В иностранной прессе в последнее время циркулируют слухи, что после бывшего шефа внешней разведки Шелленберга остались, мол, дневники, содержание которых даже более сенсационно, чем дневники Канариса, в которых много таинственного. И вот что мне удалось выяснить.

Эсэсовский генерал Шелленберг, реалистически оценивая положение дел, своевременно пришел к выводу, что Германия должна проиграть войну. Исходя из этого, он отдал распоряжение, чтобы обе его службы — внешняя и военная разведки — делали микрофильмы с наиболее важных документов. Копии эти, запаянные в металлическую емкость, должны были затем быть закопаны в районе озера Ванзее под Берлином. Тем самым Шелленберг намеревался сохранить ценный исторический материал, как говорится, на всякий случай. Однако во время его отъезда из Берлина в марте 1945 года эти фотокопии были уничтожены вместе с оригиналами. Было ли это недоразумение или же преднамеренный саботаж, так и осталось невыясненным. Во всяком случае, этот исторический материал для потомков сохранен не был. Осталась только документация, которую Шелленберг брал с собой. Но эти документы представляют незначительный интерес, так как относятся к последней фазе войны, когда немецкая секретная служба проводила весьма ограниченную деятельность.

Нечто подобное произошло и с дневниками Канариса, оригиналы которых были уничтожены в ходе общей акции по уничтожению секретной документации. Фотокопии просуществовали еще несколько недель в качестве следственного материала для представления в «народный трибунал» в ходе судебного процесса над Канарисом. Когда же при приближении союзных войск к концентрационному лагерю Флоссенбюрг Канарис был казнен, то вместе с прочими судебными материалами были уничтожены и фотокопии. Но и в данном случае небольшая часть дневников была сохранена, благодаря сложившимся обстоятельствам. Речь в них шла о событиях с начала войны и до 1943 года, и обнаружены были эти записи в подвале разбомбленного дома в Вене. Дневники попали в руки американцев и использовались ими во время Нюрнбергского международного процесса как материал обвинения против некоторых подсудимых.

Автор книги попытался после войны побудить Шелленберга реконструировать по памяти наиболее важные события в деятельности немецкий секретной службы для исторических исследований. Шелленберг согласился с предложением и даже составил грандиозные планы. В значительной степени эти идеи осуществлены, однако, не были, так как у Шелленберга произошел рецидив болезни, и в 1952 году после неудачной операции он умер в возрасте 42 лет.

По «операции Бернхард» Шелленберг успел все же представить некоторый материал, который мною использован в этой книге, и еще кое-что сверх того. Эти данные я намереваюсь приобщить к другим материалам в еще одной своей книге под условным названием «Пятая колонна», которая должна увидеть свет в следующем году. Запланированная же мною систематическая обработка материалов по самым различным видам и направлениям деятельности немецкой секретной службы, к сожалению, уже не состоится, что будет, естественно, большой потерей для исследователей недавних событий прошлого.

Привожу несколько писем Шеленберга, написанных им мне, поскольку в них рассматриваются вопросы по затронутой теме.

18.5.50
Вальтером.

Дорогой….!

Когда пришло твое последнее письмо, мне было настолько плохо, что оно пролежало несколько дней непрочитанным, у меня просто не было сил. Сегодня стало значительно лучше, как и должно быть: сдаваться я не намерен!

Ты избрал для связи путь через Е. Франке, с которым я тоже стал вновь поддерживать отношения. Прежнее мое предложение было чисто рутинным.

Твое письмо меня очень заинтересовало, и я прочитал его внимательно. Считаю твои предложения приемлемыми и вполне дискуссионными. Адреса людей для уточнения отдельных моментов, конечно, можно найти. Что касается военных вопросов, то считаю целесообразным обратиться к фон Девицу, Кляйенштюберу, Олетцу, полковнику Бунтроку и другим. Вполне подходящими являются также Тео Пеффген, Финке, фон Лепель, Рёдер и некоторые другие. Наряду с корректурой готов представить и интересные, на мой взгляд, дополнения. Ты знаешь, как я могу работать, если берусь за что-либо серьезно, в качестве своей темы я взял бы полемику и критический разбор положений и высказываний Тревор-Ропера о последних днях Гитлера, поскольку, будучи его противником, он многого не знал, не понимал, да и не хотел понять. Публиковать это ты будешь, вполне естественно, под своим именем.

Заодно мы вместе подойдем критически к многочисленным публикациям в мире обо мне и нашей службе. Необходимо представить многие моменты позитивно, как и в книге Бернадотта.

Гизелхер Вирзинг твое письмо тоже получил и может дать полезные советы.

Во всяком случае, абсолютно точно — как ты и запланировал — сам я ничего писать не буду. Таким образом, планы наши полностью совпадают.

Меня собирается навестить кто-нибудь из числа швейцарских офицеров (генерал Гуизан, Р. Массон и другие), так как они хотят, чтобы я написал книгу специально для Швейцарии. Вирзинг тянет с ответом, думаю пригласить его к себе, а затем представить тебе. Беру это дело на себя и сам напишу ему. Дауфельдт глуповат, да и не в курсе дела.

(Может быть, подключу еще и Хюгеля.)

В «Квике» от 28.5. Ск. снова подцепил меня (обстрел Нью-Йорка ракетами «Фау-1» с подводной лодки). Он изображает меня как Ла-Кейтеля. В моем документальном архиве имеются прямо противоположные высказывания. В настоящее время материалы находятся у Вирзинга. К сожалению, он слишком занят, чтобы выступить в мою защиту, и тем не менее сделал для меня в десятки раз больше, чем друзья.

Моя болезнь действительно весьма серьезна. После освобождения из заключения я перенес тяжелую операцию. Вынужденный постельный режим действует удручающе. Думаю, однако, что постепенно все опять наладится.

Тебе потребуются мои документальные архивы — дела I, II, На и III, а также протоколы моего допроса. В них содержатся важные материалы.

Тереби Вирзинга и постоянно пиши мне. А не мог ли бы ты ко мне приехать? В моем нынешнем положении я должен думать и о материальной стороне вопроса; полагаю, однако, что у нас никаких непреодолимых препятствий возникнуть не должно.

Жена и дети — вот вся моя радость.

Сердечные приветы от дома в дом.

Остаюсь твоим старым

4.7.50
Твой Вальтер.

Мой дорогой…!

Сердечная благодарность за твое обстоятельное письмо от 28.6.

Я долго и всесторонне обо всем раздумывал и уже кое-что предпринял.

Сомнительным лишь представляется мне предложенный тобою темп, смогу ли я его выдержать. Надеюсь, что мне удалось уже преодолеть самое тяжелое в своей болезни, тем не менее я должен быть очень осторожным в своем поведении, в противном случае лихорадка снова может свалить меня с ног. Вместе с тем отлично понимаю неотложную временную потребность.

Поэтому тут необходимо найти какое-то решение — определенный компромисс. К тому же особого стремления к работе у меня не было, и вот, наконец, оно появилось.

Вообще-то я сейчас с женою и пятью детьми веду такой образ жизни, который приносит мне ежедневную радость, но и связан со множеством забот и хлопот. Но оставим это, однако.

По вопросу о нашем деле у меня такое предложение: ты должен приехать сюда хотя бы на один день. В письме обо всех подробностях не напишешь — к тому же необходим духовный контакт. 2–3 часов вполне достаточно для «предварительного» ознакомления с документами, послать же тебе несколько ящиков — довольно трудное дело; ну и все прочее.

Одна из моих знакомых по Вене сейчас выехала в Германию, стало быть, получение визы — не проблема! И бург находится в британской зоне оккупации, но это никакой роли не играет, так как никакого контроля там нет.

Дела мои за последнее время несколько консолидировались. Подумай но поводу моего предложения: у меня твердое убеждение, что для обеих сторон это было бы хорошим выходом из положения.

Извини, что должен заканчивать письмо: мне приходится сейчас чуть ли не ежедневно в полдень отправляться в местную администрацию, идя, пошатываясь как мертвец, поскольку совершенно неожиданно мою жену с пятью детьми собираются выселить из двухкомнатной квартиры без предоставления замены — решение о выселении мне предъявлено. Если мне не удастся ничего добиться, то я — пусть даже меня снова посадят — перебью всю мебель местного самоуправления своим костылем. Ведь это, по сути дела, — тихая месть мне со стороны новых партийных бонз. А какую обратную реакцию вызывает такой удар исподтишка: куда девается вся философия историка и возникает мысль — учатся ли люди чему-либо из истории или же нет?

Целую руку твоей супруге с наилучшими пожеланиями. (А помнит ли твоя дочурка наш совместный обед?)

Сердечный привет — также и от моей жены.

28.8.50
Твой Вальтер.

Дорогой мой…!

Моя жена благодарит тебя сердечно за твои строки от 15.8. Отвечаю на письмо, так как сейчас в состоянии сделать это.

Ты, к сожалению, прав: у меня опять получился тяжелый рецидив болезни. По совету врачей и нескольких друзей мне сейчас необходимо вести щадящий образ жизни, который будет связан с прохождением специального лечения.

И только по этим, независящим от меня причинам вынужден тебя здорово разочаровать, поскольку должен воздержаться от выполнения наших общих планов. После успешного лечения и реконвалесценции пересмотрю свои рабочие планы и возможности их осуществления. Мои друзья отсоветовали мне при сложившихся обстоятельствах, в условиях быстро текущего времени, твердо придерживаться первоначального нашего плана и настоятельно рекомендовали занять позицию свободы действий. После здравых размышлений я решил последовать их совету. Уверен, что и ты, учитывая положение дел, одобришь мое решение, сколь разочаровывающим на данный момент оно ни является.

У меня нет абсолютно никакого намерения выступить в качестве твоего конкурента в вопросах писанины. Однако уже сейчас целесообразно пересмотреть наши первоначальные планы. Но и это — только одна из возникших у меня идей, сначала нужно заняться восстановлением здоровья. Я подобрал хорошие материалы и продолжаю их оформление.

С наилучшими приветами и пожеланиями от дома к дому.