После концерта Маркус и Сигмунд пошли за кулисы в гримерку, где Берты их уже ждали. Маркус молчал, Сигмунд был в восторге.

— Потрясающий концерт, — сказал он, когда Берит спросила, как им понравилось. — Берит, ты — прирожденный диджей, Беата, ты играла на бас-гитаре, как бы сказать? Просто, мощно и элегантно. Это услаждало слух, а вы все вместе услаждали взгляд.

Обе девушки сделали реверанс.

— Вы изъясняетесь так прекрасно, господин Сигмунд, — сказала Берит.

— Да, вы настоящий джентльмен, — добавила Беата.

Сигмунд дернул за серьгу в брови.

— О'кей, — сказал он. — Говоря иначе: это было просто офигительно! А ты была…

Бента сидела перед зеркалом и сушила волосы. В зеркале она встретилась взглядом с Сигмундом.

— Да? — спросила она. — И как я?

— Ты была… — опять начал Сигмунд и сунул палец в серьгу. — Ты была… Ой!

— Не выдери серьгу, — сказала Бента.

— Я случайно за нее зацепился, — объяснил Сигмунд. — Ты была… великолепна.

Он поклонился перед зеркалом. Бента поклонилась в ответ, повернулась и посмотрела на Маркуса, считавшего щепки на одной из стен.

— А тебе как? — спросила она.

Он не отвечал.

— Так как тебе, Маркус?

Она сказала «Маркус», не «Мэкакус». Как-то это прозвучало более доверительно. Сколько щепок он, в сущности, насчитал? Четырнадцать?

— Тебе тоже понравилось?

Он обернулся, встретился с ней взглядом и провалился сквозь пол.

— По-моему, ничего, — сказал он.

Сигмунд с удивлением посмотрел на друга:

— Ничего?

— Да, — повторил Маркус. — По-моему, неплохой концерт.

— Вовсе не неплохой! — возмутился Сигмунд. — Это было величайшим музыкальным переживанием в моей жизни! Если ты думаешь, это было просто «ничего», то с твоим музыкальным восприятием что-то явно не то. Я даже скажу, что…

— Не обязательно ничего говорить, — сказала Бента. — Приятно, что ты не заскучал до смерти, Мэкакус.

Маркус кивнул:

— Мне тоже приятно.

Внутри он сжался, услышав свой собственный равнодушный тон, но у него не было выбора. Если он обнаружит свои настоящие чувства, он предаст Сигмунда и сам окажется величайшим мерзавцем на свете. Если он хотя бы только один раз сказал, что не влюблен, было бы еще ничего. Но в последние дни он практически больше ни о чем не говорил. Раскрой он сейчас карты, Сигмунд подумает: он врал всю дорогу и все его признания были трусливой, подлой тактикой, чтобы обмануть доверчивого приятеля: «Ах нет, Сигмунд. Я не могу влюбиться. Я ведь потерял способность любить! Можешь расслабиться! Я не буду стоять на пути твоей любви к Бенте Иверсен! Наоборот! Я помогу тебе, как ты мне помогал! Я же твой друг, Сигмунд! Можешь на меня положиться!»

И теперь, как только Сигмунд расслабился: «Ах нет, дорогой! Я совсем забыл сказать, что мы с Бентой влюблены друг в друга. Ко мне внезапно вернулась способность любить, понимаешь. Да, я понимаю, что звучит немного странно, но так получилось».

Это было невозможно. Таким подлецом он быть не мог. Он должен скрывать свои подлинные чувства, и делать это тщательно. Он не может делать вид, что слегка заинтересован. Тогда он себя выдаст раньше или позже. Одного взгляда или интонации будет довольно, чтобы Сигмунд увидел его насквозь, особенно сейчас, потому что сейчас он начеку. Нет, единственный способ — это делать вид, что ему все совершенно неинтересно. Концерт ничего. Девчонка ничего. Жизнь ничего. Он посмотрел на часы.

— Ой, — сказал он, — если мы хотим сходить в кафе, надо идти сейчас. Поезд будет через час.

— Через два часа будет еще один поезд, — сказала Бента. — Я думала ехать на нем.

— Я тоже, — сказал Сигмунд.

Маркус зевнул:

— Как хотите. Я решил лечь пораньше. Завтра будет новый день.

Он посмотрел на стену. Кажется, он насчитал девятнадцать щепок?

* * *

Полчаса, которые Маркус провел в кафе, превратились в короткий, но жуткий кошмар. Девчонки пили капучино, Сигмунд тоже, хотя Маркус знал, что друг не любит кофе. Сам Маркус пил колу. У нее был угольный вкус. Остальные ели бутерброды с креветками, которые Сигмунд нахваливал что есть сил. Маркус ел кокосовую булочку. У нее был вкус хлопка. Остальные шутили и смеялись. Сам он не произнес ни одного слова, но не мог удержаться и не искать время от времени взгляд Бенты. Ему не удавалось. Очевидно, ее больше занимал Сигмунд, болтающий без умолку. Ясно было, что он в прекрасном настроении. И девчонки тоже, и все посетители кафе «Квик». Да. Маркусу даже показалось, что ни разу не видел у людей в кафе такого хорошего настроения. Смех раздавался от всех столиков, и даже от столика у окна, где разместились Райдар и Пер Эспен. Они смеялись громче всех. Иногда они посматривали на девчонок, особенно на Бенту, и когда они смотрели, Маркус немного улыбался, потому что не хотел, чтобы Райдар и Пер Эспен заподозрили его в плохом настроении.

Тем временем прошло полчаса. Маркус встал:

— Ну вот, пора идти домой.

— Вообще-то, я подумал сделать еще и тату, — сказал Сигмунд. — Но к Роберту стояла такая очередь. И я решил уступить другим.

— Еще не поздно, — сказала Бента.

— Завтра будет новый день, — сказал Маркус.

— И где ты хочешь татуху, Сигги? — поинтересовалась Берит.

— У меня цветок на заднице, — сообщила Беата.

— Спасибо за сегодняшний вечер, — сказал Маркус.

— Вообще-то, я думал — на плече, — сказал Сигмунд.

— Круто, — оценила Бента. — У меня тату на плече. — Хочешь посмотреть?

Она спустила свитер с плеча, а Сигмунд наклонился поближе.

— Я бы с удовольствием остался, но вы же знаете: тю-тю, и поезд ушел, — сказал Маркус, слегка посмеиваясь.

— А что это за бабочка? — спросил Сигмунд.

— Махаон, — ответила Бента.

— Я оставлю дверь открытой, — сказал Маркус.

— Махаон? — переспросил Сигмунд. — А ты не против, если я тоже сделаю себе махаона?

— Да нет, — ответила Бента. — Тогда у нас будет парочка махаонов.

— Об этом я и подумал, — сказал Сигмунд.

— А может быть, ты себе еще и цветок на заднице нарисуешь? — спросила Беата.

— Посмотрим, — ответил Сигмунд.

— Да, у тебя много прекрасного тела, которое можно разукрасить, — заметила Берит.

— Я, наверно, уже буду спать, когда ты придешь, — сказал Маркус. — Не буди меня.

— Да, — сказал Сигмунд, — тела у меня хватает.

Пер Эспен и Райдар засмеялись и покосились на них. Маркус обернулся, расплылся в улыбке и пошел к двери. Выйдя на улицу, он быстро взглянул в окно. Пер Эспен показал ему палец. Маркус медленно побрел вниз по улице к вокзалу, думая о том, что Бенте, должно быть, так же плохо, как и ему. Просто она была более талантливой актрисой.

Когда он вошел в вагон, до отправления оставалось еще три минуты. Маркус занял место в тихом вагоне и сел. Он смотрел на платформу пару минут, потом встал. В конце концов, можно же было опоздать на поезд. И раз уж он опоздал, можно немного погулять до следующего. Он быстро пошел к выходу. Поезд тронулся. Маркус побежал в следующий вагон. Там он наткнулся на кондуктора.

— Мне надо выйти, — сказал он.

— Все мы выйдем рано или поздно, — ответил кондуктор.

Это был тот же самый кондуктор, что по дороге туда.

— Мне надо срочно выйти.

— Зачем это?

— Я опоздал на поезд.

Кондуктор почесал подбородок:

— Ты не принимал наркотиков?

— Нет, — ответил Маркус и расплылся в только что натренированной улыбке. — Я просто забыл кое-что.

Кондуктор кивнул.

— Тогда у нас проблема, — сказал он.

— Пожалуйста, — взмолился Маркус.

— Проблема в том, — объяснил кондуктор, — что, если ты хочешь остановить поезд на перегоне, придется дергать стоп-кран.

— А где стоп-кран?

— И это дорого. Сколько у тебя денег?

— Ладно, — сказал Маркус и вернулся в тихий вагон.

* * *

Маркус лежал в кровати и смотрел в потолок больше двух часов и тут услышал, как открылась входная дверь. Он закрыл глаза, а в коридоре раздался голос Сигмунда:

— Не сиди на месте, не грусти, не тоскуй. Приходи ко мне и меня поцелуй. Yo.

Маркус оставался в кровати. Теперь Сигмунд, наверно, пошел в ванную. Ненадолго все затихло, потом он, очевидно, спустил воду. Было тихо еще немного, затем он прополоскал горло. Теперь он вышел в коридор. Маркус повернулся лицом к стене. Ничего не происходило. Где же он сейчас? Стало совсем тихо. Маркус вылез из кровати и подошел к двери. В коридоре никого не было. Теперь он услышал шум из спальни Монса. Значит, Сигмунд зашел туда, но почему он сперва не заглянул к Маркусу? Он сам бы обязательно заглянул к другу. Сигмунд же не знал наверняка, что все в порядке. Может быть, Маркус, например, опоздал на поезд и на него напали в Осло. Но это вовсе не беспокоило Сигмунда Бастиансена Вика. Маркус стоял в коридоре и слушал. Теперь в папиной комнате все стало совсем тихо. Даже слишком тихо, будто Сигмунд пытался что-то скрыть. Что же это могло быть? Только одно. Он был не один. Он кого-то привел домой. Это никуда не годилось. Должен же где-то быть предел! Маркус подбежал к двери и распахнул ее.

Сигмунд сидел на кровати и надевал футболку от пижамы. Он поднял взгляд на Маркуса, когда тот вбежал в комнату.

— Привет! — сказал он. — Что-то случилось?

Он был один, и кровь, ударившая Маркусу в голову, снова спокойно затекла по жилам.

— Ты меня разбудил, — сказал он.

— Прости. Я старался быть как можно тише.

— Ты успел на поезд?

— Да.

— А почему ты не пришел раньше?

— Заходил к Бенте домой.

— И чем вы там занимались?

— Говорили. Что, нельзя?

— Нет, — сказал Маркус. — Просто интересно, о чем вы говорили.

— Обо всем понемногу.

— Так о чем?

— О жизни и смерти. Знаешь, как бывает.

— Да, — сказал Маркус. — Знаю.

— У нас есть что-нибудь вкусненькое?

— Да, по-моему. Хочешь пиццы?

— Большое спасибо, — ответил Сигмунд. — Если тебе не трудно.

— Вовсе не трудно.

— Ты же спал.

— Да, — сказал Маркус. — Но сейчас я совсем проснулся.

Через четверть часа они сидели в гостиной, ели пиццу и пили сок. Сигмунд надел пижаму с «суперменом». Если бы не его новая стрижка, он бы выглядел совсем как старый добрый Сигмунд. Маркус надел синий махровый халат, подаренный на Рождество тетей Ингой. И если бы не было так грустно, было бы очень неплохо. Сигмунд сидел на диване, Маркус — в кресле, в котором обычно сидел Монс, когда смотрел телевизор.

— Мне кажется, все-таки она мной заинтересовалась, — сказал Сигмунд.

— Правда? — удивился Маркус.

— Да, у нее появляется как бы такой особенный взгляд, когда она смотрит на меня.

— Чудесно, — сказал Маркус.

До этого у пиццы был вкус пиццы. Теперь она стала как картон.

— Да, — продолжал Сигмунд, — мне кажется, ей понравился мой новый стиль.

— Ну да, я так и подумал.

Сигмунд кивнул:

— Остается только одно.

— Тату?

— Нет, это подождет. Недостаточно выглядеть рэпером, правда?

— Разве нет?

— Нет, по-моему, еще чуть-чуть, и я стану рэпером. Понимаешь?

Маркус не понимал, но все равно кивнул.

— Поэтому я и сказал.

Маркус снова кивнул.

— Надеюсь, ты не против.

— Ну да. Против чего?

— Против того, что я сказал, что я играю в рэп-группе.

— В группе?

— Да, в рэп-группе.

— Я не против, — сказал Маркус.

Если Сигмунд рассказал Бенте, что играет в рэп-группе, это его личные проблемы. Насколько Маркус знал, приятель его никогда вообще ни в какой группе не играл, а рэп ему даже не нравился. До недавних пор. А теперь он вдруг оказался в рэп-группе. Маркус подумал, что скажет Бента, когда обман обнаружится.

— Я знал, что на тебя можно положиться, — сказал Сигмунд.

Хотя Маркус не понимал, о чем говорит Сигмунд, он слегка забеспокоился. Сигмунду необязательно на него полагаться, даже если он сообщил Бенте, что играет в рэп-группе.

— Совсем необязательно на меня полагаться, — сказал он.

— Нет, обязательно. Ты играешь на ударных.

Маркус покачал головой.

— Ничего я не играю, — возразил он. — Я ни на чем не играю.

— Нет, играешь, — настаивал Сигмунд. — Теперь играешь. Ты играешь на ударных в моей рэп-группе.

Маркус положил кусок пиццы на блюдо. Потом встал и уставился на Сигмунда. Так он простоял несколько секунд. Потом набрал побольше воздуха и заорал, как никогда в жизни:

— НИ ЗА ЧТО НА СВЕТЕ!

Сигмунд просидел какое-то время молча, потом тоже встал, забрал блюдо, стаканы и вышел на кухню. Маркус все еще стоял посреди гостиной. Он сказал все, что думал, и ему было нечего добавить. Сигмунд вернулся:

— Хочешь десерта?

— Что?

— Могу приготовить десерт, — объяснил Сигмунд. — Ты любишь фруктовый салат?

— Я обедал, — сказал Маркус.

— Ну, для фруктового салата место всегда найдется, — сказал Сигмунд и опять исчез на кухне.

Маркус по-прежнему стоял у кресла. Странно, что Сигмунд именно сейчас заговорил о фруктовом салате. Он что, не понял, что Маркус не хочет участвовать в его рэп-группе?

— Я не хочу участвовать! — крикнул он.

— У нас есть виноград? — раздалось с кухни.

— Да, — ответил Маркус. — Внизу, в холодильнике.

— Спасибо! — крикнул Сигмунд.

— Не за что, — ответил Маркус и тут же понял, что надо было сказать что-то совсем другое. Может быть, Сигмунд поблагодарил его за то, что он не хочет участвовать в группе. Тогда «не за что» прозвучало как ирония, а Маркус вовсе не собирался иронизировать. Он просто не хотел играть на ударных.

— Я имел в виду виноград! — крикнул он.

— Я тоже, — крикнул Сигмунд в ответ. — А ты что подумал?

— Ничего, — ответил Маркус и сел.

Сигмунд заглянул в комнату.

— А ты подумал, за что я сказал «спасибо»? — повторил он.

— Я думал ты сказал «спасибо» за ничего, — сказал Маркус и посмотрел на руки.

— Я обычно не говорю «спасибо» за ничего, — заметил Сигмунд и опять исчез на кухне. Через десять минут он появился с двумя плошками фруктового салата и взбитыми сливками.

— Я помыл миску, — сказал он. — Пожалуйста.

— Спасибо, — сказал Маркус и начал есть.

— Вкусно? — поинтересовался Сигмунд.

— Да.

— Очень приятно. Я боялся, тебе не понравится.

— По-моему, очень вкусно.

— Скажи лучше честно.

— Да я и говорю честно.

— Очень приятно.

— В жизни не ел ничего вкуснее.

Какое-то время они ели молча. В конце концов плошки опустели. Сигмунд стал убирать со стола.

— Я сам уберу, — сказал Маркус.

— Нет, нет, я уберу.

Сигмунд исчез на кухне. Маркус услышал, как он включает воду, и понял, что Сигмунд моет посуду. Прошло несколько минут, и приятель опять появился в комнате. Он сел на диван и подул на руки.

— Вода была очень горячей, — объяснил он. — Я не нашел перчаток.

— Они лежат на шкафу, — сказал Маркус.

— Да? Ну да теперь уже поздно, — заметил Сигмунд и продолжал дуть.

Они посидели молча.

— Просто я не умею играть на ударных, — сказал Маркус.

— Плюнь, — отозвался Сигмунд.

— Я не могу плюнуть.

— Не надо было мне спрашивать.

— А в твоей группе будет много партий для ударных?

— Нет, только иногда.

— А где обычно сидит ударник?

— Сзади на сцене.

— А можно спрятаться за барабанами?

— Да, если ты маленького роста.

— Так я и есть маленького роста.

— Я знаю.

— А ты что будешь делать?

Сигмунд пожал плечами:

— Думал, буду вокалистом.

— И фронтменом?

— Да, если ты не хочешь.

— Нет, — сказал Маркус. — Я хочу быть бэкменом. А как ты думал назвать группу?

— «Мэкакус М».

— «Мэкакус М»?

— Да. Это Бента предложила. Ей кажется, это очень классное название.

— Не годится, — возразил Маркус. — Ты же будешь фронтменом.

— Да. Но без тебя рэп-группа не состоится. Маркус кивнул:

— Ну да. Если нет тени, то нет и солнца, так?

Сигмунд посмотрел на него с оживлением:

— Это значит, ты участвуешь?

— Да.

— Если не хочешь, то не надо.

— Хочу, — сказал Маркус.

— Правда?

— Да.

— Верю, — сказал Сигмунд. — Я знаю, что ты мне никогда не врешь.

— Сигмунд?

— Да?

— А ты можешь сделать еще фруктового салата?

— Сделаю столько, сколько в тебя влезет, и знаешь почему?

— Нет.

— Потому что ты его заслужил, — сказал Сигмунд и пошел на кухню.