Севрюгины ужинали. Правда, ел только муж, а жена наблюдала. Макароны и жареное мясо – в самый раз после семи.

С утра они разбежались по работам, а накануне Евгений Владимирович всю ночь доделывал новый проект. Ася же долго вязала, а потом заснула. Правда, ей позже вставать.

Настало, наконец, время побыть вместе.

Тягучие минуты поглощения пищи разворовывали свободное для любви время. А прошлая ночь осталась в памяти невосполнимо утраченной.

Ася несколько раз провела вилкой по пустой тарелке, издавая пронзительный и выводящий из себя звук. Ей есть уже не положено, а тут еще Евгений Владимирович со своими служебными рассказами и упреками.

Проект не приняли, и он его выбросил по дороге домой.

– Ненавижу, – сердился он, – все им до последней точечки объяснишь, нарисуешь, и вот тебе – шиш! Что ты молчишь?

Ася продолжала неловко скользить вилкой по тарелке, и переводить глаза с мужа на солонку.

– Интересное кино! – возмутился Евгений Владимирович. – Я тебе тут рассказываю, а ты кривишься. Потрясающе!

Он жует мясо и даже не чувствует вкуса, неудача злит, но еще больше злит то, что жена не поддерживает его.

– Тебе это не важно, да? – пристает он к Асе. – Что муж деньги теряет, что муж без проекта, что у него неудача?! Что это, в конце концов, за еда? Макароны?!

Он отодвигает тарелку и ждет новых мыслей.

– Женя, – говорит Ася ласковым тоном, каким обычно разговаривают с душевнобольными, стараясь их не слишком раздражать, – ты меня обижаешь. Ведь я готовила.

– Что тут готовить! Готовила она! – возмущение мужа нарастает, он крутит глазами в стороны и начитает размахивать рукой. – Молодец! Спасибо! Что еще? Не хочешь меня пожалеть? Я всю ночь все-таки это барахло выравнивал! Думаешь, я хорошенько выспался?

– Вот-вот, – Ася грустно улыбается, – лучше бы лег спать. Я ждала.

Тут Евгений Владимирович осекся и, чуть успокоившись, сказал:

– Мне надо было закончить.

Он пододвинул тарелку обратно, капнул на макароны кетчупа из стеклянной бутылки и стал их есть, холодные почти, совсем уж не вкусные. Да и мясо тоже не для всяких зубов.

Ася же молчала вновь, тыча вилкой в солонку, перемешивая белые кристаллики, и ждала новых придирок. Она к мужу не лезла. Успокаивай его или наоборот – не замечай, все ему не так.

– Опять молчишь? – снова лип к ней Евгений Владимирович. – Ну, а у тебя что новенького?

– Ничего, – нервно ответила Ася, – все так же.

– Да! – приторно сказал он. – Ну-ну.

Он опять принялся есть и доел, наконец.

– Чаю? – предложила Ася.

– Какого чаю? – встрепенулся Севрюгин. – Сегодня положено, с горя!

– Мне нельзя! – укорила она.

– А тебя никто и не просит! – разгорячился он. – Что у нас там? Водка есть?

Севрюгин полез в холодильник, достал бутылку коньяка и добавил:

– Ага, коньячок-с! Вот, зато посплю.

Ася недовольно убрала тарелки в раковину, налила себе заварки и воды из электросамовара. Евгений Владимирович успел за это время выпить целый стакан. Лицо его потеплело, и что-то пощипывало под кожей.

– Я что, красный весь? – глупо спросил он.

Ася качала головой и смотрела в сторону.

– Расстроилась, голубушка моя, – ласково пропел Севрюгин, – муж пришел, накричал. Ах, какой он невоспитанный! Ладно, пожалуй, еще малость для успокоения.

Он налил еще полстакана и выпил медленно, будто смакуя.

– А вообще, гадость! – заключил он.

Ася молча пила чай и думала о чем-то своем.

– Ну, а сейчас чего молчишь? – спросил Евгений Владимирович. – Вроде я к тебе с работой своей не пристаю. Сейчас-то можно хоть что-то сказать?!

– А что? – ухмыльнулась Ася.

Севрюгин развел руки.

– Ну, ты даешь! – воскликнул он. – Родной муж рядом, а жена…

– Не нужна тебе никакая жена! – презрительно смотря ему в глаза, сказала Ася.

– То есть? – Евгений Владимирович был в недоумении. – Ты давай договаривай, давай! Не ломайся!

Его руки вертели стакан, ощупывая его грани.

Ася подлила еще заварки и бросила теперь два кусочка сахара.

– А как же фигура! – позаботился Севрюгин. – Тебе же нельзя.

– Какое твое дело, – оборвала его Ася, – было нельзя, стало можно.

– Не понял! – Севрюгин привстал, пытаясь поймать взгляд жены. – У тебя что, тоже неприятности?

– Нет, – съязвила Ася, – у меня все хорошо. Муж, работа классная, дети не мешают…

– Ты ребенка хочешь? – перебил Евгений Владимирович.

– Куда уж тут ребенка еще?! – сказал Ася. – Надоело мне все!

– Ну, так бросай ты эту вихлястую работу, – попытался успокоить ее Севрюгин, – на фиг она нужна. Хочешь, вообще не работай.

Ася посмотрела в красивые серо-голубые глаза мужа: он улыбался, и от этого две ямочки отметились на щеках. Он ей нравился – его ноги, плотные его руки, как железо, впивавшееся в ее тело, все, что было в нем, особенно тот мужской запах, от которого всегда кружится голова, все это нравилось ей. И все же…

– Ну, что там, в самом деле, – рассуждал Севрюгин, – ходишь, задницей виляешь перед этими всеми. Сиди ты дома. О чем еще мечтать?

Он ее жалел.

– Мне ты здесь нужна! – заключил он.

– Бесплатная прислуга и полежать есть с кем иногда! – ядовито заметила Ася.

– Что ты, голубушка, – расстроился Евгений Владимирович, – ты тоже капнула, знаешь. Я же не виноват, что макароны не люблю.

– Да при чем здесь макароны, – голос Аси леденел, – ты меня в упор не видишь. Придешь – не поцелуешь, не обнимешь. Да если б ты… Вспомни, как это было до свадьбы.

Остекленевший Севрюгин что-то соображал, глядя на остроносое лицо Аси. Она была худа, но пока его устраивала – правда, в ней все-таки не хватало аппетитности. Однако же другим мужчинам его жена нравится. Интересно!

– А я думал, это из-за макарон, – после раздумий пробормотал он, – ну, давай я тебя поцелую.

Он потянулся было к ней, но нужно было обходить стол, и Ася, заметив это, отодвинулась и сказала:

– Я не навязываюсь.

– Да ты что, одурела, что ли?! – вспылил сразу Евгений Владимирович и сел обратно. – Прямо самодурство какое-то! Ай!

Он так махнул рукой, что задел кончиками пальцев висячий деревянный шкафчик.

– Знаешь, Женя, – грустно заговорила Ася, – я познакомилась недавно с одним человеком…

– То есть как это?! – грубо прервал ее Севрюгин. – Ты посмела? При муже живом!

– Дай договорить! – закричала Ася. – Или у нас только твои монологи разрешены?

Она плеснула себе коньяка в стакан Севрюгина и, глядя в его изумленные глаза, тут же выпила, потом продолжила свой рассказ:

– Я познакомилась, знаешь, и он мне цветы дарит каждый день, только я их выбрасываю… и подарки, и вообще…

Севрюгин вскочил и, шипя, стал расхаживать по кухне.

– У вас что-то было? – спросил он, скрипя зубами. – Ну, ну, говори, давай!

Ася долго держала паузу, пока, наконец, не испугалась за мужа – что-то слишком уж сильно он покраснел, даже глаза начали багроветь и сливаться с новым цветом лица. Тогда она все же ответила:

– Да нет, не было ничего, я пошутила.

– Нет! – тряся указательным пальцем перед ней, обличал Севрюгин. – Нет, было! Это не шутка! Все было, я давно заметил. Давно все вижу. Проговорилась-таки, предательница! Она изменяет мне!!!

Он захохотал совершенно неестественно – как ненормальный или, по крайней мере, притворяющийся таковым.

– Ну, и как, с ним лучше? – выделывался Севрюгин, крутясь волчком над сидящей Асей. – Лучше с ним? Конечно, цветочки, подарочки…

– Да замолчи ты! – крикнула Ася. – Замолчи! Поцеловать, так стол не мог обойти, а тут скачешь! Нет у меня никого. Нет и не было.

– Точно? – спросил Севрюгин.

– Да! – проорала Ася. – Я просто проверяла… Ревнуешь или нет.

– Так что? Ревную? – уже утихомириваясь, Севрюгин сел на свой табурет и налил остатки коньяка.

Ася встала, взяла пустую бутылку и поставила ее в ящик под раковину рядом с мусорным ведром, потом решительно пустила воду и стала мыть посуду.

Севрюгин подошел к ней, обнял и сказал:

– Ну, я ревную ведь.

– Не-а, – ответила Ася оттаявшим голосом и опустила свою голову мужу на грудь, – только не засыпай сейчас.

Севрюгин провел руками по ее телу, допил коньяк и пошел в комнату смотреть телевизор.

Минуты через три он уже спал…

Ночью Ася сидела рядом с ним, вязала, плакала и вспоминала недолгое свое трехмесячное замужество…

Утром Севрюгин проснулся один.