в странном месте, с таким грехом на душе и с такой виной на совести. Может быть, я должна плакать, но у меня нет слез для него. Я просто поражена, что он высказал раскаяние за то, что сделал.

— Люди часто ведут себя странно, когда понимают, что их час пробил. Ты бы удивилась, если бы услышала, как самые отъявленные мошенники плачут, вспоминая своих матерей.

— Может быть, ты и прав. Интересно, что случилось с его любовницей? Была ли она тем ангелом, о котором он говорил? Меня он никогда не называл ангелом.

Уэбб улыбнулся и поднес ее руку к губам.

— Он многое упустил.

Сахарная Энн слабо улыбнулась ему в ответ.

— Уэбб Маккуиллан, ты льстишь мне видит Бог, я столько натерпелась за прошедшие несколько месяцев. Как ужасно узнать, что тебя обманули, что тобой воспользовался мужчина, который, как предполагается, должен заботиться о тебе.

Уэбб встал и, подойдя к окну, выглянул на улицу. «Несмотря на его взрывной характер, — думала Сахарная Энн, — он добрый, скромный человек, хотя и довольно закрытый». День ото дня он все больше нравился ей, каждый день она благодарила судьбу за то, что ей послан такой прекрасный спутник. Видит небо, она уже устала от низости и обмана, постоянно преследовавших ее.

Сестра Филиппа быстро вернулась с маленьким бумажным мешком и молча подала его Сахарной Энн; ее сопровождал пожилой священник, которого она представила как отца Антонио.

Священник высказал свои соболезнования, затем набросал план на листе бумаги, чтобы помочь им отыскать место погребения Эдварда.

— Кладбище всего в нескольких кварталах отсюда, — объяснил он, провожая их к выходу.

Сахарная Энн поблагодарила священника, и они расстались.

Выйдя на улицу, Уэбб спросил:

— Куда теперь? В гостиницу?

Она покачала головой:

— Еще нет. Я хочу пройти через это. — Она подняла бумажный мешок. — Хочу пойти на кладбище; но вначале мы должны перекусить. Как ты думаешь, поблизости есть кафе? Жаль, что я не захватила с собой корзинку Мэри…

Уэбб улыбнулся:

— Не беспокойся, найдем где подкрепиться.

Через несколько минут они уже сидели в прекрасном патио с фонтаном, где огромные горшки с пышными растениями стояли вдоль каменной стены, а другие растения свисали с карниза здания и с ветвей дерева.

— О мой Бог, тут есть бамия, — воскликнула Сахарная Энн, просматривая меню, — я не ела ее столько лет! Когда я был маленькой, наш повар часто ее готовил. Интересно, она такая же вкусная, как в детстве?

— Новый Орлеан — то самое место, где ее надо попробовать; никогда не встречал в этом городе ничего такого, что не было бы по-настоящему хорошо.

Они оба заказали креольскую бамию и хрустящий хлеб; кроме того, Уэбб попросил себе пива, а Сахарная Энн лимонад.

Пока они ждали еду, Сахарная Энн освободила место на маленьком столе и вынула из мешка кожаный бумажник, тот самый, который она подарила Эдварду на прошлое Рождество, скомканный шелковый носовой платок, очки и ключ.

В мешке также лежала записка, в которой было написано, что булавка для галстука продана мсье де Роше в магазин на Ройял-стрит. Еще в записке было сказано, что одежда пациента, новая и прекрасного качества, обгорела и не подлежит восстановлению, а ботинки отданы нищим.

— Ничего, что дало бы ключ к тому, куда Эдвард поместил деньги. — Сахарная Энн вздохнула. — Он забрал свою тайну в могилу и дразнит меня оттуда.

— Не торопись сдаваться. — Уэбб поднял ключ и внимательно посмотрел на него. — Интересно, от чего он? Может, от той двери, где жил твой муж?

— Замечательная мысль. Теперь посчитай, сколько дверей нам придется проверить, прежде чем мы найдем ту, к которой он подойдет.

Официант принес еду, и Сахарная Энн убрала вещи в мешок.

— Гоняться за жуликами — моя работа, — сказал Уэбб, — я знаю многое насчет того, как их искать. Мы не в тупике. Например, в записке сказано, что его одежда была новой и хорошего качества. Что, если мы найдем здесь портного, который шил ему костюм?

Сахарная Энн вскинула голову.

— Разумеется, мы просто обязаны поговорить с портными, которые имеют дело с дорогой мужской одеждой, их не может быть много. Эдвард был такой привередливый в одежде; я не могу себе представить, что он не потратил бы часть своей нечестной добычи на наряды. Еще я хотела бы выкупить булавку для галстука — может быть, кто-то узнал бы ее и дал нам какие-то сведения.

— Хорошая мысль.

Сидя за ленчем, они успели обсудить множество возможных путей для расследования, а потом пошли на кладбище в Клэйборне, где власти похоронили Эдварда.

Если Сахарная Энн думала, что мертвые уступают свою тайну легко, то она глубоко ошибалась.

Они нашли ряды надгробий, возвышающихся над землей, словно миниатюрные храмы, — все это было очень похоже на кладбище в Галвестоне, где похоронено ее семейство. Некоторые надгробия украшали кресты и скульптуры, другие оказались просто побеленными и увитыми цветами. Часть из них огораживали витые железные решетки с воротцами, но большинство не имело никаких ограждений.

Когда Сахарная Энн и Уэбб сверялись с планом, который нарисовал им отец Антонио, к ним подошел молодой священник.

— Могу ли я вам чем-то помочь? — поинтересовался он.

Уэбб показал ему план.

— Мы не знаем это кладбище. Здесь недавно происходили похороны. А эта леди… член семьи.

— Ах да. Я знаю это место. Через дорогу, на дальней стороне. Ну, я вам покажу.

Следуя за ним между длинными рядами, они проходили мимо старых могил, ушедших на фут, а то и больше в мягкую землю, или таких, на которых штукатурка облезла, открывая крошащиеся кирпичи.

— Почему эти рассыпаются, а другие так хорошо сохраняются? — спросила священника Сахарная Энн.

Молодой человек пожал плечами и остановился перед выветрившимся склепом.

— Некоторые из этих могил очень старые. Возможно, семейства уже отошли в мир иной, не осталось никого, чтобы восстанавливать или приносить цветы в День всех святых. У нас нет местного камня, поэтому памятники сделаны из кирпича, наши кирпичи очень пористые, и снаружи они покрыты штукатуркой. Однако через некоторое время штукатурку надо восстанавливать. Мрамор, как, например, на этой плите, очень дорог, мы обычно используем его только на фронтонах, чтобы сделать надписи, и для постамента памятника.

Сахарная Энн наклонилась через низкое ограждение из кованого железа, чтобы прочитать имена на мраморной плите.

— Как может быть столько людей похоронено на таком маленьком участке? — спросила она. — Такое впечатление, что здесь поместится только один или два человека.

Священник объяснил, что может остаться от тела спустя годы; если для новых похорон нужно место, то кости обычно передвигают в дальнюю часть могилы или хоронят ниже…

Он также указал отдельные памятники знаменитым людям и большие захоронения со множеством памятников, братские могилы, где покоятся старые товарищи, навечно соединившиеся в мире ином.

— Может быть, вы слышали и об этом джентльмене? Доминик Ю, или лейтенант Джин Лаффит — так звали известного пирата, когда он плавал в море. Потом этот человек оставил свое ремесло, успокоился, стал видным гражданином Нового Орлеана. Пятьдесят пять лет назад его здесь похоронили. А вон там — бывший сенатор Соединенных Штатов.

— Подумать только. — Сахарная Энн, не слушая его, быстро шагала вперед, в то время как Уэбб усмехался и подмигивал ей.

— Вот, — сказал священник, останавливаясь возле стены. — Духовки.

— Что?

— Духовки. Иногда эти ячейки называют духовками, потому что они похожи на кирпичную духовку пекаря, как вы сами видите.

— Духовки? Эдвард похоронен в духовке?

— О нет, конечно, нет. Здесь находятся склепы. Четыре яруса духовок образуют стену, которая отделяет эту часть территории. Вы видите, каждая из кирпичных арок — склеп; спереди кирпич, дальше мраморная плита, если пожелает семейство.

— И в котором из них Эдвард?

Священник снова изучил план и прошел пять шагов вдоль стены.

— Там. — Он указал на верхний ярус прямо над головой Сахарной Энн, потом подал план Уэббу, отвесил легкий поклон и удалился.

Сахарная Энн долго стояла, глядя на стену и на сводчатый проход, сложенный из кирпича. Она пыталась что-то почувствовать, ощутить внутри, но у нее ничего не получалось.

— Бедный Эдвард. Никого не осталось, кто бы мог его оплакать. Какой печальный конец жизни — оказаться в такой вот духовке. — Из ее груди вырвался печальный вздох.

Уэбб обнял ее за плечи, и от его ласкового жеста у нее защипало глаза, а по щеке скользнула слеза. Она снова вздохнула:

— По крайней мере у него отсюда хороший вид.