Приглашаю пройти «ходоков» из Новосибирской области. Пять человек гуськом входят ко мне в кабинет. Три женщины и двое мужчин не знают, с чего начать свой рассказ. Вижу, что среди них есть главный. Это седовласый коренастый мужчина с бородой. Предлагаю всем присесть, а ему вкратце описать ситуацию, так как билеты уже куплены, и я полечу в их село. Это известие настолько изумляет и радует людей, что они кидаются меня целовать и обнимать.

– Стоп! Стоп! – кричу я. – Давайте все делать по порядку.

Еле успокоившись, мужчина, который представился мне Глебом Ивановичем, начинает взволнованно рассказывать.

– Понимаете, Фатима, мы уже не знали, к кому и куда обратиться. У нас в селе почти не осталось не только молодежи, но и людей из более старшего поколения. Все переругались, все враждуют друг с другом, либо умирают в одночасье, либо вешаются, либо уходят в лес и не возвращаются, либо убивают друг друга… В общем, село скоро уничтожит само себя. И не то, чтобы кто-то чужой в нашем селе хозяйничал, а именно что все происходит внутри. Дошло до того, что местного милиционера зарезал его собственный сын, а сам потом утопился в реке. Такая чертовщина творится уже три года, что волосы на голове дыбом встают. Кому расскажешь – не поверят.

– Может, много водки пьют в вашем селе?

– Да не больше, чем в соседних. Но у них такого нет. Сейчас наше село вообще стороной все обходят. Даже охотники боятся подходить. В прошлом году одного охотника из соседнего села наши случайно подстрелили, приняв за медведя. Трезвые были. А почудилось им, что медведь из лесу вышел, они его и завалили. Подбежали ближе – человек. Никогда такого не было. Неумышленное, но убийство. Двоих наших мужиков посадили надолго. Как докажешь, что не хотели убивать? Никак.

– А дети есть в селе?

– Есть немного. Пять или шесть – не больше.

Тут в разговор вступает женщина средних лет.

– Есть, Фатима. У меня двое. Маленькие еще пацаны. За их жизнь очень переживаю. Детсад закрыт. Я работаю на ферме. Дети одни дома остаются, так как муж в прошлом году ушел на рыбалку и не вернулся. Долго искали, но даже трупа не нашли. Мужики баграми всю реку на много километров прошли. Нигде нет. За детей теперь очень боюсь. Работа – не в работу. Сейчас вот поехали к вам, так я их с собой взяла.

– И где они сейчас? – удивленно спрашиваю женщину, назвавшуюся Анастасией.

– Да мы тут все вместе квартиру сняли. С нами еще одна женщина приехала, так с ней и остались. В безопасности они. Да и Москву посмотрели немного. Когда еще такое счастье им выпадет в жизни.

Я облегченно вздохнула и улыбнулась.

– Давайте имена, даты и годы рождения детей, сразу вам скажу про то, что и когда в их жизни «выпадет». А с остальным будем разбираться на месте.

Женщина засияла от радости и назвала мне все данные Сергея и Ивана – своих сыновей.

Посмотрела я и ничего страшного в их судьбе не увидела. Успокоила Анастасию, дала несколько советов по их воспитанию и предложила всем собираться в обратный путь.

– Да мы только завтра обратно поедем. Вы одна там справитесь. Нам бы про каждого из нас тут узнать.

– Нет, дорогие, не получится. Сейчас мне нужно срочно ехать в аэропорт. Мы с дочерью еще должны успеть доехать. Да и что вам сказать? Все вы – люди хорошие, правильные. Все у вас будет хорошо, когда я с вашей чертовщиной разберусь. К кому мне там обращаться, когда прилечу? Кто встретит?

Тут все члены «делегации» растерянно переглянулись. Они были не готовы к моей динамичной жизни и скорости, с которой я работаю. Сельская жизнь неспешная и размеренная. Я их понимаю. Но я знала, что медлить с этим делом никак нельзя. Видя замешательство «ходоков», я попросила Андрея купить билет одному из членов команды, чтобы сопровождал меня. Вызвался лететь со мной и Дарьей Глеб Иванович, как самый старший и ответственный. Хотя сразу предупредил, что в жизни никогда не летал на самолете, поэтому боится. По его мнению, самое надежное средство передвижения – поезд. В чем-то я согласна с ним. Так хочется иногда сесть в поезд, просто ехать и спать, ни о чем не думая. Но так не получается. Я всегда и везде нужна срочно и «еще вчера», поэтому иногда чувствую себя стюардессой. Я успокоила Глеба Ивановича, что буду рядом с ним в самолете, а это – гарантия, что в полете будет все нормально, ведь я же яснознающая, экстрасенс. Пошутили-посмеялись и стали собираться в дорогу.

По пути в Шереметьево Дарья сидела съежившись. Было такое ощущение, что ее знобит.

– Дашуля, ты не заболела?

– Нет, мамуль. Просто жутко лететь в это село. Там что-то страшное творится. Мороз по коже идет. Я видела глаза этих людей. В них много страха. И они явно не все рассказали.

– Конечно, доча, не все рассказали. Времени было мало. Основное я знаю. А с остальным разберемся. Нас же с тобой двое! Мы – целая семейная «банда»!

Я подбадривала дочь, а внутри было отчего-то грустно. Глеб Иванович мирно спал на заднем сиденье авто. Устал от большого города, впечатлений и непредвиденной ситуации – возвращения домой самолетом. Как только сел в машину, через пять минут уже всхрапывал. Эх, если бы я могла так быстро засыпать, подумалось мне. А то ведь устану, как загнанная лошадь, а уснуть – проблема. Лежу и перебираю в голове то семейные дела на завтра, то рабочие, ломаю голову, как мне все успеть…

Чувствую внутреннее напряжение от предстоящей работы и понимаю, что Дашу не нужно брать с собой. Рано ей еще на такую работу ездить. Психика в ее возрасте неустойчивая, может и не выдержать сильных нагрузок. А ей сейчас нужно об учебе думать. Смотрю еще раз на дочь. Она устала и поникла. Набираю номер Ризвана и прошу приехать в аэропорт, чтобы отвезти Дашулю домой. Прошу ее не обижаться. Она понимает меня с полуслова и соглашается.

– Доченька, я скоро вернусь. А ты позанимайся дома с Ризваном и Аленой. Они тебе помогут.

Иногда мои дети не понимают меня. Но это не тот случай. По интонации моего голоса они определяют, где можно, а где нельзя мне что-то возразить. Я не только их мама, но и волшебница. И я знаю, что лучше для моих детей, где проходит граница моего невмешательства в их самостоятельность и личную жизнь. Возможно, иногда я разбиваю их иллюзии о камни реальности, и им от этого больно. Но я точно знаю, что предупреждаю гораздо большую боль. Падать и подниматься – это нормально. А вот пропускать чужие удары, которые могут сломать их жизни – этого я не могу позволить. Поэтому мое твердое решение о возвращении Дарьи домой не обсуждается.

Подъехав к аэропорту, еще раз набираю Ризвана, чтобы удостовериться, что он едет в нашу сторону, бужу Глеба Ивановича, и мы дружно направляемся к стойке регистрации, а затем в кафе. Я даже уже не знаю, голодна или нет. Наверное, это чувство знакомо каждому. Надо подготовиться к работе, которая будет нелегкой. Впрочем, в моей практике очень мало легкой работы. В полете мне нужно просто отключиться от всего и немного отдохнуть.

Прошу Глеба Ивановича не беспокоить меня и ни о чем не спрашивать. Он послушно кивает головой и старается не тревожить меня вопросами. Ведет себя галантно, прямо как истинный джентльмен. Вот вам и «село».

По прилету в Новосибирск нас встретила еще одна «делегация», с которой мы потом ехали два часа до места назначения. Дорога изрядно вымотала меня, поэтому мы зашли в дом Глеба Ивановича, где его супруга Мария нас накормила вкуснейшими пирожками с капустой и напоила чаем. Обстановка на первый взгляд казалась дружественной. За дверями дома ждали сельчане.

Когда я вышла к ним, они стояли молчаливой стеной, с напряженными лицами. Видно было, что каждый хотел со мной поговорить наедине и рассказать о своем горе. Но я молча взяла Глеба Ивановича за руку и пошла по улице. Толпа так же молчаливо последовала за нами. Жилые дома перемежались с заброшенными. Общая картина выглядела безрадостно, несмотря на ухоженные жилые домики. В конце улицы виднелась разрушенная церковь и какое-то строение. Меня неудержимо тянуло туда. Но тут я почувствовала в руке моего «джентльмена» какое-то колебание. Он пытался вырвать свою руку из моей. Я остановилась и посмотрела на мужчину. В его глазах стояли слезы, и он не хотел идти к церкви.

– Там нашли два года назад повешенным моего единственного сына, – виновато произнес он. – Фатима, я не хочу идти туда. Простите.

– Кто тут смелый? – крикнула я толпе людей.

Ко мне поспешила старушка.

– Я, дочка, я… мне нечего терять… пойдем, я тебе покажу все и расскажу. Зови меня бабушка Анисья.

Чем ближе мы подходили к концу улицы, тем медленнее люди шли за нами, опустив головы и потупив глаза, как на похоронной процессии. У меня появилось ощущение дежавю. Я уже где-то видела эту картину: разрушенная церковь, над которой висит одинокий колокол, готовый сорваться вниз из-за обветшалости перекрытий звонницы, а рядом такой же старинный дом с ввалившимися окнами-глазницами и дырявой крышей. Здесь не было войны, но все выглядело, как после бомбежки, и появился запах гари, как после пожара. На мгновение у меня закружилась голова и к горлу подступила тошнота.

Бабушка Анисья семенила рядом, опираясь на мою руку. Я чувствовала, как билось ее сердце от волнения и страха.

– Фатима, мы не ходим сюда. Здесь плохое место. Не смотри, что здесь церковь была. Это дьявольское место. Тут и кладбище рядом, которое больше нашего села по размерам. Оно там, за церковью. Селу-то, почитай, пятьсот лет. Вот все там и лежат. Нам негде больше хоронить, запрещают в другом месте. А мы все боимся сюда ходить. Схороним и домой. Ходим к своим только в родительские дни, да и то с опаской. Очень нехорошее место.

Я попросила бабушку Анисью остаться и, осторожно ступая, чтобы не запнуться о валявшийся у входа церкви хлам, зашла внутрь. Идти вглубь было опасно, да и не требовалось. Церковь была битком набита фантомами неупокоенных душ. Плотные сгустки энергии заполняли все ее пространство. Такое бывает только когда в роду из поколения в поколение случаются самоубийства. Да уж, редкий случай. Это село суицидников, что ли? Но для этого должна быть причина. Просто так психически здоровый человек не захочет расставаться с жизнью.

Рассмотреть что-либо внутри было невозможно из-за огромного скопления мертвых полей. Энергоинформационное пространство было плотным и непроницаемо черным. Я развернулась и оказалась лицом к лицу с разрушенным домом. Его образ напоминал череп. Я позвала к себе бабушку Анисью и тихонько спросила, чей это был дом.

– Это был дом попа. Я его не застала в живых. Не знаю ничего. Сейчас позову Ефросинью, она все знает.

Анисья молча удалилась. На смену ей подошла другая старушка. Лет ее было под сто. Несмотря на всеобщее вымирание села, она была жива и выглядела довольно бодро. Одета была во все черное до пят. Большие сморщенные руки опирались на клюку.

– Я тут пятерых детей, мужа и внуков схоронила, – сказала бабка Ефросинья. – Сколько раз им всем говорила: не ходите в это Богом проклятое место, не играйте с огнем, – говорила она, как будто сама с собой разговаривала.

– А огонь, я так вижу, здесь был когда-то большой.

– Да, был в 30-е годы. Я тогда еще совсем маленькой была. Но мать рассказывала, что тогда тут в доме закрыли семью попа и сожгли всех заживо. А в церкви повесили барыню и все ее семейство. Через неделю трупы сняли и зарыли их, как собак, на кладбище за церковью. Еще с тех пор люди боялись туда ходить. А потом в церкви и ее приделах устроили тюрьму, где подростки и взрослые вместе сроки отбывали. Что уж там было, я не знаю, но собаки каждую ночь лаяли и выли до жути. А если колокол звенел, то это означало, что кто-то сбежал из этой церкви-тюрьмы. Тогда нас всех из домов выгоняли и обыскивали каждый угол. Но дальше реки никто не сбегал. Она каждую весну на берег покойников выбрасывала. В ней вода глубокая, с омутами, да ключами. Эту реку знать надо, чтобы по ней проплыть без лодки. А где тут лодку взять…

В селе одни бедняки жили. После того как барыню с детьми повесили, все обеднели. То неурожай, то мор на скотину нападет, то эпидемия, то беглые заключенные кормильцев поубивают. Более-менее жить стали только в 60-е, когда тюрьму тут закрыли. Село стало оживать, разрослось. Детей много было. Сейчас все взрослые. Те, которые в живых остались, вон тут стоят. Да вот только их все меньше и меньше, многие и детей своих схоронили, не уберегли… – сокрушалась старушка.

– Можете мне показать дом, где барыня ваша жила?

– Да какой там дом… один фундамент остался. Все разрушили и растащили. Камня на камне не оставили. Подполье и то все вывернули, все клад какой-то искали. Ничего не нашли. Барыня не была против советской власти, хотя раньше это село было их с мужем родовым именьем. Мужа расстреляли – белогвардейцем был. Ей некуда было деваться, вот она сюда в Сибирь и приехала с детьми. Сбежала от всех. Дом у них тут был хороший – пятистенок. Никто в нем не жил. Хотели сельсовет сделать когда-то, да что-то не понравилось в доме тогдашнему председателю. Говорил, что привидения в нем живут.

Когда она приехала, то никаких препятствий, чтобы жить в своем доме, у нее не было. Председателю помогла тогда охотничью артель организовать. Деньжата у нее были. Она всем на ружья дала. Ну, они ее благодарили, как могли: то зверя какого с охоты принесут, то пушнину, то деньжат дадут. Шутка ли – четверо детей: два мальчика и две девочки. Татьяна Алексеевна грамотная была, ребят сельских счету учила. Сама хорошо шила, вышивала, вязала. Все ее любили. Но вот нашли ее какие-то службы государственные и повесили без суда и следствия вместе с детьми. Сначала на ее глазах детей повесили, а потом только ее. В то время все врагов народа искали. Вот и нашли.

Ефросинья вытерла скупую слезу со сморщенной щеки и посмотрела на меня своими выцветшими от времени глазами.

– Фатима, да все знают, что проклято наше село. По домам шепчутся, а на людях плечами жмут. А проклято оно и отцом Владимиром, которого заживо сожгли с женой и шестерыми детьми, и Татьяной Алексеевной с четырьмя, и теми заключенными, которые тут покончили жизнь самоубийством или были убиты. Сколько подростков в этой церкви повесилось от издевательств матерых уголовников, никто не знает. Столько лет церковь поганили разными преступлениями. Не могли другого места найти! И кладбище превратили в преступное. Здесь начинают могилы рыть и находят кости да черепа неизвестных людей. А, как стемнеет, как будто эти неупокоенные встают из-под земли и ходят, ищут что-то. Сколько людей ходило на это кладбище вечером – либо вообще не вернулись, либо, вернувшись, молчат, как заговоренные.

Старушку трясло от обиды за родное село и свою несчастную жизнь. Никого у ней не осталось в живых, некому схоронить даже. Со всеми попрощалась.

– Фатима, когда я умру? Уж скорей бы со всеми своими свидеться, – спросила бабка Ефросинья.

– Вот поможете мне и людям разобраться с этой чертовщиной, тогда и собирайтесь, – пошутила я. Но бабка Ефросинья была твердо намерена покинуть этот бренный мир, поэтому вполне серьезно отнеслась к моим словам.

– А ты спрашивай поболе, да указывай, что делать. Я постараюсь во всем помочь. А то я измаялась уже вся. Тяжко видеть, как село вымирает. И сделать ничего не могу. Помочь не знаю как.

– Бабушка Ефросинья, а для чего тебе умирать, если я почищу ваше село от всякой нечисти? Живи и радуйся. Раньше срока никто не заберет на небо. Значит, много ты добра людям сделала, если никакая магия на тебя не действует.

– Добро или зло… кто ж разберет. Где она, граница-то… – прошамкала старушка.

– Ведите меня к фундаменту дома барыни. Люди ждут, да и стемнеет скоро. А мне еще на кладбище ваше надо наведаться. Да и дети дома ждут. Надо обратно в Москву лететь.

Старушка послушно покивала головой, поохала, пожалев меня за такую нелегкую работу, и пошла. Идти было недалеко. Буквально через несколько домов от сожженного и разрушенного дома сельского священника был пустырь. Она встала как вкопанная и указала мне клюкой направление.

– Иди туда. Только аккуратнее. Тут кругом камни и ямы. Я уж не пойду с тобой. Ноги совсем плохие стали. Сломаю еще.

«Недавно помирать собиралась, а тут про ноги забеспокоилась», – усмехнулась я про себя.

– Боитесь? – спрашиваю бабку Ефросинью.

– Да как не бояться, когда мой первенец тут погиб. Маленький еще был. Пошел играть в эти развалины и не вернулся. Нашли его мертвым. Ни удара, ни царапины… просто ничком на земле лежал и не шевелился. Перевернули – в глазах слезы и ужас. Я своим глазам не верила. Думала, с ума сойду. Не могу туда идти. Никак не могу. Всю жизнь эту картину помню и никак разгадку не могу найти. Думаю, что он там что-то страшное очень увидел. Сердечко не выдержало и разорвалось. Горе было большое… А ты иди, Фатима. Ты тут чужая, никто тебя не обидит.

Я медленно пошла в глубь участка. Мои раскрытые вниз ладони сканировали энергетику места. Способность видеть нижний мир «шептала на ухо»: «Будь бдительна, тут есть вход в портал иного мира». Все мое тело стало антенной-проводником между мирами. В одно мгновение я почувствовала, как внутри пробежала волна холода. Я остановилась и нагнулась, чтобы рассмотреть землю в засохшей траве. Прямо передо мной из земли торчал какой-то металлический предмет внушительных размеров. Брать его руками было нельзя. Я встала и крикнула людям, ожидающим меня.

– Мне нужна помощь. Пусть сюда подойдет мужчина и принесет ненужную тряпку.

Толпа людей загудела. Один из молодых парней подошел, снял с себя рабочую куртку и подал мне.

Я обернула выступающую из земли часть предмета курткой и попросила его дернуть посильнее. Каково же было всеобщее удивление, когда парень вырвал с комьями земли тяжелый литой чугунный крест, под которым оказалась глубокая яма. У парня открылся рот от изумления и страха. Он схватился за крест. Его руки побелели, и сам он тоже стал мертвенно бледным. Я почувствовала дыхание смерти. Быстро оттолкнув парня от края ямы, закричала: «Бросай!». Он выпустил крест из рук, тот полетел вниз и упал плашмя. Глухой звук падения прозвучал в тишине, как стон.

Все было ясно. Кто-то очень давно тайком выкопал с кладбища тела барской семьи и устроил в подполье дома глубокую могилу для всех, а сверху вкопал крест и засыпал все землей, чтобы было не видно. И много-много лет этот крест, с одной стороны, охранял невинно убитых, а с другой – был транслятором проклятий, посланных барыней всему селу. Никто ведь тогда из-за страха не заступился за нее и не сказал, сколько добра она принесла людям. Все боялись за себя и свои семьи. Но все же какой-то смельчак похоронил по-человечески, по законам Рода всех членов барской семьи в подполе их дома. Традиция подобного захоронения усопших родных много сотен лет существовала на Руси. Таким образом дух и душа предков берегли потомков. В данном случае захоронил их мудрый человек, знающий суть традиций. Он руководствовался мыслью, что барыня и после смерти будет охранять благополучие любимых сельчан. Но…

Металл, как известно – хороший проводник энергии и информации. Не случайно на кладбищах ставят деревянные кресты. Дерево поглощает негативную энергию, а металл имеет свойство ее накапливать и отдавать в пространство. И, конечно, люди, попадающие в эту область мощного энергоинформационного излучения, начинали чувствовать себя очень плохо. Кроме этого, сельчане разрушили дом, вывернули наизнанку все, что можно. Но когда они подходили к месту захоронения, крест излучал энергию смерти, которой они наполнялись и погибали тут же либо впоследствии. Причина была им не понятна.

Я подозвала людей к обнаруженной мной могиле. Попросила поднять руки тех, чьи дети или они сами были в этом месте. Практически каждый поднял руку.

– Для чего вы сюда ходили и что искали? – спросила я людей.

– Какая-то сила тянула нас сюда. Особенно ребятишек. То пуговицу какую-то диковинную, найденную в земле этого дома, принесут домой, то чудную сломанную посуду. Столько лет прошло, а земля как будто рожает барское добро. Вроде уж все на тридцать три раза перерыли, а все равно что-то находится.

Тут ко мне подошел Глеб Иванович и сказал:

– Фатима, я вот тут Евангелие от Луки нашел и принес домой. А сейчас подумал. Ведь как только я принес его домой, через неделю сына нашли повешенным в церкви. Может, это взаимосвязано?

Я устало вздохнула.

– В жизни вообще все взаимосвязано. Для чего жители вашего села сначала позволили убить невинных людей, а потом и взять из дома то, что не принадлежит им? Если вы берете чужое, то у вас отнимается ваше. А вы еще наверняка передаете из поколения в поколение это чужое, как свое. Вы понимаете, что в каждом предмете из этого дома присутствует энергия его хозяев? Кто-то пил и ел из посуды, которую вы тащите в свои дома. Кто-то пользовался предметами обихода, которые вы также присвоили. Вы присвоили чужую родовую ценность. И род, кому принадлежат эти вещи, будет у вас забирать ваши ценности. И самое ценное – жизнь. Неужели так трудно это понять? Что делают за воровство? Лишают свободы. Что происходит при грабеже уже покойных, их родового пространства? Вселенная наказывает по своим законам. Более того, барский род устами этой женщины проклял вас за молчаливое согласие ваших предков на убийство ее семьи. И неважно, сколько лет прошло с той поры. Вас до сих пор беспокоит барский дом. Вы приходите на развалины ее дома, на спрятанную могилу и роете, роете, что-то ищете. Вы же не ходите на могилы своих родственников, чтобы там что-то постоянно рыть. Не беспокоите их души. Наоборот, вы приходите, чтобы ухаживать за могилами и отдать им дань памяти. Так почему вы это делаете с другими, а потом удивляетесь, что вымираете?

– У кого есть предметы из этого дома?

Большая часть сельчан подняла руки.

– Фатима, мы же не знали, что здесь их могила, что нельзя брать эти никому не нужные предметы. Никого же не осталось в живых из барского рода.

– Пока вы помните этих людей, пока говорите о них, энергия барской семьи существует в информационном пространстве села. И это энергия проклятия, посланного неблагодарным людям и убийцам. Вы ничего не сделали, чтобы почтить память этой барыни, которая помогала селу выжить в трудное время. Вы ничего не сделали, чтобы остановить беззаконие. Вы ничего не сделали, чтобы сохранить или восстановить этот дом и устроить в нем музей из найденных вещей. Вы сделали все с точностью до наоборот.

Когда-то, следуя вашему рассказу, это было их родовое имение. Его хозяева заботились о сытой и хорошей жизни ваших предков. И предки должны были передать вам свою благодарность этим людям. Они не виноваты в том, что были барами, а ваши предки – их крестьянами. Так распорядилось пространство, время и история.

– Что нам теперь делать, Фатима? У нас нет денег на восстановление этого дома. Никто не знает, что и как там было устроено. Нет денег и на музей. Как поступить, чтобы прекратилась череда смертей, связанная с эти местом? – спросил Глеб Иванович.

– Принесите мне, пожалуйста, Евангелие. Я хочу его посмотреть.

Толпа людей загудела и начала быстро редеть. Люди побежали по своим домам за вещами, найденными на месте разрушенного до основания барского дома.

Через несколько минут прибежал вместе с женой Марией запыхавшийся Глеб Иванович. В руках он держал Евангелие, обернутое в старую газету времен СССР, которое передал мне. Я сняла газету и увидела обложку, на которой было название на церковнославянском языке.

– Глеб Иванович, вы умеете читать на церковнославянском?

Мужчина замахал руками и головой, что означало отрицательный ответ.

– Так для чего вы взяли эту книгу?

– Красивая была. Она была зарыта под левым углом фундамента в каком-то ящике вроде шкатулки. Я случайно нашел ее. Хотел траву скосить, а коса вошла прямо в землю. Стал ее вытаскивать, а там вот это. Я удивился. Ведь столько раз тут искали всякие клады… Как эта книга могла сохраниться-то. Столько лет прошло… Подумал, что это мне Бог подарок дал такой. Не знал я, Фатима, что это такой бедой обернется.

Я положила книгу на левую руку, и ко мне пошла информация. Это было родовое Евангелие, передающееся из рода в род многие поколения. И венчалась барыня со своим мужем в этой сельской церкви. Они клялись друг другу в любви и верности именно на этом Евангелии. Это была книга сакральных семейных знаний, которым следовал их род.

Клятва и проклятие – это однокоренные слова. Проклятие равнозначно нарушению клятвы. Когда люди клянутся друг другу в чем-то – это целый ритуал. В данном случае клялись в верности и любви до гроба, призывая в свидетели высшие силы – Бога. Предмет клятвы (священная книга, могила, икона, любой предмет, обожествленный или наделенный символическим смыслом клятвы) – это носитель очень мощной, сверхъестественной силы, особенно, если он передается из рода в род. Это самый настоящий магический атрибут, родовая ценность. Такой же силой обладает место, где произносится клятва. В клятве каждое ритуальное действие наполнено глубоким сакральным смыслом. Она совершается по вселенским родовым законам, которые выработаны в течение тысячелетий родами и нациями. Невыполнение взятых на себя во время клятвы обязательств карается теми же самыми вселенскими законами.

В клятве барыни и ее мужа, совершившейся в сельской церкви, посредником выступал священник. То есть клятва приобрела четверичность: двое клянущихся, поп и Бог. И, конечно, посредник участвовал в обязательной программе исполнения даваемой клятвы, поэтому и пострадал вместе со всей своей семьей. Сам текст клятвы – это тоже выверенные тысячелетиями слова, которые записываются во все внешние энергетические оболочки людей и внутренние центры на уровне ДНК.

Если человек не сдерживает клятву по своей воле, то это автоматически становится проклятием рода. Когда клятва нарушается по независящей от давшего клятву человека причине, то проклятие распространяется на того или тех, кто вынудил ее нарушить.

Например, остались прокляты в веках люди, убившие царскую семью.

– Глеб Иванович, теперь вы понимаете, почему ваш сын повесился в церкви? Я понимаю, что говорю сейчас жестокие для вас с Марией вещи, но это так. Ни в коем случае нельзя приносить в свое родовое пространство чужие семейные реликвии. Вам нужно было отнести эту книгу в ближайшую церковь, рассказать ее историю, объяснить, кому она принадлежала, и дальше священники, имеющие на то право, определили бы судьбу Евангелия. Нужно было заказать заупокойную панихиду по невинно убиенным членам барской семьи. А вы взяли себе и на себя чужое. Это была самая ценная книга Рода. В результате у вас забрали самое ценное – жизнь единственного сына. Наверное, он пытался прочитать эту книгу, что-то делал с ней, поэтому она привела его в церковь. Там работала энергия этой книги, а не его сознание.

Тут я увидела в книге закладку, открыв которую прочитала верхнюю строчку: «Но весь народ стал кричать: смерть Ему!». И это был прямой призыв к действию – к смерти.

В это время люди подходили ко мне и складывали к моим ногам барские ценности. В результате образовалась внушительная горка из старых игрушек – кукол и солдатиков, – посуды, книг и другой домашней утвари. Одна женщина принесла картину, на которой была изображена женщина с мужем и детьми. Я сразу поняла, что это был портрет барской семьи. Было очевидно, что женщина одинока и очень больна. Она хотела поговорить со мной наедине. Я пообещала, что обязательно с ней пообщаюсь попозже, когда расправимся со всеми делами. А дел предстояло немало. Так как невозможно было восстановить дом или создать музей, то я обратилась к жителям села с предложением.

– Давайте сделаем так. Мужчины достанут крест. Я почищу его энергетику. Вы найдете ящик, в который с молитвой и просьбой о прощении сложите все эти предметы. Я также уберу с них все негативные энергии и ваши наработки. Затем вы сделаете нормальную могилу на этом месте. Опустите в нее все барское добро в этом ящике, зароете и водрузите сверху чугунный крест, на котором напишете фамилию и имена барыни и ее детей. Затем вы пригласите священника, который сделает положенный обряд на этой могиле. И каждую неделю вы будете приходить сюда с добрыми словами и мольбой о прощении. Договорились? Бояться вам будет нечего. И для вас эта могила будет своеобразной сельской часовней, коль церкви, как таковой, нет, или памятником, которому нужно поклоняться, чтобы избежать дальнейшего вымирания. Ваша энергия позитивной мысли, благодарности и памяти о добрых делах этой женщины перекроет негативную энергию проклятья. Но вы должны помогать сами себе. Доставайте крест.

Мужчины быстро нашли веревку, на которой подняли крест, принесли огромный ларь, напоминающий гроб, и аккуратно сложили туда все барские предметы, прикрыв их сверху картиной, перевернутой лицом вниз. Свечами было чистить бесполезно, поэтому я попросила сделать два факела и приступила к обряду очищения креста и импровизированного гроба огнем. Я расставила людей вокруг таким образом, чтобы мой ритуал очистил и энергию каждого жителя тоже. Во время моей работы каждый из собравшихся шепотом или вполголоса читал молитву «Отче наш», чтобы помочь себе войти в более высокие энергетические вибрации, очищающие внешнее пространство места и внутренние энергетические центры.

Обряд отнял достаточно много времени и моих сил, но я видела, как спадало всеобщее напряжение, прояснялись лица, что было самой большой наградой для меня. У людей по щекам текли слезы очищения и осознания своих неграмотных взаимодействий с миром, в котором смылась граница между своим и чужим.

Но это было еще не все. Я почистила только энергоинформационное пространство определенного места. На очереди было кладбище и церковь. Поэтому, приказав всем оставаться на своих местах, я пошла с факелами и Глебом Ивановичем на кладбище. Благо идти было недалеко. Мой «джентльмен» изрядно устал после всего пережитого, буквально за несколько часов осунулся и с трудом скрывал свое состояние. Пришлось по пути взять его за руку, чтобы немного подпитать своей энергией. Почувствовав мое крепкое рукопожатие, мужчина приободрился.

– Глеб Иванович, не бойтесь, скоро все закончится, – поддержала я мужчину.

– Ох, Фатима, как бы раньше все это знать… я бы сына сберег, да и многие своих близких уберегли от беды.

Зайдя на кладбище, мы оказались в плотном окружении низких энергетических вибраций. Глеб Иванович буквально вцепился в мою руку. Земля была переполнена информацией проклятий. Это было настоящее массовое проклятие села и живущих в нем людей. Сильный фон шел от разрушенного дома священника и церкви. Площадь, которую мне предстояло отработать, была достаточно больших размеров. Одной тут справиться будет сложно. Хотелось просто лечь и отдохнуть. Но меня дома ждали дети, и я должна была до 10 часов вечера все закончить, чтобы улететь со спокойной душой и чувством качественно выполненной работы. Принять людей я не успею. Это было очевидно. Некоторым из них придется прилететь ко мне на прием в Москву. Надо позвонить Андрею, чтобы записал их ко мне на ближайшие дни.

С этими мыслями я встала между церковью и кладбищем. Ноги сами определили оптимальную точку отработки всего пространства.

– Глеб Иванович, попросите людей принести мне сюда чистой колодезной воды в большой емкости и одну пустую бочку. Еще пусть каждый возьмет какую-нибудь посуду с чистой водой и свечу или лучше факел из дома. На все эти приготовления даю вам максимум полчаса. Скоро совсем стемнеет, и будет трудно работать. Люди должны встать со свечами каждый у могилы своих родных, чтобы кладбище было освещено. Сейчас их энергия чистая, поэтому они могут определенное время не бояться за свою жизнь. Низким энергиям проклятий их не достать. Как только я начну молитву, пусть они тоже начинают молиться в полный голос. Стакан с чистой водой нужно держать в левой руке, а факел – в правой. Встать нужно на могилах по левую сторону памятника или креста. Левая сторона – это связь человека с родом, надеюсь, вы это знаете. Вся негативная информация рода будет собираться в эти стаканы, из которых воду после окончания обряда нужно вылить в пустую бочку. Сегодня я проведу очень значимый для всего села обряд, который окончательно рассеет огромный сгусток негативной энергии массового проклятия. Мужчина послушно кивал головой, ничего при этом не понимая, но готовый выполнить любое мое приказание.

Когда он ушел, я осталась одна в мнимой кладбищенской тишине. Три скрученных свечи в моих руках трещали от бившихся о них энергетических черных сгустков. У меня в запасе было целых полчаса. В сумке лежало еще семь свечей (которые мгновенно сгорят за эти полчаса, так как низкие энергии в виде различных энергоинформационных потоков ежесекундно выходят из земли). Энергии передавали мне информацию смертей, которой было несметное количество. Селу около пятисот лет. В этой земле зарыты огромные негативные наработки родов. Я стояла на самом грязном энергетическом перекрестке, где скопилась масса мыслеобразов самоубийства или мгновенного ухода людей из этого мира. Здесь было место уничтожения заключенных (расстрелов, избиений, пыток), которое притягивало самоубийц своей энергией нижнего мира. Ведь, как известно, «что вверху – то и внизу».

Энергия смерти притягательна так же, как и энергия жизни. Все зависит от того, на какой диапазон и частоту настроены внутренние и внешние вибрации человека. Если они хотя бы чуть более чем наполовину совпадают с низкими частотами смерти, то противостоять магии этих энергий очень трудно. В случае, когда человек попадает в пространство, наполненное до краев магией смерти, он практически бессилен. Низкие энергии окружают и сдавливают энергетические оболочки человека, так как они плотные и черные по своей структуре. Поэтому они затмевают ясное сознание человека. Он перестает адекватно мыслить. В него внедряются черные мыслеобразы смерти. Жизнь теряет яркие краски жизни. Высокие энергии – легкие и воздушные, дающие человеку радость и счастье, – меняют окраску. В таких местах очень опасно находиться. Они подобны геопатогенной зоне. Но созданы они не природными явлениями, а людьми.

Я стояла в центре такой зоны. Мои свечи готовы были погаснуть от мощной негативной силы. Только помощь сил и чистые мыслеобразы помогали мне справиться с напором магии смерти. Естественно, что обычному человеку было невыносимо трудно противостоять этим вибрациям. И я понимала страх людей.

Через некоторое время я заметила, что кладбище освещается факелами. Глеб Иванович с каким-то парнем поставили передо мной бак с чистой водой и пустую бочку. Когда последний человек ступил на кладбищенскую землю, я начала очищать пространство. Все дружно в полный голос читали молитву.

Свойство любой молитвы в том, что она настраивает энергетические потоки человека на высокий частотный диапазон, противостоит низким энергиям зла, ненависти и смерти. Огонь выжигает из пространства грязные и черные энергетические сгустки, лишая их силы воздействия на энергоинформационное пространство и людей. Таким образом высокая энергия молитвы, умноженная многократно количеством молящихся, рассеивает тьму. Низкочастотные энергии, имеющие в своей основе смертельную информацию, впитывает и записывает на себе вода. Емкости с водой становятся ее собирателями. Выпить такую воду равносильно тому, чтобы выпить яд. Но я умею из грязной мертвой воды делать чистую живую. Живая и мертвая вода испокон века фигурировали в народных сказаниях всех народов.

Молитва «Отче наш» разносилась по всему кладбищу, что придавало сил и жителям села, и мне. В это время я совершала свои магические обряды. Темнота, которая по всем законам природы уже должна была наступить, как будто остановилась. Небо над кладбищем высветилось. Люди удивленно смотрели вверх, на чудо, созданное своими же мыслеобразами. Каждый из них вспоминал в это мгновение своих ушедших в иной мир родственников добрыми словами и молился за них. И совсем неважно было, каким образом они покинули их: были убиты, умерли сами или совершили суицид. Добрые мысли, слова молитвы и свет факелов высветили через небо родовые матрицы в пространстве Вселенной. Из глаз сотен людей лились слезы очищения. Они несли мертвую воду и сливали ее в пустой бак, как ненужную родовую информацию, в которой содержится причина многочисленных смертей в роду – проклятие. В их глазах читалась благодарность. Лица светлели. Люди становились вокруг меня, заключая меня в обережный круг.

Честно говоря, на мои глаза тоже навернулись слезы. Я их смахнула украдкой и продолжала работать. Энергетика пространства становилась все легче и светлее. Кто-то уже стал улыбаться. В людях проявлялась радость очищения. Когда я закончила очищать воду, собравшую весь негатив, люди стояли плотным кольцом. Они не гасили своих факелов, чтобы я могла спокойно работать. Практически обессиленная, я попросила перенести воду в церковь. Вся толпа двинулась за мной. Я и каждый из присутствующих окропляли этой чистой водой, очищенной от магии смерти, стены храма. Сообща мы чистили ее пространство. Глеб Иванович и подобные ему, потерявшие детей, брызгали воду и на себя тоже. Им так было легче. Наверное, со стороны это зрелище выглядело впечатляюще нелепо и дико. Но все подошли к делу очищения села, своего рода и пространства жизни ответственно и осознанно, потому что были измучены горем и страхом потери близких людей.

Массовое родовое проклятие отступало. Сознание людей прояснялось. И, когда осталось совсем немного живой воды, бабка Анисья, набрав свой ковш, засеменила к разрушенному дому попа, о котором, казалось, все забыли. Народ дружно двинулся за ней. А я стояла и улыбалась. Поистине: велика сила людей в любых деяниях. Стоит их души «заразить» добром и любовью, как они начинают осветляться и действовать в позитивном русле.

Глеб Иванович взял меня за руку и повел вслед за всеми. Его суровый и напуганный взгляд потеплел. Он ласково заглядывал мне в глаза.

– Фатима, вы проголодались, наверное. Останьтесь у нас, переночуйте, а завтра утренним рейсом улетите. Я обещаю, что никто вас не побеспокоит в моем доме.

Я только устало улыбнулась.

– Глеб Иванович, я бы с удовольствием погостила у вас. Погода стоит хорошая, в селе сейчас чисто и уютно… Но мне нужно домой. Отдохну в самолете. Вы же видели, как я отдыхаю.

– Видел-видел, голубушка, как ты глаз не смыкала. Просто молчала и в окно иллюминатора на облака смотрела. Что ты там видела?

– Видела я там много того, что никто не видит, и о чем нельзя рассказывать. Тишина и молчание – мой основной вид отдыха, – засмеялась я.

Мужчина покачал головой и тоже засмеялся.

– Чудная вы, Фатима! И очень красивая!

– Спасибо, Глеб Иванович, за комплимент. Представляю, какая я сейчас красавица после такого трудного дня.

– Женщина с такой любовью к людям всегда красива, Фатима. Вы душой и сердцем настолько светлы, что всю тьму нам рассеяли, рассказали нам о том, что можно делать, а что ни в коем случае нельзя. За считаные часы научили тому, что за жизнь не выучишь. Эх, эти бы знания, да вовремя.

– Глеб Иванович, все в нашей жизни происходит в пространстве. Время – категория относительная. Время на земле мы исчисляем временем своей жизни, равняемся на него, но так редко бываем «здесь и сейчас», что смешиваем времена даже в своей жизни.

Мой усталый голос потонул в шуме приближающихся к нам людей. Они обнимали и целовали меня, а я их. Это была энергия всеобщей радости, жизни без страха. Глаза людей плакали и сияли одновременно. Хором, как молитву, они кричали: «Благодарим, Фатима!». Я знала, что это их искренняя признательность мне. Они дарили мне свою радость и любовь. Это была энергия освобождения и вдохновения. Я всех громко поблагодарила за сотворчество, за понимание, за заботу и Любовь. Люди ликовали, наперебой кричали мне комплименты, а мне нужно было позвонить Андрею, чтобы он купил мне обратный билет на самолет.

Я подняла руку, попросив тишины. Все умолкли, чтобы дать мне возможность позвонить. Андрей уже ждал моего звонка.

– Ну наконец-то, ты позвонила. Я уже начал волноваться. Звонил тебе несколько раз, но ты отключила телефон, значит – работала. Сколько тебе нужно времени, чтобы доехать до аэропорта, чтобы я мог сориентироваться в рейсах?

Из толпы послышались крики:

– Мы ее за час на машине довезем. Вот покормим и довезем.

Андрей деловито спросил:

– Двух часов хватит? Домой тебе звонил. У Даши, Ризвана и Алены все хорошо. Они не одни, с няней и мамой. Если есть возможность – отдохни там. Завтра у тебя опять трудный день. Могу купить билет на самый ранний утренний рейс. Решай сама.

«Еще бы я не сама решала», – проворчала я про себя. На самом деле я была настолько вымотана, что уже и сама подумывала о том, что нужно остаться здесь и немного поспать. Ох уж этот вечный выбор, как и где выспаться. Благо, что у меня есть родные, понимающие мою миссию.

– Я сейчас позвоню домой, а потом перезвоню тебе, – проворчала я в мобильник.

К моему удивлению, было всего 10 часов вечера, хотя мне казалось, что я живу в этом селе вечность. Звонок домой и мамин голос успокоили меня, что все хорошо. Ризван и Алена позанимались с Дарьей и сейчас балуются на диване в кухне-гостиной, отбирают друг у друга разные сладости и смотрят телевизор. Внутри стало тепло, легко и спокойно. Добрые вести придали мне сил.

Обернувшись к Глебу Ивановичу, я лукаво посмотрела на него и спросила: «А вот те вкусные пирожки еще остались?» Мужчина аж затанцевал от счастья. Я тоже не удержалась и поддержала его. Это был победный танец. Возбужденные и радостные сельчане с удовольствием входили в круг и выделывали разные па с непременным поклоном передо мной. Я радовалась всеобщей радости.

Перезвонив Андрею и дав соответствующие указания, практически в объятиях всех сельчан, я шла отдыхать в уже знакомый мне чистый и уютный дом Глеба Ивановича и его жены Марии. По пути вспомнила, что хотела пригласить в Москву на прием пару-тройку человек. Но особенно мне нужно было встретиться с пожилой женщиной, которая принесла картину с изображением барской семьи. Вот тогда я точно улечу отсюда с совершенно чистой совестью. Найдя в толпе эту женщину глазами, я попросила Марию тихонько подойти к ней и через час прийти в дом Марии и Глеба Ивановича. Только сделать это надо было очень тихо и осторожно, чтобы другие не потянулись за женщиной. Мария понимающе кивнула, как бы невзначай подошла и прошептала ей на ухо мое приглашение, предварительно предупредив об осторожности.

Мы с Глебом Ивановичем подошли к дому, я еще раз попрощалась со всеми и, обессиленная, села ужинать. Мария хлопотала около меня, подавая одно блюдо за другим. Только здесь, уже сидя за столом, я почувствовала, насколько голодна. До пирожков дело так и не дошло: надо было срочно прилечь, чтобы восстановить энергетику для приема приглашенной женщины. Уснула я моментально. Видимо, усталость и вкусная деревенская пища сделали свое дело. Внезапно сквозь сон я услышала тихий шепот. Это пришла клиентка, которой Мария что-то объясняла, не желая меня будить. Но я уже проснулась, села на диване и увидела немую сцену разговора двух женщин. Мне стало смешно.

– О чем шепчетесь? Я все слышу.

– Фатима, я уж не хотела вас будить. Да и Татьяна успокоилась, отнеся вам картину.

– Женщины, вы мне тут сказки не рассказывайте. У Татьяны вся жизнь разрушена, да и здоровье тоже, а вы мне песни поете… Таня, жить хочешь?

– Конечно, хочу. Но так, как живу сейчас, – иногда совсем не хочу. Ни мужа, ни детей, ни здоровья, ни нормальной работы. Не живу, а выживаю.

Я смотрела на ее бледно-желтые руки и старческий облик, в котором трудно было определить возраст. Левая сторона лица была искажена, и по нему пробегали едва заметные обычному человеческому зрению судороги. Все признаки родового проклятия были налицо, как говорится. Но следовало разобраться в его причинах.

– Сколько тебе лет, Татьяна?

– 42 года. Старая уже. Да и больная вся. Лицо вот давно перекосило. Долго и упорно лечилась. Вроде лучше стало. Но внутри все болит, и никто ничего определить не может. В районной больнице нет хорошего медицинского оборудования. Надо ехать в Новосибирск, да денег на обследование нет. Сейчас же все платно.

Тут я окончательно проснулась. Ведь я старше этой женщины, но совсем не считаю себя старушкой на исходе жизни. Посмотрела на себя в зеркало и облегченно вздохнула, похвалив себя.

– Мария, нам нужна комната, где можно наедине поработать с Таней.

Женщина провела нас в дальнюю комнату, которая когда-то принадлежала их сыну. В комнате все было, как при его жизни. Я попросила убрать все его фото, чтобы энергии не смешивались. Свечой и своими заговорами почистила пространство, и мы начали беседу.

– Татьяна, как и когда к вам попала картина барской семьи?

– Не помню даже. Мне кажется, что она всегда висела у нас. Бабушка рассказывала, что эту картину принес домой дед и повесил в прихожую. В доме сразу стало как-то богато. Всем понравилось. Рама красивая, написано по-настоящему, на холсте. Такой в селе ни у кого нет. Она висела над обеденным столом. Можно сказать – в красном углу. Дед гордился, что вся барская семья перебралась к нам в дом жить. А потом, когда он и мои родители потерялись в лесу, бабушка перевесила эту картину ко мне в комнату, а на ее место икону повесили. Мы очень горевали. Они ушли за грибами и не вернулись. Тут же у нас тайга, болота. Может, провалились… Никто не знает. Искали долго, до самого снега. Но так и не нашли. Бабушка тогда сильно болела, да и я все время плакала, нервный тик лица вот с тех пор. А картину она в мою комнату повесила, чтобы мне не было так одиноко. Я все время на нее смотрела, и мне хотелось жить, как эта барыня. А жизнь-то совсем по-другому ко мне повернулась. С детства это лицо – дергается вся левая часть. С детства куча комплексов. Одета я была всегда плохо. Нам с бабушкой денег едва на еду и лекарства хватало. Одна радость была: я смотрела на картину и представляла себя на месте этой барыни. Но коль вы сказали, что надо отдать ее хозяевам – принесла. Может, и правда, она мне мешала жить нормально. Но я ее очень любила.

– Татьяна, а вы никогда не видели какой-то свет или вибрации, идущие от картины?

– Как же… видела. Она мне знаки подавала. То вдруг упадет ни с того, ни с сего… То в темноте как-то странно заколышется. Ветра нет, а она качается. Я подойду, поглажу ее, и она успокаивается.

– А каких-то событий вслед за этими движениями не происходило?

Женщина глубоко задумалась. Было такое ощущение, что она впала в транс. Потом внимательно и продолжительно посмотрела на меня.

– А об этом никто не узнает, Фатима?

– Нет, конечно. Мы с вами разговариваем за закрытыми дверями. Говорим тихо. Видеокамер и другим систем слежения, надеюсь, у Глеба Ивановича с Марией здесь нет.

Татьяна еще раз недоверчиво все обсмотрела и шепотом начала говорить:

– Однажды я лежала ночью и мечтала, как мы с бабушкой замечательно заживем, если я выйду замуж за хорошего человека. Я уж такой образ себе нарисовала, как на картине… И вдруг она упала. Мягко так скатилась со стены на кровать. Я тогда удивилась. Встала, повесила ее на место. Поговорила с картиной. А на третий день бабушка точно так же мягко упала на пол, скатившись по стенке, и умерла. Сказали, что от разрыва сердца. Мол, увидела что-то очень страшное или сильно переволновалась. В общем, это был первый знак от картины. У нее тогда даже нигде ничего не откололось.

Второй случай был, когда я очень хотела ребенка родить. Замуж меня никто не брал, а ребенка мне очень хотелось. Особенно после смерти бабушки – было совсем страшно и одиноко. Ну, я тогда в гости одного мужчину зазвала по хозяйству помочь, и в постель с собой уложила. Он женатый был, поэтому уж не буду говорить фамилию. Умер он, царство ему небесное. А жена жива, поэтому знать ей не надо такое про своего покойного мужа.

Видимо, так сильно было мое желание иметь ребеночка, что он почувствовал это и стал приходить ко мне раз в неделю по дому помогать. То дрова порубить, то сарайку поправить. Я ему платила за работу, чтобы подозрений никаких не было. И уговор у нас сразу был, что я молчу и никому ничего не говорю, когда дитя родится. Забеременела я месяца через два. Радости моей не было предела. Обставила все так, будто в райцентре у меня мужчина завелся, но вот жениться не хочет, пока ребеночек не родится. Бабы-то у нас любопытные. Фотку мужичка нашла похуже, чтобы не завидовали, и было правдоподобнее. Красавец на меня ведь не обзарится, сами понимаете. Ну, все продумала до мелочей. Жизнь новыми красками для меня расцвела. Летала я прямо. А вечером все смотрю на картину и мечтаю. Вы же видели, что у барыни на руках на той картине ребеночек грудной. Вот я и представляла себя такой. И тут как-то пришла с работы, легла, глажу себя по животу, смотрю на картину, а она со всего маха на меня упала и скатилась на пол, перевернувшись. Рама раскололась пополам. Я расстроилась тогда очень. Вспомнила смерть бабушки и три дня лежала, не вставала, чтобы с ребенком ничего не случилось. И вроде бы, как говорится, пронесло. Раму мне один мужик починил. Все встало на свои места. Но родила я мертвого ребенка, Фатима. Вот такие вот дела. Горевала очень. Через год хотела снова к этому мужчине обратиться за помощью, а его убили в пьяной драке, хотя сам он вообще не пил. Полез дерущихся разнимать, а сосед в то время вынес ружье, чтобы в воздух пальнуть и их напугать. Но не успел он его поднять, как ружье случайно выстрелило, и попала пуля не куда-то, а именно в «моего» мужчину. В голову ему попала. Он скончался тут же. Драку остановил… А до этого я точно помню, что картина как-то странно покачивалась, словно говорила мне «нет». Я подумала еще тогда, что, может, мне другого найти, а потом решила, что уж этот знакомый, не выдаст моего греха. И считала я, между прочим, эту картину моим ангелом-хранителем. Может, она меня оберегала от каких-то больших трудностей.

– Татьяна, вы знали историю людей, которые были изображены на этой картине?

– Конечно, знала. Бабушка рассказывала.

– Вы знали, что это чужая картина?

– Да. Знала.

– Вы могли понять после смерти бабушки, что ее падение было не случайным.

– Нет. Я думала, что это ничего не значит. Бывает же, что предметы падают.

– Вы себя все время воображали барыней с этой картины. Для чего, если знали судьбу изображенных на ней людей? И то, что мужа ее расстреляли – тоже знали?

– Фатима, да я ж без всякого злого умысла.

– Понимаете, Татьяна, без всякого злого умысла ваш дед принес в дом проклятие, которое изображенная на картине барыня обратила на жителей всего села. Потом он погиб в тайге вместе с твоими родителями. Он взял чужое на свой род, поэтому он и его сын, твой отец, погибли, да еще и маму твою с собой прихватили, чтобы род не продолжился. Мама твоя была беременна вторым ребенком – сыном. Ты об этом могла и не знать, так как была еще маленькая для подобных семейных тайн. Бабушка тебе в комнату повесила эту картину, и ты всю свою жизнь жила в энергетике погибшей семьи, ее проклятия. Более того, ты себя идентифицировала с этой барыней, судьба которой была столь страшной. Расстреляли ее мужа, убили всех ее детей и ее саму. Это убийство произошло в центре вашего же села. Так как же эта картина может быть твоим ангелом-хранителем? Подумай сама.

Женщина сидела, склонив голову на колени, и плакала.

– Так это получается, что картина мне всю жизнь сломала?

– Не картина, а ее энергетика и ваше невежество. Это семейный портрет, излучающий определенные энергию и силу. Его привезла с собой барыня после расстрела мужа. Когда человек берет даже современное фото и подносит к нему руку, он может определить, живая, теплая от него идет энергетика – или холодная, мертвая. Она привезла портрет как память о муже. Но вешать его на стену, чтобы картина излучала эту мертвую энергию, постоянно напоминать себе и детям о зверском убийстве мужа и отца – это прямой энергоинформационный вред. Последствия вы знаете. Причина гибели семьи в том, что барыня наполнила весь дом страданием, болью, слезами – низкими вибрациями. Поэтому, несмотря на все заслуги перед сельчанами, семья погибла. Она и дети притянули к себе подобные энергии смерти. А вы повесили у себя в доме вообще чужой портрет погибшей семьи. То есть он был весь наполнен смертью и проклятием. Для кого вы его берегли, если вся семья погибла? Его нужно было просто сжечь сразу же. Живопись обладает гораздо мощной силой, нежели фотография, потому что это «живое письмо». А если это портрет, то он наполнен еще и энергией изображенных людей, и художника.

Живописец передает на холсте не столько сходство лиц изображения, сколько энергоинформацию о семье. Ведь не случайно эта картина вас завораживала и влекла. Из-за смерти изображенных она стала эпицентром страха и трагедии. Низкое и высокое притягивает одинаково. Это как уродство и красота. Они привлекают людей с одинаковой силой. Для подтверждения могу привести некорректный, но очень точный и близкий вам пример: наверняка, вы не раз ловили на себе любопытные взгляды людей из-за обезображивающего его тика левой части лица. В мире все едино. В энергиях та же самая ситуация.

Энергоинформационная оболочка семьи барыни погибла. Род прекратил свое существование с проклятиями на устах. И, конечно, эта картина не могла принести добра никому. Она должна была покоиться вместе с их прахом, так как тоже умерла вместе с родом. Если бы кто-то остался жив, то мог бы хранить эту картину в отдельном нежилом помещении как семейную реликвию. Вот такая правда жизни, Татьяна.

А насчет ваших болезней могу сказать, что очень часто проклятия на весь род проявляются через заболевания эндокринной системы. Их трудно диагностировать до появления онкологии. В вашем случае ваш дед сам принес в дом проклятие вместе с мертвой энергетикой картины. Барыня не проклинала именно вашу семью, это было массовое проклятие. Поэтому у вас нет раковых клеток. Но вам необходимо научиться любить, правильно мечтать-желать и лечить свою эндокринную систему, что значительно облегчит и изменит вашу жизнь.

Татьяна смотрела на меня с болью и тоской в глазах.

– Мне уже ничего не исправить, Фатима, сейчас. Я одинока и больна.

– Вставай и не ной, – скомандовала я. – Сейчас я запущу по тебе поток света, который изменит твои мысли, расскажу, что делать дальше, и ты поймешь, что пока ты жива, ты можешь изменить свою жизнь. Случайных встреч не бывает. И если я сейчас работаю с тобой, это значит, что и ты должна работать с собой, а не опускать руки. Ты еще будешь счастлива. Не поздно и замуж выйти, и ребенка родить. Тебе всего 42 года.

Татьяна послушно встала передо мной и недоверчиво спросила:

– Правда, я могу еще иметь семью и детей?

– Конечно, можешь. Сейчас я почищу твои внешние оболочки и внутренние энергетические центры, научу, как их корректировать и поддерживать их в жизнеспособном состоянии, и все наладится. Даже тик лица можно убрать. Посмотри, какая ты красавица: большие голубые глаза, густые черные волосы, вся ладная, с фигурой. Вот немного поправишься – вообще будешь первая красавица. Если шить умеешь, я тебе ткани вышлю, платье красивое сошьешь и мужа встретишь.

Глаза Татьяны приобрели фиалковый цвет, на щеках появился румянец, и она прошептала:

– Вы – волшебница, Фатима! Мне уже сейчас гораздо лучше и легче!

– Ну, тогда стой смирно и слушай меня внимательно!

Женщина стояла и жадно впитывала каждое мое слово, как пересохший родник, в который потекла чистая горная вода. Именно это состояние приятия – самое благоприятное для коррекции энергетических искажений в организме, снятия различных внешних негативных воздействий. С такими людьми приятно работать, и результат эффективный. Конечно, Татьяне предстоит еще большая работа с собой, своим образом мыслей и дел. Но в моих силах было дать ей толчок для этих преобразований, и я это сделала. В данном случае взятое на род добровольно проклятие имело причину в невежестве и человеческой жадности, жизни без сознания.

Если человек по собственной воле или незнанию вступает в отношения с проклятием, присваивая при этом его «добро», то в результате – оно становится его программой на уничтожение. Проклятие перебрасывается на человека, добровольно принявшего его. Оно записывается на энергоинформационные оболочки добровольца. Поэтому не все проклятия могут быть сняты экстрасенсами или людьми с паранормальными способностями. Только безответственный человек может написать в объявлении или сказать, что он моментально снимет родовое проклятие. Такого не бывает! Можно объяснить человеку причину проклятия, помочь уменьшить его воздействие на жизнь, рассказать о дальнейших шагах по уничтожению негативных последствий, но снять… это из мира фантастики. Снять сразу – это перекинуть его на себя и свой род. И это знает каждый экстрасенс. Поэтому практикуют метод переброса, сброса проклятия на другого члена семьи или этому же человеку, но через некоторое время. Год, два… Дед Татьяны через семейный портрет неосознанно перекинул большую часть проклятия барыни на свой род. Итог – смерти и несчастная жизнь женщины.

В этом эпизоде я описала нетипичный случай массового проклятия: в нем соединились проклятия многих людей, тяжелым последствием этого стало вымирание целого села. Но есть и очень распространенные проклятия, которые я опишу сегодня, так как сон после прощания с Татьяной пропал окончательно. Я поняла, насколько люди невежественны в знании энергетического влияния на свою жизнь предметов и слов, связанных с проклятиями.

ВИДЫ ПРОКЛЯТИЙ

Существует несколько видов целенаправленных проклятий:

1. «До седьмого колена», которое распространяется на самого проклятого и шесть последующих поколений.

2. «На веки вечные» – на всю жизнь проклятого до самой его смерти. На род не распространяется.

3. «До конца времен» – зависит от силы проклинающего. Проклятие кончится, когда кончится жизнь проклявшего.

Проклятия проявляются в виде:

– постоянного безденежья;

– невозможности вылезти из нужды, несмотря на все старания;

– повторяющихся предательств со стороны знакомых, друзей, любимых;

– конфликтов между родственниками, следствием которых становится разрыв связей и отношений между ними, сопровождающийся проклятиями и лишением наследства;

– проституции;

– наркомании;

– алкоголизма;

– уголовных наклонностей и лишения свободы;

– многочисленных несчастных браков или трудностей с женитьбой, замужеством;

– невозможности найти свое предназначение;

– шараханья по жизненному пути;

– очень долгого отсутствия определенного места жительства, работы, семьи;

– окружения из людей с низкими энергетическими вибрациями;

– психических расстройств личности, передающихся по наследству;

– наследственных заболеваний эндокринной системы и онкологических заболеваний;

– смерти представителей одного рода по женской или мужской линии в одном и том же возрасте;

– переходе определенной болезни после смерти одного родственника к другому;

– невозможности иметь детей;

– ранних смертей детей и мужчин;

– склонности к суициду;

– вымирании рода.

Это последствия проклятий, наложенных посторонними людьми на Род, то есть Проклятие Рода или Проклятие Родом.

ПРОКЛЯТИЕ РОДА

Причиной проклятия рода всегда являются преступные с точки зрения Вселенских и человеческих законов деяния проклятой стороны. Это может быть всего один представитель, нарушивший энергетические и родовые законы, заложенные в будхиальной (ценностной) оболочке человека, но последствия будет пожинать весь род. Поэтому род либо стремится наставить человека на путь истинный и сразу же расплатиться за его ошибки, чтобы снять проклятие, либо забирает проклятие, и оно срабатывает на другом представителе рода в одном из поколений до седьмого колена. Таким образом, вы можете даже не знать, откуда вдруг «прилетело», а ваша жизнь летит под откос. Случаются в роду смерти по женской или мужской линии, никак не складываются отношения с противоположным полом и так далее – перечень дан выше.

Например, вы никогда не задумывались, почему даже в местах лишения свободы к мужчине, осужденному за изнасилование, сокамерники относятся, как к проклятому человеку? Его там точно так же насилуют. А все очень просто. Насилие над ним – это самый быстрый способ отработки проклятия, наложенного родом изнасилованной девочки, девушки или женщины. Особое наказание – за педофилию, естественно. И пока в его роду есть девочки, они рискуют быть изнасилованными другим человеком до тех пор, пока будет работать проклятие. А работать оно может очень долго. Именно по этой причине изнасилование женщин всегда было позором для всего рода. Факт насилия старались скрыть.

Изнасилование говорит о том, что женщина отработала аналогичное преступление, совершенное когда-то в ее роду. Она сняла своей болью и другими негативными последствиями родовое проклятие. Так сработал вселенский закон бумеранга. И род каким-то «чудесным образом» сам выбирает – скрывать изнасилование или подать на насильника в суд, чтобы придать делу огласку и запустить проклятие на род преступника.

«Чудеса» в этом интимном деле опираются на память рода, даже если он не знает всех предков до седьмого колена. Существует генная память рода, заложенная в ДНК. Если род чист перед вселенскими законами, то родители девушки требуют справедливого возмездия. Если отец или мать интуитивно чувствуют, что не нужно предавать дело огласке, то это значит, что их Род дает незримую энергетическую подсказку, что проклятие принял на себя тот, кто совершил насилие. Он в любом случае понесет наказание, но женщина отработала преступление, совершенное когда-то в роду по отношению к женщине другого рода. То есть девушка, девочка или женщина была избрана родом для отработки его негативной кармы. Своими страданиями она избавила род от чужого проклятия, посланного за преступные деяния представителя этого рода. Произошло очищение родовой матрицы. Для такой отработки род выбирает наиболее сильную особь женского пола, способную выдержать подобную отработку как в физическом, так и духовном плане. Выдерживает – род очищается и эволюционирует. Не выдерживает и ломается – проклятие продолжает работать дальше. В меньших масштабах, но работает до седьмого колена.

Если после насилия жертва кончает жизнь самоубийством, то проклятие насильника усиливается в разы и влечет за собой вымирание его рода. Но суицид в данных обстоятельствах не является отработкой негативной кармы рода, а служит точкой отсчета для родовой причины иного свойства и характера.

Очень распространены в последние годы случаи, когда после интимных встреч «девочка» вдруг обнаруживает, что забеременела. И при этих обстоятельствах мы говорим, что, как порядочный человек, «мальчик» должен жениться на своей девушке. Откуда эта традиция и что такое порядочность?

Дело в том, что порядок существует в родовой матрице. И он основан на родовых ценностях, а они базируются на общечеловеческих. Если потомки рода не соблюдают эти ценности, то род может быть проклят обиженной стороной, что приведет к его вымиранию. К тому же дети не посылаются родом случайно. И если девушка забеременела от определенного парня, то это произошло только с позволения родовых матриц, нуждающихся в эволюции родов. Чтобы не нарушать эти вселенские матричные законы и порядок развития рода во вселенском пространстве, мужчина должен взять на себя ответственность, поступить порядочно, то есть – по порядку, установленному родами. Отречение от девушки и ребенка – это проклятие, которое человек призывает на свой род. Он тоже будет, в свою очередь, проклят родом, который не даст больше этому мужчине своей поддержки. Расплачиваться за ошибки «мальчика» будут его последующие дети, если таковые появятся вообще. Он становится родоначальником проклятия. Поэтому взрослые и мудрые люди очень щепетильны в подобных ситуациях.

Мужчины, сеющие безответственно свое семя в женщин направо и налево, «ищущие любовь», надеются, что их обойдут вселенские законы родовых проклятий, так как они же никого не убили. Напротив, они дают женщинам свою любовь и дарят детей. Ведь в современном мире женщин больше, чем мужчин, поэтому они «помогают» женщинам, как могут. Миновать проклятие рода женщины они смогут только в случае, если будут обеспечивать всех своих детей материально и оказывать посильное внимание. В любом другом случае они передают своим детям, особенно мальчикам, негативную родовую карму, которую те будут отрабатывать своими жизнями и отношениями с женщинами.