Лилиан вернулась к входной двери на грани истерики от охватившего ее страха. Только что она спрятала под кроватью скрывающегося от закона преступника. Сумеет ли она не выдать его и себя? Оставалось только надеяться на удачу. Ведь от ее актерских данных зависела теперь жизнь человека.

О, Боже! Лилиан чуть не забыла о револьвере, который Трейс оставил в кухне. Она подбежала к рабочему столику, схватила оружие, кинулась в комнату и засунула его в ящик, где лежал Трейс. Потом вернулась к входной двери, перевела дыхание, постаралась изобразить на лице дружелюбную улыбку и открыла дверь.

– Эй, Дэвид, что происходит? – Она окинула удивленным взглядом стоящих рядом с Дэвидом людей. – Если это по поводу двойки по поведению, которую я поставила Синди, то тебе придется меня арестовать. Твоя дочь заслужила свою отметку, дравшись на площадке для игр с двумя мальчиками.

У Дэвида покраснели уши. Он быстро посмотрел на стоящего рядом мужчину, затем снова на Лилиан.

– Хм. Нет, это по поводу полицейского расследования. Рядом со мной агент Рэкли из бюро расследований штата. Он хочет задать тебе несколько вопросов.

Лилиан впервые позволила себе взглянуть на Рэкли.

– Здравствуйте, – с трудом выдавила она, глядя в самые холодные из всех черных глаз, какие ей только приходилось видеть.

Хозяин этих глаз был крупным, даже огромным. Как защитник задней линии. Или как холодильник – после того, что произошло с ней сегодня утром, это сравнение казалось более уместным. Да, именно холодильник, на который положили огромную тыкву. Собиравший тело забыл, правда, привинтить шею. Нос был широким и толстым, губы тонкими, над глазами низко нависали густые брови того же цвета, что и каштановые с рыжеватым отливом волосы.

Но Лилиан поразили именно его холодные глаза, в которых застыла ненависть ко всем окружающим. Она видела такие же глаза лишь однажды, и принадлежали они существу примерно тех же размеров и очертаний – быку на родео в Микере. Быка звали Терминатором. Кличка прекрасно подходила ему. Тот великан, так же как этот, был убийцей.

– Чем могу помочь? – спросила Лилиан.

– Мне надо расспросить вас кое о чем, мисс Робертс. Могу я войти? – Агент показал ей полицейский значок, который тут же засунул во внутренний карман пиджака.

Лилиан распахнула перед ним дверь.

– Надеюсь, ваши люди не выпустят со двора моих собак.

– Нет, мэм, они этого не сделают. – Развернувшись, Рэкли перекрыл путь Дэвиду. – Спасибо, помощник. Дальше я разберусь сам.

В дом вошел еще один агент. Высокий, около шести футов, со светло-русыми волосами и светло-серыми глазами, которые, как показалось Лилиан, видели ее насквозь. Рэкли представил его как агента Харпера Монтгомери. Лилиан предложила мужчинам присесть на кушетку, а сама устроилась на стуле напротив.

– Итак, вы сказали, у вас есть ко мне вопросы.

– Да, мэм, – Рэкли достал из кармана небольшой блокнот и стал расспрашивать Лилиан, как она останавливалась накануне вечером у магазинчика на углу в Джектауне.

Лилиан мысленно поздравила себя с тем, что смогла унять дрожь в голосе. А вот с руками она ничего не могла поделать – пришлось спрятать их за спину, чтобы не было видно, как они ходят ходуном.

– Так вы не видели никого, кроме продавца и помощника шерифа?

– Ни души. – И это была чистая правда. Она действительно никого не видела в Джектауне. – А зачем вам это?

Рэкли объяснил, что полиция ищет опасного преступника, и показал Лилиан фото. Да, это был человек, который прятался сейчас у нее под кроватью, но на фотографии он выглядел совсем иначе. Лилиан словно взглянула на Трейса с другой стороны. На снимке он был одет в костюм с галстуком, чисто выбрит и коротко подстрижен. Мужчина на фото выглядел довольно смазливым, спокойным и положительным. Человек у нее под кроватью казался опасным, очень опасным.

Не говоря ни слова, Лилиан возвратила фото Рэкли.

– Вы думаете, что он был вчера вечером в Джектауне?

– Такая возможность существует, – ответил Рэкли.

Все это время Монтгомери молчал. А теперь он вдруг лучезарно улыбнулся Лилиан и попросил у нее разрешения воспользоваться ванной. Сердце тревожно забилось, но она не смогла придумать логичной причины для отказа. Проводив Монтгомери в ванную, Лилиан вернулась в гостиную к агенту Рэкли.

– Не возражаете, если я осмотрюсь? – спросил он.

– В моем доме? – нахмурилась Лилиан.

– Да, мэм. Поймите меня правильно. Не то что бы я сомневался в вашей искренности, но я не выполнил бы до конца свой служебный долг, если бы не проверил все кругом и не убедился, что наш приятель не прячется в соседней комнате, угрожая пристрелить вас, если вы его выдадите.

Это было так близко к истине и в то же время так далеко от нее, что Лилиан не смогла удержать вырвавшийся смешок.

– Не думаю, что это необходимо, но делайте так, как считаете нужным. – Рэкли встал и направился в кухню. – Только осторожней… – сказала Лилиан ему вслед.

Слишком поздно. Волосатик встретил агента Рэкли своим обычным протестующим воплем. Кот выгнул спину, ощетинился, желтые глаза его сузились в маленькие щелки. Он шипел, брызгал слюной и урчал, а потом вдруг вонзил когти в лодыжку агента.

Рэкли вскрикнул и отскочил от кота. Рука его автоматически потянулась к кобуре за секунду до того, как он понял, с кем имеет дело.

–.. с котом, – закончила фразу Лилиан, едва сдерживаясь от смеха. – Извините. Не принимайте это на свой счет. Волосатик ведет себя так со всеми. Он ненавидит людей.

Рэкли угрюмо посмотрел на нее, но как раз в этот момент из ванной вернулся Монтгомери.

– Я закончил, – сказал ему Рэкли.

Монтгомери кивнул.

– Я догоню тебя.

По-прежнему выгнувшись, Волосатик проводил агента Рэкли до двери.

Монтгомери внимательно наблюдал за котом.

Выпроводив Рэкли из кухни, кот, гневно поводя хвостом, с величественным видом проследовал по коридору прямо в спальню. Лилиан услышала глухой звук удара. О, нет!

Дело в том, что Волосатик имел привычку забираться в шкафчики под кроватью и сворачиваться там калачиком. Вот только иногда он распахивал дверцы так, что они уже не захлопывались. Испугавшись, что кот поможет обнаружить укрытие Трейса, Лилиан кинулась в спальню.

– Волосатик!

Тот как раз пытался открыть дверцу.

– Нет, Волосатик! Уходи отсюда!

Но Волосатик, не обращая внимания на ее крики, распахнул дверцу ровно настолько, что стала видна кипа кружевного белья, которым Лилиан прикрыла Трейса. Кот влез в ящик, и едва скрылся внутри его хвост, как дверца захлопнулась.

Вздохнув с облегчением, Лилиан обернулась и чуть не наткнулась на агента Монтгомери.

– Умный котик, – прокомментировал он.

Едва подавив вскрик, Лилиан пожала плечами.

– Он любит свернуться калачиком на моем… нижнем белье и уснуть.

– У парня хороший вкус, – с улыбкой сказал Монтгомери.

Лилиан оглядела агента с ног до головы.

– Не знаю, – сказала она. – Мне кажется, у вас, например, был бы несколько дурацкий вид, если бы вы попытались последовать его примеру.

Из-под кровати донесся какой-то приглушенный звук. Монтгомери насторожился.

– Что это?

У Лилиан чуть не остановилось сердце.

– Волосатик, только и всего, – сказала она, оттесняя агента и буквально выставляя его из спальни. – Я держу в белье мешочки с душистыми травами. Иногда котик тычется в них носом и начинает чихать.

У входной двери Монтгомери вдруг остановился и повернулся к Лилиан.

– Спасибо за помощь, мисс Робертс.

– Да я ничем вам не помогла, – пожала плечами Лилиан.

– Нет, очень помогли. – Он вдруг внимательно посмотрел в глаза Лилиан. А потом скользнул взглядом ниже. – Вы ударились? Какой странный синяк.

Лилиан проследила за направлением его взгляда и увидела на собственном запястье узкий и длинный синяк. Наручники! Она нервно облизала губы.

– Да, действительно странный. Так мне и надо. А ведь отец всегда говорил мне: «Никогда не надевай драгоценности, работая в саду». Вот что наделал тоненький серебряный браслет. Я зацепилась им за что-то. Как только папа увидит этот синяк, он сразу скажет: «Говорил же я тебе». – Произнеся эту тираду, Лилиан с ужасом прочла в глазах агента сомнение.

Монтгомери залез в карман и достал оттуда визитную карточку.

– Что ж, спасибо вам еще раз. Я напишу на обороте свой домашний телефон. Если увидите или услышите что-нибудь, обязательно позвоните. Когда живешь вот так одна на отшибе, надо быть как можно осторожнее.

– Спасибо. – Трясущимися руками Лилиан взяла карточку. – Постараюсь не забывать об этом.

Монтгомери посмотрел на нее долгим взглядом, повернулся и вышел. Лилиан стояла на пороге и смотрела, как выезжают со двора полицейские машины. Затем она захлопнула дверь и прислонилась к ней лбом.

Что ж, возможно, она сумеет все это пережить. В этот момент на плечо ей опустилась тяжелая рука. – Лилиан?

Она вскрикнула и обернулась.

– Эй. – Трейс сделал шаг назад, подняв обе руки. – Не волнуйтесь. Это всего-навсего я.

Дрожа всем телом, Лилиан добрела до кушетки и без сил повалилась на нее.

– Вы напугали меня до смерти. Что с вашими глазами? Они какие-то красные и мокрые.

– Все ваш Волосатик. У меня аллергия на кошек. – Трейс скорчил гримасу. – И вы еще говорите, что я напугал вас до смерти. Да когда открылась эта чертова дверца, я был уверен, что игре конец. Но тут ко мне залез ваш мешок блох величиной со слона и прошелся прямо по моему лицу. А вы держались молодцом. Для женщины, которая не сумела соврать ничего подходящего, когда я засек ее среди ночи с рукой, запущенной в карман моих брюк, вы сохраняли потрясающее спокойствие.

– Спокойствие! Да меня дрожь била.

– Да. Но все же вы это сделали. Вот только интересно почему?

Лилиан пожала в ответ плечами.

– Потому что вы нравитесь Волосатику.

– О да, это уважительная причина!

– А тот подлец – Рэкли – ему не понравился. Он так и набросился на его ногу.

Трейс удивленно поднял бровь.

– Он действительно сделал это? Возможно, в конце концов я полюблю кошек.

Лилиан показала Трейсу карточку, которую держала в руке.

– Харпер Монтгомери оставил мне визитку. Я должна позвонить, если увижу вас. Он написал на обороте свой домашний телефон. – Лилиан перевернула карточку и… застыла, словно громом пораженная. На обороте был вовсе не телефонный номер, а записка: «Ляг на дно, парень, и не унывай. Я свяжусь с тобой».

– О, Господи, – прошептала Лилиан. – Так он знает.

Трейс взял карточку из ее похолодевших пальцев, прочел записку и тут же выругался.

– Да, – кивнул он. – Харп знает. Интересно только откуда.

Лилиан на секунду нахмурилась, потом глаза ее расширились.

– Он заметил синяк у меня на запястье, но… – Она покачала головой, а затем вдруг воскликнула: – Ванная! Он ходил туда. Я не смогла придумать, как его остановить.

Лилиан кинулась в ванную. Так и есть. В корзине лежали окровавленные ватные тампоны.

– И что же он теперь сделает? – спросила она Трейса.

– То, что обещал, – свяжется со мной.

– Вы удивительно спокойны, – холодно заметила Лилиан.

– Он мой напарник. Я доверяю ему.

Лилиан отвернулась, испытав вдруг странное разочарование. А чего она, собственно, ожидала? Что Трейс будет принадлежать ей вечно? Что ж, мечтать не вредно. Простушка Лилиан, школьная учительница, и блестящий агент Трейс Янгблад. Ха! Да с такой внешностью он может заполучить любую красотку.

– Если вы доверяете своему напарнику, – сказала она, – то почему не вылезли и не поговорили с ним.

– Когда в доме был Рэкли? Ни в коем случае. Этого подонка один-два лишних трупа не остановили бы.

Вспомнив холодные глаза Рэкли, Лилиан вынуждена была согласиться.

Через несколько минут они уже были в кухне, где из радиоприемника неслись слезливые мелодии кантри. Трейс называл эту музыку «поплачь себе в пиво». Сам он предпочитал старый добрый рок-н-ролл. В конце концов Трейс подошел к приемнику и выключил его. Лилиан даже не подняла глаз от кастрюль на плите, над которыми колдовала.

– Ну, – потребовал Трейс, – а теперь сообщите мне настоящую причину, почему вы полезли ради меня в петлю.

Повернувшись к Трейсу спиной, Лилиан переворачивала на сковородке бекон.

– А кто сказал, что я полезла в петлю?

– Вы что – с ума сошли? Вы только что солгали агенту по расследованиям. Слышали когда-нибудь об укрывательстве? О даче ложных показаний?

– Во-первых, я не солгала Рэкли. Он спросил, видела ли я вас вчера в магазине. Я честно сказала, что нет. – Оторвав кусок бумажного полотенца, Лилиан вытерла со стола жирное пятнышко. – И я почти не соврала вашему напарнику, когда он спросил о синяке.

Лилиан подняла руку и показала синяк. Трейс мысленно содрогнулся при виде следов, оставшихся по его вине на нежной коже Лилиан.

– Я сказала, что зацепилась за что-то серебряным браслетом. Наверное, он не поверил. Я все время думала о вашем револьвере и боялась, что вы ворветесь и перестреляете всех, если я вас не прикрою.

– Маленькая умница Лили, но ведь вы сами дали мне револьвер.

– Об этом никто не знает.

Трудно было спорить с логикой. Но Трейс тут же вздохнул с облегчением. В крайнем случае он всегда сможет сказать, что угрожал Лилиан револьвером, когда Харпер и Рэкли были в доме. Это может сработать – и тогда ее не будут судить.

Больше всего ему хотелось узнать, зачем она делает все это.

«Чтобы спасти твою чертову задницу, парень», – с отвращением подумал Трейс.

Лилиан была такой маленькой. Когда они стояли рядом, голова ее едва доставала до плеча Трейса. Хрупкая, нежная – у мужчин всегда возникает желание защитить таких женщин. Но Трейс уже знал, что внутри, за этой видимой хрупкостью, скрывалась железная воля. Может, у Лилиан душа и ушла в пятки, но вела она себя как настоящий профессионал. Смотрела, не моргнув, в лицо мужчине, про которого знала, что он убийца, – и все это пока ты был под кроватью, – и смеялась, когда на него накинулся кот.

Трейс восхищенно покачал головой.

– И что же вы будете делать дальше? – спросила его Лилиан.

– Если повезет, собираюсь позавтракать.

Лилиан бросила на него строгий взгляд.

– Я имею в виду… в связи со сложившейся ситуацией.

Пока Лилиан сливала жир со сковородки в старую банку из-под кофе, Трейс вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего утра. Он взял со стоявшей рядом с плитой тарелки кусок бекона.

– В связи со сложившейся ситуацией я собираюсь делать именно то, что посоветовал Харп – лечь на дно и не унывать.

Лилиан резко повернулась к Трейсу.

– Здесь? – почти закричала она.

– Осторожней, Лил. – Трейс приподнял сковородку, из которой проливался на стол жир от бекона. – А то вы испортите мой завтрак – еще немного и пролили бы прямо на тарелку.

– А вы, похоже, собираетесь испортить мне жизнь!

– Ведь вы сами настояли на том, чтобы я спрятался и лежал тихо, пока вы врали, что не видели меня.

– Я не лгала.

– Так вы что, полагаете, теперь я просто выйду в эту дверь и спокойно пойду по своим делам? Думаете, все это нравится мне больше, чем вам? Черт побери, Лил, ведь Харп сможет связаться со мной, только если я останусь здесь.

Лилиан крепко сжала губы.

– И на сколько же вы собираетесь остаться? – спросила она через несколько секунд.

Трейс немного расслабился.

– Пока Харп не даст о себе знать. День-два, самое большое.

Что ж, день-два она выдержит. Вполне. Ей придется всего-навсего притвориться, что она занимается повседневными делами, а мужчины с потрясающими голубыми глазами здесь просто не существует.

Теперь Трейсу уже не было смысла следить за каждым шагом Лилиан, не говоря о том, чтобы приковывать ее наручниками. Похоже, она вполне смирилась с его присутствием, а если и нет, то предпочитала не подавать виду.

Остаток дня и всю ночь Трейс только ел и спал. Эта школьная учительница потрясающе готовила. Так, чего доброго, еще привыкнешь к домашней пище, а если она каждый день кормит так своих гостей, к тому моменту, когда пора будет отсюда уходить, он будет весить не меньше тонны. Лилиан накормила его таким завтраком, после которого Трейс мог только повалиться обратно в постель. На этот раз он выбрал двуспальную кровать в комнате для гостей.

Когда Трейс проснулся, был уже вечер. Какое-то внутреннее чувство – и еще молчащее радио – подсказало ему, что он один в доме. Лилиан ушла. Куда? Почему? Сукин сын! Дурак чертов! А что если она передумала и решила его выдать?

Но зачем ей это понадобилось? Сегодня утром у нее был прекрасный шанс, которым она не воспользовалась.

Передумала? Со всеми бывает. Может быть…

Тут он услышал, как к дому подъехала машина. Трейс выругался и кинулся к окну. У него тут же отлегло от сердца. Лилиан вернулась. Она вошла в дом из гаража, держа огромный бумажный пакет.

– Ваша одежда никуда не годится, – сказала Лилиан. – Примерьте вот это.

Джинсы, три футболки, две рубашки с короткими рукавами, нижнее белье – интересно, как она угадала размер? – и даже носки! Трейс не успел пробормотать слова благодарности, как Лилиан уже отвернулась к плите и принялась готовить ужин.

На этот раз Трейсу удалось вытерпеть целый час, прежде чем он снова повалился в постель и проспал всю ночь. На следующее утро он почувствовал себя таким отдохнувшим, каким не был уже много лет. Бок его явно заживал, но Трейс испытывал какое-то странное волнение. Ожидая своей очереди принять душ, он мотался по всему дому, пытаясь заставить себя не думать о женщине в ванной.

О, Господи, если бы он не взял себя в руки, то мог бы ясно представить, как она стоит, обнаженная, под душем и теплая вода стекает по ее стройному телу. Голова наверняка откинута назад, так что видно шею, глаза закрыты. На ресницах – блестящие капельки. Влажные губы чуть приоткрыты.

А в воздухе висит пар. Намыленные руки скользят по шелковистой коже. Его руки. По ее коже.

«Эй, парень», – одернул себя Трейс. И как это ему в голову пришли подобные мысли? Лилиан вообще была не в его вкусе. Обычно Трейсу нравились женщины высокие, яркие и легкомысленные. Женщины, которые знали правила игры и не ждали от него никаких обещаний. А у мисс Лили на лбу написано, что она годится лишь на роль хранительницы домашнего очага. Трейсу не хотелось никакого домашнего очага, его дом нравился ему таким, каким был – приютом одинокого странника.

Итак, Трейс бродил по дому, глядя на вещи, которыми окружила себя учительница младших классов. Все, что он видел, подтверждало его мысли. В доме царил уют. Дом напоминал картинку из журнала, но во всем чувствовалось человеческое тепло и обаяние. Трейс пытался убедить себя в том, что подобная атмосфера действует на него удушающе.

Мебель была, конечно, очень удобной. В каждой комнате стояли вазы со свежесрезанными цветами. И почему люди срезают цветы? Ведь в доме они умирают гораздо быстрее, разве не так?

Ответом на его вопрос были маленькие латунные и стеклянные баночки с засохшими цветочными лепестками. Наверное, Лилиан специально засушивает цветы и собирает их лепестки в эти баночки, от которых в одной комнате пахнет розами, в другой – корицей и пряностями, в общем, у каждой свой аромат.

– Лучше уж освежитель воздуха, – бормотал про себя Трейс. – Куда меньше возни.

Повсюду лежали коврики, покрывала, накидки. Трейс не был большим знатоком в таких делах, но ему показалось, что все это – ручная работа.

И еще свечи. Свечи всех размеров и цветов, каждая со своим запахом, по нескольку в каждой комнате. Интересно, для кого она их зажигает. Приглядевшись повнимательнее, Трейс увидел, что эти свечи никогда не зажигали. Ни одну из них.

Дом был таким… мягким. И вероятно, даже удобным для женщины вроде Лилиан. Но для Трейса он был слишком уж обустроенным. Дом словно готов был поглотить человека и заточить его в своих стенах. Причем все произошло бы незаметно, так, что человеку в конце концов понравилась бы такая жизнь. В общем, от этого дома, как и от его хозяйки, Трейсу было явно не по себе.

В конце концов он остановился на пороге комнаты, служившей Лилиан кабинетом. До этого он только мельком заглянул туда и успел лишь разглядеть стоявший на столе компьютер. На этот раз Трейс зашел внутрь и огляделся. А затем тихо присвистнул.

– Черт меня побери!

Не удивительно, что Лилиан сразу поняла, какой у него револьвер. На стене рядом с дверью, так что не было видно из коридора, висели три запертых застекленных шкафа, полных оружия. Здесь было все: от маленького пистолетика двадцать второго калибра до – о, нет! – самого настоящего «узи». Трейс подошел к последнему шкафу, чтобы рассмотреть поближе. Да, действительно «узи». На кой черт все это засидевшейся в девицах школьной учительнице? Что она делает с этим оружием?

То, что Трейс увидел на противоположной стене, смутило его еще больше. Плакаты с увеличенным изображением книжных обложек. Пять книг – и все со знакомыми названиями. Трейс читал эти книги, в которых описывались приключения вымышленного детектива Джейка Салливана. Он перечитывал их так часто, что помнил почти наизусть. Черт побери, он даже процитировал старину Джейка вчера вечером, когда появился перед Лилиан в кузове ее фургона. Но почему здесь висят эти плакаты?

Трейс повернулся к находившемуся у противоположной стены столу, где стояла неизменная ваза с цветами. Маргаритки и «узи» рядышком, как будто так и надо. Рядом с вазой стоял включенный компьютер, на экране которого был набран какой-то текст. «Салливан стукнул кулаком по столу. «Черт побери, лейтенант, вы не можете отстранить меня от дела!»

Растерянно заморгав, Трейс перечитал фразу. Потом прочел весь текст на экране, затем пролистал лежавшие рядом с компьютером отпечатанные страницы. И снова выругался:

– Черт меня побери!

– Вы читаете мои мысли, – послышалось в ответ из-за спины. – Как это вам пришло в голову копаться в моих вещах?

Повернувшись, Трейс увидел перед собой разъяренную Лилиан с влажными после душа волосами. От нее пахло цветочным шампунем.

– Эти пять романов, ставших бестселлерами, написал Л. Дж. Робертс, – медленно произнес Трейс. – Неизвестно, кто он. Пресса высказывала множество догадок с тех пор, как три года назад вышла первая книга. Он не дает интервью, даже по телефону. Он… своего рода затворник. Так он… это вы?

Лилиан стиснула зубы. Не надо было работать над книгой, пока Трейс живет в ее доме. И вообще, стоило навесить замок на дверь кабинета.

– Каждый коп, которого я знаю, включая меня, просто заглатывает эти книги. Не могу поверить… да вы знаете о полиции больше, чем я. Но почему понадобилось скрывать от всех, кто вы?

– А сколько моих книг вы прочли бы, зная, что они написаны женщиной? Женщиной, которая никогда не служила в полиции?

Трейс на секунду задумался.

– Понимаю, что вы имеете в виду, – сказал он. – Но теперь, когда книги пользуются такой популярностью, почему бы вам не раскрыть свой секрет.

– Ну же, Трейс, вы ведь понимаете не хуже меня: как только станет известно, что я женщина, все эти потрясающие рецензии сменит что-нибудь вроде «для женщины написано, в общем, неплохо». Или «Эмоции затмевают самые удачные места, но, в конце концов, это ведь писала женщина. Лучше бы ей придерживаться женских жанров – фэнтэзи или любовного романа». Так было уже не с одним автором. Критики не любят детективных романов, написанных женщинами. Нет, – Лилиан энергично затрясла головой. – Мои книги не только высмеют критики по всей стране, это отразится на объемах продаж. Доверие, заслуженное Л. Дж. Робертсом, утечет, словно через водопроводные трубы.

– Ерунда. В наши дни женщины чего только не пишут.

– Конечно, и это замечательно. До тех пор, пока они придерживаются «женских» жанров. Но едва женщина вторгается в традиционно мужскую епархию – и ее оценивают уже совсем по-другому. Никто не знает, кто я, и вы должны немедленно поклясться, что ничего никому не расскажете.

В глазах Лилиан светилась решимость, плечи были горделиво расправлены.

– Хорошо, хорошо, обещаю. Но, черт побери, я все равно считаю, что вы не правы.

– Не могли бы вы перестать ругаться. Я уже просила вас об этом.

– Так это я должен перестать ругаться? – удивленно произнес Трейс. – Да половина бранных слов, произнесенных мною в этом доме, заимствована из ваших книг. Джейк Салливан – и в этом один из секретов его популярности – большой мастер по части бранных слов. И написали их вы.

– Это не я, это он.

Трейс вскинул руки вверх.

– Но все равно слова ваши. Вы их напечатали.

Лилиан покачала головой.

– И все же это слова Джейка Салливана. Я – не Джейк Салливан. Если вы не знаете другого способа выразить свои чувства, кроме использования грубых слов, что ж, я потерплю. Вы мой гость. Ругайтесь на здоровье.

– Да вы просто…

– Можете принять душ, – перебила его Лилиан. – На тумбочке рядом с раковиной лежат новые лезвия. Пользуйтесь, если хотите…

Трейс смотрел вслед удаляющейся Лилиан и думал о том, что она действительно типичная школьная учительница.

– Можете пользоваться, – передразнил он.

Что за проблемы ее волнуют? Он ведь брился вчера. У Трейса вдруг возникла идея не брить щетину только для того, чтобы позлить Лилиан, но он тут же подумал: такое поведение ставит его в один ряд с ее третьеклашками. Перед мысленным взором Трейса снова возник образ Лилиан под душем, и мысль показаться перед этой женщиной неумеющим вести себя мальчишкой уже больше не представлялась ему такой привлекательной.

Он покорно отправился в ванную и принялся бриться.

За завтраком Трейс почувствовал, что не может так просто оставить тему Джейка Салливана.

– А что думает о вашем литературном опыте ваша семья? – спросил он.

Лилиан откусила кусочек блина и отвела взгляд, но Трейс успел разглядеть выражение ее глаз.

– Они не знают.

Трейс был уверен, что не ошибся. Уверенность его окрепла, когда он увидел, как покраснела Лилиан.

– Но кто-то все-таки знает?

– Не хочу обсуждать этот вопрос, – отрезала Лилиан и откинулась на спинку стула, так что лицо ее скрывала теперь от Трейса ваза с цветами.

– Черт побери! – Трейс отодвинул вазу. – Откуда вы так хорошо знаете работу полицейского? Откуда берете информацию о преступлениях? Об оружии? Кстати, об оружии. От всей души надеюсь, что у вас есть разрешение на «узи». Впрочем, если и нет, меня это не волнует. В ваших романах встречается такое, чего нет в других книгах.

– Мой брат служит в полиции Далласа. Вас устраивает такое объяснение? У меня, разумеется, есть разрешение на «узи». И закончим этот разговор.

– Старший или младший?

Лилиан с вздохом положила вилку на край тарелки.

– О чем вы?

– Ваш брат – он старше или младше вас.

Лилиан закатила глаза.

– Младше.

– На ск…

– На три года.

– И ему…

Лилиан подняла одну бровь.

– Так вот как, агент Янгблад, вы пытаетесь разузнать мой возраст. Плохо сработано.

Трейс улыбнулся.

– Ну, раз уж вы сами затронули этот вопрос, сколько же вам лет?

Лилиан чуть не рассмеялась в ответ на подобную наглость. Но сумела сдержаться. Она до сих пор была недовольна тем, что Трейс раскрыл ее секрет. Лилиан знала, что сама виновата в этом. Не надо было включать компьютер в присутствии настоящего детектива.

Потом она задумалась над его вопросом и поняла вдруг, что пора сказать себе правду: пусть Трейс Янгблад и был живым воплощением ее мечты – этот мужчина не для нее. Она не хочет, чтобы между ними что-то было. От одной мысли об этом по телу Лилиан пробежала дрожь.

– Ограничусь тем, что отвечу: я старше вас, – сказала она.

– Вовсе нет, – запротестовал Трейс. – К тому же, вы не знаете, сколько мне лет.

– Об этом сообщили сегодня по телевизору. Десятого мая вам исполнилось тридцать два. Рост шесть футов один дюйм, вес сто девяносто фунтов, черные волосы, голубые глаза, татуировок на теле нет. Маленький круглый шрам на правом бедре, возможно, в результате пулевого ранения. Предки были американскими индейцами. – И поэтому на груди не растут волосы, – последнюю фразу Лилиан произнесла уже про себя.

Трейс покачал головой.

– Ну разве не чудесный образец вранья. В моих жилах течет ирландская, голландская, австрийская, английская и, Бог знает, какая еще кровь. Может быть, немного мексиканской. Но об этом они, разумеется, забыли упомянуть. Так насколько же вы старше?

«О, – подумала Лилиан, – да он мастер своего дела». Вопрос был таким неожиданным, что она чуть не ответила. Но вовремя спохватилась, покачала головой и начала собирать тарелки, чтобы отнести их в раковину.

Если бы только Трейс не был так великолепен! Если бы у нее не покалывало кончики пальцев от одного воспоминания о гладкой коже на его груди. Если бы в глазах его не светилось время от времени чудовищное одиночество, так хорошо знакомое Лилиан…

Если бы не было так приятно смотреть, как улыбается задиристой улыбкой сидящий напротив и поедающий приготовленный ей завтрак мужчина.

Если бы… если бы они не были такими разными людьми – Лилиан Робертс и Трейс Янгблад, если бы они встретились при других обстоятельствах, когда за Трейсом не охотился целый штат.

Но все получилось совсем наоборот, и при одной лишь мысли об этом у Лилиан начинала раскалываться голова. Она была домоседкой. Маленькой домашней женщиной, которая мечтала выйти замуж и родить детей. Но, как бы странно это ни звучало, Лилиан вовсе не хотелось, чтобы ее спутником жизни стал домовитый, хозяйственный мужчина. Она мечтала… о захватывающем дух приключении? Да, именно так, о волнующем мужчине, который ведет волнующую жизнь.

Но это же безумие, Лилиан! Безумие и эгоизм. А также огромная глупость. Психиатрам пора заняться тобой всерьез.

Но правда оставалась правдой. Именно из глубины ее души, где царили подобные желания, и появился на свет Джейк Салливан. Грубый, иногда даже опасный мужчина, но не представлявший опасности для нее.

Что ж, заботясь о собственной безопасности, можно сразу вычеркнуть из списка претендентов Трейса Янгблада с его револьвером тридцать восьмого калибра. Этот мужчина для нее опасен. Или по крайней мере ему хочется, чтобы Лилиан так думала.

И потом, желания ее не исчерпывались щекочущим нервы волнением. Лилиан мечтала свить гнездышко для человека, который хотел бы иметь дом, для мужчины, нуждавшегося в ней. Трейс Янгблад нуждался. Очень нуждался. Это было видно по его глазам. Но Лилиан сомневалась, что она была именно той женщиной, которая способна удовлетворить его желания. Нет, только не простушка Лилиан, обыкновенная школьная учительница.

– Ну же, Лил, сколько вам все-таки лет?

И снова он назвал ее Лил. На этот раз, конечно же, нарочно. Хотел позлить.

Лилиан поднялась со стула и взяла стопку грязных тарелок.

– Достаточно, чтобы быть вашей… старшей сестрой. Как вы думаете, ваш напарник объявится сегодня?

Трейс встал, перекрывая ей доступ к раковине. В глазах его горел самый настоящий огонь.

– Может быть и так, – медленно произнес он. – Но дело в том, дорогая, – он провел пальцем по щеке Лилиан, – что ты ведь не моя сестра.

Лилиан не успела сообразить, как ей ответить на эти слова, произнесенные тихим хрипловатым голосом, на жар в его глазах, на прикосновение, от которого ее сразу бросило в дрожь. У нее просто не было такой возможности, потому что в этот самый момент распахнулась настежь входная дверь.

– Йо-хо-хо. Это я, дорогая.

Лилиан закрыла глаза и простонала сквозь стиснутые зубы:

– Мама!

Ее тут же охватила паника. Трейс! Что теперь делать? Прятать его слишком поздно.