Я несколько минут стояла в темноте, слушая глухое биение собственного сердца.

Так вот оно что! Значит, все это не фантазии?! Эдвард Верритон действительно что-то скрывает, а смуглый мужчина, очевидно, обыскивал его каюту. Я даже не знала, как его зовут, мне следовало выяснить это. Я вспомнила, что уловила слабый намек на «иностранность» в его голосе. Тогда это, конечно, ничего не значило, но теперь становилось неожиданно важным.

Я вспомнила тот, другой голос, который слышала, когда сидела на ступеньках в доме на Аппер-Белгрейв-стрит. Нет, эти два голоса, совершенно точно, принадлежали разным людям, но… Разве не могло быть так, что «они» не вполне доверяли Эдварду Верритону и решили послать кого-нибудь в круиз, чтобы проследить за ним, а возможно, даже за его женой?

Я пошла в свою каюту, села на кровать и вот уже в который раз за эти дни стала вспоминать тот разговор наверху. Ни одна мелочь его не изгладилась в моей памяти. Я припомнила: «Все из-за вашей жены? Это немного тревожит меня». А потом: «Надеюсь, вы отдаете себе отчет в крайней важности этого рейса? Все должно пройти гладко. Кажется, девочка слишком быстро взрослеет…»

Я вспомнила, как быстро Эдвард Верритон вышел тогда из неловкого положения. Он сумеет защитить своих детей, в этом я как-то не сомневалась. Но если у его жены возникнут какие-нибудь подозрения, что тогда? Следует ей опасаться собственного мужа либо того смуглого незнакомца?

Я подумала об этой болезненно-красивой женщине с напряженным лицом и расстроенными нервами, которая выбивается из последних сил, чтобы сохранить самообладание. И я подумала об Эдварде Верритоне, который так здорово разыгрывает роль примерного семьянина. И меня затошнило.

Но тошнота прошла, и я призналась себе, что все это здорово подстегивает мое любопытство. Что-то происходило — или должно было произойти — и я, дочь детективного писателя и племянница старшего инспектора Скотланд-Ярда, хотела разгадать эту тайну. Я не оправдываюсь. Теперь-то мне ясно, какой сумасшедшей дурой я была, когда решила ввязаться в эту крайне опасную историю. Но я была там. Я знала этих людей. Я должна была разобраться.

На следующее утро я твердо решила узнать имя того смуглого мужчины. У меня нашелся список пассажиров, но от него было мало толку, поскольку незнакомец мог оказаться любым из многих мужчин, путешествующих в одиночку.

Но потом, когда Эдвард Верритон с детьми купался в бассейне, а я сидела на краю, я услышала вдруг, как одна женщина с любознательным видом спросила случившегося рядом офицера:

— Простите… не знаете ли вы случайно имени того веселого мужчины с прелестной маленькой девочкой и мальчиком?

Офицер посмотрел в сторону переполненного людьми бассейна. Он был итальянец, но ответил на прекрасном английском:

— С маленькой девочкой в оранжевом купальнике? Мистер Эдвард Верритон. Мы знаем мистера Верритона и его семью очень хорошо. Он уже плавал на нашем пароходе.

— Видно, что он не новичок, — заметила женщина.

Но я не могла придумать, как мне самой воспользоваться подобным случаем. Потому что, во-первых, того смуглого человека нигде не было видно, а во-вторых, я не хотела проявлять открытую заинтересованность.

Поэтому я повернулась спиной к солнцу и стала следить за Эдвардом Верритоном с заинтересованностью осведомленного человека и отчасти со страхом. Конечно, он уже ездил в круизы раньше, но с какими тайными целями? Что за тайна, а может быть, угроза скрывалась здесь?

— Прыгай сюда, Джоанна! — закричал Джеймс, брызгаясь в мою сторону.

— Я уже купалась.

— Ну, искупаешься еще разок. О чем ты так сосредоточенна размышляешь?

Я нырнула в бассейн.

Поскольку погода стояла теплая, ланч был сервирован в закусочной на веранде, откуда открывался вид на бассейн. Следовало просто взять поднос и самому выбрать себе что-нибудь, а потом можно было идти искать для трапезы какое-нибудь солнечное место. Мы с детьми надели сухие купальные костюмы и решили перекусить прямо в них, хотя отец и предупредил нас, что собирается переодеться и пойти с женой выпить чего-нибудь перед более цивильным ланчем в столовой.

Чарльз, Джеймс, Роберт и Мэри тоже ели на свежем воздухе. Но я не присоединилась к ним, поскольку была с Кенди и Гильбертом. Вместо этого мы расположились за маленьким деревянным столиком и нашими соседями оказались женщина, по имени Пегги Стерлинг, и француженка. Я знала обеих, потому что большую часть времени они проводили в бассейне или где-то рядом с ним. Madame Helot казалась мне обворожительной. Нос ее всегда прикрывал от солнца маленький зеленый искусственный листок, по-моему, просто очаровательная выдумка.

Пегги Стерлинг была гораздо старше меня; высокая, стройная, она успела загореть почти до черноты. Пегги, как я заметила, уже знала по именам громадное количество людей. Она ко всем была расположена самым теплым и дружеским образом.

За едой Пегги угощала нас рассказами о разных семьях.

— Видите вон тех троих смуглых ребятишек с мамой? Это семья Монтани; у мистера Монтани какие-то дела с компанией «Мэнтон», и они направляются в Неаполь. А вон у той женщины, которая так молодо выглядит, двое малюток. Она рассказывала мне…

Madame Helot рассмеялась.

— Я уверена, любой расскажет вам свою биографию. Все потому, что вы умеете слушать.

— Ну, — стала оправдываться Пегги, — я путешествую одна и мне приятно все про всех знать.

В этот момент сердце у меня екнуло, потому что я увидела того смуглого незнакомца. На нем были шорты и светло-голубая рубашка, и он шел с подносом, пытаясь найти местечко, чтобы присесть. Но я не хотела раскрывать свои карты.

— Здесь наверняка немало людей, которых вы не знаете, — сказала я с вызовом. — Вон та, например. Я называю ее Женщина в Новом Платье.

— Миссис Дейн, — подсказала она. — Она снабженец в одном из лондонских магазинов.

— Ну, тогда тот мрачный мужчина, который так обгорел. Я называю его Человек с Собственным Шезлонгом.

— Мистер Ян Престон, — засмеялась Пегги. — Он на самом деле выглядит невесело. И не удивительно. Я только что узнала, что недавно у него умерла жена. Вот уж кто точно не испытывал ни малейшего желания рассказывать мне свою биографию. Но про жену все-таки сказал.

— Я видела его с Верритонами, — заметила я.

— Да, конечно. Они сидят за одним столиком.

Итак, вероятно, мистер Ян Престон был ни при чем.

Мой незнакомец нашел место и сел. Это было на некотором расстоянии от нас, поэтому я без особого риска могла упомянуть его.

— Вон тот смуглый мужчина в голубой рубашке, который только что сел.

— А-а, это Грэм Хэдли. Мы с madame Helot познакомились с ним вчера. Он страховой агент в Лондоне. По-моему, у него очень интересное лицо, я была удивлена. Я думала, он занимается чем-нибудь менее скучным.

Я тоже так думала. Грэм Хэдли! Имя отнюдь не иностранное. Но уж конечно это не настоящее имя и не настоящая профессия. Если мои подозрения справедливы и они с мистером Верритоном в сговоре, то ему, вероятно, ничего не стоило достать подложный паспорт. Или — эта мысль неожиданно пришла мне в голову и принесла с собой облегчение — дело обстоит иначе. Может быть, это власти в чем-то заподозрили Эдварда Верритона, и послали Хэдли следить за ним? О, как же жалко, что я не смогла связаться до отъезда с дядей Рональдом.

На том разговор о мистере Хэдли и закончился, потому что как раз в этот момент Кенди опрокинула свой лимонад. Когда инцидент был исчерпан, внимания к себе потребовал Гильберт. Им обоим до смерти надоели взрослые разговоры.

Мы прошли Гибралтар в четыре часа утра и вскоре после полудня уже плыли совсем близко вдоль побережья Северной Африки. Алжир! Стало жарко, и я пришла в такой восторг от хорошей погоды, голубого моря и волнующей близости этого загадочного континента, что снова позабыла о своих подозрениях.

Мы с Чарльзом поднялись на верхний балкон и стояли, опершись о перила, наблюдая, как пароход проплывает мимо Бени-Сафа. В туманной дымке угадывались смутные очертания высоких голубых гор, и Чарльз сказал, что это, наверное, Малый Атлас.

Мы слегка касались друг друга обнаженными руками, и я остро ощущала это. Чарльз здорово мне нравился, сильнее, чем любой другой мужчина из числа тех, что я встречала раньше. Я, должна признаться, почти забыла о Микаэле; он казался очень далеким и совершенно неинтересным.

Проведя несколько дней на море, Чарльз выглядел гораздо лучше и, слава богу, ничуть не обгорел. Наоборот, кожа его покрылась ровным коричневым загаром. Мы вместе танцевали, вместе играли в теннис, вместе бездельничали, развалясь в шезлонгах, и я неожиданно почувствовала себя счастливой, когда вспомнила, что наше путешествие будет продолжаться еще целых две недели. Я горячо надеялась, что к этому времени смогу принять свой настоящий облик. Из того, что он рассказывал о себе мне, Мэри и остальным, я поняла, что он интересуется музыкой, театром и любит ходить в горы. То же самое любила и я, хотя, конечно, могла пока только мечтать о том, чтобы забираться в горы так высоко. Горячий ветер трепал мои волосы, и мы стояли там, облокотясь на перила, и солнце жгло мои голые плечи и спину.

Неожиданно Чарльз повернулся ко мне и сказал:

— Я часто не могу понять, о чем ты думаешь, Джоанна. Мне кажется, ты скрываешь что-то. У тебя такое лицо, будто… будто…

— Будто что? — спросила я довольно сиплым голосом.

— Ну, трудно сказать. Я так мало о тебе знаю. Иногда мне кажется, что ты загадка. Скрытная девушка. Я хочу…

Он не закончил, а я постаралась дышать ровно, хотя сердце мое готово было выпрыгнуть из груди. «Скрытная девушка!» Да уж, мне сейчас есть что скрывать. Впрочем, я вздохнула с облегчением, поняв, что он все-таки считает меня скрытной, а не глупой, хотя, видит Бог, я изо всех сил старалась произвести впечатление последнего. Я думала, мы одни на этом укромном балконе, но, оглянувшись, обнаружила прямо позади нас мистера Яна Престона в его любимом красном шезлонге. Он, кажется, спал.

Немного погодя мы вошли в Оранский залив и действительно увидели Оран в голубой дымке; высокие современные дома смешивались со старыми, низенькими. Вид показался мне романтичным, ведь это была Африка.

«Если бы только можно было сойти на берег», — подумала я с тоской.

Но мы вышли из залива и час за часом этого прекрасного дня плыли очень близко вдоль высоких желто-черных скал, за которыми угадывались смутные очертания гор. Суровая, чужая, почти необитаемая земля — даже случайные маяки имели какой-то зловещий вид.

«Африка! Африка!» — повторила я несколько раз и мне захотелось объехать весь мир.

На самом деле, я в последний раз чувствовала себя такой безмятежно счастливой. Я оставила Чарльза, чтобы поискать детей, а когда обнаружила их под бдительным надзором специальной воспитательницы, то стала бесцельно бродить по пароходу. Я как раз остановилась и, перегнувшись через поручни правого борта, завороженно следила за движением голубой воды, когда до меня донесся обрывок какой-то беседы. Удобно вытянувшись в шезлонгах, разговаривали двое пожилых мужчин.

— …вероятно, чтобы все не взлетело на воздух еще до того, как мы сойдем с этого парохода на берег, — говорил один.

— Послушайте, старина! Ведь все это не может быть так серьезно, верно? Мой девиз: когда отдыхаешь на море, забудь обо всех мировых проблемах.

— Вы не слышали новости. Я стараюсь попадать в комнату отдыха, когда они передают последние известия из Лондона. Все это может оказаться достаточно серьезным. Давно ходят слухи, что на Королевском холме произошла утечка отчаянно важной информации. Они все время отрицают это, но, помяните мое слово, нет дыма без огня. Одному богу известно, что они там могли придумать на Королевском холме, а информация, вероятно, уже за железным занавесом.

Несмотря на жаркое солнце, по моему телу пробежал озноб. Этого не могло быть, просто не могло! У меня снова разыгралось воображение. Но Королевский холм… «Левскиом»! Не так ли следовало понимать тот разговор наверху?

Королевский холм находился где-то на норфолкских болотах и там располагался атомный исследовательский центр. Там вовсе не было никаких холмов, местность была совершенно ровная и довольно пустынная. Мы однажды проезжали там по пути в Норфолк.

— Вот место, где люди выбиваются из сил, чтобы мы поскорее взлетели на воздух, — сказал тогда отец.

— Я уверена, они не только бомбы изобретают, — укоризненно возразила мама.

А я поежилась, и меня на секунду охватил страх за будущее.

Королевский холм! И у них там произошла утечка жизненно важной информации. Было ли это как-то связано с Эдвардом Верритоном и нашим путешествием? Мы плыли в Югославию. Югославия, я знала, в настоящее время не находится за железным занавесом, но, вероятно, переправить оттуда информацию будет достаточно легко.

— С вами все в порядке, дорогуша? — поинтересовался один из пожилых мужчин. Я попыталась взять себя в руки. И пошла оттуда, чтобы облокотиться о поручни левого борта.

«В Неаполе…» — эти слова тоже звучали. Это могло значить, что в Неаполь информацию доставят каким-нибудь другим путем. Безусловно, Эдвард Верритон едва ли мог бы хранить ее при себе с начала до конца путешествия, не подвергаясь серьезной опасности. Если я поняла все правильно, то сведения должны быть невероятно важные.

Я возбужденно подумала о том, чтобы пойти к капитану. Но почти сразу сообразила, что это ничего не даст. Капитан — итальянец и ужасно говорит по-английски. Я разговаривала с несколькими людьми, которые сидели с ним за одним столиком и чуть не плакали от его общества. Я могу рассказать все по-итальянски, но это значит полностью себя выдать. Он может не поверить мне, скорее всего, именно так и будет, а потом это как-нибудь дойдет до Эдварда Верритона, и он со мной моментально расправится.

Я сама себе не верила. Все это выглядело слишком фантастично. Но я уже начала приходить в себя и призвала на помощь здравый смысл. Все это никак не могло быть правдой. Я просто глупая фантазерка. Я решила обо всем забыть и обуздать, наконец, свое не в меру разошедшееся воображение.

Вечером, укладывая детей спать, я спросила Кенди:

— А русская кукла у тебя есть?

— О, да, Джоанна. Целых две, — весело ответила она. — Девочка и мальчик.

— Так вы и в России бывали?

Кенди утвердительно кивнула.

— Да, кажется, в прошлом году. И еще раз до этого. В прошлом году мы были в Стамбуле, а потом в России. Я назвала русскую девочку Наташей. Хорошее имя, правда?

Через русские порты проходило несколько пароходных линий, я знала это. Эдвард Верритон вполне мог выбрать для круиза такой маршрут, чтобы без помех провести день или два в этой стране. Компанейский малый в морском путешествии… Никому ничего и в голову не придет.

— В Неаполе Кенди купят еще куклу, — сообщил Гильберт, выходя из ванной в своей голубой пижаме с белыми полосками. — И зачем ей эти дурацкие куклы?

— Они не дурацкие, — спокойно возразила Кенди.

— Ладно, но уж покупает-то их папа по-дурацки.

— А как он их покупает? — спросила я, расчесывая Кенди волосы и стараясь при этом не причинить ей боли.

Кенди не выглядела слишком заинтересованной.

— Он все время их покупает. Ему нравится. Он называет это кукольным обрядом.

— Кукольным что? — переспросила я. Куклы! В каждом порту!

— Ну, он покупает их для меня, но не отдает, пока мы не зайдем в следующий порт.

— Выходит, куклу, которую он купит тебе в Лиссабоне, ты получишь, только когда мы вернемся в Англию? — удивилась я. Я отчаянно пыталась произнести это как можно небрежнее, но моя рука, в которой была расческа, непроизвольно дернулась, и Кенди сморщилась от боли и вскрикнула.

— Да, Джоанна, именно так. Я думаю, это потому, что я всегда расстраивалась, когда нужно было возвращаться домой. Папа решил, что будет лучше, если в конце путешествия меня будет ждать что-нибудь приятное. Я думаю поэтому. Я тогда еще была совсем ребенком.

— Ты и сейчас еще совсем ребенок, — сказал Гильберт. Кенди вывернулась у меня из-под руки и набросилась на него.

Я не решилась продолжать расспросы. Все это могло вовсе ничего не значить. И потом, разве я не поклялась выкинуть это из головы?

Стемнело рано. Но воздух был очень влажный, и жара не спадала. Теперь это нравилось мне гораздо меньше, чем днем. В танцзале работал кондиционер, там, как обычно, начались танцы, но я обрадовалась, когда Чарльз предложил мне прогуляться по палубе. Мне было тревожно, мысли в голове путались.

Когда мы шли через длинную комнату отдыха к лестнице, голос в громкоговорителе вдруг произнес:

— Мистер Чарльз Гаррик, пройдите, пожалуйста, в радиорубку. С вами хотят говорить по телефону.

— Это мама, — сказал Чарльз. — Она обещала позвонить мне как-нибудь вечером. Я ненадолго, Джоанна.

— Я поднимусь на шлюпочную палубу и подожду там.

Итак, я поднялась вверх по лестнице и прошла через двойные двери на шлюпочную палубу. Было темно, и сначала я ничего не могла различить, кроме смутных очертаний белых спасательных шлюпок над головой. Жара стояла как в бане, но для меня, даже несмотря на волнение, это была волшебная африканская ночь. Небо было усеяно звездами, и слабый свет мерцал на невидимом берегу.

Ветер слегка шевелил мои волосы и развевал подол платья. Я прошла немного вперед и облокотилась о поручни. Эта ночь, этот корабль, — все просто создано было для счастья. Нельзя тревожиться ни о чем, когда такое море и такие звезды.

Некоторое время спустя позади послышались шаги.

— Это, действительно, твоя мама? — спросила я. — Хорошо было слышно?

Тут я с замиранием сердца обнаружила, что рядом со мной стоял совсем не Чарльз. Я могла бы сразу узнать того смуглого незнакомца, Грэма Хэдли. От мысли, что мы могли оказаться на палубе совсем одни, мне сразу стало не по себе. И жаркий воздух, и море, залитое звездным светом, таили теперь в себе чуть заметную угрозу.

Но он не сказал ничего особенного.

— Чудесная ночь, не правда ли? Вы, наверное, поджидаете своего друга, того молодого человека, с которым вы танцевали?

— Да, — ответила я, сдерживая дрожь в голосе. — Он разговаривает по телефону. Он придет через минуту.

— Вы Джоанна Форест, не так ли? Девушка, которая путешествует с семьей Верритонов.

Интересно, откуда он знает? В списке пассажиров я проходила только как «сопровождающая». Но в его голосе не чувствовалось ничего, кроме дружелюбного интереса.

— Да.

— Прелестное семейство. Маленькая девочка так изящно двигается, словно танцует.

— Она действительно занимается в балетной группе, — подтвердила я.

— Но ее мама как-то болезненно, нервозно выглядит. Я полагаю, вы друг семьи?

— Нет, — я вся напряглась и неожиданно озябла.

— Нет? — я как-то думал, что вы должны их очень хорошо знать.

— Они дали объявление, что ищут девушку для сопровождения детей в круизе, — пояснила я, а потом, вспомнив свою роль глупой девчонки, добавила: — Знаете, мне просто смертельно хотелось вырваться куда-нибудь, где тепло, и… и поездить по миру. Я просто обалдела от счастья, когда они меня выбрали.

— Я думаю, — согласился он. — Говорят, они часто ездят в круизы. Вы, наверное, слышали, где они бывали раньше?

Темное море так быстро проносилось мимо, что у меня закружилась голова. Как просто столкнуть человека за борт… Никто ни единого звука не услышит.

— Ах вот ты где, Джоанна! Добрый вечер, сэр.

К моему великому облегчению, по палубе к нам шел Чарльз.

Грэм Хэдли еще раз отметил, что ночь стоит чудесная, и ушел. Но каково бы ни было очарование средиземноморской ночи, для меня его больше не существовало. Даже когда я легла в постель, мне не удалось отделаться от чувства грозящей мне смутной опасности. Грэм Хэдли мог, конечно, случайно встретить меня на палубе и начать задавать вопросы из праздного любопытства, но я думала иначе. Я была уверена, что он увидел, как я выхожу на палубу одна, и использовал эту возможность, чтобы расспросить меня и выяснить, много ли мне известно.

Он мог оказаться врагом или другом, но я вынуждена была считать его врагом. Надеюсь, он ни о чем не догадался. Просто девушка поджидает своего парня, — девушка, которая не думает ни о чем, кроме солнца, моря и приятного времяпровождения, и которая, конечно, никого ни в чем не подозревает.

Я спала и мне снились кошмары… Мир взлетает на воздух; я тону в море, полном звезд. Звезды яркие и ужасно твердые, и я пытаюсь ухватиться за них. Но опускаюсь все ниже и ниже.