12

Суннива опоздала.

Она вообще-то должна была разжечь огонь и подготовить горн еще до того, как отец выйдет из дому и приступит к работе. Он сказал, что трудится каждый день больше, чем она, а потому будет справедливо, если она станет вставать пораньше и подготавливать все необходимое. А вот она не была уверена в том, что это справедливо. Она ведь помогала перекладывать раскаленные куски железа из огня на наковальню – отец затем бил по ним молотом, создавая целый град белых искр. А еще она работала с кузнечными мехами, от чего у нее потом болели руки и спина. Однако она не стала спорить с отцом. Странг был человеком, которого боялось большинство мужчин и с которым лишь немногие рискнули бы поссориться. Его плечи и руки имели такой вид, что казалось, будто он способен гнуть металлические прутья даже без помощи огня, молота и наковальни. А еще он был вспыльчивым, и хотя он редко поднимал руку на Сунниву, она приучила себя избегать споров с ним.

Мрачное настроение Странга было даже хуже вспышек гнева. Матери Суннивы, улыбчивой и обходительной, всегда удавалось усмирять нрав мужа. Однако прошлой зимой она умерла, и с тех пор Странг с утра до вечера работал с угрюмым видом. А потому, не подготовив вовремя горн, Суннива могла испортить весь день.

Суннива поспешно принялась гнать кузнечными мехами воздух на древесный уголь. Она слышала, как отец расхаживает по дому. Вот он сейчас возьмет кожаный фартук с крюка возле двери и примется доставать свои инструменты. Суннива стала орудовать кузнечными мехами еще быстрее и обрадовалась, увидев, что глубоко внутри кучки древесного угля появилось яркое пятнышко. При каждом движении рук, держащих кузнечные мехи, на нее теперь накатывалась волна тепла от разгорающегося пламени. Может, она и успеет подготовить горн до прихода отца. Пряди ее длинных светлых волос, не попавшие в косу, прилипли к потному лбу.

Странг вышел из дома на тусклый дневной свет и уставился на дочь за несколько мгновений до того, как она заметила, что он уже здесь. Она ведь трудилась, стоя к нему боком. Жар, исходящий от огня, заставлял воздух над ним мерцать. Суннива убрала прядь волос со лба и еще несколько раз сдавила кузнечные меха. Она была такой красивой, что сердце у Странга болезненно сжалось. Ему даже показалось, что перед ним сейчас стоит ее мать – такая, какой он впервые увидел ее много лет назад. Этесвита была для Странга женой, о которой можно только мечтать: грациозная, сообразительная и очень преданная ему и Сунниве. Но вот силенок и здоровья у нее было маловато. Бо`льшую часть их совместной жизни она болела. Впрочем, она родила ему четырех детей. Двое из них появились на свет мертвыми, а один – мальчик – прожил лишь несколько дней, прежде чем начал жутко кашлять и вскоре скончался. Иногда, проснувшись ночью, он думал об этих малышах, которые умерли еще до того, как им дали имена. Если бы не Суннива, он решил бы, что боги его прокляли. Однако стоило ему посмотреть на свою красивую дочь – и его сердце переполняла радость.

Суннива подняла взгляд и увидела, что Странг наблюдает за тем, как она орудует кузнечными мехами.

– Горн готов, отец, – сказала Суннива, улыбнувшись.

Странг, как смог, улыбнулся в ответ и принялся за работу над наконечниками копий, дюжины которых заказал ему новый король – Энфрит.

Вокруг кузнеца и его дочери постепенно просыпался остальной город. Раздавались чьи-то голоса, лаяли собаки, где-то закукарекал петух.

Минувшая зима в городе Гефрин прошла тихо. После того, как Эдвин погиб в битве, королева Этельбурга и ее дети покинули Берницию. Вместе с ними уехало немало людей. Эти земли стали опасными: по ним теперь бродили группы оставшихся без господина воинов, которые нападали на путников. А еще по ним рыскали мародеры-валлийцы из войска Кадваллона. Работы у кузнеца Странга стало меньше. Но затем Энфрит – находившийся в изгнании наследник трона – вернулся с севера со свитой своих приверженцев, и город зажил прежней жизнью.

Суннива увидела короля вблизи, когда тот пришел к отцу поговорить насчет новых наконечников копий для дружины. Король поразил ее своей красотой. Он был широкоплечим, высоким и казался ей удивительно привлекательным, хотя был намного старше ее. Он ослепительно улыбнулся ей, когда заходил в кузницу, откинув свой малиновый плащ за плечи. Она покраснела под его восхищенным взглядом. Он посмотрел на нее так же, как смотрели многие воины в Гефрине, но с одним существенным отличием: воины эти предпочитали любоваться ею издалека, опасаясь, что Странг может рассердиться, если они приблизятся к Сунниве. Энфрит же был уверен в том, что может вести себя так, как ему вздумается. Он ведь, в конце концов, не кто-нибудь, а король. Когда его зеленые глаза встретились с глазами Суннивы, она заметила, как в них мелькнули озорные искорки. Ей вдруг пришло в голову, что она все эти годы находилась под защитой отца, не отдавая себе в этом отчета. И ей очень не понравилась встреча с человеком, который совсем не боялся Странга.

Энфрит быстро потерял интерес к своим делам со Странгом. Осмотрев для начала некоторые образцы изготовленных Странгом изделий, он перешел к разговору о цене. Однако, когда Странг начал объяснять ему нюансы процесса ковки, король заскучал и сказал, что ему пора идти. Сунниву это оскорбило, и она позднее сказала отцу, что это несправедливо, когда к такому опытному кузнецу, как он, относятся с подобной небрежностью.

Сам же кузнец оказался гораздо более прагматичным.

– Он – король, – сказал Странг. – Он может относиться ко мне так, как ему заблагорассудится.

Заказ короля обеспечил кузнеца и его дочь работой на несколько недель и позволил им получить столько денег, сколько им хватит на несколько месяцев жизни, а потому Странг обрадовался – в той мере, в какой он вообще сейчас был способен радоваться. Работать и обеспечивать всем необходимым свою дочь – это было все, что интересовало его после смерти Этесвиты. Изготовление наконечников копий для гезитов Энфрита удовлетворяло оба эти интереса. Возможно, он даже заработает столько денег, что сможет купить раба. Суннива ведь не будет трудиться с ним в кузнице всю жизнь. Она была уже достаточно взрослой для того, чтобы выйти замуж, и одним только богам известно, почему к ней еще не посватался ни один мужчина.

День был теплым, и лишь несколько небольших облачков плыли в вышине по лазурному небу. Хотя над кузницей имелся навес, защищавший ее от дождя и снега, а в погожие дни – от солнца, возле раскаленного металла всегда было жарко. К полудню и отец, и дочь уже обливались потом и горели желанием отдохнуть.

Суннива зашла в дом и принесла оттуда буханку хлеба, немного сыра и горшок с элем. Они сняли кожаные фартуки, присели в тени дуба, который рос возле тропинки, и поели неторопливо и молча. Вокруг них шумел город. Какой-то пастух гнал небольшое стадо быков к кожевне. Время от времени со стороны этой кожевни ветерок доносил до кузнеца и его дочери острый запах мочи, применяемой при обработке кожи.

С юга приближалась группа всадников, во главе которой ехал настоящий великан. Он был облачен в доспехи, а к его седлу были приторочены щит и железный шлем. Меч, прикрепленный к перевязи, висел у него за плечом. Его спутники были вооружены примерно так же, но никто из них не мог с ним сравниться.

Этот огромный воин показался Сунниве знакомым, но она пока что не могла вспомнить, кто он такой. Всех воинов, живущих в Гефрине, она знала в лицо. Многие из них прибыли с севера в начале этого года вместе с Энфритом. А вот эта группа всадников приближалась с юга – то есть не со стороны того северного королевства, куда некогда отправился в изгнание наследник трона Берниции. Суннива присмотрелась к силуэту великана, отчетливо прорисовывающемуся на фоне ясного неба, и наконец-то вспомнила, кто он. Басс. Телохранитель короля Эдвина. Его самый преданный тан.

Странг в этот момент тоже узнал Басса. И отец, и дочь напряглись. Басс потянул за поводья и остановил лошадь прямо перед Странгом и Суннивой. Теперь, после того как они узнали Басса, они вспомнили и многих его спутников. Все они были людьми Эдвина. Эдвин отнял трон Берниции у отца Энфрита, и в результате этого Энфрит был вынужден провести много лет в изгнании. Прибытие сюда нескольких вооруженных воинов, которые когда-то служили Эдвину, запросто могло спровоцировать вспышку насилия.

Почувствовав, что отец и дочь занервничали, Басс улыбнулся. Странг встал и сделал несколько шагов вперед так, чтобы дочь оказалась у него за спиной.

– Не пугайся нас, славный кузнец Странг, – сказал Басс, к тому моменту уже узнавший кузнеца и вспомнивший его имя. – Мы не в ссоре ни с тобой, ни с кем-либо другим в Гефрине. Мы везем послание королю Энфриту. Он сейчас живет в Большом дворце?

– Именно так, господин, – ответил Странг.

Басс поблагодарил кузнеца, и тот отошел в сторону от тропинки. Всадники поехали дальше, к самому большому зданию в Гефрине. Странг и Суннива увидели, что вслед за всадниками, сильно отстав от них, шли быстрым шагом два человека. Это их заинтересовало, и они стали рассматривать этих двоих, вместо того чтобы вернуться к работе в кузнице.

Один из шедших за всадниками мужчин был крупным и светловолосым. Он держался с уверенностью воина и нес в руке копье. На боку у него висел меч, а на спине – круглый щит и мешок. Второй был юношей с ясным лицом, он шагал очень легкой походкой. На плече он держал обитый кожей ящик странной формы.

Когда они проходили мимо кузнеца и его дочери, Суннива смогла рассмотреть светловолосого воина поближе. Издалека он показался ей человеком средних лет, но теперь она увидела, что, несмотря на фигуру взрослого мужчины и шрамы на лице, он был, пожалуй, лишь ненамного старше ее. На его лице, покрытом пылью после долгих дней пути, выделялись проницательные голубые глаза.

Суннива, вздрогнув, осознала, что засмотрелась на этого воина и что он тоже с любопытством изучает ее. Они оба тут же отвели взгляд в сторону, но не раньше, чем Странг заметил, что они глазеют друг на друга. «Этот юный воин может доставить неприятности», – подумалось Странгу.

Кузнец снова сделал несколько шагов вперед и встал между своей дочерью и этими незнакомцами.

– Вы путешествуете вместе с Бассом? – спросил он.

– Да, – ответил голубоглазый воин с некоторой сдержанностью.

– Но не так быстро, как он, – добавил, улыбнувшись, подросток. – Ноги у нас не такие длинные, как у лошадей.

Странг показал рукой вдоль тропинки на самое большое здание города:

– Они направились вон туда, чтобы повидаться там с королем.

– Благодарю тебя, – сказал светловолосый воин, а затем, посмотрев на Сунниву, добавил: – Меня зовут Беобранд.

Суннива почувствовала, что ее щеки покраснели. Воцарилось молчание, и когда стало ясно, что Беобранд не собирается представлять девушке своего спутника – юношу, несущего странный ящик, – тот сделал шаг вперед и произнес красивым, чистым голосом:

– А меня зовут Леофвин.

Кузнец сердито посмотрел на них обоих. Ему не хотелось связываться ни с Бассом, ни с этими чужаками. Он был уверен, что они принесут с собой одни лишь раздоры. А молодой воин, стоящий перед ним и бесстыдно глазеющий на его дочь, уж точно станет самой большой проблемой. Странг решил было, что не будет называть своего имени в ответ, но тут же передумал. Какими бы юными ни казались ему эти двое, один из них был хорошо вооружен. Кроме того, они, похоже, являлись друзьями Басса и его спутников. Поэтому было бы неразумно злить их своей грубостью.

Он выдавил из себя улыбку.

– Меня зовут Странг, а ее, мою дочь, – Суннива. Рады были с вами познакомиться, но теперь нам пора опять приниматься за работу.

С этими словами он кивнул юношам, повернулся и подтолкнул Сунниву к кузнице.

Суннива стала сжимать кузнечные меха, намереваясь распалить огонь в горне достаточно сильно для того, чтобы можно было снова начать работать. Дождавшись, когда отец отвернется, чтобы взять железный брусок, она украдкой бросила взгляд на юного воина Беобранда, уже шагающего вверх по склону в сторону здания, в котором жил король. Словно почувствовав это, Беобранд оглянулся, и их взгляды на какое-то бесконечно малое мгновение встретились. Суннива тут же повернулась обратно к горну и стала изо всех сил работать кузнечными мехами, пытаясь убедить себя, что ее лицо покраснело лишь от жара, исходящего от огня.

* * *

Увидев Сунниву – девушку из кузницы, – Беобранд позабыл о боли в ступнях, кожа на которых истерлась и покрылась волдырями после многодневного перехода. Суннива была самой красивой девушкой их всех, которых он видел с тех пор, как… Перед мысленным взором Беобранда предстало лицо Катрин. По его позвоночнику пробежали холодные мурашки: он вдруг осознал, что Суннива очень похожа на несчастную Катрин. Их легко можно было принять за сестер. Он не мог оторвать взгляда от Суннивы. Ему даже показалось, что это боги вернули на землю Катрин, чтобы напомнить ему о том, что он не сумел ее защитить. Суннива, похоже, тоже проявила к нему интерес, и это еще больше ошеломило Беобранда. Внешнее сходство Суннивы с Катрин вкупе с пристальным взглядом, которым Суннива одарила Беобранда, заставили юношу почувствовать себя очень неловко.

Во время короткого разговора со Странгом Беобранд пытался отогнать встающий перед его мысленным взором образ залитого кровью лица Катрин, лежащей на холодной земле. Беобранд не рассказывал никому об этой девушке и о том, как она умерла. Она стала его тайной, которую он держал глубоко внутри себя. Ему было стыдно рассказывать о том эпизоде своей жизни, но и заставить себя позабыть о нем не получалось. Это неприятное воспоминание частенько всплывало, когда его пальцы случайно касались зудящей корочки, образовавшейся над ранами, которые он получил в поединке с Хенгистом. В отличие от тех проведенных в лесу холодных и мрачных дней, когда его окружали смерть и боль, сейчас было тепло, и на небе ярко светило солнце. А Суннива была живой и энергичной, и она смотрела на него с большим интересом, который вызывал у него одновременно и радостное волнение, и страх. «Клянусь богиней Фригг, эта девушка великолепна», – подумал Беобранд.

Уже уходя прочь, он оглянулся через плечо, чтобы еще разок полюбоваться ею. К его удивлению, оказалось, что она тоже смотрит на него. Их взгляды встретились. Беобранд поспешно отвернулся, но все же успел при этом обратить внимание на очертания ее тела под накидкой, когда она стала надевать кожаный фартук. Юноша пошел своей дорогой, решив смотреть только на землю прямо перед собой. Его зардевшиеся щеки покраснели еще больше, когда Леофвин вдруг начал напевать себе под нос песню о любви. От его внимания, похоже, не ускользнуло то, как Суннива и Беобранд обменивались взглядами. Теперь Беобранд мог ожидать, что над ним в ближайшие дни станут подшучивать. Он попытался нахмуриться, но его самого так и подмывало улыбнуться. Решив отвлечь от себя внимание спутника, он показал рукой на Большой дворец, который возвышался на всеми другими постройками Гефрина.

– Басс говорил, что это здание впечатляет, – сказал он.

– Но он даже и не упомянул о кузнеце Странге и его не менее впечатляющей дочери, – широко улыбнувшись, ответил Леофвин.

Беобранд сделал вид, что не услышал этих слов, и сосредоточил все внимание на Большом дворце.

Здание это было очень высоким и длинным. Оно оказалось выше всех строений, которые Беобранд когда-либо видел. Его крыша была покрыта не соломой, а длинными досками. Фронтон украшали резные изображения животных и завитки разных оттенков красного, зеленого, желтого и синего. На самом верху крыши, над фронтоном, обращенным на юг, виднелось что-то наподобие двух деревянных рогов. Это было и в самом деле великолепное здание, сконструированное так, чтобы вызывать у смотрящих на него людей уважение и страх.

Дверь главного входа была распахнута настежь. По обеим сторонам от нее стояли воины. Они были вооружены копьями. Увидев двух приближающихся юношей, они с любопытством уставились на них.

Беобранд и Леофвин подошли ко входу в здание с некоторым испугом. Они прибыли в Гефрин каждый со своей целью, и ни один из них не знал, с чего ему нужно начинать.

Леофвин еще давно решил попытаться стать бардом. У него имелись определенные способности, и он очень хорошо играл на лире. Эти его качества вкупе с личным обаянием и обходительностью, по мнению Беобранда, позволяли Леофвину надеяться на успех.

Беобранд же искал господина, которому он мог бы служить как воин. Такого господина, который был бы достоин доставшегося ему, Беобранду, великолепного меча. По вечерам Беобранд вытаскивал этот меч из ножен и разглядывал его при свете пламени костра. Его очаровывали узоры на клинке, благодаря которым тот переливался, как радужная кожа змеи.

Этот шикарный подарок его брату за проявленную доблесть теперь снова должен послужить хорошему хозяину. Беобранд позаботится о том, чтобы мечу нашлось достойное применение.

– Почему этот клинок не защитил Окту? – спросил Беобранд у Басса как-то раз вечером, когда они сидели у костра.

– Не знаю, – ответил Басс, – но думаю, что Хенгист застал Окту врасплох, когда тот был с Эльдой, и убил их обоих.

– Хенгист – настоящий зверь.

Басс смерил Беобранда долгим взглядом. В его глазах отражалось красноватое пламя костра.

– Нет, – затем сказал он. – Звери не убивают ради удовольствия. Хенгист же любит убивать именно ради удовольствия. Ему нравится нести людям смерть.

Мысли о Хенгисте роились в сознании Беобранда, зачастую пузырясь на его поверхности, как пена на поверхности бульона, который варят в котле. Как же теперь Беобранду хотелось, чтобы он воспользовался тогда в Энгельминстере подходящим моментом и прикончил убийцу своего брата! В ночь после поединка он снова поклялся – теперь уже на Хрунтинге и перед всеми богами, – что отомстит за убийство Окты. Когда он находился возле могилы Окты, он еще не знал, кто его убил, но сейчас ему было уже известно, на кого направить свою месть.

А может, Хенгист уже умер от полученной раны. Это было возможно. Вполне возможно. Впрочем, Беобранд сомневался, что так легко отделается от Хенгиста.

После поединка у Беобранда не было четкого представления о том, что он собирается делать дальше. В глубине души он гордился тем, что одолел этого опытного воина. Несмотря на то, что не обошлось без везения, он знал, что в этом поединке держался лучше, чем смогли бы многие другие воины, и одержанная им победа была заслуженной. Альрик, Басс и все остальные восхитились его доблестью. Леофвин на следующий вечер во время ужина, на который пришло большинство обитателей Энгельминстера, спел балладу собственного сочинения о поединке Беобранда с Хенгистом. В изложении Леофвина все выглядело так, как будто Беобранд сражался с великаном, обладающим силой десяти медведей, хитростью лисы и боевым мастерством Тиу, бога воинской доблести. Беобранд, чувствуя себя чуть живым от перенапряжения и полученных ран, слушал Леофвина с улыбкой, смущаясь из-за явных преувеличений. Его удивило то, что даже те люди, которые видели этот поединок, похоже, начинали верить выдумкам Леофвина. К тому времени, когда Беобранд лег спать, большинство обитателей Энгельминстера уже было готово поклясться, что они своими глазами видели, как Беобранд обезоружил Хенгиста одним ударом сакса, а затем поднял с земли выбитый из рук противника великолепный меч, когда-то принадлежавший его брату, и рассек Хенгисту лицо, что и решило исход поединка.

Засыпая в ту ночь и все еще ощущая в ушах шум недавнего веселья, Беобранд размышлял о том, какая же все-таки сила заключена в словах Леофвина. Его поединок с Хенгистом уже превратился в красивую легенду, и Беобранд задался мыслью, будет ли хоть кто-нибудь помнить, как все происходило на самом деле, после того как эта легенда прозвучит еще несколько раз.

На следующей день он чувствовал себя уже неплохо. Его раны не загноились и стали быстро затягиваться. Погода изменилась в лучшую сторону. Чистое небо принесло тепло не только земле, но, как показалось Беобранду, и той части его души, которая застыла из-за зимней непогоды и мрачных событий, свидетелем которых ему довелось стать.

Басс подошел к нему в то утро вскоре после того, как он проснулся.

– И что ты теперь собираешься делать? – спросил великан.

– Не знаю.

Беобранду вспомнился тот азарт, который охватил его во время битвы. Вспомнились сосредоточенность и самообладание. Вспомнилось ощущение собственного могущества, которое он испытал, забирая у других людей жизнь и побеждая вооруженных воинов, пытавшихся убить его самого или причинить вред кому-то другому. Разумеется, это чувство нравилось ему гораздо больше, чем то бессилие, которое он испытывал, когда умирали Эдита, Реда, его мать, Окта… и Катрин.

– Сам не знаю почему, но я хочу сражаться, – сказал Беобранд.

– А я знаю почему – потому что ты хорошо умеешь это делать, – усмехнулся Басс. – Отправляйся вместе со мной на север. Там ты сможешь вступить в дружину Энфрита. Ему нужны хорошие воины. Или, если тебе это понравится больше, ты можешь затем вернуться со мной оттуда в Кантваре.

Беобранд осторожно потрогал свой раненый бок и поморщился. Он не мог вернуться в Кантваре, где его ждали воспоминания, от которых он когда-то бежал.

– Я пока еще не готов к путешествиям. Мои раны опять начнут кровоточить.

Басс смерил его долгим взглядом.

– Можем подождать, пока они не затянутся полностью, – сказал Басс. – Мы добрались сюда из Кантваре намного быстрее, чем предполагали, – солгал он, – и мои люди вполне могут отдохнуть в течение нескольких дней, прежде чем мы снова отправимся в путь.

Басс полагал, что обязан позаботиться о младшем брате своего погибшего друга Окты. Кроме того, ему нравился этот парень, и он хотел включить его в число своих спутников.

Поэтому Басс и его небольшой отряд провели в Энгельминстере несколько дней, пока Беобранд не окреп настолько, чтобы отправиться пешком в Берницию.

Когда они наконец-то тронулись в путь, за ними увязался Леофвин.

– Если бы мы пробыли здесь еще дольше, то с нами, наверное, ушла бы половина жителей, – пошутил Басс, прощаясь с обитателями Энгельминстера.

Для Кенреда это расставание было тяжким. Он уже любил Беобранда, как будто тот был его старшим братом, и взирал на него глазами брата младшего. Он подбежал к Беобранду, когда всадники тронулись с места.

– Ты ведь еще появишься здесь, да? – спросил Кенред, всхлипывая.

– Я еще вернусь, если этого захотят боги, – ответил Беобранд, будучи не в силах заставить себя дать лживое обещание.

Кенред кивнул и отвернулся. Он не знал, чего Христос или старые боги хотят от Беобранда.

Альрик и Вильда отнеслись к уходу Леофвина со смешанным чувством гордости и страха. Они оба поспешно обняли его. Затем, пока Леофвин прощался с Вибертом, Альрик подошел к Беобранду.

– Присмотри за моим мальчиком, – сказал он, хватая Беобранда за руку и пристально глядя ему прямо в глаза. – И да пребудет с тобой Господь.

Путешествие на север, в Гефрин, заняло целую неделю. Продвижение отряда Басса замедлялось тем, что ему приходилось приспосабливаться в скорости к идущим пешком Беобранду и Леофвину. Кто-то из числа спутников Басса заявил, что Этельбурге явно не понравится такая задержка, но Басс в ответ лишь пожал плечами и сказал с угрозой в голосе, что она о ней не узнает, если кто-нибудь ей не расскажет. После этого комментарии на сей счет прекратились.

В первые дни путешествия из Энгельминстера в Берницию они садились на лошадей по очереди, позволяя раненому Беобранду ехать дольше других, однако затем Беобранд, чувствуя на себе сердитые взгляды некоторых спутников, стал избегать таких поблажек. Хотя Беобранд и Леофвин замедляли продвижение отряда вперед и из-за них кое-кому приходилось время от времени идти пешком, Басс заметил, что воины начали проникаться к ним симпатией. Они оба были обаятельны, каждый по-своему, и вскоре их в этой группе стали считать своими.

Равнины с лесными массивами сменились холмами, покрытыми кустами и травой. Они проехали мимо Великой стены. Беобранд уже видел ее раньше, когда направлялся вместе с войском Эдвина в Элмет, и ему захотелось расспросить Басса о ней.

– Она тянется через всю землю с востока на запад, – сообщил ему Басс.

Беобранд подумал, что такого попросту не может быть, но стена и в самом деле тянулась в обе стороны до самого горизонта, да и Басс, похоже, говорил вполне серьезно.

– А кто мог воздвигнуть такую стену? – спросил Леофвин, удивляясь масштабам этого каменного сооружения, когда они проезжали через брешь в нем.

– Думаю, те же люди, которые выложили на полу в Энгельминстере изображение ангела, – ответил Басс. – Некоторые говорят, что это были гиганты, но на самом деле они были обычными людьми, которые пришли сюда из страны, расположенной где-то далеко на юге. Готов поспорить, что именно они построили и дорогу, по которой мы сейчас движемся.

– Интересно, что же с ними произошло? – задумчиво сказал Леофвин. – Почему они исчезли отсюда?

Вечером того же дня, сидя у костра, Леофвин рассказал легенду о гигантах, воздвигающих горы, сражающихся друг с другом и бросающих камни через море с одного острова на другой. Эта легенда вызвала у слушателей смех, но ночью Беобранд проснулся и весь задрожал, когда раздавшиеся вдали удары грома вызвали у него опасение, что гиганты, построившие Великую стену, возвращаются.

Погода во время путешествия из Энгельминстера в Гефрин стояла хорошая, но местные жители дрожали от страха после перенесенной ими трудной и полной опасностей зимы, в течение которой по окрестностям бродили отряды безжалостных мародеров из войска Кадваллона. Очень часто, когда Басс и его спутники подъезжали к какой-нибудь деревне, они обнаруживали, что все жители куда-то подевались. Один раз они натолкнулись на жалобно мычащую корову. Ее вымя было переполнено, и Беобранд, работавший на ферме в Кантваре с раннего детства, подоил ее в деревянный горшок, который нашел в расположенном рядом пустом доме. Корова успокоилась, и все спутники Беобранда выпили по паре глотков теплого парного молока. Когда они уже собрались двигаться дальше, оставив позади корову и дом, Басс положил в опорожненный горшок половинку рассеченной надвое маленькой золотой монеты.

Примерно то же самое происходило всегда, когда они останавливались возле какого-нибудь жилища, надеясь разжиться в нем едой. Если они брали что-то из пустого дома – или если их кормили более смелые жители, – Басс всегда рассчитывался за еду: либо давал монетки, либо каким-то образом помогал по хозяйству. В одном селении он и его спутники помогли нарубить дров, в другом они наносили воды из близлежащего ручья. Хозяин одного богатого дома согласился принять пение Леофвина в качестве платы за ужин и ночлег. Леофвин снова пропел балладу о победе Беобранда над Хенгистом. Когда все взоры при этом обратились на Беобранда, тот почувствовал одновременно и смущение, и гордость за себя.

«Мне как-то даже непривычно путешествовать подобным образом, – подумал Беобранд. – Платить за то, что тебе нужно, вместо того чтобы отнимать силой». Однако, местные жители все равно боялись их. Они ведь, в конце концов, были воинами – то есть теми, кто запросто может убить. Но в глазах жителей, кроме страха, проглядывало и кое-что еще – уважение…

Теперь же, когда Беобранд и Леофвин стояли перед Большим дворцом Гефрина, в глазах охраняющих вход стражников они увидели отнюдь не уважение, а насмешку и презрение.

– Что вам нужно? – спросил один из стражников, который был пониже ростом. Телосложение у него было коренастым, а лицо – круглым и даже каким-то бабьим, однако серебряные кольца у него на предплечьях свидетельствовали о том, что у этого воина уже имеются кое-какие заслуги. – Вы – вместе с теми, кто прибыл сюда из Кантваре?

– Да, мы путешествовали вместе с ними, – ответил Беобранд. – И нам тоже хотелось бы попасть на прием к королю.

– Вам этого хотелось бы? В самом деле? – усмехнулся коренастый стражник. – Ну что ж, мы можем вам в этом помочь. Сколько заплатишь за это, мальчуган?

Беобранд смутился. Он почувствовал, что краснеет. Этот мужчина обращался с ним и Леофвином так надменно, как будто они были детьми. Беобранд опустил ладонь на рукоять меча, и оба стражника тут же напряглись.

Не успел один из них что-либо предпринять, как вдруг из-за угла здания вышел высокий мужчина.

– А-а, вот вы где, парни! – воскликнул он. – Почему вас так долго не было? Вы ведь не останавливались, чтобы поглазеть на местных девчонок? Или останавливались, а?

Это был Грам – один из тех, кто приехал из Кантваре вместе с Бассом. Он был лет на десять старше Беобранда, почти не уступал в росте Бассу, но отличался более изящным телосложением, чем этот гигант. Тут же догадавшись о том, что здесь произошло, он поспешно улыбнулся обоим стражникам.

– Не убивайте этих двоих, ребята! Они для этого еще не созрели!

Охранник пониже ростом рассмеялся, а его товарищ просто улыбнулся в ответ на улыбку и шутку Грама. Все напряжение сразу же улетучилось.

– Почему бы вам, парни, не пойти со мной и не помочь мне почистить лошадей и завести их в конюшню? Басс там, внутри, разговаривает с королем, и таким, как мы, придется подождать, пока нас не пригласят зайти.

Он обхватил Беобранда за плечи и повел его вдоль здания туда, где виднелись другие постройки. Леофвин пошел вслед за ними.

Когда они находились уже там, где их не могли услышать стражники, Грам прошептал:

– Тебе нужно попридержать свой пыл, Беобранд. Когда я увидел тебя в первый раз, ты всячески старался разозлить короля Эдвина в его зале в Беббанбурге. Когда я увидел тебя во второй раз, ты стоял едва ли не по колено в грязи и тягался в умении сражаться не с кем иным, как Хенгистом – самым жутким мерзавцем среди всех, которых я когда-либо видел. И вот теперь тебя лишь ненадолго предоставили самому себе – и ты едва не подрался со стражником, охраняющим вход в Большой дворец короля Энфрита! Я видел, как ты орудуешь мечом, и ты владеешь им неплохо, но ты вряд ли проживешь на белом свете долго, если будешь продолжать вести себя подобным образом.

– Он прав, Беобранд, – сказал Леофвин, когда они подошли к лошадям. – Тот стражник, конечно, изрядный придурок, но кольца, которые у него на руках, ему дали не за то, что он играл в тавлеи.

Беобранд понимал, что они оба правы. Его и самого удивляло, с какой легкостью он мог вступить в бой с кем угодно. Он не боялся сражаться, когда в этом возникала необходимость, однако с его стороны было бы глупо нарваться на серьезное ранение или даже кое-что похуже из-за пустяка.

Его ладони дрожали, когда он брал у Грама протянутую ему щетку. Леофвин сделал вид, что не заметил этого. Он поставил свой ящик на землю и стал помогать чистить лошадей.

Беобранд, гладя бок лошади, чувствовал, что постепенно перестает нервничать. Его резкие и ритмичные движения, похоже, действовали успокаивающе и на лошадь, и на него самого.

Он сделал несколько глубоких вдохов, принюхиваясь к запаху лошади и кож. Затем он обошел животное и стал растирать его щеткой с другой стороны. Из этого положения он мог видеть дорогу и даже навес над кузницей, расположенной возле того дерева, под которым они разговаривали со Странгом и его дочерью Суннивой. Беобранду вспомнилось, как ее волосы переливались в солнечном свете.

Леофвин покосился на друга. Он отнюдь не удивился тому, куда смотрел Беобранд. Леофвин улыбнулся и подумал, что был прав, когда пошутил насчет того, что Беобранд влюбился в дочь кузнеца.

Однако на этот раз он предпочел оставить свои мысли при себе.

 

13

В Большом дворце этим ранним утром было почти так же шумно, как и предыдущим вечером.

Беобранд вздрогнул, когда одна из женщин, наводивших здесь порядок, вдруг запела. Ее голос не был приятным, и из разных уголков зала, где отсыпались после вчерашнего пира его участники, стали раздаваться недовольные восклицания.

– Ну да ладно, если вам не нравится, как я пою, мне на вас наплевать! – закричала эта женщина таким зычным голосом, который легко заглушил бы шум битвы.

Снова послышались недовольные восклицания, а затем мужчины один за другим стали подниматься и, шатаясь, выходить наружу – подальше от этой крикливой карги. Она засмеялась, радуясь тому, что доставляет им такие неудобства.

– Вам следовало подумать об этом утре вчера вечером.

Затем она стала бурчать себе под нос что-то о мужчинах и о том, что они никогда не думают о последствиях своих поступков. Время от времени она вставляла в поток воркотни небольшой отрывок из какой-нибудь песни, успевая при этом еще и подметать, мыть, передвигать мебель и командовать женщинами помоложе.

– О ангелы, обитающие на небесах, ну что за жуткое чудовище, явившееся из преисподней, расхаживает по этому залу? – спросил Леофвин, вставая.

Его взор был затуманен, волосы растрепаны, а голос стал хриплым после того, как он вчера весь вечер пел, развлекая гостей. Это, правда, дало свои результаты: король увидел, что у Леофвина есть талант, и предложил ему стать бардом при его королевском дворе. После пребывания в течение многих лет в изгнании Энфрит осознавал, что ему необходимо приложить все усилия для того, чтобы укрепиться на троне. Иметь в своем распоряжении барда, которого заслушиваются люди, – это было очень важно. Подвиги Энфрита, короля Берниции, будут воспевать во время пиров и в Большом дворце, и в других принадлежащих королю зданиях по всей стране, когда он, Энфрит, будет разъезжать по своему королевству. Все его подданные услышат о его доблести в бою, и баллады об этом будут пересказывать люди во всех уголках Берниции и за ее пределами.

Леофвин ликовал. Он только вчера прибыл в Гефрин, а уже снискал покровительство самого короля. Радость, охватившая его после предложения короля, позволила ему превзойти самого себя, и это еще больше уверило Энфрита в том, что он правильно выбрал барда. Леофвин затем от души отпраздновал свой успех, но теперь, разбуженный противным голосом старой рабыни, уже жалел о вчерашних излишествах.

Леофвин встал и, пошатываясь, направился к выходу.

Беобранд улыбнулся, увидев, как Леофвин идет, едва держась на ногах, к входной двери. Его радовал успех друга. А вот для него самого перспективы найти место при дворе нового короля Берниции оставались весьма расплывчатыми. Он раньше наивно полагал, что Энфрит попросту возьмет его в дружину, – как будто то, что он, Беобранд, носил меч на боку, было достаточным подтверждением его высокого боевого мастерства. Ему показалось забавным, что всего несколько месяцев назад он был крестьянским пареньком, а теперь вдруг вообразил себя достойным того, чтобы стать воином на службе у короля. Басс приложил все усилия для того, чтобы представить Беобранда Энфриту в лучшем свете, но когда он рассказывал о подвигах этого юноши, королю стало ясно, что тот сражался в произошедшей в Элмете битве на стороне Эдвина, которого он, Энфрит, ненавидел. Лицо короля омрачилось, и его интерес к Беобранду увял. Ему были нужны воины, которых он мог считать преданными исключительно ему.

Чуть позже во время пира, когда медовуха продолжала течь рекой, Леофвин рассказал уже очень приукрашенную балладу о том, как Беобранд одолел Хенгиста, и многие из присутствующих посмотрели на этого юношу из Кантваре другим взглядом – взглядом, в котором чувствовалось уважение. Беобранд огляделся и заметил, что сквозь висящую в зале дымку на него смотрит сам король. Энфрит, похоже, слегка улыбнулся ему. Затем он поднял свой бокал в беззвучном тосте в честь Беобранда. Беобранд не знал, делает ли это король серьезно или всего лишь шутит, но все же поднял в ответ свой рог с медовухой и осушил его до дна. Когда он снова посмотрел на короля, тот уже увлекся разговором с седовласым таном, сидящим слева от него…

Проводив взглядом шатающегося Леофвина, Беобранд и сам встал и направился к выходу. Размышляя над событиями вчерашнего вечера, он никак не мог понять, что же ему дальше делать. Он пил вчера не так много, как остальные, но голова у него все же гудела. Он решил спуститься к реке, которая текла возле этого города. Свежий воздух проветрит ему мозги, и он сможет выпить речной воды и умыть лицо, чтобы отогнать остатки сна, цепляющиеся за него, словно нити паутины.

День обещал быть ясным и теплым, но пока еще было очень рано, а потому в воздухе чувствовалась прохлада. Вершина огромного холма к востоку от Гефрина заслоняла собой восходящее солнце, и весь его западный склон был в тени. Над рекой стелился прозрачной дымкой туман. Шагая к реке, Беобранд вдруг осознал, что пройдет сейчас перед кузницей. Его сердце забилось быстрее при мысли о том, что он может снова встретить Сунниву.

Он ускорил шаг, рассчитывая хотя бы мельком увидеть, как она работает со своим отцом. А еще он тешил себя надеждой, что она, возможно, пойдет куда-нибудь по этой тропинке как раз ему навстречу и окажется на какое-то время вне назойливой опеки отца. Тогда он, Беобранд, мог бы с ней беспрепятственно поговорить. Поговорить о чем? Он ведь об этой девушке ничего не знал и, возможно, не представлял для нее вообще никакого интереса.

Приближаясь к кузнице, он услышал лязг металла. Когда в поле его зрения появилась прикрытая навесом рабочая зона кузницы, он различил мощную фигуру Странга, который стоял возле наковальни и бил по раскаленному докрасна железу тяжелым молотом. Затем кузнец приподнял щипцами кусок металла, над которым работал, внимательно его осмотрел и опустил в огонь, пылающий в горне. Суннивы поблизости не было.

Странг поднял взгляд и посмотрел на Беобранда.

Беобранд поспешно отвернулся и уставился на тропу и на виднеющуюся впереди реку.

* * *

Когда Беобранд подошел к реке, туман, который скрывал ее от взглядов издалека, уже начал рассеиваться по мере того, как солнце поднималось в небе все выше. Небольшие клочья тумана, правда, еще держались в тенистых местах – там, где над рекой нависали деревья. Беобранд приблизился к воде, чувствуя под подошвами круглую гальку, и осмотрелся. Город уже проснулся, и неподалеку виднелись люди, которые занимались своими повседневными делами.

Чуть дальше на большом огороженном участке, где все городские жители держали домашний скот, мычали быки и коровы. К броду на реке ехала тяжело нагруженная повозка, которую тянул вол и которой управлял смуглый низкорослый мужчина. Волу пришлось нелегко, когда тропинка, прежде чем начать спускаться к броду, стала подниматься по склону. Возница принялся нещадно лупить животное по спине длинной и гибкой березовой веткой.

В противоположном направлении – в той стороне, где находился Большой дворец, – в воздух поднимался дым многочисленных костров, на которых готовилась еда. Из-за этого дыма над городом висела легкая пелена. Какой-то мальчик гнал по тропинке к реке стадо гусей, махая руками и что-то выкрикивая. Гуси шумно протестовали, гогоча и хлопая крыльями, но все-таки ковыляли так быстро, как могли, перед этим мальчишкой.

Беобранд повернулся и двинулся в стороне от тропинки по берегу реки вверх по течению – туда, где вода не была изгажена испражнениями людей и животных и помоями города. Вдоль берегов росли деревья и кусты, а потому Беобранду время от времени приходилось удаляться от края воды, но зато эти деревья и кусты защищали его от любопытных взглядов местных жителей. Пусть Беобранд и не очень переживал по поводу того, что кто-то увидит, как он моется, ему все же хотелось остаться незамеченным.

Некоторое время спустя он наконец обнаружил свободное пространство между двумя деревьями, где его никто не увидел бы со стороны и где можно было спуститься к самой воде. Он стащил с себя рубаху и повесил ее на низкую ветку. Насчет оружия ему беспокоиться не пришлось, потому что он оставил свой меч и копье в Большом дворце – а точнее, отдал их на хранение тем стражникам, с которыми столкнулся у входной двери перед пиром. Он ведь не входил в число надежных соратников Энфрита, и поэтому ему не разрешили занести оружие в Большой дворец. Басс, Грам и все остальные недавние спутники Беобранда тоже отдали свое оружие стражникам на хранение, смирившись с тем, что гостеприимство местного короля отнюдь не безгранично.

Беобранд присел возле воды на корточки и, наклонившись вперед и набрав в ладони воды, плеснул ее на лицо. Вода была ледяной, и он невольно охнул. Он снова плеснул себе на лицо, наслаждаясь тем, как вода пощипывает его кожу. Сидя на корточках, но выпрямив спину, он осмотрел недавние раны. Они заживали, в общем-то, неплохо, но в боку все еще чувствовалась какая-то закрепощенность, а шрам был ярко-красного цвета и отзывался болью на прикосновение.

Подняв взгляд и протянув руку, чтобы зачерпнуть воды и утолить ею жажду, он заметил, что по реке плывет какой-то предмет. Это было кожаное ведро, которое потихоньку вращалось на поверхности воды и которое течение должно было пронести мимо него. Видя, что не сможет дотянуться до ведра с берега, он быстро снял обувь и, зайдя в воду, дошел почти до середины реки – туда, где она была и холоднее, и глубже: уже после пары шагов вода стала доходить ему до бедер. Зато теперь он смог схватить ведро, когда оно поравнялось с ним.

Держа его в руке, он повернулся и пошел обратно к берегу. Интересно, а чье это ведро? Он вообще-то могло приплыть сюда по реке из какой-нибудь далекой деревни. И тут вдруг Беобранд услышал громкий и сердитый девичий голос:

– …клянусь яйцами Тунора!..

Слова эти донеслись откуда-то выше по течению, причем, похоже, не очень-то издалека. Беобранд вздрогнул и вдруг пожалел о том, что не прихватил с собой оружие, когда покидал такое безопасное место, как Большой дворец. На миг ему вспомнилась холодная и темная поляна в лесу, на которой ночную тишину разрывали крики совсем другой девушки. Затем, уже не тратя времени на раздумья, он побежал туда, откуда донесся крик.

Он перескочил через упавшую большую ветвь и, скользя, остановился, когда увидел девушку, которая только что кричала.

Суннива стояла к нему спиной, но он узнал ее блестящие золотистые волосы. Она наклонилась над водой и смотрела вниз по течению. Беобранд предположил, что она, наверное, пытается разглядеть, куда уплыло ведро. Затем она стала ругаться так, что покраснел бы даже бывалый воин.

Беобранд некоторое время наблюдал за ней, любуясь ее фигурой и слушая брань, какой ему раньше слышать не приходилось.

Когда она сделала паузу, чтобы перевести дух, он кашлянул.

– Ты ищешь вот это? – спросил он, протягивая ведро.

Она резко обернулась и мгновенно приняла оборонительную позу. Беобранд улыбнулся, пытаясь заставить ее расслабиться.

– Я никогда раньше не слышал, чтобы кто-то ругался так, как ты. А я ведь участвовал в битве и плавал на борту корабля.

– Так я ведь уронила в реку ведро, – сказала Суннива с таким видом, как будто этого объяснения было вполне достаточно. Ее щеки покраснели, но Беобранд не знал почему: то ли от того, что она так яростно ругала пропавшее ведро, то ли от того, что эту ругань услышал Беобранд.

– Я спас его для тебя, – сказал он, снова протягивая Сунниве ведро.

Она подошла поближе и взяла у него ведро.

– Спасибо, – сказала она, а затем, опустив взгляд и посмотрев на его штаны, добавила: – Ты промок. Ты что, прыгнул в реку, чтобы его достать?

Беобранд с глупым видом улыбнулся.

– Мне показалось, что так будет правильно.

И тут до него дошло, что он обнажен по пояс.

– Я, пожалуй, пойду оденусь и обуюсь, – смущенно произнес он.

– Подожди, – удержала его Суннива. – Я сейчас наполню оба ведра и пойду с тобой. Мне нужно принести воды отцу. Он уже, наверное, беспокоится, куда же это я запропастилась.

Она наклонилась, взяла второе ведро, лежавшее возле ее ног, и наполнила оба водой из реки. Затем она выпрямилась и пошла вперед, держа в каждой руке по ведру.

– Давай я тебе помогу, – предложил Беобранд.

Когда он попытался взять у нее одно из ведер, она не стала сопротивляться. Их пальцы на мгновение соприкоснулись, и сердце у Беобранда екнуло. Идя впереди нее туда, где осталась его одежда, он каким-то образом чувствовал, что она внимательно разглядывает его мускулистый торс.

Он присел на землю, чтобы надеть обувь. Начав затем натягивать рубаху, он невольно содрогнулся от боли.

– Эти шрамы, похоже, свежие, – заметила Суннива. – И болят. Откуда они у тебя?

– Тебе надо попросить моего друга Леофвина, чтобы он рассказал эту историю. Он излагает ее гораздо интереснее, чем я.

Суннива в ответ засмеялась.

Они шли по направлению к кузнице довольно медленно, потому что оба не хотели так скоро расставаться.

– А откуда ты? – спросила Суннива. – Ты произносишь слова как-то странно.

– Ты уже вторая девушка, которая говорит мне об этом здесь, в Берниции, – сказал Беобранд в ответ.

– В самом деле? – Суннива выгнула бровь дугой.

– Да. И у нее тоже были золотистые волосы.

– И что же это была за золотоволосая красавица?

– Я вообще-то не говорил, что она красавица.

Его щеки зарделись от осознания того, что она его дразнит.

– То есть она не была красива?

– Была. А еще она была принцессой.

Суннива еле слышно ахнула.

– Ты подшучиваешь надо мной.

– Вовсе нет. Это была дочь Эдвина – Энфледа.

– Но она ведь всего лишь ребенок!

– Я знаю. Но она красивая. – Беобранд сделал паузу, чтобы усилить эффект своих слов. – Однако не такая красивая, как ты.

Теперь зарделась уже Суннива.

Беобранд улыбнулся. Он никогда не отличался умением вести беседы с девушками, но вот разговаривать с Суннивой ему было почему-то легко. Ему поэтому даже не верилось, что они познакомились только вчера. Он уже давно не чувствовал себя счастливым, однако общение с Суннивой весьма поднимало ему настроение. Он не хотел, чтобы встреча с ней заканчивалась, но при этом чувствовал, что девушка становится все более напряженной по мере того, как они приближаются к ее дому.

– У меня и так ушло гораздо больше времени на то, чтобы принести воду, чем обычно, – сказала она. – Мне уже пора возвращаться. Может, встретимся снова у реки? Завтра в то же самое время или чуть-чуть раньше, а?

У нее, похоже, перехватило дыхание от смелости собственных слов.

А Беобранд даже споткнулся, и из ведра, которое он нес, выплеснулось немного воды. Он повернулся к Сунниве и уставился на нее, пытаясь понять, не подшучивает ли она над ним. Нет, взгляд Суннивы был серьезным, ее щеки вновь зарделись, а глаза блестели. Беобранд тяжело сглотнул.

– Я приду туда, – сказал он.

– Тогда постарайся сделать так, чтобы мой отец не увидел, как ты туда идешь. Обойди кузницу с другой стороны.

– Суннива! – вдруг раздался голос Странга. – Зачем ты там шляешься с этим никчемным иноземцем?

Странг, оказывается, вышел из кузницы и, уперев руки в бока, смотрел на них.

Суннива повернулась и, потупив взор, пошла туда, где ее дожидался отец.

– Он вовсе не никчемный, – пробормотала она. – Он поймал ведро, которое я упустила в воду…

Странг, судя по его виду, начинал всерьез сердиться.

– Так забери это ведро у него, дитя мое! – рявкнул он.

Суннива поспешно забрала второе ведро у Беобранда.

– Пока, – сказала она, а затем, все еще стоя спиной к своему отцу, шепотом добавила: – Увидимся завтра.

– Побыстрее, девочка! – крикнул Странг, подгоняя Сунниву.

Смерив Беобранда долгим пристальным взглядом, он вернулся к работе.

Беобранд чувствовал, как неприязнь к нему исходит от Странга подобно тому, как волны жара исходят от его горна, но это его совсем не тревожило. Головная боль у него прошла, и он чувствовал себя очень даже бодрым. А еще он ликовал.

Посмотрев вверх, на небо, Беобранд улыбнулся. День обещал быть замечательно теплым, и Беобранду было уже наплевать, возьмет его Энфрит в свою дружину или нет.

Беобранд ведь только что разговаривал с самой красивой девушкой в Берниции, и она захотела снова с ним увидеться.

* * *

– Этот человек – идиот! – рявкнул Басс. – Идиот и к тому же грубиян.

Грам и Беобранд украдкой огляделись, проверяя, не услышал ли кто-нибудь эти слова.

Затем Грам сказал:

– Успокойся. Ты такой же безрассудно смелый, как он – наш с тобой юный друг Беобранд. Тебе не хуже любого другого человека известно, что говорить такие слова о королях нельзя. Если, конечно, ты хочешь вернуться домой.

– Он недостоин того, чтобы называться королем. Я горю желанием вдолбить в башку этого олуха немного ума-разума. – Вены у Басса на висках вздулись. – Подумать только – он назвал ее шлюхой Эдвина! Клянусь мощами Христа и всеми старыми богами, если бы у меня тогда был при себе меч, Берниция уже искала бы сейчас нового наследника трона!

Была уже середина дня, и они прогуливались возле загона для скота, расположенного на южной окраине города. В загоне паслись овцы, быки с коровами и несколько гусей. Никто из присматривающих за ними простолюдинов и рабов не находился от Басса достаточно близко для того, чтобы услышать его речь. По крайней мере, Грам надеялся, что никто этого не услышал, а иначе им следовало бы покинуть Гефрин как можно скорее.

Некоторое время назад Грам и Беобранд сидели – и довольно долго – на ярком солнце возле Большого дворца, пока Басс внутри этого здания передавал Энфриту послание от Этельбурги. Грам с Беобрандом расслабились и даже едва не задремали под теплыми солнечными лучами, как вдруг услышали какой-то резкий звук, донесшийся из Большого дворца. Стражники, охраняющие главный вход, собрались уже броситься внутрь, но тут из него выскочил разъяренный Басс. Он грубо оттолкнул их на ходу, не обращая ни малейшего внимания на то, что они вообще-то вооружены.

Беобранд и Грам вскочили и, догнав Басса, сумели увести его в относительно немноголюдную часть города.

– Но что там вообще произошло? – поинтересовался Беобранд.

Басс продолжал расхаживать взад-вперед. Его лицо раскраснелось.

– Я передал ему подарок, – стал рассказывать он. – Он рассмеялся мне прямо в лицо. Сказал, что рассчитывал на нечто более полезное, чем псалтырь. Спросил, какая ему может быть польза от той или иной книги, если Кадваллон уже стучится в дверь Большого дворца.

– Ну что ж, в его словах есть определенный смысл, – заявил Грам.

Басс бросил на него испепеляющий взгляд.

– Мне наплевать, прав он или нет, но у него не было оснований оскорблять ее. Когда я передал ему послание королевы, он сказал, что ему нет дела до щенков шлюхи Эдвина! – Басс продолжал расхаживать взад-вперед с сердитым видом. – Вот тогда-то я и вспылил.

Грам и Беобранд обменялись взглядом, не зная, что ответить.

Басс резко остановился и сказал Граму:

– Собери всех наших людей. Мы не останемся в этом месте даже на одну ночь.

– Но…

Грам запнулся, пытаясь подыскать слова, которые убедили бы Басса задержаться в этом городе хотя бы еще на денек. Он, Грам, провел предыдущую ночь с хорошенькой девушкой-рабыней, которая проделывала с ним такое, что запоминается надолго, и он с нетерпением ждал новых наслаждений, которые она могла ему предложить… Впрочем, пытаться возражать Бассу он не стал. Басс ведь все равно не изменит своего решения – в этом Грам был уверен. Он был знаком с этим человеком на протяжении многих лет и знал, какой он упрямый.

Великан быстро успокоился. Прогнав свой гнев и приняв решение, он начал действовать. Продолжать сердиться на оскорбительное поведение Энфрита – это пустая трата времени. Таким способом он все равно ничего не добьется. Эта способность Басса подавлять свои эмоции и оставаться спокойным – наряду со вспышками ярости – делала его очень серьезным противником в битвах. Свирепым, но расчетливым.

– Грам, – сказал Басс, – собери всех наших людей. Найдите наше оружие и купите съестных припасов. Я хочу, чтобы мы были готовы тронуться в путь еще до наступления темноты.

Грам – хотя и с удрученным видом – подчинился приказу Басса. Когда он уже поплелся прочь, Басс крикнул ему вслед:

– Не переживай, к югу отсюда полно других развратных девушек-рабынь! – Затем Басс повернулся к Беобранду: – Извини, парень. Думаю, из-за моей вспыльчивости ты теперь оказался в сложной ситуации. Энфрит и так не очень-то к тебе благоволил, а теперь я уж точно не смогу повлиять на него, чтобы он взял тебя на службу. Так что лучше всего тебе поехать со мной обратно в Кантваре. Ну, что скажешь?

Беобранд задумался о своей родине. Он вспомнил вереницы холмов, густые леса из ясеней и буков, белые скалы на побережье… Ему вспомнились давнишние друзья, которых он оставил там, – друзья его детства Альвин и Скридан, с которыми он играл долгими летними вечерами, закончив работу по хозяйству. Он потрогал подвеску из китового уса, которая висела у него на шее, и вспомнил о Хротгаре и других моряках, относившихся к нему с большой добротой. Что-то внутри него призывало вернуться в Кантваре – к той жизни, которой он когда-то жил и которая казалась безопасной. Однако затем его мысли обратились к горящему дому и языкам пламени, поднимающим дух отца наверх, к богам. Он тяжело сглотнул. Нет, он не мог вернуться в Хите. Там было слишком много призраков, и ему там станут задавать слишком много вопросов.

Он подумал о том, что удерживало его здесь, в Нортумбрии. Хенгист все еще находился где-то здесь, и он, Беобранд, поклялся разыскать его и убить. Хенгист ведь убил Окту, и Беобранд пустит в ход меч брата, чтобы свершить правосудие. А еще у него здесь были друзья. Леофвин теперь обосновался в Гефрине. Кроме того, здесь жила Суннива. Беобранд понимал: было бы безумием утверждать, что он останется ради нее, а потому даже не собирался заявлять об этом вслух, но где-то в глубине души он знал, что это правда. После той случайной утренней встречи у реки он то и дело думал о ней. И не смог бы смириться с мыслью о том, что уедет и больше никогда ее не увидит. А еще он, не имея на то каких-либо оснований, надеялся, что она испытывает к нему такие же чувства, какие он испытывал к ней.

– Спасибо за предложение, – сказал Беобранд. – Мне по многим причинам хотелось бы поехать с тобой, но я чувствую, что должен остаться здесь. В конце концов, я обязан закончить то, что я начал с Хенгистом. За Окту необходимо отомстить.

Басс с мрачным видом кивнул.

– Но будь поосторожнее, Беобранд. Хенгист, он как змея – коварный и быстрый.

– Змею можно раздавить сапогом, – ответил Беобранд.

* * *

К тому времени, когда люди из Кантваре уже были готовы тронуться в путь, солнце спустилось почти к самой линии горизонта, и от всадников протянулись на земле длинные тени. Басс и Грам последними сели на своих лошадей. Грам прикрепил мешок со съестными припасами к своему седлу и затем вскочил в него хорошо отработанным движением. Басс подошел к Беобранду, наблюдавшему вместе с Леофвином за приготовлениями к отъезду.

После произошедшего в этот день инцидента Энфрит не соблаговолил поговорить ни с Бассом, ни с кем-либо из его спутников, но он также не стал чинить им каких-либо препятствий. Им позволили приобрести съестные припасы и забрать свое оружие из кладовой. Никто из танов, входящих в окружение Энфрита, не пришел пожелать им доброго пути. Однако Басса, похоже, не очень волновало оскорбительное отношение человека, которого он не считал достойным именоваться королем.

– Пусть твой вирд благоприятствует тебе в стремлении отомстить, Беобранд, – сказал Басс, сжимая запястье юноши так, как это делали воины. – Надеюсь, наши жизненные пути когда-нибудь снова пересекутся.

Тон Басса был грубоватым, но Беобранд знал, что этому человеку жаль расставаться с ним.

– Спасибо тебе, Басс, – сказал в ответ Беобранд, хлопая великана по плечу левой рукой и крепко сжимая его запястье правой. – Ты был настоящим другом. И для меня, и – раньше – для Окты.

Беобранду хотелось сказать что-нибудь еще. Сказать, что он никогда не забудет доброты Басса. И что без помощи Басса он уже наверняка был бы мертв. Однако, не найдя подходящих слов, он произнес очень простую фразу:

– Пусть твое путешествие будет безопасным.

Басс кивнул.

– Леофвин, рассказывай легенды о подвигах Беобранда так, чтобы они дошли до Кантваре и чтобы я узнал из них, чего он в жизни добился.

Он подмигнул Леофвину, и тот в ответ улыбнулся.

– Я буду слагать такие легенды, которые станут соперничать со сказаниями о великом Беовульфе, – ответил юный бард. – Пусть Господь убережет тебя и направит твои шаги во время путешествий, и пусть ветер всегда дует тебе только в спину.

Басс, кряхтя, взгромоздился на свою гнедую кобылу. Он поерзал в седле, чтобы усесться поудобнее, а затем, развернув лошадь на юг, ударил ее по бокам пятками и поехал прочь из Гефрина легкой рысью. Грам помахал Беобранду и Леофвину на прощание, а затем он и все остальные воины поскакали вслед за Бассом.

Легкое облачко пыли зависло позади них в тихом воздухе. Самые большие пылинки поблескивали на солнце, словно искры в дыме, поднимающемся от костра. Беобранд смотрел вслед всадникам, выезжающим из города. Некоторые из местных жителей, отвлекшись от своих занятий, стали глазеть на проезжающих мимо конных воинов. Беобранд обрадовался, узнав золотистую шевелюру Суннивы, сверкающую на солнце, словно расплавленный металл: Суннива выбежала из кузницы и, встав возле тропинки, внимательно рассматривала уезжающих воинов. Ее отец тоже вышел из кузницы и, подойдя к Сунниве сзади, положил ей руки на плечи.

Когда воины уехали, Суннива стала оглядываться – так, как будто кого-то искала. Когда она посмотрела в том направлении, где находился Беобранд, он поднял руку и широко улыбнулся ей. Он догадался, что, разглядывая воинов, уезжающих в Кантваре, она вообще-то искала среди них его. Суннива находилась сейчас довольно далеко от Беобранда, но она, наверное, все-таки заметила его, потому что подняла руку и помахала ею. Однако не успела она это сделать, как Странг повернул ее и, толкая в спину, заставил вернуться в кузницу.

Все сомнения Беобранда относительно того, правильно ли он сделал, оставшись в Берниции, были развеяны одним лишь взглядом Суннивы и ее поднятой вверх рукой.

Все это произошло на глазах у Леофвина. Он вообще-то решил больше не насмехаться над Беобрандом и его увлечением девушкой из кузницы, но не смог удержаться от того, чтобы не хихикнуть хотя бы себе под нос.

Беобранд этого не заметил. Его охватили противоречивые чувства. Он все еще видел, как вдалеке едут Басс, Грам и все остальные, однако от того, что он сейчас заметил Сунниву и что она поприветствовала его так открыто, у него запрыгало в груди сердце и пошла кругом голова. Он долго стоял и смотрел вслед всадникам, пока те не исчезли вдали, и сам не осознавал, что все это время улыбался.

* * *

Беобранду было трудно заснуть.

Он еще днем решил, что не может вернуться в Большой дворец после того инцидента, который произошел у Басса с королем, а потому спросил конюха – доброго на вид человека, – нельзя ли ему переночевать в конюшне. Конюх, который вообще-то был рабом, почувствовал жалость к молодому воину, оказавшемуся так далеко от своей родины, а потому позволил Беобранду прилечь на своем плаще в углу. Однако уснуть ему не давали вовсе не твердый пол конюшни и не топанье и фырканье лошадей, а мысли о предстоящей завтра утром встрече с Суннивой. Он снова и снова вспоминал о том, как увидел ее в первый раз, как встретился с ней у реки и как она помахала ему рукой, когда поняла, что он не уезжает со своими земляками в Кантваре. Он вновь ощутил в груди трепет волнения. Беобранд не знал, что ей завтра скажет, но не мог думать ни о чем другом, кроме как о дочери Странга.

Уже глубокой ночью он все же заснул, но сон был тревожным и не позволил толком отдохнуть. Во сне он стоял у края воды, разговаривая с Суннивой. Она повернулась, и он увидел, что ее лицо и волосы в крови. Затем он почувствовал ужасную боль в боку, от которой невольно вскрикнул. Опустив взгляд, он увидел, что Суннива пырнула его ножом с костяной рукояткой.

Он проснулся, едва не закричав при этом. В темном помещении конюшни раздавался храп конюха. Снаружи уже щебетали птицы, готовящиеся встретить новый день. Беобранд встал и вышел из конюшни, стараясь не разбудить конюха.

Свежий и холодный предрассветный воздух взбодрил его, и он быстро позабыл о приснившемся ужасе. Задрожав всем телом от холода и резко выдохнув, он увидел, что перед лицом образовалось облачко пара. Возле линии горизонта солнце уже окрашивало небо в розовый цвет. Беобранд решил, что пойдет к реке прямо сейчас, пока город еще не проснулся и его никто не сможет заметить.

Он стал спускаться к реке. В предрассветных сумерках все здания и деревья вокруг него казались большими и какими-то странными. Приблизившись к реке, на берегу он заметил нескольких человек, спешащих куда-то по своим делам. День обещал быть погожим, и тех, кто работал на земле или ухаживал за скотом, ждало сегодня много дел.

Беобранд пошел по тому же пути, что и днем раньше, и нашел на берегу реки скрытое деревьями уединенное местечко, где он мылся вчера. Сев на землю возле дерева и прислонившись к нему спиной, он стал ждать, слушая, как журчит вода, сквозь которую виднелась галька на дне реки.

Некоторое время спустя ровный звук текущей воды успокоил его взбудораженное сознание и он, не выспавшийся ночью, заснул.

Проснулся Беобранд лишь тогда, когда почувствовал, как кто-то приложил ладонь к его руке. Ничего не поняв спросонья и перепугавшись, он вскочил и приготовился драться. Солнце взошло уже высоко. От деревьев падали длинные тени, а речная вода весело поблескивала под солнечными лучами.

Суннива, охнув, отпрянула назад, потеряла равновесие и шлепнулась на влажную землю.

Беобранд тут же окончательно проснулся.

– Ой, прости, – пробормотал он. Его щеки от смущения стали малиновыми. – Ты не ушиблась? – спросил он, протягивая руку, чтобы помочь ей встать.

– Нет, со мной все в порядке, – ответила Суннива, вставая и отряхивая одежду. – Это мне не следовало тебя пугать.

– Я вовсе не испугался, – растерянно сказал Беобранд. – Я просто спал.

Суннива подняла бровь, и они оба улыбнулись. Они ведь знали, что он солгал.

– Я не была уверена, что ты придешь, – сказала Суннива, а затем поспешно добавила: – Я думала, что ты уехал вчера вместе с остальными. И что я тебя больше не увижу.

Едва эти слова слетели с ее губ, она смущенно потупила взор.

– Вообще-то Басс просил меня уехать с ним, – сказал Беобранд спокойным голосом.

– Почему же ты отказался?

– Я сказал ему, что мне нужно остаться, чтобы отомстить за своего брата.

Лицо Суннивы помрачнело. Он принялась кусать нижнюю губу.

– И это правда, – продолжал Беобранд. – Но я не стал рассказывать ему о других причинах.

Он посмотрел ей в глаза. Они были ясными, но на них уже начинали наворачиваться слезы от волнения.

– И что же это за другие причины?

– Мне на родине никто не будет рад.

– А-а. – Охватившее Сунниву чувство разочарования придало ее голосу саркастический тон. – Почему так?

– Я… я не могу тебе ответить. Когда-нибудь я расскажу, но сейчас я попросту не могу этого сделать.

Он не рассказывал никому о том, что он натворил в Хите. Не мог он откровенно поведать об этом и Сунниве. Он не хотел ее отпугнуть.

Она смерила его долгим серьезным взглядом и затем сказала:

– Ты говорил, что у тебя были другие причины. Значит, не одна, а несколько. Какие же еще?

– Еще только одна причина.

– Какая?

Беобранд не знал, как рассказать Сунниве о том, что он чувствует. Все произошло так внезапно. Такой красивой девушке, как она, наверняка многие мужчины говорили изысканные комплименты. Однако она подтвердила то, о чем он догадывался: ей не хотелось, чтобы он уехал из Гефрина в Кантваре. Он даже на мгновение осмелился поверить, что она испытывает к нему те же чувства, что и он к ней.

Беобранд тяжело сглотнул. У него в горле стало сухо.

– Ты, – коротко сказал он.

Лицо Суннивы просветлело. Она улыбнулась. Беобранд почувствовал, что ему стало тепло – так тепло, как будто он оказался на жарком солнце.

После этого их разговор стал непринужденным и шутливым. Именно в такой манере они общались вчера. Они уселись на берегу, не касаясь друг друга, но расположившись так близко, чтобы постоянно чувствовать присутствие друг друга почти физически.

Некоторое время спустя разговор перешел на ее ближайших родственников.

– Мама умерла прошлой зимой. Я все еще иногда забываю об этом и, когда иду домой, думаю, что она, наверное, сейчас работает за ткацким станком или готовит еду. – Суннива некоторое время помолчала, глядя на рябь на поверхности воды. – Так что мы с отцом сейчас остались вдвоем. А какие родственники есть у тебя?

– Они все умерли. Год назад у меня были две младшие сестры, родители и старший брат. Сперва началась чума, затем мой брат погиб от руки убийцы… В общем, я сейчас совсем один.

Суннива протянула руку и положила ладонь на его кисть. От этого прикосновения у него перехватило дыхание.

– И что ты собираешься делать? – спросила она.

– Не знаю. Я поклялся отомстить за убийство Окты, и я знаю, кто его убил. Но сначала мне нужно получить место среди гезитов какого-нибудь господина. Я надеюсь на то, что Леофвин замолвит за меня словечко перед Энфритом. Может, этот король возьмет меня в свою дружину.

Когда речь зашла о короле Энфрите, Суннива вспомнила, что ее отец сейчас занимается изготовлением наконечников копий. А еще – что она уже долго отсутствует в кузнице и что ей пора идти назад. Отец наверняка уже что-то заподозрил. Он ведь отнюдь не глупец, и он видел, как она помахала рукой Беобранду.

Суннива резко поднялась на ноги. Беобранда охватила тоска, когда ее ладонь оторвалась от его руки.

– Мне нужно домой, – сказала Суннива. – Меня долго не было. Отец разозлится.

Беобранд не стал возражать. Он знал, что она права.

– Когда я смогу снова тебя увидеть? – спросил он.

– Не знаю. Думаю, завтра отец уже не отпустит меня на реку за водой. Не отпустит после того, как я уже два раза задержалась. – Она наклонилась над рекой и наполнила водой два ведра, которые принесла с собой. – Сегодня не провожай меня. Если он увидит тебя, он рассердится еще больше.

– А ты сможешь улизнуть из дому сегодня ночью? – спросил Беобранд.

Суннива с задумчивым видом стала покусывать губу.

– Наверное, смогу. Он часто засыпает сразу после захода солнца. Вот тогда-то я и сумею улизнуть.

– Вот и замечательно. Я буду ждать тебя здесь, когда стемнеет. Если ты не сможешь прийти, я сам загляну к тебе в кузницу завтра.

– Нет-нет, не надо, отец очень рассердится.

– Ну, тогда постарайся все-таки прийти сегодня ночью, – усмехнулся Беобранд.

Несмотря на беспокойство по поводу того, как встретит ее отец, когда она вернется с таким запозданием, и страх быть пойманной и разоблаченной ночью, Суннива тоже улыбнулась. Она поспешно приблизилась к Беобранду и поцеловала его в щеку.

– Я принесу одеяло. Ночью здесь будет холодно, – сипло прошептала она. Беобранд почувствовал ухом тепло ее дыхания.

Не дожидаясь, скажет ли он что-нибудь в ответ, она повернулась и пошла прочь так быстро, насколько позволяли ведра с водой.

Беобранд посмотрел ей вслед. Прикосновение ее губ, которое он все еще ощущал на щеке, заставило его затосковать по ней.

 

14

– Да не стой ты молча, а расскажи мне, где он! – зычно рявкнул Энфрит. Для него было важно демонстрировать силу перед лицом своих людей.

Гонец склонил голову, не зная, что и ответить.

– Где Кадваллон, болван? Где он? Он куда-то движется?

Гонец очень боялся разговаривать с королем. Он с трудом сглотнул. Ему не дали даже воды испить перед тем, как он предстал перед Энфритом. Гонец открыл было рот, желая что-то сказать, но его голос словно куда-то пропал, и он лишь прохрипел нечто невнятное. Снова с трудом сглотнув, он наконец-то смог передать послание, с которым его сюда отправили.

– Мой господин и я, ваш покорный слуга Бебеодан, хотим сообщить вам, что Кадваллон – да низвергнет Господь его душу в ад! – встал лагерем южнее Великой стены и собирает там свои отряды. Когда я покинул двор моего господина два дня назад, воины Кадваллона пребывали в этом лагере и не выступали никуда походом. Трудно догадаться, когда они это сделают. Однако очевидно, что они снова готовятся к войне.

Люди, собравшиеся в Большом дворце, стали перешептываться. Они все знали, что война почти неизбежна, однако это подтверждение их предположений сделало перспективу войны еще более реальной.

Воин с седой шевелюрой и бородой, стоявший возле короля, сказал:

– Кадваллон может явиться сюда, к нам, буквально через несколько дней. Нам следует отступить в Беббанбург. Эта крепость неприступна.

– Я не стану бегать от этого выскочки, – ответил Энфрит. Сканд, так звали этого седовласого человека, когда-то был выдающимся воином, но теперь он показался Энфриту уж слишком осторожным, едва ли не трусом. – Берницию не запугать валлийским сбродом. Я не боюсь Кадваллона.

В зале снова стали перешептываться, но никто не захотел указывать королю на очевидное. Кадваллон с помощью Пенды уже нанес поражение Эдвину, который называл себя «бретвальдой», то есть королем всего Альбиона. Затем этот валлийский король, правящий в Гвинеде, убил Осрика – наследника трона Дейры.

Сканд повел плечами.

– Мы, конечно же, дадим вместе с вашим величеством отпор Кадваллону, но нам не следует отбрасывать ни одно из имеющихся преимуществ. Гефрин слишком уязвим. Этот город строили не для того, чтобы в нем обороняться, – его строили для того, чтобы в нем развлекаться и произносить речи на том нелепом ступенчатом сооружении.

С явным презрением произнося эти слова, Сканд имел в виду деревянную постройку со скамейками, которая находилась в центре Гефрина. По-видимому, Паулин – священник Эдвина – читал там проповеди перед сидевшими на скамейках людьми. Сканд считал это сооружение напрасной тратой хорошей древесины, которую лучше было бы использовать для строительства оборонительных укреплений.

– Если мы останемся здесь, мы будем уязвимы, – продолжал Сканд. – Поэтому нам следует отступить к вашему брату в Беббанбург.

– Глупости! – сказал в ответ Энфрит.

В его голосе чувствовалось легкое раздражение из-за того, что кто-то перечил ему на виду у его людей. Мысль о том, что ему придется провести какое-то время рядом со своим благочестивым братом Освальдом, засевшим в расположенной на скале крепости Беббанбург, была для него невыносимой. Он ведь велел Освальду обосноваться в этой крепости только для того, чтобы держать его подальше от себя. Брат, правда, приносил ему кое-какую пользу, но пребывать в компании с ним было не очень-то приятно. Кроме того, Энфриту больше нравилась открытая местность возле Гефрина, а не скалистые холмы вокруг Беббанбурга.

– Отступить – значит выставить себя трусом перед нашими врагами и населением Берниции. В Гефрине расположен самый величественный дворец, а потому я хочу находиться здесь. Мне необходимо, чтобы меня считали сильным.

Сканд сжал челюсти, но все же кивнул, соглашаясь с тем, что проиграл этот спор. Затем он бросил взгляд на погруженный в полумрак край зала, где сидела со своим сыном Талорканом жена Энфрита – королева Финола. Она была миниатюрной – почти как ребенок – и очень хрупкой. Ее аккуратно причесанные огненно-рыжие волосы ниспадали ей на спину и поблескивали в мерцающем свете очага. Финола тоже посмотрела на Сканда, но выражение ее лица было равнодушным и смиренным. Глаза Талоркана сверкали, свидетельствуя о том, что он проявляет немалый интерес к происходящему в зале, однако он знал, что в присутствии отца ему лучше помалкивать.

– Вы правы, мой господин, – сказал Сканд. – Однако подумайте о королеве и о принце. Нам следует по меньшей мере быть готовыми защищаться, если в этом возникнет необходимость. Вы отправите еще сколько-нибудь людей понаблюдать за Кадваллоном, чтобы они немедленно дали нам знать, как только он двинется на север?

Энфрит небрежно помахал рукой. За Финолу он совсем не переживал: он женился на ней только для того, чтобы заключить союз с племенем пиктов, к которому она принадлежала, и считал ее скучной и непривлекательной. Впрочем, она родила ему сына. А вот Сканд относился к ней по-отечески, да и гезитам Энфрита, похоже, нравилось видеть ее здесь, в этом зале. Что касается Талоркана, этот мальчик частенько раздражал Энфрита тем, что говорил тогда, когда ему следовало молчать, однако Энфрит узнавал в нем самого себя и в глубине души гордился тем, что у него растет такой симпатичный сын.

– Очень хорошо, отправьте несколько всадников. А ты… – Энфрит повернулся к робеющему гонцу. – Ты справился со своей задачей хорошо. Молодец. После того, как ты поешь и отдохнешь, ты должен отправиться обратно на юг, взять с собой моих людей и показать им, где встал лагерем Кадваллон.

Гонец с перепуганным видом поклонился, а затем вышел из зала.

Энфрит вернулся к тавлеям – игре, которой он забавлялся с несколькими своими танами. В зале поднялся гул: все начали обсуждать полученное известие.

Сканд, посмотрев на то, как гонец выходит из зала, перевел затем взгляд на короля. Энфрит посмеивался над тяжелым положением, в котором оказался его соперник по игре. Его фигурки были окружены фигурками короля, и он, похоже, уже точно проиграет все то, что поставил на кон в этой партии.

Сканд нахмурился. Ему нравился Энфрит, поскольку во многих отношениях он был хорошим королем. Сканд служил ему на протяжении многих лет. Он находился вместе с ним в изгнании и сражался рядом с ним плечом к плечу. Энфрит отличался храбростью в битвах и был неплохим стратегом и организатором. Именно это и делало его сильным игроком в тавлеи. Он всегда опережал соперника на пару ходов.

Сканд надеялся, что Энфрит знает, какими будут его следующие шаги в той смертельно опасной игре, которую он затеял с Кадваллоном. Оставаться в Гефрине – в этом Сканд не видел никакого смысла. Валлийский король – не тот человек, к которому можно было бы относиться легко. Однако Энфрит был настолько же упрямым, насколько и искусным в тавлеях. И своего решения он не изменит.

Энфрит, сделав последний ход, выиграл партию. Проигравший тан в сердцах смел фигурки с доски на выложенный тростником пол. Зрители ехидно засмеялись, глядя на то, как проигравший снимает со своего запястья серебряное кольцо и отдает его королю.

Сканд тоже невольно улыбнулся, на несколько мгновений забыв о своих опасениях, но тут же вновь вспомнил о них. Ему оставалось только молиться о том, чтобы они выиграли куда более серьезную игру с такой же легкостью. Если они проиграют, то потеряют гораздо больше, чем серебряное кольцо.

* * *

Слухи о принесенном гонцом известии – известии о том, что Кадваллон собирает свои отряды на юге, – и о реакции на него короля Энфрита очень быстро распространились среди населения такого небольшого городка, как Гефрин. К полудню уже все в Гефрине знали, что валлийский король снова угрожает их стране. Эдвин, великий правитель, объединивший под своей властью множество людей, попытался сразиться с Кадваллоном в открытом поле и потерпел поражение. Многие шепотом обсуждали, мудро ли поступил король, решив остаться в Гефрине. За последние несколько месяцев Гефрин покинуло немало жителей, надеявшихся найти более безопасное место. Те же, кто остался, отличались отвагой, и испугать их было не так-то просто, однако большинство из них все же приняли меры предосторожности и собрали в мешки самое ценное имущество, чтобы в случае необходимости можно было быстро схватить их и бежать. В следующую ночь некоторые из них под покровом темноты закопали в укромных местах то, что утащить с собой на большое расстояние было не так-то просто.

До Беобранда эти слухи дошли где-то в полдень, когда он встретился с Леофвином, чтобы поесть вместе.

– Кадваллон готовится нагрянуть сюда, – сказал Леофвин. Его лицо раскраснелось от волнения.

– Почему ты так обрадовался? Вместе с Кадваллоном придут смерть и горе.

– И слава тоже, – возразил Леофвин. – Мне будет о чем сочинять легенды и песни.

Приподнятое настроение барда оказалось заразительным, и Беобранд, сам того не желая, улыбнулся.

– Что-то я не видел, чтобы здесь кто-то готовился к битве.

– В том-то и дело. Никто не готовится. Энфрит сказал, что он не боится Кадваллона и не станет отступать. На юг он тоже походом не пойдет. Старого Сканда это разозлило.

– Сканд? Это тот, у которого седая борода? – спросил Беобранд. Он видел, как этот воин сидел за высоким столом и прогуливался вместе с королем и королевой.

– Да, – кивнул Леофвин. – В конце концов они решили послать несколько человек на юг понаблюдать за валлийцами.

– Тогда тебе пока не о чем сочинять легенды.

– Да, пока не о чем, но после того, как состоится сражение, я сложу множество легенд и песен. И это замечательно, Беобранд.

Леофвин вдруг осознал, что сейчас сказал, и поспешно добавил:

– Это, по-моему, были какие-то неправильные слова. Я имею в виду, что это замечательно, когда есть славный король, который позволяет мне изо дня в день только тем и заниматься, что размышлять над своими мелодиям и рифмами и затем развлекать его ими каждый вечер. Знаешь, а вообще-то сложить легенду можно о чем угодно! Вот только раньше я даже не подозревал, что запросто могу это делать.

Он энергично помахал руками.

– Меня радует то, что ты доволен. Я рад за тебя, Леофвин.

– Всего несколько дней назад я работал со своим отцом в Энгельминстере, а теперь за мной ухаживают рабы и рабыни, и я ем изысканную пищу, которую я раньше не только не пробовал, но и вообще о ней никогда не слышал.

Беобранд громко засмеялся, радуясь за друга.

– Вирд – странная вещь, Беобранд, – продолжал бард. – Я отправился за тобой сюда, не имея ни малейшего понятия о том, чем это закончится. А теперь посмотри на меня. Я пою королю, и меня балуют, как какого-нибудь принца. – Он хлопнул в ладоши. – Я сочиню про это песню… А для тебя хорошая новость состоит в том, что Энфриту понадобятся все воины, каких он только сможет найти. Я обязательно упомяну сегодня вечером о совершенных тобой подвигах.

– Я вроде как воин, однако до сих пор не получил обратно свой меч, – пожаловался Беобранд, но без особой досады.

Насколько он знал, Хрунтинг до сих пор лежал в кладовой, в которой он оставил его, прежде чем впервые зайти в Большой дворец короля. Он заберет его, когда сочтет нужным, а пока что это место казалось ему вполне подходящим для хранения меча. Его больше волновало то, сколько еще осталось времени до того, как наступит ночь и он сможет увидеть Сунниву.

– Тебе следует попытаться поговорить с королем завтра. Попроси вернуть свой меч, дабы ты мог послужить с этим клинком королю Энфриту и Берниции. Надеюсь, я к тому времени уже успею своими легендами и песнями убедить его в том, что ты представляешь большую ценность.

Леофвин широко улыбнулся, и Беобранд с рассеянным видом кивнул ему:

– Хорошо, я это сделаю.

Леофвин похлопал его по плечу и встал.

– Ну что ж, мне лучше уже начать сочинять про тебя песнь, которую я спою сегодня вечером, – сказал он с широкой улыбкой.

Оставшись наедине с собой, Беобранд решил осмотреть окрестности Гефрина, чтобы хоть чем-то занять себя и тем самым скоротать время. Проходя мимо огороженного участка, на котором находился скот, он впервые заметил рядом с ним небольшой холмик. Он видел такие холмики раньше и, остановившись, невольно задался мыслью, кто же здесь похоронен.

Затем Беобранд направился к Большому дворцу и решил рассмотреть странное сооружение, расположенное посреди королевских построек. Леофвин говорил ему, что оно было воздвигнуто специально для того, чтобы произносить речи и проповедовать. Он надеялся, что Энфрит разрешит ему выступать там перед жителями Гефрина.

Сооружение это имело треугольную форму и с одной стороны было очень узким. Беобранд подумал, что на небольшом возвышении в этом узком конце, видимо, должен стоять выступающий, а постепенно расширяющаяся часть предназначена для размещения слушателей. Если идти прочь от возвышения, то каждый ряд скамеек оказывался шире предыдущего и располагался немного выше. Это позволяло всем смотреть поверх голов тех, кто сидел перед ними. Такая идея была оригинальной, и Беобранду стало интересно, кто же это придумал. Леофвин полагал, что это было изобретение христианского священника, служившего у Эдвина. Говорили, что он прибыл сюда из страны, находящейся далеко на юге – рядом с тем местом, где родился и жил Христос.

Беобранда не интересовали ни Христос, ни его священники, однако восхитила разумная конструкция этого сооружения.

Все еще находясь под впечатлением известия о последних шагах Кадваллона, Беобранд, идя по городу, рассматривал его с точки зрения предстоящих военных действий и возможности обороны этого населенного пункта. Королевские здания были окружены намного меньшими домами ремесленников и крепостных. Весь город уютно расположился на равнинном участке местности, покрытом густой травой, и с трех сторон его окружали высокие холмы. К югу от города местность представляла собой пологий склон, тянущийся до реки, на берегах которой росли деревья.

Беобранд не очень-то разбирался в искусстве войны, но, тем не менее, для него было очевидно, что этот город был построен не для того, чтобы его от кого-то оборонять. Он, похоже, предназначался исключительно для спокойной мирной жизни, чтобы сюда приезжали все те, кто хотел выпросить что-нибудь у короля. И, конечно же, заплатить ему дань.

* * *

– Эй, ты! – раздался чей-то хриплый голос.

Беобранд обернулся и увидел трех человек, расположившихся на земле возле тропинки. В двух из них он узнал стражников, охранявших вход в Большой дворец. С этими людьми он едва не вступил в схватку сразу после своего приезда в Гефрин.

– Ты ходишь как неприкаянный после того, как твои друзья уехали, – сказал низкорослый и крепко сбитый стражник. Его звали Асеннан. Беобранд узнал об этом еще в первую ночь, проведенную в Большом дворце. Асеннан обычно разговаривал громко и говорил всегда то, что думал, но при этом, похоже, пользовался популярностью у других воинов. – Бедный мальчик.

Он изобразил плач младенца. Его приятели засмеялись.

Беобранд проигнорировал их и пошел себе дальше, но Асеннан, вскочив и выйдя на тропинку, преградил ему путь. Его приятели тоже встали.

– Не будь таким грубым. Разве ты не могучий Беобранд, который побеждает тех, кто в два раза больше его, одним лишь ударом своего великолепного меча? – Он огляделся с таким видом, как будто что-то искал. – Хотя нет, подожди. А где же твой удивительный меч, а? Ах да, тебе пришлось отдать его, чтобы разрешили зайти в зал. Жаль. Это прекрасное оружие.

Беобранд почувствовал, что лицо его зарделось. Ладони сжались в кулаки. Однако тут ему вспомнились слова Грама и Леофвина. Ему следует сдерживать свой пыл. И он не должен позволить этому придурку вывести его из себя.

– Думаю, ты не был бы таким смелым, если бы я сейчас держал свой меч в руке. Я слышал, что ты тоже могучий воин. Было бы хорошо, если бы ты помнил об этом и вел себя так, как положено такому человеку. Ты сам себя унижаешь.

Беобранд сделал шаг в сторону и попытался обойти Асеннана, но тот снова преградил ему путь. Его приятели перестали смеяться. Ситуация, похоже, обострялась. Асеннан положил ладонь на грудь Беобранда.

– Попридержи язык, парень, – тихо сказал он.

– Нет, это ты попридержи свой, – сказал в ответ Беобранд ледяным тоном. Он выразительно посмотрел на ладонь Асеннана, а затем – прямо ему глаза. Смотреть ему при этом пришлось сверху вниз. – Не начинай того, что ты не намерен заканчивать, Асеннан. В следующий раз, когда ты коснешься меня с сердитым видом, я заставлю тебя пожалеть об этом.

Они долго стояли и смотрели друг другу в глаза. Асеннан понял по выражению ледяных голубых глаз Беобранда, что тот не уступит. В конце концов Асеннан убрал руку с груди юноши и дал ему пройти. Однако он не смог отказать себе в том, чтобы последнее слово осталось за ним:

– Ты лучше побереги себя, парень. У тебя здесь нет друзей. Пойти поплакаться тебе не к кому.

Приятели Асеннана громко захохотали и хлопнули его один за другим руками по спине, чтобы свести весь этот инцидент к шутке, однако они осознавали, что в этом противостоянии Асеннан проиграл.

* * *

Беобранд вышел из города и направился на северо-восток, к холмам. Его сердце, заколотившееся быстрее во время инцидента с Асеннаном, постепенно успокоилось, а гнев улетучился. День был погожим, и Беобранду не хотелось, чтобы его настроение испортилось из-за какого-то забияки.

Он прошел мимо пастуха и небольшой отары тощих овец. Пастух кивнул юноше, а тот лишь посмотрел на пастуха широко раскрытыми и немигающими глазами.

День был очень теплым. Беобранд шагал до тех пор, пока не начал потеть. Он присел в тени осины, с досадой подумав о том, что не догадался взять с собой питьевой воды. Сидеть под деревом ему было очень приятно. Над вереском жужжали пчелы. Легкий западный ветерок ворошил листья в кроне дерева над Беобрандом…

Открыв глаза, Беобранд не мог понять, где находится. Освещение стало совсем другим. Тени на земле были теперь очень длинными, а небо на западе – красноватым. Вообще-то Беобранд спать вовсе не собирался, но, видимо, заснул и проспал немало времени: уже почти стемнело. Беобранд вскочил, вспомнив о том, что договорился встретиться с Суннивой на берегу реки, причем довольно далеко к югу от того места, где он сейчас находился.

Беобранд бросился бежать. Он понимал, что точно не успеет добраться туда раньше захода солнца, но и Суннива ведь тоже не сможет выйти из дома до того, как Странг уснет. Беобранд на бегу утешал себя мыслями о том, что он, наверное, все же окажется на берегу реки раньше Суннивы или, по крайней мере, вскоре после ее прихода туда, если она ухитрится улизнуть из дома сразу после наступления темноты. Дышать ему от быстрого бега становилось все тяжелее, и он невольно морщился, чувствуя боль в своих не до конца заживших ранах. Ему оставалось только благодарить богов за то, что он, шагая на северо-восток, двигался в основном вверх по склону, а теперь, на пути обратно в Гефрин, бежал по склону вниз.

Ему пришлось снизить скорость, когда солнце зашло и в воцарившейся темноте стало плохо видно, куда ставить ноги на бегу. Он преодолел бо`льшую часть пути еще засветло и теперь уже меньше переживал по поводу того, что может не застать Сунниву или же вынудить ее ждать его в одиночестве на берегу.

Еще до того, как он увидел дома` Гефрина, он почувствовал в ночном воздухе запах, исходящий от костров, на которых готовилась еда. На небе появилась полная луна. Она осветила своим серебристым сиянием здания далеко впереди Беобранда. Уже лучше ориентируясь в окружающем пространстве благодаря свету луны, он побежал быстрее, решив, что направится по главной улице напрямик к реке, а не станет скрывать, куда он идет. Людей в такое время наверняка почти не будет, а потому его никто не заметит.

Пробегая мимо Большого дворца, Беобранд почувствовал сильный запах жареного мяса, просачивающийся сквозь щели в обмазанных глиной деревянных стенах здания, и услышал шум разговоров собравшихся внутри людей. А еще он улыбнулся, узнав в общем гуле красивый голос Леофвина. Возможно, Леофвин поет сейчас про него, Беобранда.

Он помчался еще быстрее. Пробегая мимо дома кузнеца, он заметил, что там тихо и темно. Его обитатели, похоже, спали. Беобранд надеялся, что один из них и в самом деле спит, а вторая уже выскользнула из дому и направилась на встречу с ним.

Он уже почти добрался до условленного места встречи. Впереди виднелась река, от которой отражались бледные лучи лунного света.

Беобранд перешел на шаг. Ему показалось, что он что-то услышал. Он остановился и прислушался, думая, что это, возможно, Суннива заметила его и двинулась ему навстречу. Несколько мгновений он не слышал ничего, кроме доносящегося издалека приглушенного гула толпы, пирующей в Большом дворце. Где-то в ночной темноте ухнула сова. Беобранд уже собрался пойти дальше, но снова услышал тот звук. Кто-то шел по тропинке и наступал при этом на лежащие на ней маленькие камешки.

Волоски у него на шее встали дыбом, а по позвоночнику пробежали мурашки. Он стал поворачивать голову то в одну, то в другую сторону, пытаясь понять, откуда же донесся этот звук. Затем он снова услышал его. Слева от себя. Кто-то прятался за боярышником, растущим возле тропинки.

Беобранд беззвучно обошел вокруг куста, выставив перед собой руки и приготовившись в случае чего дать отпор. Он с сожалением подумал о том, что до сих пор не взял обратно свой меч.

За кустом боярышника из-за падавшей тени было трудно что-либо толком рассмотреть, но Беобранд все же различил очертания какого-то мужчины, стоящего лицом к кусту. Затем он почуял резкий запах мочи и понял, что этот мужчина просто справляет малую нужду.

Почувствовав смущение, Беобранд начал было поворачиваться, чтобы уйти, но прежде чем он успел это сделать, мужчина вдруг обернулся к нему и сказал протяжно:

– На что ты тут глазеешь, парень?

Это был голос Асеннана. Асеннан, похоже, хорошо подвыпил и поэтому говорил, растягивая слова, но Беобранд все же узнал его голос и вздохнул: такая встреча ничего хорошего не предвещала.

– Куда это ты направляешься, а? Что, испугался? – спросил Асеннан.

Беобранд отошел назад, к тропинке, где было немного светлее. В темноте за кустом он почти ничего не видел, а если сейчас начнется драка, ему хотелось хоть как-то различать движения противника.

– Я не боюсь тебя, Асеннан, – сказал Беобранд. – И драться с тобой я не желаю. Ты пьян.

Беобранд уже стоял на тропинке, освещенной тусклым лунным светом. Свет этот делал черты его лица похожими на каменные – четко очерченные и безжизненные. Его глаза казались темными ямами.

– Это я-то пьян? – рявкнул Асеннан и, пошатываясь, вышел на тропинку. В лунном свете блеснули серебряные кольца на его запястьях.

– Да, – ответил Беобранд ровным голосом. – Эта схватка не будет честной. Сейчас убить тебя будет слишком просто.

Круглое лицо Асеннана, слегка искаженное созданными лунным светом тенями, перекосилось в ухмылке.

– Убить меня? – сказал он, еле ворочая языком. – Но у тебя ведь даже нет с собой оружия!

Он вытащил из ножен висевший у него на поясе меч. В лунных лучах клинок меча сверкнул неестественным блеском – так, как будто он был не настоящим, а сделанным из волшебного тумана. Беобранд узнал этот меч. Это был Хрунтинг.

Кровь у Беобранда похолодела: он понял, что зря надеялся на возможность избежать столкновения.

– Не дури, Асеннан. Кому-то придется умереть.

– Именно так! – ответил Асеннан и попытался с размаху рубануть Беобранда по шее.

Беобранд резко отпрянул назад, и лезвие прошло от него на расстоянии не более ширины пальца. Асеннан был пьян, но все же хорошо владел мечом, и уж кому-кому, а Беобранду было известно, насколько могущественным является этот меч.

Меч, который по праву принадлежал ему, Беобранду. Хрунтинг когда-то нанес ему раны, но он больше не попробует его крови. Беобранд снова стал решительным и хладнокровным воином. Все его чувства обострились. Он ощущал, что от Асеннана несет медовухой.

Асеннан нанес колющий удар, целясь в грудь Беобранда и надеясь вонзить лезвие между его ребер. Беобранд предугадал этот удар еще в самом начале и проворно отпрянул в сторону. Асеннан, реагируя на это, на ходу изменил траекторию движения меча и, повернувшись на пятках, нацелил рубящий удар на шею Беобранда, пытаясь таким образом отсечь ему голову.

Помня о своем поединке с Хенгистом и о том, как ему удалось спастись благодаря тому, что он поскользнулся, Беобранд резко опустился на одно колено. Клинок прошел над его головой, не причинив ему никакого вреда, а Асеннан, потеряв равновесие, невольно отскочил в сторону и оказался спиной к Беобранду, который тут же встал и с силой толкнул его в спину обеими руками.

Асеннан, продолжая по инерции двигаться вперед, засеменил ногами, пытаясь удержаться от падения, и это дало Беобранду пару мгновений на то, чтобы сориентироваться в ситуации. Он осознал, что вряд ли сможет снова и снова успешно уклоняться от ударов: рано или поздно один из них достигнет цели, и схватка закончится не в его пользу.

– Это мой меч. Он перешел ко мне от брата Окты, сына Гримгунди, тана короля Эдвина. У тебя нет права к нему прикасаться. Ты – трус и вор.

– Значит, я трус, да? – ухмыльнулся Асеннан. – Но уж лучше быть трусливым, чем мертвым!

Он бросился вперед и нанес рубящий удар сверху вниз с такой силой, которой вполне хватило бы для того, чтобы рассечь Беобранда пополам.

Беобранд, будучи начеку, быстро отскочил в сторону и легко избежал этого. Клинок меча сверкнул совсем рядом с его головой. В тот самый момент, когда Асеннан все еще двигался и снова терял равновесие, Беобранд стремительно схватил его за правое запястье обеими руками и тут же дернул, еще дальше толкая Асеннана вперед. Одновременно с этим он изогнулся и поднял колено вверх – так, что Асеннан, двигаясь вперед, врезался в это колено пахом и взвыл от боли.

Все еще держа запястье Асеннана обеими руками, Беобранд резко потянул противника вниз, снова используя колено в качестве оружия, но на этот раз нацеливаясь на локоть. Однако положение тела Беобранда для такого приема было отнюдь не идеальным: он находился слишком близко к Асеннану, пытавшемуся согнуться из-за боли в паху, а потому удар коленом по локтю получился скользящим. Тем не менее он возымел желаемый эффект, и Асеннан выронил меч.

Беобранд пока что не стал поднимать его с земли. Он осознавал, что уже одержал победу в этой схватке, но что-то внутри него заставляло его продолжать. Асеннан стоял, согнувшись. Он потирал руку и тяжело дышал. Драться ему больше явно не хотелось.

Беобранд отступил на шаг и нанес снизу вверх сильный удар кулаком, который пришелся Асеннану по носу. Хрящ хрустнул, и из ноздрей Асеннана хлынула кровь. Он упал на спину. Этот удар ослепил его, и, когда Беобранд подошел к нему вплотную, он свернулся клубком.

Беобранд уже не мог остановиться. О Вотан, ведь этот человек намеревался его убить его же собственным мечом! А еще он уже не первый раз провоцировал его. Он, Беобранд, говорил Асеннану, что тот пожалеет, если попытается на него напасть. Ну что же, сейчас он увидит, что это были не пустые слова.

Он опустился коленями на грудь Асеннана. Тот попытался отпихнуть его, протянув к нему руки, но Беобранд запросто подавил эти жалкие попытки защититься. Он стал бить Асеннана кулаками по лицу, буквально расплющивая его губы о зубы и рассекая ударами брови. Вскоре лицо Асеннана все покрылось кровью, казавшейся в лунном свете темнее, чем она была на самом деле.

Некоторое время спустя чьи-то сильные руки вдруг схватили Беобранда и оттащили его назад. Он быстро обернулся, выпрямился и резким движением вырвался из этих рук. Перед ним стоял кузнец Странг. Его крепкая фигура и угрюмое выражение лица почему-то подействовали на Беобранда успокаивающе.

– Хватит, парень, а иначе ты убьешь его. Если еще не убил, – сказал Странг.

Из-за спины кузнеца вышла его дочь Суннива. Она робко прикоснулась пальцами к руке Беобранда. Странг и Суннива, похоже, смогли незаметно приблизиться к дерущимся воинам благодаря темноте.

Беобранд поднял с тропинки свой меч и задрожал всем телом.

 

15

В Большом дворце людей было много. Все таны, соратники и советники Энфрита пришли посмотреть, что же будет с выскочкой из Кантваре, который так здорово отколошматил Асеннана – одного из самых надежных гезитов Сканда. В зале также собралось немало ремесленников Гефрина, да и рабов из числа прислуги в нем сейчас было явно больше, чем требовалось. Все эти люди надеялись увидеть что-то такое, что запомнится им надолго.

Многие дружинники Энфрита знали Асеннана очень хорошо, и они видели в его поражении унижение Сканда – одного из самых старых, заслуженных и верных танов короля. А значит, и унижение самого короля. Не просто унижение, а нечто такое, что может подорвать его авторитет и поставить под угрозу превосходство их, танов, над простолюдинами. Если юноша из простонародья осмелился вступить в схватку с кем-то из их среды и одержал в этой схватке победу – к тому же не имея при себе оружия, – то что тогда удержит остальных от того, чтобы последовать его примеру?

С другой стороны, многим из местных жителей не нравилось то, как с ними обращались таны Энфрита. Они ведь забирали у них все, что им нравилось, ничего за это не платили и к тому же частенько домогались их дочерей. А пользы от их присутствия здесь пока что не было видно. Где-то на юге беспрепятственно накапливали силы враги, в стране по-прежнему царило беззаконие… Кроме того, поговаривали, что у этого молодого воина не было другого выхода, кроме как вступить в схватку с Асеннаном, и, конечно же, если воин, который служит одному из ближайших соратников короля, затевает схватку, то он должен быть готов завершить ее победой или же, потерпев поражение, найти в себе мужество признать его.

Двери открылись, и в зал завошел Беобранд в сопровождении двух вооруженных стражников. Ему перед этим опять пришлось отдать свой меч, но его по крайней мере не связали. Это само по себе уже что-то значило.

Когда он двинулся через зал туда, где сидел король, взоры всех присутствующих обратились на него.

День был сырым. Ночью набежали тучи, и теперь все время лил мелкий дождь. Через двери и окна здания внутрь проникал тусклый водянистый свет, от которого было не больше толку, чем от лунного света прошлой ночью. Дождевая вода находила лазейки в дощатой крыше и кое-где капала с потолка в зал. Люди отодвигались от тех мест, где она просачивалась, заставляя переместиться и своих соседей, в результате чего в переполненном зале начиналась толкотня.

Беобранд, посмотрев на короля и затем на собравшихся в зале танов, вздрогнул, вдруг узнав среди них похожего на коршуна Галана, которого он когда-то видел во дворце Эгрика. Галан стоял довольно близко к королю – сразу за королевой Финолой. Взгляды Беобранда и Галана встретились, и Беобранд понял по выражению лица этого тана, что тот его узнал.

Беобранд расправил плечи. Его взгляд стал вызывающим. Он ведь не сделал ничего предосудительного. Он всего лишь защищался и вернул то, что по праву принадлежало ему. Впрочем, он не был настолько наивным, чтобы полагать, будто его вообще никак не накажут за то, что он избил воина одного из ближайших соратников короля.

Энфрит встал. Все присутствующие умолкли.

– Назови свое имя – так, чтобы слышали все, – сказал Энфрит.

– Я – Беобранд, сын Гримгунди, ваше величество.

Тон Беобранда был самоуверенным, однако юноша все же разговаривал с королем с вежливостью, соответствующей статусу этого человека.

– Это правда, что прошлой ночью ты напал на Асеннана, верного воина моего надежного соратника Сканда, сына Скэнда?

– Это неправда, ваше величество. – В зале начали громко шептаться. Беобранд повысил голос, чтобы его было слышно сквозь гул. – Я не нападал на Асеннана. Это он напал на меня. Я всего лишь защищался.

– Однако у тебя сейчас нет ни малейших ран, а он даже не может подняться с постели. Его били по лицу самым зверским образом. Похоже на то, что ты набросился на него, когда он совсем не ожидал этого, и тем самым получил преимущество труса, который нападает из темноты.

Беобранда начал охватывать гнев, и он изо всех сил попытался его сдержать. Сегодня утром ему удалось перемолвиться словечком с Леофвином, и тот посоветовал ему не выходить из себя. «Если ты разозлишься, то начнется ожесточенный спор между тобой и королем, а такой спор ты выиграть не сможешь», – сказал Леофвин. Беобранд понимал, что это очень даже разумный совет, и он, тяжело сглотнув, не позволил соскочить со своего языка словам, уже вертевшимся у него на языке из-за охватившего его возмущения.

– Все было совсем не так, ваше величество. Это Асеннан напал на меня. Я был безоружен, а он с мечом. Причем не с каким-нибудь, а моим собственным мечом, который я оставил в кладовой при входе в этот зал. Я знаю, что здесь за меня никто не заступится. Я здесь чужак. Но я вовсе не трус.

В зале все начали обсуждать слова Беобранда, и стало шумно. Затем из дальнего конца зала сквозь толпу протиснулась чья-то огромная фигура. Беобранд обернулся и увидел, как перед королем предстал Странг.

– Я заступлюсь за Беобранда, – громко сказал кузнец.

Ему вообще-то вовсе не хотелось приходить сюда и заступаться перед королем за этого парня, но Суннива с самого утра плакала, не переставая. Когда она услышала, что Беобранду придется предстать перед Энфритом и, по-видимому, его сурово накажут, она принялась снова и снова умолять отца вмешаться. Странгу была не по душе ее симпатия к этому воину, однако он осознал, что если попытается пойти против ее воли, то попросту потеряет дочь. Он невольно обратил внимание на то, как она вела этого парня к их дому, успокаивая его ласковым голосом, и как она принесла ему воды и сидела затем рядом с ним в темноте, разговаривала с ним до тех пор, пока он не перестал дрожать. Она была неравнодушна к этому парню, и если с ним случится что-нибудь плохое, она наверняка будет ужасно страдать. Поэтому Странг согласился выступить в защиту Беобранда. Кроме того, он мысленно сказал себе, что ненавидит несправедливость и будет говорить правду и только правду.

– Я видел то, что там произошло, и этот парень не врет. Асеннан напал на него с мечом. Беобранд обезоружил Асеннана и затем сильно его избил. Пусть любой, кто скажет, что это было не так, обвинит меня во лжи.

В зале снова стало шумно от разговоров.

Энфрит повернулся к Сканду, чтобы посоветоваться с ним. Они некоторое время о чем-то тихо разговаривали, а затем король поманил пальцем какого-то тощего человечка с птичьими чертами лица, чтобы тот подошел и принял участие в обсуждении. Этот человек взял с одного из столов несколько листов тонкого пергамента из телячьей кожи, подошел к королю, разложил эти листы на столе перед Энфритом и стал указывать пальцем на что-то в убористом тексте.

Шум разговоров стал еще громче: всем не терпелось узнать, чем закончится это обсуждение.

Беобранд не мог определить по лицам короля и его советников, будет ли решение принято в его пользу или же нет. Он встретился взглядом с Леофвином. Тот еле заметно улыбнулся ему, и Беобранд в ответ кивнул.

Затем, чуть повернувшись, он посмотрел на Странга, надеясь и с ним встретиться взглядом и поблагодарить кивком за помощь, однако кузнец намеренно смотрел прямо перед собой, по-видимому, не желая глядеть на Беобранда.

Энфрит сделал шаг вперед и поднял руку. В зале тут же стало тихо.

– Я посмотрел на судебные решения, которые принимались раньше в аналогичных случаях в королевстве Берниция, и признаю тебя виновным в том, что ты изувечил воина короля. За это ты должен уплатить виру в размере двенадцати шиллингов.

В зале стало очень шумно. Приятели Асеннана обрадовались такому решению. Те же, кто не симпатизировал воинам нового короля, были недовольны. Этот юноша ведь всего лишь защищался и забрал то, что по праву принадлежало ему. Так, по крайней мере, утверждал и Странг, которого все знали как почтенного жителя этого города, который не станет говорить о подобных делах неправду.

Беобранд упал духом. У него ведь не было ни собственного скота, ни монет. Единственной его ценностью был Хрунтинг, а расставаться с этим мечом ему совсем не хотелось.

Энфрит поднял руку и держал ее так, пока в зале снова не стало тихо.

– Кроме того, мы признаем Асеннана, воина Берниции, виновным в том, что он применил оружие в ситуации, когда имело место обычная ссора и ему до этого не причинили никакого вреда. За это он должен уплатить шесть шиллингов. – Король снова поднял руку, чтобы не позволить присутствующим расшуметься. – За использование меча, принадлежащего Беобранду, сыну Гримгунди, Асеннан должен уплатить еще шесть шиллингов, то есть всего он должен двенадцать.

И вновь в зале поднялся гул. На этот раз Энфрит не стал успокаивать людей – он позволил им вдоволь обсуждать принятое им мудрое решение. Обложив этих двоих штрафом в одинаковом размере, он тем самым сделал так, что никому не придется платить. Король улыбнулся своему писцу Фуголу, явно довольный тем, что ему удалось найти выход из такой сложной ситуации и при этом даже соблюсти закон.

Затем Энфрит окинул взглядом зал с таким задумчивым видом, как будто мысленно взвешивал в уме какие-то варианты, и, повернувшись к одному из своих людей, сказал:

– Принеси сюда меч Беобранда.

Когда меч принесли, в зале стало тихо: король, похоже, снова вознамерился что-то сказать. Он взял вложенный в ножны меч обеими руками и протянул его вперед.

– Беобранд, сын Гримгунди, подойди и возьми то, что по праву принадлежит тебе.

Стражники, стоящие слева и справа от Беобранда, напряглись, а находящиеся рядом с королем таны забеспокоились и положили правые ладони на рукояти мечей, на всякий случай приготовившись защищать короля. Этот молодой воин из Кантваре был опасным, и их встревожило то, что он окажется так близко от их господина, да еще и с таким грозным мечом в руках.

Всех остальных зрителей восхитила храбрость поступка Энфрита. Беобранду же польстило доверие со стороны короля. Он вспомнил о том, как всего лишь несколько месяцев назад – хотя ему и казалось, что с тех пор прошла целая жизнь, – он подходил в Нортумбрии к другому королю под взглядами десятков зрителей. В животе у него что-то сжалось, но он заставил себя пойти вперед.

Когда он приблизился к королю, в зале воцарилась гробовая тишина. Беобранд протянул руки и взял меч у Энфрита. Он сделал глубокий вдох. Несмотря на то что в зале было прохладно, по его вискам потек пот. Беобранд почувствовал, что стоящие рядом люди напряглись, когда он схватился за рукоять меча. Он осознал, что сейчас пришло время действовать.

Беобранд изящным движением вытащил меч из ножен и протянул его рукоятью вперед в сторону Энфрита. Многие в зале ахнули. Беобранд услышал, как оставшиеся у него за спиной стражники бросились к нему, испугавшись, что он может напасть на их господина. Беобранд, не обращая на все это никакого внимания, посмотрел прямо в широко раскрытые глаза Энфрита и быстро опустился на одно колено.

Его схватили за плечи чьи-то руки, попытавшиеся затем оттащить его назад. В зале раздались крики. Обнажить меч в присутствии короля – это считалось одним из тягчайших преступлений, за которое карали смертью. Беобранд, продолжая смотреть королю прямо в глаза, громким голосом сказал:

– Я предлагаю свой меч вам, король Энфрит, сын Этельфрита, повелитель Берниции. – Беобранду вспомнилась клятва, которую он уже произносил перед другим господином и в другом зале. Он продолжал говорить, извлекая из памяти слова. – Я буду вам верным и преданным. Я буду любить то, что любите вы, и остерегаться того, чего остерегаетесь вы, и никогда не вызову у вас неудовольствия ни словом, ни делом.

Это было очень похоже на клятву воина. Некоторые из танов одобрительно закивали.

Беобранд сделал паузу. В помещении снова стало довольно тихо. Некоторые люди перешептывались, но большинство присутствующих внимательно вслушивались в каждое слово. Энфрит пристально смотрел на него, чувствуя растерянность из-за того, что этот юный чужеземец использовал показуху, устроенную им, королем, для самого себя, в собственных целях.

– Возьмете ли вы меня к себе, господин? – спросил Беобранд, теперь понизив голос.

В зале воцарилась гробовая тишина – воцарилась, как показалось Беобранду, на довольно долгое время.

– Ты просишь у меня многого, Беобранд, сын Гримгунди. Тебя вообще-то привели сюда как обвиняемого в преступлении, а теперь ты ищешь моего покровительства.

Король замолчал. Все затаили дыхание. Было слышно лишь, как дождевые капли падают в лужу где-то на полу.

– Я не могу взять тебя в свою дружину. Слишком много в этом было бы чести для такого, как ты.

Из глубины зала донеслись вздохи. Плечи Беобранда опустились. Он, похоже, выбрал крайне неудачный момент.

А король продолжал:

– Но поскольку ты подчиняешь себя моей воле, Беобранд, сын Гримгунди, я возьму тебя в число своих гезитов, если ты поклянешься в верности Сканду – тану, воина которого ты унизил. Что скажешь? Ты поклянешься ему в верности?

Беобранд, почувствовав облегчение, повернулся к седовласому Сканду. Вид у этого человека был суровый и отчужденный, но его глаза блестели так, как будто его забавляло то, что он сейчас видел.

– Я поклянусь в верности Сканду, мой господин, мой король. Охотно поклянусь.

Сканд выступил вперед.

– Тогда встань и вложи свой меч в ножны. Ты теперь один из моих гезитов.

Толпа, которой уже не было необходимости молчать, разразилась криками. Этот молодой воин казался очень храбрым.

Беобранд вложил меч в ножны. Сканд подошел к нему поближе.

– И смотри не заставь меня пожалеть о том, что произошло сегодня, юный Беобранд, – сказал он так тихо, чтобы никто, кроме Беобранда, его не услышал.

Затем он повернулся и вышел из зала вслед за Энфритом.

Получалось так, что несмотря на все невзгоды, обрушившиеся на Беобранда, у него снова появился господин.

 

16

О том, что происходило в последующие несколько недель, Беобранд впоследствии вспоминал с теплым чувством. Сканд оказался хорошим господином. В Большом дворце всегда водилась и еда, и медовуха. Беобранда вскоре стали считать своим и воины из окружения Сканда, и воины из дружины короля. Он поначалу переживал, что из-за драки с Асеннаном у него найдутся враги среди всей этой братии, однако, если не считать непристойных насмешек, обычных в любом мужском коллективе, никакой явной вражды по отношению к нему не проявляли. Асеннан поправился и при каждой случайной встрече с Беобрандом приветствовал его кивком, однако они оба избегали каких-либо разговоров друг с другом. Остальные же воины, хотя и нехотя, но все же восхищались Беобрандом.

А вот жители Гефрина отнюдь не нехотя высказывали свое восхищение тем, как Беобранд сумел дать отпор одному из воинов короля и затем даже умудрился войти в дружину тана из ближайшего окружения Энфрита. Все в Гефрине уже знали его имя и заговаривали с ним, когда он проходил по городу мимо них. Хотя он родился в Кантваре, тот факт, что он раньше был как-то связан с Эдвином через Басса и своего брата Окту, давал многим горожанам основание считать его своим. Такое внимание одновременно и смущало Беобранда, и льстило ему. Иногда в присутствии Беобранда горожане отзывались об Энфрите с насмешкой, задаваясь вопросом, почему король не отправляет в сторону врага дополнительные патрули и почему не готовит город к обороне. Когда такое происходило, Беобранд поспешно напоминал этим людям о том, кому он поклялся в верности, но затем непременно упоминал в своих разговорах со Скандом о подобной озабоченности, выражаемой населением. Сканд высоко ценил честность этого новичка и его способность прислушиваться к мнению жителей Берниции относительно того, что в данный момент происходило.

Беобранд посвящал бо`льшую часть каждого дня совершенствованию боевого мастерства вместе с другими воинами. Он, пожалуй, не был среди них лучшим фехтовальщиком, но, по крайней мере, владел мечом не хуже большинства, хотя многие из них были воинами уже на протяжении одного или даже двух десятков лет. Его мастерство во владении этим оружием вызывало изумление и оживленные комментарии. У Беобранда явно имелся талант по части обращения с мечом. Кроме того, все его теперешние товарищи помнили, как он расправился голыми руками с вооруженным Асеннаном. Беобранд радовался возможности попрактиковаться с новыми соперниками и еще больше отточить то мастерство, которое он перенял сначала у дяди Селуина, а затем у Хенгиста. Ему также нравилось чувствовать, что его мышцы укрепляются, а боль во все еще заживающих ранах стихает. Крыша над головой, полезная еда и регулярные физические упражнения помогали ему лучше любой припарки или настойки. Его щеки снова приобрели здоровый розоватый цвет, и Леофвин заметил, что обеспокоенное выражение появляется на лице Беобранда все реже.

В течение этих нескольких недель Беобранд частенько разговаривал с Леофвином, сидя с ним после полудня где-нибудь в теньке. Леофвин был прирожденным рассказчиком, но при этом также обладал удивительной способностью очень внимательно и терпеливо слушать рассказы других людей, и Беобранду было легко делиться с ним всем, что у него накипело. Когда разговор переходил на какие-нибудь болезненные темы – например, смерть Окты, – Беобранд иногда внезапно останавливался, как человек, который, идя по болоту, вдруг осознает, что сошел с безопасной тропинки. В таких случаях словно развеивались какие-то чары, и разговор по этому руслу идти уже не мог. Беседуя с Леофвином, Беобранд затрагивал множество тяжелых тем, но никогда не касался событий, произошедших в его жизни прошлой зимой в лесу. Он ни разу не упомянул о Катрин. Ему было страшно даже произнести ее имя. Вирд вытащил его из темноты и холода, и он опасался, что тот безо всякого предупреждения может зашвырнуть его обратно. Самое же главное заключалось в том, что ему становилось очень стыдно, когда он думал о Катрин и о своей неуклюжей попытке ее защитить, которая закончилась ничем. Он не смог уберечь ее от смерти. От мыслей о том, что и к смерти Катрин, и к смерти Окты приложил руку Хенгист, глубоко внутри него вспыхивал огонек ненависти, и испытываемый им стыд еще больше подпитывал этот огонек.

Из всего хорошего, что имелось у Беобранда в Гефрине, лучшим оказалась Суннива. Он уже не таился и встречался с этой девушкой открыто. Когда у нее появлялась возможность на какое-то время покинуть кузницу отца, ее с Беобрандом видели то в городе, то в его окрестностях. Странг поначалу пытался этому сопротивляться. Он не испытывал симпатии к молодому воину из Кантваре, но осознавал, что, чиня препятствия этому сильному увлечению дочери, все равно ничего не добьется. Она была такой же упрямой, как ее мать. Поэтому он – хотя и с большой неохотой – смирился с тем, что она встречается с Беобрандом. При этом Странг старался как можно больше загружать ее работой, чтобы у нее оставалось поменьше времени на общение с этим молодым воином.

Однако даже когда он заставлял ее работать дольше, чем раньше, у нее все равно находились силы на то, чтобы встретиться вечером с Беобрандом. Дни теперь были долгими, сумерки наступали поздно, а потому эти двое каждый вечер гуляли вместе, держась за руки. В свете заходящего солнца золотистые волосы Суннивы казались похожими на жидкий огонь. Беобранд и Суннива были счастливы, когда находились рядом друг с другом.

* * *

– Ты уверен, что это был он?

Хенгист, задав этот вопрос, повеселел и наклонился вперед с выжидающим видом. Он был похож на волка, учуявшего ягненка.

Дренг уселся рядом с ним возле небольшого костра.

– Да. Никаких сомнений. Он сошелся с дочерью кузнеца. – Дренг облизал губы. – Она – лакомый кусочек. Тебе бы она понравилась.

Хавган и Артаир, сидя по другую сторону костра, даже не подняли глаз. Они занимались тем, что усердно строгали веточки.

Тондберкт напрягся. Выпрямив затем спину, он уставился на пламя костра. Он пытался сделать вид, что ему неинтересно, но было заметно, что он слушает очень внимательно.

Хенгист ухмыльнулся, но тут же пожалел об этом, потому что рана на его лице снова открылась. Он поднес тряпку к щеке и вытер жидкость, вытекающую из раны. Тряпка уже вся покрылась влажными пятнами, поскольку ему частенько приходилось ею пользоваться. Ему до сих пор не верилось, что брат Окты смог сотворить с ним такое. Обучение Беобранда боевому мастерству было для Хенгиста поначалу своего рода развлечением. Он увидел в этом молодом человеке высококлассного убийцу. Взять Беобранда в свой небольшой отряд и заставить этого юношу смотреть на него, Хенгиста, как на своего вожака – это была последняя месть по отношению к ублюдку Окте. Он при этом осознавал, что у Беобранда есть и своя темная сторона, которую тот скрывает. Хенгист надеялся, что ему со временем удастся заставить этого юношу полностью перед ним раскрыться.

Тренировки с оружием стали для него забавой, позволяющей как-то коротать бесконечно долгие зимние дни. Он тогда не мог себе и представить, что этот юноша из Кантваре сумеет его одолеть.

Видит бог Тиу, это было несправедливо!

Хенгист снова и снова вспоминал все подробности того поединка. Он был уверен, что Беобранд одержал победу исключительно благодаря случайности.

Победить вообще-то должен был он, Хенгист. Он ведь просто играл с этим парнем – так, как кошка играет с мышкой. А затем Беобранд поскользнулся и резанул упавшего на него Хенгиста клинком сакса по лицу. Теперь его лицо изуродовано. На него отныне будут смотреть только со страхом. Или с отвращением. Ни одна женщина больше не отдастся ему с желанием. Когда в прошлый раз шел дождь, Хенгист посмотрел на свое отражение в луже и увидел в ней морду чудовища…

Хенгист плюнул в костер и почувствовал во рту горький вкус ярости. Его вирд состоял в том, чтобы вершить судьбы королей. Он родился для того, чтобы стать великим. Если ему это удастся, сбудется предсказание матери. Но сначала он уничтожит Беобранда. Он отхаркнул мокроту и снова плюнул в костер, поморщившись от боли, которую почувствовал при этом в ране.

Будь прокляты оба сына Гримгунди! Они доставили ему столько неприятностей! И забрали у него так много!

Однако Хрунтинг очень скоро вернется к нему, и он искупает его в крови Беобранда, прежде чем прикончить этого сопляка.

– Он тебя не видел? – спросил Хенгист.

– Нет, – ответил Дренг. – В Гефрине полно воинов и ремесленников. Они готовятся к войне. Я вел себя осторожно. Когда я увидел его с той девкой, я проследил за ними некоторое время, а затем вернулся сюда. Беобранд меня не заметил.

– Это хорошо. Ты поступил правильно. – Хенгист с рассеянным видом приложил тряпку к ране. – Так ты говоришь, дочь кузнеца, да? Наверное, нам следует ее навестить.

Хенгист уставился на пламя костра. Его глаза заблестели: он стал мысленно представлять себе, как будет убивать и мстить. Он не заметил, как Дренг содрогнулся, взглянув на его изуродованное лицо.

* * *

Сканд почесал подбородок. Его донимал зуд, и Сканд рассеянно подумал, что, возможно, в его бороду забрался клещ, который теперь впился в кожу. Может быть, ему следует сбрить бороду. Это был лучший способ избавиться от клещей и вшей. Кроме того, в такую теплую погоду ходить с бритым лицом гораздо приятнее, чем с бородатым.

Солнце висело в небе довольно низко. Несколько воинов только что закончили утомительные упражнения с оружием и теперь отдыхали, развалившись на земле в тени Большого дворца. Все, кроме Беобранда. Сканд заметил, как этот юноша из Кантваре поднялся с земли, побрызгал водой из корыта себе на лицо и пошел вниз по склону в сторону домов, где жили обычные обитатели Гефрина. А точнее – в сторону кузницы. Некоторые из воинов стали выкрикивать шуточки по поводу того, с кем он идет встречаться, но он просто махнул на них рукой и пошел своей дорогой. Наверное, усталость не позволила ему разозлиться. А может, он просто уже привык к порядкам, царящим в дружине, и манере поведения входящих в нее воинов.

Сканду нравился Беобранд. Старого воина восхитила та смелость, с которой Беобранд вел себя в зале во время разговора с королем. А для Асеннана оказалось даже полезно то, что кто-то дал ему достойный отпор: пусть не зарывается. Беобранд, похоже, был славным малым и горел желанием наладить хорошие отношения с другими воинами. Сканд считал себя способным разбираться в людях, и Беобранд показался ему человеком чести. У него, конечно, имелась и своя темная сторона, но у кого нет секретов? У Сканда было такое чувство, что Бог одарил его своей милостью, когда прислал в Гефрин Беобранда.

Сканд поднял взгляд и посмотрел на линию горизонта. Он не ожидал увидеть при этом ничего необычного. Во всех окрестностях Гефрина были расставлены наблюдатели, и, кроме того, он отправил своих людей следить за войском Кадваллона, а потому внезапное нападение представлялось маловероятным. Тем не менее Сканд ловил себя на том, что поглядывает на юг все чаще и чаще.

Скоро должна состояться битва. Это было так же верно, как то, что от костра поднимается дым. Сканд уже почти чувствовал ее запах. Когда случится эта битва и где именно – этого он не знал. Но она точно состоится.

Ходили разные слухи. Новости приносили в Гефрин воины, которые собирались под знамя Энфрита. Кадваллон продолжал наращивать на юге свои силы, но пока что не выказывал намерения напасть на Энфрита. По всей стране бродили группы воинов, нападающих на путников. Воины эти остались без земель и без господина после поражения в битве, состоявшейся в Элмете, и многие из них решили прийти в Гефрин. Сканд встречал их с радостью. Ему и королю сейчас было нужно собрать у себя как можно больше воинов, а потому Сканд не донимал вновь прибывших расспросами, но, тем не менее, он решил держать их в стороне от короля и Большого дворца, а потому размещал прибывающих в находящемся на окраине города загоне для скота. Было вполне возможно, что одного из этих новых воинов могли подослать сюда враги Берниции, чтобы убить короля. Сканд не смог уговорить Энфрита прислушаться к голосу здравого смысла и укрыться в крепости Беббанбург, но зато делал все для того, чтобы королю кто-нибудь не всадил ночью кинжал в живот или спину.

Увеличивающееся число воинов было хорошим признаком для Берниции, но держать их всех очень долго в Гефрине не представлялось возможным. Съестные припасы в этом городе таяли, а потому вскоре пришлось бы выступить в поход, чтобы набрать продовольствия на фермах и в королевских усадьбах. «Может, мне при этом все-таки удастся убедить Энфрита отступить в Беббанбург», – подумал Сканд. Он решил, что побеседует с Фуголом относительно кое-каких цифр, чтобы можно было поговорить с королем, имея серьезные аргументы. Если войско в ближайшее время не отправится всем своим составом в поход на Кадваллона, то его придется разделить на более мелкие отряды, потому что прокормить в одном месте такую ораву скоро станет попросту невозможно.

Король собирался призвать всех альдерманов в Гефрин, чтобы они поклялись в верности ему, Энфриту. Те земли, в которых отсутствуют альдерманы, будут переданы его самым верным танам. Воины, прибывшие в Гефрин, чтобы найти господина, будут распределены между альдерманами королевства.

Это были вроде бы хорошие планы, но Сканд осознавал, что король уж слишком торопится. Еще не пришло время затевать разговоры о дележе земель. Сначала нужно было пройти через период сражений и смертей. Землю нельзя раздавать, пока за нее не заплачено человеческой кровью.

И Сканд был уверен, что очень быстро приближается тот день, когда земля потребует своей дани в виде крови.

* * *

– На что ты там таращишься, юноша? – спросила Суннива. Она, наклонившись, расстилала на теплой траве свой самый старый плащ. Оглянувшись и посмотрев на Беобранда, она увидела, что он, стоя сзади, рассматривает ее, разинув рот. – Если ты не закроешь рот, в него залетит муха!

Беобранд, смутившись, поспешно закрыл рот. Он очень часто смущался, когда находился рядом с Суннивой. Она была такой красивой и остроумной, что частенько заставляла его чувствовать себя глупым и неуклюжим. Он понимал, что это получается у нее случайно, и она ничем не показывала, что думает о нем плохо, и все же у него невольно возникало ощущение, что он ее недостоин.

Суннива присела на плащ и разгладила его рядом с собой.

– Так на что же ты таращился? – снова спросила она, лукаво улыбаясь.

Беобранд присел на плащ.

– Я просто смотрел на тебя, – пробормотал он.

– А-а. И тебе понравилось то, что ты видел? – спросила она с игривым видом.

– Да, конечно.

– Я такая же красивая, как та пастушка, на которую ты засматривался по пути сюда?

Беобранд не понимал, о чем она говорит. По пути на этот луг они и в самом деле прошли мимо стада овец, но он не видел никакой пастушки. Заметив затем озорные огоньки в глазах Суннивы, он понял, что она просто его дразнит.

– Ну, ты, в общем-то, неплоха, но та пастушка была прямо-таки богиня.

Он попытался сделать свое лицо серьезным, но не смог, и они оба прыснули со смеху.

Суннива чувствовала себя прекрасно. Этот молодой человек воплощал в себе все, что ей хотелось бы найти в муже. Он был сильным и смелым, однако также нежным и задумчивым.

Она наклонилась вперед, положила ладонь на его бедро и легонько поцеловала его в губы. Он вздрогнул и ответил на ее поцелуй. Суннива осознавала, что обладает над ним определенной властью, и ей очень нравилось то, что он никогда не пытался овладеть ею. Он всегда отвечал на ее ласки, но она чувствовала, что он старается сдерживаться и не давать волю своей страсти. Это ее только еще больше возбуждало.

В последние несколько недель они встречались постоянно. Во время этих встреч они все чаще прикасались друг к другу, и их прикосновения становились все более страстными. И наконец Суннива решила, что в этот день она ему отдастся.

Странг сказал ей три дня назад, что пойдет за древесным углем, и попросил ее сопровождать его. Она дождалась ночи, после которой они должны были отправиться в путь, и сделала вид, что у нее начались месячные. Она точно знала, что отец не помнит, когда у нее были прошлые месячные, и после того как она сказала, что у нее начались спазмы в животе и что ей хотелось бы остаться дома, он не стал спорить. У нее при этом мелькнула мысль, что ее мама запросто раскусила бы такую уловку.

Когда отец покинул Гефрин, она отправилась в уединенное место на реке и искупалась. Затем надела свое любимое платье. Оно было синего цвета, с белой вышивкой по краям. Они с матерью сшили это платье вместе.

Суннива наполнила корзину едой: немного сыра, кусок ветчины, хлеб, – положила поверх всего этого свернутый старый плащ и пошла искать Беобранда.

Когда она разыскала его, он упражнялся с оружием вместе с другими воинами. При этом он был обнажен до пояса, и его мускулистый торс поблескивал от пота. Беобранд с легкостью орудовал своим красивым мечом, то нанося колющий или рубящий удар, то парируя удар противника. Клинок меча блестел на ярком солнце серебром – как рыба, стремительно проплывающая в прозрачной реке по мелководью. Суннива понаблюдала за тем, как Беобранд теснил противника, перемещаясь проворно и ловко. Он явно превосходил партнера в мастерстве, хотя тот был на несколько лет старше. В конце концов противник Беобранда споткнулся и шлепнулся навзничь на пыльную землю. Беобранд тут же встал прямо над ним и приставил кончик меча к его горлу.

Все зрители смотрели на это молча. В голубых глазах Беобранда горел холодный огонь. Поверженный противник лежал неподвижно, глядя прямо в эти глаза. На какое-то мгновение ему стало страшно за свою жизнь, но тут Беобранд увидел Сунниву и приветливо улыбнулся. Переложив меч в левую руку, он протянул правую сопернику.

Мужчина, облегченно вздохнув, ухватился за протянутую руку Беобранда, и тот помог ему подняться.

– Радуйся тому, что твоя девушка пришла именно сейчас. Еще несколько мгновений – и я бы с тобой расправился! – сказал мужчина с ухмылкой.

Зрители засмеялись. Беобранд хлопнул мужчину по спине и подошел к Сунниве. Напряжение улетучилось, но все зрители предпочли не отпускать никаких шуточек по поводу этой девушки. Многие смотрели на эту парочку не самым добрым взглядом. Суннива была красавицей, и далеко не один из них завидовал счастью Беобранда.

Беобранд надел рубаху, и Суннива спросила у него, не хочется ли ему пойти с ней перекусить. Он, конечно же, не отказался, и она повела его на север от Гефрина. Они шагали довольно долго, пока не добрались до луга, который был одним из любимых мест Суннивы: она обожала приходить сюда в теплые дни и дремать, лежа на траве. Он располагался достаточно близко к Гефрину для того, чтобы до него добираться пешком, и достаточно далеко, чтобы его можно было назвать уединенным.

Луг этот был небольшим, почти квадратной формы. Он находился на склоне, и его окружали с трех сторон деревья – рябины и сосны, – а потому он был вполне скрыт от посторонних взглядов.

От ладони Суннивы, прикоснувшейся к ноге Беобранда, исходило тепло. Беобранд почувствовал, что возбуждается, и уже более страстно поцеловал девушку, попытавшись при этом просунуть кончик языка ей в рот. Но тут у него вдруг перехватило дыхание, и он отодвинулся назад: он поймал себя на том, что думает о Катрин. Ему вспомнилось, как его охватило возбуждение тогда, на той темной лесной поляне. Он, задрожав, ощутил неприязнь к самому себе, и это охладило его любовный пыл.

– Что случилось, Беобранд? – спросила Суннива, решив, что это она сделала что-то не так.

– Ничего. Извини.

– Скажи, ты хочешь меня?

Под его удивленным и зачарованным взглядом она расстегнула застежки сначала на верхнем, а затем и на нижнем платье. Развязав и отложив в сторону пояс, она стащила с себя синее платье с белыми узорами, оставшись лишь в нижнем платье кремового цвета. Оно обтягивало ее фигуру, подчеркивая очертания выпуклых грудей. Затем она распустила завязки возле шеи.

Беобранд тяжело сглотнул.

– Ну конечно, я хочу тебя. Просто…

– Просто что?

Ее голос стал слегка сердитым. Неужели он не возьмет ее? И это после того, как она так тщательно готовилась к этой встрече?

– Я не хочу тебя обидеть. Ты такая красивая.

– Ты меня не обидишь, – улыбнулась она, смягчаясь.

– Я… я нехороший человек, – пробормотал Беобранд.

– А для меня ты вполне хорош, – засмеялась Суннива и снова поцеловала Беобранда. – Давай больше не будем ни о чем говорить. У нас сегодня есть занятие поинтересней.

Она взяла его ладонь и положила на свою грудь, сдвинув при этом ткань платья так, чтобы его пальцы коснулись теплой обнаженной плоти. Его ладонь легонько скользнула по ее соску, и она еле слышно ахнула от удовольствия.

Суннива ухватилась обеими руками за его рубаху и стащила ее через голову. Затем она в течение некоторого времени с восхищением разглядывала его мускулистый торс, замечая шрамы, которых она раньше не видела, и трогая их пальцами. Он снова задрожал, хотя здесь, на лугу, было тепло. Суннива придвинулась с нему поближе и стала целовать его грудь, шею, губы…

Он снова погладил ее грудь и почувствовал при этом, что ее соски стали тверже. Он крепко поцеловал ее в губы.

Некоторое время спустя они сделали паузу. Они оба дышали так тяжело, как будто долго бежали. Мужской орган Беобранда сильно напрягся. Беобранду очень хотелось, чтобы Суннива прикоснулась к нему там. Он начал стаскивать с себя штаны. Суннива стала ему помогать, и вскоре Беобранд полностью обнажился. Суннива протянула руку и взялась своей тонкой ладонью за мужской орган Беобранда. Кожа на ее пальцах немного огрубела от работы в кузнице, но, тем не менее, ее прикосновение было нежным. Теперь уже Беобранд охнул от удовольствия.

Суннива снова поцеловала его и, задрав нижнее платье, легла на мягкую траву. Она привлекла к себе Беобранда так, чтобы он лег на нее сверху.

Он почувствовал, что его возбуждение нарастает. Суннива направила его мужской орган себе между ног, где у нее уже стало влажно. Беобранд, почувствовав ее там, вошел осторожно, не желая причинять ей боли.

Она застонала и вцепилась пальцами в его спину.

Беобранд уже больше не испытывал ни чувства вины, ни стыда. Все подобные мысли улетучились. А затем он в течение некоторого времени вообще не мог думать ни о чем, кроме одного.

* * *

Солнце только выглядывало из-за крон деревьев, а роса все еще покрывала траву, когда Странг отправился за древесным углем. Он теперь расходовал куда больше этого ценного материала, чем раньше. В Гефрин сошлось множество воинов, и кузница была загружена работой. Странг изготовлял оружие уже не только по заказу короля: почти все вновь прибывшие воины обращались к нему с просьбой либо подремонтировать уже имеющееся у них оружие, либо выковать что-то новое. Конечно, он делал ровно столько, сколько был способен, трудясь лишь вдвоем с Суннивой, однако на зарабатываемые им сейчас деньги он, пожалуй, скоро сможет купить раба. Возможно, ему даже удастся подыскать раба, ранее принадлежавшего какому-нибудь кузнецу и обладающего соответствующим опытом, хотя это казалось маловероятным. Что валлийцы знают о том, как изготавливать хорошую сталь? Да ничего! Нет, ему хотя бы найти сильного и здорового раба, который окажется достаточно смышленым для того, чтобы быстро приобрести основные навыки, необходимые для работы с металлом.

Что было для него очевидно, так это то, что Суннива от него скоро уйдет. Она увлеклась тем парнем из Кантваре, и Странг полагал: пройдет несколько недель или даже дней – и он наберется достаточно мужества, чтобы попросить ее руки. Странгу этот парень не понравился еще в тот момент, когда он увидел, как тот идет по тропинке к центру Гефрина. Странг знал, что он очень даже может принести им всем неприятности. Впрочем, с Суннивой могло произойти что-нибудь похуже, хотя Странг своей дочери такого никогда бы не сказал. Беобранд был храбрым и порядочным парнем, и он, похоже, обожал Сунниву.

Странг ударил вола по крестцу палкой, которую нес специально для этой цели. Вол пошел быстрее, легко таща за собой пустую повозку по тропинке, ведущей к лесу. И Странг, и вол знали эту тропинку очень хорошо. Они ходили по ней уже не один десяток раз. Им придется провести в пути почти все утро, а затем они остановятся у поляны, на которой те, кто занимался изготовлением древесного угля, складывали огромные кучи из поленьев, засыпали их сверху дерном и поджигали изнутри – так, чтобы поленья горели очень медленно, только лишь тлели. На этой поляне они поедят, и Странг сообщит этим людям последние новости из Гефрина. Затем они нагрузят его повозку древесным углем, и он отправится в обратный путь. Это будет долгий, пыльный и жаркий день, но, тем не менее, Странг был рад хотя бы на время покинуть свою кузницу. Во время ходьбы по утоптанной тропинке у него появлялась возможность предаться размышлениям.

Ему вспомнилась Этесвита. Что сказала бы она о Беобранде? Странг знал ответ: этот парень ей понравился бы. Странгу даже показалось, что он слышит, как жена говорит: «Он не нравится тебе потому, что слишком похож на тебя!» Странг улыбнулся своей мысли, подумав, что это, наверное, правда. И он, и Беобранд были немногословными, оба отличались серьезностью и решали свои проблемы скорее с помощью силы и расчета, чем хитростью и коварством.

Странг продолжал идти, наслаждаясь тишиной, царящей здесь, в чистом поле. Ему на этой тропе никто не встречался, и он продвигался вперед довольно быстро. Земля после нескольких недель теплой погоды была сухой и твердой, и Странг добрался до леса раньше, чем рассчитывал. Скоро он дойдет и до поляны, на которой заготавливают древесный уголь. Легкий ветерок уже доносил до него запах костров. Будет здорово посидеть немного, отдыхая, и поболтать с этими людьми. Странг вез им маленький бочонок медовухи, и у него текла слюна при мысли о том, как он станет вместе с ними утолять жажду этим сладким напитком.

В тени деревьев было прохладно. Эта прохлада показалась ему очень приятной после того, как он шагал в открытом поле под жарким солнцем, светившим с безоблачного неба. Пот у него на лбу начал остывать. Запах дыма становился все более сильным. И тут вдруг правое колесо повозки соскользнуло с тропинки и угодило в яму. Повозка резко накренилась, и Странг невольно порадовался тому, что она еще не нагружена до отказа углем, а иначе бо`льшая часть груза свалилась бы на землю. Это произошло потому, что Странг почти не смотрел на тропу, доверяя волу, который тянул повозку. Сам же он впал в задумчивость в лесной прохладе и тишине.

Да, тишине.

Странг вдруг осознал, что в лесу почему-то очень тихо, хотя в такой теплый весенний день, как этот, должно раздаваться множество звуков. Например, щебетание птиц. Шорохи в кустах, где обычно сновали разные животные. Жужжание насекомых, летающих в поросли. Однако сейчас в лесу царила полная тишина. А ведь Странг находился уже довольно близко от нужной ему поляны, и до него должны были доноситься голоса работающих на ней людей.

Странга охватило беспокойство, похожее на липкий туман.

Еще когда повозка резко накренилась вправо, вол сразу остановился. Странг обошел повозку, чтобы добраться до правого колеса. Используя вес своего тела и свою силу, он выровнял повозку и, щелкая языком, стал понукать вола. Ему пришлось самому толкнуть повозку вперед и повысить голос, прежде чем вол стал делать то, что от него требовалось. В конце концов животное и человек совместными усилиями вытащили колесо из ямы, и повозка снова оказалась на ровной тропинке. При этом из нее вывалился маленький бочонок с медовухой. Странг, наклонившись, поднял его и положил на место. А затем он взял большой топор, который лежал в задней части повозки.

Насторожившись из-за царящей вокруг тишины и не зная, чего от нее ожидать, он осторожно погнал вола вперед. Добравшись почти до самого края поляны, он остановил повозку. Отсюда он уже мог видеть кучи тлеющих поленьев. Всего на поляне было три таких больших, покрытых дерном кучи, и из каждой струился дым, заполнявший все пространство между деревьями. Никаких людей Странг, однако, не увидел. Он знал, что такие костры требуют постоянного внимания, чтобы тлеющая в них древесина не сгорела полностью, а потому отсутствие тех, кто должен присматривать за кострами, казалось не просто необычным, а вообще неслыханным.

Странг ухватился за топор обеими руками и вышел на поляну.

– Эй, есть кто-нибудь? – крикнул он.

Возможно, присматривавшие за кострами люди отошли по какой-нибудь надобности вглубь леса, и сейчас они вернутся и поздороваются с ним. Странг почувствовал себя глупцом из-за того, что так разнервничался.

Но затем он увидел чьи-то ступни. Они торчали из-за ближайшей кучи тлеющих поленьев. Странг сделал небольшой шаг вперед, чтобы лучше видеть. При этом он сдавил топорище с такой силой, что суставы его пальцев побелели.

Волоски у него на шее встали дыбом: эти ступни принадлежали одному из тех рабочих, которые заготавливали древесный уголь. С этим пожилым человеком Странг был знаком уже много лет. Его тело лежало в неестественной позе. Его, похоже, убили: перепачканная сажей одежда была пропитана ярко-красной кровью, которая, казалось, даже блестела в проникающих сквозь дымку солнечных лучах. Кровь была свежей.

Почувствовав сзади какое-то движение, Странг резко обернулся и невольно ахнул от удивления.

Из-за деревьев вышли несколько прятавшихся за ними человек. Вид они имели суровый, и все были вооружены, некоторые – даже в кое-каких доспехах и со щитами. Тот из них, который оказался ближе всего к Странгу, держал в руке сакс, покрытый недавно пролитой кровью. Человек этот был пожилым, и когда он, облизав губы, улыбнулся, Странг увидел, что у него во рту осталось лишь несколько зубов, да и то гнилых.

Голос, раздавшийся позади Странга, заставил его снова обернуться.

– Ну что же, добро пожаловать на наш маленький пир. Благодарю тебя за то, что привез немного выпивки, а то у нас от такой работы пересохло во рту.

В промежутке между двумя кучами тлеющих поленьев появился высокий воин. Он шел небрежной походкой человека, уверенного в своей силе. Тело его было облачено в кожаные и металлические доспехи, а волосы были темными и растрепанными. В нем чувствовались сила и злонамеренность.

Странг уставился на этого человека. Если у кузнеца и имелись какие-то сомнения относительно того, что здесь произошло и что будет происходить, то выражение этого лица тут же развеяло все сомнения. Лицо это было угрюмым, с темными пятнами под глазами. А еще оно было ужасно изуродовано: от левой брови и до самого подбородка тянулся свежий красный, источающий какую-то жидкость шрам. Когда этот человек улыбался, шрам, казалось, улыбался вместе с ним, превращая его лицо в жуткую маску. Другая половина его лица была ничем не обезображена, и, судя по ней, когда-то этот мужчина был, пожалуй, даже симпатичным. Однако сейчас он производил весьма отталкивающее впечатление. Его лицо было отвратительным – как у какого-нибудь чудовища, явившегося среди бела дня к людям из страшной легенды, которую рассказывают за кружкой медовухи.

Странг содрогнулся. А затем поднял топор.

Он со страхом почувствовал, как сзади к нему стали медленно приближаться другие воины из этой компании, но ему совсем не хотелось поворачиваться спиной к стоящему перед ним верзиле с изуродованным лицом.

Странг расправил плечи и приготовился к схватке.

При этом он слегка улыбнулся – улыбнулся тому, что еще на что-то надеялся в такой безнадежной ситуации. Этесвита всегда говорила, что он ужасный обманщик, однако обмануть самого себя он, конечно же, не мог.

В действительности он приготовился не только к схватке – он приготовился и к тому, что его сейчас наверняка убьют.

* * *

Беобранд и Суннива шли обратно в Гефрин. Солнце уже садилось. Вдалеке виднелся Большой дворец, залитый золотистым солнечным светом, в котором отчетливо виднелась каждая деталь этого сооружения. На востоке – там, где лежало невидимое отсюда море, – собирались тучи. Ветерок усиливался, и в воздухе уже ощущалась прохлада.

Однако Беобранду с Суннивой не было холодно. Они шагали рядом, часто касаясь друг друга при ходьбе и вкладывая в такие прикосновения уже совсем другой смысл.

Какая-то пожилая женщина, кормившая помоями свиней, увидела их и улыбнулась: ей вспомнились те времена, когда она тоже была молодой и влюбленной.

Беобранд с Суннивой шли себе дальше, не обращая ни малейшего внимания на взгляды, которые бросали на них горожане и воины, отдыхающие возле Большого дворца. Для них сейчас существовали только они двое.

Когда они подошли к кузнице, там было тихо и темно. Повозки возле кузницы не оказалось, и, посмотрев вдоль тропинки, они не увидели на ней Странга. Вообще-то Суннива полагала, что ее отец успеет вернуться домой раньше ее. Она даже по дороге выдумывала всякие оправдания на тот случай, если он начнет спрашивать, где она была.

Обнаружив дом пустым, Суннива и Беобранд тут же вышли из зачарованного состояния, в котором пребывали после того, как слились воедино на лугу под лучами теплого солнышка. Суннива не на шутку встревожилась: ее отец обычно нигде не задерживался.

– Не переживай, – сказал Беобранд, гладя ее по руке. – Наверное, у повозки сломалось колесо. Или вол захромал. Он, наверное, скоро придет.

Беобранд видел, что Суннива нервничает все больше, и его тоже стал грызть червячок сомнения.

– Давай зайдем в дом и разожжем огонь в очаге. Становится холодно. Я побуду здесь с тобой, пока он не придет.

– Он очень разозлится, если застанет тебя здесь.

– Вот когда придет, тогда я и задумаюсь над тем, что мне по этому поводу делать. Одну тебя я не оставлю.

Суннива развела огонь в очаге и приготовила еду. Затем они стали ждать. Шло время, а Странг все не появлялся. Они оба уже поняли, что он этой ночью не вернется, но надеялись на то, что ему хотя бы удалось найти место для ночлега.

Пошел дождь. Суннива стала тихонько плакать. Она пыталась сдерживать слезы, но мысль о том, что отец находится сейчас где-то в темноте под дождем (может, раненый, а может, и того хуже), была для нее слишком мучительной.

– Не плачь, любовь моя, – сказал Беобранд, гладя Сунниву по волосам. Ему было приятно ее утешать. Она положила голову ему на колени и закрыла глаза.

– Как ты думаешь, он уже мертв? – спросила она.

– Т-с-с! Даже и не думай о таком. Я отправлюсь завтра на его поиски и найду его.

Суннива больше ничего не сказала, и некоторое время спустя ее дыхание стало ровным.

Он разглядывал ее в тусклом свете, исходившем от тлеющих в очаге углей, и думал о вирде. Его жизнь за последние несколько месяцев не раз делала крутой поворот, но эти повороты в конечном счете привели его к этой прекрасной девушке. Он закрыл глаза, прислушался к шуму дождя и завыванию ветра и стал думать о том времени, которое они провели сегодня вместе. Суннива разбудила в нем страсть, которая раньше была ему незнакома. Они занимались любовью и с неистовством, и с нежностью, а затем лежали, обнявшись, под теплыми лучами солнца. На их коже постепенно высыхал пот. Они даже задремали ненадолго в объятиях друг друга, чувствуя себя счастливыми.

Находясь здесь наедине с нею и ощущая тепло, исходящее от потухающего очага, он по-прежнему чувствовал себя счастливым. Однако он толком не знал, что ждет его утром. Он надеялся, что они обнаружат Странга живым и здоровым.

Если же этого не произойдет, то тогда, как он опасался, их счастье будет недолгим.

 

17

Дождь лил с такой силой, которая еще день назад показалась бы невообразимой. Было трудно поверить, что перед этим ливнем небо несколько недель было ясным, а погода – теплой. Беобранд попытался поплотнее натянуть плащ на плечи, чтобы получше защититься от дождя и ветра, однако делал он это только одной рукой, так как второй держал поводья лошади, а потому эта попытка почти ни к чему не привела. Он попробовал направить ход своих мыслей на вчерашнюю встречу с Суннивой, рассудив, что лучше уж думать о чем-то теплом и радостном, чем о холодном и сыром, однако охватывавшее его совсем недавно ощущение счастья исчезло из его души так же, как с неба исчезло солнце.

Он ехал в составе группы из восьми всадников. Слева от него находился Сканд, который настоял на том, что ему тоже нужно принять участие в поисках кузнеца. Лицо этого старого тана представляло собой суровую маску, выражающую решительность, а его глаза прищуривались от ветра и от капель, стекавших с волос на лицо и затем по щекам на бороду. Беобранд пришел к нему утром после того, как они с Суннивой вчера вечером не обнаружили дома ее отца и затем, просидев до утра, так его и не дождались. Суннива едва не сходила с ума от беспокойства, и Беобранд пообещал ей, что найдет Странга. Сканд, узнав о том, что кузнец куда-то пропал, выругался. Со стороны этого ремесленника было, конечно же, глупо отправляться куда-то далеко за пределы города в одиночку, но Сканд разозлился и на самого себя за то, что не додумался приставить к такому нужному человеку охрану. Другого кузнеца ведь в Гефрине не было. Сканд поспешно собрал небольшой отряд воинов и поставил во главе его Асеннана (старого врага Беобранда, который, однако, всегда приветствовал его при встрече кивком). Пока эти воины ходили за своим оружием, Сканд приказал рабам приготовить для них съестные припасы на пару дней, а также оседлать восемь лошадей.

– Ты знаешь, куда он отправился? – спросил Сканд у Беобранда.

– Да. Суннива сказала, что нужно идти по тропинке, ведущей в лес, и затем еще по лесу до поляны, на которой заготавливают древесный уголь. Если идти пешком, то дорога туда занимает примерно полдня.

Они тронулись в путь верхом, не гоня лошадей, а наоборот, щадя их на тот случай, если им попозже вдруг придется поторопиться. Тем не менее продвигались вперед они довольно быстро и вскоре заехали в лес. Дождь еще лил вовсю, но зато ветер в лесу был заметно тише из-за деревьев. Он завывал здесь не так сильно, однако шелест листвы и звуки, издаваемые лошадьми и всадниками, движущимися по тропинке, не позволяли уловить какие-либо звуки издалека.

Приближаясь к поляне, все молчали. Их охватило уныние, вызванное дурным предчувствием. Сначала они учуяли запах дыма, исходящего от костров, а затем, уже на поляне, – совсем другой запах. Он был одновременно и знакомым, и каким-то странным. Запах жареного мяса.

* * *

Они нашли Странга на одной из куч тлеющих поленьев.

Куча эта была частично разрушена – чтобы обеспечить доступ в ее горящую середину. Тело Странга бросили на тлеющий древесный уголь. Древесина все еще дымилась, шипя там, где на нее попадали капли дождя. Вокруг тела кузнеца вздымались вверх пар и дым. Его голова и плечи были охвачены огнем. Волосы уже полностью сгорели. Лицо почернело и обуглилось, а рот оскалился в жуткой гримасе.

Некоторые из спутников Беобранда перекрестились. Другие сплюнули и прикоснулись к своему оружию. Три или четыре человека сделали и то, и другое.

Они ведь здесь столкнулись со злом, которое им нужно было как-то отпугнуть.

Никому из них не хотелось прикасаться к Странгу.

Беобранд очень долго смотрел на то, что осталось от отца Суннивы. Со смертью этого человека все надежды Беобранда на счастье развеялись. Боги, должно быть, над ним издевались.

Сканд и все остальные тем временем осмотрели поляну и нашли трех мертвых мужчин, еще недавно занимавшихся здесь заготовкой древесного угля. Все они были убиты колющим или рубящим ударом, но их не бросили в огонь. Воины оттащили все три трупа к центру поляны и положили их рядом.

– Нужно, чтобы кто-то помог мне перенести Странга, – сказал Беобранд.

Ему, как и всем остальным, не хотелось даже прикасаться к Странгу, но ведь этот человек раньше мог стать его родственником. Кроме того, Беобранду было бы потом тяжко взглянуть в глаза Сунниве, если бы он не вытащил ее отца из костра.

К его удивлению, помочь ему вызвался Асеннан. Их глаза встретились, они с понимающим видом кивнули друг другу и затем вдвоем приподняли огромное тело кузнеца. Тело это было в руках Беобранда теплым и податливым. Беобранд с трудом подавил дрожь, которая едва не охватила его от отвращения.

Они положили труп кузнеца рядом с тремя другими.

Затем обнаружили и пятое тело, которое лежало среди деревьев совсем рядом с поляной. Этого человека убили ужасным ударом по голове: верхняя часть его черепа была проломлена. Куски кости, кровь и мозги разбрызгались по лицу и длинным черным волосам. Воины положили это тело рядом с прочими.

– Как вы думаете, это были люди Кадваллона? – спросил один из воинов.

Сканд отрицательно покачал головой.

– Судя по их числу – нет. Их ведь, похоже, было всего лишь несколько человек. Однако, кто бы это ни сделал, он должен быть покаран. Погибли жители Берниции. Странг был свободным человеком, и его убийство не может остаться безнаказанным. Вы двое, помогите мне уложить тела на лошадей. Обратно в Гефрин мы пойдем пешком.

Произнося эти слова, он показал на двух воинов, и те стали поднимать тела одно за другим с земли и взваливать каждое из них на лошадь.

– Асеннан, возьми Беобранда и остальных, найдите этих убийц. Их следы еще свежие, и они, похоже, забрали повозку кузнеца, а потому догнать их будет нетрудно. Мы же позаботимся о том, чтобы эти пятеро были похоронены так, как полагается.

– Нет, только четверо, – спокойно сказал Беобранд.

– Что?

– Только к четверым из них следует отнестись с уважением.

Он пристально смотрел на пятого покойника, у которого была размозжена голова.

– Что ты говоришь?

– Вот этот пятый – валлиец, и он помогал убивать тех четверых.

– Откуда ты это знаешь?

– Я его узнал. – Голос Беобранда стал резким. – Его звали Артаир. Он бродил по этой стране вместе с человеком, который убил моего брата. Когда мы найдем их, не трогайте вожака. Его зовут Хенгист. Он – мой.

* * *

Они не могли ехать на лошадях так быстро, как им хотелось бы. Лесная тропинка сильно петляла, и по ней было трудно ехать верхом. Некоторое время спустя они решили спешиться и пойти между деревьями, держа лошадей за поводья. Это также облегчало им поиск следов тех, за кем они охотились. Земля сейчас была мягкой, но преследуемые ими убийцы, похоже, покинули поляну, на которой заготавливался древесный уголь, еще до того, как начался дождь, а потому оставили на тропинке очень мало следов.

К счастью, они взяли с собой вола и повозку, а потому иногда на земле виднелись свидетельства того, что они пошли именно этой дорогой. С такой повозкой они могли двигаться только по этой тропинке – по крайней мере, до того, как выйдут из леса на открытую местность.

Беобранд и его спутники не разговаривали. Их лица были мрачными. Они все знали, что их путешествие закончится кровопролитием. Их задача была ясна. Они без всяких колебаний свершат правосудие над людьми, которые убили тех, кого они поклялись защищать, однако их смущало то, что они не представляли, сколько же тех, кого они пытаются догнать. Беобранд сказал, что ему известен состав этого маленького отряда еще с того времени, когда он бродил по стране вместе с ним, однако никто не знал, а не увеличилась ли с тех пор его численность. Понять это по обнаруживаемым ими следам они не могли, потому что никто из них не был искусным следопытом.

Спутники Беобранда посматривали на него косо.

Беобранд это чувствовал. И он знал, о чем они думают. Какой нормальный человек станет где-то бродить с такими убийцами, как эти? У него что, нет чести? Можно ли доверять клятве, которую он дал? Беобранд лишь сжал челюсти и продолжал упорно идти вперед. Чтобы заставить их доверять ему, он мог лишь показать своими действиями, в чем теперь, по его мнению, заключается его долг. Он мысленно ругал себя за то, что по глупости связался с Хенгистом и его приятелями. Но таков уж его вирд. Было бессмысленно из-за этого злиться. Басс когда-то посоветовал ему не терзаться прошлым и думать только о будущем. Вот этим он сейчас и займется. Он обдумает то, как будет мстить. Слишком многие взывают сейчас к мести: и Окта, и Катрин со своим отцом, и Странг, и все прочие люди, которые пали от руки Хенгиста. Беобранд сжал ладонью поводья так сильно, что его руке стало больно, и зашагал быстрее.

Скоро они вышли из леса. Снова сев в седла, они поехали дальше по тропинке, убегающей вдаль среди травы и зарослей крапивы. Дождь прекратился, хотя небо все еще было затянуто тучами и дул холодный порывистый ветер. Следы, оставленные повозкой, были теперь более четкими. По этой тропинке, по-видимому, ходили не часто, и она во многих местах заросла, а потому колеса повозки, наезжая на крапиву, сильно приминали ее. Кое-где попадался и свежий навоз, отставленный волом, а также свежий конский навоз, и это позволило сделать вывод, что по меньшей мере один из преследуемых ехал верхом. Беобранд и его спутники остановились и некоторое время все вместе разглядывали следы на земле, пытаясь понять, сколько здесь прошло человек и сколько у них было лошадей. Они не сошлись во мнении относительно числа людей, но вот насчет лошадей все согласились, что их было не больше двух, а скорее всего только одна. Если этот отряд сохранил тот же состав, о котором упоминал Беобранд, то получалось, что после гибели одного из них на поляне их осталось только четверо.

Пятеро преследователей ударили своих лошадей пятками в бока и поскакали легким галопом вперед. Те, за кем они охотились, отправились в путь по этому маршруту на сутки раньше, но некоторые из них шли пешком, да и повозка наверняка задерживала их продвижение вперед.

Вскоре после полудня они обнаружили возле крутого склона холма место, где эти люди делали привал. Холм, по-видимому, послужил им защитой от ветра. Остатки их маленького костра все еще были теплыми, хотя прошел сильный дождь. Вокруг костра трава осталась примятой в тех местах, где кто-то из них на ней лежал. Таких мест было четыре.

Беобранд и его спутники сделали короткую остановку и слегка перекусили, бережно расходуя ту еду, которую взяли с собой в Гефрине. На поляне они также прихватили с собой еду, предназначавшуюся для трех их спутников, которые затем повезли в Гефрин обнаруженные трупы. Они не знали, сколько у них уйдет времени на эти поиски, однако все горели желанием свершить над этими убийцами правосудие и затем вернуться в Гефрин. В воздухе уже пахло войной, и это вроде бы случайное и единичное проявление насилия вызывало у них раздражение. Им не хотелось остаться где-то в стороне от дружины, когда произойдет битва. Их долг ведь состоял в том, чтобы сражаться рядом со своим господином. Именно в битве – стена из щитов на стену из щитов – можно было прославиться и заслужить серебряные кольца, которые носят на предплечье.

Ветер снова усилился и стал дуть им прямо в лицо, когда они сели на лошадей и направились на запад. Туда, где начиналась возвышенность. В глухие места, в которых люди были такими же дикими, как и местность, в которой они обитали.

Беобранд и его спутники поплотнее завернулись в свои влажные плащи и поехали дальше.

* * *

Сканд и те, кто вез трупы, прибыли в Гефрин уже ближе к вечеру, ведя за поводья лошадей с их ужасным грузом. Они медленно шли среди зданий, и копыта лошадей хлюпали в покрывающей улицы жидкой грязи. Какой-то раб, охраняющий скот в загоне на окраине города, увидел их и спросил, чьи это тела они везут на лошадях. Когда они ответили ему, он бросился вперед рассказывать всем ужасную новость. Похоже, этому человеку нравилось сообщать такие новости.

К тому времени, когда они привели своих лошадей к Большому дворцу, за ними уже шла небольшая процессия из горожан. Жены заготовщиков древесного угля подошли к собирающейся толпе вместе со своими детьми. Их лица были почти такого же пепельного цвета, как лица их погибших мужей. Даже когда до них донеслась ужасная весть, они до последнего момента надеялись, что это неправда и что на лошадях везут не их мужей. Однако, когда воины осторожно стащили трупы с лошадей и положили их на влажную землю, жены погибших окончательно убедились в том, что им и так уже было известно. Их мужья погибли. Без них они не смогут прокормить детей. Они потупили взор, когда из Большого дворца вышел король. Все здесь знали, что этим женщинам, чтобы как-то выжить, скорее всего, придется отдать себя в руки Энфрита. Но тогда они перестанут быть свободными. Обратившись за милостью к королю, они станут его рабынями.

Однако сначала они займутся погибшими. Женщины города, собравшиеся вокруг трупов, велели стоящим рядом мужчинам поднять эти тела и отнести их в жилища, где их обмоют и приготовят к погребению в соответствии со старыми традициями.

Суннива стремительно взбежала вверх по склону к центру Гефрина. Ее золотистые волосы блестели на фоне серого неба. Увидев на земле отца, она взвыла от горя и рухнула на колени. Суннива была совсем молоденькой и еще не так часто сталкивалась со смертью, как довелось женщинам постарше, многим из которых уже приходилось хоронить мужей, отцов, братьев и сыновей. «Теперь и она узнает, каково это», – подумали они. Собравшись вокруг нее, они подняли девушку с земли и занялись подготовкой тела ее отца к погребению. Этесвита когда-то была их подругой, и все они любили Сунниву. Они жили по соседству.

Когда они повели ее прочь, оставив мужчин обсуждать произошедшие события, она вдруг резко обернулась.

– А где Беобранд? Он… – Она не смогла закончить фразу.

Сканд начал говорить таким громким голосом, чтобы было слышно всем. Королю нужно знать, что произошло, но ведь об этом нужно знать и обычным людям. Сканд чувствовал себя уставшим и не хотел, чтобы ему пришлось потом повторять то же самое еще кому-то.

– Беобранд жив-здоров. Во всяком случае, он был живым и здоровым, когда мы с ним расстались. Он отправился с Асеннаном и другими воинами на поиски людей, которые совершили эти самые что ни на есть мерзкие убийства. Мы обнаружили тела этих людей на поляне, где заготавливали древесный уголь. Именно там их и убили. Вот этот пятый труп принадлежит одному из тех, кто на них напал. Беобранд знал этого человека и рассказал нам об этих людях, поскольку он когда-то бродил по стране вместе с ними. Пятеро моих гезитов верхом на прекрасных конях, вооруженных острыми мечами и облаченных в прочные доспехи, сейчас охотятся на злодеев. Они найдут их и свершат над ними правосудие. – Сканд повернулся к королю и склонил голову. – Надеюсь, я поступил так, как приказали бы мне поступить вы.

Энфрита поразило то, каким старым сейчас выглядел Сканд. Забери у него доспехи и оружие – и он превратится в одного из длиннобородых старичков, которые только и делают, что жмутся к кострам, согревая свои кости и что-то шамкая.

Король расправил плечи и громко и отчетливо произнес:

– Ты поступил правильно, мой верный Сканд. Мы должны защищать своих людей и вершить правосудие над теми, кто поднимает на них руку. А теперь зайди в зал и выпей со мной медовухи. Для тебя это был тяжелый день, и тебе нужно отдохнуть.

Сканд нахмурился. Слова Энфрита принизили его, выставив его перед лицом воинов слабым и измученным. Впрочем, возражать он не стал. Энфрит ведь был королем, да и к тому же он, Сканд, и в самом деле очень устал и нуждался в отдыхе. Он уже заходил во дворец, предвкушая, как сядет в теплом и слегка задымленном зале за стол, заставленный кувшинами с медовухой, и вытянет под ним натруженные ноги, как вдруг где-то далеко за его спиной раздался стук копыт скачущей галопом лошади.

Все повернулись туда, откуда донеслись эти звуки, и увидели приближающегося одинокого всадника. Он скакал на большом и красивом черном жеребце, грива которого была заплетена в косички. Всадника этого здесь никто не знал. Его волосы и одежда – кроме плаща – были такими же черными, как его конь. Плащ же был белым, и он развевался позади него. На боку у всадника висел меч в ножнах, а на шее поблескивал золотой обруч.

Вся усталость Сканда тут же куда-то улетучилась, и он проворно встал перед Энфритом. Все другие воины тут же образовали перед своим королем защитный полукруг и вытащили из ножен мечи. Всадник к ним приближался только один, но он был чем-то похож на черного демона, а лежащие на земле тела напоминали всем о том, что может произойти с людьми, не готовыми дать отпор.

Толпа расступилась и пропустила всадника. Тот в самый последний момент резко потянул поводья на себя и заставил жеребца остановиться. При этом жеребец по инерции проскользнул по грязи еще немного вперед. Из-под его копыт на лежащие на земле трупы полетели брызги грязи.

Сканд выступил вперед.

– Кто ты и что привело тебя сюда? Ты явился к нам в печальный момент, как ты и сам видишь.

Мужчина оставался на коне, который поворачивался то в одну сторону, то в другую, встревожившись из-за запаха крови.

– Меня зовут Гвалхмай ап Гвиар, и я везу послание Энфриту, сыну Этельфрита, королю и повелителю Берниции и всех ее народов.

Все стоящие вокруг насторожились. Этот мужчина был одним из валлийцев – высокомерных чужаков с запада, которые уже давно вели войну против англов. Он, видимо, был по-настоящему храбрым человеком, раз подъехал верхом в одиночку к самым дверям Большого дворца в Гефрине.

Энфрит произнес, очень четко выговаривая слова:

– Это я Энфрит, сын Этельфрита, сына Этельрика, и я являюсь правителем этой страны волею и старых богов, и нового Бога. Кто отправил мне послание, Гвалхмай ап Гвиар?

– Послание, которое я привез, передал Кадваллон ап Кадван, король Гвинеда и правитель государства, которое известно вашим людям как Дейра. Мой господин хочет встретиться с тобой, чтобы обсудить условия заключения мира.

 

18

Достигнув вершины холма, Беобранд и его спутники увидели внизу, в долине, опрокинувшуюся повозку. Ведущая вниз тропа была крутой и опасной, усыпанной подвижными камнями. Всадники осторожно спустились к повозке. Приближаясь к ней, они увидели глубокие борозды на тропинке там, где повозка начала скользить, пока наконец не повалилась на бок. Одно из ее колес отлетело и теперь лежало в стороне.

Вол, который ее тянул, стал ненужным: его туша лежала в высокой траве рядом с опрокинувшейся повозкой. Из нее вырезали самые лучшие куски мяса, но бо`льшая ее часть осталась нетронутой. Те люди, которых они пытались догнать, похоже, спешили.

– У меня складывается впечатление, что они знают о погоне, – сказал Асеннан, отмахиваясь от мух, которые закружились вокруг его лица, недовольные тем, что им помешали пировать на кровоточащих ранах животного.

– Или же они знают, что вскоре кто-то станет их преследовать, а потому хотят преодолеть как можно большее расстояние до того, как начнется погоня, – сказал в ответ Беобранд.

Асеннан не стал возражать.

– Какая бы ни была на то причина, они движутся быстро. Теперь, без этой повозки, они смогут продвигаться вперед по этим холмам еще быстрее. Как бы их не потерять.

– Пока еще довольно светло. Давайте преследовать их до самой темноты. И ночью не стоит разводить костер. Будет, конечно, холодно, но нам совсем не нужно, чтобы они заметили, что мы к ним приближаемся.

Они снова сели на лошадей и поехали вперед.

Вскоре после того, как они нашли брошенную повозку, они обнаружили несколько строений, стоящих на излучине речушки. Строений этих было четыре, и они представляли собой маленькие хижины с соломенной крышей. Из трех из них поднималась в небо тоненькая полоска дыма. Солнце уже спускалось к линии горизонта. Посветив в течение некоторого времени им в лицо, оно спряталось за облака, а затем зашло за линию горизонта. В долине, куда они въезжали, стало темно. Возле домов никого не было видно.

Всадники осторожно подъехали к этому поселению. Возле хижин имелись небольшие загоны для скота, огороженные плетнем, но они были пусты. Во всем поселении царила странная тишина. Один из загонов был открыт, и его дверца покачивалась на ветру. На дверце виднелись темные пятна. Беобранд спешился и, подойдя к дверце, потрогал ее рукой. Кровь. А еще кровь впиталась в землю под этой дверцей.

– Эй, есть тут кто-нибудь? – крикнул Асеннан, нарушая тишину.

Он и его спутники подождали в течение довольного долгого времени, но так и не услышали никакого ответа.

– Эй, есть тут кто-нибудь? – снова крикнул Асеннан. И снова никто не отозвался.

Они теперь уже все спешились и привязали лошадей к плетню. Запах крови заставлял лошадей нервничать: они топали копытами и прижимали уши.

Асеннан стал говорить тихо – так, чтобы его не услышали те, кто, возможно, притаился в этих хижинах:

– Будем заходить в каждый дом поочередно. Мы с Беобрандом станем открывать двери, а вы – все остальные – приглядывайте за другими домами на тот случай, если кто-то вдруг попытается напасть на нас из них.

Сначала они подошли к хижине, из которой не шел дым. Беобранд вытащил меч и приподнял щит. Все остальные тоже приготовили оружие. Сумерки сгущались, и никому из них не хотелось оказаться беззащитным после того, как наступит полная темнота. Асеннан посмотрел Беобранду прямо в глаза. Они кивнули друг другу, и затем Асеннан распахнул дверь хижины. Беобранд заскочил в нее, держа щит прямо перед собой на тот случай, если кто-то попытается нанести удар из темной глубины помещения. Но никакого удара не последовало. Всмотревшись, он увидел внутри простенькую обстановку, весьма характерную для такого рода жилищ. Посреди одной-единственной комнаты – очаг. Стол, табуретки, сундук. К стропилам были подвешены какие-то лечебные травы и сухая рыба.

В этой хижине было тихо и холодно. И пусто.

У Беобранда возникло ощущение, что за ними наблюдают. Волоски сзади на его шее встали дыбом.

Он и другие воины подошли к следующему дому и проверили его. Этот дом тоже оказался пустым, и они не обнаружили в нем ничего необычного. В очаге посреди этого дома угли все еще тлели.

Третий дом был таким же пустым, как и первые два. И угли в очаге здесь еще тоже тлели, поблескивая в полумраке, как волчьи глаза.

Уже почти совсем стемнело. Воины, начиная нервничать, подошли к последнему дому. По мере того, как они расхаживали среди этих домов от одного к другому, у Беобранда усиливалось ощущение, что за ними наблюдают, и поэтому он уже был уверен, что из двери четвертого дома на них кто-то выскочит. У остальных воинов тоже возникло такое ощущение. Они все сильно напряглись. Их мышцы уже начинали ныть из-за того, что им пришлось напрягаться в течение долгого времени.

Асеннан распахнул дверь. Из темного пространства перед Беобрандом появилось бородатое лицо Хенгиста. Беобранд невольно сделал шаг назад и выставил перед собой Хрунтинг.

Но из хижины не выскочил Хенгист. Беобранд с облегчением вздохнул. Его глаза сыграли с ним злую шутку. За дверью лишь висел большой кусок темной ткани, предназначенный, видимо, для защиты от сквозняков. Когда Асеннан распахнул дверь, эта ткань слегка вздулась, и поэтому возникла иллюзия, что за дверью кто-то есть.

Чувствуя себя дураком, Беобранд взмахнул мечом и рассек им ткань. За ней он обнаружил еще одну пустую комнату.

В этом поселении, похоже, сейчас никого не было.

– Думаю, они прячутся вместе со своим скотом, – сказал Асеннан. – Наверное, они заметили, как мы приближались к селению.

Незнакомые вооруженные всадники и в самом деле напугали бы очень многих людей.

– Или же они спрятались еще от тех, за которыми мы охотимся, – продолжал Асеннан. – Мы можем здесь отдохнуть. Тут есть крыша над головой и очаг. Ночью мы все равно не сможем идти по их следам, да и местность эту мы толком не знаем.

Все были рады тому, что представилась возможность отдохнуть. Они подбросили хвороста в очаг в самой большой из хижин и распределили, кто когда будет дежурить в течение этой ночи.

Асеннан при этом сказал:

– Помните, что это дома жителей Берниции. Обращайтесь со всеми предметами аккуратно. А теперь отдыхайте. Мы снова тронемся в путь перед рассветом.

Беобранд вызвался дежурить первым. Он нервничал, и спать ему не хотелось. Когда он встал возле привязанных лошадей, в его голове замелькали мысли и образы. Перед ним предстало на темном фоне лицо Странга. Обугленное лицо с оскаленными белыми зубами. Затем – красивое лицо Катрин с умоляющими глазами. Лицо Хенгиста – такое, каким он его видел в последний раз: с рассеченной до кости плотью и стекающей на подбородок кровью. Окта, машущий ему рукой и улыбающийся, – как в тот момент, когда он, Окта, уезжал из Кантваре. Он же с развевающимися на ветру волосами. Реда, которая пыталась улыбаться, хотя уже умирала. Мать, которая схватила его ладони, когда говорила ему свои самые последние – и запомнившиеся ему навсегда – слова. Отец, который с умоляющим видом поднимал руки, когда языки пламени уже начали лизать его соломенный тюфяк…

Ночь сейчас была сухой и прохладной. Ветер рвал в клочья облака. Беобранд уставился на небо, задавая себе вопрос, куда же деваются те, кто умирает. Они могут его видеть? Они смотрят вниз, на землю, из дворца Вотана? Или же они наблюдают за ним, Беобрандом, с небес, о которых твердят те, кто поклоняется Христу? Беобранд содрогнулся. Луна и звезды смотрели на него сверху с абсолютным равнодушием.

Он попытался представить себе лицо Суннивы и ее великолепные волосы, поблескивающие в ярких солнечных лучах, но не смог этого сделать: перед его мысленным взором появлялось только то, что было связано со смертью и с горем.

Где-то вдалеке завыл волк.

* * *

– Это безумие! – воскликнул Сканд. Он никак не мог поверить, что Энфрит всерьез отнесся к предложению Кадваллона встретиться. – Он готовит какую-то западню. Его слова сладкие, как мед, и вы, подобно медведю в лесу, не видите пчел, готовых вас ужалить.

Находящиеся в зале люди о чем-то перешептывались. Сканд и Энфрит сидели на одном конце длинного стола, а приближенные короля – на другом его конце, и поэтому между ними оставалось расстояние, вполне достаточное для того, чтобы разговор Энфрита и Сканда никто не смог подслушать. Во всяком случае, пока они беседовали тихо. Однако оба уже некоторое время общались на повышенных тонах. Сканд едва не вышел из себя: он не на шутку испугался за жизнь своего господина, вознамерившегося отправиться к Кадваллону.

Король сердито хлопнул ладонью по столу:

– Хватит! Ты забываешься. Я – твой король.

Даже те таны, которые пытались казаться равнодушными, повернули головы к Энфриту и Сканду и уставились на них.

Сканд осознал, что он и в самом деле повел себя слишком дерзко.

– Я прошу прощения, мой господин. Вы правы. Я разговариваю с вами подобным образом только потому, что вижу большую опасность в вашем намерении. Вы – мой господин и защитник народа, но я ведь дал клятву вам – а до вас и вашему отцу – в том, что буду оберегать законного правителя Берниции. – Сканд почувствовал себя беспомощным. Энфрита ему не переубедить. Он видел это по тому, с каким упрямым видом король сжал челюсти. – Я не исполнил бы свой долг, если бы не высказался против вашего решения именно в такой манере.

Со стороны собравшихся в зале танов донесся одобрительный шепот. Они тоже были встревожены. И чувствовали растерянность из-за возникшей неопределенности. Раньше они знали, что надвигается война, и им все было понятно. Теперь же враг заговорил о мире, и король почему-то наивно верил словам этого врага.

Гонец Кадваллона – Гвалхмай – передал послание своего господина и затем ускакал так же быстро, как и явился. Кадваллон приглашал Энфрита прибыть в сопровождении двенадцати самых преданных танов к нему, Кадваллону, в качестве гостя в лагерь валлийцев, расположенный в трех днях пути от Гефрина. Там они якобы смогут попировать вместе и обсудить, как им править своими – соседними по отношению друг к другу – королевствами в мире и спокойствии.

Сканд, услышав об этом от посланника, хотел было отправить его восвояси ни с чем, полагая, что только полный идиот может отнестись всерьез к такому предложению, как вдруг Энфрит поднял руку, требуя тишины. К превеликому удивлению Сканда, Энфрит вежливо сказал заносчивому валлийцу, чтобы он снова приехал сюда за ответом на следующий день. Посланник ускакал прочь. Одному только Богу было известно, где он собирался остановиться на ночь и не сопровождали ли его в этой поездке другие воины. Сканд в ту ночь удвоил число стражников, опасаясь внезапного нападения валлийцев…

Энфрит встал из-за стола и попросил Сканда отойти вместе с ним в дальнюю часть зала, где занавес отделял его спальню.

Будучи не в силах сдерживать себя, Сканд снова стал спорить с королем, но на этот раз напряженным шепотом:

– Господин, я еще раз извиняюсь за то, что вспылил, но вы должны понять, что это ловушка.

Сканд видел: Энфрит разгневан из-за того, что его унизили на глазах у самых надежных соратников. Тем не менее король сумел подавить гнев, прежде чем что-то сказать.

– Не переживай, мой старый друг, – тихо сказал Энфрит спокойным голосом. – Кадваллон не причинит мне никакого вреда.

Он говорил с такой самоуверенностью, которая еще больше встревожила Сканда. Что-то в голосе короля заставило Сканда молча уставиться на своего господина. В душу старого воина стал закрадываться страх.

– Почему вы в этом так уверены, господин?

– Он мой должник, – ответил Энфрит, улыбнувшись.

– Что вы имеете в виду?

– Я оказывал ему помощь.

– Какую помощь?

– Деньгами. Чтобы он мог купить для своих воинов доспехи и оружие. А еще я держал его в курсе того, что происходило при дворе Эдвина.

Произнеся эти слова, Энфрит улыбнулся еще шире.

– И что вы получили от него взамен?

Голос Сканда был отчужденным.

– Ну как это что? Берницию, конечно же. Которая принадлежит мне по праву рождения!

Энфрит был очень доволен собой из-за того, что ему удалось так долго держать все это в тайне. И еще больше он был доволен тем, что когда-то сумел наладить контакт с валлийским королем ради того, чтобы снова заполучить трон Берниции. Ошеломленное выражение на лице Сканда заставило его громко рассмеяться: он просто не смог сдержать свое ликование.

Раз уж эта тайна перестала быть тайной, у Энфрита и вовсе развязался язык. Он стал говорить с ребяческой поспешностью:

– Теперь-то ты понимаешь? Именно поэтому я совсем не переживал по поводу того, что мы здесь, в Гефрине, плохо защищены. Мне больше нравится здешний дворец, и у меня нет никаких оснований спасаться бегством в Беббанбург. Мне не нужны его скалы и стены. Здесь, в Гефрине, нам ничто не угрожает. Я захватил Берницию, не потеряв ни одного воина в сражениях. Барды будут рассказывать об этом на протяжении многих поколений. Я велю Леофвину сочинить об этом песнь, как только вернусь от Кадваллона.

Сканд молчал.

– Что ты думаешь? Что я стал глупцом?

Сканд продолжал молча таращиться на короля. Тот был похож на мальчика, обманувшего взрослых.

Энфрит снова засмеялся.

– Нет, друг мой, я вовсе не глупец.

Сканд ничего не сказал в ответ.

Он позволил себе ничего не отвечать, поскольку у него появилось ужасное предчувствие, что король глубоко ошибается.

* * *

Рано утром повсюду лежал туман, густой и ослепляющий. Очертания предметов проглядывали в нем, словно расплывчатые обрывки кошмарных снов. Беобранд и его спутники оседлали лошадей, закрыли дверь дома, в котором останавливались на ночлег, и выехали из опустевшего селения. Ночью они никого не видели, но один из воинов заметил, как ему показалось, мерцающий огонек костра где-то на западе, на более высоких холмах. Развели этот костер люди, которых они пытались догнать, или же хозяева этих домов, или какие-то другие обитатели этих земель, – оставалось только догадываться.

Они поехали дальше на запад. Поехали медленнее, чем вчера, потому что им мешал туман. Не зная точно, куда направляются люди, за которыми они охотились, они останавливались на каждой развилке и, выискивая какие-либо следы на земле, обсуждали, по какой из двух тропинок им поехать дальше. Они чувствовали себя заблудившимися в этой долине теней и тумана. Вчера на заходе солнца они полагали, что уже почти настигли преследуемых, но теперь веры в это у них заметно поубавилось.

Они ехали молча, напряженно прислушиваясь, не раздадутся ли какие-нибудь звуки помимо топота копыт их лошадей и скрипа их доспехов. Однако ничего не было слышно, и они ехали вслепую, становясь все более тревожными и раздражительными.

Настроение у них улучшилось, когда солнце поднялось высоко в небо и разогнало туман своими лучами. Они все утро ехали в гору, двигаясь вдоль долин, но теперь решили получше осмотреться, чтобы понять, что их ждет там, впереди. То и дело ударяя своих лошадей пятками в бока, они заставили их подняться по козьей тропе на вершину большого холма. Перед ними открылся обширный вид. Они остановили лошадей и стали всматриваться вдаль.

В течение некоторого времени они ничего друг другу не говорили, наслаждаясь теплом солнечных лучей. Лучи эти как будто наполнили их новой жизненной силой, и они воспрянули духом. Их кони, опустив голову, стали щипать длинную жесткую траву, которая как-то умудрялась выживать на этой обдуваемой всеми ветрами вершине.

Перед ними простиралась заросшая вереском пустынная местность. Трава, вереск – и больше ничего. По склонам холмов стекали ручейки. В низинах все еще стелился туман.

И тут вдруг Асеннан нарушил молчание.

– Вон там! – сказал он, показывая куда-то пальцем.

Все остальные вгляделись в даль и заметили три фигуры, медленно идущие по заросшей вереском местности. Фигуры эти находились слишком далеко для того, чтобы их можно было рассмотреть, однако Беобранд и его спутники были уверены, что они наконец-то нашли тех, за кем охотились. Беобранд подумал, что даже может определить, кто есть кто из этих троих, но не стал по этому поводу ничего говорить. Ему не хотелось напоминать своим спутникам о том, что он когда-то состоял в этой компании.

Но не только он один заметил, что всадника в этой группе уже нет.

– Возможно, всадник поехал назад, чтобы зайти к нам со стороны, – предположил Асеннан. – Будьте осторожны – как бы на нас не напали из засады.

Беобранду вспомнился Окта. Хенгист напал на него из засады? Всадником в этой группе наверняка был Хенгист: он не позволил бы никому другому ехать на единственной лошади впереди него. Беобранд задрожал при мысли о том, что Хенгист может напасть на них совершенно внезапно, и ему оставалось лишь надеяться на то, что никто из спутников не заметил его дрожи.

– Нам нужно убраться с этой вершины, – сказал он. – Они легко могут обнаружить нас на фоне неба, и мы потеряем преимущество неожиданности.

Взглянув еще разок на идущих вдалеке трех человек, чтобы получше сориентироваться и запомнить, где именно те находятся сейчас на этой местности, они ударили своих лошадей пятками в бока и стали спускаться вниз по склону легким галопом. Их враги были уже почти у них в руках. Они догонят их еще до наступления темноты и свершат над ними правосудие.

Беобранд снова огляделся, пытаясь заметить, не приближается ли к ним откуда-нибудь Хенгист, но не увидел ничего подозрительного. Поехав вслед за всеми остальными, он почувствовал, что тревога охватывает его и прилипает к нему, словно мокрый плащ.

* * *

– Зубы Вотана! – воскликнул один из воинов, когда его лошадь, оступившись, потеряла равновесие и, резко дернувшись, начала падать.

Он перелетел через ее голову и тяжело шлепнулся на землю. И всадник, и лошадь затем покатились вниз по склону. Лошадь, едва не придавив собой этого воина, случайно ударила его копытом, когда катилась мимо него. Удар пришелся вскользь по его ступне, и он снова громко вскрикнул. Вскользь или не вскользь, а удар лошади – это все-таки удар лошади, и он в любом случае причиняет немалую боль.

Асеннан, Беобранд и два других всадника не смогли не рассмеяться при виде такого зрелища. Настроение у них было приподнятое из-за того, что светило солнце и они увидели тех, за кем охотились. То, как их спутник шлепнулся на землю и как его ударила копытом собственная лошадь, показалось им самым смешным из всего, что они когда-либо видели. А вот объекту их насмешек было отнюдь не весело. Он поднялся и стоял, пошатываясь и ругая своих спутников, которые, остановив своих лошадей, глазели на него. Выражение его лица вызвало у них новый взрыв хохота.

Пострадавший потер ступню и заковылял туда, где теперь стояла его лошадь. Она подрагивала и вела себя беспокойно. Ему потребовалось некоторое время на то, чтобы усмирить ее ласковыми словами. И тут вдруг все они заметили, что лошадь при падении поранилась. Настроение у весельчаков сразу же изменилось: тут уж стало не до смеха. Хромая лошадь означает, что скорость их продвижения вперед снизится, и они, возможно, не смогут догнать тех троих, которых увидели с вершины холма.

Они спешились и сначала осмотрели поврежденную ногу лошади, а затем стали разговаривать с ее всадником, пытаясь успокоить теперь уже его. Однако успокоить его было не так-то просто. Лошадь довольно серьезно повредила себе ногу. Она теперь заметно хромала и вряд ли сможет выдерживать вес мужчины.

– Мы не должны терять здесь время, – сказал Асеннан. – Поведем лошадь за поводья, а тебе придется сесть кому-то за спину. Мы будем меняться, чтобы не переутомлять лошадей.

Они быстро решили, кто из них первым поедет с этим воином вдвоем на одной лошади, и снова тронулись в путь на запад, но уже с меньшей скоростью.

Вскоре они увидели впереди небольшое скопление кустов, расположенное внутри круга из огромных камней. Каждый камень был высотой почти в человеческий рост. На ветках кустов висели обрывки ткани и какие-то амулеты. Их оставили здесь люди, просившие о чем-то того бога, которому поклонялись в этой местности. Когда Беобранд и его спутники подъехали к этой гробнице поближе, на солнце набежала туча. В этот самый момент они увидели, что один из камней украшен жутким символом: на них смотрел невидящими глазницами человеческий череп с кривыми желтыми зубами.

Это было плохое предзнаменование. Возможно, те, за кем они охотились, помолились здесь или принесли жертву богам.

Беобранд и его спутники побыстрее поехали дальше. Солнце вышло из-за тучи.

Они торопливо продвигались вперед, но испытывали при этом большое беспокойство. Асеннан прикоснулся к кабану, который был выгравирован на его шлеме. Затем он встретился с Беобрандом взглядом, и Беобранд увидел в его глазах страх. Они превосходили числом свою добычу, были людьми сильными и доблестными, держали в руках прочное оружие, но, тем не менее, дурные предзнаменования подорвали их решимость. Они ехали дальше, впав в уныние. Там, где они раньше видели только победу и успех, им теперь мерещились лишь неудачи и поражения. Эта перемена в них была быстрой и разительной.

Беобранду и его собственная воля показалась сломленной. «Нам, наверное, лучше повернуть назад», – услышал он в своей голове тихий голос.

Но этот голос не был голосом воина. Он не был голосом Сканда – могущественного тана и одного из соратников короля (можно сказать, его правой руки). Это был голос труса. А потому Беобранд отказался к нему прислушиваться.

– Ну что приуныли, а? – громко сказал Беобранд, заставляя своих спутников вздрогнуть от неожиданности и выводя их из состояния мрачной задумчивости. – Мы что, женщины, которые пугаются даже тени облака, набежавшего на солнце? Нам ли впадать в отчаяние из-за какого-то предзнаменования? Ну подумаешь, лошадь упала на крутой тропинке… Ну и что? Нет, мы не будем поддаваться страху. Мы ведь воины Сканда, и мы едем свершить правосудие над преступниками. Нам не следует бояться предзнаменований. Если кто-то и должен дрожать от страха – так это наши враги, ибо мы намерены им отомстить! Мы обрушим на них гнев нашего господина за то, что они натворили!

Окружающие Беобранда люди засмеялись. Этот юноша произнес хорошую речь. Оцепенение, в которое впали эти воины при виде огромных камней и черепа на одном из них, прошло, и настроение у всех немного приподнялось.

Асеннан, сидя в седле, смотрел Беобранду в спину.

Наверное, он в свое время неправильно оценил этого молодого воина. От парня, похоже, будет толк.

 

19

В Гефрине пир длился до глубокой ночи. Король пребывал в прекрасном настроении, и настроение это передалось и его танам. Всем, кроме Сканда. Тот сидел с мрачным видом в углу и не принимал участия во всеобщем веселье. Люди поглядывали на него, и один из них – Галан, который ликовал не меньше короля, – позвал Сканда и предложил ему медовухи и мяса. Однако Сканду это было не интересно. Сидящие за столами люди подумали, что у него, наверное, что-то болит. А может, король уж слишком обидно упрекнул Сканда, когда отозвал его в сторону. Что бы ни омрачало настроение Сканда, об этом старом воине вскоре забыли: пир шел своим чередом, текла медовуха, звучали тосты, песни и легенды.

Леофвин пел, пользуясь моментом, и в зале звучал его красивый и сильный голос. Позднее, когда уже совсем стемнело и единственным источником света в зале стал огонь в очаге, он рассказал историю о тролле, который забрался в такой же зал точно в такую же ночь. Все раскрыли рты, слушая о том, как это существо выскочило из болота, в котором обитало, и, пачкая пол грязью, набросилось на сидящих в зале людей с неистовой силой. Чтобы дать этому существу отпор, хозяин зала позвал великого воина, прибывшего к нему из-за моря. Леофвин назвал этого воина Энфритом, и это вызвало восторженные крики аудитории и широкую улыбку короля, который в знак одобрения стукнул по столу рукояткой ножа, которым разрезал пищу.

По мере развития повествования этот великий воин – Энфрит – одолел тролля и затем получил за свою доблесть щедрую награду. Леофвин вообще-то уже рассказывал эту историю, правда, называл ее главного персонажа совсем другим именем, однако в предыдущей – и гораздо более полной – версии главный герой в конце концов старел и умирал. Хорошо чувствуя настроение слушателей, Леофвин на этот раз решил не доводить историю до такого конца и оставил великого воина живым, здоровым и знаменитым. Когда он закончил повествование, ему стали хлопать с большим энтузиазмом.

Как только аплодисменты и одобрительные выкрики стихли, Энфрит, щеки которого блестели в свете очага, стащил с пальца золотое кольцо и бросил его Леофвину. Бросил он его неточно, да и освещение было слишком тусклым, а потому Леофвин не сумел поймать кольцо. Поспешно наклонившись, он схватил его с пола и высоко поднял для того, чтобы все его увидели. Его лицо зарделось.

– Золото за золотой голос! – крикнул, растягивая слова, уже сильно подвыпивший Энфрит. – Поет он намного лучше, чем ловит то, что ему бросили!

Шутка эта была неудачной, но все сидящие за столами стали громко смеяться.

«Где-то в Гефрине женщины готовят погибших мужей к погребению, а мы тут пируем», – подумал Леофвин.

Он не знал, что еще он может сейчас сделать, но эта мысль легла на его душу тяжелым камнем. Он сжал в ладони подаренное ему золотое кольцо. Ему оставалось только надеяться, что девушка Беобранда не осталась одна сегодня ночью с мертвым отцом.

* * *

Ночью пошел небольшой дождь, поливая Беобранда и его спутников, улегшихся спать на землю и укутавшихся одеялами. Беобранд спал очень беспокойно и проснулся еще до того, как настала его очередь дежурить. Встав и потянувшись, он почувствовал, что нижняя часть его спины и бедра болят после долгого путешествия верхом. Он и его спутники весь прошедший день ехали так быстро, как могли, но не сумели догнать тех людей, за которыми охотились. Да и вообще они никого не встретили. Местность здесь была пустынной и безлюдной. Когда наступила ночь, они разбили лагерь и повалились спать.

Ветер сейчас дул с севера, и дождевые тучи двигались на юг, иногда разражаясь дождем. Беобранд увидел очертания неподвижной коренастой фигуры Асеннана, хорошо различимой на фоне серебристо-пурпурного ночного неба. Тот стоял, прислонившись к древку своего копья. Беобранд подумал, что Асеннан, наверное, спит стоя, но когда Беобранд стал приближаться к нему, он, не поворачиваясь, заговорил, демонстрируя тем самым, что бодрствует:

– Я снова смог разглядеть их костер. До того, как начался дождь. Думаю, они не знают о том, что за ними гонятся. Они даже не пытаются прятаться.

– Нам надо бы отправиться в путь еще до рассвета. Если нам хоть немного повезет, мы застигнем их врасплох.

– Да. Завтра нам нужно положить всему этому конец. Мы и так уже удалились от Большого дворца. Это мне кажется неправильным. Назревает война, и нам следует находиться возле нашего господина.

От внимания Беобранда не ускользнуло то, что Асеннан сказал «нашего господина». Юноше было приятно осознавать, что Асеннан уже причисляет его к соратникам Сканда – а значит, считает своим. Еще немного – и он, наверное, даже извинится перед Беобрандом за то, что когда-то так скверно вел себя по отношению к нему.

– Почему бы тебе не поспать? – спросил Беобранд. – Я разбужу тебя еще до рассвета.

– Очень хорошо. Не засни, а иначе мне придется тебя отлупить.

Беобранд не видел в темноте лица Асеннана, но расслышал усмешку в его голосе.

* * *

Утром Энфрит по-прежнему пребывал в приподнятом настроении. Несмотря на выпитое вчера немалое количество медовухи и эля, король казался очень свежим – как младенец, который проспал всю ночь после того, как попил теплого молока. Он приказал слугам подготовить лошадей и съестные припасы для него самого и для двенадцати его самых преданных танов, с которыми он собирался отправиться в путь.

Рабы сновали взад-вперед, наполняя мешки ветчиной, сыром и прочей едой. Они также наполнили бурдюки водой. Две молодые рабыни почистили и свернули самые лучшие одежды короля: Энфрит наденет их, когда прибудет к королю Гвинеда.

К тому времени, когда Гвалхмай снова прискакал в Гефрин, Энфрит и его таны были уже готовы тронуться в путь.

Завидев приближающегося всадника в черной одежде, Энфрит повернулся к Сканду и сказал:

– В мое отсутствие распоряжаться здесь я поручаю тебе, мой старый друг.

Сканд, не сумев заставить себя улыбнуться, просто склонил голову.

– В ваше отсутствие я позабочусь о безопасности Гефрина. Я присмотрю за Финолой и Талорканом и постараюсь, чтобы с ними не произошло ничего плохого.

Королева не вышла прощаться с мужем, а вот юный Талоркан встал рядом со Скандом и с интересом наблюдал за происходящим. Сканд с покровительственным видом положил ладонь на плечо мальчика.

Энфрит мимоходом улыбнулся сыну и кивнул ему:

– Слушайся Сканда, Талоркан.

– Хорошо, отец, – ответил Талоркан, но при этом не смотрел на Энфрита.

Король перевел взгляд на Сканда:

– Тебе здесь бояться нечего. Найди себе хорошую девку. Тебе нужно поразвлечься.

Попытка Энфрита казаться беспечным и легкомысленным явно не удалась. Он посмотрел на приближающегося всадника.

Гвалхмай остановил своего жеребца и спросил:

– Какое решение вы приняли, король Энфрит?

Энфрит улыбнулся.

– Я поеду в ваш лагерь и встречусь с твоим господином, – ответил он.

Затем он сел на своего коня – красивого серого жеребца, которого держал под уздцы Галан. Энфрит ловко вскочил в седло. Хотя молодость осталась далеко позади, он всегда был мастером по части верховой езды. Люди, которым надлежало сопровождать его в этой поездке, тоже сели на своих лошадей. Они перед этим облачились в лучшие доспехи и взяли лучшее оружие: отполированные шлемы, мечи с серебряными рукоятями, свежевыкрашенные щиты. Все вместе они образовывали впечатляющий отряд воинов – сильный и внушительный.

Энфрит повернулся к людям, остававшимся в Гефрине:

– Вы будете повиноваться Сканду так, как будто он говорит моим голосом, до тех пор, пока я не вернусь. А вернусь я скоро и привезу вам хорошие новости о мире. Поглядывайте на юг и ждите нашего возвращения. Поехали, Гвалхмай ап Гвиар!

Они поскакали прочь из Гефрина, оставляя за собой в воздухе облако пыли. День был ясным и сухим, а солнце – жарким. Тем не менее, глядя на тринадцать человек, едущих вслед за черным всадником на черном коне, Сканд чувствовал, как по спине у него пробежал холодок.

* * *

– Ты уверена, что хочешь сжечь его, дитя? – спросила Сунниву пожилая женщина.

Раньше было принято сжигать мертвецов, однако теперь многие обитатели Гефрина прислушивались к проповедям христианских священников и хоронили своих умерших.

– Да, уверена. Именно этого он бы и сам захотел. Он жил рядом с огнем и пожелал бы отправиться в потусторонний мир в огне.

Суннива приняла насчет этого твердое решение и, проснувшись еще до рассвета, стала собирать хворост. Она не захотела, чтобы ей в этом кто-то помогал, и сама сложила хворост в высокую кучу, готовя погребальный костер.

Затем четверо мужчин опустили на эту кучу хвороста тело ее отца. Хотя они положили его туда очень аккуратно, плотно обернутый в ткань труп начал потихоньку сползать в сторону, и им на несколько мгновений показалось, что вся куча сейчас развалится. Однако затем труп перестал двигаться.

Суннива медленно пошла обратно в кузницу, где она еще с утра – как уже много-много раз за свою жизнь – развела огонь в горне. Она набрала лопаткой немного горящего древесного угля. Будет весьма уместно сделать так, чтобы останки Странга сгорели в огне, разведенном в его горне.

Держа в руках горшок с древесным углем, Суннива обошла вокруг дома и вернулась к куче хвороста, на которой лежало тело отца. Вокруг уже собрались мужчины и женщины, захотевшие посмотреть, как кузнец отправится в последний путь.

Наклонившись, Суннива стала высыпать на хворост горящий древесный уголь в разных местах. Она сделала это умело, и пламя очень быстро охватило почти весь хворост. Суннива хорошо разбиралась в том, как разводить огонь. Это был один из тех навыков, которые она переняла у отца.

Она стояла довольно близко к пламени, раздуваемому легким утренним ветерком.

Жар, исходивший от костра, становился слишком сильным. Зрители вдруг испугались, что она решила броситься в этот погребальный костер и сгореть в нем вместе с отцом.

Слезы, текущие по ее щекам, стали горячими. Волосы Суннивы развевались на ветру, который помогал костру получше разгореться. Тело отца почернело и обуглилось, и из-за пожирающего его сильного пламени очертания его стали нечеткими.

Ее волосы, казалось, вот-вот вспыхнут. Глазам становилось больно из-за исходящего от костра жара.

Наконец она отпрянула назад, едва при этом не упав. Женщины подхватили ее и придержали с разных сторон, помогая устоять на ногах. Она стала беззвучно всхлипывать. Не было слышно никаких звуков, кроме потрескивания пламени, отправлявшего ее отца в потусторонний мир.

Погребальный костер горел очень долго.

Собравшиеся вокруг него люди стали постепенно расходиться. Им еще нужно было уделить внимание и другим покойникам.

А жизнь шла своим чередом.

Во всем Гефрине люди занимались своими делами. Кто-то оплакивал погибших близких родственников. Овдовевшие женщины с детьми горевали по поводу того, как же они теперь прокормят своих отпрысков. Скот вели на пастбище. Воины упражнялись в искусстве убивать других людей.

А тем временем дым погребального костра кузнеца расстилался темным пятном по ясному небу.

Суннива, дочь Странга, наблюдала за костром в течение всего дня. Она наблюдала за ним, пока куча наполовину сгоревшего хвороста не обрушилась внутрь себя.

Больше никогда она не услышит, как отец работает с железом в кузнице, заставляя этот самый крепкий из материалов подчиняться своей воле. Никогда больше она не будет есть с ним за столом в дружелюбном молчании.

Она осталась одна.

Ее мысли обратились к Беобранду. Она стала молиться над превращающимися в пепел останками Странга, дух которого мог доставить послание богам. Она молилась о том, чтобы ее возлюбленный нашел тех, кто убил ее отца. Она попросила богов помочь ему найти их и прикончить.

А затем, отдав должное отмщению убийцам, она помолилась о том, чтобы Беобранд к ней вернулся.

Беобранд разбудил своих спутников, когда птицы, начав щебетать, возвестили о приближении рассвета. Воины немного перекусили и выпили воды. Костер они при этом разводить не стали. Состояние хромой лошади не улучшилось. Но и не ухудшилось.

Они сели на коней и поехали дальше в предрассветных сумерках. Прежде чем снова тронуться в путь, они проверили, легко ли вытаскиваются мечи из ножен, надели шлемы и заточили наконечники копий. Все они надеялись, что сегодня их погоня подойдет к концу. Стараясь производить поменьше шума, они направились в ту сторону, в которой Асеннан заметил ночью костер.

Взошло солнце. День был ясным: ветер за ночь прогнал все тучи. Тени всадников тянулись прямо перед ними, указывая им путь на запад. Путь, ведущий к неизвестности.

Когда стало так светло, что уже можно было рассмотреть детали местности, они заметили лагерь тех, за кем охотились. Он оказался ближе, чем они думали, и находился в нижней части склона большого холма, на котором росли деревья. Асеннан, ехавший впереди, жестом велел всем остальным приготовиться. Вытащив оружие, они выстроились в линию. Они ехали вверх по склону очень тихо и оказались всего лишь на расстоянии броска копья от лагеря, когда один из находившихся в нем людей поднял тревогу.

Все его товарищи тут же вскочили и стали лихорадочно готовиться к бою.

– Не давайте им времени подготовиться! – крикнул Асеннан. – Вперед!

Всадники ударили своих лошадей пятками в бока и еще быстрее поехали вверх по склону.

Трое находящихся в этом лагере встали бок о бок друг с другом, тем самым образовав небольшую стену из щитов. Беобранд узнал каждого из них. Хавган – высокий и проворный валлиец – стоял справа, Дренг – старый кровожадный воин – слева, а Тондберкт – молодой парень, которого Беобранд когда-то считал своим другом, – оказался в центре. Они сомкнули щиты и приготовились отражать нападение приближающихся всадников.

В лагере не было видно ни Хенгиста, ни его лошади.

Поскольку всадникам пришлось скакать вверх по склону, скорость их атаки оказалась невысокой. Прежде чем они приблизились к этим троим, Хавган успел метнуть один из своих дротиков. Беобранд видел, как он это сделал. Дротик слегка задрожал в самый последний момент броска, но прицелился Хавган все же хорошо. Мелькнув на фоне ясного голубого неба темной смертоносной полоской, он вонзился в шею лошади, на которой ехали два всадника. Лошадь пронзительно заржала и резко дернулась в сторону. Дротик вонзился в ее шею неглубоко и поэтому теперь болтался справа налево. Ехавшие на ней всадники сумели остановить лошадь и спешиться, но им теперь нужно было преодолевать оставшееся до лагеря расстояние пешком. Лошадь же направилась вниз по склону и затем на восток – туда, где оставили у основания холма хромую кобылу.

Беобранд бил свою лошадь пятками в бока, пытаясь заставить ее двигаться быстрее. Асеннан и еще один всадник, скакавшие справа и слева от Беобранда, старались от него не отставать.

Когда они наконец приблизились к маленькой стене из щитов, Асеннан и второй всадник остановили лошадей и быстро спешились. Воины народа англов не привыкли сражаться, сидя в седле. Идти в битву в пешем боевом порядке, сомкнув щиты, – таков был их обычай.

А Беобранд гнал свою лошадь вперед, яростно вонзая пятки в ее бока. Он опять почувствовал себя решительным и хладнокровным воином. Если он и его товарищи сойдутся с этими тремя стена на стену, еще неизвестно, чем такое столкновение закончится. Нападая сейчас, они двигались вверх по склону, у них не было явного численного преимущества над противником, и из-за дротика, который метнул Хавган, они уже понесли первые потери. Их единственным преимуществом оставалась физическая мощь лошадей, на которых они ехали. У Беобранда не было времени на то, чтобы обдумывать свои действия. Не успела эта идея прийти ему в голову, как он принял решение поступить именно так.

Асеннан, спрыгнув с коня, взял в левую руку щит и приготовился встать плечом к плечу со своими товарищами. Увидев, что Беобранд продолжает скакать вперед и даже и не собирается останавливаться, он, не веря своим глазам, покачал головой.

– Вперед! – крикнул он и побежал вверх по склону так быстро, как только мог.

В самый последний момент Беобранд понял по лицам трех человек, приготовившихся дать отпор, что они его узнали. Узнали и поняли, что он не намерен останавливаться. А еще он заметил на их лицах страх. Он ведь был человеком, который сразился с Хенгистом и остался жив. И они видели, как Беобранд убивает людей с такой же легкостью, с какой простолюдин косит траву.

Хавган был первым, кто попытался что-то предпринять. За миг до столкновения он схватил с травы еще один дротик и вонзил его в ничем не защищенную грудь лошади Беобранда. Лошадь пронзительно заржала, из ее груди брызнула темная кровь. Дротик треснул, и древко, ударив Тондберкта по лицу, оглушило его. Лошадь по инерции продолжала двигаться вперед, хотя из раны на ее груди хлестала кровь, и врезалась в щиты Тондберкта и Дренга, которые от этого столкновения повалились на землю.

Беобранд, готовый к такому развитию событий, спрыгнул с седла, намереваясь броситься сначала в сторону от лошади, а затем – к Дренгу. Он немного не рассчитал этот прыжок и, поскользнувшись, шлепнулся плашмя на влажную от росы землю, став на мгновение уязвимым для врага. Он тут же вскочил и проворно вытащил из ножен Хрунтинг.

Дренг уже тоже поднимался на ноги. Тондберкт лежал на земле неподвижно. Хавган, вытащив длинный нож, повернулся и, невольно прищурившись из-за поднимающегося на востоке солнца, приготовился к схватке с воинами, бегущими к нему вверх по склону.

Лошадь Беобранда рухнула наземь и уже не смогла встать. Она лишь била копытами и жалобно ржала.

Асеннан и другие воины вскоре добежали до лагеря и выстроились с угрожающим видом в одну линию, щит к щиту. Они находились лишь чуть позади Беобранда, но ему не хотелось дожидаться их помощи и тем самым утрачивать полученное преимущество.

Он сделал шаг в сторону Дренга и произнес громко и отчетливо:

– Бросьте на землю оружие, или вас убьют!

Тондберкт застонал. Хавган и Дренг замерли в нерешительности. Доносившееся из-за их спин хриплое ржание лошади постепенно стихало. Она перестала бить копытами.

– Живо! – рявкнул Беобранд и сделал еще один шаг в сторону Дренга.

Этот старый воин облизал губы, бросая взгляды по сторонам, по-видимому, пытаясь найти возможность удрать. Увидев перед собой пятерых воинов, он понял, что ничего у него не получится. Если бы он вступил с ними схватку, его ждала бы верная смерть. Поэтому он швырнул свой сакс на землю.

Мгновением позже так же поступил и Хавган.

Асеннан глубоко вздохнул.

– Лягте на землю, – сказал Беобранд. – Лицом вниз.

Его голос был таким же холодным и острым, как клинок у него в руке.

Дренг, полностью признав свое поражение, повиновался.

Хавган остался стоять и с вызывающим видом посмотрел на Беобранда.

– С какой стати я стану ложиться перед тобой? – спросил он. – Ты ничем не лучше меня.

Говорил он с сильным акцентом, но произносил слова отчетливо, а потому понять его было нетрудно.

Беобранд медленно подошел к валлийцу и остановился так близко от него, что смог почувствовать запах его дыхания.

– Ты ляжешь так, как я тебе приказал. Мы – гезиты Сканда, тана Энфрита, короля Берниции. Это его земля. От твоей руки погибли невинные люди. – Беобранду вспомнилась та бессильная ярость, которую вызывала у него гибель Катрин. – В том числе женщины, – добавил он таким тихим голосом, чтобы его мог слышать только Хавган.

Их взгляды встретились. Беобранд, не удержавшись, дал волю гневу и без какого-либо предупреждения с силой ударил лбом Хавгана по лицу, вкладывая в этот удар месяцы сдерживаемой ярости и стыда. Голова Хавгана мотнулась назад, нос хрустнул, и из него хлынула кровь. Едва не потеряв сознание, Хавган рухнул наземь.

– Я же тебе сказал, чтобы ты лег, – сердито пробурчал Беобранд. Затем он плюнул на неподвижно лежащего Хавгана и отвернулся. – Свяжите им руки, – приказал он другим воинам.

Асеннан поднял бровь, глядя на то, как Беобранд вдруг начал тут распоряжаться, однако сейчас был совсем не подходящий момент для выяснения отношений. Он посмотрел на лежащего на земле высокого мужчину, волосы которого были собраны в хвост на затылке. Рука Асеннана невольно потянулась к собственному носу, так до конца и не зажившему и оставшемуся деформированным после стычки с Беобрандом.

– Вынужден признать, Беобранд, что ты умеешь добиваться своего, – сказал Асеннан и криво усмехнулся. – Свяжите им руки, – сказал затем он, обращаясь к другим своим воинам. – А потом мы решим, что с ними дальше делать.

* * *

– Мы не можем взять их с собой. Мы и без них будем двигаться довольно медленно.

Произнося эти слова, Асеннан поглядывал на Беобранда. Его, конечно, не радовало то, что они потеряли еще одну лошадь, однако он был вынужден признать, что действия этого молодого воина из Кантваре избавили всех остальных от необходимости вступать в бой. Если бы они сошлись со своими противниками стена на стену, еще неизвестно, чем бы такое столкновение закончилось. Трое мужчин, которых они схватили, наверняка хорошо проявили бы себя в схватке. Беобранд совершил сумасбродный поступок, но боги благоволят храбрецам.

Один из воинов сказал:

– У нас нет необходимости это дальше обсуждать. Мы видели, что они сделали с кузнецом и теми, кто заготавливал древесный уголь. На одежде у самого старого из этих троих – застежка с плаща Странга. Они сами обрекли себя на смерть.

Три пленника лежали чуть поодаль на земле возле костра, который они сами некоторое время назад развели. Асеннан и его воины только что добавили в костер хвороста и теперь жарили на нем конину. Асеннан заставил Беобранда прикончить умирающую лошадь и освежевать ее тушу. Это было логично, потому что именно из-за действий Беобранда эта лошадь получила смертельное ранение. Сканду явно не понравится то, что они потеряли такую хорошую лошадь. Однако мясо, которое жарилось на костре, пахло так замечательно, что недовольство Асеннана быстро рассеялось.

Хромую кобылу и того коня, в которого угодил дротик Хавгана, они заставили подняться на холм и поставили их неподалеку от лагеря. Там их привязали вместе с другими лошадьми к колышкам, вбитым в землю. Все животные вели себя беспокойно после недавнего вооруженного столкновения. Их пугал вид погибшей лошади и запах жареного мяса. Однако – к радости воинов – рана у той лошади, в которую попал дротик, оказалась поверхностной, и кровотечение уже прекратилось.

Беобранд после столкновения со своими давнишними товарищами по скитаниям долго молчал. Руки у него дрожали, а голова кружилась. Он сосредоточился на разделке туши своей лошади, стараясь, чтобы никто не заметил его дрожи. Тем временем другие воины как раз и стали обсуждать, что делать с пленниками. Когда руки у Беобранда наконец перестали трястись, он вмешался в спор.

– Эти люди виновны во всем том, что вы видели на поляне, на которой заготавливался древесный уголь. Но за ними числятся и другие делишки, за которые они тоже должны ответить. – Он сделал паузу, видя, что все его внимательно слушают. – Я видел, как они убивали других людей самым жутким образом. И насиловали женщин.

Кто-то из воинов засмеялся и уже собрался было отпустить неприличную шуточку, но одного взгляда Беобранда хватило для того, чтобы он прикусил язык.

– Нет ничего забавного в том, чтобы видеть, как молодую женщину насилуют, а затем убивают. – Беобранд посмотрел на всех своих товарищей поочередно, давая им возможность возразить. Никто этого делать не стал. – Я знаю, что вам приходилось участвовать в битвах. В этом есть честь. Но вот эти люди – и еще один их спутник, который на лошади, – находят для себя удовольствие в том, чтобы мучить и убивать тех, кто не в состоянии себя защитить.

– Но ведь ты когда-то странствовал вместе с ними, – сказал кто-то из воинов. – Разве ты не виновен в той же степени, что и они?

Беобранд потупил взор.

– Я был слаб. Но я пытался их остановить. Я вступил в поединок с их вожаком.

– Мы слышали историю, которую рассказывал Леофвин в Большом дворце короля Энфрита, – сказал Асеннан. – И пусть никто здесь не сомневается в чести Беобранда. Тот, кто осмелится, будет иметь дело со мной. Я считаю, что именно Беобранд должен решить, как нам поступить с этими людьми, потому что ему о совершенных ими преступлениях известно лучше, чем нам. Что скажешь, Беобранд?

Беобранд посмотрел на связанных людей. Они сейчас были беспомощны – так же, как Катрин когда-то. Дренг лежал с закрытыми глазами, смирившийся со своей судьбой. Хавган с лицом, покрытым засохшей кровью, пристально смотрел на Беобранда. В его взгляде чувствовались дерзость и ненависть. В последнюю очередь Беобранд посмотрел на Тондберкта. Беобранд когда-то знал его как добродушного и любящего пошутить парня, считал его своим другом. Однако Тондберкт даже не пытался отговорить Хенгиста и его спутников от совершения зверств. Он просто стоял бы в стороне и молча наблюдал бы за тем, как Хенгист убивает Кенреда. И он выступил против Беобранда в Энгельминстере.

– Хенгист ехал на своем коне вместе с вами? – спросил Беобранд.

Тондберкт неожиданно загорелся надеждой. Он подумал, что если расскажет Беобранду о том, что бывший друг хотел узнать, то Беобранд, возможно, отпустит его на все четыре стороны.

– Да, ехал. Он расстался с нами два дня назад.

– А почему он с вами расстался?

Тондберкт покосился на Дренга.

– Потому что мы поссорились. Он хотел повернуть на юг, а мы собирались идти дальше на запад. В общем, он уехал. Ты же знаешь, каким он бывает, когда у него плохое настроение. Он стал еще более злобным с тех пор… с тех пор, как ты с ним сразился.

– И куда же он отправился?

– Не знаю. Он сказал, что, возможно, вступит в войско Кадваллона или Пенды. Он нес какую-то чушь. Часто вспоминал твой меч. Говорил, что тот должен был достаться ему.

– Почему бы тебе не заткнуться, ты, слюнтяй? – сказал, сплюнув, Дренг. – Мне уже надоело слушать, как ты треплешься, словно баба.

Беобранд не обратил ни малейшего внимания на Дренга. Он посмотрел Тондберкту прямо в его умоляющие глаза. Ему вспомнилась та холодная ночь в лесу, когда он видел умоляющие глаза другого человека. Его начала охватывать ярость.

Чувствуя, что его судьба вот-вот решится, Тондберкт, хныча, произнес:

– Послушай, Бео, мы с тобой когда-то неплохо проводили время, разве не так? Ты вполне можешь нас отпустить. Мы никогда не вернемся в Берницию. Ты нас больше никогда не увидишь. Мы исчезнем. Клянусь тебе в этом!

– Твоя клятва – все равно что мякина на ветру. Твои слова – пустая болтовня.

Голос Беобранда был таким же твердым и холодным, какой была земля под изуродованным телом Катрин.

– Но я никогда никого не убивал, – сказал Тондберкт, начиная всхлипывать. – Это делали другие.

Вид у него был жалкий. Он был похож на ребенка, сваливающего на старшего брата вину за общий мелкий проступок.

Возможно, это была правда. Тондберкту никогда не нравилась жестокость, которую проявляли Хенгист, Дренг и два валлийца. Беобранд тоже ведь смотрел со стороны на совершаемое ими чудовищное насилие… Чувство стыда угрожало нахлынуть на него неудержимой волной.

– Ты выбрал свой путь в жизни уже давно, Тондберкт. Ты мог расстаться с ними. Ты мог сразиться с ними.

– Но они меня убили бы!

Тондберкт теперь уже плакал. Дренг и Хавган с презрением отвернулись от него. Дренг, сплюнув, облизал губы.

– Может, и убили бы. Но это была бы достойная смерть. Смерть мужчины. Смерть воина.

Беобранд не желал и дальше слушать, как плачет Тондберкт. Его плач терзал ему душу. Ему захотелось избавиться от всех этих людей, которые находились на той лесной поляне. И были свидетелями его позора.

– Повесьте всех троих, – сказал он другим воинам и отвернулся.

Тондберкт заплакал еще громче.

* * *

У Энфрита внутри разливалось теплое чувство. Всего за два дня он добрался верхом до лагеря Кадваллона, и погода при этом была прекрасной. Его люди вели себя очень настороженно: им казалось, что они едут прямо волку в пасть, – но Энфрит заверил их, что никто не сделает им ничего плохого. Ему, однако, не хотелось рассказывать им о своем тайном сговоре с Кадваллоном. Большинство из них ничего не соображали в королевской политике и дипломатии. Они руководствовались очень простым сводом правил, касающихся клятв и чести, и не осознавали, что король не может всегда быть прямолинейным в своих делах. Энфрит всего лишь предпринял действия, позволившие ему заполучить обратно королевство, которое когда-то принадлежало его отцу, и гордился этим.

Когда Энфрит со своей свитой ехал на юг, он с наслаждением разглядывал землю, которая теперь принадлежала ему. Земля эта была обширной и красивой. А еще – холмистой и плодородной. Когда они проезжали фермы или селения, он заботился о том, чтобы жители узнали, кто он такой и зачем едет на юг – чтобы обеспечить мир для всей Берниции. Люди были перепуганы. Они сильно настрадались за зиму и невольно готовились к худшему, когда видели приближающихся всадников воинственного вида. Далеко не один раз Энфрит и его спутники встречали пустые селения, жители которых, завидев вооруженных людей, тут же убегали в какое-нибудь укромное место. Те люди, которых Энфриту и его спутникам удалось встретить, смотрели на короля с отрешенным видом. Он ехал в сопровождении вооруженных воинов, а потому к нему следовало отнестись с уважением, однако разницы между тем или иным королем они не видели. Если он сможет принести мир на эту землю, то, значит, следует воздать хвалу богам. Однако с юга доходили известия, что валлийцы собирают войско, чтобы двинуться на север, то есть как раз в эти земли. И этот человек с сопровождением из нескольких воинов вряд ли сможет предотвратить надвигающуюся войну.

Чем дальше на юг ехали Энфрит и его свита, тем более встревоженными выглядели встречающиеся им жители и путники. Когда до лагеря валлийцев оставалось меньше одного дня пути, им начали попадаться здания, разрушенные до основания. Энфрита это раздражало.

– Здесь вообще-то живут мои подданные, – сказал он Гвалхмаю. – Почему их дома разрушили?

– Вы не должны забывать, король Энфрит, что мы в течение довольно долгого времени пребывали в состоянии войны с Эдвином. Мы делали то, что необходимо. Я уверен, что вы понимаете это.

Такое объяснение показалось Энфриту логичным. Он осознавал, что война – непростая штука.

– Да, понимаю, – беспечно сказал он.

Однако по мере того, как они проезжали мимо все большего числа сожженных дотла домов, сопровождающие его таны нервничали все сильнее.

Когда они прибыли в лагерь валлийцев, их ошеломили его размеры. Шатры и небольшие навесы занимали огромную площадь к югу от массивной Великой стены, пересекающей землю с востока на запад. Эта стена являлась северной границей лагеря. Энфрит и его таны заметили на Великой стене множество людей. Над находящимся позади них лагерем висела тонкая пелена дыма, поднимающегося от многих десятков костров.

Когда они подъехали к разломанным воротам в Великой стене, к ним устремилась группа всадников, которые поприветствовали Гвалхмая на своем мелодичном языке. Затем они коротко о чем-то поговорили.

Энфрит вообще-то понимал этот язык хорошо, поскольку прожил много лет среди родственников своей жены в Дал Риаде, однако эти люди говорили приглушенными голосами, а потому он разобрал только собственное имя да имя короля, к которому он приехал.

Затем Гвалхмай сказал:

– Король Кадваллон встретится с вами прямо сейчас. Он ждет вас и очень хочет вас увидеть.

Энфрит и его спутники поехали вслед за встретившей их группой всадников через лагерь. Продвигаясь вперед между кострами, навесами и шатрами, они чувствовали, что взоры всех воинов этого валлийского войска обращены на них. И смотрели эти воины с явной враждебностью. Один даже плюнул в сторону Энфрита, а другие засмеялись и стали делать неприличные жесты. Энфрит не обратил на них внимания, сочтя, что это всего лишь грубость и невоспитанность рядовых валлийских воинов. Они ведь мало чем отличались от дикарей. Так чего же от них можно было ожидать? Поэтому Энфрит просто молча ехал за Гвалхмаем.

Вскоре он увидел, куда они, собственно, едут – к деревянному дворцу, стоящему на возвышении посреди лагеря. Это было довольно большое сооружение, которое, по-видимому, раньше принадлежало местному альдерману или тану.

Заметив приближающихся всадников, множество ворон поспешно поднялось в воздух с того места, где они что-то клевали. Это были три человеческих тела, болтающихся на грубо сколоченных виселицах. Лица у этих мертвецов были темными и раздувшимися. Они, казалось, уставились своими пустыми глазницами на Энфрита и других проезжающих мимо всадников.

Энфрит содрогнулся.

– Кто эти люди? – спросил он у Гвалхмая. – И за что их повесили?

Гвалхмай, пожав плечами, ответил:

– В каждой большой группе воинов – такой, как вот эта, – всегда найдутся те, кто пытается не подчиняться законам, установленным их господином. Таких воинов следует наказывать в назидание всем остальным.

Они остановились у входа во дворец. Слуги приняли у них лошадей и стали заносить внутрь их вещи.

Гвалхмай подвел Энфрита и его спутников ко входу, а затем повернулся и сказал им:

– Король Кадваллон не позволяет приближаться к нему вооруженным людям.

Спутники Энфрита испуганно переглянулись, но Гвалхмай поспешно добавил:

– Однако, в качестве жеста мира и дружбы, которая, как мы надеемся, установится между нашими королевствами, было принято решение, что вы можете зайти с оружием. Вам здесь бояться нечего, и нам не следует бояться вас.

Таны Энфрита, немного успокоившись – но все еще чувствуя напряжение из-за того, что их окружали валлийцы, – пошли вслед за своим королем в темную глубину дворца.

Внутри все выглядело примерно так же, как и в любом другом дворце: были расставлены скамьи и столы, которые ломились от еды и питья. В очаге приветливо горел огонь. В дальнем конце помещения стояло украшенное резьбой деревянное кресло, на котором сидел худощавый мужчина. Он был облачен в красивые одежды, а на шее у него висело золотое ожерелье. Его пальцы, запястья и предплечья были украшены множеством колец. Гвалхмай подошел к нему и прошептал ему что-то на ухо. Мужчина кивнул и, встав, развел руки в стороны.

– Добро пожаловать, Энфрит, сын Этельфрита, повелитель Берниции. Я перед тобой в долгу и уже давно хочу встретиться с тобой. Выпей из моей чаши.

Он налил медовухи в неглубокую чашу и протянул ее Энфриту. Энфрит вышел вперед, осознавая всю значимость этого момента, взял чашу и сделал пару глотков.

– Благодарю тебя, Кадваллон ап Кадван, король Гвинеда и правитель земель Дейры. Я рад тому, что наконец-то с тобой встретился.

Он протянул чашу обратно Кадваллону, и тот допил остававшуюся в ней медовуху.

Затем они улыбнулись друг другу и повернулись к воинам, собравшимся в зале.

– Давайте пировать! – громко сказал Кадваллон и затем предложил Энфриту присесть на большой стул справа от себя.

У Энфрита мелькнула мысль, что стул этот явно уступает по размерам креслу Кадваллона, но он решил не обращать внимания на такие детали. Валлийский король вел себя дружелюбно, и Энфриту в общем и целом понравилось, как его тут принимают. Накануне этой встречи, хотя он не осмеливался признаться в этом даже самому себе, Энфрит всерьез переживал по поводу того, чем это может закончиться. Теперь же, по мере того как его согревала выпитая медовуха, он чувствовал, как напряжение во всем теле спадает. Он отогнал прочь все опасения и позволил себе расслабиться.

Валлийский король на славу угощал своих гостей. Им подали мясо цапли, зуйка, свинину, зайчатину и оленину. Никто из присутствующих еще не пировал с такой роскошью и с таким изобилием. Чаши и рога до краев наполнялись элем и медовухой, и некоторое время спустя Энфрит и его люди стали веселиться от души. Все их опасения развеялись, и они хлопали друг друга ладонями по спинам и рассказывали истории о воинской доблести королю Кадваллону и его приближенным. Многие валлийцы мало что понимали из того, что им рассказывали, но широко улыбались, слушая громкую болтовню саксонов.

Когда Кадваллон вдруг встал и поднял обе руки, требуя тишины, сидящие за столами люди успокоились не сразу. Наконец в зале воцарилось молчание. Энфрит и все его таны уставились на валлийского короля. Он откинул назад с лица свои длинные волосы и улыбнулся Энфриту.

– Я надеюсь, что вам понравился устроенный мною пир, хотя это и самое меньшее, что я мог сделать.

Энфрит и его люди стали стучать по столу ножами и чашами. Некоторые принялись провозглашать тосты за здоровье Кадваллона. Когда они угомонились, Кадваллон продолжил:

– Я еще раз благодарю тебя за помощь, которую ты оказал мне в борьбе с Эдвином – нашим общим врагом. Думаю, ты даже понравился бы мне, Энфрит… – Кадваллон сделал паузу, – если бы не был одним из проклятых саксонов, которые поганят нашу землю.

Энфрит перестал улыбаться. Может, он ослышался?

– Я говорил Гвалхмаю, что ты не настолько глуп, чтобы согласиться приехать в мой лагерь лишь с горсткой людей. Однако он слышал рассказы о твоей чрезмерной самоуверенности, и я вынужден сказать: очень рад, что ты все-таки приехал. Захватить Берницию станет намного проще, если ты будешь мертв.

По телу Энфрита пробежал холодок – так, как будто на солнце нашла туча. Те из его танов, которые, пусть и в изрядном подпитии, смогли понять смысл слов Кадваллона, резко поднялись на ноги и стали вытаскивать из ножен мечи и саксы, готовясь к схватке.

Энфрит остался сидеть. Он окинул зал взглядом со странной отрешенностью. Пока Кадваллон произносил свою речь, внутрь зашло множество вооруженных валлийцев, и Энфрит теперь увидел, как они быстро прикончили первого из тех его людей, которые поднялись с сидений. В задымленном воздухе запахло кровью. Скамьи начали опрокидываться. Железо лязгало, сталкиваясь с железом. В зале стало шумно от криков, стонов и бряцания оружия.

Энфрит увидел, как Галан – с широко раскрытыми недоумевающими глазами – повернулся к нему с таким видом, как будто ожидал, что он, его король, каким-то образом остановит весь этот кошмар. Галан открыл было рот, но не успел произнести и слово, как по его горлу резанули клинком. От неожиданности он заморгал, все еще удивленно глядя на Энфрита, хотя на стол перед ним уже хлынула его кровь. Вот, получается, чем закончился бескровный захват Энфритом Берниции. Все его ухищрения не привели ни к чему.

Энфрит смотрел на то, как одного за другим убивали его танов. Он при этом сидел неподвижно. И молчал. Он не мог понять, как это произошло. Как он мог подвести своих людей?

Его охватили отчаяние и сожаление. Он, получается, уже не увидит, как Талоркан станет взрослым. Он не был хорошим отцом для этого мальчика. И не был хорошим мужем для своей жены. Его удивило, что сейчас, в такой трагический момент, уже перед самой кончиной, он вдруг подумал о Финоле. Он по-своему любил ее, но отнюдь не так, как она того заслуживала.

Когда убили последнего из танов Энфрита, в зале стало тихо.

Энфрит повернулся к Кадваллону и посмотрел на него:

– Как… Почему…

От охватившего его отчаяния он уже не мог говорить.

– Да потому, что ты, король Энфрит, – глупый человек, – ответил Кадваллон, и в голосе его прозвучало презрение.

Энфрит почувствовал, что к нему сзади кто-то идет. Он оглянулся и увидел, что к нему приближается черноволосый Гвалхмай, держа в руке обнаженный меч, клинок которого поблескивал в свете очага.

И Энфрит осознал, что Кадваллон в общем-то прав.