Слоан предполагала, что будет нелегко, но те испытания, которые выпали на ее долю на прошедшей неделе, выжали из женщины все соки.

С одной стороны, дело делалось. Прогресс был достигнут, и немалый. Кроганы под начальством Кеш работали эффективно и практически неутомимо. Если они и ворчали, то это было обычное поведение кроганов, так что служба безопасности могла не беспокоиться на их счет. И даже потеря одного из них не сильно сказалась на качестве их работы.

Они отнеслись к смерти товарища… прохладно. Но Слоан не исключала, что это была типичная кроганская реакция на события такого рода. Умер кроган. Но ведь все они рано или поздно умрут, так? Даже живя на полную катушку, от неизбежного конца не уйти.

Поэтому они продолжали работать.

После столкновения со Скверной никто не пытался похитить корабли или захватить заложников. А если бы попытался, то на этот случай имелись скрытые камеры наблюдения, которые она приказала установить службе информационной безопасности. Понадобятся они – прекрасно.

А не понадобятся – еще лучше.

Танн не спрашивал подробностей, а Слоан не горела желанием ими делиться. Она почему-то не ждала от саларианца резких слов о «шпионстве». Слоан называла это «здравосраномыслием».

А с другой стороны…

Каликс.

Слоан и прежде видела, как турианцы переживают утраты, но сейчас у нее сжималось сердце. Каетус как-то на свой обычный мрачный манер объяснил ей, что турианцы научились относиться к утратам в жизни как к неизбежности. Каждая победа достигалась ценой жизни тех, кто ее не увидел.

От этого победа в некотором роде становилась ценнее. Значила больше.

Слоан понимала: успеха невозможно добиться, не потеряв что-то на пути к нему. Но ее работа состояла, черт возьми, в том, чтобы свести потери к минимуму.

Не то чтобы она могла что-то противопоставить Скверне. Ее насущная проблема состояла в панике, воцарившейся в жилотсеке, и нескольких травмах, ставших следствием волнений. Скверна не разрушила станцию целиком, спасибо тому богу, который хранил эту летучую развалину, но последствия очередного столкновения нагнали на персонал страху, который не отпускал их несколько дней.

А вот Каликс не впал в панику. Через несколько недель после того, как он потерял Рантана На’то, на его лице все еще оставались следы скорби. Да и команда тоже так до конца и не оправилась. Двое получили краткосрочный отпуск; Слоан не знала, куда они отправились, но она на их месте отправилась бы туда, где все еще можно было выпить.

Сам Каликс, однако, продолжал работать. Как и она.

Все продолжали работать. И если верить Каликсу, система жизнеобеспечения стала гораздо надежнее. Благодаря его товарищу по команде, саларианцу.

И крогану, который пытался его спасти. Накмору Арвексу.

Как-то раз саларианец и кроган вышли в космос для ремонта…

Эта шутка не должна была закончиться смертью. Откуда им было знать, что они встали прямо на пути Скверны? Без сенсоров определить это было невозможно.

Но эти чертовы штуки не хотели работать. И тут она ничего не могла поделать.

Единственное, что они получали, так это подтверждение: Скверна дышала. И уничтожала все, что попадалось на ее пути. В том числе и «Нексус». Как и почему – эту загадку пусть разгадывают ученые.

Ее работа состояла в том, чтобы предотвратить панику, которая возникала то здесь, то там совершенно хаотично.

Когда жизнь более или менее устоялась, появилось время обдумать случившееся, а следствием этому стало неожиданное изобилие мнений. С кем бы она ни говорила в последнее время, каждый, кажется, точно знал, каковы приоритеты персонала и кого необходимо вывести из стазиса.

Станцию нужно бросить и основать колонию на одной из планет.

Всех нужно расселить по самым дальним уголкам станции на тот случай, если сердцевина опять подвергнется атаке.

Нужно попробовать атаковать Скверну самим.

Нужно вернуться в Млечный Путь.

Необходимо поставить бильярдный стол в четвертом жилотсеке.

С последним Слоан была согласна. С остальным… не очень.

Она сидела в одном из мест, где предполагалось разбить парк, пользовалась царившими здесь тишиной и спокойствием, пока все остальные занимались чем угодно, лишь бы не бездействовать. Прошедшие дни наверняка доказали одно: каков был ни был список дел у каждого, любая попытка расслабиться заканчивалась паникой. Скверна, отсутствие первопроходцев, смерть, новое столкновение…

А когда мнения превращались в панику, в страх, в ярость, – все, казалось, искали ее помощи. Кричали. Умоляли. Требовали.

Она хотела руководить. Приносить пользу. Здесь, на «Нексусе», люди смотрели на нее, говорили с ней, испытывая определенные надежды. Если Слоан хмурилась – независимо от причин ее дурного настроения: будь то отказ реактора или проблемы с пищеварением, – люди начинали в страхе шарахаться от нее..

Она никогда не думала, что политика – такая трудная работа. Ей всегда казалось, что заниматься политикой – значит сидеть на одном месте, все время улыбаться, рассыпать вранье и банальности, как рис на свадьбе.

Но на деле политика оказалась чертовски трудной работой. Теперь она могла в этом признаться хотя бы самой себе. Сообщать Танну о том, что ее посетило такое озарение, не имело смысла.

И тут, стоило назвать демона по имени, заверещал ее омни-инструмент.

Танн? А кто же еще! Сегодня явно был не ее день.

– Чему я обязана такой радостью? – спросила Слоан.

– Нам нужно встретиться, – безо всякой преамбулы резко заявил директор. – Если у вас найдется несколько минут.

Он знал, что найдется. Точно знал, где она находится и что делает, благодаря прибору на ее запястье, который теперь функционировал более или менее так, как ему полагалось, хотя и в ограниченном диапазоне.

Слоан вдохнула полную грудь регенерированного воздуха.

– Это важно?

Раздражение Танна погасила – и этому она сочувствовала – усталость.

– Как всегда.

Хорошо. Прекрасно. Она повела задеревеневшими от напряжения плечами.

– Уже иду.

Танн и Эддисон ждали Слоан в конференц-зале близ комцентра. Это стало уже своего рода ритуалом. Она, казалось, постоянно заставляет их ждать, но в этот раз никто из коллег не сказал на этот счет ни слова.

– Уже прошло достаточно времени, – сказала Эддисон. – Мы с Танном подумали, что пора суммировать наши успехи и провалы.

– Ладно, – сказала Слоан, пододвигая стул, чтобы сесть на него верхом. Она положила руки на спинку, сплела пальцы. – Суммируйте.

– Не хотите начать? – спросил Танн.

– Не-а.

– У вас когда-нибудь бывает хорошее настроение?

Слоан расхохоталась.

– Обычно оно испаряется за двадцать секунд до звонка омни-инструмента.

– Мне жаль, если я испортил ваш день, – кисло сказал он.

– Не вы, Танн, – сказала Слоан. – Совещания. – Она уставилась в центр стола. – Я просто ненавижу совещания.

– Тогда думайте об этом просто как о разговоре, – вставила Эддисон, которой не удалось скрыть раздражение в голосе.

– Единственное, что может быть хуже совещания, – это совещание без повестки дня. Совещание, оно же разговор. Но я постараюсь. Обещаю.

Эддисон и Танн переглянулись. Так переглядывались члены первобытных кланов, рассевшись в пещере вокруг костра, чтобы решить, что им делать с конкурентами из соседней долины. В этом взгляде читалось: «Ты хочешь начать или начать мне?» Слоан заставила себя расслабиться. В конечном счете ведь уже четыре недели прошло. Может быть, свежие новости не повредят.

– Я бы хотел обсудить один вопрос, – начал Танн в своей обычной неторопливой манере. – Припасы.

– Припасы, – повторила за ним Слоан. – Мне кажется, мы только об этом и говорим.

– Мы обсуждаем исключительно сиюминутное положение вещей. Микро, а не макро. А нам нужно обсудить долгосрочный прогноз.

Слоан неохотно согласилась, видимо задобренная «разговором». Может быть, даже разговором по душам. Припасы были проблемой, которая надвигалась, как долго копившееся планетотрясение, пусть пока и далекое, но, как все знают, неизбежное. И, несмотря на это, никто не хотел ничего предпринимать. Кроме, конечно, Танна. Если честно, она не могла винить его в этом.

– Гидропоника, – продолжил директор, – отстает от расписания. Пройдет еще четыре месяца, как мне говорят, прежде чем мы получим первый урожай, а пока все эти усилия образуют огромную дыру в наших ресурсах.

– Четыре месяца? – повторила Слоан. В последний раз, когда она интересовалась гидропоникой, ей говорили о трех-четырех неделях. Максимум о месяце. – Я впервые об этом слышу.

Она пожалела о своих словах, еще не успев их произнести. Они были равносильны признанию в том, что ее эти вопросы не интересуют, – впрочем, отчасти это отвечало действительности.

– Я попросил Спендера провести расчеты, – сказал Танн. – При нынешней норме потребления наши резервы иссякнут приблизительно через восемь недель.

– Так скоро? – спросила Эддисон.

«Ну, по крайней мере, я не единственная, кто не в курсе событий», – подумала Слоан. Или же советник Эддисон не считает нужным уведомлять о ситуации своего непосредственного начальника. Это казалось вполне вероятным.

– И это еще не самое плохое, – продолжил Танн, набирая обороты. – Вода кончится еще раньше. Отделы мелиорации и фильтрация прискорбно отстают от расписания. Повреждения оказались гораздо значительнее, чем мы предполагали. А поэтому утверждение о преодолении кризиса, вызванного Скверной, пока остается самообманом.

Слоан посмотрела на Эддисон, увидела то же удивление, что чувствовала сама.

– Как так получилось, что вы все это знаете, а мы – нет? – спросила она Танна. Она боялась ответа, но должна была его знать. Слоан напряглась, готовая услышать, что она не читала докладов или пропускала совещания. Но скорее она ожидала какого-нибудь снисходительного ответа: мол, такова его обязанность исполняющего обязанности директора. Ответ застал ее врасплох.

– Я хожу, – сказал Танн.

– Что?

– Я хожу. Брожу по коридорам. Обычно я хожу туда-сюда в моей лаборатории, но иногда изменение обстановки помогает мне думать, поэтому я отправляюсь на прогулку. А когда я гуляю, я смотрю. Слушаю. Сегодня, – печально сказал он, – у меня нет сомнения, что Накмор Кеш официально сообщит нам о том, что два важнейших проекта под угрозой.

– Кеш ни в чем не виновата, – быстро вставила Эддисон.

– Разве я говорил, что виновата? – возразил Танн. – Нет. А вот тот факт, что вы сразу же сделали такой вывод, кое о чем говорит. – Пренебрежительным движением руки он отмел все то, что собиралась сказать Эддисон, и все те ругательства, произнести которые не решалась Слоан. – Такие новости, прежде чем дойти до мозга, должные просеяться, отстояться, а во время своих прогулок я схватываю все быстрее. Ловлю намеки. Сопоставляю факты… но вопрос в другом. Вопрос в провизии. Мы должны сосредоточиться на этом.

– Мне очень не нравится то, к чему все это ведет, – сказала Слоан.

– Вот как? – Танн устремил на нее пристальный взгляд.

Слоан набрала в грудь больше воздуха и продолжила:

– Решение проблемы продовольствия вовсе не то, о чем мечтает офицер, занятый вопросами безопасности. Сытые люди – довольные люди. Вечеринки обычно тепло приветствуются персоналом и чертовски хорошо поднимают настроение людям.

– Понятно, – сказал Танн, но не преминул добавить: – Мы начнем с обсуждения вопроса нормирования.

– А альтернативы нет?

– Я думаю, есть, но давайте начнем с этого. – Он посмотрел сначала на одну, потом на другую женщину. – Мы совершили ошибку, не ограничив рацион. Поначалу общая целеустремленность естественным образом заставляла персонал помнить о нашей зависимости от ресурсов.

– Да, – сказала Слоан. – Только теперь они настроены по-другому.

– Именно, – согласился он. – Персонал взял себе в привычку есть столько, сколько хочется и когда хочется. Со временем, когда быт устоялся и непосредственные опасности были устранены, беззаботность привела к… я бы не назвал это обжорством, но люди ведут себя крайне… как это слово?

– Говняно?

– Нет.

– Эгоистично?

– Нет.

– Безрассудно?

– Как это?..

– Недальновидно! – поспешила подсказать Эддисон.

– Да! – щелкнул пальцами Танн. – Именно это слово я и искал, спасибо. И вам, Слоан, спасибо за красочный комментарий. Он у вас всегда такой… лингвистически очаровательный. Мне нужно будет свериться с базой данных по некоторым из ваших словечек.

– Это сколько вашей душе угодно, – сказала она. – Но не так давно, если вы помните, мы получили еще один удар от Скверны. После этого не вводились ограничения?

Танн мрачно покачал головой:

– На самом деле случилось противоположное. Словно почувствовав, что ограничений нет, с наступлением трудных времен люди стали потреблять еще больше.

– Ну что ж, – Эддисон повела рукой, как бы указывая на все окружающие их предметы, – если люди забыли о цели миссии, о своем долге, то нужно им напомнить.

Танн подставил руку под подбородок и постукал себя по челюсти длинным пальцем.

– Что вы имеете в виду?

– Несколько соображений у меня есть, – ответила Эддисон. – Может быть, сегодня вечером за трапезой мы выведем на экраны последнюю речь Джиен Гарсон. Она может… простите… могла мотивировать людей лучше, чем любой из нас. И я думаю, что подобный жест почтил бы память основательницы. Ведь мы, – с нажимом добавила она, – все еще оплакиваем ее.

– Мм… – Танн продолжал постукивать по челюсти пальцем, глядя перед собой рассеянным взглядом. – Неплохо. Пожалуй, время для этого подходящее.

– Верно, – сказала Слоан. – А когда видео закончится, мы скажем им, что обеда не будет и они должны перестать обжираться.

Эддисон стрельнула в нее сердитым взглядом.

Слоан не могла сдержаться – продолжила:

– Моя команда будет наготове, чтобы погасить бунт, который вы разожжете.

– Ну, необязательно же события будут развиваться именно так, – сказал Танн.

– Необязательно? – Рот Слоан скривился, когда она подалась вперед, уперев локти в колени. – Слушайте, вы сказали, что мы не вводили ограничений на еду и это было очень глупо с нашей стороны. Но это означает, что, когда мы введем ограничения, люди разволнуются. Начнут показывать пальцами, обвинять нас в том, что мы утаиваем запасы или несправедливо нормируем пайки и все в таком духе. Можете мне поверить. Я уже видела подобную хрень.

– Я знаю, что видели, – сказал Танн.

– Правда?

– Я просматривал ваше личное дело.

– Брешете.

– Не бре… Действительно смотрел. – Директор немного помолчал. – Вас это удивляет? Я уже познакомился почти со всеми досье. Я имею в виду – пробужденных. В особенности после происшествия с Фаларном.

Слоан несколько мгновений молча смотрела на саларианца, потом тряхнула головой.

– Я только хочу сказать, что нормирование приведет к падению настроения как раз в тот момент, когда все стали приходить в себя после недавнего нападения Скверны. Моя команда с этого дня будет тщательно оберегать оставшиеся продукты, прежде чем они начнут волшебным образом исчезать.

– Это уже происходит, – сказала Эддисон.

Танн и Слоан уставились на нее.

– Я как раз собиралась об этом сказать. Спендер в своем последнем докладе сообщает об этом. У некоторых продуктов вырастают ноги.

Танн замер, его глаза, и так не узкие, распахнулись еще шире.

– Какой-то биологический агент? Инопланетная метамолекулярная инфекция?

– Нет-нет, – поспешно сказала Эддисон. – Это такое выражение. Продукты исчезали так, будто уходили куда-то на своих ногах.

– Вот как? – сказал саларианец. – Понятно. – Судя по звуку его голоса, он чувствовал себя чуть ли не разочарованным.

– И никому не пришло в голову сообщить об этом в службу безопасности? – спросила у нее Слоан.

– Я же сказала: я как раз собиралась поднять этот вопрос. Спендер только сегодня утром сообщил мне об этом.

– Я хочу узнавать о криминальной активности сразу же, а не из каких-то гребаных докладов.

Эддисон отмела ее жесткий упрек:

– Все не совсем так. Он выразил общую озабоченность. Может, это ошибка округления, но он подозревает, что тут могут быть проблемы.

Слоан заставила себя спустить это на тормозах.

– Справедливо. Я с ним поговорю, попрошу кого-нибудь расследовать.

– Хорошо, – сказала Эддисон.

Слоан снова перевела взгляд на Танна:

– Вы сказали, что нормированию есть альтернатива.

– Да, есть. Я думал, она очевидна. – Ни одна из женщин не поймалась на его уловку, и он продолжил: – Настало время вернуть большинство членов нашей команды в криостазис.

Эддисон уставилась на него.

Слоан смеялась добрых десять секунд.

Джарун Танн вынес это как профессионал с холодной головой, каковым он себя и считал. Когда смех Слоан смолк, он продолжил:

– Их вывели из стазиса, чтобы они помогли нам справиться с насущными угрозами. Они справились с этой задачей. С этим согласны все. Вполне разумно будет вернуть их в состояние стазиса, пока мы не получим первый урожай из гидропоники. – Он стрельнул глазами в Слоан. – Я не понимаю, что такого смешного в этой идее.

– В последний раз, когда мы вводили людей в стазис, мы это делали в наказание за тяжкое преступление.

– Я не вижу, как это связано с нынешней ситуацией.

– Танн, несмотря на относительное спокойствие, в нашем обществе достаточно дерьма. Поверьте мне, люди меньше всего хотят возвращаться в капсулы. Они уже пробудились. И хотят оставаться в этом состоянии. Если мы захотим вернуть их в стазис, то это придется делать силой.

– Тогда мы спросим, есть ли добровольцы.

– Если из той тысячи, что работает сейчас, наберется десяток, то я удивлюсь.

Ее реплика заставила его встать и начать расхаживать по импровизированному конференц-залу.

– Может быть, тут уместно будет предложение Эддисон. Речь Гарсон может напомнить им о жертве, на которую они пошли. К тому же, могу добавить я, они один раз уже побывали в состоянии стазиса, и ничего с ними не случилось.

– Ну конечно, – саркастически сказала Слоан. – Выживаемость в стазисе стопроцентная.

– Вы понимаете, что я имею в виду.

Короткое молчание нарушила Эддисон:

– Ну, спросить-то можно, не так ли?

Слоан встала:

– Нет. Нет, черт побери! Поверьте мне, этот номер просто так не пройдет. А с угрозой нормирования продуктов, стоящей за таким вопросом, включится инстинкт самосохранения.

Некоторое время все молчали. Танн даже перестал ходить и прислонился к стене.

– Я думаю, – сказала Слоан с явной неохотой, – альтернатива состоит в немедленном введении нормирования, но из этого тоже ничего хорошего не выйдет. – Она потерла виски. – По крайней мере, если мы спросим про добровольцев, это облегчит нам задачу.

Танн кивнул:

– Договорились. Я принял решение. Сегодня вечером мы дадим возможность Джиен Гарсон напомнить всем, почему мы здесь и о тех жертвах, которые мы принесли. После этого я призову персонал добровольно откликнуться на наш призыв.

– Вы словно пытаетесь убедить себя.

Танн моргнул.

– Наверное, нам всем не помешает небольшое напоминание о том, почему мы здесь, как вы думаете?

Слоан пришла в один из жилотсеков и села за обеденный стол со случайной группой людей, а не со своей командой. Поначалу ее соседи довольно оживленно беседовали меж собой: двое рабочих-кроганов, ассенизаторы и вкрадчивая азари, которая молча тыкала вилкой в еду.

Когда Слоан разговорила на последнюю, доктор Аридана сообщила, что пыталась отремонтировать ведущие сенсоры и выяснила, что проблему не удастся решить до прибытия одного из ковчегов с запасными частями.

– Если, конечно, они не в таком же, если не худшем, чем мы, состоянии.

Слоан закончила есть и направилась к двери, чтобы при первом признаке беспорядков вызвать свою команду. Пока она шла, ожило несколько экранов, развешенных в разных частях жилотсека, и на них появилось лицо Гарсон.

По залу пробежал шепоток, и в воцарившейся затем тишине громко зазвучал голос их лидера. Слоан подумала, что это одна из величайших речей в истории. Вдохновенная, умная и в то же время «надувающая тебя разом, словно через клизму, газом счастья», как говаривал ее старый шеф на одной из станций. Как бы то ни было, каждое слово Гарсон звучало искренне.

Потом появился Танн.

– Мудрые слова нашего бесстрашного лидера, – нескладно начал он. – Может быть, поаплодируем? – Он захлопал. Никто его не поддержал, но саларианец не мог этого знать. Бедняга хлопал целую минуту, потом продолжил: – Я бы попросил Джиен Гарсон обратиться к вам всем сейчас, но она, увы, мертва.

О черт!..

– Если мы не будем осторожны, то умрут и многие из нас.

«Черт побери, Танн, что ты несешь?» – пробормотала себе под нос Слоан.

– Многие из нас умрут, если иссякнут съестные припасы. – Танн несколько секунд смотрел в камеру. – Мы добились громадного прогресса за последние несколько недель, и я с радостью сообщаю вам, что статус чрезвычайной ситуации отменяется. В признание этого факта и по причине быстро иссякающих съестных припасов ваше временное руководство просит волонтеров вернуться в криостазис. – Он помолчал немного, потом добавил: – Вы заслужили небольшой отдых, верно?

Даже если обращение было бы составлено правильно, Слоан сомневалась, что на него кто-нибудь откликнулся бы. А в таком варианте его либо проигнорируют, либо высмеют. Директор службы безопасности уже слышала смешки из разных мест в зале. Она взяла какую-то бутылку из их «быстро иссякающих съестных припасов» и кратчайшим путем направилась в свою комнату.

Слоан приняла душ, почувствовала, что лекарство от похмелья начало действовать, надела чистую одежду, нацепила на руку омни-инструмент. Вчера вечером она напилась (и напилась до беспамятства) в попытках утопить в алкоголе тот ужасающе неловкий момент, которому была свидетелем.

Понятно, что алкоголь не особо помог. Теперь, увидев шестнадцать сообщений на своем экране, Слоан могла только гадать, что пропустила.

Она проигнорировала их все и попыталась вызвать Танна. «Может, что и получится». Она спрашивала себя, заметил ли кто-нибудь островок логики в этом океане плохо подобранных слов.

– Доброе утро, – сказал Танн, и по его голосу ей все стало ясно.

Но тем не менее она спросила:

– Что, все настолько плохо?

– Настолько.

– Сколько добровольцев?

Секунда молчания.

– Ни одного.

– Ни одного?

– Как вы и предсказывали, добровольцев вернуться в стазис не нашлось. Ни одного вообще.

– Черт!

– Нет, один все же был.

– Да?

– Но затем сказал, что ошибочно выбрал этот вариант, и отказался.

Слоан не нашла, что сказать.

– Вы должны быть довольны, – продолжил Танн.

– Нет-нет, – ответила Слоан. – Чему тут радоваться? Я предполагала такой исход, но не собираюсь еще больше портить вам настроение. Однако в следующий раз я бы вам советовала при составлении речи обращаться к кому-нибудь за помощью. Эта была… не самой удачной.

Она сделала первый глоток кофе.

– Ее составил Спендер.

Слоан прыснула:

– Вы шутите.

– Вовсе нет. Мне показалось, что речь очень хорошая.

– Танн, эта речь была… Я думаю, правильно будет ее назвать «сэндвич с говном». Нет, за такую речь вам нужно вытолкать Спендера в космос, а потом броситься туда самому – вы не поняли, насколько она ужасна.

Его глаза широко раскрылись.

– Я вряд ли считаю такое наказание…

– Я шучу, Танн. Но… не берите в голову. В следующий раз пусть речь произносит Эддисон, ладно?

– Персонал, кажется, прислушивается к вам.

– Да, но сначала я сама должна уверовать в идею, прежде чем просить других проглотить ее.

Саларианец испустил разочарованный вздох.

– Что ж, мы вернулись к тому, с чего начали.

– Нет, – поправила его Слоан, – ситуация стала хуже. Вы посеяли семя, и это семя называется «припасы на исходе».

– Да. Что касается этого, – сказал он, – то нам нужно составить план нормирования.

– Хорошо.

– Вы сейчас свободны?

Слоан посмотрела на часы, потом почувствовала боль в желудке.

– Позвольте мне сначала позавтракать.

Поесть нужно побольше, решила она. Столько, сколько влезет, прежде чем придется затянуть пояс.

А потом она, если понадобится, размозжит несколько черепов, выкрикнет несколько нецензурных слов, если ей станут возражать, и будет ждать, когда станция взорвется.

А может, все согласятся сотрудничать.

Хотя вряд ли. Собственно, она никогда не считала себя любимицей удачи.