– 1 –

— Безусловно, ваша подготовка впечатляет, мисс Поттер, — пожилой целитель, проводивший вступительное собеседование, внимательно смотрел на исписанный ровным почерком Лили пергамент. — Значит, хотите изучать зелья?

— Да, сэр.

Лили с совершенно обоснованной гордостью смотрела на стоящие на столе результаты своего труда. В котле остывало противоядие к очень хитрому яду, состоявшему из огромного числа компонентов. Лили стоило довольно больших усилий подобрать правильный состав этого зелья, и она видела, что девушка из Хаффлпаффа, поступавшая вместе с ней, так и не продвинулась дальше определения компонентов яда, безнадежно запутавшись в показаниях чароискателя Эскарпина.

Рядом с противоядием стояла клетка, в которой грыз орешки забавный бельчонок. Он возник в процессе длинного ряда превращений, когда Лили демонстрировала известные ей приемы трансфигурации. Сегодня она была в ударе: легкое волнение, как обычно, не только не мешало ей, а наоборот, прибавляло сил, и клетка была слегка прикрыта красивым пестрым платком, который Лили извлекла из воздуха под конец.

— Если вы действительно знаете всё, что здесь перечислено, — председатель приемной комиссии кивнул в сторону лежащего перед ним рекомендательного письма, — то можете и в самом деле попробовать попроситься в ту группу на втором курсе, которую курирует Кобрус. Обещать ничего не могу, он себе студентов сам обычно набирает, но буду вас ему рекомендовать. Ну что, Мормона, будем её еще спрашивать, или вы удовлетворены результатом?

Сидевшая рядом с ним дама с пышным бюстом и глубоким низким голосом величественно кивнула, обращаясь к Лили:

— Подойдите завтра к Кобрусу — а если он откажет, то я с радостью возьму вас в свою группу. Проучитесь лишний год, ну так вам спешить‑то некуда…

— Ну, Гносиуса спрашивать не будем, он и так уже высказал свое мнение, — со смешком сказал председатель, потирая пышные седые усы.

Третий член комиссии, самый молодой из всех, но уже имевший довольно внушительную лысину, обрамленную дурацкими кудряшками, действительно в процессе собеседования довольно бурно восторгался познаниями Лили. Особенно его впечатлило то, как мастерски она управлялась со своим патронусом.

— Что ж, поздравляю, вы зачислены. После того как поговорите с профессором Кобрусом, зайдите ко мне — кабинет 514, Отделение заклятий и наговоров. Тогда уже точно определимся, в какой группе вы будете учиться.

На этом её собеседование благополучно закончилось, и назавтра Лили, полная самых радужных надежд, отправилась к Кобрусу. Почему‑то она была уверена, что «старинный приятель» Снейпа окажется в чем‑то похож на самого директора. Однако это оказалось правдой лишь отчасти.

На тяжелой дубовой двери под блестящей медной табличкой, гласившей «Кафедра ядов и противоядий. Заведующий Тобиас Кобрус», был приклеен небольшой кусок картона, повешенный, по–видимому, кем‑то из студентов. На нем красивыми четкими буквами было выведено:

Предупреждение:

Входя в эту дверь, хорошо подумай, действительно ли тебе это нужно.

Выходя из этой двери, внимательно проверь, действительно ли ты всё ещё жив.

Судя по тому, что буквы порядком выцвели, висел он здесь уже довольно давно, а раз его до сих пор не сняли, значит хозяин кабинета был полностью согласен с содержанием этого объявления.

Лили постучала и, посчитав раздавшееся из‑за двери невнятное мычание приглашением, вошла в просторный кабинет.

— Могу я увидеть профессора Кобруса? — спросила она у стоявшего около одного из столов пожилого мужчины в белом халате, умудрявшегося одной рукой держать чашку с кофе и сигарету, а другой искать что‑то в громоздившейся на столе куче пергаментов.

— Предположим, это я, — не слишком дружелюбно ответил мужчина. — А вы кто такая?

— Лили Поттер, — представилась Лили. — У меня для вас письмо от профессора Снейпа.

— А–а! Наше юное дарование! — осклабился Кобрус. — Уже наслышан… Ну, давайте ваше письмо и сядьте где‑нибудь, не маячьте у меня перед носом.

Он поставил чашку на стол и нетерпеливо протянул руку за письмом. Пока Кобрус читал, Лили разглядывала своего нового профессора, невольно сравнивая его со Снейпом. Они были чем‑то похожи: оба худые, жилистые, невысокого роста, с тонкими губами и крючковатыми носами. Но Снейп выглядел немного моложе и гораздо внушительнее, и главное, у него были совершенно другие глаза, черные и бездонные, похожие на два уходящих в никуда тоннеля. У Кобруса же глаза были светло–серые, и взгляд его, казалось, пронзал тебя насквозь, проникая даже не в мысли, как у Снейпа, а прямо в кости. «Какое неприятное ощущение», — подумала Лили. Кобрус казался гораздо более импульсивным, чем Снейп, и даже по тому, как он стоял и читал, было ясно, что движения у него порывистые.

Кабинет, где сейчас находилась Лили, тоже был не слишком похож на привычный ей кабинет педантичного директора школы, где все всегда стояло на своих местах. Правда, здесь тоже присутствовало огромное количество книг и банок с препаратам, но с первого взгляда было видно, что в этой комнате бывает много постоянно спешащих людей — студентов и преподавателей. На всех столах (а их было штук пять, если не больше) лежали горы пергаментов и медицинских карт пациентов, стояли немытые чашки и какие‑то пробирки, на стульях валялось несколько мантий, а в углу что‑то подозрительно шуршало, и Лили разглядела там пару щеток, старательно оттиравших пригоревший котел. В другом углу висело чучело кобры, на котором сквозь толстый слой пыли можно было разглядеть светящуюся волшебными буквами дарственную надпись.

Наконец Кобрус закончил читать и оценивающе оглядел Лили.

— Интересно, чем это вы так очаровали Снейпа? — насмешливо спросил он и принялся цитировать, растягивая слова: — «Тонкое восприятие… глубокое понимание основ… быстрый ум… склонность к импровизации»… Можно подумать, что этот старый лис мне вас сватает!

Лили слегка оскорбило такое отношение: в школе она привыкла к тому, что её уважали.

— Профессор был доволен моими успехами; видимо, этим и объясняется тон его письма, — сдержанно сказала она, но нотка обиды вряд ли ускользнула от внимания Кобруса.

— Да уж вижу, что доволен. Учил вас своим любимым приемчикам, небось? Анализ зелий с помощью палочки? Ну–ну… Вот что я вам скажу, деточка: вы, конечно, можете гордиться собой, но это еще не значит, что у вас хватит силенок учиться здесь, тем более сразу на втором курсе.

— Я привыкла много работать, — довольно резко сказала Лили. Ей не нравилось, что этот Кобрус сразу начал сомневаться в ней, к тому же в такой язвительной манере.

— Работать? — саркастически переспросил он. — Вы привыкли сидеть над книгами, как и ваш уважаемый директор. Это, конечно, очень похвально, да только к реальной жизни не имеет ни малейшего отношения.

Лили удивило такое высказывание. Она всегда считала, что уж директор‑то повидал реальную жизнь во всех её самых неприглядных и грязных проявлениях. Однако Кобрус, видимо, придерживался иного мнения.

— Что вы на меня так уставились? — спросил он, перехватив её удивленный взгляд. — Конечно, Снейп здорово поднаторел во всякой хитрой магии, и погеройствовал в свое время тоже немало, никто с этим не спорит. А вот посмотрел бы я, что бы он стал делать со старухой, которая с помощью заклятья Вечного приклеивания прицепила себе на нос очки и теперь требует, чтобы их с неё сняли. А?… То‑то!

Кобрус довольно захихикал. Было ясно, что он‑то с такими старухами сталкивается регулярно и названная проблема особой сложности для него не представляет.

— Мы тут не в игрушки играем, мисс Как–Вас–Там… Это не то, что в классе палочкой в пробирки тыкать, — Кобрус внезапно стал серьезным. — Я вас возьму, конечно. Комиссия от вас в восторге была, Снейп, опять же, просит. Но смотрите, потом не жалуйтесь. Здесь вам не школа, никто возиться с вами не станет. У всех профессоров пациенты, на дополнительные уроки можете не рассчитывать. И имейте в виду: на втором курсе очень серьезные ребята учатся. У меня давно такой группы не было; из них выйдут настоящие профессионалы. Так что подумайте еще раз, как бы вам не оказаться в глупом положении.

— Я не боюсь, — с вызовом ответила Лили. — Смею надеяться, у меня хватит знаний и старания, чтобы догнать их.

— О! Я смотрю, Снейп вас не только зельям учил. Своей гордостью и самомнением он с вами тоже поделился. Ну что ж, дерзайте. В июне все ваши однокурсники проходили практику в больнице. Вам будет нужно отработать её сейчас. Даю вам неделю на отдых и на моральную подготовку, а потом жду здесь. Будете работать у меня на отделении под моим личным руководством.

— Спасибо, сэр, — сухо поблагодарила Лили. Кобрус ей совсем не понравился.

— Ну все, а теперь марш отсюда! А то у меня через четверть часа обход, а я тут с вами еще даже кофе выпить не успел, — Кобрус махнул рукой с чашкой в сторону двери и снова погрузился в изучение пергаментов у себя на столе.

«Странные у Снейпа приятели», — думала Лили, выходя из больницы. Но даже более чем прохладный прием Кобруса не мог омрачить её радости. Она зачислена! Лили не терпелось сообщить эту новость профессору. В конце концов, он тоже приложил к этому немало усилий, и ему наверняка будет интересно узнать, как всё прошло. Поэтому она в тот же вечер написала Снейпу длинное письмо, в котором благодарила его за помощь и описывала все подробности своего поступления, и была уверена, что утром сова вернется с ответом.

Сова вернулась, но не принесла ничего, кроме утренних газет и письма от Чарли и Полумны из Туниса. Лили, уверенная, что профессор просто не успел написать ответ, весь день поглядывала в окошко, высматривая школьную сову, но ни в этот день, ни на другой, ни на третий так ничего и не получила. Она сама не ожидала, что это её так расстроит. Почему‑то ей казалось, что во время их прощания в замке Снейп дал ей понять, что больше не сердится, и она думала, что их общение возобновится. Теперь же Лили решила, что он по–прежнему не желает с ней разговаривать и отвечать на её письмо.

«Конечно, он мне разрешил писать, если у меня возникнут вопросы, но я ведь ни о чем его не спрашивала…» — думала Лили. Отправлять еще одно письмо, чтобы все‑таки выяснить, что происходит, она, конечно, не стала и сочла, что у профессора просто не нашлось времени — или желания? — чтобы ответить ей. Думать так было очень обидно, но винить в этом она была склонна скорее себя, чем его.

Неделя, данная Кобрусом на «отдых и моральную подготовку», пролетела как один день, и Лили снова отправилась в больницу, надеясь, что новое место учебы станет для неё тем же, чем был Хогвартс: источником новых знаний и новых друзей, домом и немного — ареной для демонстрации своих талантов.

Но, едва начав проходить свою запоздалую практику, Лили сразу же поняла, что здесь подразумевалось под «реальной жизнью». Реальность, с которой в школе приходилось сталкиваться не часто, в больнице обрушилась на неё сотней обязанностей и тысячей лиц. Бестолковые старухи, с очками и без них; неумелые волшебники, по ошибке трансфигурировавшие свои или чужие конечности; вопящие дети, пытавшиеся тайком размахивать родительскими палочками и доразмахивавшиеся до совершенно невероятных последствий; перепуганные мамаши, пытающиеся успокоить своих потерявших первоначальную форму отпрысков; несчастные жертвы злонамеренных чар и небрежно сваренных зелий — теперь все они окружали Лили каждый день. Ей приходилось выполнять несложную, но требующую постоянного внимания работу вроде приготовления элементарных зелий и наложения простейших заклятий, а то и какой‑нибудь уборки или смены белья.

Фактически, Лили оказалась в положении девочки на побегушках. Возиться с ней здесь действительно никто не собирался. Её способности, в уникальности которых она была так уверена, никого из целителей не интересовали, а уж об импровизации или каком‑либо творчестве вообще речи не шло. Главное было не перепутать рецепты и пациентов, потому что за каждую оплошность Кобрус лично делал ей очень обидные замечания.

Практика отнимала у неё все силы и время; письма от Снейпа всё не было, зато Саймон наличествовал в избытке. Он старался проводить с Лили все свое свободное время, которого, к счастью для неё, было не так уж много, потому что карьера Колетта резко пошла в гору. Едва начав играть за «Ливерпульских Лис», он сразу был замечен тренером сборной Англии и получил приглашение выступать за неё на следующем Чемпионате Мира. Фотография «молодого талантливого загонщика» была даже напечатана в «Ежедневном пророке», и Саймон при первой же возможности сообщил об этом Лили. Он встретил её, когда она возвращалась из больницы, и повел в Косой переулок пить кофе.

— Круто, правда? — раздувшись от гордости, Саймон помахал перед её носом газетой, где на странице спортивных новостей красовался его портрет. — Теперь я заработаю кучу денег, стану знаменитым, и мы с тобой поженимся!

— Я очень за тебя рада, Саймон, — устало ответила Лили, — но, честно говоря, я пока боюсь строить такие далеко идущие планы. Знаешь, все оказалось не так просто, как я предполагала…

— Перестань, у тебя же всё всегда получалось. Неужели от тебя там требуется что‑то настолько сложное, что ты не справляешься?

В голосе Саймона проскользнул легкий намек на чувство превосходства. Видимо, он впервые ощутил, что в чем‑то преуспел больше, чем Лили. Его карьера казалась ему делом решенным, в то время как сама Лили не ощущала твердой почвы под ногами.

— Дело не в сложности, нет… — Лили отмахнулась, попытавшись взять непринужденный тон. — Не обращай внимания, просто я устала.

— Тогда тебе тем более нужна поддержка любящего мужчины. Мы уже не дети, и вполне могли бы снять комнату где‑нибудь в Лондоне, чтобы жить там вместе…

Саймон смотрел на неё почти умоляюще. Но такая перспектива по–настоящему испугала Лили.

— Ой, нет, Сай, только не сейчас, — слишком поспешно отказалась она. — Я пока не готова, у меня и так все в голове кувырком. Не хватало еще дом менять…

— Как хочешь, — обиженно буркнул Саймон. — Я думал, мы с тобой по–прежнему вместе…

— Разумеется, мы вместе, — ласково сказала Лили, пытаясь смягчить свой резкий отказ. — Просто пока давай оставим все как есть.

— Оставим, конечно! Мы всегда все делаем так, как решаешь ты, — жестко сказал Саймон. — Ты хочешь всегда контролировать ситуацию, а если не получается — не желаешь признавать поражение. Поэтому тебе жизнь и кажется такой сложной. Если бы ты была хоть немного более уступчивой…

— То это была бы уже не я! — взорвалась Лили. — И тебе придется с этим смириться, если ты хочешь по–прежнему встречаться со мной.

Саймон был обижен, Лили злилась, и остаток вечера прошел гораздо менее приятно, чем она ожидала.

Со временем Лили постепенно привыкла к своим новым обязанностям в больнице, но не свойственное ей чувство неуверенности в себе не проходило. Она по–прежнему тосковала по школе и считала дни до того момента, как практика закончится и они с родителями отправятся в давно обещанное папой путешествие к морю. Предвкушение ночных перелетов на метлах и остановок в разных живописных местах немного поднимало её настроение, и она надеялась, что отдых и новые впечатления вернут ей способность радоваться жизни, хотя иногда ей казалось, что для этого потребуется что‑то принципиально иное.

– 2 –

После окончания летнего семестра и отъезда Лили Снейпа охватила ледяная тоска. Его преследовало ощущение, что за его спиной стоит пара дементоров, медленно высасывающих из него душу. Только теперь он понял, насколько более осмысленной делало его жизнь присутствие Лили в замке. Лишившись возможности хотя бы изредка видеть её, Снейп погрузился в такое отчаяние, какого не испытывал уже давно. Умом он понимал, что должен перестать думать о ней, но не мог ничего с собой поделать. В какой‑то момент ему даже стало казаться, что он теряет свои магические способности. Это слегка отрезвило профессора, и он наконец смог взять себя в руки и попытаться прекратить это безумие.

Для начала Снейп приложил все усилия к тому, чтобы оставить себе как можно меньше свободного времени для мрачных мыслей. Он предложил Кингсли свою помощь в проведении исследований в Отделе Тайн, и министр охотно принял это предложение. Бруствер и раньше частенько консультировался со Снейпом, отдавая должное его обширным и глубоким знаниям почти во всех областях практической магии. Министерство до сих пор сталкивалось со зловещими следами деятельности Волдеморта и Пожирателей, и Снейп не раз помогал аврорам обезвреживать опасные Темные артефакты. Теперь же профессор практически поселился в Министерстве, зачастую возвращаясь в Хогвартс только ночевать.

Бруствер, с которым Снейп стал видеться регулярно, не мог не замечать его подавленного настроения. Но у него хватило такта не задавать никаких вопросов. Министр лишь стал довольно часто по вечерам приглашать Снейпа к себе в кабинет, чтобы поговорить с ним о работе и немного выпить. Профессор понимал, что это являлось своего рода проявлением участия, и был признателен Кингсли за это, хотя и не собирался обсуждать с ним своих проблем.

Но Бруствер, видимо, посчитал, что совместных выпивок недостаточно, чтобы чем‑то помочь Снейпу. И вскоре директор получил от него приглашение принять участие в официальной поездке в Дурмштанг, на которую министр собирался потратить почти весь август.

— Конечно, там будет полно всяких нудных приемов и тому подобной ерунды, но сам Дурмштанг стоит того, чтобы на него посмотреть, а как частное лицо ты туда никогда не попадешь, — уговаривал он Снейпа, поначалу воспринявшего это предложение без особого восторга. — К тому же Дурмштанг — школа, и твое присутствие в составе делегации будет очень уместно.

— Я знаю их директора, но в самой школе никогда не был… — задумчиво ответил Снейп. — Говорят, у них там есть какие‑то потрясающие пещеры…

— Вот сам и посмотришь. Все равно описывать их нет смысла, это надо видеть, — Кингсли сочувственно посмотрел на Снейпа. — Честно говоря, тебе не помешает сменить обстановку. Извини, но выглядишь ты паршиво.

— Ладно, — согласился наконец Снейп. — Только не заставляй меня говорить речи на помпезных приемах.

— Ну, совсем без приемов не обойдется, — честно признался Кингсли, — но от тебя на них потребуется, скорее всего, только твое присутствие. Международной политикой руководят не директора школ… Зато потом можно будет послать политику подальше и на обратном пути завернуть куда‑нибудь вдвоем, просто немного повеселиться.

— В Венгрию, — вдруг сказал Снейп. — У меня там школьный приятель живет, Вампир.

— Что, правда вампир? — поинтересовался заинтригованный Бруствер.

— Нет, это кличка, — усмехнулся Снейп. — Просто у него внешность соответствующая, да и характер тоже… Когда здесь началась война, он уехал к себе домой — не хотел во всем этом участвовать… У него шикарная вилла в горах и внушительная коллекция гоночных метел. Я не любитель летать, и то был впечатлен, а тебе‑то уж точно понравится.

— Ладно, пусть будет Венгрия, — согласился Кингсли.

Таким образом Снейп вырвался из привычной обстановки и дал себе обещание «забыть все эти глупости». Забыть он, конечно, ничего не смог, это было не в его характере, но, по крайней мере, немного пришел в себя. К тому же, Дурмштанг действительно оказался очень интересным местом.

Начать хотя бы с того, что попасть туда было весьма непросто. Замок окружало мощнейшее Помрачающее заклинание, заставлявшее каждого проходящего через него забывать дорогу в замок, причем действовало оно при проходе в обе стороны. Соответствующее контрзаклятье было известно лишь немногим проводникам, которые и сопровождали всех приезжающих учеников и гостей школы.

Кроме своей недоступности, замок славился огромной библиотекой, значительная часть которой была посвящена трудам по Темной магии. Снейп с Кингсли провели в ней довольно много времени. Какую информацию искал там министр, профессору было неизвестно, хотя он и мог предположить, что профессионального аврора наверняка заинтересуют многие книги по Темным Искусствам, описывающие в числе прочего и приемы защиты. Снейп и сам бы с удовольствием порылся в книгах такого рода, но в данный момент его больше занимала другая проблема. Оказавшись в месте, связанном с Гриндевальдом, он снова задумался о Дарах Смерти и о том, что произойдет, если собрать их вместе. Снейп подумал, что раз Гриндевальд заинтересовался этим вопросом еще в юности, то, возможно, в библиотеке его школы были книги, содержащие информацию по этой теме. Их‑то Снейп и попытался найти.

Оказалось, что книги и в самом деле были. Однако ничего нового для себя профессор узнать так и не смог. В основном эти книги содержали попытки проследить историю Даров, чтобы определить их местонахождение. Снейпу оно было известно, и хотя сама история этих предметов, как и история их поисков, была весьма увлекательна, у него просто не было времени для того, чтобы вникать во все подробности. В нескольких книгах он нашел разные варианты пересказов легенды Бидля Сказителя и комментарии к ним. Причем некоторых авторов, как и самого Снейпа, занимал вопрос, нужно ли быть законным хозяином Даров, или достаточно просто собрать их у себя. В легенде употреблялось именно это слово, но легко можно было предположить, что подразумевалось все‑таки полноправное обладание ими. Особенно важным это было в отношении палочки, которая могла просто не послушаться случайного человека.

Разные мнения высказывались и по поводу того, каким образом собравший у себя все Дары «победит смерть». Кто‑то полагал, что обладание (что бы ни подразумевалось под этим словом) волшебными предметами само по себе являлось достаточным условием для победы над смертью, другие же считали, что оно лишь давало возможность победить в неком поединке, суть которого, однако, тоже была неясна.

Лишь один отрывок из всех этих книг по–настоящему заинтересовал Снейпа. В нем говорилось о том, что один из участников Поисков нашел место, «таинственное и хорошо защищенное», куда с большим трудом смог проникнуть. «Войти сюда может не каждый, — писал автор текста, — но лишь тот, кто уверен в своих силах и знает свои цели, либо тот, кого позовет смерть. И в этом месте достойный сможет получить то, что ему нужно. Но вернуться оттуда намного труднее, чем попасть туда, потому что там тебя ждет смерть».

Из отрывка было не понятно, был ли автор в этом месте сам или слышал о нем от кого‑то и каким образом нашедшему это странное место все же удалось вернуться назад, чтобы поведать свою историю. Снейп вполне допускал, что все это — лишь поэтический вымысел, но все‑таки переписал этот небольшой текст, чтобы потом иметь возможность еще раз подумать над ним.

Поехать в Дурмштанг стоило бы и из‑за одной библиотеки, однако главной достопримечательностью этой школы, которую своими глазами видели очень и очень немногие, были пещеры, расположенные под замком. Профессор слышал об этих пещерах и раньше, и даже видел волшебные фотографии, но, оказавшись в них сам, понял, почему Кингсли считал рассказы об этом месте бесполезным занятием.

Огромные подземные лабиринты поражали своими размерами и красотой. Там были бездонные озера с неподвижной черной водой и звенящие водопады, низвергавшиеся в глубокие расселины. Вода в них переливалась в тусклом свете, испускаемом колониями похожих на крошечных летучих мышей златоглазок, которые гроздьями свисали с каменных сводов. Сталактиты и сталагмиты высились, как причудливые колонны, построенные слегка свихнувшимся архитектором, а на влажных стенах кое–где поблескивали жилы проходящих через породу металлов.

Здесь обитали самые разные волшебные существа, начиная от простых камнежуек и заканчивая уникальными Дурмштангскими русалками. Эти русалки, в отличие от живущих в Черном озере, были необыкновенно красивы; некоторые даже полагали, что они состоят в прямом родстве с вейлам. Но проводник, показывающий гостям пещеры, сразу же предупредил, что приближаться к ним ни в коем случае нельзя.

— Эти красотки весьма агрессивны. Они способны затащить вас под воду и устроить там пирушку, на которой вам будет отведена почетная роль главного деликатеса, — пояснил пожилой хранитель пещер. — Наше счастье, что они не могут выбраться из воды, а то пришлось бы объявить им настоящую войну.

Они провели в пещерах почти целый день и уже возвращались обратно, когда Снейп, немного отставший от своих спутников, вдруг услышал за спиной быстрые шаги. Он обернулся — и остолбенел. Его догонял Саймон Колетт, облаченный в новенькую форменную мантию «Ливерпульских Лис». На лице у него играла глумливая усмешка.

— Мистер Колетт? — оторопело произнес Снейп, не веря своим глазам. — Что вы здесь делаете?

Колетт с мерзкой ухмылкой смотрел на Снейпа.

— Да вот, хотел еще раз посмотреть на старого дурака, который вообразил себя парой для одной известной нам особы.

— Заткнитесь! — рявкнул Снейп, выхватывая свою палочку, но Колетт не унимался.

— Я сделал ей предложение, и угадайте, что она ответила? — продолжал издеваться он.

– Petrificus Totalus! — Снейп был абсолютно уверен, что не промахнулся, но Колетт продолжал стоять перед ним, презрительно скривив губы.

Профессор по–прежнему не понимал, как Колетт мог попасть сюда, но теперь это мало заботило его. От слов Саймона он пришел в ужас, который смешивался со стыдом, что этот унизительный для него разговор происходит на глазах у посторонних людей. Ему оставалось лишь надеяться на то, что Кингсли ушел достаточно далеко, чтобы не слышать их.

– Sectumsempra! — сделал Снейп еще одну попытку, и снова впустую.

За спиной у него раздались тяжелые шаги, и он услышал густой бас Кингсли:

– Riddikulus!

Лицо Саймона покрылось противными прыщами, а вместо мантии на нём оказались полупрозрачная маечка, чешки и балетная пачка — и мгновение спустя он с громким хлопком исчез.

— Богарт! — Снейп закрыл лицо руками и нервно рассмеялся. — Мне даже в голову не пришло…

— Их здесь полно, — заметил Кингсли. — Странно, что нам попался только один.

Профессор чувствовал, как все его внутренности, словно сжавшиеся в комок, постепенно возвращаются в нормальное состояние, но сердце все еще продолжало бешено колотиться. Он не знал, как много успел услышать Кингсли, и не собирался спрашивать его об этом, но перед выходом из пещеры ощутил легкое дуновение и, увидев, как глаза их проводника на мгновение расфокусировались, понял, что Кингсли законфундил хранителя пещер, стерев из его памяти это происшествие.

Бруствер по–прежнему ни о чем не спрашивал его, но в последний вечер перед отъездом, когда они сидели в гостиной предоставленных им апартаментов, кинул Снейпу на колени свежий номер «Пророка».

— Посмотри‑ка, там твой богарт.

Профессор раскрыл газету и наткнулся на фотографию Колетта с метлой в руке и в форме английской сборной.

«Молодой талантливый загонщик «Ливерпульских Лис» Саймон Колетт приглашен в сборную Англии вместо получившего в прошлом сезоне тяжелую травму Роджера Бормана, — прочитал он. — Тренер сборной возлагает на нового игрока большие надежды. По его словам, мистер Колетт обладает хорошо поставленным ударом и отличается быстротой реакции и прекрасно развитой способностью оценивать обстановку на поле. Последние изменения в сборной позволяют надеяться, что наша команда, наконец, сможет пробиться выше четвертьфинала».

Снейп сложил газету и вернул её Кингсли, проигнорировав его вопросительный взгляд. Министр некоторое время смотрел на Снейпа, а потом все‑таки решил заговорить на ту тему, которую они оба упорно обходили молчанием.

— Северус, — начал он, вопреки обыкновению называя Снейпа по имени, — я знаю, что ты не любишь ни с кем обсуждать свои дела, но я все‑таки министр и, возможно, смог бы чем‑то помочь тебе, если бы знал, в чем проблема. И потом, с некоторыми вещами проще разбираться, если говорить о них вслух. Если тебе это нужно, я готов тебя выслушать.

— Спасибо, Кингсли. Когда у меня возникнет такое желание, я непременно воспользуюсь твоим предложением, — совершенно серьезно пообещал Снейп. — Ты и так уже много сделал для меня, и я тебе очень признателен. Я рад, что ты вытащил меня из страны, и думаю, что скоро буду в порядке. Но разговоры — это не то, что мне сейчас нужно. Не потому, что я тебе не доверяю…

Кингсли пожал плечами:

— Как хочешь. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Больше они не возвращались к этому разговору. На другой день они, как и хотел Снейп, отправились в Венгрию и провели последнюю неделю в гостях у его приятеля. Снейп действительно чувствовал себя лучше, хотя прекрасно понимал, что воспоминания о случившемся будут терзать его еще долго, если не всю оставшуюся жизнь.

«Дамблдор прав, — думал он, — она — всего лишь юная девушка, а что подходит юной девушке больше, чем поцелуи под луной? Она не может принадлежать мне. Надо было совсем потерять рассудок, чтобы вообразить такое. Но я мог бы рассчитывать на её уважение и дружескую привязанность, если бы не повел себя как последний болван».

Когда перед началом учебного года профессор возвращался в Хогвартс, на сердце у него лежал тяжелый груз сожалений. Немного утешало его лишь то, что их прощание все‑таки прошло тепло и она хотела иметь возможность писать ему.

* * *

Письмо ждало его на столе в директорском кабинете. Оно было отправлено на имя директора школы, и поэтому его не переслали в Дурмштанг, как поступали с частной корреспонденцией, так что оно пролежало в замке почти месяц. Читая его, Снейп за каждой строчкой слышал голос Лили, видел её взгляд.

Она благодарила его за помощь и блестящие рекомендации и сообщала, что поступила, как он и предполагал, сразу в группу второй ступени. Письмо было жизнерадостным и прекрасным, да и каким еще могло быть письмо, написанное её рукой.

В тот же вечер Снейп сел писать ответ. Сперва его тон был слегка официальным: он выражал радость по поводу её поступления и извинялся за долгое молчание, объясняя его причины. Но постепенно, начав рассказывать о подробностях своей работы в министерстве и о поездке за границу, он начал писать все свободнее. Ему казалось, что он снова говорит с ней, и прерывать этот разговор, заканчивая письмо, никак не хотелось. Когда же он наконец отложил перо, то с удивлением обнаружил, что перед ним лежит огромный свиток пергамента, весь исписанный его мелким почерком. Снейпу пришлось взять большую школьную сову, чтобы отправить пакет в Годриково Ущелье, где сейчас жила Лили.

Профессор был так рад, что их общение не прекратилось, что старался не думать о том, что обрекает себя на бесконечное мучительное ожидание каждого следующего письма. Однако ждать пришлось недолго.

Через два дня Лили снова написала ему, и это письмо было совершенно не похоже на первое. В нем Лили в самых искренних и трогательных выражениях еще раз просила прощения за свою грубость и за тот необдуманный поступок, который навлек на неё гнев директора. Она уверяла профессора, что очень ценит его доверие и никогда ни с кем не говорила о его частной жизни, в которую он позволил ей вторгнуться.

«Когда Вы не ответили на мое письмо, — писала она, — я решила, что навсегда потеряла Ваше расположение, и это всерьез испугало меня. Я очень виновата перед Вами, я вела себя бестактно, дерзко и глупо, и лишь Ваше великодушие и то, что Вы всегда были добры ко мне, позволяет мне надеяться, что мой проступок будет забыт и не помешает нашему дружескому общению».

Нигде не говоря об этом прямо, она тем не менее давала ему понять, что чувствует, что между ними существует некая связь, нечто, принадлежащее только им двоим и закрытое для кого‑либо еще. Это было очень нежное и доброе письмо. Но оно было письмом друга, а не влюбленной женщины.

Тем не менее, Снейп был счастлив, прочитав его. В ответ он написал длинное послание, адресованное «дорогой, любимой Лили», в которое вложил весь огонь, бушевавший в его душе. Оно изобиловало нежными словами и ласковыми эпитетами. Подписавшись «преданный тебе Северус», он разорвал пергамент на четыре части и бросил его в огонь, зная, что у него никогда не хватит смелости отправить такое письмо. Но теперь, написав все это, он словно делал свои чувства материальными, прекращал бесполезную борьбу с самим собой и подчинялся своему сердцу.

Потом он написал еще одно, уже предназначенное к отправке, письмо, тщательно подбирая выражения и стараясь, чтобы фразы были доброжелательными и в то же время не слишком отражали его подлинные чувства.

С этого момента Лили стала писать ему каждую неделю, рассказывая о занятиях в университете, об однокурсниках и преподавателях, об успехах и неудачах. Снейп отвечал ей всегда быстро и очень тепло, комментировал некоторые не совсем понятные ей вопросы, связанные с учебой, и подробно описывал мелкие происшествия школьной жизни, все еще интересовавшие Лили.

Её место в классе на уроках по Защите занял Джеймс. Он делал определенные успехи, и Снейп не мог не признать его довольно способным. Но та уверенность в себе и смелость, временами граничащая с дерзостью, которые так нравились профессору в Лили, в её брате его лишь раздражали, потому что тот не обладал тонкостью восприятия и искренностью, свойственными глубокой натуре Лили.

Часто вспоминая их уроки, Снейп не давал образу Лили стереться из его памяти. Наоборот, чем больше времени проходило, тем больше достоинств он в ней видел. Он наконец позволил себе думать о ней как о женщине, представляя её зеленые глаза, шелковистые волосы и озорную улыбку, её походку и жесты. Холодными осенними вечерами Снейп подолгу сидел у себя в подземелье, вспоминая их разговоры с Лили, или выходил на площадку над озером, глядя в темноту и представляя, что она стоит рядом.

И лишь днем, занятый школьными делами, он немного отвлекался от этих мыслей, хотя тупая боль в сердце не отпускала его ни на минуту.

Довольно скоро Лили как бы между прочим сообщила Снейпу о своем разрыве с Колеттом, и он с плохо скрываемой радостью выразил надежду, что это не слишком расстроило её и что такая прекрасная и умная девушка легко найдет себе нового, гораздо более достойного спутника. Профессор и в самом деле так думал. Но мысль о том, что сердце Лили свободно, омрачалась пониманием того, что для него там места нет. Возможно, новая любовь, которую она рано или поздно встретит, окажется настоящей и тогда кто‑то может целиком завладеть его Лили, не оставив ему даже тех крошек её внимания, которыми он обладал сейчас.

Но она продолжала регулярно писать ему, и её письма оставались очень доброжелательными, полными тепла и уважения, и иногда были настолько личными, что Снейпу не всегда удавалось сохранять тон своих ответов сдержанно–деловым.

– 3 –

Время шло, а Лили все никак не могла привыкнуть к своей новой жизни. У неё все чаще возникали сомнения в том, что она сделала правильный выбор, решив учиться на целителя. Когда изматывающая летняя практика наконец закончилась и началась учеба, Лили поначалу почувствовала себя увереннее. Профессора были вроде бы довольны ей, хотя хвалить студентов здесь было не принято, и если тебя ругали не очень часто, то это уже считалось достижением.

Однако очень быстро начались практические занятия, где им приходилось иметь дело с пациентами, причем все было уже гораздо серьезнее, чем летом. Они самостоятельно, хотя и под присмотром профессоров, должны были ставить диагнозы и проводить довольно сложные магические процедуры, и теперь от их действий зависели жизнь и здоровье людей. Лили много раз с благодарностью вспоминала Снейпа, заставлявшего её отрабатывать различные заживляющие заклятья на нем. После этих тренировок она, по крайней мере, не падала в обморок при виде кровавых ран и не теряла самообладания, глядя на обезображенных разными проклятьями волшебников.

Но, несмотря на это, часто у неё всё валилось из рук; она делала нелепые ошибки, а иногда просто терялась и не знала, как следует поступить, и уверенности в своих силах у неё не было. Лили казалось, что все считают её выскочкой, попавшей благодаря протекции директора школы сразу на второй курс.

Особую проблему представляли её однокурсники. Кобрус назвал их «серьезными ребятами», и это было еще слабо сказано. Лили думала, что все её товарищи будут старше её на год. На деле оказалось, что кроме неё сразу после школы поступил в университет только один парень, сын того самого обладателя дурацких кудряшек Гносиуса из приемной комиссии. Парень был потомственным целителем в четвертом поколении, вырос в больнице и чувствовал себя здесь как рыба в воде. Все остальные были гораздо старше.

Например, Виолетта Митчел, уже совсем взрослая женщина, имела пятерых детей, и, по её же словам, ей просто надоело таскаться в больницу после каждой их ссоры. «Детишки все темпераментные, магия из них так и прет, а управлять ею они еще не могут, — объясняла она. — А так я сама буду разбираться с последствиями их глупых выходок».

Или, скажем, Джон Трейтон — здоровенный парень, обладатель темного загара и многочисленных шрамов. Он со своими друзьями зарабатывал тем, что отлавливал разных магических животных. Это была очень опасная работа, и в конце концов Джон решил выучиться на целителя, «потому что где ж ты в джунглях больницу найдешь».

Кое‑кто уже не один год проработал в больнице на разных мелких должностях, постепенно набираясь опыта и знаний.

Словом, Лили окружали взрослые люди, хорошо понимавшие, зачем они здесь учатся и чего хотят от жизни. Рядом с ними она ощущала себя совершенно беспомощным, глупым ребенком. Не то, чтобы её не любили, просто никому до неё особенно не было дела — у всех хватало своих забот, и уже успевшие хорошо узнать друг друга ребята не спешили признавать её своей.

Лили, привыкшая к тому, что в школе она пользовалась уважением и популярностью, чувствовала себя очень одиноко. Вдобавок к этому, ей было не с кем поговорить о своих проблемах. Лучшая подруга, Рози, да и Джеймс, с которым они хотя и ссорились постоянно, но все‑таки очень любили друг друга, остались в Хогвартсе; родители считали, что она просто слишком строга к себе и к тому же очень устает, поэтому и хандрит, а Саймон… Саймон стал совсем другим. Или это она сама стала по–другому относиться к нему? Лили не знала этого, но ей все труднее становилось терпеть его самодовольные рассуждения о том, что счастье не в знаниях и не в учебе, что надо уметь веселиться и расслабляться.

— Ты становишься такой же кислой и нудной, как твой обожаемый Снейп! — упрекал он её.

— Оставь Снейпа в покое! — сразу начала заводиться Лили. — Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что он за человек!

— Ну и проваливай тогда к нему, раз он такой замечательный! — Саймон злился, а в такие моменты он всегда был противен Лили.

— Знаешь, — вдруг совершенно спокойно сказала она, — проваливай‑ка лучше ты сам.

Через пару дней он пришел просить прощения, но Лили уже приняла решение и сразу почувствовала себя гораздо спокойнее. На этом их отношения закончились, и она ни разу не пожалела об этом.

Конечно, Лили могла написать обо всех своих трудностях упомянутому Снейпу. Он‑то наверняка понял бы её. Но профессор всегда так радовался успехам Лили, так гордился своей лучшей ученицей, что она не хотела его огорчать. К тому же, ей было стыдно признаться ему в том, что она не справляется с ситуацией и готова сдаться. Какое‑то время Лили продолжала учиться, стараясь изо всех сил, а потом произошла ужасная история, окончательно лишившая её мужества.

…Очередное занятие по снятию проклятий вел целитель Стракус. Это был еще не старый и очень циничный человек, считавшийся, однако, в больнице одним из лучших специалистов. В середине занятия в кабинет вдруг торопливо вошла дежурная приват–ведьма.

— Профессор Стракус, там новое поступление… Очень сложный случай, желательно ваше присутствие.

— Пойдемте, — кивнул Стракус студентам. — На сложный случай посмотреть всегда полезно.

«Сложным случаем» оказалась женщина, проглотившая семечко веревочника. Она вовремя не обратилась в больницу, и теперь семечко проросло внутри неё. Его не удавалось ни извлечь при помощи манящих чар, ни уничтожить. Теперь стоявшие вокруг неё целители смотрели на Стракуса, ожидая от него каких‑нибудь предложений.

— Безнадежно, прошло слишком много времени, — нахмурившись, произнес тот, но продолжал внимательно смотреть на женщину.

— Может, попробуешь? — спросил один из целителей.

Лили не поняла, что тот имел в виду, но Стракусу, очевидно, это было понятно. Он еще какое‑то время смотрел на лежащую перед ним женщину, потом сказал:

— Ладно… Скорее всего, не поможет, но пусть хоть студенты посмотрят. Будут знать, как такие вещи делаются…

Волшебники очень редко прибегают к хирургическому вмешательству, у них есть другие способы лечения. Но Стракус владел этим магловским приемом, и теперь пытался извлечь проросшее семечко механически. Когда он, проведя палочкой, сделал разрез, стало видно, что все внутренности несчастной женщины оплетены гибкими тонкими побегами, выросшими из семечка.

— Поттер! — вдруг сказал он. — Говорят, вы хорошо умеете заживлять раны?

Лили, в ужасе смотревшая на происходящее, ничего не ответила. Однако Стракус не спрашивал — он приказывал.

— Идите сюда, будете мне помогать.

Он принялся с помощью разъединяющего заклятья отрезать куски побегов веревочника, велев Лили останавливать кровь и заживлять освободившиеся внутренности. Ей пришлось призвать все свое мужество, чтобы превозмочь подступавшую к горлу тошноту и действовать быстро и четко. Она потеряла счет времени и оторванным побегам, полностью сконцентрировавшись на своей задаче. Но все их усилия ни к чему не привели. В какой‑то момент Лили увидела, что Стракус выпрямился, опустив палочку, и поняла, что женщина умерла.

Глядя на мертвое тело, она почувствовала, как её ноги подкашиваются. Последним, что услышала Лили перед тем, как потерять сознание, были слова Стракуса, обращенные к студентам:

— Вот вам наглядный пример того, что любое лечение нужно начинать своевременно.

«Как он может говорить об этом так спокойно…» — с ужасом подумала Лили и отключилась.

Когда Лили пришла в себя, то обнаружила, что лежит на кушетке в том же кабинете, где проходила операция. Тело уже убрали. Все разошлись, и остался один Стракус. Увидев, что Лили очнулась, он подошел к ней и протянул стакан, наполовину наполненный прозрачной жидкостью.

— Пейте! — велел он.

— Что это? — севшим голосом спросила она.

— Спирт. Ничего другого здесь нет.

Лили сделала несколько глотков, закашлялась и вытерла выступившие на глазах слезы. В горле жгло, но руки перестали дрожать, и она чувствовала, что теперь может говорить.

— Спасибо.

Лили вернула стакан профессору, тот посмотрел на оставшийся спирт, залпом допил его и спросил:

— Это Снейп учил вас накладывать заживляющие заклятья?

Лили кивнула.

— Вам повезло, — сказал Стракус. — Крутой мужик. Он был деканом моего факультета, когда я учился в школе.

Лили снова кивнула.

— Когда закончите учиться, могу вас взять к себе в ассистентки, — предложил профессор.

— Я вообще‑то зельями хотела заниматься, — ответила Лили, которую пугала перспектива работы бок о бок с таким бездушным человеком.

— Зелья — это для слабаков, — поморщился Стракус. — Но — как хотите.

Всю следующую ночь Лили мучили кошмары, и на другой день она не смогла заставить себя пойти в больницу. Её потрясла смерть, произошедшая у неё на глазах, но еще больше её потрясло спокойствие и безразличие Стракуса, который, казалось, совсем не переживал по этому поводу. «Неужели я тоже стану такой? — думала она. — Нет, я не хочу этого».

Лили была в отчаянии. Ей казалось, что её учеба — пустая затея, что Снейп зря тратил на неё свое время, что она не способна ни к какому настоящему делу. Находясь в таком ужасном состоянии, она написала профессору отчаянное письмо, в котором подробно и откровенно рассказывала обо всем, что с ней происходит, о том, что она всерьез думает бросить университет и совершенно не представляет, что ей теперь делать дальше.

Посланная в Хогвартс сова вернулась очень быстро и принесла Лили короткую записку. Снейп сообщал ей, что завтра ему нужно быть по делам в больнице, и предлагал встретиться на кафедре ядов после того, как у неё закончатся занятия. Лили очень обрадовалась, что сможет обо всем поговорить с профессором лично: ей и самой этого хотелось, но просить его об этом было бы слишком неудобно. В то же время, она была совершенно уверена, что «дела в больнице» он придумал специально для того, чтобы у него был повод встретиться с ней, очень уж кстати они возникли. Она опять поразилась тому, как Снейп умеет угадывать её мысли и желания, причем ни о какой легилименции здесь речи быть не могло, так как их разделяло слишком много миль.

– 4 –

Наутро Лили отправилась на занятия и даже смогла кое‑как пережить этот день, зная, что вечером её ждет разговор с профессором. Она слегка пришла в себя после пережитого кошмара, хотя на душе у неё по–прежнему скреблись кошки. Подходя к двери в кабинет Кобруса, Лили даже немного сожалела о том, что послала Снейпу такое истеричное письмо.

Она пару раз стукнула в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла. За время учебы Лили уже успела узнать, что грозное предупреждение, висевшее на двери, относится к навязчивым пациентам и прочим посторонним, — «свои» же, то есть студенты Кобруса, всегда заходили сюда свободно. Кобрус постоянно на всех ругался и отпускал разные колкости, но никогда не отказывал им в помощи и совете.

Оба профессора были в кабинете. Снейп сидел с обычным для него каменным выражением на лице, а Кобрус что‑то рассказывал, ехидно посмеиваясь.

— А вот и твоя протеже! — воскликнул он, увидев Лили.

Лили улыбнулась, здороваясь со Снейпом, но тот лишь сухо кивнул ей в ответ.

— Раз уж я оказался здесь, — сказал он, обращаясь к Кобрусу, — то решил заодно встретиться и с мисс Поттер, чтобы узнать, как её успехи.

— Её успехи гораздо лучше, чем можно было предположить вначале, — ехидно сказал Кобрус, но на самом деле это была первая настоящая похвала, которую Лили услышала от него в свой адрес. — Если она не будет зазнаваться, то из неё может получиться неплохой целитель.

— Я рад. Не буду тебя больше задерживать, Тобиас.

— Ладно, молодец, что зашел. И спасибо за копыта фестралов.

Когда Снейп вышел за дверь, он наконец посмотрел на Лили и натянуто улыбнулся. Глядя на него, Лили подумала, что за то время, которое они не виделись, профессор как‑то выцвел и ещё больше похудел; черты его лица заострились, и он выглядел очень уставшим.

— Тобиас очень хорошо отзывался о вас, — сказал Снейп. — И он рассказал мне, как вы отличились два дня назад.

— Он имел в виду то, как я свалилась в обморок в операционной? — горько усмехнулась Лили.

— Нет, — очень серьезно ответил профессор. — Он имел в виду то, как вы ассистировали Стракусу.

Лили потупилась, не зная, что ответить. Ей было тяжело вспоминать об этом.

— Давайте‑ка пойдем в буфет, не стоять же нам в коридоре, — предложил Снейп. — Вы наверняка проголодались после занятий, а там у них раньше был неплохой кофе и тыквенно–лимонные полоски.

— Вы тоже учились здесь, профессор? — удивилась Лили.

— Нет, но я здесь иногда читаю лекции по снятию проклятий.

— И нам вы тоже будете читать? — оживилась Лили. Она подумала, что если Снейп окажется в числе их преподавателей, то учиться ей станет гораздо приятнее.

— Не в этом году, — покачал головой профессор. — Обычно я читаю на третьем курсе, и там не так уж много часов.

— Не знаю, дотяну ли я до третьего курса, сэр, — вздохнула Лили.

Однако она уже чувствовала, как присутствие Снейпа вселяет в неё уверенность в своих силах, словно возвращая к спокойным временам учебы в школе. Он вдруг показался ей старым надежным другом в этом всё ещё чуждом для неё царстве белых халатов.

Они поднялись по широкой мраморной лестнице и вошли в небольшой коридор, ведущий к буфету. Народу было совсем немного: студенты уже разошлись, профессора тоже, а оставшиеся дежурные целители в основном сидели по своим отделениям. Снейп купил ей кофе и сэндвичей и решительно не позволил платить самой.

— Ни один студент, самостоятельно пробивающий себе дорогу в этой жизни, не отказывается от дармового угощения, — произнес он. — И вы тоже не будьте чересчур гордой.

Профессор сел за столик напротив Лили («Совсем как на уроке», — подумала она) и сказал, не глядя на неё:

— Мне хотелось о многом поговорить с вами, но я не уверен, что имею право давать вам какие‑либо советы. Как вы совершенно справедливо заметили, я — всего лишь директор школы, и не могу пытаться решать что‑то за вас…

— Сэр, не надо так говорить, пожалуйста! — умоляюще произнесла Лили. — Я ведь уже просила прощения за эти слова. Неужели вы до сих пор сердитесь?

— Есть вещи, о которых трудно забыть, мисс Поттер, — нахмурившись сказал Снейп, — но я не сержусь на вас. Просто это действительно так. Я уже один раз взял на себя смелость посоветовать вам поступать сразу на второй курс, и теперь вижу, что совершил ошибку, — он наконец взглянул ей в лицо. — Мне кажется, что большая часть ваших трудностей вызвана именно тем, что вы пропустили год и просто не готовы к свалившейся на вас ответственности. Я слишком давно оказался в роли преподавателя и успел забыть, что учеба, кроме получения знаний, предполагает ещё необходимость приспосабливаться к новым условиям, строить отношения с новыми людьми… Вы ешьте, не стесняйтесь, — отвлекся Снейп, видя, что Лили внимательно слушает его и даже не притронулась к еде. — Так будет даже лучше. Мы ведь не на уроке, и я не собираюсь учить вас. Просто мне хотелось бы помочь вам пережить этот трудный для вас момент.

Лили понимающе кивнула. Спокойный, тихий голос Снейпа словно помогал ей услышать саму себя и разобраться, чего же она хочет. И он вдруг поняла, что на самом деле хочет сейчас только одного: слушать профессора, смотреть на него и верить всему, что он скажет.

— Поймите, — продолжал Снейп, — каждый целитель, которого вы встречаете в этих стенах, прошел через ту же неуверенность в своих силах, через тот же страх перед ответственностью, что и вы. Спросите любого профессора, спросите своих товарищей. Просто они пережили все это раньше, в прошлом году или тогда, когда впервые попали в больницу. Конечно, это сплотило их, а вы попали в уже сложившийся коллектив, и вам пришлось переживать все это в одиночку. Но вы ничем не хуже их, и уж точно не слабее. К несчастью для вас, вы привыкли всегда быть лучшей, и поэтому переживаете свои неудачи острее, чем прочие. Кобрус, между прочим, говорил о вас много хорошего, а от него дождаться похвалы чрезвычайно трудно.

— Я заметила, — хмыкнула Лили. — При нашей первой встрече он не слишком‑то любезно отзывался даже о вас.

— Не обращайте внимания, — поморщился Снейп. — Он обо всех говорит гадости, но это не значит, что он меня не уважает. А вами он действительно доволен. Особенно вашим самообладанием. Эта операция… — Снейп слегка развел руками, — это действительно серьезное испытание, Лили.

— Я грохнулась в обморок, — со вздохом сказала Лили. Ей до сих пор было стыдно, что всё так получилось.

— Но лишь тогда, когда всё уже закончилось, — напомнил ей Снейп. — А до этого момента вы делали всё, что могли, чтобы спасти человека.

— Всё равно это было впустую, — покачала головой Лили. — Она умерла, и я не могу забыть этого… Профессор, вы ведь видели много смертей. Неужели все они так и стоят у вас перед глазами?

Лили понимала, что это довольно бестактный вопрос, но кому ещё она могла задать его? Не Стракусу же, который, очевидно, не чувствовал вообще ничего.

Профессор вздохнул, и Лили поняла, что эта тема является болезненной и для него тоже.

— Смерть — это то, к чему невозможно привыкнуть, — сказал Снейп, опустив глаза и словно обращаясь к своим собственным рукам, державшим чашку с кофе, к которому он так и не притронулся. — Но бывают моменты, когда нужно отключить свои чувства, в этом — единственное спасение. Я уверен, что этот Стракус — не такой бесчувственный, каким он вам кажется. Просто он понимает, что на своей работе неизбежно будет сталкиваться со смертью, и это не должно помешать ему сделать всё возможное для тех, кому ещё можно помочь.

— Знаете, сэр, — сказала Лили, — я сейчас вспомнила… Он ведь сразу сказал, что случай безнадежный, и всё‑таки пытался что‑то сделать, до последнего момента.

— Вот видите! И вы помогали ему.

Лили и сама думала о том, что говорил ей сейчас профессор, но его словам ей было поверить гораздо проще, чем собственным мыслям.

— Когда на нас сваливается груз ответственности за чужие жизни, мы все оказываемся не готовыми к этому, — сказал Снейп, и это «мы», словно объединившее их, странно порадовало Лили. — Но в ваших руках мощное оружие — ваши знания. Вам не хватает только опыта, и я уверен, что со временем он у вас появится.

— Мне здесь так одиноко, — сказала Лили, собирая пальцем хлебные крошки со стола. — В школе у меня было много друзей, а здесь я не могу ни с кем поговорить о том, что для меня действительно важно, как сейчас с вами.

— Судя по тому, что вы говорили о своих однокурсниках, эти люди не из тех, кто легко заводит себе друзей, — заметил Снейп. — Подождите немного, у вас обязательно появятся друзья. Вы замечательная девушка, и вас просто невозможно не любить.

В этот момент Лили посмотрела на профессора и, встретившись с его взглядом, поразилась произошедшей в нём перемене. Казалось, лёд, который до этого всегда покрывал его черные непроницаемые глаза, треснул, и из открывшейся глубины на неё лился поток тепла и света. Горячая волна прокатилась по всему её телу, и на секунду у Лили перехватило дыхание. Но Снейп уже снова разглядывал свои руки.

— Есть ещё одно обстоятельство, о котором вам стоит знать, — сказал он. — Если вы внимательно читали «Историю Хогвартса», то, наверное, помните о том, что школу защищает множество заклятий. Считается, что они нужны для того, чтобы в школу не проникли посторонние люди, которые могут представлять опасность для обитателей замка. Но среди них есть и такие, которые охраняют душевный покой учеников. Конечно, это не значит, что студенты не могут переживать или даже испытывать душевные муки. Но эти чары создают как бы благоприятную среду для развития ваших лучших качеств. Поэтому Хогвартс так легко становится вторым домом для своих воспитанников. А для некоторых — и единственным, — немного помолчав, добавил Снейп.

— Вы столько всего знаете, профессор… — задумчиво сказала Лили.

— Я всё‑таки директор, — пожал плечами Снейп. — Я почти всю свою жизнь провел в школе. И потом, многие из этих заклинаний мне пришлось восстанавливать после войны… с Волдемортом. Но сейчас речь не об этом, — поспешно сказал он, перехватив взгляд Лили. — Эти чары устроены так, что после совершеннолетия студенты постепенно перестают поддаваться их влиянию. Это сделано для того, чтобы, окончив школу, выпускники не чувствовали себя беззащитными. Но те, кто особенно сильно привязан к школе, или те, у кого там остались близкие друзья, могут болезненно переживать исчезновение этой магической связи со школой. Такое могло произойти и с вами. Насколько я знаю, ваша ближайшая подруга, мисс Уизли, всё ещё остается в Хогвартсе…

Профессор продолжал рассказывать что‑то о школе и о том, как она влияет на живущих в ней людей, но его последние слова вдруг заставили Лили отчетливо понять, что скучает она не по школе и даже не по Рози, а по самому Снейпу. Ей было так приятно видеть его, слышать его голос… Одно сознание того, что он пришел, когда она нуждалась в его помощи, наполняло жизнь смыслом и придавало ей уверенности в своих силах.

Она с ужасом начала осознавать, что влюблена в профессора. Влюблена — несмотря на очевидную нелепость этого факта, на огромную разницу в возрасте и в положении, и даже несмотря на то, что его нельзя было назвать приятным человеком в общепринятом смысле этого слова. Она поражалась, как могла не замечать этого раньше. Ей потребовалось расстаться с ним на такое долгое время, чтобы потом, вновь увидев, понять, насколько дорог ей этот человек. И теперь радость от встречи с директором перемешалась в её душе с растерянностью: она не знала, как ей себя вести и что делать с этим внезапно свалившимся на неё открытием.

Лили рассеянно слушала Снейпа, погруженная в свои размышления, и он, конечно, быстро заметил, что с ней что‑то не так.

— Всё в порядке, Лили? — спросил он, участливо глядя на неё. — Я совсем заболтал вас, а мне, наверное, надо было выслушать, что скажете вы.

— Нет, что вы, сэр… Я всё сказала в своем письме. Мне хотелось послушать именно ваше мнение и ваши советы. Вы всё сказали правильно, и мне стало гораздо легче после нашего разговора. Я ведь и сама себе говорила, что всё это пройдет со временем, но то, что вы тоже как считаете, и то, что вы в меня верите, для меня очень важно.

— Конечно, я верю в вас. И я рад, что мог быть вам полезен… — Снейп взглянул на висевшие над входом в буфет часы. — Я должен возвращаться в Хогвартс. Если у вас больше нет здесь никаких дел, пойдемте, я провожу вас до того места, где можно будет аппарировать.

По пустому коридору больницы они вышли на улицу. Снейп молчал, словно чувствуя, что она не хочет ничего говорить. А ей было так хорошо просто находиться рядом с ним, и они какое‑то время молча шли по освещенному фонарями тротуару, покрытому слоем опавших листьев. Наконец он спросил:

— Значит, вы решили остаться и продолжать учебу?

— Да, я закончу учиться, но в больнице, наверное, не останусь. Мне бы хотелось вернуться в Хогвартс, если вы позволите… — она вопросительно посмотрела на него.

— Я уже обещал вам, что место в школе для вас непременно найдется, по крайней мере, пока я ещё там.

— Но вы же не собираетесь уходить из школы? — Лили оторопела. Она даже представить себе не могла Хогвартс без Снейпа: директор всегда казался ей неотъемлемой частью школы.

— Уходить? Нет… Просто мне уже довольно много лет, вы же понимаете… — Снейп сказал это совершенно спокойно, но сердце Лили сжалось.

— О, профессор, о чем вы говорите! Дамблдор был намного старше вас, и я уверена, что он прожил бы ещё долго… если бы не война, — Лили испугалась, что вместо того чтобы утешить, лишь ещё больше расстроила директора.

— Дамблдор относился к жизни совсем не так, как я, — словно думая о чем то своем, ответил Снейп, а потом добавил: — Ну вот, здесь уже можно аппарировать.

— Вы можете чувствовать эту границу? — удивилась Лили.

— Приблизительно. В любом случае, лучше сделать несколько лишних шагов, чтобы не оказаться в нелепом положении.

Они прошли ещё немного, а потом она, попрощавшись с профессором и ещё раз поблагодарив его, дезаппарировала. Лили нравилась эта процедура, ей было приятно ощущать себя словно подвешенной в звенящем тесном ничто, и в этот раз неожиданное удовольствие ей доставило то, что профессор тоже предпочитал аппарирование другим видам перемещения. Это словно делало их ближе.

Направляясь по дорожке к своему дому, она вспоминала слова профессора, его внимательное к ней отношение, его письма и, главное, то, как он смотрел на неё сегодня, — и ей казалось очень возможным, что она тоже является для него чем‑то большим, чем просто другом и любимой ученицей. Но даже если допустить, что это было правдой, она точно знала, что профессор никогда не заговорит с ней о своих чувствах, чтобы «не оказаться в нелепом положении».

«Значит, это придется сделать мне», — подумала Лили. Её будущее по–прежнему было полно вопросов и неопределенности, но теперь она, кажется, понимала, чего хочет, и неизвестность казалась ей скорее интригующей, чем пугающей.

– 5 –

Встреча с Лили, как ни странно, не оказалась для Снейпа такой тяжелой, как он предполагал вначале. Он увидел, как Лили повзрослела за эти месяцы, и имел все основания предполагать, что она может стать очень сильной волшебницей. Он гордился тем, что это, в определенной степени, и его заслуга тоже. В конце концов, в трудную минуту она обратилась за поддержкой именно к нему…

«Глупо мечтать о невозможном, — думал Снейп, — но если ей по–прежнему нужна моя помощь, то она может рассчитывать на неё до тех пор, пока я жив». Он чувствовал, что сможет найти в себе силы довольствоваться той ролью друга, которую она отводила ему. Однако ощущение одиночества от этого не становилось меньше, и он по–прежнему оставался более мрачным, чем обычно.

Наступили рождественские каникулы. Замок был празднично украшен, и в Большом зале стояли традиционные двенадцать ёлок. По обычаю, заведенному ещё Дамблдором, в рождественский вечер преподаватели садились за один стол вместе с оставшимися в школе учениками. Правда, теперь к концу ужина за столом оставались лишь Снейп и МакГонагалл, да на другом конце сонно клевал носом пухленький первокурсник, объевшийся сладостей. Все остальные — и студенты, и преподаватели, большинство из которых были теперь довольно молодыми, — танцевали в дальнем конце зала под звуки принесенного Хагридом патефона.

— В следующем году надо пригласить на Рождество музыкантов, — сказал Снейп, глядя на танцующую молодежь.

— Надеюсь, в будущем году вы всё‑таки отпустите меня на пенсию, — поджала губы МакГонагалл.

— Я совершенно не представляю, как вас можно кем‑то заменить, Минерва. И потом, вы ведь сами не сможете без школы.

— Конечно! — возмутилась МакГонагалл. — Вы хотели бы, чтобы я превратилась в привидение, как профессор Бинс, и осталась в школе навечно!

— Неплохая идея, но, боюсь, это не ваш стиль, — заметил Снейп.

— Да уж… Пока что на привидение больше похожи вы, директор.

— Как это понимать? — удивленно поднял брови Снейп.

— Северус! Позволь мне поговорить с тобой не как с директором, а как с бывшим учеником… Я, конечно, старуха, но я не слепая! Ты похудел, ходишь по школе, как тень. Извини, конечно, но ты ужасно выглядишь, и иногда создается впечатление, что ты вообще с трудом понимаешь, где находишься.

— Профессор МакГонагалл, если вы считаете, что я плохо справляюсь со своими обязанностями, то можете подать на меня рапорт в Министерство, — скривился Снейп.

— Дело не в обязанностях, — спокойно сказала МакГонагалл. — Дело в тебе. Что с тобой происходит?

— Со мной всё в порядке, — мрачно ответил Снейп. Он не хотел сейчас даже думать об этом, и уж тем более обсуждать эту тему с МакГонагалл. Но она, повернувшись к нему, сочувственно сказала:

— Это ведь дочка Поттеров, да? Всё из‑за неё?

— При чём здесь это! — быстро сказал Снейп, и тут же понял, что если у МакГонагалл и были какие‑то сомнения относительно причин его состояния, то теперь их не осталось. Отпираться было бы глупо, и он удрученно произнес:

— Вы говорили об этом с Дамблдором?

— Разумеется, я ни с кем об этом не говорила, — оскорблено сказала она. — Я и сама вполне способна наблюдать и делать выводы из увиденного… Эти уроки… И она так похожа на неё… Перестань изводить себя, Северус! Ты должен понимать, что это ни к чему не приведет. В конце концов, ты же волшебник! Должны же быть какие‑то средства… Нужно прекратить это, пока не поздно.

— Вы думаете, я не пробовал? — Снейп остановившимся взглядом смотрел на переплетенные пальцы своих рук. — Я не могу ничего сделать. Нет, пусть уж всё остается как есть. Я думаю, это не продлится слишком долго.

— Северус! — предостерегающе произнесла МакГонагалл.

— Не бойтесь, — горько усмехнулся Снейп, — я не собираюсь делать ничего такого… Просто я слишком устал… Пойду‑ка я к себе, — сказал он, вставая из‑за стола. — Думаю, вы тут вполне обойдетесь без меня. Можете разрешить студентам остаться до часу — всё‑таки праздник… Спокойной ночи, Минерва.

Снейп повернулся и направился к выходу из Большого зала, услышав за своей спиной сочувственный вздох МакГонагалл.

Вернувшись к себе, он взял доставленный ему утром с Косой аллеи «Полный справочник по зельям», который он заказал для Лили, и завернул его в оберточную бумагу с кружащимися на темно–синем фоне блестящими снежинками. Он собирался поручить Винки к утру доставить подарок по назначению.

Вспомнив о Винки, Снейп усмехнулся себе под нос. Он не слишком интересовался домовыми эльфами, но, как директор, был в курсе всего происходящего в замке. Он не мешал миссис Гермионе Уизли призывать эльфов к свободе, так как считал, что эльфы сами знают, что для них лучше. И действительно, на уговоры Гермионы поддались лишь единицы. Эльфов пугала возможность свободно распоряжаться своей жизнью, и пример героически погибшего Добби вызывал у них скорее ужас, чем уважение: эльфы не могли оценить его мужества. Винки же настолько явно тяготилась своей свободой, что Снейп стал время от времени поручать ей исполнять его мелкие просьбы, считая, что директор отвечает за всех обитателей замка, и надеясь на то, что она почувствует себя нужной и перестанет опускаться всё ниже и ниже.

Это действительно отчасти возымело свое действие; по крайней мере, она перестала постоянно напиваться сливочным пивом. И однажды, когда директор, зайдя за чем‑то на кухню, мимоходом попросил первого попавшегося под руку эльфа протопить его старый дом в Паучьем тупике, чтобы оставшиеся там мебель, вещи и книги не отсырели за зиму, Винки возникла перед ним и обиженно произнесла:

— Винки чем‑то провинилась перед директором? Почему директор не даёт это поручение Винки? Он больше не хочет, чтобы Винки была его домовым эльфом?

— Моим домовым эльфом? — в недоумении переспросил Снейп, даже не помышлявший ни о чем подобном.

— Винки хочет иметь хозяина. Винки думала, что директор Снейп станет её новым хозяином.

Снейп замялся. Он не имел ни малейшего представления о том, как волшебники получают в своё распоряжение домашних эльфов. Его род, хоть и довольно старый, не был ни богатым, ни знатным, да и особой чистотой крови не отличался. Поэтому фамильного эльфа у них никогда не было, и он не понимал, как можно просто взять и завести его.

— А это возможно?

— Да, сэр. Если вы хотите этого, Винки с радостью будет служить вам.

В итоге Снейп согласился. МакГонагалл скрепила для них магический контракт, и Винки стала его домовым эльфом. Она приглядывала за его старым домом в Паучьем тупике, изредка выполняла для него мелкие поручения и чувствовала себя гораздо лучше, чем раньше, избавившись от ненужной ей свободы.

И теперь Снейп решил позвать её, чтобы она отнесла сверток в Годриково Ущелье. «Пожалуй, это сойдет за хранение хозяйских тайн», — подумал он, щелкнув пальцами и громко позвав Винки.

Та появилась с легким хлопком и уставилась на него своими огромными мерцающими глазами.

— Добрый вечер, сэр. Винки нужна вам?

— Да, Винки. Это — рождественский подарок для Лили Поттер. Доставь его. Ты ведь знаешь, где она живет?

— Да, сэр, — кивнула Винки, явно гордясь, что ей дали такое важное поручение.

— Спасибо, Винки, это всё, — сказал Снейп и передал ей пакет, но она не исчезла и продолжала стоять перед ним, прижимая к груди тяжелый сверток.

— Хозяин чем‑то расстроен? — спросила Винки тонким голоском.

— Нет, Винки, всё в порядке, — ответил Снейп и подумал: «Кажется, сегодня все считают своим долгом отметить, как я паршиво выгляжу».

— Хозяин плохо спит по ночам. Винки знает. Винки хочет помочь хозяину. Она может дать ему средство, чтобы он хорошо спал.

— Спасибо, Винки, я и сам могу сделать себе такое средство.

Винки ещё больше выпучила глаза, словно эта мысль ужасала её, и затараторила:

— Нет, сэр! Волшебники не могут готовить такие средства, как эльфы. Это специальная эльфийская магия. От зелий волшебников в голове потом ничего не найти, как в старом сарае, а Винки может сделать так, что вы хорошо отдохнете и проснетесь не таким грустным.

Винки с надеждой смотрела на директора, отчаянно желая быть ему полезной. Решив, что хуже ему в любом случае не будет, Снейп согласился.

С трудом удерживая тяжелый сверток с книгой одной рукой, Винки щелкнула пальцами, и на столе появился стакан, полный прозрачной жидкости. Винки дождалась, пока Снейп выпил снадобье — на вкус оно оказалось чуть сладковатым, — и исчезла вместе с пустым стаканом и пакетом для Лили.

Магия эльфов и правда действовала очень мягко, и Снейп быстро заснул, не ощущая при этом того легкого дурмана, который обычно вызывают снотворные зелья.

Проснулся он от едва уловимого пряного аромата и с удивлением ощутил какую‑то детскую радость от наступившего Рождества. У его кровати лежала целая стопка подарков, что ещё больше удивило Снейпа. Накинув халат, он стал разворачивать обертки.

В верхней коробке была традиционная бутылка от Кингсли — настойка каких‑то экзотических трав. Из небольшого свертка он достал теплый черный шарф, связанный Винки. Был ещё подарок от МакГонагалл — альбом с фотографиями видов Хогвартса, в который была вложена открытка, подписанная её витиеватым почерком: «Это совершенно бесполезный подарок, но фотографии так красивы — может быть, они смогут немного порадовать тебя. Счастливого Рождества! Минерва».

В самом низу лежала большая, но невысокая коробка, завернутая в красную с золотом бумагу. Она оказалась неожиданно легкой, и Снейп, не имевший преставления о том, что в ней и кто её прислал, поставил коробку на маленький столик в спальне. Сняв бумагу, он открыл плотно прилегавшую к коробке крышку — и изумленно отпрянул: в лицо ему ударил густой запах хвои, смолы и пряностей, до этого слабо разлитый в воздухе. В коробке лежала большая пушистая еловая ветка, на которой переливались подвешенные на золотой тесьме искрящиеся пряники в виде звезд и полумесяцев. Сбоку лежал сложенный вчетверо листок бумаги. Снейп развернул его и прочел:

«Дорогой профессор, поздравляю Вас с Рождеством! К сожалению, я не могу подарить Вам чего‑то действительно ценного или полезного. Я не сомневаюсь, что директор Хогвартса имеет в своем распоряжении всё, что ему может потребоваться. Но мне так хотелось чем‑то порадовать Вас. Помните, как год назад Вы рассказывали мне о пряниках, которые пекла для Вас бабушка? Я нашла рецепт — надеюсь, это тот самый, во всяком случае, он старинный и валлийский. Думаю, ёлки у Вас в кабинете нет, так что посылаю их Вам вместе с этой веткой. Желаю Вам всего самого наилучшего.

Искренне Ваша, Лили Поттер

P. S. Мне хотелось бы посоветоваться с Вами по одному очень важному вопросу. Если на каникулах у Вас найдется для этого время, дайте мне знать. И я бы не хотела, чтобы кто‑то ещё знал об этой встрече. Надеюсь, Вы не сочтете мою просьбу слишком дерзкой».

Он долго стоял, упершись ладонями в стол, на котором лежала коробка, и, закрыв глаза, вдыхал волшебный пряный аромат — запах детства, подаренный ею…

В тот же день он написал Лили записку, в которой предлагал встретиться в его доме в Паучьем тупике. «Надеюсь, у меня хватит выдержки вести себя благоразумно», — думал он, отправляя сову. Мысль о новой встрече с Лили порождала в его голове мешанину образов, настолько приятных и пугающе откровенных, что на ночь он решил принять зелье для сна без сновидений, которое, однако, не слишком помогло ему…

– 6 –

В комнате горел камин и пахло свежей хвоей и мандаринами. Фредерика играла с новой куклой, подаренной на Рождество; в углу Тедди ворковал с Виктуар; взрослые сидели в креслах, отяжелевшие от вкусной еды и вина. Джеймс, Хьюго и Альбус–Северус играли в плюй–камни, а Рози пыталась рассказывать Лили сплетни про Джеймса и Мэри Стаут с пятого курса. Но Лили не слышала её. Она задумчиво обкусывала ноготь на большом пальце, напряженно думая о том, что ей предстоит сделать. Наконец она сказала: «Извини, Рози», — быстро встала и подошла к Тедди.

— Послушай, Тедди, ты можешь уделить мне полчаса?

— Да, конечно, Лили, — ответил Люпин и повернулся к Виктуар: — Вики, прости, я немножко поговорю с Лили, ладно? Не обижайся, дорогая…

Вики надула губы и пересела ближе к Рози.

— Что случилось? — Тедди внимательно смотрел на Лили.

— Пойдем ко мне в комнату, — Лили, не дожидаясь ответа, направилась к лестнице на второй этаж.

— Что за секретность? — Люпин неохотно поднялся из кресла и догнал её.

Лили притормозила и негромко сказала:

— Тедди, мне нужна твоя помощь… То есть, не совсем помощь, а скорее, поддержка.

— Ладно, пойдем, — Тедди поднялся по лестнице следом за Лили, провожаемый недовольным взглядом Мари–Виктуар.

Лили впустила Тедди в свою комнату, плотно закрыла дверь и подвинула ему стул, а сама села на кровать напротив.

— Тедди! Мы всегда были друзьями, и ты знаешь, что я уважаю тебя. Поэтому, пожалуйста, выслушай меня. И пообещай, что никто никогда ничего не узнает об этом разговоре.

— Ладно, — пожал плечами Люпин.

— Тедди! Ни мама, ни папа, ни Вики — даже если ты решишь, что им необходимо знать об этом. Иначе я больше никогда не скажу тебе ни слова! — Лили в упор смотрела на Люпина.

— Да в чём дело? — недоуменно спросил тот.

— Обещаешь? — Лили не спускала с него глаз, словно боялась, что он сейчас убежит.

— Лили, если это такая страшная тайна, зачем ты мне говоришь об этом?! Оставь при себе — и все дела! — он был сбит с толку и начинал сердиться.

— Тедди, я решила сделать одну вещь… но я ужасно боюсь и не уверена, что поступаю правильно. А ты — рассудительный, уравновешенный человек и хорошо знаешь меня. Ты старше, и ты… ты — мужчина, а я бы хотела узнать взгляд мужчины на один вопрос.

Тедди оторопело уставился на неё.

— Хорошо. Я никому ничего не скажу. Так в чем вопрос? — теперь уже Тедди, не отрываясь, смотрел на Лили, и какое‑то время они молча таращились друг на друга. Но Лили не спешила говорить. Наконец, она спросила:

— Как ты относишься к директору?

Видимо, её вопрос был настолько неожиданным, что Тедди сначала даже не понял, о ком она говорит.

— К директору? Ты имеешь в виду профессора Снейпа?

— А у вас что, есть ещё другой директор?

— Нет… Но при чем здесь Снейп?

— Просто мне интересно знать, как тебе работается под его руководством.

— Нормально работается… — Тедди, похоже, оставил попытки понять, к чему клонит Лили.

— Что он за человек, на твой взгляд? — не унималась она.

— Ты же знаешь, что он за человек: никому никаких поблажек, всё чётко, всё под контролем; он всё про всех знает… Он хороший директор; требовательный, конечно, но ведь это его работа. А что он за человек — так этого, наверное, не знает никто. У него нет друзей ни среди преподавателей, ни в министерстве. А школьные его приятели, кто ещё жив, почти все в Азкабане — ты же знаешь…

— Но ты ведь уважаешь его? — Лили продолжала ходить кругами вокруг главного вопроса, и никак не могла перейти к делу.

— Конечно, уважаю. Я же сказал тебе: он хороший директор. И он помог мне с тем зельем — ну, ты знаешь, я говорил тебе.

— Да, — кивнула Лили.

— Лили, я не понимаю, почему он тебя так интересует? Ты же сама должна знать его — ты же у него училась, даже уроки дополнительные брала. Если ты думаешь, что он откровенничает с коллегами, то ты ошибаешься — он с нами ведет себя примерно так же, как и с учениками, только взыскания не назначает, а ограничивается выговорами. Но ты же теперь не в школе, тебе директор не страшен, не так ли?

— Тедди, послушай, я никому этого никогда не говорила, и тебе бы не сказала, если бы не нуждалась в твоей поддержке.

— Ты пока мне ещё ничего не сказала, — напомнил ей Люпин.

— Не перебивай меня! — сердито сказала Лили, и наконец решилась. — Слушай, когда мы с ним занимались… Нет, не то… В общем, Тедди… Мне кажется, я его люблю.

Тедди так вылупил глаза, что они стали похожи на совиные, а волосы его на мгновение пожелтели. Он хотел было что‑то сказать, но Лили не дала ему вставить ни слова.

— Замолчи и слушай! Ты прав, никто не знает, что он за человек. А он — чудесный! Он умный, он способен на сильное чувство, он преданный, и он такой одинокий, такой несчастный, — кажется, Лили готова была расплакаться. — Тедди, почему никто не понимает этого?! Когда я ходила к нему на уроки, он был таким внимательным, таким заботливым… Я сперва не замечала этого, а потом… Знаешь, когда я закончила школу, я поняла, что жутко скучаю по нему. Сперва я думала, что это пройдет, но мне всё больше его не хватает. Он пишет мне такие письма… Такие трогательные, такие нежные…

Тедди не выдержал и изумленно переспросил:

— Он тебе пишет?

— Да! Очень часто! Ну, то есть, сперва это я ему писала — вопросы по учебе задавала, типа «мне не понятно, не могли бы объяснить», а он мне отвечал. А потом я уже не могла представить, что перестану ему писать… Это так странно…

— Лили, но он же… как бы это сказать… ну — совсем не молодой!

— Я знаю, Тедди, я всё знаю! Но не могу ничего поделать…

— А ты не думала, что он мог тебя как‑то околдовать? — подозрительно спросил Люпин.

— О боже, опять!… — Лили закатила глаза и откинулась на спину.

— Что опять? — удивленно вскинул брови Тедди.

— Ничего! — она снова села. — Нет, Тедди, не думала. Если бы он хотел, он бы давно мог околдовать кого угодно, при его‑то возможностях и мастерстве. Незачем было ждать столько лет…

— Ну, может, раньше у него такого желания просто не возникало…

— Тедди, не говори глупостей! — недовольно нахмурилась Лили. — Я уверена, он не стал бы этого делать. Мы с ним несколько раз говорили о разных приворотных зельях — ну, знаешь, в этом необходимо разбираться… Он считает это недостойным занятием, унижающим обе стороны. Он очень не одобряет приворотные зелья, хотя и разбирается в них очень хорошо. Впрочем, он хорошо разбирается абсолютно во всем, — Лили вздохнула и, помолчав, добавила: — Хотя если бы он действительно попытался приворожить меня, я бы, по крайней мере, знала, что он ко мне неравнодушен… А ведь именно об этом я и хотела тебя спросить…

— Ты хотела узнать у меня, не влюблен ли в тебя директор?! Да я не могу представить даже, что он может писать что‑то, кроме служебных записок и научных работ, а ты говоришь мне про нежные письма… — Тедди немного помолчал, а потом задумчиво сказал: — Хотя, с другой стороны, он всё‑таки мужчина, а ты — очень хорошенькая девушка, так что почему бы и нет?…

— Тедди, я серьезно!

— И я серьезно, — было видно, что Тедди окончательно оправился от первого потрясения и теперь пытался переварить то, что сказала ему Лили. — На самом деле, если допустить, что директор способен в кого‑то влюбиться, то ты — очень подходящая кандидатура. Ты умная, и ты всегда была… как бы это выразиться… очень серьезной, что ли? То есть ты рассуждаешь, как взрослый человек. Вряд ли его могла бы заинтересовать какая‑нибудь не в меру весёлая кокетка или жеманная красавица. Я думаю, что если он тебе действительно пишет какие‑то письма, то это не просто так.

Лили задумчиво смотрела перед собой.

— Знаешь, когда он застукал нас с Саймоном у озера, он жутко разозлился.

— Ну, он вообще всегда был «блюстителем порядка» и не терпел нарушения правил…

— Нет, тут было другое. Он выглядел как человек, которого оскорбили, нанесли личную обиду. То место, где мы с Саймоном сидели… это очень красивое место, и Снейп сам показал мне его. И было похоже, что он как будто бы ревнует.

— Снейп водил тебя прогуляться вокруг озера? — Люпин честно старался ничему не удивляться, но, похоже, у него это плохо получалось.

— Нет, не совсем. Это вышло как‑то случайно… Не важно! Важно, что он был зол именно на меня. Он отменил мои дополнительные уроки, а потом, по–моему, жалел об этом…

— Да у вас там, похоже, настоящий роман — с ревностью, ссорами и примирениями! Обалдеть! — Тедди рассеянно взъерошил волосы.

— Вот именно. Похоже на то… Только я уверена, что он мне никогда ни в чем не признается. Побоится получить отказ, да и вообще… Как ты думаешь, Тедди? — Лили умоляюще посмотрела на Люпина, как будто он мог как‑то повлиять на директора.

— Да я теперь вообще не знаю, что и думать… Но, похоже, ты права. Он и так, наверное, считает, что зашел слишком далеко. Вообще‑то он в последнее время действительно стал каким‑то странным. Как будто все время думает о чем‑то постороннем. Может, он и вправду влюблен в тебя?

— Знаешь, Тедди, я ему написала письмо… и завтра вечером мы встречаемся у него дома.

— Ты имеешь в виду, в Хогвартсе? — уточнил Тедди.

— Нет, у него есть дом, принадлежавший ещё его родителям. Он там давно уже не появлялся, но я знаю — он мне немного рассказывал о своем детстве, — Лили кивнула в ответ на очередной удивленный взгляд Люпина. — Как думаешь, у меня есть шанс?

— Ты что, собираешься вот так прямо пойти и сказать ему: «Директор, я вас люблю»?

— Не смей надо мной смеяться! — Лили неожиданно разозлилась. — Ты же только что сам сказал, что он никогда не сделает первый шаг. Значит, его должна сделать я.

— А если ты ошибаешься? Если ты неправильно его поняла?

— Значит, я буду выглядеть полной дурой…

— Я не про то. Я имею в виду — что, если ты ему напоминаешь… ну, понимаешь кого… Все же знают, что он был в неё влюблен, и дядя Гарри часто говорил, что ты на неё похожа…

— Я думала об этом, — вздохнула Лили, — но мне всё равно. Пусть даже так. Мне кажется, я могла бы сделать его жизнь не такой одинокой. По крайней мере, попробовать… Тедди, я ведь имею право так поступить?

— Право? — Тедди рассмеялся. — Конечно же, ты имеешь право любить кого хочешь и сказать о своей любви… Если всё будет хорошо, то замолви и за меня словечко?

— В смысле? — оторопело переспросила Лили.

— Ну, если директор тебя тоже любит, он ведь женится на тебе? Что ему помешает? Тогда и мне не придется бросать Хогвартс. Профессора обычно не имеют семьи, а Виктуар уже меня замучила своими вопросами. Так что мне приходится выбирать между Хогвартсом и Вики. А если директор сам будет женат, то и мне, наверное, разрешит сохранить работу после свадьбы, — закончил объяснять Люпин.

— Тедди, ты думаешь только о себе! — возмутилась Лили.

— Ладно, извини. На самом деле, ты молодец; ты смелая, добрая и красивая. И умная. А для него это, я думаю, очень важно. И ты любишь его. Если ему этого мало — то он дурак, и пусть дальше сидит один в своем подвале.

— Тедди, — с упреком сказала Лили, — ты же понимаешь, что это не так просто… Но всё равно, спасибо за поддержку… Если у меня ничего не выйдет, ты будешь вытирать мне слёзы? — печально улыбнулась она.

— Конечно, мы же друзья! — ответил ей Люпин.

— А если всё получится, ты вставишь за меня словечко перед папой и мамой? Им всё это, наверное, очень не понравится…

— Конечно, мы же друзья, — повторил Люпин и потрепал её по плечу.

— И никому не говори! — напомнила ему Лили.

— Да мне всё равно не поверят! Если бы я не знал тебя, я бы и сам решил, что это розыгрыш.

— Нет, Тедди, — снова вздохнула Лили, — всё всерьез… Ладно, иди, а то Вики будет ревновать. И спасибо за то, что выслушал меня!

Тедди ушел, а Лили ещё долго сидела в тишине, с трудом заставляя себя думать о чем угодно, только не о том, что случится завтра.

– 7 –

Получив письмо Лили с просьбой о личной встрече, Снейп был окончательно выбит из равновесия. Он гадал, чем могло быть вызвано её желание и почему она просила, чтобы о встрече никто не знал. В голову ему лезли предположения, одно нелепее другого. То он думал, что Лили попала в беду и нуждается в его помощи, то опасался, что она собирается выйти замуж и решила сообщить ему об этом, как другу. Снейп даже предположил, что она хочет попросить у него денег. Конечно, он был готов сделать для неё всё, что угодно, но почему‑то его преследовала мысль о том, что она просто хочет увидеть его.

Дом в Паучьем тупике был единственным гарантированно безлюдным местом, которое пришло ему в голову, и именно поэтому он предложил его для встречи. Правда, наутро он уже раскаивался в своем решении, вспоминая это мрачное заброшенное жилище.

Снейп никогда не любил свой старый дом и после смерти матери бывал здесь крайне редко. Тут и раньше было сыро, темно и неуютно, а теперь и подавно: всё давно обветшало, мебель рассохлась, а обои на стенах местами отставали. Теперь Снейп стоял посреди убогой гостиной и удрученно смотрел на результаты попыток придать помещению хоть сколько‑нибудь жилой вид.

Сперва он пытался справиться сам, не желая посвящать в свои планы никого, даже эльфа. Но его опыт использования хозяйственной магии был величиной, недалеко отстоящей от нуля. Всю свою жизнь он провел в Хогвартсе, где всю работу подобного рода выполняли домашние эльфы. Он с трудом вспоминал то, чему его учила в детстве мать, сама не слишком любившая работу по дому, и на ходу додумывал то, чего никак не удавалось вспомнить. В конце концов он всё‑таки позвал Винки, которая помогла ему убрать пыль, грязь и паутину, скопившуюся здесь за долгое время по углам, отмыть окна, почистить мебель и разобраться с немногочисленной посудой. Но даже после этого комната имела не слишком‑то гостеприимный вид. Мебель как была, так и осталась старой и неудобной; низкий потолок по–прежнему делал комнату похожей на склеп, а в воздухе, как и раньше, витал неизживаемый запах сырости и пыли, впитанный старинными фолиантами, стоявшими на книжных полках.

С горечью убедившись, что после приборки дом не стал уютнее, он отослал Винки обратно в Хогвартс, ещё раз оглядел комнату и передвинул диван поближе к камину, а перед ним поставил невысокий столик.

«Во всяком случае, теперь здесь хотя бы тепло», — с мрачной иронией подумал Снейп, глядя на пылающий огонь.

Он вспомнил, как много лет назад пару раз побывал в доме Поттеров в Годриковом Ущелье — в её доме. Тогда им пришлось вновь созвать Орден Феникса для борьбы с вышедшими из‑под контроля дементорами, и он довольно часто встречался с Гарри, в том числе и у него дома. Лили в то время была совсем маленькой девочкой, а Альбус–Северус только родился.

В просторных комнатах их дома было светло и всегда пахло чем‑то сладким, а Джинни каждый раз извинялась за беспорядок, собирая разбросанные повсюду яркие игрушки, детскую одежду и книжки.

«В этом смысле здесь полный порядок», — горько подумал Снейп. Кроме мебели в его старом доме оставались теперь только книги, которые он не счёл нужным забрать в Хогвартс, да та немногая кухонная утварь, что уцелела за годы небрежного обращения. Ему было стыдно, что по его милости Лили придется находиться в этом унылом месте, как стыдно было и признаться ей в том, что он здесь вырос.

Снейп поставил на столик котел, зажег под ним волшебный огонь и вылил туда бутылку красного вина. Потом он стал бросать в котел специи из принесенного с собой пакета.

Он сидел, глядя на медленно кипевшее в котле вино, когда в дверь наконец постучали. Снейп вскочил и быстро подошел к двери. Сердце его колотилось где‑то у горла, а ноги стали словно ватными. Он рывком открыл дверь и увидел Лили. Она стояла на пороге в темно–синем дорожном плаще с капюшоном, из‑под которого выбивались рыжие пряди. На её плечах лежали снежинки, и она была так красива, что Снейп на секунду замер в дверях, потеряв дар речи.

— Здравствуйте, профессор, — произнесла она со смущенной улыбкой.

Звук её голоса вывел его из оцепенения, и он наконец поздоровался и пропустил её в дом.

Она сняла плащ и оглянулась в поисках вешалки.

— Бросьте куда‑нибудь, — рассеянно сказал Снейп.

Лили прошла в комнату, положила плащ на диван и огляделась. Было видно, что она ожидала увидеть что‑то совсем иное, но тем не менее она вежливо сказала:

— Это и есть ваш дом, профессор? Здесь очень… мило.

— Здесь отвратительно, — поморщился Снейп. — Я прошу прощения, что пригласил вас сюда. Нам лучше было встретиться в Хогсмёде или где‑нибудь ещё…

— Нет–нет, всё в порядке, — поспешно успокоила его Лили. Она заметила стоявший на столике котел. — Это глинтвейн, да? Я бы не отказалась, честно говоря, — обожаю горячий глинтвейн, особенно после мороза.

— Это «Драконья кровь». Единственное, что здесь осталось приличного, — это винный погреб, — Снейп налил душистую темно–красную жидкость в две большие кружки. — Всё остальное не разваливается только потому, что я время от времени накладываю повсюду соединительные чары…

Пока Лили, закрыв глаза, вдыхала горячий аромат вина, он жадно разглядывал её. В школе, да и единственный раз в больнице, он видел Лили только в будничных форменных мантиях, с наскоро завязанными волосами, занятую в первую очередь учебой и работой, а не собственной внешностью. Теперь же перед ним была женщина, которая осознавала свою красоту и пользовалась ею. Обычную черную мантию сменило красивое темно–зеленое платье с глубоким вырезом; на открытой шее поблескивала тонкая золотая цепочка. Концы рыжих волос падали на плечи крупными локонами, и от неё пахло чем‑то чарующе нежным.

— Спасибо за ваш рождественский подарок, профессор, — поблагодарила Лили, открывая глаза и делая первый обжигающий глоток. — Мне очень не хватало этой книги.

— Не за что, — отмахнулся Снейп. — Я рад, если она вам пригодится.

В его голове звучала единственная мысль: «…Зачем она пришла?…» — но он не решался спросить об этом прямо.

— Как продвигаются ваши эксперименты с ядами и противоядиями? — поинтересовался он вместо этого.

Лили начала рассказывать о работе, которую ей доверили недавно. Было видно, что она гордится тем, что делает настоящее серьезное дело. А Снейп слушал её и, глядя, как она двумя руками держит горячую кружку, вспоминал, что точно так же она грела руки о чашку с чаем — вечность назад, когда еще была его ученицей. Это случилось вскоре после начала их занятий и послужило первым шагом к их сближению. Теперь они снова сидели вдвоем, как тогда, и он ощущал, что холод, сжимавший его сердце всё последнее время, постепенно уходит. Она казалась ему такой родной, такой близкой, и он вдруг почувствовал, что наконец вернулся домой после мучительного путешествия по бескрайней снежной пустыне.

Лили прервала свой рассказ, и Снейп понял, что должен что‑то ответить.

— Вы должны быть осторожны, Лили, — озабоченно произнес он. — Многие яды очень коварны, они способны проникать через кожу и действовать медленно и, до поры до времени, незаметно. Эта работа может быть по–настоящему опасной. Берегите себя, пожалуйста.

— Конечно, профессор, — ответила она.

— Вы можете не называть меня «профессор», я ведь больше не учу вас…

— Вряд ли я смогу, — сказала Лили, и вдруг, нежно улыбнувшись, посмотрела прямо ему в глаза. — Я так рада видеть вас, сэр… В общем‑то, за этим я и пришла — я просто соскучилась и хотела снова встретиться с вами…

Снейп почувствовал, что земля уходит у него из‑под ног; он падал в её глаза, словно окунувшись в Омут памяти… Но он удержался — и отвел взгляд.

— Да, — очень тихо сказал он, пытаясь взять себя в руки; перед глазами у него всё плыло, а к горлу поднимались волны то горячего, то холодного огня. — Я тоже… Мне тоже очень не хватало вас, Лили.

— Что же мне делать? — почти шепотом спросила Лили. — Теперь, когда вас нет рядом?

Она смотрела на него — он знал это, хотя и не решался поднять глаза, не смел пошевельнуться, боясь расплескать неосторожным движением то сладостное чувство, которое наполняло его до краев. Он всё молчал, а она всё смотрела на него…

Наконец она сказала:

— Профессор… Северус…

Он вздрогнул, когда она произнесла его имя; в это мгновение ему показалось, что она взяла его сердце и держит в своих руках.

Он не стал ничего говорить, боясь, что голос не послушается его, молча взял её руку и прижал тонкие нежные пальцы к своим губам.

— Даже если я ошиблась и увидела в ваших письмах больше, чем в них было на самом деле, — продолжала Лили, — я всё равно хочу, чтобы вы знали, что есть человек, которому вы очень дороги, и который… — она запнулась, — помнит о вас всё время.

— Нет, вы не ошиблись, — ответил он, закрыв глаза, — хотя в письмах в самом деле было гораздо меньше, чем должно было быть… Я не знаю таких слов… я не умею…

— Тогда мне придется научить вас, — мягко произнесла Лили. Она встала, повернула к себе его лицо, и он почувствовал её нежные губы на своих губах, её дыхание и аромат её волос. Он открыл глаза и провалился в ослепительную сверкающую бесконечность.

* * *

Они сидели на старом диване в гостиной. Он обнимал её за хрупкие плечи и целовал золотую макушку.

— Спасибо за урок, — улыбнулся Снейп. — Я даже представить не мог, что можно быть таким счастливым…

— Северус, прости меня… Прости за Саймона, и за всё остальное — мне так жаль, что я добавила тебе огорчений…

— Забудь… — мотнул головой Снейп, но воспоминания о пережитых муках ревности полоснуло его по сердцу холодным ножом. Он еще крепче прижал её к себе, как будто боялся, что кто‑то отнимет у него его сокровище. Но Лили продолжала:

— Знаешь, ведь это отчасти благодаря ему я решилась придти сюда.

— Вот как?

— Да. После того случая на озере мы начали всё время ссориться. Его всегда бесило, что я хорошо относилась к тебе. Я еще сама не понимала, а он уже тогда видел, что ты прочно обосновался в моем сердце. Он всерьез ревновал меня к тебе, хотя я считала это глупостью… Если бы он постоянно не напоминал мне про «моего обожаемого профессора», я бы, возможно, еще долго не смогла разобраться в своих чувствах… Знаешь, наша последняя встреча в больнице заставила меня на многое посмотреть другими глазами, и я многое поняла тогда. С тех пор мысль о том, что я действительно могу пойти к тебе, не выходила у меня из головы…

Снейп слушал её и с удивлением ощущал себя погруженным в такой непривычный для него мир чувств и страстей. «Люди живут в этом мире, — думал он с сожалением, — а я столкнулся с ним только сейчас, проведя всю жизнь в темных углах и прячась за книгами и пергаментами».

— Северус, я должна возвращаться домой, — неожиданно сказала Лили. — Уже поздно, родители будут спрашивать, где я пропадаю…

— Нет, — горячо зашептал он, — я никуда тебя не отпущу.

— Северус, я вернусь, обязательно. Завтра, хочешь?

— Я не доживу до завтра, — мысль о предстоящей разлуке была невыносима.

Она обвила руками его шею и заглянула в черные глаза.

— Теперь мы всегда будем вместе, я тебе обещаю. Но сейчас я должна идти. Ты же не хочешь, чтобы у меня были неприятности дома?

— Хорошо, — согласился он, но его руки продолжали скользить по её длинным волосам и узкой прямой спине. Наконец он нашел в себе силы отпустить её.

Оставшись в одиночестве, Снейп ещё долго не покидал этот дом, сидя с закрытыми глазами в старом кресле и вспоминая каждое её слово, каждый жест. Потом он отправился в Хогвартс, но не стал возвращаться через камин сразу к себе в кабинет, а вышел на улицу, аппарировал в Хогсмёд и пошёл в замок пешком, вдыхая морозный воздух и размышляя о том, что он будет делать дальше.

– 8 –

Наутро Снейп отправился в Гринготс. Граничившая с отчаянием мучительная безысходность, в которой он жил последнее время, и невозможность что‑либо предпринять, тяготили его, привыкшего всегда владеть ситуацией. Теперь же, когда Лили сделал первый шаг и дала ему возможность обрести почву под ногами, его охватило жгучее желание действовать самому.

Он зашел в банк и попросил служащего провести его в хранилище, где гоблины держали драгоценности, предназначенные для продажи. Он выбрал красивое золотое кольцо, изящное и нежное, как его Лили, украшенное небольшим изумрудом в точности такого же цвета, как её глаза.

— Прекрасный выбор, — одобрительно проворчал гоблин, пришедший с ним. — Очень хорошая работа. Это кольцо всегда будет приходиться своему владельцу точно в пору — это одно из свойств гоблинских колец такого качества. Кроме того, оно никогда случайно не упадет с пальца и не потеряется, а если его снять, то кольцо будет отзываться звоном на голос хозяина. Своим хозяином оно будет считать того, кто первым наденет его после покупки, так что смотрите, чтобы оно случайно не попало не в те руки, — лукаво ухмыльнувшись, сказал гоблин.

— Я позабочусь об этом, — сухо ответил Снейп.

— Будете платить наличными или снять с вашего счета? — тон гоблина сразу стал деловым.

— Снимите со счета, — бросил Снейп и вышел, спрятав кольцо в карман мантии.

Он еще немного прошелся по Косой аллее, разглядывая пеструю толпу волшебников, снующих из одного магазинчика в другой, любуясь на рождественские украшения, сверкающие в каждой витрине, а потом вернулся в Хогвартс, всё ещё сжимая в кармане коробочку с кольцом. Он долго бродил по окрестностям замка, думая о том, что вскоре ему, возможно, придется расстаться с этим местом, которое он всю жизнь считал своим настоящим домом. Это не пугало его — он знал, ради кого приносит эту жертву, — но легкая печаль всё же омрачала его душу, когда он смотрел на занесенное снегом озеро и темнеющие верхушки деревьев в Запретном лесу.

Вернувшись в замок, Снейп сразу же пошёл в кабинет директора и сел в кресло, спиной к столу и лицом к портрету Дамблдора.

— Я хочу вам кое‑что показать, профессор, — сказал Снейп, вынимая из кармана футляр и показывая кольцо Дамблдору. — Как вам нравится эта вещь?

— О, Северус… — удивленно протянул Дамблдор. — Ты всё‑таки решился! Я рад за тебя! В последнее время мне было больно смотреть, как ты страдаешь…

Снейп усмехнулся.

— Мне помогли. Я всё‑таки оказался не настолько смелым, чтобы решиться самому.

— Я горжусь тобой, Северус, — с чувством произнес Дамблдор. — Но ты ведь останешься с нами?

— Мне бы хотелось остаться в школе, но если это окажется невозможным — я готов покинуть свой пост. В любом случае, говорить об этом можно будет только после того, как я получу ответ от неё.

— Я желаю тебе счастья! — глаза Дамблдора светились радостью за своего коллегу. — Ты его заслужил.

Снейп убрал кольцо и предостерегающе мотнул головой.

— Сейчас еще рано желать мне счастья. Пока пожелайте мне удачи.

— Удачи, Северус! — произнес Дамблдор уверенно.

Снейп встал из‑за стола, подошел к камину и бросил в него горсть летучего пороха.

— Паучий тупик! — произнес он и шагнул в пламя.

Вернулся он как раз вовремя, чтобы успеть разжечь огонь и немного согреть холодную гостиную. Потом он вышел на улицу и стал ждать Лили.

Когда она с легким хлопком аппарировала на дорожку, ведущую к берегу реки, он сразу пошел к ней навстречу. Лили подбежала к нему и бросилась на шею.

— Северус, здравствуй! — радостно воскликнула она, целуя его.

Снейп быстро обнял её, но сразу отпустил и повел в дом.

— Что‑то случилось? — обеспокоенно спросила Лили.

— Весь мир перевернулся, а ты спрашиваешь, что случилось! — Снейп нервничал; его грызло нетерпение.

— Я имею в виду — что‑то случилось кроме того, что мир перевернулся? — рассмеялась Лили.

— Пойдем, — он провел её в гостиную и усадил в кресло у камина. Сам он остался стоять напротив, глядя в пол и кусая губы.

— Послушай, Лили… То, что случилось вчера… это полностью меняет всё в моей жизни. Ты ведь понимаешь это? — он быстро взглянул на неё и снова опустил глаза, словно опасаясь, что его взгляд помешает ей трезво рассуждать.

— Конечно, Северус! Ты же не думаешь, что я пришла, чтобы взять свои слова обратно? — кажется, его волнение смешило Лили.

— Нет, конечно, нет! Но ты подумала, что случится, если мы будем вместе?

— О чём ты говоришь, Северус? — она удивленно вскинула брови.

— Ты ведь знаешь, сколько мне лет… и как ко мне относятся люди… Ты же не собираешься всё время прятаться?

— Нет, конечно! — её голос звучал уверенно и спокойно.

— И ты понимаешь, что кто‑то обязательно скажет, что ты имеешь в наших отношениях корыстный интерес, а кто‑то будет говорить, что я тебя приворожил…

— Северус, мне всё равно, что будут говорить! Мы оба знаем, что всё это неправда.

— Да. Мы знаем.

— Северус, ты боишься? — она прищурила глаза и испытующе смотрела на него.

— Нет. Теперь я боюсь только потерять тебя. Но я должен быть уверен, что ты знаешь, что делаешь. Ты ведь еще такая молодая, — он смотрел на неё, и в его взгляде тревога смешивалась с нежностью.

— Я всё понимаю. Ты можешь быть во мне уверен, — твердо сказала она, но он снова опустил глаза и сделал несколько шагов по комнате.

— Хорошо. Очень хорошо, — произнес он, отбрасывая последние сомнения. Не мешкая больше, он подошел в Лили. — Тогда ты понимаешь, что у меня остается слишком мало времени, чтобы успеть отдать тебе всю мою любовь; чтобы сделать тебя счастливой. Я не могу тратить его на ожидание, — сказал он, встав перед ней на колено и протягивая кольцо. — Ты выйдешь за меня?

Лили потрясенно смотрела на кольцо, потом осторожно взяла его в руки. В какое‑то мгновение Снейп испугался, что испортил всё своей поспешностью. Но он чувствовал, что действительно не вынес бы промедления.

— Ты согласна? — не отводя глаз от её лица, спросил он.

— Конечно! — она с восхищением посмотрела на него. — Конечно, я согласна!

Снейп облегченно вздохнул, потом надел кольцо ей на палец и поцеловал её. Время снова остановилось, и он опять плыл в океане тепла и света, мечтая, чтобы этот миг никогда не кончался.

Потом они сидели у камина, глядя в огонь. Снейп держал Лили за руку и любовался её лицом, освещенным неярким светом пламени. Ему доставляла огромную радость та мысль, что теперь он наконец мог предложить ей что‑то большее, чем просто уроки или дружеские советы. Он думал о том, как будет баловать свою девочку, как он будет защищать и оберегать её; он окружит её своей заботой и любовью, и у них будет свой дом… Мысль эта была такой желанной и вместе с тем — такой нереальной, что он отогнал её от себя, боясь дразнить своё воображение.

Но Лили словно поняла, о чем он думает, потому что спросила:

— Мы будем жить здесь?

— Нет, конечно, нет, — быстро ответил он, с неприязнью оглядываясь вокруг.

— Мы могли бы здесь что‑то изменить. Всё‑таки это твой дом…

— Нет, изменить тут уже ничего нельзя, — покачал головой Снейп. — Этот дом насквозь пропитан взаимными обидами, упреками и разочарованием. Я не хочу, чтобы ты жила в нем. Ты достойна лучшего.

— Тогда где? В директорской башне?

— Возможно… Если я по–прежнему буду работать в Хогвартсе.

— Ты хочешь подать в отставку? — удивилась Лили.

— Не исключено, что мне придется это сделать… Обычно директора не имеют семьи.

— Но это совсем не обязательно, Северус! Я знаю, что прецеденты были, я читала об этом. Никто не сможет тебя снять с директорского поста только за то, что ты не хочешь оставаться один. И все женатые директора жили в директорской башне…

Снейп повернулся к ней и рассмеялся.

— Я вижу, что ты уже всё продумала! Ты сплела свою сеть и поймала меня в неё, и всё просчитала заранее!…

— Не смей так говорить, Северус! — смеясь, возмутилась Лили. — Ты знаешь, что я не делала ничего подобного. Я просто мечтала… и немного интересовалась… Я же имею право мечтать!

— Конечно. И я не имею ничего против того, чтобы быть пойманным тобой. Знаешь, чего я действительно хочу? — спросил он, немного помолчав, и в его голосе послышалось что‑то новое, чего раньше она никогда не замечала.

— Чего же? — с интересом спросила Лили.

Снейп немного помедлил. Ему было непривычно делиться своими тайными желаниями с кем‑либо. Но для неё легко было сделать исключение.

— У меня никогда не было другого дома, кроме Хогвартса. Я люблю замок, но он принадлежит многим поколениям волшебников, он для всех, понимаешь? А я хочу, чтобы у тебя был дом, в котором ты была бы хозяйкой. Только ты. Дом для тебя и для меня, — Снейп помолчал, а потом добавил: — И для наших детей.

Лили обняла его и нежно сказала:

— Ты всегда знал, чего я хочу. Ты всегда умел угадывать мои желания…

* * *

Снейп не предупредил министра о своем визите, и Кингсли был приятно удивлен, когда директор явился к нему в кабинет.

— О, Снейп! Какими судьбами? Давно тебя не видел. Что будешь пить?

— Сегодня я угощаю, — сказал Снейп, доставая из кармана мантии уменьшенную бутылку шампанского и применяя к ней увеличивающее заклинание.

— Шампанское? — удивился Кингсли. — Что, есть повод?

— Да, повод есть, — он открыл бутылку и налил два высоких фужера.

— И за что мы пьем? — спросил Бруствер, глядя на переливающиеся в бокале пузырьки.

— За будущую миссис Снейп.

Кингсли поднял брови и задумчиво кивнул.

— Да, это достойный повод. Я знаю её?

— Знаешь. Это Лили Поттер.

— О! — Кингсли выпил и поставил бокал на стол. — Что ж, поздравляю!

— Это всё, что ты можешь мне сказать? — язвительно спросил Снейп. Конечно, он не ожидал от Бруствера бурных восторгов, но полное отсутствие реакции его тоже несколько удивило.

Министр встал и подошел к окну.

— Полагаю, что ты уже достаточное количество раз сказал себе, что это безумная затея, так что здесь мне нечего добавить. Кроме того, я видел твоего богарта и допускал, что причиной твоей меланхолии вполне могла быть женщина — благо, сам я с ними на своем веку пообщался немало. Да и чем еще мог так напугать тебя такой красавчик, кроме того, что он оказался твоим более удачливым соперником… Но, на самом деле, я действительно рад за тебя. И насколько я знаю Лили, вы с ней друг друга стоите.

Снейп тоже допил вино и теперь смотрел на Кингсли.

— Помнишь, ты говорил, что если мне когда‑нибудь понадобится твоя помощь, то я могу к тебе обратиться?

Кингсли кивнул.

— Так вот, она мне наконец понадобилась. Прежде всего, я хочу узнать, не будешь ли ты возражать против того, чтобы директор Хогвартса имел семью.

— Нет, — ответил Кингсли, — в уставе на этот счет ничего не сказано, и, думаю, ты знаешь, что прецеденты такого рода были.

— А попечительский совет?

— Полагаю, эту проблему мы тоже решим. Они считают тебя неплохим директором, и вряд ли кто‑то будет категорически против.

— Отлично. Тогда я хотел бы тебя спросить вот о чем. Насколько тебе известно, предыдущие женатые директора жили в директорской башне. Однако это были пожилые пары. А Лили еще молода — и я надеюсь, что у нас будут дети. Мне бы не хотелось, чтобы они росли прямо в школе. Одним словом, я хочу попросить тебя позволить мне построить дом рядом с замком, — увидев, что Бруствер нахмурился, Снейп добавил: — Хагрид ведь живет на территории школы?

— Ты же понимаешь, то, в чем живет Хагрид, можно назвать домом весьма условно. Тебе же наверняка потребуется нечто более внушительное…

— Ну да, — усмехнулся Снейп. — Хотелось бы, чтобы там могла поместиться взрослая тигуана, — он видел, что хочет слишком много: жениться, остаться в замке, да еще получить собственное жилье… — Ты же понимаешь, что большую часть времени я всё равно буду проводить на работе. Но я хочу быть уверен, что Лили где‑то рядом и с ней всё в порядке.

Кингсли задумчиво смотрел на Снейпа: было видно, что он подыскивает компромисс, который устроил бы всех. Наконец он сказал:

— Я думаю, что при необходимости смогу добиться разрешения на строительство частного дома в Хогвартсе. Но это потребует времени и определенных усилий. Есть другой, гораздо более простой путь. Мы можем построить дом для директора школы. Формально ты не будешь являться его владельцем, но фактически он будет в твоем полном распоряжении — пока ты остаешься директором. И я надеюсь, что это продлится еще достаточно долго, — закончил он, выразительно посмотрев на Снейпа.

Снейп понимал, что Кингсли искренне хочет ему помочь. И если учесть, что он действительно хотел слишком многого, то предложенный вариант вполне устроил бы его… если бы не одно «но».

— Значит, после моей смерти этот дом не останется ей?

— Полагаю, что к этому времени ты успеешь построить другой дом. Ты же понимаешь, что в этом случае жить рядом со школой ей будет совсем не обязательно… Если конечно, она не согласится занять потом твое место, — усмехнулся Кингсли.

— Сколько уйдет времени на постройку дома?

— Квалифицированные волшебники могут закончить дело за пару месяцев. Мне будет нужен подробный план…

— План будет. И подходящее место я уже нашел.

Снейп достал из внутреннего кармана мантии сложенный вчетверо лист плотной бумаги и развернул его. Это была карта Хогвартса, больше похожая на ожившую фотографию, сделанную с высоты птичьего полета. Над замершим Запретным лесом кружили миниатюрные копии фестралов, а из озера время от времени высовывались щупальца гигантского кальмара.

— Вот здесь, — он показал на небольшой участок земли, полого спускавшийся от западной стены замка к берегу, недалеко от той площадки, с которой они с Лили смотрели на погружающийся в ночь Хогвартс.

— Ладно, я найду тебе человека, который займется этим, — кивнул Кингсли.

— И последнее, — Снейп сложил карту и спрятал её обратно под мантию. — Ты будешь моим шафером?

— Когда?

— Мы хотим сделать всё быстро и незаметно. И я пока еще никому, кроме тебя, ничего не говорил.

Бруствер слегка нахмурился и о чем‑то задумался. Снейп выжидательно смотрел на него. Он не ожидал, что с его последней просьбой возникнут какие‑то проблемы.

— Шафером твоим я, конечно, буду, тут даже говорить не о чем, — заверил его Кингсли. — Но вот насчет «быстро и незаметно»… Конечно, решайте сами, но я бы не советовал тебе поступать таким образом. Это будет выглядеть так, как будто вы прячетесь. Она уже совершеннолетняя, — он бросил на Снейпа вопросительный взгляд, и тот кивнул ему в ответ, — так что вы не делаете ничего незаконного или предосудительного. И ты не воздействовал на неё никакими средствами… Ты ведь не воздействовал? — Кингсли усмехнулся в ответ на гримасу Снейпа. — И не забывай, что ты — официальное лицо, директор школы, да и Лили тоже, прямо скажем, девушка из известной семьи. Так что всё должно быть обставлено должным образом и выглядеть достойно. Это я тебе говорю, как старый дипломат.

— Ты же знаешь, я терпеть не могу официальных сборищ…

— Тебе не придется ничего выдумывать — для подобных церемоний существует протокол. Если ты будешь следовать ему, то всё пройдет нормально. Кроме того, ей наверняка будет досадно остаться без подвенечного платья, свадебного торта и моря цветов.

— Она готова на это.

— Конечно, она готова, но когда её подружки тоже начнут выходить замуж, не исключено, что она начнет жалеть о том, у неё отсутствовали все эти… приятные мелочи. Кстати, в твоем распоряжении целая школа, где ты будешь чувствовать себя хозяином и сможешь устроить всё так, как тебе захочется.

— Да, школа, набитая толпами учеников… — Снейп, усмехнувшись, посмотрел на Кингсли.

— Перенеси свадьбу на лето. Или ты хочешь всё и сразу?… — Кингсли сел и налил им еще по бокалу. — В конце концов, нужно дать её родителям достаточно времени, чтобы они успели выйти из коматозного состояния после того, как узнают, за кого собирается их дочь…

Снейп некоторое время молча смотрел на министра, обдумывая результаты их разговора.

— Что ж, на лето так на лето. Но с домом не тяни, пожалуйста, я на тебя рассчитываю.

– 9 –

— Что это?! — брезгливо поморщившись, Снейп смотрел на огромное сооружение, покрытое толстым слоем крема и невероятным количеством марципановых розочек.

— Это торт, Северус! — удивленно ответила Лили. — Ты что, никогда не видел тортов? Из лучшей кондитерской на Косой аллее; говорят, их торты доставляют через Международную каминную сеть прямо из Франции. Ты подаришь его моей маме.

— Ты представляешь, как по–идиотски я буду выглядеть с этим кошмаром в руках? — недовольно скривился Снейп. — Есть же нормальная английская еда: пудинги, там, пироги, шоколадные лягушки, в конце концов…

— Ты же не собираешься дарить маме шоколадных лягушек? — рассмеялась Лили. — Вспомни еще про блевальные батончики дяди Джорожа… Вот тогда бы мы точно выглядели в лучших семейных традициях…

— Ненавижу крем, — с отвращением сказал Снейп, бросая на торт очередной испепеляющий взгляд. — Он напоминает мне слизь винторогих жаб…

— Тем лучше — нам больше достанется, — спокойно парировала Лили. — Северус, понимаешь, очень важно произвести приятное впечатление именно на маму. Папа, конечно, будет кипятиться, но потом наверняка успокоится и будет жалеть о том, что наговорил глупостей.

Снейп скептически скривил губы.

— Но мама, — продолжала Лили, — всегда неплохо относилась к тебе. Насколько я понимаю, у неё не было таких проблем с зельеварением, как у отца, и наезжал ты на неё гораздо реже, и потом, она говорила, что ты даже один раз рисковал подставиться, чтобы избавить её от неприятностей.

— Я?! Когда это? — Снейп явно не понимал, что она имеет в виду.

— Ну, как же, помнишь, когда она стащила из твоего кабинета поддельный Гриффиндорский меч, а ты вместо наказания отправил её на прогулку с Хагридом. Это ведь могло вызвать подозрение.

— Уверяю тебя, в этом не было ничего личного! Кроме того, с моей точки зрения, прогулка с Хагридом — тоже своего рода наказание.

— Ладно, дело не в этом, — примирительно сказала Лили, — главное, что мама может всегда привести папу в нужное расположение духа. В итоге всё всегда получается так, как решила она. Не знаю уж, как ей это удается…

— Очевидно, это наследственное, — заметил Снейп. — Молли всегда отличалась тем же.

— И пожалуйста, Северус, помни о том, что сегодняшний визит — всего лишь дань приличиям, — сказала Лили, убирая торт в коробку. — Он никак не может повлиять ни на наше решение, ни на моё отношение к тебе.

Мама с папой встретили их на пороге и выглядели слегка озадаченно. Из гостиной выглядывала любопытная мордашка Фредерики.

— О, профессор!… Рады вас видеть! — приветливо, хотя и не без удивления, сказала Джинни. — Какой чудесный торт!

— Это вам, — Снейп явно спешил отделаться от совершенно не нужного ему «украшения».

— Мы, честно говоря, не ожидали, — рассеянно сказал Гарри.

— Лили не предупредила вас?

— Ну, она сказала, что придет не одна, — объяснила Джинни, — но мы думали, что она собирается наконец‑то познакомить нас со своим загадочным молодым человеком, у которого проводит почти все вечера… А оказалось, что она пригласила вас.

— Да, она пригласила меня, — задумчиво подтвердил Снейп.

Они сели пить чай, но непринужденного разговора как‑то не получалось. Мама с неестественной улыбкой рассказывала Снейпу об успехах Лили в университете; профессор, знавший о её успехах гораздо больше, отвечал довольно односложно. Папа откровенно скучал, а Лили нервничала и слегка сожалела о том, что они не позвали с собой Кингсли, который предлагал Северусу свою моральную поддержку и наверняка смог бы отлично разрядить обстановку.

Одна лишь Фредди была вполне счастлива, украдкой отковыривая с торта розочки и отправляя их попеременно то себе в рот, то в пасть ползавшей под столом тигуане.

Северус просил Лили не вмешиваться в его разговор с её родителями, опасаясь, что она будет черезчур горячиться, но теперь ей казалось, что если она не вмешается, то никакого разговора вообще не получится, и решила слегка добавить динамики.

— Мама, — неожиданно сказала она, — вообще‑то профессор пришел по делу.

Посмотрев на маму, она заметила в её глазах странно подозрительное выражение.

Снейп метнул в Лили предостерегающий взгляд, но, очевидно, понял, что дальше оттягивать разговор просто не имеет смысла.

— Да. Я действительно пришел по делу. Я… Мы хотели сказать, что я сделал Лили предложение, и она согласилась принять его, — с каменным выражением на лице произнес он.

Лили увидела, как при этих словах мамины глаза округлились, а на папином лице почему‑то появилась нелепая улыбка.

«Ничего не скажешь, очень романтично», — подумала Лили, пихая под столом ногой то ли сестру, то ли тигуану, чтобы та перестала вертеться и толкать её.

— Вы предложили ей работать в школе? — спросил наконец папа.

— Нет, — с необычным для него терпением ответил Снейп, — я предложил ей выйти за меня замуж.

Улыбка сползла с папиного лица, но менее нелепым его выражение от этого не стало.

— И она согласилась?

— Да, она согласилась, — всё так же спокойно подтвердил Снейп.

— Лили, это правда? — сказанное явно никак не укладывалось в голове у Гарри.

— Да, папа, — сказала Лили, подумав о том, что нужно, наверное, очень не хотеть верить в услышанное, чтобы так долго требовать разъяснений к такой простой фразе.

— Но вы же понимаете, профессор, что она еще слишком молода для этого, — Гарри поерзал на стуле, как будто ему стало неудобно сидеть.

— Она совершеннолетняя, — невозмутимо констатировал Снейп.

Лили взглянула на маму, ожидая её реакции, но Джинни молчала.

— Я буду старше, чем мама, когда она вышла за тебя, — возразила Лили. — Мама тоже была очень молодой, и это ей никак не помешало.

— Да, — повысил голос Гарри, — но между нами не было разницы в сорок лет.

Снейп закусил губу и опустил глаза. Лили поняла, что его терпение подходит к концу.

— И потом, я уверен, что вы повлияли на её решение, — продолжал Гарри.

— Что вы имеете в виду? — резко сказал Снейп, привстав на стуле и сунув руку в карман за палочкой.

— Да то, что у вас было больше чем достаточно возможностей, чтобы околдовать неопытную девочку, да просто одурачить её!

Гарри резко вскочил и выхватил палочку. Но Снейп оказался быстрее. Гарри еще не успел открыть рта, как его палочка, описав широкий полукруг, упала на пол.

— Гарри, прекрати!

— Северус, прекрати! — закричала Лили одновременно с матерью.

Джинни вскочила со своего места:

– Accio! — палочка Гарри оказалась в руке у Джинни. Она положила её на стол подальше от мужа и требовательно протянула руку к Снейпу:

— Профессор!…

К огромному удивлению Лили, Снейп, хотя и неохотно, но отдал Джинни свою палочку.

— Сядьте! — резко сказала она. — Устроили тут балаган! Это дом, а не дуэльный клуб!

Мама стояла, тяжело дыша и бросая негодующие взгляды то на Гарри, то на Снейпа. В этот момент она действительно чем‑то напомнила Лили бабушку Молли, причем это «что‑то» относилось скорее к выражению её лица, чем к его чертам.

— Фредди, иди к себе в комнату! — велела она младшей дочери.

Фредди неохотно поплелась за дверь, а мама наконец села и, сложив около себя все три палочки — свою, папину и Снейпа, холодно сказала:

— Насколько я поняла, у вас уже всё решено и наше согласие ни на что не влияет?

Видимо, с Джинни Снейпу было говорить легче, чем с Гарри, и теперь он обращался именно к ней.

— Боюсь, что всё действительно именно так. Но ваше согласие влияет на многое. Оно влияет на ваши дальнейшие отношения с дочерью. Очень не хотелось бы, чтобы они испортились, после того как мы поженимся.

— Наши отношения могут испортиться прямо сейчас, — задиристо сказал Гарри.

— Послушайте, Поттер, я не могу предоставить вам никаких доказательств того, что не применял к Лили магических воздействий, — сухо сказал Снейп, — так что вам придется поверить мне на слово.

Лили было невыносимо видеть, что Северус вынужден оправдываться и выслушивать оскорбления от её же собственных родителей. «Лучше бы я сама им всё сказала, — подумала она. — Поорали бы друг на друга — и всё. Не в первый раз. Зато ему не пришлось бы унижаться».

Лили перевела взгляд на маму: она надеялась, что та её всё‑таки поддержит. И Джинни наконец решила, что пришло время для её последнего слова.

— Гарри, послушай. Лили действительно уже совершеннолетняя, — сказала она, — и вправе решать самостоятельно, как ей поступить. К тому же, она достаточно упряма, и мы оба знаем, что пытаться переубедить её бесполезно. Так что давай не будем устраивать скандал: нам всё равно придется рано или поздно смириться с происходящим. Надеюсь, профессор, — сказала она, поворачиваясь к Снейпу, — вы понимаете, что мы не в состоянии относиться к вам как к сыну… Думаю, вам этого и не нужно.

Снейп слегка усмехнулся, а Лили не выдержала и прыснула в кулак.

— Во всяком случае, — подытожила Джинни, наградив хихикающую Лили одним из своих фирменных испепеляющих взглядов, — хорошо хоть, что вы не сообщили нам о свадьбе уже после того, как она произошла… Надеюсь, Лили будет с вами счастлива.

В голосе Джинни послышалось некоторое сомнение, но, по крайней мере, больше никто не ругался и не пытался драться, так что мама вернула отобранные палочки их владельцам, и дальше началось обсуждение всяких подробностей: где жить, когда свадьба, и прочие детали, о которых Лили вполне могла бы рассказать сама и не мучить больше Северуса, которого этот разговор явно тяготил.

Довольно скоро Джинни дала Снейпу понять, что ему пора уходить, и его фактически выставили за дверь, попрощавшись сухо, но всё же вежливо.

Она выскользнула вместе с ним на улицу, пообещав родителям, что вернется «через минутку».

— Всё прошло отлично! — заверила она Снейпа. — Могло быть гораздо хуже.

— Да уж… — усмехнулся он. — Не буду утверждать, что этот вечер был самым кошмарным в моей жизни, но в первую двадцатку он наверняка попадет. Извини, что я тебя тут оставляю, но ты же сама видишь, что мое присутствие ничем не поможет…

И он, и Лили прекрасно понимали, что для неё это далеко не конец разговора с родителями, а, скорее, начало. Но Лили это не слишком пугало. Теперь, оставшись с ними один на один, ей будет даже легче. Она сможет не стесняться в выражениях и доходчиво объяснить папе и маме, что им нужно более уважительно относиться и к её выбору, и к её будущему мужу.

— Со временем они привыкнут, Северус, и вы будете… ну, не друзьями, конечно, но, по крайней мере, они не будут на тебя так реагировать.

— Тебе пора, замерзнешь, — он обнял её за плечи. — Пришли мне утром сову.

Она кивнула, и Снейп, пройдя несколько шагов по садовой дорожке, дезаппарировал.

Тогда Лили глубоко вздохнула и вернулась в дом.

Мама, судя по всему, убирала посуду, потому что из столовой в кухню пролетали чашки, но отец по–прежнему стоял в коридоре, скрестив руки на груди, и воинственно сверкал очками.

— Лили, ты вообще соображаешь, что делаешь? — снова начал он. — Ты понимаешь, сколько ему лет?

— Пап, у тебя есть ещё какие‑нибудь претензии к Северусу, кроме количества его лет? — Лили была настроена решительно и не собиралась никому, и уж тем более — папе, позволять запугивать её.

— Да у меня масса претензий! Что ты вообще в нем нашла?! — Гарри проводил недовольным взглядом медленно проплывшее мимо него блюдо с остатками торта.

— Гарри, я хочу, чтобы Лили помогла мне с посудой, — категорично сказала мама, внезапно появившаяся в гостиной. — А ты пока пойди, убери из спальни метлу. Ей там не место, я тебе уже миллион раз говорила.

Отец недовольно заворчал и потащился наверх, а Лили пошла за мамой на кухню. Как выяснилось, с посудой всё было уже в порядке: чистые тарелочки из‑под торта стояли на полке, чашки тихо позвякивали, моясь в раковине, а в окно влетела скатерть, которая стряхивала с себя в саду крошки.

Мама в хозяйственных делах была мастером. Хотя у них и был домашний эльф, Кикимер, она старалась не загружать его лишней работой, поскольку он был уже слишком стар, и использовала его в основном в качестве повара, так как готовил он блестяще.

На всякий случай Джинни закрыла дверь на кухню, села за стол и некоторое время молча смотрела на стоящую перед ней Лили, которая, в свою очередь, тоже готовилась к серьезному разговору… Это тебе не папа, тут кричать нет смысла. Зато есть шанс, что мама постарается её понять.

— Ты действительно любишь его? — спросила наконец Джинни.

— Да, — прямо ответила Лили.

— Ты уверена, что по части магии всё чисто?

— Абсолютно.

— Хорошо… — Джинни вздохнула. — Тогда делай как знаешь.

Через минуту она вдруг наклонила голову и тихо рассмеялась.

— Нет, я всегда предполагала, что твой выбор будет эксцентричным, — сказала она, — но чтоб настолько… Такого мне в самом деле было не представить.

— Мама, ты не знаешь его! — вспыхнула Лили.

— Возможно. Я даже могу допустить, что ты его знаешь. Но я хочу сказать тебе вот что: у тебя еще есть время. Присмотрись к его привычкам. В конечном итоге, вся жизнь строится из мелочей, из маленьких деталей. Человек может быть сколько угодно хорошим: умным, добрым, красивым, — но когда начинаешь с ним жить всё время, эти мелкие привычки, вылезающие то тут, то там, как злобные пикси, способны доводить до бешенства. И если он — ну, я не знаю… — храпит, или разбрасывает везде свои котлы и склянки из‑под зелий, или всегда оставляет ложку в банке с вареньем, или, например, таскает метлу в спальню… Что за идиотизм — метла в спальне! — повысила голос Джинни, чтобы её было слышно через закрытую дверь. — Эта дурацкая школьная привычка держать метлу под кроватью! Метла пылится, царапается, тормозной механизм портится… Есть же специальная кладовая, с удобными креплениями для мётел… Ладно, — махнула она рукой, — это бесполезно… Так вот, если в нем действительно есть нечто, ради чего ты готова терпеть все эти досадные мелочи, тогда, возможно, у вас что‑то получится… Только обещай мне, что если ты разочаруешься, то не останешься с ним из жалости. Это никому не нужно, и в первую очередь — ему самому.

Лили согласно кивнула. Мама явно надеялась, что Лили перебесится и изменит свое решение, но действовала гораздо более тонко и дипломатично, чем папа. Она словно незаметно подталкивала её к трясине сомнений и скептицизма, пытаясь охладить её пыл весьма прозаичными, хотя, возможно, и верными рассуждениями. Но спорить с ней Лили не собиралась. Ей нужно было погасить конфликт, а все проблемы, которые неизбежно рано или поздно возникнут, они с Северусом будут решать только вдвоем.

— Мамочка, спасибо тебе за понимание! — сказала Лили, нежно чмокнув Джинни в щеку.

— Не уверена, что я тебя понимаю… — задумчиво сказала Джинни. — Дело не в этом. Просто я хорошо знаю твое упрямство и не хочу, чтобы твоя гордость не позволила тебе обратиться к нам за помощью, если она тебе понадобится.

— Зачем мне может понадобиться ваша помощь? — недоуменно спросила Лили.

Она была уверена, что за помощью любого рода она теперь будет обращаться только к Северусу. Никто не понимал её так, как он, и никто лучше него не знал, что ей нужно.

— Лили, он действительно уже очень немолодой. И, учитывая его боевое прошлое, вовсе не факт, что он проживет долго. Это не значит, что я этого хочу, — поспешно сказал она, когда Лили, шумно втянув воздух в легкие, приготовилась возражать. — Но если это случится, то… Хорошо, если ты будешь одна. А вдруг у вас родится ребенок? — в голосе Джинни явно слышалось сомнение, но тем не менее она продолжила: — Тогда тебе понадобится наша помощь, и я не хочу, чтобы ты сжигала все мосты…

— Насколько я знаю, у Северуса пока нет проблем со здоровьем, — холодно сказала Лили.

— Насколько я знаю, — усмехнувшись, ответила Джинни, — с него станется не распространяться о таких вещах, особенно в твоем присутствии. Лили, это естественный ход жизни, и нарушить его нельзя.

«Да? Ну, это мы еще посмотрим!» — подумала Лили, но вместо этого сказала:

— Значит, ты предпочла бы, чтобы я вышла за кого‑то другого?

— Разумеется, да, — подтвердила Джинни. — Но я уже сказала тебе: ты имеешь право решать сама, и я стараюсь уважать твое решение.

— А папа?

— Я поговорю с ним, — устало вздохнула Джинни. — Но сейчас, думаю, лучше оставить его в покое: ему нужно время, чтобы прийти в себя, потому что для него это, конечно, был удар ниже пояса… Да и я, пожалуй, пойду лягу спать, — сказала Джинни, и Лили показалось, что мама всё еще втайне надеется, проснувшись утром, обнаружить, что всё случившееся приснилось ей в кошмарном сне.

– 10 –

Конечно, нужно было думать о предстоящем зачете по взаимодействию заклятий, очень трудном и важном. Но почему‑то в голову лезли совсем другие мысли: прощальный поцелуй на пороге, дом у озера, и серебристо–белая мантия, которую она видела в лавке у мадам Малкин на прошлой неделе.

Лили бросила бесплодные попытки читать учебник и прислушалась к раздававшимся из гостиной неожиданно громким голосам, недоумевая, кто это может шуметь в столь поздний час. Она уже хотела встать из‑за стола и спуститься вниз, чтобы выяснить, что происходит, но в этот момент на лестнице послышались торопливые шаги, дверь в её комнату открылась и на пороге появился отец.

Папа зашел в комнату даже не постучавшись; за его спиной стоял дядя Билл.

— Что случилось? — не слишком приветливо сказала Лили, не ожидавшая такого бесцеремонного вторжения.

— Лили, дядя Чарли попал в беду. Нам нужна твоя помощь, — с порога сказал отец.

Лили мгновенно посерьезнела и поднялась из‑за стола.

— Может, лучше обратиться в больницу? Я ведь еще учусь и не знаю всего, что может понадобиться… — несмотря на неуверенный тон, она уже была готова идти с отцом и дядей.

— Нет, ты меня не так поняла… — отец немного смешался. — Чарли попал под заклятие, и я хотел бы, чтобы ты попросила своего… в общем, профессора Снейпа… посмотреть его.

— Снейпа? Папа, вообще‑то уже поздно, — возразила Лили. — Я же не могу заявиться к нему в школу среди ночи…

— Ты же постоянно таскаешься к нему в Паучий! Что тебе мешает пойти в школу? — раздраженно сказал Гарри.

Честно говоря, Лили и сама не знала, что ей мешает это сделать. Просто они никогда не встречались в школе после того, как она закончила учебу.

— Он, наверное, уже спит… — неуверенно произнесла Лили.

— Лили, — Билл вышел вперед, и она заметила, что лицо у него испуганное и необычно бледное, — речь идет о жизни и смерти…

— Хорошо, — Лили наконец поняла, что дела обстоят серьезно, так что стесняться и церемониться сейчас не время.

— Иди через камин, — предложил Билл.

— Не стоит. Я могу быстрее, — ответила Лили и вызвала патронуса. Серебристая пантера скользнула в окно, и через несколько мгновений Лили уже видела комнату Северуса.

Снейп еще не спал. Лежа в кровати, он читал «Вестник целителя». Вместо привычной черной мантии на нем был такой же черный халат. Оторвавшись от журнала, он удивленно смотрел на возникшего перед ним патронуса.

— Северус, извини, что я так врываюсь… Папа сказал, что дядя Чарли попал под проклятие. Они просят тебя помочь ему. Дядя Билл говорит, всё очень серьезно.

Голос Лили звучал испуганно. Чарли был её любимым дядей, и теперь она сама начала переживать за него.

— Хорошо. Он у вас дома? — не тратя время на лишние рассуждения, Снейп поднялся с кровати, слегка покосившись на стоящего перед ним патронуса.

— Он у нас? — спросила Лили у отца.

— Нет, он в Норе, — ответил Гарри. — Пусть идёт прямо туда.

— Он в Норе.

— Хорошо, — еще раз повторил Снейп. — Я буду там через пять минут.

Через пять минут Лили вместе с мамой, Биллом и отцом выходили из камина в гостиной Норы. Сразу же следом за ними показался Северус, на ходу заканчивая застегивать мантию и отряхивая пепел.

— Где… — начал он, и тут же понял, где…

Чарли лежал на диване. Лили, даже после практики в больнице, в первый раз увидела человека, попавшее под серьезное темномагическое проклятие. Чарли лежал неподвижно, но его поза не была расслабленной, как у спящего или потерявшего сознание человека. Мышцы его были словно скручены судорогами, а лицо казалось даже не белым, а восковым. Рядом с ним стояли Артур, Молли и Джордж.

Снейп коротким кивком поприветствовал их и быстро подошел к Чарли. Он сел на стул рядом с диваном, взял Чарли за руку, а другую руку положил ему на лоб и пристально уставился в его безжизненное лицо, покрытое каплями пота.

— Кто‑нибудь знает, что случилось? — спросил он, не оборачиваясь.

— Да. Я был с ним, — ответил Билл дрогнувшим голосом. — Это я виноват…

Казалось, Билл сейчас заплачет, и видеть это было так же ужасно, как и неподвижно лежащего Чарли.

— Мистер Уизли, мне нужны факты, а не эмоции, — жестко сказал Снейп. — Тогда, возможно, плакать будет не нужно.

— Да… — Билл взял себя в руки и принялся излагать факты: — Наши люди нашли древнее захоронение в Ирландии. Предварительная разведка показала, что его охраняет дракон. Я позвал Чарли: думал, он сможет помочь… — Билл на секунду запнулся. — А потом, когда появился дракон, со всех сторон посыпались проклятия. Они как будто были расставлены там, как ловушки. Вот…

— Вы были там вдвоем? — удивленно спросил Снейп.

— Нет, там было ещё двое ликвидаторов, но они дезаппарировали, как только всё это началось. А Чарли был занят драконом, и мы не успели убраться оттуда сразу. Я притащил его сюда, как только смог…

Снейп слушал рассказ Билла, а сам медленно проводил рукой с волшебной палочкой вдоль тела Чарли. Вдруг его рука замерла, и Снейп, взглянув на Билла, быстро спросил:

— Как выглядело проклятье?

— Как будто возле земли взорвался светящийся шарик, из которого во все стороны расходились такие фиолетовые… типа молний…

Снейп едва заметно кивнул, словно ожидал услышать именно это.

— И как прошла молния?

— Что? — не понял Чарли.

— Как эта молния прошла сквозь его тело? — раздраженно переспросил Снейп. — В каком направлении?

Билл растерянно заморгал глазами.

— Я не знаю, профессор… — ответил Билл, и Лили вдруг подумала, что этот взрослый, очень мужественный человек на мгновение стал похож на не выучившего урок ученика.

Снейп убрал руку от Чарли, встал и подошел к Биллу.

— Мистер Уизли, — очень серьезно сказал он, — ваш брат попал под весьма редкое направленное проклятие исключительной силы. Если не принять срочных мер, то меньше чем через сутки он умрет.

Когда он произнес эти слова, Молли тихо вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Я могу помочь ему, но только при условии, что буду знать направление действия проклятия. Если я начну снимать проклятие не в том направлении, то он умрет немедленно. Поэтому мне придется применить к вам легилименцию, мистер Уизли.

Билл поморщился, но кивнул в знак согласия.

— Конечно, профессор.

Снейп усадил Билла на стул и встал перед ним, направив на него свою палочку.

– Legilimens! — скорее угадала по легкому движению губ, чем услышала, Лили, и Северус, наклонившись над Биллом, уставился прямо ему в глаза. Билл инстинктивно отшатнулся, но профессор не разрывал контакта.

Вдруг Билл возмущенно закричал:

— Эй, что вы делаете? Не смейте сюда лезть! — и грубо оттолкнул Снейпа с такой силой, что тот чуть не упал.

Лили испугалась, что профессор сейчас просто развернется и уйдет, но он только раздраженно спросил:

— Вы хотите спасти своего брата?

— Да, — сдавленно ответил Билл, — но это… Это не для вас.

— Ну так помогите мне! Покажите мне то, что нужно, и мне не придется шарить в вашей голове, натыкаясь на всякую… — Снейп сделал неопределенный жест свободной рукой. — Поверьте, мне это совсем не интересно, — немного спокойнее добавил он.

— Ладно, давайте еще раз, — неохотно согласился Билл, и Снейп снова наставил на него волшебную палочку. Довольно скоро нужная информация, как поняла Лили, была получена, потому что Северус отошел от Билла и снова сел рядом с Чарли.

Все родственники, собравшиеся в этой комнате, замерев, смотрели на него. Лили вдруг обратила внимание, что откуда‑то появился Рон. Она даже не заметила, как и когда он сюда попал, но теперь почти вся семья Уизли стояла около Чарли.

Да этого момента Лили была уверена, что противодействие Темной магии — это именно то, чему профессор учил их на уроках защиты: патронусы, контрзаклятия, дуэли, сражения с разного рода вредоносными магическими существами. Она, конечно, знала о Непростительных заклятиях, но их действие подчинялось примерно тем же законам, что и действие простых.

Но то, что делал сейчас Снейп, не было похоже ни на что из того, с чем Лили сталкивалась раньше, будь то в школе или в больнице.

Несколько секунд он молчал; потом начал медленно двигать палочку от ног Чарли к голове. Проводя рукой над неподвижным телом, Снейп произносил совершенно незнакомые Лили заклинания, причем голос его изменился до неузнаваемости: он стал вкрадчивым и вибрирующим, и настойчиво проникал в мысли всех присутствующих, вызывая весьма неприятное чувство полной зависимости и беспомощности. Лили заметила, что Снейп побледнел, и постепенно его лицо стало похожим на лицо Чарли, таким же мертвым и отсутствующим, словно восковым, а руки, казалось, с трудом слушались его. Наконец он опять взял Чарли за руку и всё тем же жутким замогильным голосом произнес:

— Чарли! Чарли Уизли!

Чарли вздрогнул, тело его выгнулось дугой, и он захохотал диким страшным смехом, вызвавшим у Лили приступ ужаса и отвращения. Потом смех оборвался, Чарли обмяк и Снейп отпустил его руку. Чарли по–прежнему не двигался и не открывал глаз, но по его виду Лили сразу поняла, что теперь это просто обычный обморок, подобные которому ей приходилось видеть в больнице чуть ли не каждый день.

— Он выживет, — сказал Снейп, и все облегченно вздохнули. Молли принялась вытирать рукой хлынувшие из глаз слезы.

Северус наконец отвернулся от Чарли и впервые с того момента, как они оказались в Норе, мельком посмотрел на Лили, а затем подошел к плачущей Молли.

— Всё будет в порядке, — сказал он, положив ей руку на плечо.

— Спасибо, Северус, — всхлипнула она.

— Нам лучше пока выйти отсюда, — он мягко подтолкнул Молли и Артура к двери на кухню. Все остальные потянулись за ними.

— Я побуду здесь еще немного, — сказал он, — посмотрю, всё ли в порядке. Через час–полтора нужно будет разбудить его. Лучше, если это сделаю я.

— Да, конечно, — Молли наконец перестала плакать. — Я сейчас поставлю чай, а то мы еще даже не поужинали. Артур только пришел работы, когда появились Билл и Чарли.

Осознав, что её сын выживет, Молли вернулась к своему обычному хлопотливому состоянию и начала проворно накрывать на стол, а Лили подошла к Северусу.

Он улыбнулся ей и слегка сжал её руку, и Лили почувствовала, что пальцы у него холодные как лёд.

На большее проявление внимания при посторонних она и не рассчитывала, поэтому просто села рядом и спросила:

— Как ты?

Вместо ответа Снейп только поморщился.

— Что это было?

— Направленное проклятие. Очень мощная штука. Наверняка это было не просто захоронение. Готов поспорить, что там найдут какие‑нибудь очень ценные магические предметы, — Снейп словно о чем‑то задумался.

— Научишь меня? — тихо попросила Лили.

— Нет, — резко ответил он. — Тебе это не нужно.

— Думаешь, не справлюсь? — нахмурилась она. Её самолюбие было слегка задето: ей всегда хотелось со временем обрести такую же магическую силу, как Северус, и любое его нежелание делиться с ней своими секретами обижало её.

— Просто не хочу, чтобы ты лезла в Темную магию, — спокойно объяснил Снейп. — Это не для женщин. Никому не нужно, чтобы ты стала похожа на Беллатрису. Кое в чем ты уже сейчас разбираешься не хуже меня: заживляющие заклятия, например. Не говоря уж про трансфигурацию, здесь ты меня даже превзошла. Но Темную магию оставь мне. Чтобы в этом хоть что‑то понять, надо долгие годы валяться в этой грязи… Тебе не стоит туда лезть. Лучше попроси‑ка Молли, чтобы вместо чая она налила мне виски. А то я давно такими вещами не занимался, что‑то раскис совсем.

Молли уже вскипятила чай; огромные ножи резали бутерброды и холодный пирог с почками. Все уселись за стол, но обстановка была очень напряженной. Даже всегда веселый Джордж шутил меньше, чем обычно. Молли выглядела удрученной; Артур пытался изображать из себя гостеприимного хозяина и о чем‑то говорил со Снейпом, но тот отвечал неохотно и после того, как выпил виски, довольно быстро встал.

— Спасибо, Молли. Я пойду, посмотрю, как там Чарли, и вернусь в замок, возьму для него одно зелье.

— Как кажешь, Северус, — с вымученной улыбкой ответила Молли.

Снейп скрылся в гостиной, и Лили почти физически ощутила, насколько более свободно почувствовали себя все присутствующие.

— Слава Мерлину, он не собирается сидеть здесь всё это время! — облегченно вздохнула Молли.

— Дорогая, он оказал нам неоценимую услугу, — сделал попытку возразить Артур, но было видно, что и сам он был не слишком рад такому гостю.

Лили с нескрываемым негодованием посмотрела на бабушку, и та принялась оправдываться:

— Лили, прости, детка! Твой… м–м–м… — Молли запнулась; очевидно, слово «жених» было настолько несовместимо в её понимании с образом Снейпа, что произнести его вслух она не могла.

— Бой–френд? — услужливо подсказал Джордж.

— Джордж!… — громко возмутилась Молли, заглушив смешок Билла, уткнувшегося в тарелку.

— Твой друг, Лили, — Молли наконец нашла подходящее слово, — очень сильный волшебник, но, честное слово, когда он на меня смотрит, мне кусок в горло не идет…

Отсмеявшись, Билл сказал:

— Да уж, не слишком приятно, когда такой человек копается в твоей голове…

Джинни и Гарри молчали, но Лили было хорошо известно, что они думают по этому поводу.

— Пойду, отнесу Северусу пару бутербродов, — холодно сказала она, взяла тарелку и тоже пошла в гостиную, где неподвижно лежал Чарли.

Снейп стоял у окна, глядя в темноту за стеклом. Услышав звук открывшейся двери, он обернулся.

— На, поешь, — Лили подошла к нему и поставила на подоконник тарелку с бутербродами.

— Что‑то случилось? — спросил Снейп, заметив её недовольный вид.

— Я не понимаю… Северус, объясни мне, за что они тебя так не любят? Ты только что спас жизнь дяди Чарли. И всё равно она недовольна…

— Ты про Молли? — спросил Снейп, обнимая Лили за плечи. — Не бери в голову.

— Как ты можешь говорить об этом так спокойно! — возмутилась Лили. — Сколько можно вспоминать тебе ошибки твоей молодости? Прошло столько лет, а на тебя до сих пор все смотрят как на изгоя…

Он прижал её к себе и поцеловал в висок.

— У меня есть ты. Мне этого достаточно.

— Северус, но это же несправедливо! Ты не заслуживаешь такого отношения!

Лили отстранилась от него и села рядом с ним на подоконник.

— Послушай, Лили, — Снейп вздохнул, видимо, понимая, что от серьезного разговора не отвертеться. — Я, конечно, не такой монстр, каким меня считают почти все. Но и ты тоже относишься ко мне предвзято, только в другую сторону. Так что справедливость — это весьма относительное понятие.

— Просто мне обидно за тебя, — сказала Лили, прижавшись щекой к его плечу.

— Я понимаю. Мне самому было долгое время обидно. Но, в конце концов, я сам допустил это…

— Что ты имеешь в виду? — удивленно спросила Лили.

Снейп помолчал, словно раздумывая, стоит ли продолжать разговор, и потом повернулся к ней.

— Помнишь, ты спрашивала меня про Метку?

— Помню. Но при чем здесь Метка?

— Я сказал тебе тогда, что это не просто клеймо на теле, а сложное многоуровневое проклятие.

Лили кивнула. Она помнила этот разговор, произошедший еще в школе, но не понимала, какая связь между ним и тем, что они обсуждали сейчас. А Снейп продолжал:

— Это мощные чары, способные влиять на человека и формировать его личность. Какие‑то из них исчезли после смерти Лорда, какие‑то мне удалось снять, впрочем, очень немногие… Всё‑таки это не мой уровень. Ведь Лорда считают величайшим темным волшебником вовсе не потому, что он авадил всех направо и налево, а именно за создание чар такого уровня, как эти, — Снейп слегка щелкнул пальцем по тому месту на руке, где находилась Метка. — Большинство из этих заклятий осталось и действует до сих пор. Например, Протеевы чары. Я хоть сейчас могу связаться с любым из тех Пожирателей, кто еще жив.

Снейп помрачнел. Было очевидно, что такого желания у него не возникало ни разу.

— Есть еще много разных чар, кое–какие из них направлены на развитие тех черт характера, которые были нужны Лорду: жестокости, алчности, жажды власти… Моя природная угрюмость и скрытность приобрела под действием этих чар прямо‑таки немыслимые размеры. А это, знаешь ли, не способствует тому, чтобы окружающие считали тебя… милым.

Но и это еще не всё. Темный Лорд стремился к тому, чтобы его слуги, навсегда отделившись от прочих людей, были замкнуты только друг на друга, никого не любили и не внушали никому симпатии. И особое заклятье делает нас неприятными для большинства людей. Только очень немногие способны проникнуть сквозь эту пелену и разглядеть то человеческое, что еще осталось в таких, как я. Дамблдор, Кингсли… Минерва.

— Я тоже, — тихо сказала Лили.

— Ты видишь во мне даже те достоинства, которыми я не обладаю, — улыбнулся Снейп.

— Нет, Северус. Даже когда я просто ходила к тебе на уроки… Я ведь тогда еще не была влюблена в тебя… Но ты никогда не вызывал у меня неприязни.

— Это потому, что ты умеешь видеть суть вещей, — очень серьезно сказал Снейп. — И в этом основа всех твоих успехов. В свое время ты сможешь достичь большего, чем я. У тебя для этого есть всё необходимое.

Лили было приятно слушать его слова, но она подумала, что даже если такое и в самом деле произойдет, то ждать этого придется еще очень долго…

— Мне пора, — сказал Снейп, быстро сжав руку Лили и отходя от окна. — Надо принести Чарли одно зелье. Я скоро вернусь.

— Я подожду тебя здесь… Не хочу к ним возвращаться, — Лили кивнула на дверь в кухню.

— Тогда присмотри за Чарли. Если тебе что‑то вдруг не понравится, сразу посылай мне патронуса.

Лили кивнула и села в кресло рядом с диваном, на котором лежал Чарли.

Снейп ушел, а она сидела и думала о том, что, наверное, так никогда и не узнает всего о Северусе, слишком уж многое осталось у него за плечами. И всё же он постепенно, понемногу всё больше и больше впускал её в свою жизнь, доверяя скрытые от посторонних взглядов мысли, воспоминания, тайны, и словно оттаивал, становясь более открытым. Правда, всё это проявлялось только по отношению к ней. Когда они оставались вдвоем, он мог быть нежным и ласковым, иногда даже веселым, но стоило рядом появиться кому‑то еще — и она словно слышала лязг опускающегося забрала…

Ей вспомнилось, как недавно она спросила у Северуса, сохранились ли где‑нибудь его детские фотографии.

— Совсем немного, — ответил он, — и там нет ничего особенно интересного… Хотя…

Он попросил Лили подождать пару минут, шагнул в камин, сказав на ходу «Хогвартс», и очень быстро вернулся с довольно большим старинным ларцом. Снейп долго снимал с него охранные чары, наконец открыл крышку и принялся выкладывать на стол разные бумаги, бормоча себе под нос: «Не то… Это тоже не интересно…», пытаясь найти нечто, что он считал достойным её внимания.

Лили осторожно прикасалась к листам пергамента, многие из которых выцвели и пожелтели. В основном это были патенты на зелья, какие‑то письма, листы, покрытые непонятными и, по–видимому, важными только для одного Снейпа записями. Она узнала свернутый в трубку пергамент, украшенный золотыми кистями и министерской печатью — наградной документ к ордену Мерлина I степени, — у её отца был такой же. Ничего особенно ценного, на её взгляд, здесь не было, и она так и не поняла, зачем на ларец было наложено так много запирающих заклинаний.

Она принялась аккуратно выуживать из пачки бумаг фотографии. Перед ней оказывались незнакомые лица, в большинстве своем глядящие не слишком приветливо и хмурящие брови. Снимки с каких‑то зельеварческих конгрессов; Хогвартский выпуск — молодые ребята в форменных мантиях стоят вокруг приторно улыбающегося и машущего рукой толстяка в бархатном жилете… На одной фотографии Лили с удивлением узнала Кобруса: он, Северус и какой‑то незнакомый ей человек отталкивающей наружности пили вино в роскошной гостиной старинного особняка.

И везде Северус был примерно одинаковый: всё та же прическа, неотличимые одна от другой черные мантии и то же самое застывшее выражение лица, к которому она привыкла за годы учебы в школе. Лили перебирала снимки; перед ней представали мгновения и лица, выхваченные из жизни Северуса. Его возраст словно материализовался для неё, превратившись из цифры в череду событий и фактов, к которым она не имела никакого отношения и о которых почти ничего не знала…

— Вот! — воскликнул вдруг Снейп и протянул ей большой снимок, который когда‑то явно был вставлен в рамку. — Это мы с бабушкой.

…Лохматый черноволосый мальчишка выглядывал из‑за плеча пожилой женщины, обнимая её за шею и время от времени прижимаясь щекой к её щеке. Северусу было лет пять или шесть, но черты лица легко узнавались: те же тонкие губы, черные глаза и слишком длинный для ребенка нос. Но выражение его лица… Такого выражения Лили ни разу не видела у Снейпа и была совершенно уверена, что уже никогда не увидит. Он улыбался во весь рот, так широко, что была видна дырка от выпавшего молочного зуба, и эта улыбка совершенно преображала его лицо; его глаза светились детской чистой радостью, и было очевидно, что он абсолютно счастлив.

Лили пораженно глядела на фотографию. «Что нужно было сделать с человеком, чтобы навсегда убить такую улыбку?» — горько подумала она.

С трудом оторвав взгляд от сияющего мальчишеского лица, Лили посмотрела на пожилую женщину, которую обнимал Северус. Они не были похожи: черты её лица казались более правильными и мягкими, и, вероятно, в молодости она была довольно привлекательна. Но улыбалась она так же тепло и открыто, и морщинки вокруг её глаз лучились таким же счастьем, что и у внука.

— Ты похож на неё… — тихо сказала Лили.

— Разве? — удивился Снейп. — Никогда так не думал.

— Похож, — упрямо повторила она.

Потом Снейп показывал ей и другие фотографии, но эта запомнилась ей больше всех, настолько необычным было произведенное ею впечатление. И теперь она снова вспомнила эти смеющиеся глаза и беззубый рот и подумала о том, что если у них когда‑нибудь будет сын, то она приложит все усилия, чтобы он не разучился так смеяться.

Где‑то через полчаса в камине вспыхнуло, и из него вышел Северус, держа в руках склянку с зеленоватой жидкостью. Он поставил её на каминную полку и, обращаясь к Лили, сказал:

— Его пора будить.

— Может, не стоит? — с сомнением спросила Лили. — Пусть поспит, ему это, наверное, нужно…

— Нет, хватит, — сказал Снейп и, поймав её недоумевающий взгляд, пояснил: — Ты же понимаешь, что это не просто сон?

Лили кивнула.

— Он ушел слишком далеко от этого мира. Я вернул его, но в его подсознании наверняка остались отпечатки чуждых образов, пугающих и способных порождать кошмары. Если дать ему слишком долго пробыть в таком пограничном состоянии, как сейчас, то эти образы впечатаются в его память, и потом могут возникнуть разные проблемы. Фобии, ужасные сновидения, навязчивые идеи… В конечном итоге всё может закончиться потерей рассудка.

Лили испуганно посмотрела на Чарли.

— Ты же сказал, что всё будет хорошо? — растерянно сказала она.

— Да. Но для этого нужно сделать всё правильно, — Снейп протянул ей руку и помог подняться из кресла. — Когда я разбужу его, он должен увидеть рядом с собой близких людей, которые любят его. Их лица помогут стереть остатки воспоминаний, вызванных проклятьем. А зелье закрепит полученный эффект. Это, конечно, очень примитивное объяснение, на деле все несколько сложнее… Теперь встань так, чтобы он мог тебя видеть, — попросил Северус.

Лили встала перед Чарли, и Снейп снова позвал его, на этот раз своим собственным голосом. Чарли открыл глаза и рывком сел.

— Профессор? — немного испуганно спросил он, и тут же улыбнулся, увидев Лили.

— Чарли, вы помните, что с вами произошло? — осторожно спросил Снейп.

— Да… Проклятый дракон! Это он меня так? — ответил Чарли, потирая лоб, а потом вдруг спохватился: — А где Билл?

— С ним всё в порядке, — успокоил его Снейп. — Вы попали под проклятье, а он принес вас сюда. Он сейчас на кухне со всеми остальными, ждет, пока вы очнетесь.

— Чарли, как ты себя чувствуешь? — спросила Лили.

— Да, в общем‑то, нормально, — усмехнулся Чарли, — хотя судя по тому, что здесь один из лучших специалистов по снятию проклятий, вы вытащили меня с того света. Спасибо, сэр.

— Чарли, — серьезно сказал Снейп, — я приготовил тебе лекарство. Тебе обязательно нужно его принимать, даже если ты будешь чувствовать себя совершенно нормально. Это очень важно.

— Иначе что? — подозрительно спросил Чарли.

— Иначе может оказаться, что мы с Биллом старались напрасно, — довольно сурово закончил Снейп.

Они вернулись на кухню, и все бросились обнимать Чарли и снова благодарить профессора. Лили чувствовала, что страшно устала и глаза у неё слипаются. Сидя в углу, она наблюдала, как Северус разговаривает с Полумной. Видимо, ей побоялись сказать о случившемся сразу, но теперь она тоже была здесь. Лили слегка улыбнулась, увидев, как смутился Северус, когда Полумна со свойственной ей непосредственностью чмокнула профессора в щеку в знак благодарности.

Снейп ушел довольно быстро, и Лили, вспомнив, что кроме учебника её ждет еще целая пачка больничных карточек, тоже отправилась домой. Она вдруг почувствовала себя в Норе лишней, словно та холодность, с которой практически все относились к Северусу, перекинулась и на неё. Но с некоторых пор ей и самой иногда казалось, что у неё гораздо больше общего со Снейпом, чем с пёстрой компанией её родственников. И она подумала, что это закономерно, ведь очень скоро её семьей должен был стать именно Северус. Всё остальное ей казалось сейчас совершенно неважным и не могло омрачить её счастья.