Итак, заканчивая ремонт в квартире, дядя однажды, как бы невзначай спросил Нелю. – Нелька, ты не прочь, если с тобой будет жить одна актриса? Она заплатит деньги, – он вроде бы советовался с племянницей, а не давал, как обычно, указы – что и как, совершать. Дело в том, что Неля уже ощущала себя единственным владельцем «состояния», недоступного не то, что подросткам, но и многим взрослым людям. И возможно ли было ей понять, что квартира становилась для нее не только богатством, но и серьезным жизненным испытанием.

– А кто это? – поинтересовалась девочка.

– Да ты ее верно и не знаешь. Она играет, – и дядя назвал спектакль и фамилию актрисы.

– Как же не знаю?! – пронеслось у нее в голове. – Он думает, что я отсталая. Может, ошибается? Не верю! Быть такого не может – играть в известной пьесе и не иметь жилья. Неля удивленно уставилась на дядю. Нет, он не ошибался. Это действительно была она, так же истиной было и то, что жить ей негде. Приехала из другого города. Конечно же, Неля согласилась. Ведь жить вдвоем веселее, чем одной. И еще… девчонки в классе умрут от зависти.

Потом Женщина нередко задавалась вопросом: «почему многим людям, которым не свойственна зависть, так необходимо было для подтверждения своего превосходства, самоутверждения, ощущать ее у других?» Может быть за таким поверхностным, проявлением, скрывалась некая ущербность? Все возможно.

А тогда Неля ответила: «пусть живет. Не жалко».

И вот актриса стояла перед ней, держа на поводке в тон ее волосам огромного бульдога, а Неля сидела, поджав ноги, на старом диване с раскрытой книгой в руках. Девочка даже не привстала – запах неведомых доселе духов дурманил голову и белозубая улыбка волевого лица с ярко намазанными губами, казалось, пригвоздили ее к месту. Крашенные золотисто-рыжие волосы с челкой на лбу, забранные в короткую прическу, придавали женщине какую-то мальчишескую задиристость и озорство. Подтянутая на высоких каблуках, сияющая – она показалась Неле верхом совершенства, недосягаемости. Ведь она никогда не видела актрис так близко, живьем. Также всеми клетками своего существа она чувствовала самодовольство дяди. Он просто млел от впечатления, производимого на племянницу актрисой. От застенчивости, бросая на гостью косые взоры, Неля чуть ли не носом зарылась в книгу. Вдруг актриса мягко шлепнула Нелю по ноге и шутливым тоном произнесла.

Ну, что?! Мы сегодня познакомимся?! Вставай. Я – Нина, – и протянула девочке руку. А это Маки, направив взгляд на собаку, проговорила Нина. Через два дня ее заберет хозяйка, моя подруга. Неля приподнялась, смущенная от такого панибратства, едва слышно пробормотала.

– Неля.

– А девчонка ничего, ладная, – Нина уже обращалась к дяде, – подружимся. Ты, наверно, голодная? Я с курорта. У меня полно абрикосов и персиков, – она повела глазами по сторонам, а Неля неожиданно для самой себя перехватила изливающиеся медовой патокой глаза дяди, взгляд которых следил за каждым движением и словом Нины. И тут девочку осенило, от чего дядя сделал такой небывалый ремонт – он готовился к приезду актрисы. Все в этой квартире было переделано и «перекроено» на новый лад, даже нашлось место для уборной, о которой ни мама, ни бабушка не смели и мечтать. Ведь это стоило огромных денег, истратить которые они не могли себе позволить. Теперь деньги нашлись. Это уже почти через год она узнала, что на ремонт дядя истратил все пособия полученные сиротой за потерю мамы со дня ее смерти до приезда Нины и те накопления, что делала бабушка к совершеннолетию внучки. Но в тот момент, лучезарно улыбаясь, стоя перед Нелей, Нина затмевала собой все пространство. Словно загипнотизированная, Неля не могла оторвать глаз от улыбки актрисы, золотсто-рыжих ее волос. Она казалась сказочным персонажем, непонятно почему, вдруг снизошедшим до обычной девчонки, позволившим быть с ним на равных.

Но часто случается и такое. Наступает время, когда человеку хочется изменить свою жизнь. Вероятно, не принимая конкретных очертаний, подобное желание подспудно жило и в Неле. В тот момент, глядя на Нину, она неожиданно для себя поняла, что хочет вырваться из привычного круга обычных людей, среди которых жила. Что хочет ощущать свою жизнь более красочной и интересной. Даже в некотором роде возвыситься над своими соученицами и дворовыми приятелями. Внезапно блеснула мысль, благодаря Нине ее жизнь может измениться, стать такой, какая друзьям недоступна. Когда-то Неля мысленно провела границу между собой и Ревекой Яковлевной, отделяющей ее от еврейства. Сейчас она проводила границу между своим прошлым – уличной оторвы, хулиганки – и будущим, расцвеченным всеми цветами радуги.

Радостное возбуждение охватило все существо девочки. Ей представилось – еще немного, и она взлетит. За спиной вырастают крылья, они приподнимают ее над полом. И она… взлетела. Начала с необычной для себя угодливостью переставлять вещи актрисы с места на место, затем почему-то схватила Нину за руку и попросила ее присесть на бабушкину кровать, на которой сейчас спала сама.

– Вы только присядьте, – торопливо приговаривала Неля, боясь, что ее могут перебить, – будете спать на ней, а я на диване. Кровать лучше, она ровная. Диван весь продавлен, – тут же вскочила с кровати и плюхнулась на диван. Нина воочию могла убедиться, как она провалилась в его вмятину, из которой с трудом выбиралась. Чувство восторга, переполняло девочку, переходило в поклонение Нине. Готовность отдать ей все самое лучшее, чтобы актриса не испытывала никаких неудобств и не дай Бог не передумала жить вместе с Нелей.

А бабушкина кровать действительно была самым новым, пожалуй, лучшим приобретением в их квартире. Ее купили, буквально, за месяц до смерти старой женщины. И тут дядя, чтобы как-то остудить пыл племянницы, своим обычным приказным тоном распорядился.

– Нелька, хватит носиться, человек с дороги. Лучше приготовь чай, я вам девочки гостинцы принес.

Его «девочки» вызвали в племяннице изумление, потому что Нина была тридцатилетней женщиной и себя шестнадцатилетнюю Неля уже считала взрослым человеком. Но еще большее удивление вызвали у нее огромный пакет с шоколадными конфетами и свертки с дорогими рыбами и колбасами, которые дядя разворачивал и содержимое выкладывал на тарелки. Когда были живы бабушка и мама, он таких «гостинцев» в их семью не приносил. А конфеты этого сорта Неля может раза три пробовала у Лихаревой. Но Неля во-время спохватилась, что застыла в столбняке, бросилась на кухню ставить чайник.

– На следующее утро, не успела она проснуться, вскочить с постели, побежать на кухню умыться и поставить чайник, как до ее ушей долетело.

– Неля, ты все время чешешь голову, – Нина говорила так, будто что-то жевала, расплющивая каждое слово, и никак не могла его проглотить. Слова казались тягучими липкими. В упор, глядя на Нелю, она отрывисто произнесла, – тебя что, вши заели!?

Когда Неля соединила все слова в одно предложение, и дошел смысл сказанного, от стыда готова был провалиться сквозь землю. Вот и началась радужная жизнь. У нее и, в самом деле, завелись вши. Еще в середине августа, после купания в реке, через несколько дней, она обнаружила, что не выпускает руки из волос. Как избавиться от паразитов Неля не знала, так как боялась кому-либо в этом признаться. И тогда незаметно (так она думала) для окружающих нащупывала их пальцами в волосах, вытягивала и бросала на землю. Сейчас чувствовала, что багровеет у нее не только лицо, но и шея. Стала еле внятно оправдываться.

– Нет у меня не вши. У меня болячка под волосами. Я ее все время сковыриваю, потому что она чешется.

Она еще что-то придумывала несуразное, стараясь не запускать руку в голову. А они, как назло, словно чувствуя ее ложь, забегали еще с большей прытью.

– Ладно, – ответила Нина, – сейчас позавтракаем. Я сама посмотрю, что у тебя творится.

От ужаса, что вскоре все обнаружится, актриса убедится в ее вранье, Нелю парализовало. Не могла сдвинуться с места. Она даже забыла, что только что искала кулек с конфетами, чтобы подать их к чаю, но не могла найти. Нелю поразило ее желание самой увидеть, что происходит. Девочка могла бы понять, что это делали бабушка или мама, люди родные и близкие, а здесь просто посторонний человек, да еще актриса. Ведь в ее представлении актеры были высшими существами, которые никак не должны были опускаться до таких обыденных вещей. А Нина вела себя на равных. И тогда, понимая всю безысходность своего положения, что отступать больше некуда, словно бросилась в омут головой, едва отчетливо пролепетала.

– Это после реки. Я с ними ничего не могу сделать. Я хочу…

– Неважно отчего, – прервала ее Нина, – главное, чтобы их не было. Я не хочу, чтобы ты походила на большинство евреев – грязных и вшивых. Есть, конечно, и другие – замечательные, интеллигентные люди, достойные всяческого уважения. Но их очень мало. А ты славная девочка и нравишься мне. Поэтому хочу, чтобы ты была другой.

И помнит Женщина – в тот момент она подумала о своей дворовой подружке Зойке Тюриной, когда та уличила Нелю в еврействе и приняла его. Но Зойка-то была обычная девчонка, как и она сама. А Нину считала верхом совершенства и от нее таких слов не ожидала. К тому же наступили времена, когда Неля Писаревская совсем забыла кто она, а Нина напомнила. Конечно, девочка не хотела быть похожей на «грязных и вшивых», ведь она уже разорвала связь между собой и людьми похожими на Ревеку Яковлевну. Но слова актрисы засели где-то глубоко в подсознании, остался неприятный осадок, от которого сразу, же попыталась освободиться.

– В то же утро, намазав керосином Нелину голову, замотав ее в газету, а затем платком, актриса, скороговоркой проговорив, что опаздывает на репетицию, устремилась к двери. Но перед тем как ее захлопнуть, она вдруг остановилась. Сосредоточенно всматриваясь в Нелю, словно что-то вспоминая, и опять, будто что-то жуя, прерывистыми паузами выталкивая слова, произнесла.

– Неличка, как только вымоешь и просушишь голову, сходи в магазин и приготовь нам еду к моему возвращению. Приду около четырех.

Неля с радостью согласилась все сделать, тем более было воскресение, в школу идти не надо, а уроки сделала еще накануне. Единственное, что привело в смущение, так это то, что Нина дала поручение купить свиных эскалопов. Хотя девочка в Бога не верила, но запрет на свинину, которую в ее доме никогда не готовили, настолько был силен в ее сознании, что не знала – как ей поступить.

Теперь Женщине кажется странным, что к тому времени в ней сохранилось незыблемое отношение к многолетним традициям, жившим в семье. Ощущение недозволенности их оскорбления, глубоко сидело в сознании не только религиозной бабушки, но и атеистов ее детей и внучки. Вероятно, во внучке еще «трепетал зов предков», стоящий на страже против совершения такого «греха».

В то же время Неле не хотелось огорчать Нину, и грань переступить боялась. Долго крутилась возле прилавка, пока не сообразила купить для Нины свиных отбивных, а себе более дорогой бифштекс из говядины. Так повторялась в течение нескольких дней, пока однажды, возвратясь после репетиции, изумленно приподняв брови, будто видела это впервые, актриса удивленно не произнесла.

– Неличка, в чем дело? Мы питаемся хорошо, но экономно. Каждый из нас вносит свою долю, даже твой дядя. Почему мне свинина, а тебе говядина?

Потупившись, словно нашкодивший ребенок, Неля смотрела в пол и молчала. Пауза становилась затяжной.

Неля вдруг увидела не Нину, а стоящую напротив нее девчонку. На девчонке было ситцевое платье с синей каемкой. Точь – в – точь, как то, в каком год назад «амбал» тащил Нелю по проходу электрички. Девчонка пристально всматривалась в Нелю и, показывая глазами на задранный подол, начала ее упрекать.

– Что не помнишь «амбала»? А надо бы помнить!

– Кто ты? – удивленно прошептала Неля.

– Твоя Душа. Слежу за тобой.

– Ты, что? Умнее всех, – разозлилась Неля. – Взрослая я уже. Сама все знаю. Отзынь! – только и успела она сказать, как донесся голос Нины.

– Что ты шепчешь, не слышу. Так в чем дело, хочу знать, – прервала тягостную тишину Нина. Собравшись с духом, Неля выпалила.

– Мне нельзя. Евреям свинину есть запрещено, – получалось, что когда-то Неля мысленно и оторвала себя от евреев, сейчас вспомнила кто она. – Я знаю об этом. Но ты, же современная девочка.

– А моя бабушка говорила, что это страшный грех.

– Ты что, веришь в Бога. Меня в детстве крестили, но я крест не ношу. Сейчас, кроме стариков, почти никого не увидишь с крестом на шее. И никто не считает это грехом. Только попробуй, какое это нежное и вкусное мясо. Не понравится – не будешь. Увидишь, что ничего с тобой не случится, и в тартарары не провалишься.

Неле хотелось, чтобы актриса осталась довольна ею. Она была очень благодарна Нине за то, что та уже сделала для нее. С насекомыми справились и новое платье, которое актриса одевала «всего-то несколько раз» ушитое, подчеркивало фигурку и глаза девчонки. Главное Нина не требовала сразу деньги, а продала его в рассрочку. Неля мысленно, про себя, стала уговаривать бабушку, что, мол, попробует только маленький кусочек один раз и больше никогда и ни за что не возьмет свинину в рот.

Свинина действительно оказалась очень нежной и вкусной. Действительно и то, что никуда Неля не провалилась. Она не заметила, как отрезая кусочек за кусочком, оставляла все меньше и меньше порцию на тарелке. С того дня свинина не переводилась в их рационе, они покупали и другие продукты, но «пятачок», как они ее называли, оставался основным.

Много позже Женщина поняла – не обращать внимания даже на самые незначительные уступки в любом деле – нельзя. Если не пресекать их в зародыше, они быстро набирают силу. Но такое осознание пришло позднее, а тогда она превратилась в романтическое порхающее существо, привязанное только к одному человеку – Нине. Из ее жизни незаметно ушли Лихарева вместе с Сашенькой. Новостью, обсуждаемой всеми девчонками класса, стала любовь Люськи и студента, с которым она «пропадала» все дни. Нелю это не беспокоило, ее судьба заполнялась только интересами актрисы.

Нина виделась ей самой умной, самой красивой, самой замечательной и интеллигентной на свете. Сколько замечательных известных людей появилось в бывшей студенческой дядиной квартирке, которые добивались благосклонности Нины и внимания. О знакомстве с ними Неля не могла даже и мечтать. А сколько букетов и корзин с цветами увидел этот дом, который кроме фикуса в глиняном горшке, ничего не знал.

Неля чувствовала заботу и внимание актрисы. Внешний облик девчонки изменился. Из угловатого подростка, она превращалась в привлекательную девушку. Если находилась возможность, ходила повсюду за Ниной «хвостиком». Почти все вечера актриса была занята в театре, и ученица часами просиживала в артистической комнате, дожидаясь окончания спектакля. Она бы согласилась и утром бегать за Ниной в театр, но в это время ждала школа, а после занятий Неля летела в магазины, чтобы что-то купить и приготовить обед к возвращению актрисы. Холодильника у них не было, ежедневное «отоваривание» в магазинах стало обычным занятием. Хотя разница в возрасте между ними была почти в пятнадцать лет, они, словно две подружки, в свободные вечера, взявшись за руки, гуляли по улицам Москвы, зимой катались с горки на санках или же ходили в кино. В общем, Неля без всяких колебаний подчинилась Нине, и это подчинение никак не угнетало ее.

Можно заметить, как человек тратит все силы на создание какого-то определенного образа. Слабохарактерный, мягкий, словно еще не обработанная, не обожженная глина, он начинает «лепить» свой новый образ. Да так, чтобы характер был твердым, непреклонным. Зачастую такие эксперименты переходят в обычное самодурство. Но бывает и так, что в какой-то момент человек на мгновение возвращается к «самому себе», каким он был изначально. Возвращается к тому, что в него закладывалось самой природой. А «момент возврата» требует больших усилий, чем он тратил всю жизнь, создавая «свой образ», «ломая себя», примеряясь к тому или иному типу, который казался самым важным для существования на белом свете.

Нечто похожее произошло и с Нелей с появлением Нины. Перед глазами проплывали картинки из прошлого, но не того, где она уличная хулиганка, а обычная девочка. Оживали слова, движения рук ее близких. Всегда красные от повседневной стирки в холодной воде, заскорузлые, плохо сгибающиеся пальцы бабушкиных рук. А, когда они гладили Нелю по голове, казались легкими птицами, летящими по небу. Властная, безграмотная старуха, на плечах которой держался весь дом, на самом деле была человеком тонким, душой тянулась ко всему красивому и изящному.

Это она только в старости, выучившая алфавит, сводила Нелю в Большой театр на балет «Лебединое озеро», после чего девчонка просто грезила «маленькими лебедями». Перед глазами Женщины проплывает табурет, на котором восседает бабушка в протертом клеенчатом фартуке со смытым рисунком. Ее узловатые руки устало покоятся на коленях, из репродуктора льется воздушная музыка, а Неля – «маленький лебедь» в белой марлевой пачке, сшитой бабушкой, стараясь встать на мысочки в черных мальчиковых ботинках, то заламывает руки над головой, то раскидывает их в стороны. В общем, вспомнила она себя не маленькой хулиганкой, а мечтательной, девочкой фантазеркой, рисующей картинки, читающей книги.

Сейчас трудно объяснить, почему, в памяти школьницы, из всего детства возникли именно эпизоды, освещенные семейным теплом и уютом. Возможно, такое происходило от того, что очень редко в ее уличную жизнь входило понятие «дом». Или то, что необычно в человеке остается на более длительное время. И вот присутствие Нины всколыхнуло в ней эти ассоциации.

Прошло три месяца, как актриса поселилась вместе с Нелей и все время жизнь бурлила, не затихая ни на минуту, и все больше и больше людей посещало их «обитель». Казалось, что население страны состоит только из лиц мужского пола. Естественно дядю беспокоил поток мужчин, приходивших к ним в гости. Девочка уже понимала, когда, приходя раньше Нины, начинал расспрашивать племянницу о занятиях в школе, его волновала не столько ее успеваемость, сколько соперничество с «друзьями» актрисы.

Также Неля поняла, что поселив Нину с ней, он ставил актрису в зависимость от его решений. Возможно, надеялся добиться более внимательного отношения к себе, чем к другим «претендентам на ее сердце». Жилплощадь являлась чем-то вроде лакмусовой бумажки для проявления отношений между людьми. Но дядя, скорее всего, упустил момент, когда Неля почувствовала себя взрослой, самостоятельной, и самое важное – владелицей жилья, которое ему больше не принадлежало. Он ведь уже не был прописан в квартире. Еще полгода назад, как только Неле исполнилось шестнадцать, именно мама Зойки Тюриной Анна Петровна заставила девочку вместе с ней ходить по всем инстанциям и оформить квартирные документы на свое имя.

– Я хожу ради твоей мамы и бабушки, – говорила она тогда. Они были замечательные евреи. Я их очень любила и уважала. За советом по любому делу обращалась только к бабушке. Жаль, что ты не слушалась ее, из-за тебя ведь простыла, – Анна Петровна еще что-то выговаривала Неле. До нее, словно в тумане, доносились слова ее дворовой подружки в тот день, когда та объясняла разницу между евреями и жидами.

В общем, квартира теперь числилась за Нелей. И, вполне возможно, поняв для себя большую значимость племянницы, чем дяди, Нина относилась к нему весьма спокойно. Он же, чувствуя прохладность со стороны актрисы, пытался ее задобрить мелкими подношениями, называемыми им «гостинцами». Если он заставал Нину дома, то еще с порога громогласно объявлял: «а я принес гостинцы», – тут же вытаскивал из портфеля дорогие конфеты или банки с икрой, которые в его присутствие почему-то никогда не открывались. После его ухода «гостинцы» незаметно исчезали и Неля их больше не видела. Но однажды, Нина, не заметила, что Неля тайком наблюдает за ней. Выдвинув свой чемодан из-под кровати, актриса достала из него коробку со сладостями. Взяв несколько конфет, небрежно их бросила в сумочку. Затем, положив все на свое место, вернула чемодан под кровать. А так, как Неля считала, что дядя приносит эти «гостинцы» для Нины и племянницы, то без зазрения совести в отсутствие актрисы открыла чемодан и увидела банки с икрой и частично опустошенные коробки с конфетами. С этого дня начала красть конфеты, пока Нина не обнаружила ее проделки.

– Что у тебя за воровские замашки, – возмущалась Нина, – конечно, улица прочно поселилась в твоей душе и ничем ее оттуда не выбьешь.

– Причем здесь улица? – слабовольно огрызнулась Неля. Наверно, ее вялое сопротивление стало для актрисы неожиданностью. Лицо Нины покрылось красными пятнами, взгляд устремился поверх головы девочки. Неля уже знала: когда та так смотрит на человека, то таким образом выказывает ему полное свое презрение, пренебрежение им. С непривычной для Нели жесткостью и какой-то крикливостью в голосе, актриса, словно, отсекала каждую фразу:

– Учти! Все, что он приносит в дом – это для меня. Понимаешь для меня. Потому что нравлюсь ему. Он и женился бы на мне, если бы я только захотела. Теперь тебе понятно! Я сама тебя угощу. Рыться в чужих вещах – неприлично, а брать их – уж и вовсе недостойно. Это называется воровством.

Неля злилась на дядю, который своим назойливым вниманием и откровенностью хотел расположить актрису, завоевать ее благосклонность. Но ничего этим не добился. Неле было обидно и за него, и за себя. Обидно, что о ней он рассказывал только плохое, а ведь после смерти мамы и бабушки, вплоть до появления Нины, она готовила ему обеды, которые он забирал с собой, стирала, и не всегда у нее хватало сил, чтобы вылить воду из тяжелого корыта. И, в самом деле, правда была в том – он еще стоял для Нели на пьедестале, который ему воздвигли в семье. Она вдруг почувствовала, что его авторитет, значимость стали тускнеть. А она ему верила больше чем маме и бабушке, также, как и своим учителям, стране, правительству.

Через некоторое время Неля узнала, что дядя посвятил Нину еще и в то, о чем в их семье не упоминалось, было, своеобразным табу, как и на свинину. Да и сама девочка узнала об этом чисто случайно. Где-то в самом начале пятидесятого года жизнь ее находилась в опасности, свалила неизвестная инфекция. И как сквозь пелену до девочки донесся голос мамы, сообщавшей доктору, что еще в полуторагодовалом возрасте, Неля перенесла инфекционный менингит, живя в то время с бабушкой в маленьком провинциальном городке. А затем болезнь отразилась на нервной системе девочки, и она отличается от других детей. Потом Неля долго допытывалась у мамы и бабушки, что это за болезнь, пока они не рассказали очередную легенду (такую же, как о ее отце). Она, Неля, мол заболела одновременно малярией и воспалением легких, горела вся в огне и бабушка, спасая внучку, бросила свое хозяйство, дом, сад, корову, схватила ребенка в охапку и умчалась ночным поездом в Москву, к маме, где Нелю «вытянули» буквально с того света.

Ничего не подозревая, что актриса уже посвящена в историю перенесенной болезни, Неля однажды начала ей рассказывать о любви, испытываемой к ней бабушкой. В доказательство привела, как пример, этот случай. Еще что-то хотела сказать, но Нина оборвала ее.

– Да никакого воспаления легких с малярией не было и в помине. Инфекционный менингит. Странно, что ты выжила и осталась почти нормальной.

Так вот, во второй раз Неля услышала о своей злополучной болезни. В тот момент Нелю потрясли не столько унизительная снисходительность в тоне Нины, как бы ставившая ее на место, а предательство дяди. Может быть от ощущения его «коварства» она захотела в тот миг найти опору, которая была бы также прочна, как любовь ее бабушки к ней. И, возможно, поэтому еще больше потянулась к Нине. Все возможно. Тем более за эти три месяца совместного проживания, девочка почувствовала привязанность актрисы к ней, ее теплоту.

Неля сделала вид, что не заметила интонаций в голосе актрисы, а про себя решила, что деньги, которые берет из маминой пенсии на завтраки в школу, будет складывать и в один из дней обязательно купит не только красную икру, но и черную. Принесет домой, поставит на стол и торжественно объявит: «Вот! Угощайтесь!» В этой фантазии ее интересовало – будет ли актриса прятать эти яства, так же как она прятала конфеты. Пусть допытывается, где Неля взяла деньги. Единственное, что знала твердо – ни за что не произнесет, что это «гостинец»

О «предательстве» она дяде ничего не сказала. И теперь, когда он еще с большей пристрастностью расспрашивал о гостях и звонках, раздающихся в квартире, она неизменно отвечала одно и то же.

– Меня не бывает дома – утром в школе, вечером в театре. – Это не было ложью, потому что действительно до обеда училась, а вечером бежала в театр, где ждала Нину, находясь либо в актерской комнате, либо в зрительном зале. Нина была занята не только в ведущих ролях, но и в массовках почти всего репертуара театра.

Порой Неле казалось, что вместе с героями спектаклей, она окуналась в какую-то нереальную жизнь. Репертуар театра большей частью заполнялся пьесами авторов эпохи позднего возрождения. Вполне возможно, находясь под впечатлением просмотренных представлений, герои пьес, рыцари и мужчины, обозначенные Ниной понятием «поклонники» в сознании девочки сливались в единое целое. Это единое целое приобретало для нее ощущение красочного монолита, необходимого для загадочной жизни. Не единожды случалось и такое. После спектакля, еще только приоткрыв дверь гримуборной, актриса прямо с порога высокопарно заявляла.

– Хочу сообщить тебе, – она на мгновение умолкала, словно что-то вспоминая, а затем, едва внятно, будто опять что-то жевала, признавалась.

– Один поклонник пригласил поужинать в ресторане, – неожиданно таинственно подмигивала Неле и уже доверительно продолжала, – так что отправляйся домой.

И Неля шла домой, где почти до утра, не засыпая, ждала Нину. Очень было интересно узнать: как она провела время и кто этот «поклонник». Так уж складывались между ними отношения, что скорее они были не просто компаньонки, а вроде подружки, несмотря на разницу в возрасте. Тем более у Нели еще не было своей личной жизни, поэтому все происходящее с актрисой, становилось как бы и Нелиным. Слово «поклонники» прочно вошло в их обиход. Почему-то у Нели оно ассоциировалось с рыцарскими временами, когда куртуазность манер становилась главным достоинством мужчины. «Поклонники» и в самом деле казались изысканными, очень вежливыми, готовыми ради дамы, положить на «алтарь любви» не только свое сердце, но и материальное благополучие. В то время девочке представлялось, что все они мечтают лишь об одном – видеть Нину, слышать ее голос. Мужчины были разные: артисты, режиссеры, композиторы и инженеры, писатели и администраторы.

Когда Леничка появился в их доме, она не помнит, только дорогая шикарная шуба из канадской цигейки еще недавно с небрежным видом, наброшенная на плечи Нины, завернутая в мужской плащ, горестно обмякшая, поникнув, висела на гвозде в углу комнаты. Неля еще непонимающе переводила взгляд с Нины на гвоздь, когда Леничка уже закрывал за собой дверь. Он служил в одном из театров администратором, давно был влюблен в Нину и в знак своего почитания принес шубу.

– Ну и Леничка! Настоящий рыцарь, – промелькнула мысль в голове Нели. Из обожателей актрисы, он ей нравился меньше всех. Казалось, что и ростом он не вышел, да и умом тоже, к тому всего лишь администратор, а не какая-то значительная личность. Но надо же, как он благороден в своем поклонении. Начитавшись о рыцарях средневековья, Неля не считала предосудительным для женщины получать дорогие подарки от мужчины просто в знак внимания и поклонения. Она, еще только хотела выразить свой восторг Леничкиным поступком, как Нина, словно предупреждая ее намерение, проговорила.

– Леничка сделал мне предложение, – у актрисы не было никаких секретов от школьницы. Обо всех поклонниках Нины она знала вплоть до мельчайших подробностей. Неля была главным поверенным лицом и в свои шестнадцать лет становилась порой советчиком, хотя кроме книжных страстей, ничего не знала в жизни.

– И как свадебный подарок, этот куль будет напоминать о нем, – Нина расхохоталась и дотронулась наманикюренными пальчиками до шубы. У Нели защемило сердце. Она ведь так привязалась к актрисе и вдруг в одночасье Нина исчезает из ее жизни. Что же теперь будет с ней. Этого Неля не представляла. Она оказалась застигнутой врасплох. И мученическое изумление, застывшее в глазах, было, видно, настолько явным, что Нина, не дав ей опомниться от только, что услышанных откровений, своей обычной скороговоркой произнесла.

– Тебе нечего волноваться. Будем жить вместе. Обменяем твою квартиру и Леничкину комнату на большую квартиру. Как-никак он администратор, у него большие связи.

В этот момент Неля почувствовала в себе некое сопротивление. Ей совсем не хотелось расставаться со своей жилплощадью и куда-то уезжать. Протестовать боялась, по спине побежали мурашки – вдруг потеряет Нину, она онемела. Актриса же все азартнее размышляла о вариантах обмена. Но дело в том, что чувство собственника все сильнее и сильнее овладевало девочкой. Как бы она не окуналась в новый для нее мир иллюзий, но реальность также врывалась в ее еще короткую судьбу. Не раз она слышала истории, с плачевным концом для тех, кто имел глупость кого-то прописать на свою жилплощадь. При всем раболепии перед актрисой, о владении Ниной ее квартирой, Неля не хотела даже думать. Уже очень хорошо сознавала, что она «хозяйка этих хором».

Когда через несколько дней, Нина поссорилась с женихом, да так сильно, что шуба возвратилась к хозяину, радости Нели не было предела. Не надо было говорить, что не хочет Нину прописывать – раз, они по-прежнему продолжают жить вместе – два. Но, будто в насмешку, Леничкин плащ, в котором находилась завернутая шуба, был забыт в их доме. Что же теперь делать? Конечно, Неля понимала, что его надо вернуть хозяину. Но еще отчетливо звучали в памяти слова, произнесенные Ниной.

– Он скупой человек, просто патологически жаден. Скажи, возможно, ли мне быть женой Гобсека?! – Неля согласно кивнула головой, подтверждая, что не может актриса стать женой такого человека. – Ненавижу жадных людей, – продолжала Нина, – он хотел эту шубу мне продать, да еще дороже, чем она стоит. Надо наказывать таких. Плащ, наш администратор, не получит. Продадим, – Неля еще не видела актрису такой взбешенной, глаза сузились в маленькие щелочки, которые метали «огненные стрелы», разящие наповал невидимого противника, – деньги станут компенсацией за моральный ущерб.

– Естественно, Неля сознавала, что плащ принадлежит Леничке. На ее веку не было примеров воровства или мошенничества в ее семье. Сама слыла только хулиганкой. Но тут, вслед за Ниной, возненавидела жадных людей, конкретно Леничку и согласилась – плащ возвращать не надо.

Сейчас Женщина хорошо понимает, что, если бы в тот момент не поддержала Нину в ее намерении, то та навряд ли решилась бы на продажу плаща. А так стала соучастницей общего дела, то есть воровства, а иначе это не назовешь, хотя в глубине души и осуждала. О ее размышлениях Нине ничего не было известно. Однако, с тех пор понятие «жадность» стало для нее одним из тяжелых грехов, присущих человеку. Оно приобретало для нее значение некоего «пробного камня», благодаря которому познавалась людская сущность. Неожиданно почувствовала – поступки человека очень часто зависят от такой черты характера, как алчность. Тогда, Неля не высказала никакого сомнения в Нининой правоте и напористо проговорила.

– Давайте продадим. Спрошу у соседей. Вдруг, кому-нибудь подойдет.

– К соседям обращаться не надо, – Нина назидательно посмотрела на Нелю. – Запомни, когда хочешь что-то купить или продать, постарайся, чтобы об этом слышало как можно меньше знакомых людей, – она немного замялась, – чтобы потом не предали, не использовали в своих интересах. Да и вообще старайся, чтобы о тебе знали как можно меньше.

– А как же я!? Я ведь тоже знакомая, – удивлению Нели не было границ.

– А ты уже часть меня. Моя кровь.

На толкучке долго стоять не пришлось. Минут через двадцать новенькие, будто только что отпечатанные сто двадцать рублей, хрустели у Нины в руках. Но Неле не давала покоя мысль, что Леничка может спросить о плаще и что тогда делать.

– Что-нибудь придумаем, – ответила Нина на ее вопрос.

И Неля действительно придумала. Когда Леничка месяца через два неожиданно позвонил и поинтересовался, в какой день можно забрать плащ, она без тени смущения в голосе, ответила, что выбросила его на помойку.

– Как выбросила!? – голос Ленички завибрировал.

– Так и выбросила. Чтобы ничто не напоминало о вас. Мне плащ не был нужен, – ее объяснение оказалось настолько простым, несуразным, и нелепым, что бывший жених только и воскликнул.

– Чудеса! – Неля почувствовала, как телефонная трубка выпала из его рук и резко ударилась о рычаг. Больше она его никогда не видела и не слышала.

Прошло около года, как Нина поселилась с ней в квартире, если судить по поблекшей серовато пыльной листве, то лето приближалось к закату. Неля сдала выпускные экзамены, и аттестат ее шелестел, от стройного ряда четверок и иногда попадавшихся пятерок, которые больше походили на вражеских лазутчиков. Вероятно, часы, проведенные в артистической комнате, не прошли даром. Все ее уроки выполнялись именно здесь, она больше не болталась по улицам и еще… в театре она проходила школу эмоционального наполнения. В эту радостно-знойную пору Нина произнесла фразу, изменившую жизнь Нели.

– Неличка, мы живем как мещане. На окне фикус, на тумбочке стадо неизвестно куда бредущих глиняных слонов, а кровать с набалдашниками – это просто, «каменный век» да еще перина на ней, и все завершается непременным украшением – подзором. И ремонт не помешало бы сделать. Такой широкий бордюр уже не делают. Только может быть еще в деревнях, но мы живем не в деревне, а в столице. Стыдно гостей пригласить.

Нет, не хотелось Неле быть похожей на мещанку, а тем более на деревенскую жительницу. Но ведь и года не прошло, как квартира ремонтировалась. Но в то же время Неля очень хорошо ощущала, что противореча Нине, может ее разозлить. Этого она боялась больше всего. Как кролик перед удавом, была загипнотизирована актрисой. Та уже привыкла к беспрекословному подчинению девочки. Единственное, что Неля промямлила было.

– А где мы возьмем деньги?

– Мы с тобой сложимся. Ты собранную пенсию за маму. А у меня необходимая сумма есть.

– Опять мамина пенсия, – уныло подумала Неля. К этому времени одна из родственниц уже сказала ей, что прошлогодний ремонт дядя сделал за мамин, а вернее за Нелин счет. И сделал не ради племянницы, а ради актрисы. За что родственница дядю ненавидит и презирает, так как на ремонте она подорвала свое здоровье, а он старался вовсе не ради сироты. Сейчас же, действительно, на отложенные деньги Неле хотелось купить выпускное белое платье, которое она уже присмотрела в магазине.

– Потом распродадим все это старье, – продолжила Нина и широким взмахом руки указала на бесхитростную мебель.

И вдруг девочка увидела бабушку, сидящую за столом. На нем лежал открытый молитвенник, а рядом с бабушкой сидели мама и когда-то такая ненавистная Ревека Яковлевна. Они о чем-то громко говорили, именно говорили, а не шептались, как обычно. Она явно слышала их голоса, но, ни одного слова не могла разобрать. И тут она услышала очень четкое слово. Всегда сурово сдержанная молчаливая бабушка, выкрикивала его: «пропадет!» Неля, находилась в каком-то сомнамбулистическом состоянии, когда оно вновь докатилось до нее.

– Пропадет, пропадет, если не распродадим. Хотя бы какие-то деньги сможем выручить и купить все новое, – оказывается, Нина еще продолжала говорить. – Будешь рассчитываться со мной постепенно.

Голова шла кругом. Конечно, хотелось купить все новое, но и в то же время жизнь Нели больше и больше попадала в зависимость от Нининых прихотей. Дядя раз в две недели, может быть и чаще заходил к ним, чтобы вроде проследить – как живется племяннице с компаньонкой. Но Неля, то видела – ее персона мало его интересовало. О том, что Нина хочет сделать ремонт, продать старую мебель и купить все новое – ничего об этом дяде не говорила. Не хотела и все. Может быть, чувствовала, что будет недоволен и вообще не позволит такого новшества. Ведь он считался главным в ее семье. Она не помнила, что говорила дяде, когда он звонил и предлагал навестить «девочек». Но хорошо знала – придуманные ею небылицы – задерживали его. Через неделю Неля оказалась сидящей на раскладушке во дворе, около двери в квартиру, окруженная какими-то узлами и чемоданами с учебником в руках. Готовилась к поступлению в институт, школа была позади так же, как и мечты о выпускном платье, которое она присматривала в течение последних двух месяцев.

Через несколько дней начинались вступительные экзамены в институт, она монотонно, едва слышно заучивала какие-то теоремы, а перед глазами все время стояла бабушкина перина, которая пружиня, то одним боком, то другим, вырываясь из рук, никак не хотела уходить через окно из дома. Потом, словно поняв безысходность своей судьбы, распласталась, упав на землю.

– Все, – тогда тянуще прожевала Нина, облегченно вздохнув, – наконец и с периной покончено, – и немного, замявшись, проговорила, – как и со всем старым. Как-никак, а сотня в кармане, добавим и что-нибудь купим.

Неле же в сопротивлении перины до последнего момента, виделась бабушка, которая ничем так не дорожила, как этой периной. Она была не только приданным старой женщины, но связующим звеном с ее давно умершими родителями и рано ушедшим из жизни горячо любимым мужем. И неоднократно Неля слышала, как соседи «подкатывались» к бабушке с просьбой о продаже перины и всегда получали отказ. Неля же разорвала эти звенья, вычеркнула из памяти. Хромоногий истопник-татарин, довольно улыбаясь, туго перевязывал перину веревкой. Половина соседей обиделась на девочку. Но про себя она решила, если уж и продаст «бабушкину память», то только своим подружкам. Зойка Тюрина переехала в другой район, осталась одна Фатима. Сейчас она бессмысленно повторяла прочитанное, и оно тут же отлетало от нее, так как каждый проходящий из соседей спрашивал: «почему живет на улице?» И обязательно кто-то, из них сострадательно качая головой, горестно произносил: «бедные мама и бабушка! Надо же было так одновременно умереть, чтобы девчонка оказалась на улице»

– Да чего вы причитаете, – не соглашался другой. – У нее опекун есть.

– Тоже мне опекун. Связался с вертихвосткой. А что взять от актрисы. Актриса есть актриса.

Неля старалась не обращать внимания на эти реплики, так же, как на неприятие Нины соседями во дворе. Она знала, что весь двор не просто не любит актрису, а не может ее терпеть. Своим появлением она, словно, взорвала налаженность отношений между жителями двора. Мужчины заглядывались на нее, женам это не нравилось. Но так как у Нины было достаточно своих поклонников, то старалась во дворе никого не замечать, чем заставила невзлюбить себя и мужскую половину, приклеивших, вначале, ей ярлык «вертихвостка», а затем и вовсе «шлюха». Сейчас печалям по «рано осиротевшей девчонке» не было предела.

В общем, в квартире ремонт шел полным ходом, Нина это время жила у подруги и давала Неле указания по телефону, а подготовка к экзаменам не двигалась с места. Поэтому, когда Неля провалилась при первом испытании, это не стало для нее неожиданностью. Дяде, чтобы не расстраивать его, соврала. Сказала, что экзамены не сдавала, мол, дальше учиться пока не собирается. И тогда он потребовал, чтобы «она не маялась дурью», и немедленно подала документы в техникум на вечернее отделение. Также он заявил, что решительно намерен определить ее на работу в тот институт, где служит сам. Там она будет под присмотром.

Но взволновало Нелю больше всего его желание приехать, а не разговаривать с ней по телефону. Она стала лепетать, что ей надо срочно уйти, она и правда собиралась встретиться с Лихаревой и вместе с ней ехать по делам подруги. Ясно, что Лихарева была девчонка идейная и целеустремленная, ни то, что Неля, и образование для нее было превыше всего, поэтому в отличие от Нели она стала студенткой. Но сейчас Люся хотела выследить своего парня, который последнее время ее обманывал. Писаревская вызвалась помочь подруге, а дядя своим приездом мог нарушить их планы да еще увидеть, что происходит на самом деле. Неля попросила его перенести встречу на другой день, сказав при этом, между прочим, что Нина уехала. Ох, как она знала, чем остудить дядин пыл.

– Как уехала!? – воскликнул он, – она ничего не говорила.

– У нее отпуск, – безразличным тоном произнесла Неля, подспудно уже радуясь, что оттянула время, когда он увидит не только отремонтированную квартиру, но и новую мебель. И, правда, за полтора месяца квартире был придан современный и уютный вид, что ее трудно стало узнать. Вместо кровати, промятого дивана, стояли две узкие кушетки, в трельяже отражались новые занавески, карнизы, а главное квадратный обеденный стол и устойчивые стулья с прямыми спинками. Только старый дядин студенческий шкаф, пока еще красовался на прежнем месте. Но девочке казалось, что еще немного и он тоже уйдет из дома. Она почти за все расплатилась с Ниной, осталось отдать деньги за шторы и карнизы. Но сумма столь незначительная по сравнению с тем, что было отдано, не в водила Нелю в замешательство. Тем более выплачивать долг она могла постепенно.

И все же в один из дней дядя неожиданно нагрянул и увидел, что без его ведома сделан ремонт и куплена новая мебель. Неля не заметила, как в квартире тут же оказались соседки. Им давно было «невтерпеж» увидеть, что сделала эта «шлюха». И, конечно же они не преминули заметить, что мол бабушка и мама ни в коем случае не допустили бы не только провала девчонки на вступительных экзаменах, но и быть бездомной пока «артистка прихорашивает дом свиданий». О том, что Неля провалилась на экзаменах, знал весь дом. Вместе с ней поступала одноклассница, жившая в этом же дворе.

– Вовсе и не дом свиданий, – огрызнулась Неля. – Просто мы не хотим жить как мещане. Хотим, чтобы все было красиво и эстетично. И ничего страшного не было, что неделю спала на улице, дышала свежим воздухом.

Так дядя понял, что Нина не намерена с ним считаться, и узнал причину «нежелания» племянницы продолжать учебу. Племянница, каким-то шестым чувством, ощутила, что дядя осознал Нинино отношение – она никогда не ответит ему взаимностью. Иначе не позволил себе произнести со злой брезгливостью эти слова: «если она решила прокрутить такое дело, не посоветовавшись со мной, то хороша штучка. А ты, коли такая самостоятельная, то и думай о себе сама. Сейчас подашь документы на вечернее отделение в техникум, благо еще не поздно, а завтра утром приедешь ко мне в НИИ – буду оформлять тебя на работу лаборанткой»

Ослушаться дядю она не могла, да и зачем?! Неле хотелось быть независимой материально как от Нины, так и от дяди. Потому что те деньги, которые давал дядя на питание и еще, получая пенсию за маму, постоянно отдавала Нине. То ли за платья, переделанные с ее плеча на Нелю, то ли за тарелки, непонятно для чего купленные, то за кастрюли. На карманные расходы у девочки ничего не оставалось. Последние полгода Неля отказывалась от любых приобретений для себя и хозяйства, ссылаясь на то, что ей всего достаточно. Это-то и помогло ей «сколотить» необходимую сумму на выпускное платье. Но опять, же все ушло на ремонт и мебель, которую они с Ниной купили пополам, с последующей выплатой Нелей части затрат актрисы. Поэтому Неля и хотела скорее рассчитаться с Ниной, а с зарплат она понимала, будет, намного легче это сделать.

И в тоже время не хотелось ей оставаться «недоучкой», поэтому без возражений согласилась поступить в техникум, хотя ее интересовали совсем не технические науки. Но тогда было модным изучать радио, электронику и она оказалась в русле моды.

К середине сентября, со сковывающим душу страхом, Неля ждала возвращения Нины с курорта. Ей предстоял серьезный экзамен на зрелость их отношений, бескорыстность и равенство. Отчего, Женщина, сейчас вспомнила эту ситуацию? Да все от того, что такое приземленное понятие, как жилплощадь, сыграло роль в ее жизни. Совсем юная, она оказалась домовладелицей – когда взрослые люди еще очень долгое время добивались такого положения. Ее компаньонка стала первой, кто попытался посягнуть на ее собственность, доставшуюся от дяди, бабушки и мамы. Желание Нины прописаться, вызвало в ней содрогание, внутренне сопротивление этому шагу. Может быть мысль, что Нина взяла над ней власть, будучи просто квартиранткой, а став хозяйкой, превратит ее в бездомную, усиливала подозрительности Нели.

Отказать Нине в желании прописаться, у Нели не хватало сил. И, когда актриса уезжала на курорт, она пообещала, что поговорит об этом с дядей. И то, что квартирантка уехала, не сообщив ему об отъезде, сделала ремонт, поменяла мебель и, вообще, устроила «дом свиданий» – этот момент показался девушке как нельзя лучшим для открытия ему планов Нины.

– Что? Прописаться?! – «гаркнул» дядя, – а тебя потом на улицу!? Не будет такого!

Неля безумно обрадовалась такому повороту. Теперь безо всякой боязни и смущения могла Нине отказать, ссылаясь на дядин запрет. Получалось в этой истории, что Неля прописать актрису согласна, но он ее опекун – категорически против такого поступка. Без его разрешения, она не может и шагу ступить. В тот момент поняла – в опасной ситуации, найдет возможность защитить себя. Короче, когда Нина вернулась с курорта, Неля работала и училась в вечернем техникуме. При очередном разговоре о прописке, она без тени смущения заявила, что дядя против такого действия, а без его согласия, она ничего сделать не может. Нина, словно, сникла, померкла и затаилась. С Нелей почти не разговаривала, на вопросы отвечала односложными «да» и «нет»

В один из дней, возвращаясь после работы и учебы домой, Неля издалека увидела что-то необычное в квартире. Только через некоторое время, может минуту, а может и больше до девушки дошло, что окна-глаза пусты, ресницы штор их не прикрывают. Войдя в квартиру и включив свет, она и вовсе «остолбенела». Кроме одной кушетки и старого дядиного шкафа в комнате больше ничего не осталось. Ей даже мысль не приходила, что Нина могла все вывезти. Неля отчаянно шептала одно и то же: «обокрали» и все время вопрошала сама себя: «на чем будем спать!?» Она села на кушетку и стала ждать прихода Нины из театра. Время от времени, окунаясь в дремоту, валилась на постель, но тут же, вздрагивая, открывала глаза и, обнаружив, что сидит в темной пустой комнате, опять смотрела в потолок, словно там должен был быть написан ответ: «куда все подевалось?»

Так в одиночестве досидела до утра. Пора было собираться на работу. Когда дядя узнал, что племянницу обокрали, и Нина домой не пришла, он заявил, что Неля должна подать заявление в милицию, обвинив актрису в воровстве. Он считает – она все вывезла из-за злости и мести. Такое Неля представить не могла. Воровство ей казалось уделом людей, стоящих на «низкой степени социальной лестницы, классово-деградирующих» Ох, как еще в ней жили штампы, преподанные в школе и почерпнутые из современной и классической литературы.

Как Неле не хотелось верить рассуждениям дяди, актриса избавила ее от уюта, который они вместе создавали. Неля никак не могла взять в толк, почему Нина решила «захватить все то, что ей уже не принадлежало». Ведь ее долг актрисе был совсем незначительным. Неужели в порыве злости не захотела понять, что обворовывает не взрослого мужчину, а несовершеннолетнюю девчонку-сироту. Как оказалось, за день до происшествия, дядя навещал Нину и поставил ей условие – или она выходит за него замуж, или пусть снимает комнату в другом месте. В своем, не контролируемом, порыве актриса увезла не только вещи Нели и все то, что связывало с детством Нели, с домашним очагом, но и бабушкину пасхальную посуду, к которой при жизни старой женщины они никогда не притрагивались в обычные дни.

Именно тогда Женщина почувствовала первое разочарование в людях и опустошенность. Тогда в ее жизнь, разграниченную узкой полосой между двумя смертями, ворвался страх. Будто лучом света, озарилась в памяти маленькая вытянутая комната с тусклыми окнами, белыми больничными стенами, которые, казалось, надвигались на нее. Она невольно увидела железную кровать с шишечками и умирающую от рака бабушку, а через мгновение ее взор уже выхватывал из памяти ту же кровать и мечущуюся на ней в агонии маму.

Между уходом бабушки, мамы, появлением актрисы и ее исчезновением пролег промежуток в полтора года, после чего Неля осталась одна с навалившимся на нее одиночеством. Это чувство было неожиданным в своей всеобъемлемости, огромности, давящей опустошенности. Оно превращалось в безжизненные песчаные просторы, выжженные солнцем, побег из которых, казался невозможным. Это и нереальность изменений рождала страх и скорее всего от него и совершала затем поступки, выглядевшие один нелепее другого.

Сначала впустила бездомную актрису, впоследствии обокравшую ее, затем поочередно принимала «фей», прибывающих из южных провинций страны – дядиных невест. Это были очень интересные женщины бальзаковского возраста, почему-то всегда останавливающиеся в Нелиной квартире. Она ни разу не слышала, чтобы дядя называл их по имени. Только срывающиеся с его уст определение «фея» очарованно кружилось в воздухе, отчего, наверное, каждая из дам начинала ощущать свою значимость, неповторимость, и некий мужской магнетизм. А называл их он так, скорее всего, не только от словесной щедрости, но из боязни спутать их имена.

Хотя женщины и были привлекательны, но что-то однообразное сквозило в облике этих курносых блондинок. Порой они даже напоминали Неле образ колхозниц с собранным урожаем в руках, образ столь любимый советскими художниками. И еще характерной чертой становились их руки с сумками, с вздувшимися венами от напряжения. Загруженные сумки протискивались одна за другой, потом появлялась хозяйка этих рук, подтверждая изобилие тех мест, откуда невесты рискованно срывались. И также, как и актрису, дядя селил их у племянницы. Совместное проживание с «феями» длилось недолгое время их отпуска, после которого они, наверно, увозили по домам надежды на скорое возвращение. Но, как видно, мечтам не суждено было сбываться, так как после отъезда они бесследно исчезали с Нелиного горизонта.

Так кто преподал первые уроки? Уроки лжи, лицемерия, притворства? Кто избавился от плаща, кто оставил пустой твою квартиру? – Женщина вновь явственно услышала знакомый голос. – Уроки актрисы цепко, словно пиявки, впились в твою душу на долгие годы. И никто ни в чем тебя не заподозрил. Не захотела видеть ее постоянно в доме, твоя «правда» в нужный момент достигла ушей дяди. Ты осталась верным, надежным человеком со своими обманчиво чистыми глазами ребенка. Через год ты вернулась к актрисе, тебе больше не грозили ее притязания на квартиру.

– Возвращалась, потому что понимала – кроме нее у меня никого нет. Что она мать и отец для меня, – едва слышно прошептала Женщина, – потому, что после всех крушений, я бежала к ней, она меня отогревала и принимала.

– Нет. Актриса продолжала манипулировать, создавая из тебя вещь, принадлежавшую только ей. На самом деле ты затаилась, становясь свидетельницей ее падений и деградации. Ты, наблюдала за ней, словно, мстила ей за произошедшее и происходящее с тобой. Так чем ты была лучше меня преступника, которому сопутствовала своей верностью и надежностью. Я и в самом деле поверил, что никогда не предашь меня.

…Но я ушел к другой. Ты предала… Меня не стало.

– И это правда. Мне спокойнее было знать, что ты мертв, чем находишься в чьих-то объятиях.

Нет, не ревность затуманила твой мозг. Чувство уплывающей собственности, в которую я превратился. Стал для тебя тем же, чем ты была для актрисы. Ты никогда не любила меня. Сомневаюсь – любила ли ты кого-нибудь.

– Убирайся прочь! Вон! Ты плод моего воображения, – крикнула Женщина с перекошенным от злости лицом. Немного успокоившись, ощутила, что скучает именно о нем, нелюбимом, бросившем ее, и его-то она уничтожила. А сейчас, в этой жизни ей не хватает его, и оживает в памяти именно его голос, а не тех, кого любила и растрачивала себя всю до «кончиков ногтей».

Конечно же, она любила. Любила до душевного умопомрачения, томления, усталости всех чувств. Печаль, превращающаяся в болезнь, убивающая каждую клетку, съедающая существование, на долгое время проникала в ее сердце.

Иначе, как объяснить, что потеряла квартиру лишь бы угодить «красавцу-гусару», которому желалось жить весело, с размахом и непринужденно. Знакомство с ним было неожиданным и напористым, вызывавшим в ней испуг и настороженность. Все произошло случайно. Неля, уже год после окончания школы, работала лаборанткой в дядином институте и училась в вечернем техникуме. В один из выходных дней она вновь поехала на дачу к знакомым мамы. А дядя опять пригласил погостить и пожить с племянницей очередную «фею». Почему девушка из всех дядиных «невест» запомнила именно эту гостью, сказать нельзя. Вполне, возможно, что отпуск новой компаньонки был очень короток, а может быть «фея» сразу поняла бесперспективность всей затеи? Но правда и то, что Неля всей душой желала, чтобы дядя женился на этой «фее». (Возможно, Неля запомнила эту женщину, так как именно та обратила ее внимание на молодого человека, случайно оказавшегося в ее доме).

Он пришел вместе с новыми друзьями, с которыми в те выходные она познакомилась на даче. Новыми друзьями была влюбленная пара – Роза и Миша. Еще совсем недавно они были семейными, но он оказался разведенным, а она – двадцатичетырехлетней вдовой с маленьким ребенком на руках. Неле, воспитанной на романтических книгах, казалось, что любовь надо таить от посторонних глаз, глубоко держать в своей душе, никому не показывая и вида, особенно объекту своего воздыхания. Неприкрытая страсть, желание, чувственность полыхающие у Розы и Миши, стали для нее откровением. Ее личный опыт в таких делах был невелик. Она знала о безответной любви мамы к отцу, плодом которой стало ее рождение. Знала, что от этой любви, по выражению бабушки, ее мама превратилась в «слабовольную, безмолвную ветошь». Помнила она еще об Игоре Яблокове, своей школьной симпатии двухлетней давности, который сразил ее своими познаниями о древней Трое. Знала про дядю и актрису, любви которой он так домогался. Знала «фей», которые непонятно чего больше хотели – дядиной любви или московскую жилплощадь.

Неля впервые столкнулась с такой любовью, выплескивающейся наружу, когда забываешь обо всем на свете. О ребенке, работе – хочешь быть вместе, не разлучаясь ни на секунду. И в ней самой это вызывало непонятное возбуждение, заставлявшее сильнее биться пульс.

Поскольку Павел, на которого обратила внимание последняя дядина «фея», был другом Миши, то у них образовалась своя компания. Вместе с дядиной «феей» они проводили свой досуг в бесхитростном застолье с бутылкой вина и конфетами. До этого Неля, не пробовавшая алкоголь, чтобы не выглядеть примитивной, залихватски опрокидывала рюмку и делала вид, что на нее он не действует. «Фея» говорила, что вино так пить нельзя, а надо малыми глотками, чтобы чувствовать его аромат и вкус. Так пьют только водку. Но тогда вкус водки она еще не знала. Бывали совсем «светские» выходы в кинотеатр на последний сеанс, где перед просмотром фильма можно было послушать оркестр, потанцевать под его музыку или посидеть в буфете. Но последняя «фея» совсем ненадолго задержалась в невестах и в скором времени покинула столичные пенаты.

Отъезд невесты прошел незаметно. Она, словно, растворилась в воздухе. С этого момента Роза и Миша почти поселились в Нелиной квартире. Дни, когда они не появлялись и не оставались на ночь, были редким исключением. Наступило время, когда они ушли из жизни девушки. Почему-то так получалось, что деньги у ребят появлялись крайне редко и все «пиршества» происходили за счет Нели или Розы. Из всей компании официально работала одна Неля. Роза где-то чем-то «приторговывала». Миша неустанно желал устроиться на работу. Но его, как он говорил: «не принимали». Павел не мог сдать экзамены в институте, чтобы получать стипендию. То, что ей приходилось платить за развлечения, Нелю нисколько не беспокоило. Даже доставляло удовольствие. Она ощущала себя волшебницей, от которой зависело исполнение, пускай скромных, но все-таки желаний. Притом, надо заметить, ребята старались не оставаться в долгу. Как потом выяснилось, парни занимались «фарцовкой», то есть спекуляцией вещей привезенных из-за рубежа. Павел со временем стал вызывать в Неле не только волнение, но и беспредельную признательность. Она была ему благодарна за то, что обратил на нее внимание.

Ведь, дядя и актриса, замечали только ее удлиненный нос, и ничего женственного в ней не видели. Белозубая улыбка Павла, искрящийся взгляд, пение под гитару, на которой он сам себе аккомпанировал, употребление им каких-то слов и даже выражений на французском языке – все это делало его неотразимым, напоминало гусара, о которых девушка, естественно, имела представление только из книг и театральных постановок. Они, гусары, чем-то походили на романтических рыцарей, образами которых была очарована еще в детстве. Но поиском-то книжного рыцаря она занялась в реальной, жизни.

Возможно поэтому, перед ее глазами неизменно всегда вставал осенний вечер, когда истаяв необычно теплый день, неожиданно омылся ливневым дождем. Боясь промокнуть, они стояли под козырьком витрины магазина, прижавшись, друг к другу. Вдруг Павел бросился к женщине на другой стороне улицы и через некоторое время опять возник перед Нелей с блестящими мокрыми глазами, с ресниц которых капала вода. Белозубая улыбка растянулась во всю ширь его скуластого лица. Он протянул руку с маленьким букетиком васильков. Се лехплуе де лехусар, – сказал Павел, грассируя буквой «р», что означало «это подвиг гусара». В обычной манере разговора он немного картавил, мягко произнося эту букву, отчего слова, слетавшие с его уст, звучали нежно и трогательно. Вероятно, этот «гусарский подвиг» долгие годы подспудно жил в ее сознании Нели, затмив все остальное, с чем нормальный человек мириться, не мог.

Именно в то время стало заметным, что Миша перегорел и уже не испытывал жажды встреч с Розой, а страсть охватывала молодую вдову сильнее и сильнее. Избегая встреч с Розой, Миша пропадал из их поля зрения. Неля проводила докучные вечера вдвоем с Розой, дожидаясь прихода Миши. В то время Неля понемногу откладывала деньги из каждой зарплаты для покупки новых туфель. И, когда осталось добавить совсем маленькую сумму, деньги исчезли. Неля понимала, что их взяли Роза с Мишей. У Нели никаких секретов от них не было, где лежали деньги, они знали. Роза хотела сходить с Мишей в дорогой ресторан. Образовалась трещина разрыв, а затем разрыв который, углубляясь, увлек их кампанию к краху.

Неля тогда не понимала, вернее не ощущала, что в любви можно утратить способность оценивать свое достоинство, так называемую женскую гордость. Но любовь свалилась, именно свалилась, на ее плечи. Ведь она дает человеку как легкость, полет, так и тяжесть разочарований, обид, крушение иллюзий.

В общем, Роза с Мишей вскоре пропали из ее жизни, как до этого Люся Лихарева, вышедшая замуж за чеха, уехавшая с ним и с Сашенькой в Прагу. Как и актриса, нашедшая очередного «поклонника с комнатой». В ту пору все ее существо полностью было отдано Павлу. Как потом узнала девушка Павла и Мишу, кроме шапочного знакомства, ничто не связывало. В день, когда молодой человек появился в доме Нели, он случайно встретил Мишу на улице. Разговорились, и Миша разоткровенничался о своих амурных переживаниях. Признался, что есть «хата», где он встречается со своей пассией. Хозяйка «хаты» молодая наивная дурочка, хочет казаться «своим в доску парнем». Если тот желает, то может «застолбить для себя и своих друзей место». Позже Павел признался, что он был заинтригован такой возможностью, поэтому и согласился пойти вместе с Мишей. Но, как было сказано выше, все к кому она была привязана в жизни, ушли, а он полностью занял освободившееся пространство в ее душе.

Тогда Неля не понимала, что она испытывает к студенту. То ли благодарность за то, что обратил внимание на некрасивую девушку, коей она себя считала благодаря внушениям актрисы. То ли чувство сестринской привязанности к родственнику. Правда, своего восторга перед ним она не показывала. Еще очень хорошо помнила, что чувства надо держать в себе. Его, скорее всего, такое отношение девушки устраивало. Она не признавалась в любви, не устраивала сцен ревности, хотя знала, что у него где-то, на стороне есть женщины, с которыми он проводит не только время, но и ночи. А ведь Павел очень часто на ночь оставался у нее, но близости между ними не было. Они засыпали в объятиях друг друга, и в этот момент она ощущала себя защищенной от проблем и забот внешней жизни, ее тревог и недоразумений.

Любовь… любовь… Словно ураган несет в пучину катастрофы или как брызги распыляется в воздухе, не оставляя после себя никаких следов. Сосредотачиваясь в одной точке, называемой сердцем, она неотрывно бьет в эту точку. В зависимости от ударов – болезненных или ласковых прикосновений – перестаешь замечать происходящее вокруг. Только слышишь и прислушиваешься к ощущениям в этой точке, которые сразу или постепенно заполняют твое существование.

Неля не заметила, как квартира наполнилась друзьями «гусара», превращавшими ее в «место для свиданий» «игорный дом» и можно сказать просто в притон. Девушке нравился калейдоскоп новых лиц, новых знакомств. Она настолько была поглощена жизнью студента, что совсем не замечала, да и не хотела видеть, во что превращался ее жилище.

Дядя к тому времени все-таки женился на очередной провинциальной «фее», у которой был маленький сын от предыдущего брака. Теперь все его внимание, заботы были сосредоточены на новой семье. Чем занималась племянница, как проводила свой досуг, он совсем не знал, да и не очень интересовался, если даже не обратил внимания на слухи, ходившие по институту. Неля уже не учится в техникуме, на работу часто приходит с похмелья, от нее разит перегаром. В те дни и ночи, что Павел отсутствовал в жизни Нели, она засыпала с мыслью о нем, с биением сердца в груди. Перед расставанием он, вроде бы шутя, произносил, что «надо бы посетить и родные пенаты», побыть там, повидаться семьей. Как потом узнала Неля, из родителей у него была только мама, отец еще до войны ушел к другой женщине. Мать он любил, но абсолютно с ней не считался. Приходил и уходил, когда хотел, в институте учился кое-как, находясь на иждивении мамы.

В день двадцатилетия, когда Неля только с Павлом отмечала свой день рождения и, как всегда он остался на ночь, они сами не поняли, как между ними возникла близость. Только, вернувшись с работы, девушка увидела висящую в кухне на веревке застиранную простынь. Он стал ее первым мужчиной. После дня рождения у них больше никогда ничего не было. Ночевать у Нели студент почти перестал. Неля никаких вопросов ему не задавала и ни к чему не обязывала.

Однако соседи, недовольные ее образом жизни, бесконечными ночными пьяными криками молодежи, собиравшейся у нее, громкой музыкой, неоднократным вызовом милиции, разыскали дядю и рассказали ему, как «низко пала племянница». Мол, все время пьет спиртное, непонятно, что за мужчины ходят к ней. От нее нет никого покоя. И дядя неожиданно нагрянул к Неле. Его взору предстали взрослые парни, разыгрывавшие партию в преферанс, Павел, сидя с Нелей в обнимку, что-то бренчал на гитаре.

Но тут дядя увидел нарисованных темперой во всю длину и ширину стены в полный рост всадников в серо-зеленых буденовских шлемах, в черных вечерних смокингах, в белых рубашках, под воротничками которых были повязаны красные галстуки-бабочки. Всадники скакали на взмыленных ржущих конях с шашками наперевес. Командир с лицом Элвиса Пресли летел впереди. В одной руке он держал удила, а в другой – плакат, на котором указующий перст упирался в огненную надпись: «А ты принес что выпить?!» Всадники вламывались в маленькую комнату из белой стены, около которой еще не так давно стояла железная кровать. Перед ними стелился туман из сизого папиросного дыма. С противоположной стены, из коричнево-пожухлых зарослей выползал на брюхе удивленный динозавр, не понимавший, откуда скачут всадники и кто должен принести «выпить».

От непонимания происходящего, глаза родственника, наливаясь белизной, разгневанно вращались, перескакивая с зарослей с динозавром на испуганно съежившуюся и, словно, приклеенную к коленям кавалера, племянницу. Затем, будто очнувшись, Неля привстала и сделала шаг по направлению к дяде. Но, как в тот день, когда выгонял актрису, он «гаркнул» своим командным тоном.

– А ну, вон отсюда, не то сдам всех милиции. А ты, – взглянув теми же бешеными глазами на племянницу, – сиди и ни с места. Когда осталась вдвоем с дядей, он, отдавая приказ, произнес.

– Здесь жить больше не будешь. Сделаем обмен, чтобы не было притона. Поселю в коммуналке. Продолжишь так вести себя – соседи выселят.

Когда на следующий день, Павел встретил ее после работы с расспросами о встрече с дядей, она поведала другу о суровости требования родственника – немедленно начать обмен квартиры. Иначе за организацию «притона» он ее выселит в «места не столь отдаленные». Неожиданно для себя в реакции Павла она почувствовала заинтересованность перспективой ее обстоятельств. Он признался, что и ему надоела такая неразбериха в доме девушки. Просто он не мог отказать друзьям в их просьбах. Если Неля поселится в далеком районе, так никто «не будет вваливаться в дом».

Павел, загоревшийся возможностями обмена, стал прикидывать – сколько денег за квартиру в центре Москвы, можно получить в доплату. Девушку такая возможность привлекла. Ей даже представилось, что он переезжает к ней и делает ей предложение – выйти за него замуж. Тогда-то она сама будет решать, как ей жить… Но в то же мгновение со всей ясностью ощутила – с переездом в далекий район, может потерять Павла.

Словно, почувствовав сомнения в Нелиной душе, Павел прижал ее к себе, начал нежно гладить по голове, с его губ слетали те самые ожидаемые успокаивающие слова, что, мол, не надо волноваться – он будет рядом. Они вместе найдут подходящий вариант. Он приложил всю свою энергию и изобретательность в поисках обмена, предлагая заведомо неприемлемое жилье. Это были подвальные помещения или же деревянные дома на окраине города. Если же попадалось что-то приличное, то по его расчетам давали малую доплату. Дядю Неля убедила, что сама найдет подходящий вариант, а ему не зачем тратить силы и время – предложение племянницы устраивало. Его жена бывала недовольна, когда он хотел проявить заботу о родственнице. Трещина между ними увеличивалась с огромной скоростью. Дело дошло до того, что они почти не виделись даже в институте, в котором оба работали.

Вариант обмена нашелся. В Подмосковье, около железнодорожной станции маленькая однокомнатная квартира – такая, с теми же условиями, как и в центре. Неля поняла – у нее нет желания переезжать в эту квартиру. Но и огорчать возлюбленного, который, просто, дымился в ожидании сваливающихся легких денег, не хотела. И надо же было, такому случится, именно в последнюю неделю проживания в центре, ее угораздило познакомиться с девушкой своего возраста. Ирэна, так звали новую приятельницу, жила в соседнем переулке, то есть тоже в центре. В первый же день знакомства с новой подругой, Неля, рассказала о своем друге. Что он красавец, весел, музыкален, ну просто гусар. Буквально на следующий день, чтобы похвастаться перед вновь приобретенной приятельницей своим парнем, пришла вместе с ним в гости к Ирэне. Но не прошло четверти часа, как Павел вдруг заторопился, предупредив, что ему срочно надо идти по делам.

Когда Неля переехала в свою новую квартиру то со всей остротой почувствовала, Павел потерян для нее навсегда. Поняла это, когда однажды после работы, не желая возвращаться в подмосковное жилье, поехала к новой подруге поделиться своей печалью – никак не может увидеть Павла. Там-то Неля и застала парня. Спешно засобиравшись, он ушел. На вопрос Нели, что он здесь делает, Ирэна сообщила, когда они вместе покинули ее дом, не прошло и получаса, как он вернулся к ней. И уже более трех недель они, не расставаясь, живут вместе и влюблены друг в друга. С Нелей она не хочет рвать дружеские отношения, та ей очень симпатична. И, она Ирэна, даже ссорилась с Павлом из-за нее. Как он, мол, мог поступить так с несчастной девушкой.

В тот же вечер Неля кинулась в дом, где жила актриса. Адрес Нины она давно узнала. Уткнувшись ей в плечо, она плакала, признаваясь в своей глупости. Если бы продолжала быть вместе с актрисой, такого бы с ней никогда не случилось. Нина никогда бы не допустила потерю квартиры в центре. Тогда-то они и решили, что в их расставании виноват только дядя. А Нина стала советовать, как можно скорее сделать новый обмен, неважно в какой район, только чтобы это была Москва, а затем они уже смогут объединить свои комнаты и жить в лучших условиях. Именно тогда Нина со всей откровенностью высказалась: ее парень не был бы «гусаром», если бы не хотел жить с размахом, весело и непринужденно, а сосредоточил все свое внимание только на ней – несчастной сироте, убого мыслящей штампами и имеющей мизерную зарплату. Что он, скорее всего, любил все показное, необычное, скорее даже недоступное.

Сейчас Женщина вспомнила, что она в тот момент мечтала быть значительной, не такой как все, и все ради того, чтобы удержать его рядом, уже почти ушедшего к ее подруге – к красивой и обеспеченной девушке. Тогда Неля ничего лучшего не придумала, как сообщить о своей поездке в Париж – город вожделения и запрета для миллионов людей, проживавших на одной шестой суши. В общем, это сообщение было столь нелепо, неестественно, граничащее с помешательством, что ей сразу… поверили. И гусар, и друзья гусара. Но самое главное в эту выдумку поверила она сама.

На неделю Неля пропала из их поля зрения. Она сдавала не только донорскую кровь, но в залог вещи. У кого-то взяла деньги взаймы. Ночами штудировала страницы энциклопедии, романы французских классиков, посвященных Парижу, запоминая названия улиц, благо они не менялись столетиями. У знакомой мамы, высокого ранга партийного функционера, одолжила заграничные туфли, хорошо, что у них был один размер, и нейлоновую шубку, только входившую в моду. Шубку партработник действительно привезла из Франции, находясь в волшебной стране на какой-то конференции.

Приятельнице мамы тоже «наплела с три короба», мол, на улице случайно познакомилась с кинорежиссером. Тот ее, Нелю, пригласил на пробы нового фильма, а идти не в чем. Ведь хорошо все знают «встречают по одежке, а провожают по уму». Она едва успевает пришивать свою «драную кошку» к воротнику, а та отрывается в самый неподходящий момент. Скорее всего, ее стеганое пальто похоже на телогрейку для железнодорожных рабочих, чем на нормальную одежду. Туфли так стоптаны, что соскакивают с ног. Как только пробы закончатся, все вернет. Да, видно, неистребима вера человеческая во все несбыточное. Даже малейшего сомнения не закралось в голову партийного бонзы, что с такими длинными носами и совсем не славянскими лицами на главные роли героинь в фильмы с «деревенским сюжетом» ну никак брать не могли. Вероятно, абсурд был привлекательным стимулом жизни для всей страны. Все это Неля придумала и готовила для того, чтобы пригласить «гусара» и его друзей в дорогой ресторан, после мнимого возращения из Парижа.

Был заказан столик в одном из дорогих ресторанов. Столик ломился от высокосортных вин и закусок, за которым она с блеском в глазах рассказывала о красоте Елисейских полей. О том, что ей, как знаменитому французскому писателю, Эйфелева Башня совсем не понравилась. Подруга Нели, та самая к которой почти уже ушел «гусар», все щупала ее кримпленовое платье, взятое в долг. Гости, сидевшие за столом, не могли очнуться от удивления, глядя на ее модную, недоступную многим экипировку. Чувствуя это, Неля возбуждалась все больше и больше – румянец заливал ее белую кожу, глаза горели, и она чувствовала, Павел не отводит от нее взор. Понимала, что вот сейчас он ее и больше ничей. Благостность разливалась по телу.

– Замечательно, что взяла шубу и платье взаймы. И о телогрейке больше с ехидцей не вспоминают. Гляди ж, и правда поверили, что была в Париже, – опьяненная успехом, самодовольно, еле слышно проговорила Неля.

Но именно в этот миг счастья и удовлетворенности явилась она – эта Душа, трепещущая перед всеми, перед законами и людьми. Заявилась, в распахнутом пальто – телогрейке. В стоптанных туфлях и это-то в двадцатиградусный мороз, с пьяной ухмылкой на лице, с дешевой папиросой в зубах и нагло, уставившись в лицо Нели, во всеуслышание сказала.

– Это где же такой город стоит. Чего-то я не помню, чтобы нас туда звали.

Неле показалось, что не только она явственно слышит голос Души и видит ее, но все для кого она затеяла этот «сюрприз». Девушка почувствовала как тысячи маленьких молоточков, пульсируя, бьют ей в виски. От выпитого алкоголя, страха разоблачения, кровь бросилась в лицо, заливая его вишневым цветом. Но приглашенные гости, пили и закусывали, не обращая на нее никакого внимания. Ей даже мерещилось, что ее будто не существует.

Подруга Нели к кримпленовому платью больше не прикасалась, а ближе и ближе придвигалась к «гусару». И тут девушка почувствовала боль в сердце. Будто что-то острое, напоминающее стрелу молнии, пронзило его. Сердце сорвалось с нити и упало на пол. Она нагнулась под стол, чтобы схватить его, но оно покатилось дальше, а она увидела скрещенные ноги подруги и «гусара» и прижатые друг к другу их тела. Вслед за сердцем она упала под стол. Поняла – «гусар» потерян для нее навсегда.

И опять Душа явилась к ней, но никто кроме Нели не видел ее. Душа, одетая в обтягивающее красивое платье, туфли-лодочки на высоких каблуках, с прической «а-ля Бабетта», казалась высокой и стройной. Она очень тихо произнесла.

– Хватит валяться в дерме! Вставай! Ничего не случилось! Нет трагедии! Радуйся, что бросил. Ты бы с ним пропала. Брось пить – это не горе. Умойся. Вот возьми, – и она протянула девушке маленький дергающийся кровавый комочек.

Что это? – спросила Неля.

– Твое кровоточащее сердце. Но оно скоро успокоится.

С этими словами Душа исчезла. Неля не заметила ее исчезновения, так как ее занимала только одна мысль. «Как эта предательница так быстро преобразилась в элегантную даму и главное, как сумела уместиться во весь рост, да еще на каблуках, под столом».

Неля давно была не в ладах со своей Душой. Еще с тех пор, как помирившись с Ниной, снова попала под влияние актрисы. Когда помирилась, свалила все недоразумения между ними на дядю. Именно тогда девушка решила, что ближе и роднее, чем Нина, у нее никого нет. Однако юношеское любовное крушение долгие годы будоражило ее, занозой сидело в сердце. Было одно желание – забыть о «гусаре». Прошло ни одно десятилетие, прежде чем такой момент настал. Не было в живых того, чей голос сейчас не дает ей покоя. Был, вычеркнут из памяти и тот, любовь к которому, как она считала, дана ей единожды и, заставляла ее приходить в изнеможение, не давая думать больше не о чем на свете.

Женщине было за сорок, когда «гусар» появился на пороге ее очередной коммунальной квартиры. Он стоял, с дышащим свежестью букетом махровых пионов и все та же завораживающая улыбка не сходила с его губ.

– Ну, наконец-то, я тебя нашел, – произнес он. О чем они говорили, и что произошло потом, Женщина помнила смутно. В тот вечер, после ухода Павла, она написала ему письмо, но не отправила, а хранила в одной из книг. Женщина встала, прошла к книжной полке и стала перебирать книги в поисках письма. Вот оно! – И она стала читать его.

«Вероятно, покажется странным, что я решила написать тебе. Не знаю, получал ли ты письма, когда телефонные звонки и краткость телеграмм стали суррогатом чувств и понятий. Мне хочется поговорить с тобой не спеша, не дергаясь от возможного вмешательства постороннего лица, чужого голоса. Прошло 27 лет. Лучшее, что жило во мне, я отдала тебе не о чем, не задумываясь – ни о последствиях, ни о женской гордости. Я была придатком твоего существа. Если помнишь, я никогда не говорила, что люблю тебя. Ты не нуждался в моих словах. И так знал о моей собачьей привязанности, преданности тебе – моему богу, которому я поклонялась ежесекундно, ни на минуту не усыпляя свою память о тебе. Меня в течение трех лет не волновало, что у тебя были женщины, с которыми ты был близок, которым говорил нежные слова, дарил ласки. Проведшая с тобой не одну ночь в общей постели, я не знала, что такое близость между мужчиной и женщиной. Мне достаточно было тепла твоего тела, которым ты согревал меня в ночи.

Я не позволила себе упасть и спиться. Заставила себя учиться. Мне необходимо стало доказать тебе, что многое могу в жизни, что отличаюсь от тех женщин, с которыми ты проводишь время.

Ты сидишь передо мной, и мы пытаемся говорить о недолгой и нелепой жизни моей подруги, твоей жены. Ты бежишь от этого разговора. А кому же было тогда ее вспомнить, как не нам с тобой. Я начинаю понимать, что слова, которые адресуешь мне, относятся к ней. Ты соединил нас воедино – ее мертвую и меня живую. И этому, единственно цельному, несешь свои чувства. Двадцать семь лет я жила без тебя, чтобы услышать то, что казалось бы мне святым, когда мы были вместе.

Я смотрела на тебя и размышляла – за что я тебя любила? Это трудно объяснить. Может – быть за легкость, за умение растрачивать себя. Может – быть, чувствовала в тебе неординарность и тянулась к ней.

Сидела и думала, как не обидев тебя, скорее проститься, хотела спать. Ты не привык к отказам. Они будоражили тебя. Ты прав, я никогда не раздражала тебя. Настолько была пронзена тобой, что не возникало мысли выяснять отношения, предъявлять претензии. Когда ты женился на моей подруге, оставив меня в выбранном тобой загородном жилье, мне не пришла в голову мысль, что могу что-то от тебя требовать.

Все время старалась не отстать от тебя. Ты еще занимал свой пьедестал – божественный пьедестал. Тебе стоило только кивнуть, и я бы поломала, что успела создать. Но, к счастью, ты носился в вихре различных затей и развлечений. До меня ли было – безвестной женщины, которая не поймешь, где ютится.

Я сама не заметила, как однажды ты ушел из моего сердца. Очнулась, когда встретила тебя на улице, сказала, что спешу. Это было правдой. Я любила человека. Он любил меня, научил быть женщиной. От его любви я расцвела. Почувствовала себя королевой. Это он мне внушил.

Сейчас, ты мне, зрелой женщине, даруешь слова нежности. Говоришь, что я без времени, что красивее всех. Что же перепуталось в наших жизнях? Кто мне вернет все поломанное? Кто будет каяться за мои разрушения? За человека, которого я уничтожила? Может, я виновата, что довела его до грани? Ты можешь дать ответ, можешь снять с меня этот груз?

Ты все говоришь и говоришь. Остановись, подумай о себе. О тех, кто с тобой был на время и о тех, кто остался у тебя навсегда. Не упусти момент мой мотылек. Я не знала, то ли пожалеть тебя, то ли ощутить свое превосходство. Мы с тобой больше нигде не встретимся.

Так вот, мне стало беспокойно от того, что тебя больше нет во мне, что ты пропал без вести. И даже очень хорошо, что нет вестей от тебя потому, что любые слухи могут породить тревогу. И, поэтому тебе – моя юность, знаменем ярким развевающимся много лет в моей судьбе, я говорю «Прощай!» Наши счеты закончены. Ты пришел ко мне и сказал все, что я ждала долгие годы, а потом, позабыв о тебе, и сбросив развевающиеся знамя, растоптала его сама.

Сегодня я его подняла испачканное, разодранное, оплеванное. Очистила от крови и запекшейся земли. Заштопала, сложила и, положив в саркофаг, захоронила навсегда. Прощай моя молодость с всплесками и падениями, с горестями и пирами и ты низвергнутый бог. Прощай. Отдыхай в своей жизни от тревог. Адье, мой мальчик, адье!»

– Господи! – Какое высокомерие и самодовольство, – подумала Женщина, дочитав письмо. Конечно, ее можно было бы обвинить в выспренности слога и «театральном морализаторстве». Но в тот момент она была искренняя сама с собой и чувствовала себя уверенной. Сейчас Женщина еще вспомнила, что в те годы находилась под впечатлением новеллы Стефана Цвейга «Письмо незнакомки», может и поэтому выбрала такой стиль общения. Так почему же письмо осталось у нее? Законченное к утру, что называется «по горячим следам», она решила сразу не отправлять. Дать себе остыть от пережитых эмоций.

А через несколько дней ей позвонила мать Павла (которую она видела всего раз, когда только с ним познакомилась) и сказала, что сын погиб в дорожной аварии. Когда та нашла телефон Нели в его записной книжке, к тому времени Павла уже похоронили. Еще сказала, что в последние дни много теплых слов слышала о ней от сына. И что он хотел бы связать свою жизнь с ней, если бы Неля согласилась. Тогда-то женщина и решила оставить это письмо, как напоминание о своей юности.

Голос оставил Женщину в покое, завывания соседки о готовящемся выселении смолкли, и в комнату спустилась глухая тишина. Она продолжала сидеть перед зеркалом, пытаясь снова заглянуть за него. Не хотела расставаться с теми видениями будущего, которые представлялись ей: то зелеными пастбищами, то бесконечной голубизной неба, то черными из козьей шерсти шатрами предков, где ей было спокойно и хорошо.

Вполне возможно, что эти видения вызывали в ней ощущения утраченного детства, в котором, было легко и беззаботно при всей несуразности, трудности и даже жестокости того времени. Тогда – она чувствовала защищенность, преданность, любовь своих близких к себе. И, вероятно, Женщине хотелось видеть будущее не только свое, но и своего народа, к которому принадлежала, в его прошлом. Когда он, народ, будучи еще племенем, только вступая в пору своего «детства», был взят под опеку Всевышнего, начал формироваться. И скорее всего от ощущения заботы, бесконечной любви Бога, тысячелетиями ее народ в своих молитвах, иначе, как «Отец наш!», к нему не обращался, – так сейчас размышляла она.

А еще пыталась вспомнить Женщина, отчего она конфликтовала со своей Душой, почему ей казалось, что очень часто от дыхания Души ей становится тесно и словно сокращается широта свободы. Может – быть и от того, что Душа ей представлялась в образе актрисы, к которой она вернулась после своего первого любовного крушения. После нескольких обменов, сумела поселиться в коммунальной квартире, расположенной недалеко от дома Нины, поэтому большую часть своего свободного времени проводила с ней. Именно тогда-то убедила Нина девушку, что она никчемна, ничего собой не представляет, нет в ней женской изюминки и кроме нее, актрисы, никому не нужна. Какой бы та не была вшивой (почему-то именно этот эпизод припомнила Нина), оборванной (Неля всегда следила за аккуратностью своего небогатого гардероба), а главное некрасивой, она, Нина, любит ее как сестру, даже как дочь. Поэтому девушка должна слушаться ее во всем. В те моменты Неля действительно чувствовала, что актриса и есть тот единственный человек на всем белом свете, кому она дорога. Может быть это Нина тогда отдала ей пульсирующий окровавленный комочек.

Но сердце Женщины порой отстукивало ритм, не совпадающий с дыханием Души. После того, как Душа отдала ей сердце, Женщина, обложив его жиром, выставила на жгучий мороз. Затвердев сердце, превратилось в камень. Если кто-то пытался его разогреть, то растопленный жир, обволакивал его, заглушал биение и трепет волнения. И тут Женщина вновь замораживала свое сердце, стараясь ни на что не реагировать, ничем не возмущаться. К работе была безразлична, хотя и повышали ее в должностях, и уже не было зарплаты мизерного человечка. Но убогая психология и газетные штампы еще долгое время жили в ней.

Правда, внешне Женщина очень изменилась. Модная, со вкусом подобранная одежда, придавала ее формам изящность и легкость движений. Создавалось даже впечатление, что она летит, столь стремительны были ее порывы. Но как одежда, так и движения говорили о некой механичности, автоматизме. Огромное сооружение в виде «Бабетты» больше не украшало ее голову. Короткая стрижка подчеркивала удлиненность носа. Огромные, широко распахнутые глаза, равнодушно взирали на мир. В посадке головы обозначились высокомерие и неприступность. Но все это было показным.

С того времени, когда пьяная Неля оказалась под столом, она больше не пила, держала себя в строгости и чести. Даже сумела получить какой-то диплом, который ее совсем не грел, не интересовал и ни к чему не обязывал. Рабочие будни отскакивали от нее как горох. Да она их и не замечала, потому что подчинила свой разум поиску человека, к которому можно было бы прислониться, ничего не делая.

Но, вероятно, не появлялось подходящего кандидата, соответствующего ее представлениям о престижной жизни с солидным мужчиной, и тогда она отвергала тех немногих, кто был согласен разделить с ней не только ночные утехи, но и тревоги и заботы дня. В тоже время, видя ее целенаправленность, многие, пугаясь, бежали от нее прочь.