Голос вновь вторгается в сознание Женщины. Она видит себя в комнате с выкрашенными в белый цвет стенами. Теперешнее ее жилье с такими же белыми стенами, но тогда это была больница и она не уверена, что когда-нибудь выйдет из нее. Женщина ясно слышит слова, вплетающиеся в ее память.

– Когда стану миллиардером, а такое обязательно случится, тебя поселю в замке на необитаемом острове. Стены, обитые тяжелыми струящимися тканями, создадут иллюзию монументальности, огромности. Только редкие софы и кресла, разбросанные по комнатам, станут мебелью. А кругом – с густым ярким ворсом ковры, в которых утопает любой звук, даже движение воздуха теряется в них. Вечная тишина и лишь иногда звучащая, словно льющаяся из-под небес, тихая музыка, вызывает непонятные ассоциации чего-то знакомого, но давно утерянного. Она заставляет, что-то вспомнить, что-то пронесется неясными контурами перед твоим блуждающим взором. Появится желание изменить свою жизнь, может быть даже биться головой об стены. Но нет острых углов, нет каменных стен. И никого не сможешь соблазнить, чтобы тебе помогли. Евнухи-великаны, всегда стоящие на страже за дверьми или разгуливающие по широким галереям замка, пробудят досаду и разочарование. Самые лучшие модные одежды, дорогие камни, вправленные в золото и платину, серебряная посуда, украшающая быт, не будут вызывать блеска в глазах и самодовольной улыбки на лице. Никто и никогда не увидит роскоши, окружающей тебя. Нет большего удара для твоего самолюбия, чем не похвастать перед другими, не вызвать их зависть, не почувствовать свое превосходство и совершенство. И лишь на первом этаже замка будет одна комната, построенная из белого мрамора, а большие окна создадут видимость пространства и свободы.

Каждый раз, убегая от евнухов, будешь устремляться в эту комнату. Зажмурив глаза, чтобы осколки не поранили их, ты с разбегу влетаешь в окно, находящееся на уровне пола, всей тяжестью тела и головой ударяешься в ненавистное стекло. Оно издает рыдающие звуки, звенит, словно, разбитое. Это рыдает твое сердце, это оно звенит как разбитое стекло. Ни один осколочек не упал на землю. Стекло из эластичного волокна, вытягивается вперед, а затем подобно пружине, возвращается на место. Итак, происходит из месяца в месяц, из года в год. А сейчас… – Мужчина обнял Нелю и привлек к себе.

– Господи! Что за бред я слышу? – подумала она тогда. – Где я? В сумасшедшем доме? Кто меня обнимает? Неужели тот человек, который ради нее готов на все. Отдать время, силы, здоровье, лишь бы только жила. Может быть, это еще одна придумка, чтобы развеселить ее?! Ведь ей так плохо и не знает, что ее ждет.

Приподняв веки, открыла глаза – никого рядом не было. Возможно, все приснилось, весь бред, который только что слышала, может она находилась в забытьи?! Неожиданно, увидела Душу в белом халате, сидящую на краешке кровати. Она посматривала на дверь палаты.

– Видно, совсем скисла, А, жаль! Все вокруг тебя носятся. А ты капризничаешь все больше и больше. Понимаешь, что все кончится хорошо, но надо отличиться. Хотела всегда выделиться, быть другой. Сама зависти не испытываешь, а удовольствие, когда завидуют тебе другие – получаешь.

– Опять пришла действовать мне на нервы, – огрызнулась Неля, будто еще совсем недавно не было жалости к себе, и не была подавлена своими ощущениями. – А он там, – Душа вновь оглянулась на дверь и, как всегда, растворилась в пространстве, не досказав свою мысль.

– Зачем она опять явилась ко мне? – Но ответа Неля не получила.

Снова печаль затмила ее сознание. Конечно, больничная палата навевает тоску. Ей, Неле, хотелось бы подняться, взлететь и вылететь в окно. И лететь, лететь подальше от этого старого дворянского двухэтажного особняка с величественными колонами, его широкой каменной лестницей, кованной черной чугунной решеткой и дубовыми перилами, сохранившимися еще с дореволюционных времен.

Но Душа притихла в непонятном ожидании. Она никогда не соглашалась с Нелей, всегда сопротивлялась ее намерениям. И сколько Неля себя помнит, Душа возникала перед ней в различных обличиях – вот и сейчас то ли посетительницы, то ли санитарки, то ли мужа, с его раздражающей манерой изъясняться. Бывало, что и в виде актрисы, которая всегда осуждала выбор Нелей очередного «друга». Только стоило Неле сообщить, что она хочет создать семью, как Нина начинала выискивать в «друге» какие-то мелочи, характеризующие его с неприглядной стороны для ее взрослой подопечной. И в такие моменты актриса, всякий раз, произносила одни и те же слова:

– Это мы с Глебушкой любящая тебя семья. Никакой другой у тебя быть не может. Никому, кроме нас, ты не нужна. Кругом притворство чувств.

В свое время Нина вышла замуж за режиссера, родила сына. Но через пару лет муж оставил семью, объяснив свой уход: «невозможностью сосуществования с вздорным человеком, режиссирующим его жизнь и мысли. Пусть эта несчастная, то есть Неля, остается ее «созданием, а он увольняется от такой участи.»

Иногда Душа являлась ей в образе начальницы, которой Неля побыла не столь долгое время на работе. Душа старалась быть для многих дамой доброжелательной, отзывчивой, сострадательной и в некоторых случаях принципиальной и справедливой. Ни в ком не зарождалось и тени сомнения в ее необыкновенной душевности и теплоте чувств. Такие воплощения длились недолго, потому что Душа покидала ее или Неля сама гнала ее прочь от себя. И тогда она оставалась неприкаянной, опустошенной и безразличной ко всему происходящему вокруг.

Когда страшная болезнь свалила ее и предстояла тяжелая операция, ей казалось, что вдруг случится что-то непредвиденное – он ее муж и никто другой, был рядом. Благодаря его заботе, любви к ней, она тогда не только выжила, но через несколько месяцев даже забыла, что с ней произошло. В то время свирепствовала эпидемия гриппа, посещение больных, а тем более послеоперационных, было запрещено. Связь между ней и мужем проходила через ежедневные записки, или скорее письма, которые они писали друг другу. Во всех посланиях мужа звучала одна успокаивающая, дышащая оптимизмом мысль. Он сострадает ей и это заставляло ее верить в лучшее «…мне так надрывно больно, когда ты плачешь, – писал он ей, – я верю, что все будет, как нельзя лучше. Я с тобой, а значит все на мази».

Хотя Нелю, как в быту, так и в переписке раздражала какая-то несуразная, напыщенность его «фигуры речи», она с нетерпением ждала этих посланий. Они давали ей силу и удовлетворенность, радость, что у нее такой муж, готовый ради нее рисковать своим здоровьем. Конечно, было полной нелепостью забираться на крышу больничного корпуса, затем идти на чердак и оттуда попадать в ее отделение, чтобы «одним глазком» увидеть жену. И правдой оказалось то, что он тогда сидел у нее на кровати и говорил всякую чушь, думая, что веселит ее. Правда и то, что была она в забытьи, когда его выгнали из палаты, а ее чуть не выгнали – из больницы. Потом, как он ей рассказывал, ему: «во сне в голову лезли какие-то безобразные зеленые обезьяны в белых халатах, пышные субтропики в яркой зелени, больничные чердаки и тому подобные штучки детективно-маразматического характера». Ребячество взрослого человека, вызывало в ней восторг.

И так же абсурдно выглядели его жалкие потуги рассказать ей о ее любви к нему. Знал же, что она не любит его. Живет с ним из чувства страха, боясь остаться одной, никому не нужной. Но желая рассмешить ее, он писал о безграничной ее любви к нему. Затем, словно, «опомнясь», заключал, что ей очень вредно хохотать, могут разойтись швы.

Вполне, возможно, что юродствуя, он пытался скрыть свою преданность и действительно пылкое и ранимое сердце. Но в то время, его она воспринимала, как человека из более низкого круга, а не того к которому привыкла. Сначала из-за боязни одиночества, а затем и обрушившихся на нее обстоятельств, Неля смирилась с тем, каков он и терпела его рядом, успокаивая себя мыслью – что когда-нибудь она его все-таки бросит, чтобы не стыдится перед окружающими. Но за время болезни эта мысль незаметно исчезла, просто улетучилась. Она очень хорошо осознала, что никто никогда к ней бы так не относился. В те дни, казалось, что он совершал возможное и невозможное для ее выздоровления. Доставал дефицитные заграничные лекарства, выжимал своими сильными руками морковный сок, отчего его запястья покрылись неизлечимой экземой. Медицина была бесплатна, на самом же деле за все приходилось негласно платить. Накоплений у них не было – как он выкручивался, Неля даже об этом не хотела думать. Ей просто хотелось жить.

И был момент, когда корчась от боли и рыданий, она написала ему, что не хочет жить и лучше уж закончить свои дни дома. Потом Неле было стыдно за минутную слабость, но вернуть написанное стало невозможным. Он уже читал ее записку. И ответ не заставил себя ждать. Письмо было резким, отрезвляющим, отражающим твердость характера мужа, которую она ранее не замечала. «Прошу, не пиши больше таких идиотских писем. Все-таки ты в больнице для того, чтобы отболеть и выйти, а не для того, чтобы загонять себя в гроб, а заодно, попутно, еще и других». Он писал и о том, что сейчас единственный смысл его существования – это дом-больница, от письма до письма, а она пичкает своим свинским поведением, позволяя себе подобные мысли, а тем более высказывая их. Потом, будто сменив гнев на милость, чтобы совсем не огорчать ее, словно, призывая к некоему благородству, уже писал: «Ох, Нелюша, Лелюша! Напрасно ты и обо мне хоть немножко не думаешь. Забыла, что мы совсем не собирались на тот свет. Поживем еще на этом!»

Женщина не чувствовала, сколько времени находилась около зеркала, стараясь заглянуть в свое будущее, которое принимало для нее одни и те же очертания необъятных зеленых просторов. Видения то уходили, то надвигались вновь, когда ее покой опять был нарушен голосами, раздававшимися около ее двери. Молодые люди обсуждали поездку в Иерусалимский лес на пикник. Особенно один мелодичный звонкий голос выделялся из этого хора, потому что он произносил только одно слово «шашлыки» В слове шашлыки ей почудилось что-то знакомое, интригующее, точно осознала, что не кусочки мяса, насаженные на железный шампур, она пытается вспомнить. А какой-то другой смысл этого понятия, совсем другие ощущения, приобретенные ею много раньше, совсем в другом месте и произносил это слово совсем другой человек. Она сосредоточенно прислушивалась к голосу за дверью, а сама мысленно твердила «шашлыки, шашлыки, шашлыки».

Эти слова никуда не отпускали, захлестывая, превращаясь в некую мелодию, навевая сочное тягучее однообразие звуков восточного базара, и даже какими-то неясными символами вырисовываясь перед глазами. И вдруг все выстроилось в нелепую фразу: «шашлыки, шашлыки, ах, куда вы меня привели». Словно ударило током.

Женщина действительно увидела восточный базар, но не тот, к которому она привыкла за последние десятилетия своей жизни, а в той стране, которую давным-давно покинула. Посреди базара находилась открытая чебуречная и…одинокий посетитель, уплетающий шашлык под дробь национального инструмента, отстукиваемую местным исполнителем. Посетитель был центром внимания, к которому стекались все лучи солнца, выделяя его в даже жгучем, южном колорите. Первое, что пронеслось у нее тогда в голове: «Викинг». Потом она так его и звала. Викинг был высок, голубоглаз, а его выжженный солнцем ежик волос, стал чем-то вроде маяка этого рынка, на который слетались местные знаменитости.

Он оказался очень насмешлив, предупредив, что день за днем познает здесь жизнь, чтобы потом облачить ее в красочные одежды стиха или на худой случай – рассказа или пьесы. Ничего нет проще, чем написать, глядя по сторонам. Особенно, несколько монологов. Все, как и жизнь – тот же шашлык.

– На идею нанизывай судьбы, а на рынке каких только нет. Слушай и запоминай. Вот видишь шампур – кусочек мяса, кружочек лука, еще кусочек мяса, еще кружочек лука – первое действие готово или маленькая новелла. Кусочек мяса – тот барашек, которого сначала холили, лелеяли, а, возможно, сразу прикончили. Кружочек лука – та горечь, сладкая надо сказать, что нашему барашку придавала остроту. Видишь вроде бы абсурд – а как гениально. Хочешь, сделаю из тебя драматурга. Учить писать стихи сложнее, но тоже можно набить руку, подбирая рифму. Вот, пожалуйста: «шашлыки, шашлыки, ах, куда вы меня привели».

Неля, от услышанного откровения, поразилась. На рынок попала случайно. Находясь в командировке, зашла купить разные мелочи для сувениров. Почувствовав голод, потянулась на запах шашлыков. Здесь он – лучезарный, улыбчивый, а главное – не такой, как все, кто ее окружал. Выяснили, что из одного города.

Неля когда-то, обложив жиром, выставив на мороз, превратила в камень свое сердце. И, если даже кому-то удавалось его разогреть, растопленный жир заглушал биение сердца. Но Викинг, был иной случай. Он заинтересовал ее своей несхожестью с другими. Да, и в искомый образ престижного человека новый знакомый в рваных сандалиях на ногах, никак не вписывался. Но что-то и впрямь было в нем солнечное, что заставило ее задержаться на рынке. Может – быть, тот самый ежик волос, выгоревший на солнце и напоминавший распускающийся подсолнух, который приковывал взгляд и пробуждал в душе какие-то неясные, неподвластные ей чувства. Они одновременно уехали в Москву, предварительно она записала на его коробке из-под сигарет свой номер телефона. Когда через некоторое время, после возвращения из командировки, он позвонил ей и предложил встретиться, она не отказалась, хотя и понимала, что он вроде бы совсем не тот, кто ей нужен.

Увидев Викинга в дверях своей квартиры – лишилась дара речи. Небрежно зашнурованные стоптанные ботинки, потертое куцее пальтецо, драная, из кроличьего меха ушанка, придавали ему скорее вид спившегося человека, чем вальяжно раскинувшегося на стуле южной чебуречной литератора. Да и соседи, выскочив из своих комнат на звонок, с насмешкой поглядывали на стоящего в дверях мужчину. Кто-то вслух произнес: «ну и чудище оторвала себе Нелька». Хотя соседи Нели так и не смогли смириться с чертами ее лица и не раз предлагали ей «убраться» в далекие земли, а она, огрызаясь, говорила, что они могут хоть треснуть, но никуда она не поедет, сейчас понимала, что они правы. Действительно, «оторвала чудище». Но тут он протянул зажатый в руке букетик цветов, затаивших свою южную печальную красоту, внезапно охваченных морозом. Что-то дрогнуло в ней, и она сказала: «Проходите!»

С этого момента он все больше и больше заинтриговывал ее, и как ей казалось, несовместимостью его образа и ее интересов. Она не успевала отойти от одного его «пассажа», как тут же «огорошивалась» другим. Чего стоила кокетливая «исповедальная откровенность» о двух женах и дочери, существующих одновременно, правда живущих в разных концах города. Когда Викинг с наглой безапелляционностью заявил, что «пожалуй» и ее, Нелю «зачислит» в штат своих жен, она сделается «третьей», ей стало, не то что смешно – просто неловко. Неловко за себя, что она сразу не дала понять этому человеку – какая разница, какая дистанция пролегает между ним и ней. Тем более его женами. Она их не знала, и знать не хочет. Если эти две дуры согласны его терпеть, установить график пребывания с ним, то ее увольте. Возможно, от такого, не разорванного круга, он и сбежал, заведя еще и ее.

Да, и Нина, посвященная во все подробности их знакомства и перипетии семейной жизни Викинга, не переставала внушать своей подопечной, что он не достоин ее даже ее мизинца, такой же бездельник, как и муж Нины. Она, Неля для него очередное развлечение, кто на такую, перезрелую девушку, да еще и безденежную, может «клюнуть». Только тот, у кого еще меньше достатка, чем у нее.

– Отчего у него две жены? – восклицала актриса – да только от того, что они содержат его. Когда ты уже поймешь, – продолжала Нина – у тебя есть семья и другой никогда не будет. Детей хочешь, а на что их содержать?! Не видишь, как все трудно дается. Надо заботиться о Глебушке, помочь оплатить репетитора. Хорошо знаешь, у его отца нет постоянной работы. Спектакли ставит редко, оттого и алименты обрубленные. Мое секретарство ничего не стоит. Нет, не нужен нам твой Викинг. Найдешь достойного, солидного человека, чтобы мог обеспечивать тебя, да и нас, чтобы не забывал, с радостью отдам тебя замуж. И детей тебе не нужно. У нас на двоих уже есть сын.

В то же время Неля отчетливо осознавала, что никуда от своих жен Викинг не сбежал. Что-то одновременно заискрило в них. Вероятно, они сами не сразу поняли, что с ними произошло. А, когда осознали, пламя любви пожирало все. Но быть «зачисленной» в его жены – она не хотела, такое выглядело для нее нелепым, несуразным.

Но однажды Неля забыла о том, как выглядел Викинг на восточном рынке и в дверях ее квартиры. Она забыла и о том времени, когда никак не могла взять в толк, каким образом при двух женах он выглядит таким неухоженным и неопрятным. Она сама взялась за дело, и ей даже показалось, что она, отмыла и принарядила его. Тогда-то и увидела она Викинга очень красивым и импозантным. Он ей напомнил придуманный ею образ престижного человека. Но почему-то в созданном ею творении, он перестал быть лучезарным. Ежик, когда-то выжженных солнцем волос, больше не походил на распускающийся подсолнух, к которому тянулся взгляд.

Также ощутила она, что при кажущемся безделье Викинг более «авторитетен весом», чем любой из тех, о ком еще не в столь далеком прошлом мечтала. И Неля почувствовала, что жировая оболочка, расплавилась и сгорела, а ледышка, растаяв, утекла в неизвестном направлении. Ее сердце обнажилось и натянулось как тетива лука. Оно хотело только одного – быть всегда с Викингом, владеть им как собственностью. И как, в свое время центром Вселенной для нее был Гусар, о котором она и вовсе запамятовала, так теперь этим центром, живым идолом стал Викинг. У нее появилось ощущение, что ее жизнь, совсем недавно напоминавшая скрипучую зимнюю стужу, наполнилась весенней капелью, обласканной солнечными лучами, все омывающими на своем пути дождями.

Чувствуя тогда весеннюю легкость и очарование, Неля неустанно говорила себе: «Я обожаю его, не мыслю и дня без него. Безупречность, свежесть, оригинальность мыслей Викинга, очистили меня, убрали все показное, ненужное во мне. Его тепло и нежность согрели и осчастливили меня. Викинг мой оплот. Он мой поток, уносящий с собой. Только он сделал меня, сотворил заново. И я люблю его и молюсь на него». Она больше не думала о замечательных и недоступных для нее мужчинах, забыла о Душе.

Работу свою, которой она и раньше-то не очень отягощалась – бросила. Сейчас работа, никак не выделяла ее и не создавала иллюзий для нее самой, в ее необходимости и значительности. Что же касается сочинения пьес, о котором говорил Викинг на восточном рынке, то к этому делу она не приноровилась – не было особого желания, да и хватки. Но главное при всей незамысловатости формулы Викинга – Неля не была облагодетельствована даром Божьим, который, как видно, не всем дается.

Цепко следуя за взглядом Викинга, она на все происходящее вокруг смотрела его глазами, впитывая манеру его речи. Обретала вкус слова и могла уже сама нет-нет свою речь облагораживать такими терминами, емкость и широта которых создавали иллюзию ее образованности, интеллекта, неординарности натуры, коими она вовсе не обладала, ловко манипулируя ими. В общем, получалось, что она его отмывала, а он ее оттачивал в улучшении ее образа. Такое «совершенствование друг друга» вызывало совместное горение, которое все сметало на своем пути.

И в один прекрасный день Неля поняла, что никогда она не испытывала такого внимания, тепла, заботы, любви, коими окружил ее Викинг. Что вся ее предыдущая жизнь – никчемна и пуста. Выяснения с Душой происходили от безысходности и тоски. А сейчас даже появилась уверенность в себе. Викинг настоял на том, чтобы Нина, как можно реже присутствовала в их жизни. Каждое ее вторжение неизменно вызывало не только недовольство Викинга бесцеремонностью суждений актрисы, но и «семейные дрязги», которые он считал, недостойными интеллигентных людей.

– Неужели, не замечаешь, что Нина высокомерна, скандальна, нетерпима к окружающим – вопрошал он Нелю после каждой встречи с актрисой. – Но главное, – продолжал Викинг, – она пренебрежительна к тебе, всегда старается унизить в присутствии других. Ты, в самом деле, красива и длинненький носик нисколько не портит твоего выразительного лица. Даже твоему носику посвятил стихотворение, настолько мне надоели насмешки Нины. Хочешь услышать? – с удовольствием, ответила Неля.

– Ну, просто ода, – расхохоталась Неля. Никогда бы не подумала, что носу можно посвятить целое сочинение.

– А я вижу тебя в древние времена, как мне кажется, тогда-то и существовали такие лица. Как ты вместе со своим народом, после долгих лет скитаний по пустыне, ступаешь на берег Земли Обетованной. – Викинг стал красочно описывать ее путешествие, Неле показалось, что она и в самом деле находится там.

– Представь, – продолжал он. – Всю зиму беспрестанно шли дожди. И когда на Хермоне весной начали таять снега, огромные водные потоки, подхватывая камни, угрожающе шумя, устремились с гор в Иордан, заполняя реку все прибывающей водой. Измученная кочевьем ты, как и многие твои соплеменники, смотришь на помутневшую, бушующую пучину. Ведь в ней так легко утонуть, и не то, чтобы начинать переход реки вброд, но даже думать об этом кажется невозможным. Как и все за долгие годы скитаний по пустыне, ты мечтала ступить на землю, обещанную твоим Богом, думала о постоянном доме и покое. В столь долгом пути, начатом совсем крошкой, ты успела растерять своих близких и родных. Но не только стремительные воды реки не придают бодрости, а вид жителей Иерихона, что так густо облепили городские стены. Они уверены, что полые воды станут им надежной защитой. Горожане с ожесточением и руганью осыпают камнями тех смельчаков, которые приближаются к городским воротам. Твой вождь не теряет веры в успех переправы. Ведь им был услышан голос Бога, известившего его о победе.

Неля, с открытым ртом, зачарованно слушавшая про свою далекую историю, неожиданно произнесла: «Я не верю в Бога. Нет его. Давно убедилась в этом. Я атеистка. О каких-то событиях предупреждают шпионы, их могут предчувствовать мыслители. Но все равно очень интересно рассказываешь. Я слушаю»

– В назначенный час, – Викинг, не смущаясь признанием Нели, продолжил, – ты слышишь, как серебряные трубы играют зарю, по приказу вождя первыми в реку входят левиты, которые несут ковчег завета на плечах.

– А кто это левиты? – вновь перебила его Неля.

– Ты никогда не читала Библию?! – он изумленно посмотрел на нее, – это история из Ветхого завета, называемая Пятикнижием.

– Но она, же запрещена к чтению. Что-то слышала, но не в таких подробностях.

Тогда она впервые узнала от него, что это самое Пятикнижие состоит из пяти книг, поэтому так и называется и каждая имеет свое определенное значение. Кроме, этого Пятикнижия в Библию входят другие разделы и писания.

– В ближайшие дни я тебе ее принесу. Можешь почитать сама. Левиты, одно из колен праотца Якова. Колено Леви, в последующем дало твоему народу Моисея, его брата Аарона, пророчицу Мириам, поэтому люди из этого колена стали называться левитами. Именно из среды левитов, Моисей и набирал судей, писцов, учителей, заклинателей болезней и сборщиков податей. Это была обособленная общественная группа, в которую входили и жрецы. Они были преданными сторонниками Моисея, верно служили ему в качестве телохранителей во время скитаний.

– О Моисее что-то говорили, – перебила Викинга Неля, – знаю, что водил 40 лет по пустыне евреев. Даже видела репродукцию маленькой статуэтки из Эрмитажа. Там он изображен с рогами.

– Почему с рогами, что это копия мраморной скульптуры великого Микеланджело, знаешь?

– Нет, о рогах ничего не знаю.

– Рассказываю очень примитивно. Так сложилось, что после встречи с Богом, Моисей направился назад в стан. От его лица исходил блеск величия, соплеменники, ослепленные этим блеском, были вынуждены отвести глаза. Тогда Моисей накинул на лицо покрывало. Когда он вдохновенно говорил от имени Бога с сородичами, им казалось, что они будто видят на его голове рога, знак святости. Но вскоре ты сама обо всем узнаешь, прочитав эту замечательную Книгу.

И Викинг, словно, опять погружая Женщину в ту далекую историю, посвящал ее в события, о которых она ничего не знала.

– Они, левиты, с трудом пробиваются сквозь бушующие волны, вода доходит им до плеч, но они упорно идут вперед. И вдруг на твоих глазах происходит чудо. Тебе даже кажется, что что-то случилось со зрением, ты начала неистово кулачками рук тереть глаза. Но картина, возникшая раньше, не исчезала. Иордан на большем расстоянии вверх по реке внезапно остановился, вздыбился высокой стеной между каменистыми берегами. Воды, находившиеся еще в русле, быстро стекали в Мертвое море, народ начал переходить реку, не замочив даже ног. Радость охватывает все твое существо, ведь в течение сорока лет вместе со всеми ты скиталась по пустыне и, наконец, ступила на берег Земли Обетованной.

Викинг умолк, а затем произнес, – остальное додумаешь когда-нибудь сама.

– Господи! – подумала в тот момент Неля, – что делать, чтобы соответствовать ему.

Неожиданно осознала, что Викинг, в их недавнем разговоре был прав. На ее, безапелляционное утверждение, будто людям возраста Викинга, ни пристало носить кресты. Это пережитки прошлого и считается табу, он ей ответил, что у нее рабская психология, стандартность мышления, а газетные штампы надо искоренять. Продолжая сейчас размышлять о Моисее, и своем хвастовстве увиденной маленькой скульптурки, ощутила, как глупо выглядела. Но откуда Викинг все знает? Неожиданная мысль всколыхнула сознание Нели. Она вспомнила о молящейся на незнакомом языке бабушке.

– Наверно, бабушка знала о левитах. Там, где она училась еврейской грамоте, видно, и рассказывали о событиях, происходивших с народом. Скорее всего, и Пятикнижие бабушка знала.

Сейчас Женщина, отчетливо понимает, что существовали такие времена, когда табу было не только на ношение крестов, но и знание истории своего народа. Ничего не знала даже о родственниках дальше поколения своей бабушки, ей ничего не рассказывали, и получалось еще при жизни всех своих близких, оказывалась сиротой.

Нелю тогда еще потрясло, что русский Викинг в их беседах нет-нет употреблял выражения на еврейском языке. Он никогда не называл ее по имени. Только «майне мейделе», что означало «моя девочка». С этим ласковым именем она согласилась, но язык, который она не понимала в детстве и не понимала сейчас, слышать не хотела. Много позже Неля узнала, что одна из его бабушек, с которой он жил во время войны в Магнитогорске, была еврейкой, учила его языку. И это она была первой, кто рассказывал ему библейские сюжеты, которые в восприятии подростка вызывали красочные картины. Но в детстве его крестили, поэтому считал себя истинно русским, исповедующим православие, человеком.

Викинг стал первым человеком, приведшим Нелю в церковь. Как в свое время, в первое мгновение, все в ней сопротивлялось пробе свинины, так и церковь вызвала в ней отторжение. Будто вновь зазвучал голос ее Души, настоятельно твердивший – евреям в церковь ходить никак нельзя. Неля не могла взять в толк – Викинг на самом деле верующий человек или в знак протеста против укрепления атеизма в государстве, носил крест. Он, как в свое время, актриса, убедил возлюбленную, что поход в церковь – это просто знакомство с другой религиозной ипостасью. Ведь она, кроме атеизма ничего не знает.

– Интеллигентный человек должен быть разносторонне образован. Захочешь, мы и в синагогу сходим. Увидишь, насколько красочен христианский храм в сверкающих ликах святых. Может такая красочность и привлекает туда людей. И как прост, строг, целенаправлен молельный дом иудеев. Там все подчинено твоему Богу.

– Да нет у меня никакого Бога. Ни христианского, ни иудейского, – сердито парировала Неля.

В то же время в глубине своего существа хранила секрет. В самом детстве, в девятилетнем возрасте бабушка повела ее в синагогу, предупредив – где они были – никому нельзя рассказывать. Из слов бабушки получалось, не только чужие люди, но даже мама и дядя не должны этого знать. Иначе их могут выгнать из дома, даже посадить в тюрьму. К девяти годам Неля уже понимала, что кроется за словом тюрьма. Потому что не раз, подслушивая разговоры взрослых, узнавала, как кого-то из знакомых «запрятали в тюрьму», после которой и «след простыл». Девочка была так напугана словами бабушки, что даже не спросила, зачем тогда они туда идут.

Потом, Женщина поняла, что ходили они посмотреть на Голду Меир. Но в детстве она не знала, кто такая Голда Меир и откуда она приехала. Будучи совсем взрослым человеком, Женщина знала, что за всеми, посещающими синагогу, следят те самые люди, с которыми когда-то работал ее дядя. Поскольку все это было ей неинтересно, рисковать благонадежной репутацией не хотела, идти с Викингом в синагогу отказалась. В церковь несколько раз приходила, к той иконе, которую ей показал Викинг. Но происходило это намного позже.

Сейчас же желая обладать Викингом вечно, подчинила свою волю, свой распорядок жизни его творческому процессу, став незаметно для самой себя его секретарем, курьером, музой и не признаваясь в этом себе – третьей женой. С замиранием сердца ждала не только его гонораров, но и славы, не уставая при этом утверждать в его сознании свое «значительное Я».

Котеночек, родной мой, – нашептывая в ухо, тихим мягким голосом, почти мурлыча, Неля произносила, – я очень и очень тебя люблю. Мне кажется, что это состояние ни с чем не сравнится. Может быть, только с ощущением, когда входишь в море, сначала обжигаешься, а затем блаженство разливается по всему телу. – Затем, с силой, уже твердые слова, с металлическим звоном, летели воздух. – Ты должен стать идолом для многих людей. Я давно поняла, что в любую эпоху, в любое время поддерживалось все бездарное, глупое. Людям талантливым, таким как ты, приходилось очень долго бороться за свое признание. Не нужно растрачивать силы. Их надо накапливать для основного броска. Всей черной работой должна заниматься я. Ты должен возвыситься над всеми. – И снова переходя на шепот, продолжала, – я ведь правда тебя люблю. И где бы ты ни был, всегда буду рядом. Ты знаешь, я никогда тебя не брошу.

Но со временем пламенное горение истаивало и на исходе пятого года их взаимного очарования друг другом, присутствие Нели уже тяготило Викинга. Все чаще он усматривал в ней не неординарность натуры, а истеричность и необузданность желаний малоинтеллигентного человека, не успевшего получить азы культурного воспитания. Жизнь стала приобретать для нее черты обыденности и серости.

Тогда-то Неля и осознала, что таких людей, как Викинг, больше всего волнует процесс завоевания, даже не столько физического, как духовного. Чтобы в его образе видели некую единственность, даже божественность. Когда же такое подчинение происходило, то наступала пресыщенность предметом завоевания. Появлялось желание поиска новых впечатлений. Но Неля уже поверила Викингу, позволила себе расслабиться, пустила его в сердце. К такому резкому повороту судьбы, когда он перестал обращать на нее внимание, готова не была.

Хотя временами и мелькала в ее сознании мысль – как она мечтает вырвать Викинга из когтей двух «сирен», то когда-нибудь и ее кто-то посчитает «сиреной». Но тут же о такой мысли забывала, еще страстнее отдавалась своему чувству к Викингу и разочарования никак не ожидала. Именно в тот момент казалось ей, что достигли они пика наивысшего счастья пребывания друг с другом. Отпускать Викинга из своей жизни никак не хотела, хотя, может быть был бы самым простым, самым лучшим путь предыдущих мужчин, выброшенных ею из памяти.

Но здесь для такого поступка не могло быть и места – ведь ее замерзшее сердце обнажилось. Управляться с ним у Нели не было сил и желания. Поскольку еще с тех давних пор, когда подруга увела у нее Гусара, Неля подругами больше не обзаводилась. Те товарищи – мужчины, которых держала для сглаживания одиночества, никак для душевных излияний не годились, советоваться ей было не с кем, с болью оставалась наедине. К Нине бежать с навалившимися горестями не хотела. Еще очень хорошо помнила высказывания актрисы, что Викинг не достоин и ее мизинца, что она для него очередное развлечение. И «жены эти» только для того, чтобы содержать его.

– Но все не так, – пыталась тогда убедить Неля актрису, – он старается зарабатывать, просто нет постоянного заработка, а меня, зато освободил от ненавистной работы. И я ему помогаю во всем.

– Конечно, помогаешь, у кого можно просишь в долг, а потом бегаешь, отдаешь деньги, усмехнулась тогда актриса. И Неля представила, как Нина начнет ей выговаривать, что все годы была права по поводу ее кавалера, а иначе актриса его и не называла, и что надо было Неле слушаться старших, так как она, Нина всегда права.

И все-таки кому-то нужно было рассказать о нахлынувшем одиночестве, о тревожно скучных ночах и печальных днях. И вспомнила Неля, что в разгар счастья ходила с Викингом в церковь и даже какой-то святой ставила свечки. Вот и сейчас пошла она к этой иконе с зажженными свечами и просьбой, чтобы направила ее на верный путь. Указала, как удержать Викинга. Молиться Неля не умела, поэтому обратилась к святой с незатейливыми словами: мол, та и сама, наверно, любила и может тебя тоже бросали, так должна помнить, как саднит сердце, разум становится словно помешанный, ничего, кроме дум о любимом в голове не держится. Болит не только голова, все тело болит, сплошная боль, превращающаяся в болезнь.

Вот пусть и научит ее, Нелю, как вернуть его. Ведь святая давно знакома с Викингом. Сколько он ей поклонов отбил, сколько свечей зажег. Пусть хотя бы какой-нибудь знак даст, что услышала она просьбу ее. И еще просила Неля, чтобы Викинг написал рассказ, посвященный ей на подобие «Лики» Бунина, строчки, из которого она просто помнила наизусть. «Недавно я видел ее во сне – единственный раз за всю свою долгую жизнь без нее. Ей было столько же лет, как тогда, в пору нашей общей жизни и общей молодости, но в лице ее была прелесть увядшей красоты. Она была худа, на ней было что-то похожее на траур. Я видел ее смутно, но с такой силой любви, радости, с такой телесной и душевной близостью, которой не испытывал ни к кому никогда» – Но, видно, святая была не в настроении и в фамильярные отношения вступать не хотела. Она смотрела на Нелю задумчиво, думая о чем-то своем.

Не дождавшись никакого совета, Неля, еще более опустошенная, вернулась домой. Села на диван, уставилась в потолок, будто на нем был выбит ответ – что ей делать. Неожиданно глаза заволоклись пеленой, слезы ручьями потекли по щекам. Ей стало жаль себя, такую несчастную, никому не нужную. Вдруг Неля увидела перед собой Душу, вызывающе одетую в модную клетчатую мини-юбку, в туфли на огромной платформе, с нагло засунутыми руками в карманы куртки из мягкой дорогой кожи, из которой показывался свитер-водолазка. Душа выглядела молодо и спортивно.

– Да, давненько не встречались. Вновь в тоске, – насмешливо скривив рот, – произнесла Душа. – Опять горюешь по мужчине. Так и будешь горевать только от их отсутствия, – она ядовито вопрошающе уставилась на Нелю. – Все от безделья, пустоты. – Душа еще что-то хотела сказать, но Неля резко вскочила с дивана, схватила ту за рукав и стала выталкивать из комнаты.

– Кто тебя звал, – пронзительно вопила Неля. – Тебе что? Больше всех надо?! Опять пришла мораль читать?! Сколько лет жила без тебя и не пропала. Без нравоучений твоих обходилась. Я тебя куда послала?! Не помнишь?! Не нуждаюсь в тебе! Сама разберусь что делать.

– Таки сама, – Душа вырвалась из рук Нели, села на стул, от которого оторвать ее было невозможно, словно приклеилась к нему. – Как скорпион впилась в Викинга. Истериками, требованиями замучила, просто умертвила его. Не может на тебе жениться. Не может тех двоих бросить. Знала, на что шла. Не твой он. И святая тебе не поможет. Его она святая – не твоя. Все во сне бродишь. Забыла дорогу, куда надо идти. Надеюсь – проснешься. А, в общем, ты ничего собой не представляешь.

И тут Нелю озарило – не надо давать ему повода видеть в ней обычного человека, состоящего в одной цепочке с его, так называемыми женами. Она должна выделиться, вновь стать, как ей казалось, неординарной, какой представлялась ему раньше. Стать такой, которая бы никогда не наскучила.

– Куда идти? Все ты знаешь, – крикнула Неля, обращаясь к Душе. – Нет, не буду я такой, как все! – Но Душа уже улетучилась.

За годы, проведенные с Викингом, Неля хорошо изучила его. Теперь она знала о его самолюбии, честолюбии и властности. Идея стать не такой, как все, привела к успокоению, даже сосредоточенности. Еще очень хорошо почувствовала – для изменения своего образа должна ранить Викинга, заставить его страдать. Знала, что только страдание обновляет ощущения человека. Необходимо изменить. Чтобы измена была не только осмысленна, а просто осязаема Викингом. Чтобы его непревзойденность, созданная им самим в себе, была разрушена. Ведь он так уверен в своей неповторимости. С его-то самолюбием такое стерпеть – трудно представить. Одна из обожательниц вышла из-под контроля. По его понятиям: «баба должна быть глухонемой сироткой»

За своими размышлениями Неля не заметила, как перед ней появилась маленькая хрупкая девушка лет двадцати с бело-розовым фарфоровым лицом с сияющими круглыми цвета голубого ситца глазами. В первый момент Неле показалось, что перед ней возникла немецкая трофейная кукла, о которой она мечтала в детстве. Но «кукла» уже щебечущим голосом приносила свои извинения за внезапное вторжение.

– Вы, вероятно, не слышали звонка, соседка впустила меня, а дверь комнаты не была заперта. Постучала, но вы не откликнулись. Вот я и вошла. Господи, все-таки я вас нашла. Ой, я не представилась. Меня зовут Вера, правда, я сейчас меняю имя. Буду Дворой. Моя бабушка так звала меня в детстве. Да, вы, может, помните мою бабушку. Ее звали Ревека Яковлевна. Она полгода назад умерла, но с меня взяла слово, что обязательно вас разыщу. Вера-Двора продолжала щебетать, а Неля явственно увидела ненавистную в детстве Ревеку Яковлевну с постоянно оторванной подпушкой зеленого сарафана.

– Откуда она взялась? Что этой девчонке от меня надо? – подумала Неля – Не до нее мне вовсе. Своих забот хватает. Еще эта свиристелка свалилась на голову.

Вдруг в нескончаемом потоке речи явственно различила, что ее, Нели, бабушка перед самой смертью передала Ревеке Яковлевне то ли записочку, то ли письмо, адресованное внучке. Но поскольку там упоминались «такие вещи», которые, ни маме Нели, ни тем более ее дяде умирающая женщина доверить не могла, то послание отдала Ревеке Яковлевне. Да и та боялась держать в доме «опасный документ», поэтому выучив его наизусть, просто уничтожила. Ведь шел 1953 год, когда она Вера-Двора родилась. Сейчас, после смерти Ревеки Яковлевны, она со своей мамой уезжают в Израиль. Только поэтому девушка так настойчиво искала Нелю. Если она хочет, то может записать этот текст.

– Хорошо, – ответила Неля, – пожалуй, запишу. – И она начала писать.

«Неличка, моя любимая внученька. Ты, наверно, уже взрослая. У меня не было богатств, больших денег, чтобы передать тебе. Но я завещаю тебе, внученька, мои мечты о земле и небе, к которым стремилась всю жизнь. Вначале Палестина, затем государство Израиль. Так складывались обстоятельства, что мечты остались неосуществленными. Оставляю тебе мечту о самом необходимом городе – Иерусалиме. Там найдешь защиту Того, Кого сейчас отвергаешь. Он хранит тебя и здесь, а там оберегал бы еще больше. Была бы ближе к Нему. Помни о Нем всегда. Он услышит тебя, когда будешь взывать к нему. С ним найдешь себя и оживишь Душу. Бабушка»

Трепет, пробежавший по телу Нели, вылился в сотрясавшие ее громкие рыдания. Внезапно ощутила, что всю жизнь скучала по бабушке, ее объятиям, и как казалось Неле, защищавшим от всяких невзгод. Она так плакала, что не слышала, как «девчонка», попрощавшись, ушла. Прежде чем закрыть дверь, прощебетала, что перед отъездом еще вероятно, зайдет, если успеет. И письмо, как устроится на месте, обязательно пришлет.

Вспоминая сейчас знакомство с Дворой, Женщина задумалась, на каком же языке было написано послание-завещание? На еврейском? Или на русском одними согласными, как обычно делала бабушка. Этот текст она хранит до сих пор в папке с особо ценными бумагами. И еще Женщина поняла, почему ее бабушка так дружила с Ревекой Яковлевной. Бабушка знала, что за неряшливым внешним видом подруги, скрывается очень преданный и порядочный человек. Они обе мечтали попасть на эту землю и в этот город, в котором она уже живет более 20 лет.

Тогда, в день появления Веры-Дворы, успокоившись после ее ухода, Неля опять начала размышлять об измене Викингу. Решила – мало физической измены. Доказать ему – и она на что-то способна. Поднатужиться и написать пьесу – неважно, что Бог таланта не дал. Многим не дал, а вот пишут. Что-нибудь придумает, подправить найдется кому. Вот уж будет переполох. Кто это еще посмел заниматься творчеством, кроме него. А, увидев ее имя, набранное типографским шрифтом, наверняка поймет – кого он потерял. Но до того необходимо было на что-то жить, существовать. У Нели всплыло в памяти, как совсем недавно ее приятельница предлагала ей работу курьера в одной редакции. Мол, все время в движении. Знакомство с новыми людьми и организациями. Сможешь найти что-то более интересное для себя. Тогда она отказалась, боясь оставить Викинга без присмотра. Сейчас смотреть было не за кем.

Но, Неля, ни с кем Викингу не изменила. Не потому что не хотела делать этого, нет – просто не успела. Но в душе-то Неля ни на минуту не оставляла мыслей об утерянном возлюбленном.

Из ранее сказанного следовало, что вся жизнь Нели оказалась подчиненной поискам мужчины, созданного ее воображением. Только лишь последние годы владели ею помыслы об обладании Викингом как собственностью. И получалось, что все происходящее в судьбе Нели складывалось будто бы из цепи «случайных» закономерностей. Видно, и встреча с мужем явилась «очередной» случайностью. Ведь внутренне Неля уже была готова к такому повороту событий и, вполне возможно, находилась в ожидании подходящего момента. К тому времени непутевость ее молодости, и нервозность зрелости вылились в приговор врачей, по которому Неле предстоял тяжелый путь. Отправиться по нему в одиночестве она никак не хотела, да и не могла. Необходимым стало ей эту ношу с кем-то разделить.

И тут появился муж, который в предыдущей жизни Нели не только не оказался бы рядом с ней на одной линии судьбы, но вряд ли когда-нибудь обратил на себя ее внимание. При ее-то представлениях о престижных партнерах, а затем о безупречном складе натуры Викинга, она даже в страшном сне не смогла бы увидеть таких хитросплетений и поворотов в своей участи. Но, оказавшись вне поля Викинга, без работы и денег, привыкшая к определенному стилю жизни и, главное, захлестнутая болезнью, Неля схватилась, как за соломинку, за первого, попавшегося на ее пути мужчину. Он ей показался оплотом и надеждой в грядущем.

Когда узнала об упавшем на нее роковом известии, она бесцельно брела по улицам, видя все сквозь туманную пелену, окутавшую ее взор. Но какая-то «память ног» привела Нелю к дому друзей, оставленных ею на годы зачарованности Викингом. К этой семье тянулись очень многие, их влечение можно определить банальным сравнением тяги «мотылька на огонек». Не избежала этой участи и Неля. Спустя несколько лет после разлуки с Гусаром, она с одним из тех немногих ухажеров, кто хотел на ней жениться, попала в этот дом. Замуж за претендента Неля не вышла, так как тот не отвечал полностью ее требованиям, но в семью довольно еще молодых людей, она вошла прочно и на долгие годы.

Время там проводили незатейливо, но интересно. Для нее человека никак не связанного с искусством, жизнь музыкантов казалась высшим назначением человека, каким-то чудом ниспосланным на очень маленькую толику людей, вызывающим восхищение. У вновь приобретенных друзей было двое детей, но дом их больше напоминал студенческое общежитие, чем семейный очаг. Две комнаты, где кроме кроватей и тумбочек, больше ничего не было. Правда, бойкость, выразительность в обстановку друзей вносили обеденный стол и разбросанная по кроватям и колченогим стульям одежда. Ежедневно приходили новые люди, принося в дом выпивку и еду. Дискуссии и застолье зачастую заканчивались за полночь, и нередко несколько гостей оставались спать вповалку прямо на полу.

Благо, что дети музыкантов большую часть времени находились у бабушек. Порой деньги в семье исчезали за день, все, заработанное, уходило вместе с широким приемом гостей. Но, как мы помним, Неля после Гусара держала себя в строгости, пить и оказываться под столом, больше себе не позволяла. А вот ощущение тепла, чего-то светлого и радостного теперь не покидало ее, когда она появлялась в этом доме. Здесь не надо было притворяться, напускать важность и недоступность, которые она всегда изображала на людях. И она в своей беде, нащупывая дорогу, приближалась к дому друзей, временно вычеркнутых из ее «обихода». Там Нелю встретили с той же теплотой и радостью, которые она забрала с собой, выпорхнув из этого дома несколько лет назад. Сейчас Неле не задавали вопросов об ее исчезновении и таком же внезапном появлении. Все выглядело как само собой разумеющееся. Она была довольна, что ничего не надо объяснять и рассказывать. Видела, что друзья поняли ее состояние по тревожной озабоченности в потускневших от одиночества глазах. В то же время Неля ощутила, пьяные люди, сидящие за хорошо ей знакомым столом, не вызывают в ней ни разочарования, ни присущего ей, в последнее время, злорадства, своим нетрезвым равнодушием и угасанием мысли. Они все были рядом с ней, но каждый из них в своей плоскости, где, ни она, ни они, не мешали друг другу. Нелю не раздражали не только их персоны, но и кажущиеся нелепыми тосты о гениальности каждого из присутствующих и неминуемой славе, ожидающих их.

Хотя и была вместе со всеми и даже время от времени отпускала какие-то едкие, остроумные реплики, но мысли кружились вокруг Викинга. Неля не видела явственно его лицо, но в какой-то дымке проносились воспоминания. Они наваливались на нее и уносили на далекий восточный вокзал, за буфетной стойкой которого он пил белое вино. Сейчас она точно такую же бутылку держала в руках, разглядывая этикетку. И, когда кто-то неожиданно, коснувшись шеи, нежно провел по загривку. Неле померещилось, что это рука Викинга коснулась ее головы. Она так хорошо помнила это успокаивающее прикосновение.

Но, неожиданно, осознала, что и в самом деле кто-то гладит ее по голове. Посмотрев вверх, увидела мужчину, скорее молодого человека, склонившегося над ней. Его рука легким взмахом скользила по волосам Нели. Почувствовав, что касание это не только не возмущает ее и не вызывает желания отстраниться, даже, наоборот, доставляет удовольствие, несколько убаюкивает, расслабляет, Неля улыбнулась.

– На лице улыбка, а глаза запорошены снегом. Нам плохо, – донеслось до нее. Ей почудилось, что некое участие, которого в данный момент так не хватало, сквозило в интонациях незнакомца. Она внимательно всмотрелась в него, словно ожидая подвоха. Неля увидела, что склонившийся над ней человек, несколько моложе ее, в глазах его бегали насмешливые огоньки, и это вызывало в ней настороженность, усиленную неопределенностью его обращения.

– Что за «нам», – подумала она, – и к кому это относится? Ко всем сидящим за столом, к ним двоим или к ней одной?

Мужчина, будто не видя непонимания и настороженности в ее взгляде, продолжил.

– Нам плохо, чего бы хотелось больше всего?

Это «нам» раздражало ее. Показалось несуразным и претенциозным. И здесь она воспользовалась приемом, подхваченным некогда от Викинга – говорить о сокровенных тайнах и интимных переживаниях с чистосердечной простотой. Каким-то шутовским тоном, который сбивал с толку, смущал оппонента. Своим ерничеством Викинг давал понять о пролегающей дистанции между ним и его собеседником, благодаря которой, он, Викинг находится на недосягаемой высоте. Неля ответила с обескураживающей правдивостью.

– Быть сейчас в объятиях любимого мужчины, бросившего меня. И еще… быть здоровой.

В незатейливой откровенности сквозило некое кокетство, желание показать чего она стоит. Ведь очень хорошо понимала, что в данный момент не выглядит несчастной и брошенной. По тону Нели, можно было подумать, это она сама бросила кого-то, но неудобно об этом говорить. Но, свободомыслие Нели не смутило молодого человека, и он парировал ей.

– Ну, здоровье я бы поставил на первое место, оно ничем не заменяемо. А любимых мужчин можно менять и множить до бесконечности.

– Ишь ты, какой разговорчивый, – подумала про себя Неля и с интересом посмотрела на него. Нет, он не был похож ни на тех, кого когда-то в своих представлениях воображала идеальным мужчиной, ни на Викинга, узнанного ею в далеком южном городе. И этот явно был моложе ее и Викинга. В отличие от Викинга, впервые увиденного Нелей в потрепанных сандалиях, этот был подобран, аккуратен. Но что-то все-таки настораживало в его виде. Добротный старомодный бостоновый костюм, его размера, сидел на мужчине, как с чужого плеча. Да и казался он, то подростком, еще не сформировавшимся после окончания школы, то зрелым человеком, с жестким колючим взглядом, брошенным куда-то поверх голов, словно мысли его сконцентрированы на чем-то очень далеком. Добротность и старомодность костюма его никак не сочетались с современной стрижкой, подчеркивающей линии головы. Но, что больше всего удивило – руки мужчины. Огромные запястья виделись тяжеловесными и неуклюжими, но когда его пальцы дотрагивались до ее волос, то она не чувствовала их тяжести.

Удивило Нелю и то, что единственный из всех сидящих за столом, он был также трезв, как и она. И это тоже настораживало ее, потому что где-то подспудно помнила разговоры в народе о непьющих мужчинах, которых считали, то ли себе на уме, то ли и вовсе негодных по здоровью, потому с ехидцей спросила.

– Вы тоже больны?

– Нет, – Неля впервые увидела его улыбку, показавшуюся ей дурацкой, да просто нелепой, – отчего такое решение?

И речь его какая-то примитивная, – решила она про себя.

– Тогда почему вы не пьете со всеми?

– Мне надо уходить, – ответил он, – делать деньги. Я хочу держать в руках миллионы, скорее даже миллиарды тогда весь мир в твоих руках. А для этого нужна ясная голова. Во-вторых, я здесь человек случайный. Зашел с приятелем на несколько минут, а задержался на час. Если вы согласны – уйдемте со мной. Здесь нам не место, доверьтесь мне и все наладится.

Что же тогда «подловило» ее? Она, словно, рыба «заглотнула» наживку и попала на крючок? Вывело из себя? Почему Неля доверчиво пошла за ним? Ведь ощущала несуразность такого союза, видела изумление во взорах друзей. И сама со стороны, оценивающе оглядывала себя и мужчину и осознавала – они рядом-то никак не смотрелись. Ну, не стало «гипнозом» касание рук, и тем более бредовые разговоры о миллионах.

Никогда скаредности, жажды наживы Неля в себе не ощущала. Скорее можно было ее упрекнуть в неумении «копить» деньги. Тем более что сейчас, она была больше озабочена своим состоянием здоровья. Вполне возможно, что заинтриговало ее несоответствие опытности взора Мужчины его возрасту. Все смешалось в какой-то миг и, словно, «бес попутал» вызрело в ней желание – быть и здоровой и богатой. Возможно, импульс доверия к Мужчине возник для нее от его осмысления первоочередности значения здоровья в жизни человека.

Услышав о миллионах, неожиданно поймала себя на мысли, что, если бы были у нее большие деньги – смогла бы «утереть» нос Викингу. Неля мысленно представила, что ее новый знакомый Викингу, наверняка, показался бы ничтожным, даже глупым, недостойным его, Викинга значимости. Таким образом, меняя Викинга на него, она в глазах Викинга «падала вниз». Вот этим падением Неля мстила бывшему возлюбленному, унижала его своим выбором.

Вообще надо отметить, что женщины нередко впадают с большой охотой в причуды – неустанно и неотступно следуя внезапной прихоти. Они не замечают, сколь болезненно это нарушает устоявшийся уклад жизни. Именно в этот момент необузданная прихоть овладела Нелей – сделать незнакомца достойным Викинга, а может быть еще и лучше. Она уже почувствовала невидимую нить, связавшую ее с этим человеком. Не спросив его ни о чем: не узнав даже его имени, Неля вышла за ним в свое будущее. Итак, не зная ничего о молодом человеке, покидая друзей с сомнением взирающих ей вслед, она доверилась ему и ушла с ним. Провожая Нелю до дома, по дороге поведал, что в Москве он приезжий человек. Когда-то был в столице и даже год учился в институте, но был «вычищен оттуда». Тогда начал «сколачивать» свои миллионы. – А все происходит от зависти «одноклеточных», считающих себя людьми, – заключил незнакомец.

Также из разговора с ним Неля поняла, что почти на восемь лет он моложе ее. Пока нигде не работает. Нет московской прописки, а без нее «куда протолкнешься?» – вопрошал он. Вот и перебивается случайными заработками, позволяющими ему существовать, а не жить, как хотелось бы. Временно живет у своего «дружочка-земляка». Дружочек его еще тот жук.

– Сумел застолбить себе пространство в престольном городе. Женился на сокурснице, добыл «хлебное местечко» под крылышком тестя. А тот «большая шишка» – начальник первого разряда. Даже квартирку им купил, – с завистливыми нотками в голосе продолжал свое изложение новоиспеченный знакомый Нели.

– Какой несуразный слог. И что за жаргон, – насторожилась Неля. И, словно, чего-то пугаясь, произнесла. – Извините, я вспомнила. Мне надо было зайти к своей близкой подруге.

– Телефончик не презентуете? – спросил он. Сделав вид, что не слышит, быстрым шагом кинулась к остановившемуся троллейбусу. Уехала, оставив его в недоумении. – Надо же, какой несовременный человек, да еще завидущий! «Квартирка дружочка», и «тесть-шишка» покоя не дают, – подытожила Неля, приближаясь к дому. К Нине не поехала – душевная тяжесть вернулась к ней. Слышать очередные поучения актрисы в этот момент совсем не хотела. Не до того было. Нелю беспрестанно точила одна мысль: «как она самостоятельно сможет справиться с болезнью?» Можно было позвонить Викингу и все ему рассказать. Конечно, он не бросит ее в таком состоянии. Но ей казалось, что это будет «казенное участие», чтобы самому еще больше утвердится в своей непоколебимости и значимости.

Утром она собралась увидеться с Ниной. Хотела обсудить предложение той знакомой, что предлагала должность курьера. Теперь нашлась работа на дому – печатать на пишущей машинке документацию для ресторана. Деньги небольшие, но все, же какое-то подспорье. Выйдя на улицу, Неля увидела в сквере около дома вчерашнего провожатого с большой, глухо закрытой сумкой и букетом цветов. Он подошел к ней.

– Не волнуйтесь, адрес я взял у ваших друзей, – словно предупреждая ее недоумение, признался он. – Соврал им, сказал, что вскакивая в троллейбус, вы обронили косынку. Хочу сам лично отдать ее вам. Чтобы не было никаких разговоров, без согласия, вторгаться в вашу, как я узнал, многолюдную обитель не решился.

– Парень, и правда, речистый, – подумала Неля.

– Не надо было убегать от меня. Я действительно могу помочь. Вам без меня не справится. Как сказал Анахарсис: «лучше иметь… одного друга многоценного, нежели многих малоценных». Я многое умею. – Он искренне, пронизывающе смотрел на нее, убеждая в своей необходимости.

Услышав новое для себя имя, пыталась вспомнить – кто это? Но никто ей на ум не приходил. Никогда раньше об этом авторе она ничего не слышала и не знала. Получалось, что новый знакомый не так прост, как первоначально предположила она. Он, не замечая ее замешательства, продолжал свою тираду – Я отогрею вашу душу, Вам не хватает тепла, заботы. Вчера, разговаривая с вами, я дурачился, просто шутил, хотелось развеселить вас, а получилось, что напугал. Да, у меня есть «дружочек-земляк». Но, у меня такой женитьбы не будет. Мне нужно всераздирающее чувство, чтобы сердце сокрушенно рвалось на кусочки. Хочу любить пылко, без памяти. Я знаю себе цену. И всего могу добиться сам.

– Ну и ну, – Неля, остолбенело, вглядываясь в него, не могла никак осмыслить, как можно так перевоплощаться, менять свой образ. Еще вчера перед ней находилось, существо, с двумя извилинами в голове, а сейчас – рассуждающий о высоких материях человек. Не замечая замешательства Нели, он продолжал свою риторику – У каждого из нас свои недостатки и свои достоинства. Попробуем опереться на достоинства и устранить недостатки. – Он мягко улыбнулся и попросил разрешения зайти к ней.

– Господи, – пролетело в мыслях, – видно, судьба решила пошутить надо мной. Как Викинг в первый день своего визита стоял на пороге ее дома, так теперь оказался и он. Но Викинг, кроме куцей шапки, стоптанных ботинок и двух жен – тогда ничем ее не обрадовал. Этот предлагает свою помощь. Конечно, она попробует его изменить. Но не сейчас. Теперь она ничего делать не хочет. Только бы выскочить из такого состояния. Коли предлагает свою помощь, почему бы не опереться на него. А с Викингом она еще успеет разобраться. И при этом она Викинга любит, как этот сказал, до беспамятства. Но живут, же люди без любви, может ей стоит попробовать.

В квартире стояла тишина, соседи отсутствовали. Пройдя в комнату, он вытащил из сумки коробку шоколадных конфет, пачку чая, огромную гроздь винограда груши сорта Бера и две бутылки с минеральной водой Боржоми, приговаривая о пользе этих продуктов для здоровья.

– Вам такие тяжести носить не стоит, – продолжал он, – для этого буду я, пока вы не оправитесь.

Неожиданно бросив взгляд на стену, он увидел огромный фотопортрет Викинга, который висел прямо против стола, словно, идол, требующий поклонения.

– А это что за самец самодовольный? – спросил он.

И Неля, нисколько не смущаясь от только что услышанных слов незнакомца, вызывающе произнесла.

– Это тот, которого я люблю до умопомрачения, который меня бросил. – Сама стала размышлять о том, что: «надо поподробнее расспросить его – откуда он, где родился, чем занимался? Кто такой Анархасис? А то привела в дом человека, даже не зная его имени» подумала Неля.

Будто угадав ее мысли, он выпрямился и вычурно произнес.

– Извините. Я так не и представился по полной программе. Меня известили. Вас зовут Неля. А я, – сделав паузу, – он торжественно изрек Алексей Иванович.

– Надо же! Как он несуразен, – она непонимающе вглядывалась в него.

Да, – продолжал Алексей Иванович, – в школе «кликали» Алекс. А мама – Алеша, – в его взгляде растекалось масло, готовое вот-вот брызнуть наружу. В мягко, ласково произнесенном слове «мама» Неля почувствовала, что в каждой букве лилась бесконечная нежность.

– И все же, как он переменчив. Но, видите ли, я – Неля, а он – Алексей Иванович, – пронеслась мгновенная мысль. В этом определении Неля ощутила, что он не считается с явно видимой возрастной разницей между ними.

– Чем вы, Алексей Иванович, занимались, где учились? Вы, кажется, упомянули, что год пребывали в одном из Вузов, – насмешливо вглядываясь во вновь приобретенного знакомого, с сарказмом вопросила Неля. Не обращая внимания на заданный ею вопрос, в той же манере речи продолжал повествовать, что для краткости произношения имени, его можно называть «просто Леша».

– Хотите знать, где «грыз гранит» науки? В одном из престижных гуманитарных институтов, но успел там отметиться всего год. Там-то я писал работу о древнем скифском философе и мудреце Анархасисе. Были у меня и другие сочинения, но нет, не успел там мальчик надолго задержаться.

– Но за какие-то провинности Вас, Леша, выгнали из института, – продолжала свое гнуть Неля. – Без причины не выгоняют. Возможно, плохо учились, может быть, досадили кому-нибудь, или того хуже – хулиганство.

– Да, точно вы подметили. Можно сказать, хулиганство с отягчающими последствиями. Одна шкодливая дрянь воспользовалась моей работой, пришлось заняться мордобоем, да так, что попал тот товарищ на лечебную койку. Он через два дня вышел из больницы, все было в ажуре. Задним числом меня отчислили. Ну, я и смотался в родные пенаты, домой, на Черноморское побережье. Сразу очутился в родной стихии – ливни солнца, солнцепад, солнечный океан со всякими там штормиками и барашками.

Он продолжал еще разглагольствовать о своей сущности, связанной с солнцем и морем и что «никакие блага не заменят ему солнца», когда Неля прервала пестроту его рассуждений тоном, не терпящим возражений.

– Извините, но мне надо идти к моей близкой подруге. На этом воспоминания о черноморском побережье закончим. – Про себя подумала, – и вообще всякое общение закончим.

Но тут в коридоре раздался телефонный звонок и сонная, старая с растрепанными седыми волосами соседка, выползая из своей комнаты на кривых ногах, подняла телефонную трубку.

– Алло, – раздался возглас соседки – Мадам, вероятно, отсутствует. В ее комнате только силянс.

– Надо сказать, что когда-то в далеком детстве Агнесса Сергеевна, так звали старую женщину, принадлежала к зажиточной купеческой семье. Ее-то семья и владела всей этой шестикомнатной квартирой. При советской власти семью уплотнили, оставив одну комнату. Помня свое лучезарное детство с гувернанткой-француженкой она нет-нет употребляла слова из лексикона того самого буржуазного языка. Тем самым она не упускала случая показать отличие своего происхождения от «рабочей династии», занимающей соседнюю комнату. За время долгого совместного проживания соседи каким-то образом стали угадывать значения этих слов.

Она никогда не называла Нелю Нелькой, как позволяли себе другие жильцы квартиры, показывая тем самым, как им казалось, свое пренебрежение к появлению Нели в их пенатах, которая еще и «нахально» привела в дом оборванца литератора. Агнесса Сергеевна всегда обращалась к Неле, произнося ее имя на заграничный манер.

– Нелин, – говорила она, когда никто их не слышал, – как вы думаете, скажите по – большому а ля секрэт, они когда-нибудь умолкнут и ее взгляд обращался то наверх, то в сторону двери «рабочей династии»

– Не знаю, – отвечала Неля, – но, кажется, это навсегда. – Мадам, – продолжала Агнесса Сергеевна, – как вы можете не знать, когда у вас такой умный друг-литератор.

– Нелю грели слова соседки о Викинге, и она ни раз, пользуясь благоговейном отношением к нему Агнессы Сергеевны, брала у нее взаймы деньги, которые через определенное время отдавала. Неля слышала, как соседка продолжала распинаться у телефона, что она, мол, обязательно все передаст Мадам. И Неля вышла из комнаты, соседка, увидев ее, кому-то невидимому произнесла в трубку, – эскюзе муа, Мадам, кажется, выплыла на поверхность.

Звонила та самая приятельница, которая предложила ей работу. От нее Неля узнала, что в ближайшие часы надо быть в ресторане, чтобы начать печатать документацию.

– Обязательно буду, – радостно воскликнула Неля. – Конечно же, сегодня весь вечер буду печатать. Спасибо, тебе, моя дорогая! Ты не представляешь, как меня выручила. Да все там узнаю. Да, расспрошу про все условия. Могу сказать, что спасла утопающего. Еще раз спасибо! Целую тебя, – Неля весело закончила разговор. Когда она повесила трубку, Агнесса Сергеевна задержала ее в коридоре.

– Нелин, вам надо дать деньги за свет. В этот раз все сдают мне и я должна платить.

– Простите, Агнесса Сергеевна, но у меня сейчас, вообще, нет, ни копейки.

– Попросите у литератора.

– Его больше нет в моей жизни. Он бросил меня, – грустно, еле слышно, пролепетала Неля. – Да и других проблем достаточно. Может, Вы заплатите за меня. Я вам в ближайшее время отдам. Сейчас, как раз, мне звонили, предложили работу. Вы знаете, я вас не подведу.

– Хорошо Мадам. Я вам верю.

Неля никак не могла понять, почему соседи про себя называли Агнессу Сергеевну – росомахой. Может быть, она им казалась хищницей, живущей за их счет. Чтобы не встречаться с ними на кухне, всегда готовила по ночам и жгла электричество. А может от того, что, еще с тех купеческих времен, у нее сохранились не только ценные украшения, но золотые и серебряные монеты, а вполне возможно за муфту из росомахи, мех, который был очень ценен.

Не слышно подойдя к комнате, она заметила, что дверь немного приоткрыта. Хотя хорошо помнила, что плотно ее закрыла.

– Подслушивать чужие разговоры – неинтеллигентно. Просто отвратительно, – гневно произнесла она. – Нет, точно, с ним надо как можно скорее распрощаться и никогда больше не видеть. Справлюсь со всеми бедами сама. Тем более Нина будет рядом.

– Моя подруга, уж верно, меня заждалась, я давно должна была придти к ней, – безапелляционно заявила Неля. – Так что уходим.

– Напрасно, вы рассердились. Ну, никак я не подслушивал. Может, показалось, что дверь крепко затворили. Ан, нет. Надо же какая оказия. Вдруг подул сильный ветер в окно и она, чихая от скрипа, отворилась, – оправдывался Алекс. – Но я вас поздравляю. Как понял – появилась работа. И все же так быстро не отказывайтесь от моей помощи.

– Может и правда, пока не стоит отказываться, кто знает, как все обернется? – приближаясь к дому Нины, засомневалась Неля.

Когда пришла к Нине, рассказала, что с Викингом окончательно рассталась, он взял и бросил ее, когда она вовсе этого не ожидала. Была уверена в его всепоглощающем чувстве. Конечно, ей невыносимо больно. Ведь она ему прощала все на свете, старалась быть незаменимой во всех начинаниях. Готовой делить все тяготы и радости. А он, как признался сам, кроме плохого воспитания, исковерканного характера, истеричности и, даже самодурства, как у Нины, ничего больше в ней не заметил.

– Ишь, ты какой негодяй, – возмутилась бывшая актриса. – Значит я самодурка, только потому, что оберегала тебя от такого беспутного человека. Хорошо, что бросил, а не то еще цеплялась бы за него, совершая глупость за глупостью. Мало того, что мирилась с присутствием двух «кобыл безмозглых», так старалась еще дочери его деньги давать, когда у самой ни гроша за душой. Лучше бы Глебушке откладывала, глядишь, там и сумма бы собралась на что-то стоящее. Нет же, хотела все ему угодить. Доугождалась, – с издевкой закончила Нина свою воспитательную речь.

– Почему «кобыл», – слабо воспротивилась Неля. – Они влюбленные. Такие же, как и я.

– Надо же, защитница нашлась, – усмехнулась Нина. – А ты их когда-нибудь видела? Нет. Не хотела тебе говорить, чтобы еще одного скандала не было. Я их созерцала в одном доме. Случилось такое «чудо». Мои хорошие друзья, близкие родственники одной из них. Твой кавалер, теперь бывший, всегда ходит с ними. Повсюду вместе. Тебя кому-то представлял? Нет же. Давно бы рассказала о таком «везении». Оказывается, все его знакомые мирятся с этим «гаремом». О тебе никто никогда не слышал. Одна «кобыла», что старше его – вязальщица, в трикотажном цехе. Другая – моложе, что с дочерью, родственница моих знакомых. Недоучка, сидящая на шее богатых родителей. Я спросила во весь голос. – А что же Неля? – Он, ничтоже сумнящеся, – Нина, употребила выражение из своего артистического прошлого, поведал.

– Неля – это моя знакомая, хорошая помощница в работе. Она и машинистка, и секретарь, и курьер. Все в одном лице. Хорошая экономия денег. Да я же вам говорил, – он, обратился к «кобылам», повернув к ним голову.

– Как же он мог такое говорить, – ярость охватила Нелю. А Нине она верила безоговорочно. – Нет, уж точно, воспользуюсь предложением Алекса, – мысленно решила она. – Пусть не такой, как Викинг. Но мне надо выкарабкиваться.

Нина продолжила свой рассказ. – Еще больше утвердилась в мысли – они его содержат, когда увидела на кого он меняет мою девочку – умницу, красавицу по сравнению с ними, – при последних словах она даже прослезилась.

– Что с ней случилось, – изумленно вопрошала сама себя Неля. Она впервые за долгие годы услышала от Нины, что она, Неля и умница, да вдобавок, еще и красавица. Словно опомнившись от неожиданного порыва чувств, Нина взмахом руки стряхнула одиноко катившуюся слезу и уже деревянным голосом спросила.

– Что будешь делать без денег? Все же, как-никак, не густо, но он тебе помогал? Ладно, тарелку супа я тебе всегда налью. А дальше как?

– Что мне за тарелкой каждый день к вам ходить, – прервала ее Неля. – Я за этими историями не успела рассказать, что у меня появилась работа. Не надо проситься на старое место, которое покинула пять лет назад. Необходимо печатать в ближайшем ресторане документацию, главное – можно работать дома. Затем к ним относить. Благо, что Викинг оставил мне машинку. Возврата ее пока не требовал. Да я ее уже, можно сказать, окупила много раз, печатая его опусы. Как-то продержусь, – грустно закончила Неля.

– Что еще навалилось на тебя? Слишком хорошо тебя знаю. Любовь любовью, но что еще гложет тебя?

– Я давно плохо себя чувствую, но за всеми невзгодами не было времени провериться. Мне надо срочно делать операцию. Я совсем не готова к такому повороту. Мне нужна помощь, а он бросил меня. Правда, он ничего о моем состоянии не знает. Я только вчера узнала.

– Да, как-то не вовремя все это. И как выйти из такого положения – ума не приложу, – огорченно вздохнула Нина. – Конечно, если бы кавалер знал ситуацию, думаю – оказал бы тебе посильную помощь. От меня толку мало. Сама знаешь, Глебушка еще подросток. Ему глаз да глаз нужен. Я целыми днями на работе. В обед бегу домой, чтобы накормить его. Денег у меня – посчитать одни копейки.

– Да, а кооперативная трехкомнатная квартира в центре города от копеек выросла, – чуть не сорвалось с языка Нели. Во время его «прикусила», знала, что не любит актриса, когда ей перечат. Сейчас Неля меньше всего хотела скандала.

Надо заметить, что Нина была большой труженицей. После замужества и рождения ребенка, стала домохозяйкой. В далекой юности она научилась очень хорошо шить. Но не только шитьем она зарабатывала немалые деньги. Иногда была занята в спектаклях мужа-режиссера. Уйдя от актрисы, муж все имущество оставил бывшей жене. Она начала работать секретарем директора в ближайшем к дому театре и бегала в обеды домой не только кормить ребенка, но и делать примерки клиенткам, от которых у нее не было отбоя. Но почему-то всегда считала, что кроме зарплаты в театре, у нее других денег нет. Всегда жаловалась, как ей трудно продержаться вдвоем с сыном на те «убогие деньги», что получает в театре. И алименты, которые ей постоянно платил муж, она считала, эпизодическими и притом «опять же копейками».

– Тебе нужен будет постоянный уход, – продолжала размышлять актриса. – Где мне взять время и силы ухаживать за тобой. Может, раз в неделю вырвусь. Еще., – она не успела закончить фразу, как Неля, кокетливо потупив взгляд, прервав актрису, игривым голосом произнесла…

– Не пропаду. Тут один товарищ набивается в помощники. Правда, не бог весть что такое, но все же живой человек.

– Какой кошмар, – воскликнула Нина. – Не успела отряхнуться от одного кавалера, как на мою голову сваливается еще кто-то. И давно ты с ним познакомилась.

– Только вчера. После врача попала к своим старым друзьям. Музыкантам. Да, вы, наверно, помните их. Они были у меня до знакомства с Викингом. У них в доме и встретились.

Про себя подумала, что ей просто в данный момент, кроме случайного знакомого Леши больше не на кого надеяться. И неважно, что он ее раздражает. Но жить-то хочется больше всего. А она с ним так резко распрощалась, не узнав толком, где живет, ни номер телефона, чтобы можно было позвонить. Даже фамилии его не знает, кроме, как Алексей Иванович. И если опять появится на ее горизонте, ни за что не упустит возможности – узнать его ближе и подружиться с ним.

Уже несколько дней Неля сидела за пишущей машинкой и с утра до вечера печатала накопившуюся в ресторане документацию, желая «побыстрее разгрести завалы» и в ближайшее время получить зарплату. У кого только возможно, взяла деньги в долг. После расставания с Викингом она в буквальном смысле слова осталась без копейки. Сейчас с нетерпением ждала получения первых денег, чтобы скорее рассчитаться с кредиторами. Но долги меньше всего тревожили ее. Понимала, что в конечном итоге разделается с ними.

Также выяснилось, что состояние здоровья Нели не вызывает никакой срочности проведения операции. Предварительная дата была назначена через два-три месяца. За это время могла окрепнуть и лучше подготовиться. Время от времени она вопрошающе поглядывала на фотопортрет Викинга, будто ища у него ответ. Даже вспомнила, как это фото появилось у нее в доме. Прошло не столь много времени, когда она и Викинг поняли, что охвачены страстью друг к другу. В один из дней Викинг принес свое фото, сказав, что это его «приданное», которое он вносит в их дом. Так «приданное» и висит. Но сейчас, глядя на фото, Нелю не оставляло желание понять, что же в самом деле подтолкнуло его к решению бросить ее. Все еще надеялась, что возлюбленный опомнится от своего «коварства» и вернется к ней. Тогда она расскажет о своей беде, и он непременно приложит весь свой «талант убеждений»

За своими размышлениями о бывшем возлюбленном, Неля не обращала внимания на беспрерывно, настойчиво, звучащий дверной звонок, который неожиданно умолк. В дверь ее комнаты раздался барабанящий стук. Открыв дверь, Неля увидела Агнессу Сергеевну, удивленно переводящую взгляд с Нели в сторону. За ее спиной стоял Алекс, в том же, но уже сильно помятом бостоновом костюме. Красные прожилки его глаз и краснота век свидетельствовали о недосыпании.

– Нелин, он представился вашим знакомым, – каким-то укоризненным тоном произнесла соседка. Вероятно, она никак не могла взять в толк, что у Нели могут быть такие знакомые. Алекс держался за косяк двери, с заискивающе-провинившимся выражением лица. В первое мгновение у нее появилось ощущение, что будто перед ней стоит ребенок, которому нужна защита. И как курице, защищающей своих цыплят, ей захотелось прикрыть его «своим крылом» Но тут же, несмотря на не презентабельность вида нового «товарища» почувствовала охватившую ее радость. Нет, чтобы не было, уж сейчас она не упустит своего шанса.

– Да, это, правда, – скороговоркой вырвалось из ее уст, – он мой знакомый. Проходите.

И, Алекс, или, как она его звала потом, Леша, хромая вошел в ее «владения» и ее жизнь на долгие годы.

– Что случилось, – Неля встревожено оглядела его.

– Я все расскажу, – едва слышно произнес он. От напряжения слова, словно отбивая барабанную дробь, сыпались, выпрыгивали наружу. Выяснилось – он и раньше появился бы на горизонте, но опять же «борьба за справедливость», поврежденная нога «вывели его из строя». Пять суток он провел в милиции и вот теперь встал предстал «пред ее ясные очи».

– Снова вычурность изъяснений, что заставляет его прикидываться? – недовольство начало захлестывать Нелю. Он же почувствовал в ней жалость к себе, и со всей откровенностью начал не рассказывать, а просто признаваться, что с ним происходило до знакомства с ней. Обнаружилось, что год, проведенный «дома на черноморском побережье», оказался тюрьмой, куда он попал за разломанный киоск, торгующий почтовыми марками.

– После того, как за драку исключили из института, я действительно уехал к маме. У нее дом на крымском побережье. Там устроился на работу в санаторий. Нужен был трудовой стаж. Хотел через год вновь приехать в Москву и поступить в вуз. Ведь после школы я сразу попал в армию, на войну в Египте, видел летящих коров. Через год с «подкошенным разумом» меня оттуда комиссовали.

– Разве наши войска воевали в Египте? – Неля недоверчиво посмотрела на него. – Что-то ни в газетах, ни по радио ничего о таком не передавали. – Надо же какой фантазер, – подумала она про себя. – Викинг точно посмеялся бы над такими выдумками. Он еще и врун хороший.

Много десятилетий спустя, Женщина точно знала, что муж ничего не придумывал. Он действительно был в ограниченном контингенте войск, в соседней, для нее ныне, стране. Огромная ракушка – рапан, привезенная им оттуда, сейчас красуется на ее книжной полке. Он испугался прохождения службы в Египте, начал притворяться, то есть по народному изречению «косить» его и комиссовали. Все было правдой. Но тогда, эта часть его исповеди, вызвала в ней недоверие, некое даже презрение к сказанному.

– Я с детства собирал марки, – продолжал свой рассказ Алекс, – в один из дней продавец подсунул мне фальшивую марку, деньги взял большие. Через несколько дней я разгромил весь киоск. За обман и воровство. Как говорится, меня повязали, дали два года тюрьмы. За хорошее поведение, «скостили», просидел год. Все это время меня поддерживала мама.

Снова за этими словами Неля почувствовала теплоту и нежность. Не зная от чего, но она поверила, что с ним поступили несправедливо. Ведь и она и в своей жизни ощутила, несправедливость. Ей захотелось отогреть, даже приласкать его. Она слегка погладила руку, Алекса, сообщая ему этим движением свое понимание и сочувствие.

Сейчас выяснилось – он подрался в очередной раз. Его обсчитал продавец фруктов.

– Я очень хотел принести вам фрукты. Но почему-то милиция задержала меня. Дали пятнадцать суток. Паспорт забрали.

– Как затем поняла Неля, улучив момент, через пять суток он убежал из милиции. Оказался у нее. К своему земляку он и «нос не покажет». Идти ему некуда, что делать не знает. И, в который раз, за столь короткое знакомство, Неля насторожилась.

– Что за ребячество, – подумала она, – убегать из милиции. Что-то часто у него происходят непредвиденные ситуации «в борьбе за справедливость». – Но все решать одним махом в данный момент не хотела. Видя ее задумчивость, он с грустью произнес.

– Жаль, что нет мамы рядом. Она бы что-то придумала.

Вновь за этими словами Неля ощутила теплоту и нежность. Неожиданно для самой себя сказала.

– Хорошо. Сегодня останешься у меня, – она не заметила, как обратилась к нему на «ты». – Видишь, у меня нет еще одного спального места. Будешь спать на полу. С утра пойдешь в милицию. Отбудешь свой срок, заберешь паспорт. Дальше будет видно, что делать. Сам говорил, что из любого положения можно найти выход.

– Да ты права, – доверительно откликнулся Алекс на ее предложение. Своим откликом он будто вверял Неле верховенство в их отношениях, словно вручая ей роль отсутствующей мамы. Возможно, в это мгновение им обоим показалось, что знакомы не два дня, а целую вечность.

– После освобождения ты меня будешь ждать? – , пронзительно глядя на Нелю, он, словно, сообщал о необходимости их друг другу.

– Да, придешь ко мне. Вот мой номер телефона. Адрес ты знаешь. Потом все обсудим.

– Главное, не волнуйся, – неожиданно для Нели прозвучали ласковые интонации в его голосе. – Я тебя всегда буду беречь. Таких казусов не будет, – он умолк, и утверждающим тоном выдохнул. – Мы с тобой вместе много достигнем. И деньги будут – не придется брать в долг. Будь спок… Завтра рано вернусь к месту заточения.

Во время сна, лежа на полу, он взял ее свесившуюся руку в свою огромную ладонь, и она ощутила свою защищенность. Так и проспали до утра. Держась за руки. Приготовив завтрак из нехитрых остатков своего ежедневного рациона, она отправила Алекса в милицию. За время его отсутствия, она несколько раз забегала к Нине, но ничего о нем не рассказывала. Говорила только лишь о работе, что получила небольшую сумму денег. Теперь может понемногу отдавать долги, поэтому в первую очередь рассчитывается с актрисой, зная как ей «тяжело» живется. Величина долга была просто ничтожна, ничего в бюджете актрисы не меняла. Неля хотела сразу рассчитаться с ней, чтобы не слышать жалобы Нины о «неимоверных трудностях», выпавших на ее долю.

После освобождения Алекс тут же позвонил Неле.

– Все. Я свободен. Что надо купить в дом, – хозяйственно выяснял он. – Мне мама деньги прислала. Выйдя от тебя, дал ей срочную телеграмму – сижу без средств. Прислала мне на почту до востребования. Сегодня накатал ей письмецо – о тебе и себе.

Алекс сразу почувствовал себя хозяином в ее жилье, вызывая недовольство соседей, заставил уважительно относиться к Неле. Она постепенно привыкала к его странным оборотам речи. Начала ощущать, что он не столь примитивен, чем ей казалось в самом начале знакомства. Да, она понимает, что никогда не сможет полюбить его, что это не Викинг, но оставаться одной не хотела. Поэтому, после его возвращения, объявила, что дает кров, деньги на питание будут складывать пополам. И, мол, она понимает, что ему надо зацепиться за Москву и продолжить свое образование.

Да, она пропишет его, чтобы он устроился на работу, поэтому может заключить с ним фиктивный брак, потом через некоторое время развестись. Чтобы не вызывать кривотолков в фиктивности их отношений, он будет жить у нее. Тем более в течение этого времени не надо снимать жилье и платить деньги.

– Нет, никакого фиктивного брака не будет, – резко возразил Алекс. – Я не хочу тебя терять. Неужели не видишь, что не просто нравишься мне. Я люблю тебя. Начиная со дня нашего знакомства, сразу был покорен тобой. Твоя отрешенность от всего происходящего, какая-то самобытность, повергли меня. Именно такая женщина нужна мне в жизни. Ты надежная, можно положиться.

И вновь, как в тот день в гостях, она про себя отметила некую уверенность, даже взрослую опытность его рассуждений, но рассмеявшись, вслух проронила.

– Прямо, так с первого взгляда, нагрянула любовь. Женой декабриста я никогда не была. Есть одна серьезная причина. Я люблю другого человека. И от этого очень страдаю.

– Неважно, – прервал новоявленный жених. – Я терпелив, подожду, когда освободишься от его лживых любовных чар. Хочу сначала поставить тебя крепко на ноги. Чтобы не было сверлящих мыслей, будто женился ради прописки, хочу дождаться твоей кончины. Нет…, такого не будет. Когда оправишься, подумаем, как жить дальше. Если бы хотел жениться ради прописки, давно бы сделал. Было много таких вариантов. Но ты, Лелюша, – продолжал он каким-то слащаво-медовым голосом, – покорила мое сердце. Потом, в их совместной жизни он всегда так ласково обращался к ней. В тот момент Неля, в который раз, мысленно раздражаясь, говорила себе.

– Ну, зачем такая высокопарность?! Неужели он принимает меня за дуру, «полную» дуру. Я намного старше его. Что нет моложе? И зачем мне такая обуза. А если испугаюсь – вдруг через некоторое время меня бросит, и поедом начну себя есть. Тем более, никогда, после изысканного Викинга, не смогу принять Лешу таким, каков он есть.

Невеселые мысли, закрадываясь в голову Нели, своим беспокойством будоражили ее. – Измениться он никогда не сможет. Что скажут друзья, тем более Нина. Точно, она никогда его не примет. Буду всегда стыдиться его присутствия. Но сейчас нужен кто-то, чтобы меня поддержал. Почему не он?! Не хочет фиктивности отношений – не надо. Но быть с ним в близких отношениях – не хочу. – Будто, угадав ход ее мыслей, Алекс продолжал.

– Я буду спать на полу до тех пор, пока сама не захочешь стать моей женой. Соседи не видят, что происходит у нас в комнате. Им скажешь, что я твой муж.

Неля так и сделала, объявила соседям, что у нее будет жить будущий муж.

– Конечно, муж, который, объелся груш, – незамедлительно прореагировала жена из той самой династии «рабочей косточки» живущей в соседней комнате. – Одного уже видели. Упорхнул мотылек, аристократ недоделанный. И зачем тебе, Нелька, какой-то лимитчик нужен, – продолжала Таська – так звал зрелую женщину не только ее муж, но и все остальные обитатели квартиры. Их, не считая Нели, было еще три семьи, – ты взрослая баба, не понимаешь, что они лимитчики, как клопы лезут во все щели, лишь бы нашу столицу взять измором.

– Не волнуйтесь, – отрезала Неля. – Он не клоп, а мой муж.

И тут в дверях появился Алекс. – Ты, чурка от табуретки. Мою жену больше Нелькой звать не будешь. Все остальные, что подслушивают, будут обращаться к ней уважительно – Неля или по имени отчеству.

– Что, у нее есть отчество? – глумливо вопросила Таська.

– Как твое отчество, дорогая, – он нежно коснулся Нелиного плеча. – Скажи ей по слогам, чтобы запомнила на всю жизнь. А я проверю. Если не запомнишь, – он вновь повернулся лицом к соседке, – буду учить, как в армии и тюрьме. – Колючие искры посыпались из его глаз. – Не смущайся, мой ангел, скажи ей отчество.

И Неля, словно загипнотизированная, поспешно проговорила – Альфредовна.

– Я так и знала, что ничего нашего русского в ней нет. И отчество заковыристое, заграничное. Откуда такие, только взялись? Просто свалились на нашу голову. Поникшая Таисия шмыгнула на кухню. Алекс, обняв Нелю, увел ее в комнату.

С этого дня соседи, будто усвоив его урок и поняв, что перед ними не светский, «недоделанный аристократ» Викинг, а очень близкий, такой же, чем-то похожий на них, Леша, притихли. Нелю больше не задевали и в далекую страну не отсылали. Даже Агнесса Сергеевна, прониклась к нему симпатией, ощутив и свою причастность к опеке мужа Нели. Заканчивались дни подготовки Нели к операции. Она обрела спокойствие и уверенность в себе.

Как и обещал, Леша взял на себя все заботы о доме и быте Нели. Никаким физическим трудом она больше не занималась. Не только уборкой их комнаты. Когда подходила ее очередь мыть места общего пользования, то пол блестел, как рассыпанное солнце. Соседи никак не могли «взять в толк, с чего молодой русский парень эдак старается – взрослую бабу холит и лелеет. Уж точно прописка нужна. Странно, что сейчас не требует. Так бы ему площадь досталась».

Слыша эти разговоры, Неля сама часто подумывала, что надо настоять на фиктивном браке и прописать его. Кто знает, чем все закончится. А так она отблагодарила бы его за внимание и теплоту отношений. Ведь он взвалил на свои плечи, кроме всех бытовых проблем, еще и помощь в печатании документации ресторана. Леша старался, отвлечь ее от грустных мыслей, это ему удавалось. То неожиданно, раздавался звонок и он сообщал, что взял билеты в кино, то вызывал ее в сад «Эрмитаж» послушать музыкантов, то в открытое окно влетал букетик недорогих цветов. Бывали вечера, когда он устраивал незамысловатый ужин при свечах и воздушные отблески свечей, игриво колеблясь на потолке загадочными тенями, создавали сказочность обстановки. В эти моменты Неля совсем забывала о Викинге, о своей «негасимой любви» к нему и думала, что ей очень повезло встретить такого друга. Как ни странно, начинала понимать, что не только привыкает к его некой грубости выражений по отношению к другим, но и привязывается к нему и без него ей не хочется оставаться. Ведь он окружил ее вниманием, трепетным отношением, которыми ни один из познанных ею мужчин, даже Викинг, никогда ее не одаривал. Горячо любимый ею он, не проявлял такого всепоглощающего участия. И она поверила, что Леша действительно искренне любит ее, как он сам не раз говорил «до беспамятства».

Иногда Леша отлучался из дома, объясняя, что идет на свой «БАМ». Грузить ящики то в винном магазине, то в продуктовом, после чего у них на столе появлялись разные деликатесы и такие дефицитные бананы и апельсины. На вопрос Нели, «на какие деньги куплены столь ценные продукты?» – он отвечал, что кроме «трешек» с ним расплачиваются и продуктами за столь тяжелый труд.

– Но выходит, что это воровство. Апельсины, бананы, буженина имеют свою цену.

– Но воруя не я, – насмешливо откликался Алексей. – Какое мне дело, что директорша дает несколько апельсинов и бананов для больной жены. Все равно все списывается. Неужели ты такая наивная, что не понимаешь, что в стране все воруют. «Отначивают» маленькую частичку из того, что украли сами. Да и что печалиться о какой-то ерунде.

– Но ты становишься соучастником. Пожалуйста, в следующий раз или заплати, или лучше вообще не бери. Без деликатесов мы проживем.

– Хорошо, любимая – ласково прижимая Нелю к себе, продолжал он успокаивать ее. – Любое твое желание для меня закон. – Она оставалась довольна собой, доверяя сказанному Алексеем, чувствовала, что испытывает не только благодарность к нему, что ее устраивает такое положение в семье. Словно превращалась в «его хозяйку», а он «безвольного исполнителя любого ее желания».

Неожиданно для себя она ощутила, что больше не замечает возрастной разницы между ними. Что, дурачась, он ее вовлекает в эти игры, где она становится просто девчонкой. И эти его, на первый взгляд, дурацкие записки-расписки о том, что он «ее действительно любит с большой буквы – горячо и преданно, нежно и трогательно. Эта расписка действительна по первому предъявлению и требованию в любое время года и суток», грели ее самолюбие и душу. Конечно же, она осознавала всю нелепость этих пассажей, когда любят, не пишут таких идиотских посланий. Также хорошо видела – подобным образом, он старается облегчить ее состояние.

Неожиданно для себя, она увидела, что Леша недурен собой, статен и даже в своем старомодном бостоновом костюме, привлекателен и вызывает интерес у женщин. Но главное что, если бы действительно «цеплялся за Москву» мог жениться не только фиктивно, но и «взаправду» на многих женщинах. Такое Неля уразумела, когда прошел месяц их совместного проживания, в конце концов, решила его познакомить с Ниной. До дня знакомства, успела рассказать уже бывшей актрисе о своем друге. О том, что он мастер на все руки, что сейчас она не знает никаких забот. И самое важное, не устает говорить, что любит ее, Нелю. Да, это, правда, она намного старше его, но начинает верить, он и в самом деле испытывает это чувство. Ведь между ними нет близости. Другой мужчина, наверняка, постарался бы сблизиться, чтобы еще больше привязать женщину.

Наступал день рождения Нины, и она пригласила Нелю вместе с Лешей. Хотела увериться – насколько друг ее «Нелички» искренен и честен с ней. Уж она-то в людях разбирается, как никто другой. Ведь предупреждала о Викинге, но она, Неля, не послушала ее. Теперь, вообще, непонятный случай. Викинг, хотя бы был москвич. Как-никак, пускай непостоянно, но все же, приносил в дом деньги. Этот, как она, Нина, услышала – не работает, да еще и не москвич. Видно, неспроста он «прилепился» к ее девочке. Она, дуреха, не понимает, что еще успеет насладиться жизнью. Так нет же пригрела то ли бомжа, то ли тунеядца. Да, небось, в придачу, на свои заработанные гроши, содержит его.

– Нет, он и сам старается заработать деньги, – сопротивлялась Неля. Ведь фрукты и деликатесы, что я вам приношу – заработаны им. Сейчас у него нет прописки, но я все равно его пропишу.

– Конечно же, мужчина в доме более достоин прописки, чем я, когда была молода и хороша, – встрепенулась, вспомнив прошлое, Нина.

– Да я в благодарность, – слабо защищалась Неля от нападок Нины.

Чтобы не ударить, как говорится «в грязь лицом», в то же время «утереть нос» Нине, Неля начала готовиться ко дню рождения заранее. Благодаря той же приятельнице, которая помогла с устройством на работу, Неля «достала» модные и дефицитные в то время польские духи «Может быть». В один конверт с духами, решила вложить десять сэкономленных рублей. Как-то она обмолвилась, сказав Леше, что было бы верхом значимости их появление на дне рождения с курицей в руках. Тогда этот продукт стоил намного дороже мяса и считался почти деликатесом. Тем более Неля не раз слышала, как Нина часто приговаривала, как ей хотелось бы порадовать Глебушку, хотя бы куриным крылышком. Но, к сожалению, ей, Нине такая роскошь недоступна.

– Вот будет радость, – размышляла Неля, – если купим курицу. Принесу заранее, чтобы к приходу гостей она была бы запечена.

Конечно же, Леша понял ее намек. Ко дню рождения подруги Нели принес не одну, а две курицы.

– Зачем такие траты? – вопросила Неля, – было бы достаточно принести и одну.

– Кто сказал, что обе на день рождения? Одна для нас, вторая – для твоей актрисы. Мы можем, и дома праздник устроить. Свой праздник с моей Лелюшей.

Неля сделала вид, что не заметила ласкового прозвища, которое маленьким воробышком выпорхнуло из его уст. Но зато почувствовала, что от этого имени, по всему телу разлилось тепло, подступив к самому горлу. Все же продолжала выяснять, на какие деньги он сумел купить обе курицы.

– Все дорого стоит. Мы не можем сейчас позволить себе роскошествовать.

– Одну мне дала директорша в половину стоимости за хорошую работу. Вторую птицу я «стырил», пока никто не видел.

«Стырил» то есть украл, – взбеленилась Неля. – Господи, какой позор!

– Да, нет. Это шутка. Чтобы тебя подзадорить. Мою чистую и незапятнанную. Такую всю благонадежную и законопослушную, – с едва слышной насмешкой просто промурлыкал Леша. Так впервые, она услышала это слово «шутка», сопровождавшее их семью все годы совместной жизни.

Наступил день рождения, Неля пришла раньше, с Лешей договорилась, что после работы он зайдет домой, переоденется и, если появится возможность, «присмотрит» недорогой букетик цветов. То, что она купила духи и вложила в конверт десять рублей, говорить не стала. Понимала, что из общего бюджета потратила намного больше, чем предполагала. Нина подаркам очень обрадовалась, сказав, что давненько ее девочка не баловала подругу столь замечательными сюрпризами.

– Курицу, конечно, запечем. Но на стол я выложу только половину, остальную оставлю нам на завтра с Глебушкой. Разделю на небольшие кусочки, декоративно украшу отварным рисом с солеными огурчиками. Получится эстетично и соблазнительно. Тем более соберется всего шесть человек. Ты со своим ухажером, я с сынулей и две мои приятельницы. Они недавно появились в моем окружении, ты их не знаешь. Бывшие мои клиентки, стали подругами. Я сделала вкусные салаты – еды хватит.

– Ну почему она такая скряга?! Каждый раз одни и те же причитания, – размышляла про себя Неля. Ведь не все так тяжко в ее жизни. Ту же курицу может сама купить. Стыдно будет перед Лешей.

Леша, как и договорились, пришел с букетом цветов. То, что на столе появилась только часть злосчастной птицы, сделал вид, что не заметил. Но такого Лешу Неля еще не видела. Казалось, что он решил всех обворожить. Даже на услышанное им, как бы невзначай брошенное замечание одной из приятельниц Нины, какое старомодное на нем одеяние, он парировал, в миролюбивой манере.

– Я, знаете ли, в душе консерватор. Меня притягивает прошлое. Оно возвращается и становится неожиданно самым модным и успешным. Но из глаз Леши сыпались насмешливые искорки.

Он блистал красноречием, юмором никаких скабрезностей не вылетало из его рта. Он не переставал удивлять Нелю не только гладко льющейся речью, но и познаниями в различных областях. В какие-то мгновения ей стало казаться, что он намного старше ее и больше понимает в жизни, чем она. Неля заметила, как зачарованно и с интересом приятельницы Нины всматривались в него. Даже перехватила кокетливые взгляды и чувство ревности, что он пользуется успехом, начинало захватывать ее.

Но, не смотря на свой успех, Леша мягко-лучащимися взорами обволакивал Нелю, ласково обхватив ее рукой за плечо. Этими посылами он успокаивал ее, говоря, что кроме нее, для него никто не существует. Что принадлежит только ей, и нет причин для беспокойства. В этот вечер Неля и правда ощутила, что при желании получить московскую прописку, он смог бы увлечь многих женщин и жениться на них. Она еще больше поверила в то, что он любит ее. Вдруг, словно молния, ее озарило, со всей ясностью промелькнуло ощущение, что не хочет с ним расставаться. Что именно с ним хочет иметь полноценную семью, а не фиктивную. Да, она не любит его, не сгорает от страсти, как к Викингу. Но он стал ей не безразличен и даже интересен.

Сколько раз она ловила себя на том, когда поздно возвращалась домой и видела свет в своем окне, понимала, что Леша дома и чувство радости заполняло ее душу. В эти мгновения осознавала, что она не одна, что возвращается не в пустую комнату, а туда, где есть человек, который ждет ее. И главное – он бережно относится к ней, она в нем чувствует свою защиту. В этот вечер она решила, что выйдет за него замуж. И будет вечеринка. Необходимо, чтобы муж ее устроился на нормальную работу, чтобы к следующей осени он поступил в свой институт.

Когда возвращалась домой, Неля призналась Леше, что не хочет его терять, что привыкла к нему и он интересен ей.

– Я хочу быть с тобой, – тихо произнесла она. – Я хочу нормальную семью. Ты мне не безразличен. Пока я еще не люблю тебя, но очень привязалась к тебе. Ты мне нужен. Постараюсь быть для тебя хорошей женой, верным и надежным другом. Другом, на которого ты можешь всегда рассчитывать и надеяться, чтобы с тобой не произошло.

– Я чувствую, что ты не любишь. Приложу все усилия, чтобы ты прониклась ко мне тем же безграничным чувством, которое испытываю к тебе. Друг, мой сердечный, – произнес Леша в свойственной высокопарной манере, которая так раздражала Нелю, – без твоих взбалмошных, эксцентрических штучек, без этих нюансов, подчас едва уловимых, ставших частью моей человеческой сущности, я своей жизни не представляю. Я люблю тебя искренне и безмерно. – Он нежно поцеловал ее в щеку.

С этого вечера Леша перестал спать на полу. Она ощутила чувственность и нежность, которые были ей недоступны после разлуки с Викингом. Утром, открыв глаза, она увидела, склонившегося над ней Лешу с подносом в руках, на котором стоял приготовленный завтрак. Обычная его, искривленная и ставшая дежурной, улыбка, казавшаяся Неле, дурацкой, вновь вызвала раздражение. Ей даже показалось что на его лицо была натянута маска.

– Ну, наконец-то, моя крошка, проснулась. Вот тебе и завтрачек готов. – И опять он стал ей видеться несуразным и глупым.

– Ой, я забыла. Мне сегодня с утра надо было зайти в одну контору. Возможно, появится еще одна работенка. Будут лишние денюжки. – Произнеся слова «работенка и денюжки», поймала себя на том, что уподобляется Леше. И невольно образ Викинга возник в ее голове. Конечно же, он бы себе не позволил такие просторечия. Но это ее выбор.

– Не надо думать о деньгах. Я тебе обещал, что все у нас будет. Ты станешь королевой, – и он вызывающе посмотрел на портрет Викинга, словно ведя с ним мысленную дуэль за обладание Нелей. – Первое, самое главное, что должно тебя заботить, моя замечательная, так скорейшее выздоровление. Деньги потом, они основная прерогатива любящего тебя муженька.

Но все же, после завтрака, она ушла и почти до вечера ходила по улицам, размышляя не только о своем поступке, но и о не сложившейся жизни. Через несколько месяцев ей стукнет тридцать шесть лет, а она без семьи, без детей. Больная, никому не нужная, только Леше и не может понять – зачем она ему. Они так во всем отличаются друг от друга, что можно только диву даваться – почему они вместе. Хорошо, что у нее есть Нина. Какая бы прижимистая и злоязычная не была, но та привязана к ней, Неле, искренне и на всю жизнь. Интересно, каким Нина увидела Лешу? И она направилась к дому Нины.

Как поняла Неля, ее «ухажер», при всем том, что сумел очаровать приятельниц Нины, у нее самой вызывал только тревогу и беспокойство за судьбу самого близкого и родного человека после сынули.

– Ты обратила внимание на его руки и глаза? – Нина укоризненно вглядывалась в Нелю, будто заранее старалась определить степень ее неосведомленности, безаппеляционно продолжила, – такие руки Ломброзо определил как руки человека, склонного к преступлениям.

– Какое мне дело до Ломброзо! – возмутилась Неля. – Он что, лично знаком с Лешей? Был его лучшим другом или свидетелем преступления?

– Да ты, хотя бы знаешь, кто такой Ломброзо? Впервые слышишь? Так мне о нем мама еще в юности рассказывала. Великий ученый-психиатр, создавший теорию о потенциальных преступниках. С тех пор я так и определяю людей.

– Только мне не хватало хваленого психиатра. Без него соображу что делать.

– А в глаза «ухажера» ты за время, проведенное с ним, всматривалась? – продолжала на своем настаивать актриса. – Они будто залиты маслом, через которое ничего не видать. Когда чувствует, что за ним никто не наблюдает, из них исходят только стрелы ненависти и злобы. Он мне не нравится. Подумай, так ли тебе необходим этот альянс.

– Но я привыкла, что он рядом, – как обычно, начала оправдываться Неля. Иду домой – знаю, что он меня ждет, а не кого-то другого и не забегает на час от своей жены. Знаю, что поможет выкарабкаться из трудной ситуации, в которой сейчас нахожусь. Я не люблю его и вряд ли когда-нибудь обрету это чувство к Леше. Очень часто своими поступками он повергает меня в недоумение, и даже раздражение. Но, потом, неожиданно, все сменяется подкупающей искренностью. И тут же какая-то напускная, а может и истинная, хамоватость и неотесанность просто выпирают наружу. Я ему уже дала надежду, что помогу с устройством в Москве. От своего слова отступать не хочу. В конце – концов, всегда можно развестись.

– Естественно развестись сможешь в любую минуту, – утверждающе произнесла Нина, а что будет с пропиской. Не понимаешь – затем просто сгноит тебя, чтобы даже воспоминаний не осталось. Впрочем, поступай, как знаешь. Ты уже взрослая тетенька, – она так впервые назвала Нелю, подчеркивая свое презрение к решению подопечной. То, что стала близка с Лешей, Неля подруге рассказать не решилась, боялась еще более бурной ее реакции.

Домой она возвращалась поздним вечером. На подступах к дому почувствовала чье-то касание. Повернув голову, увидела Душу, на плечи которой был, накинут дорогой жакет из жеребка, а на безымянном пальце сверкало золотое кольцо с большим бриллиантом, усыпанное вокруг мелкими изумрудами.

– Ну, что, – насмешливо улыбаясь, приговаривала Душа. – Все же решила отомстить Викингу, связавшись, как говорит подруга, с «ухажером». Не понимаешь, что от недуга можешь излечиться и без чьей-либо помощи. Надеешься, что узнав о твоем выборе, Викинг тут же вернется. Не будет такого. Никогда. Он отрекся от тебя. Так же, как и «ухажер» в удобный момент уйдет от тебя.

– Интересно, где она такие вещи берет? – озадачилась Неля.

– Это твои желания, словно подслушав ее, ответила Душа и внезапно исчезла, так же как и появилась.

Стоя на пороге дома, Неля еще не переставала думать – надо ли ей, в самом деле, связывать свою жизнь с человеком, которого она практически не знает, и спросить о нем не у кого. Что узнала – услышала от него самого. Какие еще могут быть тайны в «сундучке» жизненных кладов. И все равно ее решение помочь мужу оставалось незыблемым. Леша был недоволен столь долгим отсутствием Нели. Первое, что она услышала, стало:

– Где тебя черти носили?! Я не знал, что думать. Телефона подруги не знаю, ресторана тоже не знаю. Всякие мысли в голову лезут. Было трудно позвонить и предупредить? Мол, приду поздно. Противно одному сидеть в этой узкой камере-одиночке.

– Так что?! Моя комната напоминает тебе камеру, – возмутилась Неля. – Может быть, а я от своего обещания не отказываюсь, завтра же подадим заявление в ЗАГС, затем пропишу тебя. Можешь устроиться на работу и снимать себе жилье.

– Ой, малышечка, прости идиота, – Леша бросился на колени, обхватив Нелю за ноги. – Я так скучал по тебе, – он своим маслянисто-заискивающим взглядом всматривался в нее. – Было досадно, что не ведаю где ты, что с тобой. Тем более твоя актриса мне не понравилась. Все время старалась показать – ты принадлежишь ей, и может командовать тобой как хочет. Я представил, что ты у нее, и она науськивает против меня. Я ведь так тебя люблю, что становится страшно от одной мысли – вдруг бросишь меня.

– Хорошо, – смягчившись, вымолвила Неля. – Встань я тебя прощаю. Будем ужинать.

И словно не было сцены самоуничижения и маслянистого взора, его глаза, отведенные в сторону, уже заполнялись едва заметным презрительным равнодушием. Отчетливо, со стальными переливами, он произносил тоном, не терпящим спора.

– Распишемся. Потом. После того. Как пройдет операция. Встанешь на ноги. Окрепнешь. Будешь здорова.

В голове Нели, то угасая, то обретая силу, начала биться фраза, оброненная Ниной. «У него руки убийцы». Почему она так решила, – недоумевала Неля. – Ничего подозрительного в нем не видно. Только те признания в краже, обернувшиеся «дурацкими шуточками». Надо отучить от таких экзерсисов. А руки – руки источают тепло, нежность и заботу. – Решила – не будет больше обращать внимания на слова Нины. Видимо, Леша, в самом деле, прав, когда сейчас успокаивая ее, говорит, что Нина завидует ей. У нее, Нели, есть заботливый и любящий ее человек.

Внезапно, Леша напомнил об одном эпизоде на дне рождения. Увидев на указательном пальце Нины красивое кольцо, взял актрису за руку, начал разглядывать ювелирное украшение. Золотое кольцо необычной прямоугольной формы с большим алмазом посредине, вокруг которого, словно маленькие звездочки, оттеняющие весь блеск большой звезды, была рассыпана бриллиантовая крошка. Кольцо и его историю, рассказанную Леше Ниной, Неля знала и помнила еще с юности.

– Какая прекрасная работа, – заметил Леша. – Я видел много золотых изделий, но это очень эстетично.

– Да, – подозрительно посмотрев на «ухажера», – оно действительно прекрасно, – каким-то напряженным голосом произнесла Нина. – Мне его подарила мама. Оно переходит из поколения в поколение, еще от моих предков-дворян. Я кольцо не держу дома. Беру у своих родственников по случаю торжеств, от греха подальше.

Неля недоуменно уставилась на Нину, все в ней клокотало от возмущения.

– Зачем она врет про кольцо. Ее мама, еще, когда была жива, рассказывала, как его приобрела. В конце сороковых, в Тбилиси, у армянских эмигрантов из Франции, купила кольцо, чуть ли не за бесценок и подарила дочери. Что Нина хочет показать ничтожность происхождения Леши?!

Продолжая держать Нину за руку, Леша запальчиво произнес.

– Ничего. У моей малышки будет, правда без родословной, но очень красивое, – выпалил Леша, – и в скором времени. – А Неля ощутила, что ей и в самом деле впервые в жизни захотелось иметь кольцо с бриллиантом.

– Но у вас пока что не те обстоятельства, – возразила Нина.

– Надеюсь, что полоса сомнений и обездоленности скоро закончится. – И глаза Леши вдруг озарились таким блеском, будто отблеск бриллиантов от электрического света затрепетал них.

Теперь ты понимаешь, – продолжал внушать Неле Леша, – актрисе, конечно же, бывшей, невмоготу, что я хочу и смогу сделать такой подарок моей любимой. Я обещал, что будешь у меня недосягаемой. Птицей высокого полета. Все подруги обзавидуются тебе.

Нет, Нине не остудить моего решения быть с Лешей. Ничего разрушить ей не удастся. Идеальных людей нет. Его плюсы перевешивают минусы.

Казалось, что она и сама еще не совсем убеждена в своем решении, стараясь отметать сомнения. Оставались считанные дни до появления Нели в больнице. Можно сказать, что внутренне она была довольно спокойна в ожидании столь кардинального лечения. Знала, что у нее есть опора, благодаря которой преодолеет все трудности. А, за два дня до больницы позвонил Викинг. В квартире никого не было, кроме нее. Леша ушел, как он говорил «на свой Бам». Соседи – кто на работу, кто по разным делам, даже Агнесса Сергеевна, спящая почти до вечера, тоже куда-то исчезла. От неожиданности звонка возлюбленного, все в Неле в напряжении затаилось. Ведь она опять услышала такие знакомые, такие любимые бархатистые переливы его голоса.

– Майне мейделе, рад слышать тебя. Два месяца назад я сел за работу. – Она почти не понимала, что он говорил. Только ощущала, что кровь застыла в ней, и от закравшейся сладкой тоски сердце учащенно пульсировало. Единственное, что звучало в ней и захватывало всю ее целиком, было: «как же я люблю его. Не могу без него жить». Отрезвляющим был вопрос «что делать с Лешей?» От голоса Викинга, произносимых им слов, чувствовала, что слабеет и еще немного как трава скошенная косцом, может упасть на пол.

Викинг рассказывал, что за два месяца разлуки написал пьесу о ней и о себе. Отдал пьесу в один из театров, кажется, ее примут к постановке.

– Девочка, моя, почему ты не сообщила, что с тобой произошла беда? Почему об этом я должен был узнать вчера от Нины. Я бы всегда помог тебе. Ты для меня всегда была и остаешься самой любимой женщиной на свете.

Он еще что-то хотел сказать. Внезапно его голос, почти шепот, словно микрофон телефонной трубки был прикрыт, зазвучал где-то далеко. Но Неля все-таки отчетливо услышала, как женщина торопит Викинга заканчивать разговор, так как они уже опаздывают на «решающую встречу».

– Детка, еще немного и я закругляюсь, – оправдывался Викинг. – Я разговариваю с редактором. Очень важный для меня момент. Да, – опять его бархатные модуляции достигли Нелиного уха, – я готов ко всему. Обязательно внесу свою лепту.

Грусть заполнила ее существо, растворяясь в осмыслении, что она девочка, а та детка, что опять будут украденные мгновения, часы, дни, переходящие в годы неопределенности и опустошения.

– Нет, не хочу.

Неля сама не заметила, как безразличие зазвучало в ее голосе: «нет, мне ничья помощь не нужна. У меня есть муж. Он позаботится обо мне» Она положила трубку.

Операция прошла благополучно. Хотя какое-то непонятное озорство, ничем неоправданное чудачество Леши, вызывали в ней не только восторг, но и недовольство, она постаралась не обращать на них внимание. Он ее не подвел и сделал все возможное для скорейшего выздоровления. После выписки из больницы, Леша привез ее домой, Неля увидела красиво накрытый стол, уставленный всякими яствами и бутылку шампанского.

– Это в честь твоего выхода из заточения и полнейшего выздоровления. – Леша встал на колено и незаметно для Нели вытащил из кармана маленькую коробочку. Открыв ее, он торжественно произнес. – Предлагаю тебе руку и сердце. Будь моей женой, – немного замявшись, он продолжил, – официальной.

Неля увидела золотое кольцо с небольшим бриллиантом. От возбуждения ее глаза заблестели, щеки зарумянились. Она никак не ожидала столь быстрого исполнения обещания. Ощутила, что давно в ней таилось желание видеть на своем пальце кольцо с бриллиантом, а еще больше обручальное.

– Да, я согласна быть твоей официальной женой, – глаза Нели радостно искрились, словно подтверждая ее согласие.

Леша, словно не видя радостного возбуждения Нели, продолжал свою торжественную речь.

– С этого дня мы с тобой открываем путь новой жизни, освященный шампанским, которое только пригубим.

Глядя на коробочку с кольцом, неожиданно сникнув, Неля спросила: «Где нашлись деньги на столь дорогой подарок, да и на застолье тоже?» Она хорошо знала. У них никаких накоплений не было.

– Кольцо украл в магазине, незаметно. Продавщицу отвлекли. Коробочку положил в карман и был таков.

– Все! На этом праздник заканчивается. И всякие отношения тоже. Мужа-вора я не хочу. Живи, как хочешь, таких поступков терпеть не буду, – кипела от гнева Неля.

– Милая, это просто шутка. Вот тебе квитанция. Специально сохранил, думал вдруг не подойдет, чтобы могли пойти поменять на нужный размер. Деньги, все это время, мне присылала мама, я тебе ничего не говорил, хотел порадовать к выходу из больницы и исполнить обещанное. Можем сейчас позвонить маме. Она знает, сегодня ты дома.

– Но ты взрослый, чтобы просить помощь у мамы, – успокоившись, выговаривала Неля. Зачем так идиотски шутить!? Все настроение насмарку.

– Даю слово, шутки будут другие. Ну, принимаешь мое предложение?!

– Тогда-то она и заметила, что глаза Леши могут быть не только маслянисто-влюбленными, но издевательски-насмешливыми. И снова решила не обращать на это внимание. Действительно, она держала чек в руках, а, померив, кольцо, увидела, что оно ей велико. Завтра же они идут в магазин менять на меньший размер. Заодно, присмотрят и обручальные кольца. Что плохого в том, если его мама хочет помочь, пока у него нет ни постоянной работы, ни прописки. Да и в институт ему надо поступать. Вот сейчас они решили – он уедет через неделю к маме на два месяца, на свое любимое побережье. Там устроится на работу, чтобы был какой-то стаж. Затем он вернется, они распишутся, и тогда действительно начнется новый период ее жизни.

Именно, в тот день на пути к новой жизни, для себя поняла, что может и не любить мужа, но будет всегда поддерживать его во всем. Что у него есть характер и целеустремленность, что он всего добьется. Ее жизнь может стать благополучной, даже в некотором роде приятной. И главное, ее постоянные раздумья о мужчине, который занимал все помыслы, без которого она не мыслила своего существования, не будут возвращаться к ней. Словно, избавившись от болезни физической, она одновременно избавлялась и от своей душевной немощи.

Когда Леша был далеко, живя в родном городе, Неля сняла со стены портрет Викинга и попросила Нину, передать его бывшему возлюбленному. Словно, рвала последнюю нить, связывающую ее с ним. О своем поступке сообщила Леше в письме, чему тот был очень рад.

– Не переживай, Лелюша! И продержимся и просодержимся, – писал тот в ответ. Только бы не проматывать бездарно время. А умников, моя родная, я тоже повидал на своем хоть и коротком веку.

– И она больше не сомневалась – с Лешей сможет жить. Что будет уверенна в нем. Что он никуда от нее не денется.

Решение, принятое до отъезда жениха, после его возвращения, было выполнено. Они официально стали мужем и женой. Неля его прописала, Леша сразу устроился на работу чернорабочим большого завода. Хотел, чтобы была «достойная биография» для поступления в институт. Нина, как могла, выражала свое недовольство поступком подопечной, но сделать ничего не могла. Заявила, что Нелю она всегда рада видеть в своем доме, но только без «внушающего подозрения типа. Уж лучше ты бы оставалась с Викингом, чем с этим неандертальцем» На этом и согласились, потому что из-за Леши рвать отношения с Ниной Неля и не думала, но и мужа терять не хотела.

Летом они «вместе» поступили на заочный факультет того самого института, из которого его выгнали пару лет назад. Почему «вместе», да только потому, что Неля помогала мужу готовиться к экзаменам, искала необходимые материалы, штудируя их вместе с ним. Даже ездила с Лешей в институт в те дни, когда он сдавал экзамены. Без нее он отказывался идти, считая жену своим талисманом.

Все у них шло хорошо. Неле виделось, что неожиданная везучесть, настигла ее. Мало того, что она оправилась от болезни, и муж поступил не только на работу, но и в институт, но еще одна удача посетила ее. Неля распрощалась с рестораном. Та же приятельница предложила новое место работы. В качестве машинистки Неля должна была ежедневно находиться в редакции молодежного журнала. Ей казалось, что новая работа не только привлекательна для нее, ведь она была рядом с людьми схожими с Викингом, но и повышала ее статус, как в собственных глазах, так и в глазах мужа.

Через некоторое время, работая в журнале, Неля и сама не заметила, как в ней вызрели желания о той самой благополучной жизни, которую когда-то она сама себе придумала. Было мало одного кольца, подаренного Лешей, жажда приобретения украшений не оставляла ее. И быть одетой по последней моде, становилось обязательным атрибутом красочного существования. Ярлыки новых вещей должны были вызывающе свидетельствовать об их заграничном происхождении. По понятным причинам, для покупки таких вещей, обращалась к спекулянтам.

Она видела, как сотрудники редакции хвалились друг перед другом: то какой-то заморской ручкой, то мужчины показывали недоступные простому обывателю зажигалки фирмы «Ронсон», а наручные часы бывали таких названий, которых она никогда не слышала. Названные цены приводили ее в замешательство. Но ей очень хотелось тоже чем-то выделиться?! И чем она могла похвастаться? Конечно же, любовью своего мужа, который ради нее готов на любые жертвы. Когда сотрудницы спрашивали, – где она достала такую замечательную кофточку? – то неизменно отвечала, как и в других случаях.

– Не знаю. Это мой Леша где-то постарался. Я вообще, даже представления не имею, кто ему помог сделать мне такой подарок. – Леша продолжал носить свой неизменный бостоновый костюм, в то время как Неля преображалась просто на глазах. Запросы Нели вызывали все большее и большее раздражение мужа, у него было свое желание – приобретение автомобиля. Он очень ярко и доходчиво описывал Неле уязвленное самолюбие ее коллег, тем более Нины, когда у нее появится личный автомобиль. Да, Неля была бы не против покупки автомобиля, но понимала – для этого надо копить деньги годами. Те суммы, что водились в их доме, были просто недостаточны для исполнения такого желания.

Через год совместной жизни Алекс заявил, что не хочет видеть мельтешащих перед глазами соседей, и жить в «коммуналке» не хочет. Надо снимать квартиру. Неля согласилась с ним, тем более оплачивать «такую роскошь» будет свекровь. Как-то увиденное в магазине колечко затуманило ей разум. Она, в который раз обращаясь к мужу, будто невзначай, стала рассказывать о корреспондентке, на пальце которой красовалось очень красивое кольцо.

– Представляешь, недавно случайно проходила мимо магазина, с витрины такое же смотрело на меня. Было бы здорово, если бы, когда-нибудь, оно оказалось на моем пальце.

Леша намек понял, но в этот раз его возмущению не было предела. – Никаких больше колец не будет. Хочешь украшения – думай сама, где взять.

От удивления нервозной жесткостью тона мужа, что-то бормоча, Неля замкнулась. Какая-то театральная улыбка бордово крашеных губ, киселем повисла на лице.

Поняв, что сказал что-то не то, он в своей обычной манере продолжил. – Извини, был тяжелый день, не сдержался. Сама знаешь, как ты мне дорога. Я же обещал тебе лучезарную жизнь. Помозгую насчет колечка. Может, украду где-нибудь, – он весело расхохотался. – Ну, конечно же, шучу. Так что мир, моя, роднуля. Иди сюда, – и он, прижав Нелю к себе, начал нежно касаться ее уха, шеи, приближая губы к лицу. Вдруг, остановился, словно что-то вспоминая, произнес.

– Да, кстати, мне надо сделать работу для зачета, помоги, дорогая. Видишь, я не успеваю.

И тут ее поразила мысль: «он будет рядом по мере необходимости во мне» На память пришло выражение Леши о гире, повисшей на ногах, не дающей свободы движения. Правда, говорил он не о ней, а совсем о другой ситуации, случившейся с ним до знакомства с Нелей. Теперь ей стало казаться, что под этой гирей он подразумевал ее. Неожиданное открытие затаилось в бездонности ее глаз, которые устремились на Лешу. Они уже больше двух лет жили на съемной квартире. Еще в самом начале Неля заметила – одна из комнат стала превращаться в склад непонятных для нее вещей. Когда спросила: «что это значит?» – Леша ответил: «есть необходимость подработки для исполнения мечты об автомобиле». С того дня Неля больше не обращала внимания на его затеи и не спрашивала откуда берутся деньги.

Сейчас, когда захотела кольцо, Неле в надсадной веселости тона Леши послышались едва уловимые ноты безразличия, отчужденности его чувств к ней. И именно в этот момент ей пришла дикая идея проверить мужа. Вполне возможно, хотела потешить свое самолюбие. Может – быть, решила проверить и себя. На самом ли деле он любит ее. И кроме нее, Нели, ему больше никто не нужен. Она, вроде бы тоже шутя, предложила Леше стать любовником женщины – участкового врача и получить необходимое ему освобождение от работы.

– Врач, дама одинокая, можешь стать ее любовником и получить освобождение. В его ответе она не сомневалась. Мол, кроме нее, Нели ему никто не нужен. Но ответа не последовало.

В тот вечер он действительно изменил ей. Она никак не могла предположить, что с такой точностью последует ее совету. Оставаться одной Неля никак не хотела, привыкла к мужу, хотя полюбить его так и не сумела. Приложив все свое умение и силы, вернула Лешу.

Когда, после двухнедельного отсутствия, Леша вернулся, он игриво произнес.

– Это была шутка. Сама виновата. Замучила своими запросами. Надо же было такое придумать. Отправить к незнакомой женщине, – он не успел закончить фразу, как Неля его перебила.

– А ты и побежал. Я тоже решила пошутить. Учти. Еще одна подобная шутка, может оказаться последней в нашей жизни.

О двухнедельном отсутствии мужа Неля ничего Нине не рассказала. Они виделись редко. Съемная квартира от дома Нины находилась далеко, и все общение проходило в разговорах по телефону. Больше всего Неля не хотела слышать самодовольные изречения Нины о правоте своих суждений в отношении Леши. Все опять образовалось в их жизни. Он опять говорил о своей «безграничной любви» к жене, словно заглаживая вину перед ней, старался во всем Неле угодить.

Но Неля больше не доверяла ему. Находясь постоянно в напряжении, ожидала какого-то подвоха в самый неожиданный момент. Через год, грянула внезапность очередной «шутки».

Неожиданно перед Женщиной проплыл в моросящей осени мокрый от влаги вокзал. Огромное, словно декорация, не сочетающаяся с серостью вокзала, белое пятно.

Лепестки шара хризантем, касались щек Нели. Она возвращалась с отдыха на море. Все существо ее будоражило состояние тревоги.

Где ты был? Две недели не могла до тебя дозвониться, застать дома?

Без тени смущения Леша произнес, – Ограбил магазин… – и невзначай обронил «неожиданно убил мента»… Он замолк и, невинно улыбаясь, проговорил, – Шучу.

– Ох, как хорошо она знала это не единожды сказанное им «шучу». В этих «шуточках» каждый раз она чувствовала их оттенок, интонацию. Когда-то он признался Неле, что всегда хочет «выкинуть что-то такое – этакое, чтобы удивить мир». В то мгновение Неля подумала, что произнесенное им, было очередным «удивить мир». Ведь лучащийся необъятной любовью маслянисто льющийся взгляд мужа, обволакивал всю ее целиком, превращая в непроницаемую для волнений капсулу. В такси мысленно подгоняла водителя, хотела быстрее попасть в съемную квартиру, которую они арендовали у знакомых. Желала быстрее оказаться в объятиях мужа, почувствовать его ласки. Напрочь, отогнала «признания» мужа, и не вспомнила о них вплоть до выхода на работу.

Там-то она и услышала о новости, разнесшейся по городу. Об ограблении магазина и жутком убийстве милиционера. В душу ее закрались сомнения. Были свежи в памяти мелкие «приключения» мужа, из которых приходилось его «вытаскивать», о которых она никогда никому не рассказывала, кроме одного человека адвоката – Юрия Антоновича Бурцева. Много лет он сотрудничал с редакцией. Вел рубрику юридической консультации для подростков. Иногда печатал статьи на юридические темы. Но никто в редакции не знал, что адвокат решил написать роман. Текст романа печатала Неля.

Бурцев раз в месяц появляясь в редакции, отдавал в машбюро свои статьи и ответы на вопросы подростков. Он видел исполнительность и ответственность машинистки. Однажды обратился к ней с просьбой отпечатать несколько страниц своего опуса.

– Но я на работе не могу печатать другие документы, – отказывалась Неля.

– Может быть, вы дома будете печатать. Наверняка у вас есть машинка. Я заплачу.

Неля колебалась недолго. Поразмыслив, решила, что «лишние деньги» не помешают и согласилась на предложение Юрия Антоновича.

– Только у меня одна просьба – никому не говорить, что пишу роман. Стесняюсь, вдруг засмеют.

– Хорошо, – ответила Неля, – будьте спокойны. Никто ничего не узнает.

Так между ними завязались доверительные отношения. Именно Бурцев узнавал о «проказах» ее мужа. Началось с того, что Лешу как-то раз задержали в гастрономе самообслуживания. Он попытался спрятать пачку масла в карман. Позвонив Неле из милиции, он, оправдываясь, рассказал, что с ним приключилось.

– Понимаешь, просто забыл, что эту пачку взял в этом гастрономе. До того заходил в другой магазин, хотел масло купить там. Мне показалось, что эту пачку купил раньше, поэтому положил в карман.

Неля сразу же связалась с Юрием Антоновичем и, обливаясь слезами, поведала историю о пачке масла.

– Вы знаете, Леша очень хороший человек. Трудолюбивый, энергичный. Ведь только благодаря нему, я живу на этом свете. Он не мог украсть. – Она так убедительно защищала мужа, что адвокат ей поверил. Какие действия предпринял Бурцев, Неля не знала, только через несколько часов муж оказался дома.

Когда они переехали на съемную квартиру, через полгода опять раздался телефонный звонок из милиции.

– Знаешь, меня опять повязали, – с раскаянием проговорил Леша.

– Что на этот раз?

– Разбил витрину магазина. Поскользнулся и нечаянно влетел в витрину.

Снова Неля обратилась к Бурцеву, и снова его выпустили. Правда, пришлось заплатить огромный штраф – двести пятьдесят рублей.

– Мне стыдно все время просить, чтобы тебя выручили, освободили от наказания. – Такими словами Неля встретила мужа. – Сколько будут продолжаться твои «незатейливые проделки»

– А кто заикнулся о маленьком магнитофоне? Я? Нет! Моя дорогуля!

– Я что, просила украсть, купить? В разговоре заметила, что появились в обиходе маленькие магнитофоны. Теперь, что все время выяснять отношения с милицией? Может, там начнешь жить!?

– Я всех ненавижу.

– Кого всех?

– Всех. Ментов. Особенно ментовок. Все они продажные твари.

– Что за ментовки?! Что за уголовный жаргон?! Еще тюрьму свою многолетней давности никак не забудешь, – Неля впервые за несколько лет напомнила ему о тюремном прошлом. Будто опомнившись, продолжила.

– Ладно, выкинь все из головы, Пожалуйста, сделай так, чтобы больше не было таких «неожиданностей».

Когда отдавала Юрию Антоновичу новые отпечатанные страницы его романа, он ей очень серьезным тоном заметил.

– Неля, вам вероятно, надо пересмотреть свою семейную жизнь. Советую как друг, желающий добра. Ни к чему хорошему такое поведение вашего мужа, не приведет.

В редакции никто не ведал о перипетиях семейной жизни машинистки. В общем, Неля старалась скрывать пороки мужа от посторонних глаз. Ведь в свое время обещала быть не только женой, но и верным, надежным другом Леше, чтобы с ним не случилось. Через несколько дней, когда уже услышала на работе об убийстве милиционера, в комнате, превращенной в склад, нашла маленькую револьверную пулю. Ничего не сказав, Леше она спрятала пулю в надежное место.

Обстоятельства насторожили Нелю. Закрались сомнения, не дающие покоя, выливаясь в один вопрос – ее муж убийца или нет. Какими – то окольными вопросами пыталась выяснить, насколько «шутка» мужа, произнесенная на вокзале была правдой или плодом его фантазии. Искренне произнося несуразные вещи, он запутывал жену все больше и больше. В конце концов, не говоря мужу о тревожащих ее подозрениях, сообщила, что устала от его шуток, поэтому подает на развод и уходит жить в свою комнату в коммунальной квартире. Маленькую пулю она прихватила с собой.

Ни соседи по коммунальной квартире, ни сослуживцы Нели, ни Бурцев, ни даже Нина не знали об ее разводе с мужем и довольно странных отношениях между ними. Соседям по квартире сообщила, что ей необходимо ходить в районную поликлинику. Из того района, где снимают квартиру, ездить неудобно. Поэтому чаще всего будет пребывать на прежнем месте жительства. Появление Леши в «коммуналке» удивления, недоумения и кривотолков у соседей не вызывало. Неля время от времени навещала Лешу в съемном жилье. Ее беспрестанно терзала мысль – может быть, бывший муж об убийстве все придумал, пулю на самом деле нашел в лесу. Он ей рассказывал о находке, но, ни разу ее не показал. А теперь она нашла эту пулю. В то же время ей одиноко без него. Поэтому принимает его то – у себя дома, то ездит к нему. И все же печать о разводе в паспорте поставила.

Затем, спустя некоторое время, сумела получить только для себя комнату в коммунальной квартире. Новое место жительства Нелю радовало – оно находилось рядом с домом Нины, и после работы могла приходить к подруге. С Лешей она продолжала видеться. Он помог с ремонтом и обустройством ее комнаты. А Неля помогала ему собирать вещи в съемной квартире для вселения в ее бывшую коммуналку. Когда с переездом Нели и Леши по разным квартирам соседи поняли, что они развелись, пересудам не было конца. Только и обсуждалось как: «ловко эта парочка все провернула. Столько лет притворялась мужем и женой, чтобы дать Москву этому лимитчику» Леша, копируя интонацию чуть ли не каждого из них, со смехом рассказывал Неле об этих пересудах.

Но через год раздельного существования с бывшим мужем, он ей преподнес очередную новость. Он женится, чтобы прописать одну «идиотку», а на полученные деньги купить машину.

Неля сразу поняла, что никакой «идиотки» нет, все в его жизни серьезно, а она остается одна с сомнениями, которые никуда не исчезали. И еще очень хорошо понимала, что она много сил вложила в его статус, он оканчивал свой институт, оставался лишь диплом. Леша не был больше тем несчастным провинциалом, когда-то появившимся перед ней. И теперь все готовое «уходило к другой женщине» Она, сорокалетняя, остается одна, с грузом сомнений и главное никому не нужной. Еще в былые времена при всяких неудачах она обращалась за утешением к актрисе. Так и сейчас она бросилась бежать к Нине.

Как ни странно, Нина терпеливо слушала признания своей подопечной, прорывающиеся сквозь рыдания и всхлипывания. Актриса ни разу не упрекнула Нелю, и не припоминала ей «пророческие предсказания», сделанные еще в самом начале этого брачного союза. Неля же, упиваясь ролью жертвы, говорила о том, сколько она вложила сил в создание и возвышение образа мужа. Она выставляла Лешу всегда перед всеми в лучшем свете, всегда защищала, и можно было подумать, что он просто замечательный, благородный человек. Нина и не подозревает, сколько раз она, Неля, вытаскивала Лешу из ситуаций, когда тот мог просто оказаться в тюрьме. Ведь, благодаря работе в редакции, она наладила необходимые связи для «очищения» образа мужа. Только поэтому его «мелкие приключения» всегда заканчивались благополучно.

Говорила Неля о неблагодарности мужа и его измене двухлетней давности. Тогда она его простила. Хотя официально они находились в разводе, но отношения поддерживали. Теперь, когда достиг определенного положения, бросает ее, оставляет ни с чем.

Как ни с чем, – недоуменно вопросила Нина. – У тебя хорошая работа, своя комната. Живи и радуйся. Более молодых бросают и ничего, как-то устраиваются в жизни.

– Но мне-то уже сорок и кому я нужна со своей комнатой и работой машинистки, – продолжила, всхлипывая Неля. Только в одном она не признавалась подруге, что все «подвиги мужа» провоцировала сама своим неуемным желанием красивой жизни на показ.

– Ну, так и, слава Богу, что осталась без него, – наконец заключила Нина. Неизвестно во что еще бы вляпалась. С твоей-то прыткостью… – Нина хотела еще что-то сказать, но Неля, внезапно перестав рыдать, едва слышно пролепетала.

– Мне кажется, что он убийца. – Едва шевеля языком, стала повествовать о своих догадках, как в шутливой манере Леша на вокзале признался в убийстве милиционера. Потом о дерзком грабеже и убийстве служителя порядка она услышала на работе. Целый год находилась в сомнениях. То, что пуля, на самом деле, год хранится у нее, Неля не сказала. Мол, нашла ее совсем недавно в съемной квартире, еще до переезда мужа в ее комнату, когда ездила за своими вещами, чтобы их сразу перевезти в новое жилье.

И Нина решительно заявила ей, что Неля немедленно должна идти в милицию и сделать заявление о своих предположениях и показать эту пулю.

Я не могу, – ответила Неля. Нет, я киплю вся от злости и ненависти,(что он повесил на меня такие подозрения, а сам)и хочет уйти к другой женщине. Я готова его убить.

– Ну и что выиграешь, тюрьму? Нет, иди в милицию, – настаивала Нина. Я подумаю, – опять едва слышно пролепетала Неля.

– Дай мне пулю, у меня есть очень хороший знакомый, связанный с милицейским управлением. Я ему покажу, посоветуюсь, как лучше поступить в твоем случае, чтобы ты ни с какой стороны не коснулась этого страшного дела. И Неля доверчиво отдала ей пулю.

Возвращаясь домой, беспрестанно причитая одну и ту же фразу: «я убью его. Как мог так со мной поступить?!», она не замечала, как слезы горя и отчаяния текли по лицу. Неля задыхалась от боли, непроходимой обиды. Ненасытная животная нечеловеческая ненависть поглощала все ее существо. Неожиданно она почувствовала, что кто-то идет следом за ней. Обернулась. Душа стояла рядом, одетая в пальто покроя середины пятидесятых годов, под воротником которого был повязан пестрый шарфик. Это была не та дерзкая, всегда насмехающаяся и поучающая Нелю особа. Люся Лихарева, ее школьная подруга двадцатилетней давности, взяв Нелю за руку, успокаивающе произнесла.

– Мне очень жаль тебя. Но ты сможешь быть сильной и все неприятности победить. Сможешь выстоять наперекор всем трудностям. Я рядом с тобой. Так же, как в нашем детстве.

Перед глазами Нели возникла та электричка, из которой, если бы не Люся, ее выбросили бы под откос.

– Но он предал меня. Я чувствую, что он совершил убийство. Оно висит и на мне. И в этот момент хочет еще лучше устроиться в жизни.

– А Викинг не бросил тебя? Не предал?

– Нет. Не предал. Я знала, что у него, кроме меня, еще кто-то есть. Я сама мирилась с этим. Он был совсем другой. Я любила его. Может быть, и сейчас продолжаю любить. В той комнате я была счастлива с ним. А этот отнял у меня комнату счастья.

– Возможно, и к лучшему, что решила обо всем рассказать Нине, – продолжала Люся. Не все так плохо, подружка. Еще найдешь себя и гармонию в жизни.

Но, когда это произойдет? – ошеломленно вопросила Неля.

– Не знаю, – и тут Неля ощутила, что стоит посреди тротуара, недалеко от своего бывшего дома и, словно, невменяемая разговаривает сама с собой.

– Боже, кажется, я схожу с ума, – мысленно пронеслось в голове Нели. Развернувшись, она направилась к своему нынешнему месту жительства.

Через несколько дней на работу к Неле приехали следователи из главного милицейского управления и увезли ее на допрос. Там она поняла, что Нина сама пришла в управление. Никакого знакомого милицейского чина у нее не было. Отдав пулю, рассказала все, что слышала от Нели. Больше суток Нелю продержали в предварительном заключении. Она повторяла одно и то же, что во время убийства ее не было в городе. Это могут подтвердить на работе и в доме отдыха, где она находилась. Донести о том, чему она не была свидетелем – ну, никак не могла. Что она слышала много разных «шуток» от бывшего мужа, поэтому и «шутку» об убийстве приняла за «очередную его фантазию».

Уже год, как она находится с ним в разводе, после которого жили раздельно. Сейчас обитает совсем в другом районе. Пулю нашла недавно, на съемной квартире, когда приехала забрать кое-какие свои вещи. Бывшему мужу о находке ничего не сказала и не спрашивала. Помнила, что когда-то он ей рассказывал, что нашел в лесу «пульку». Может быть, он врал про лес, а может быть, все было действительно так. Свои подозрения и сомнения почувствовала только недавно, о чем поделилась с подругой, та ей обещала все разузнать у знакомого, потом решить, как быть в дальнейшем.

– Да, правильно, – сказал один из следователей. – Она нам и принесла эту пулю. Сейчас вас отпускаем, дадите нам подписку о невыезде из Москвы.

Выйдя из заключения, Неля прямиком отправилась к Нине.

– Вы что?! Решили посадить меня в тюрьму? Как я могла донести о том, в чем не была уверена? – яростно набросилась Неля на актрису. – Я так доверяла вам. Теперь, с вашей «легкой руки» получается, что я соучастница. И как мне возвращаться на работу?

– Потому что, дуреха, находилась бы еще долго в сомнениях, терзая свое и мое сердце. А так мы покончим с ним, – парировала Нина. – Не хотела понимать, что связалась с бандитом. Я тебя избавила от него. Его от твоей комнаты. Его новую «возлюбленную» от московской прописки.

– Вы со мной поступили подло! Неужели не понимаете этого?! И чем вы были лучше его, когда обокрали меня в детстве, а когда решили не отдавать плащ Ленечке? Только тем, что не убивали никого, – впервые в жизни за все многие годы, Неля, не боясь скандала, выговаривала подруге все, что думала о ней.

– Убирайся вон, неблагодарная свинья. Значит, все держала в себе, чтобы в нужный момент вспомнить – завизжала Нина.

Хлопнув дверью, Неля ушла от подруги, с терзающим ее вопросом: «как теперь возвращаться на работу с позорным пятном – то ли подследственной, то ли свидетеля».

Не успела Неля вернуться домой, как на нее обрушилось новое известие. Позвонила Агнесса Сергеевна, с которой Неля все годы замужества поддерживала отношения. Старая женщина от волнения с трудом выговаривала слова. Сначала это были непонятные звуки, напоминающие мычание, потом справившись с волнением, с дрожащим от ужаса голосом просто выбрасывала в трубку слова.

– Нелин… Револьвер… Арестовали… Надели наручники.

В конце концов, Неля поняла, что в квартиру нагрянул, чуть ли не целый отряд милиционеров и следователь, который потом допрашивал всех жильцов по очереди. В темной общей комнате, где у каждого квартиранта было свое место, складывались ненужные вещи, в старом тряпье Леши был найден револьвер, модный складывающийся японский зонтик и даже рулон синтетической кожи. Все было прикрыто, и даже кое-что, в том числе и револьвер, завернуты непонятно откуда взятым чуть ли не помойным тряпьем. Жильцы с ним ругались из-за этого тряпья, мол, он развел антисанитарию. Грозили это тряпье выбросить, если он сам им не займется.

– Нелин, – продолжала Агнесса Сергеевна, – мы пережили страшные часы. Каждого долго опрашивали. Как вы могли привести в дом такого человека!? Разве его сравнишь с литератором.

Но он вам нравился. И не раз вы обращались к нему за помощью, – и Неля повесила трубку.

На работе к Неле отнеслись с сочувствием, а Юрий Антонович вызвался выступить ее защитником. Разобравшись со всеми тонкостями дела Нели, он успокоил ее, сказав, что услуги адвоката ей не понадобятся. Надо ждать суда. Через полгода прошел суд. В процессе судебного заседания Неля узнала, что револьвер был украден Лешей более десяти лет назад. Окончив десятый класс, он думал, как ему «отвертеться» от армии. Надумал прострелить себе ногу, поэтому решил украсть револьвер у соседа сержанта милиции. Из-за пристрастия к спиртному жена бросила соседа и он жил один. Одним утром Леша, найдя дома нераспечатанную бутылку портвейна, «опохмелил» содержимым соседа.

Сержант так напился, что упав головой на стол, захрапев, крепко уснул. Натянув на руки, заранее приготовленные резиновые перчатки, Леша выкрал из шкафа, куда пьяный сосед, не думая, при нем бросил револьвер. Ему даже не пришлось искать, куда милиционер кладет оружие. Затем Леша убежал к морю, там недалеко находилась свалка, и выкинул перчатки. Когда бежал к свалке, нечаянно задел барабан оружия. Из него выкатилась пуля. Он спешил. Подняв ее, он вместе с револьвером, обернув их тряпкой, зарыл все под деревом в саду. Сержанта уволили за халатное отношение к оружию, он не помнил, где его оставил. Ногу Леша не прострелил, стало страшно, а от армии все-таки с опозданием «отвертелся» Где бы он ни жил, револьвер с вставленной пулей на место, всегда был припрятан. Никто не знал, что у него хранится оружие. Скорее всего, пряча его в съемной квартире, он не заметил, как из барабана револьвера опять выкатилась пуля, затерявшаяся затем в складе его вещей. А Неля случайно ее нашла.

Бывшего мужа Нели за совершенное убийство, в котором он признался, приговорили к расстрелу. На вопрос: «почему он совершил такое преступление?». Нисколько, не смущаясь, заявил, что ненавидит эту власть – воров и негодяев. На суде «новая возлюбленная» Леши поведала Неле, что вплоть до ареста бывшего мужа, он все время беспокоился о Неле «как она сможет жить без него. Ей так нужна помощь» Значит он, ее Нелю, все-таки любил.

В день окончания суда, впервые за полгода почувствовала успокоение и равнодушие. В этот момент она попыталась вычеркнуть из памяти Лешу. Через год, после суда, помирилась с Ниной, признав, что была не права, упрекнув ту в «грехах» давно прошедших лет. Нина, со своей стороны, согласилась, что и она совершила своим походом в милицейское управление, не очень умный поступок. Конечно, надо было Нелю предупредить и даже пойти вместе. Но, она актриса, боялась, что «ее девочка» никогда не решится сделать заявление.

В общем, они обе виноваты, но ближе, ни у той, ни у другой – никого нет. А в то время обе были захлестнуты эмоциями, больше, чем разумом. Неля не то, что затаилась, она как-то сникла, замкнулась в себе. Затихла в проявлении своих чувств. Казалось, что безразличие ко всему, стало основной чертой ее характера. Почти на целое десятилетие, кроме работы, дома и посещений Нины ничем больше не интересовалась. После двух лет по окончании суда, ее внезапно разыскал Викинг. Предложил любую помощь. Резко оборвав его красноречие, Неля грубо заявила: «Я не нуждаюсь, ни в чьей помощи. Тем более в помощи твоей. От тебя, кроме предательства, я ничего не ожидаю.»

И все это десятилетие ей нет-нет виделись черты мужа, которые она никак не могла соединить в одно целое…

Так и текла ее размеренно-безраличная ко всему жизнь, в которой она больше не грезила о мужчине, созданном воображением юности. Уже не искала того, к которому можно было прислониться, ничего не делая. Но на исходе восьмидесятых годов начали происходить события, которые коренным образом изменили ее жизнь. Неожиданно для Нели знакомые ей люди, ранее и не помышлявшие о религии, потянулись в действующие храмы. Под влиянием приятельницы, когда-то устроившей ее на работу, вместе с ней пошла в храм.

Приятельница убедила Нелю, что там она сможет найти уверенность в себе и силы для существования. Только сын Божий может ей помочь найти гармонию и равновесие в жизни. Но в последний момент, уже переступив порог храма, чего-то испугалась и выбежала из него. Приятельница кинулась вдогонку за Нелей.

– Куда ты бежишь? – она схватила Нелю за руку.

– Не могу. Понимаешь, не могу. Это сидит внутри. Не могу предать Бога, в которого верила моя бабушка. Да и я атеистка. Что мне там делать?

Но Бог у нас один. А это сын Божий.

– Если так рассуждать, – размышляла вслух Неля, – то и мы дети божьи.

И она вспомнила, что Нина всегда противилась, как она говорила «церковным домыслам» Нет ни за что она больше не пойдет в церковь. И вспомнила еще, как много лет назад ходила и просила святую помочь ей с Викингом. Но та ничего не сделала.

– Да и не верю я в Бога, тем более в сына Божьего, – отвергнув все уговоры приятельницы, ушла прочь.

Сейчас, сидя перед зеркалом, Женщина ощущала радость от того, что в то время не поддалась настроению многих людей, и избегла их участи. Они считали себя, как им казалось, вернувшимися в лоно церкви. Она видела, как эти люди в той стране становились ненавистниками евреев, определяя себя истинно верующими, крестясь, когда надо и не надо, подчеркивая свою лояльность власти. Ведь и она могла стать такой, когда искала опору внутри себя. В то время ее удержал образ бабушки. Безграничную и бескорыстную ее любовь Женщина помнила всю свою жизнь. Бабушка за эту любовь никогда ничего не требовала взамен. И теперь понимает, что ее никто так не любил – ни мужчины, встречавшиеся на пути, ни родственники, ни самый близкий в ту пору человек – актриса.

А тогда шел конец восьмидесятых, когда растерянность и неопределенность, витавшие в воздухе, не давали другого решения в поисках душевного спокойствия, как обращения к религии. В этот самый момент опять перед ней появилась Двора «свиристелка», которую она видела всего один раз в начале 72 года. Неля увидела располневшую особу около сорока лет, с той же манерой щебетать, а не говорить. Двора Златкевич производила довольно странное впечатление.

На улице лето, более тридцати градусов тепла, а на гостье была одета кофта, глухо застегнутая на ряд пуговиц, с длинными рукавами и юбка чуть ли не до пят. На голове ее красовался огромный платок в виде тюрбана, под которым скрывались волосы.

– Вам не жарко в такой одежде, – спросила Неля. – Если хотите, я могу дать вам кофточку. Недавно купила. Еще ни разу не одевала. В ней будет прохладнее.

– Нет, не надо. Спасибо. А почему вы не отвечали на мои письма, – как бы ни желая продолжать разговор о кофточке, – перебила Нелю Двора.

– А я никаких писем не получала. Возможно, терялись в дороге, – в тоже время Неля хотела показать себя гостеприимной хозяйкой и она предложила Дворе вместе пообедать.

– Вы знаете, сумела достать свежайшего кролика, и его вкусно запекла, – похвасталась Неля. Но Двора, вежливо отказалась, сообщив, что не хочет огорчать хозяйку, мол, совсем недавно обедала, а кролика ей есть нельзя. Она, как и их бабушки, соблюдает традиции.

– Но это, же не свинина, я помню, что евреям свинину нельзя кушать, но сама ем. И ничего со мной не случилось.

И тут Двора перевела разговор. Начала рассказывать, почему оказалась в Москве. Она посланница Сохнута. Эта организация собирает евреев по всему миру. Неля никогда не слышала, и знать ей было неоткуда об этой организации.

– Вам надо ехать в Израиль, – прощебетала Двора. Что Вам здесь делать? Ни родственников, ни детей нет?

– Как нет?! – воскликнула Неля. – У меня здесь есть Нина. Я с ней всю свою сознательную жизнь прошла. Она мне заменила всех родственников. Ее сын, можно сказать, наш общий ребенок. – Словно, боясь не успеть, все рассказать, – торопливо говорила Неля. Она даже не подумала, что имя актрисы ничего не объясняет и ничего не значит для собеседницы.

– А что сейчас происходит в Москве, – продолжала настаивать на своем гостья. – Я не помню, чтобы в мое время так агрессивно, настойчиво и главное открыто проявлялось неприятие к нам. Нет, определенно вам здесь делать нечего. Вам никогда не дадут забыть, что вы еврейка.

– Да и это правда, – подумала про себя Неля. Несколько дней назад она, в который раз, повздорила с Ниной. Уже преклонного возраста актриса не преминула ей заметить, что евреи опять «греют руки» – и рестораны свои открывают, и магазины. Куда простому русскому человеку деваться?

– Прямо уж одни евреи, – огрызнулась Неля. А русским ничего не достается, – с сарказмом вопросила она.

– Ты знаешь, что я люблю евреев, поняв, что сказала не то, – стала оправдываться Нина. – Ты же знаешь – почти все мои друзья евреи. Да куда далеко ходить. Самый родной, самый близкий человек после Глебушки – ты.

Но Неля все, же не нашутку обиделась и несколько дней не общалась с Ниной. В такие моменты Неля почему-то начинала вспоминать замечания актрисы, услышанные еще в юности. И что евреи грязные и жадные, и много бед исходит от евреев, Всегда высказывания Нины заканчивались одними и теми же словами, что есть жиды, а есть евреи. Нелю это не касается. Потому что она еврейка. Слова Нины обижали Нелю, она переставала с ней видеться, а потом, вроде бы забывала и опять возвращалась к ней. Двора, не видя задумчивости Нели, продолжала ее убеждать в необходимости переезда в Израиль.

– Я сама вам сделаю вызов. Сама встречу и привезу к себе домой в Иерусалим. Поживете у меня, пока не определитесь.

– Ну, как я уеду, – упиралась Неля. – Мне уже много лет. Там, в Израиле, у меня никого нет. Ни друзей, ни родственников. Не знаю языка. Да и другими языками, кроме русского, не владею. Толком нет никакой специальности. Работа моя и здесь оказалась сплошной видимостью. А кому я там нужна. Тем более через тройку лет выйду на пенсию. Нет, такие эксперименты уже не для меня.

Двора поняла, что Неле трудно решиться на такой поступок, она просто не созрела для этого шага, ей и в голову не приходило, что можно уехать в другую страну. Страну, которая, вполне возможно, открыла бы ее саму для себя.

– Я завтра улетаю домой, в Иерусалим, – мягко произнесла Двора, ощущая, что все же каким-то образом заронила в Нелину душу зерна сомнений и надежд на непонятное будущее. – Через некоторое время, с божьей помощью, думаю снова приехать в Москву. На всякий случай оставляю вам свой адрес и телефон в Израиле. Я вам еще напишу, вполне возможно, и позвоню.

Не успел и след Дворы исчезнуть, как Неля приближалась к дому Нины. Еще стоя на пороге квартиры, она начала рассказывать актрисе о приглашении, перебраться в Израиль. Жить там.

– Ты, что на старости лет совсем рехнулась, – первое, что услышала от Нины. – Здесь твоя Родина. Твоя жизнь прошла в этой стране, а не в другой. Кто у тебя там? Дети, родственники? Никого. А здесь мы – твоя семья. Кому ты была нужна все эти годы? Никому – ни дяде, который, наверно, забыл, как тебя зовут. Нина хотела еще что-то сказать, но Неля перебила ее.

– Ничего он не забыл. Я с ним все годы встречаюсь. Езжу домой и с его женой в хороших отношениях, они очень тепло меня принимают. Правда не знают, что и с вами я все время вместе.

– Что-то никогда мне не говорила об этом. Да, ладно, тебе виднее – обиженно произнесла Нина. – И все равно ты никому не нужна была, – продолжила актриса, – ни кавалерам, которые бросали тебя. Ни мужу-преступнику. А здесь мы – твоя семья. Только мне и была нужна, потому что ты для меня все. Подумай своей непутевой башкой. Пора уже стать взрослым человеком. Все витаешь в облаках.

Неля подумала и решила, что Нина права. Действительно, что ей делать в Израиле. В Москве прожила долгую жизнь. Какая-никакая, но семья у нее есть. Но желание бабушки, вылившееся в слово Иерусалим, никогда не исчезало из памяти.

Вот и сейчас, сидя перед зеркалом, Женщина понимает, почему бабушка так мечтала об Иерусалиме. Потому что начинаешь любить этот неземной город, называемый Иерусалимом. И беременную луну, и месяц-конек, и звезды, похожие на огромные гроздья винограда, которые вот-вот упадут тебе в руки. И верблюжьи горбы-холмы, и чашу Мертвого моря, отражающуюся в безжалостных солнечных лучах, которые достигают твоего окна и говорят о начале нового дня. Дня твоего города, твоей земли, где днем луна и солнце могут противостоять, не мешая друг другу. Земли знающей заботы и трудности, радости и веселья, войны и мир, потери и приобретения. И мчишься в этот город, куда бы ни уезжала, понимая, что привязалась нему навсегда. Именно в нем живут те, кто дорог и близок тебе, а главное твой Бог и твоей бабушки, позвавший сюда.

А тогда стояло начало лета 1989 года. Двора вновь появилась в Москве. Как и полтора года назад, она приехала к Неле, но уже с вызовым на проживание в Израиле. Казалось, что за прошедшее время Двора забыла о ней, никаких вестей (ни звонков, ни писем) от нее не было. Неля продолжала свое серое существование, а иначе ее состояние никак назвать было нельзя, какое Двора застала в предыдущее посещение. Также по-прежнему, она продолжала ссориться с Ниной. После каждой ссоры покидала подругу, но потом мирилась, и отношения вновь восстанавливались между ними.

В теперешнюю встречу с Дворой ее отношение к переезду в Израиль резко изменилось. Неле, как когда-то в детстве, пришлось столкнуться не только с неприятием ее еврейской внешности, но и происхождения. Так скрываемые раньше антиеврейские выпады, стали открытыми и не преследовались властями. Ей стало страшно. Страшно не от того, что пропали продукты в магазинах, а от того, что ее могут убить. Ведь совсем недавно месяц назад ее, 50-летнюю женщину избили в подъезде элитного дома, и никто не пришел на помощь. В синяках и кровяных подтеках сумела вырваться из рук пьяного охранника, кричавшего ей вслед: «Наконец-то пришло время расправиться с жидами. Сейчас убежала. Потом прикончим»

Ушибы и ссадины подтвердили в поликлинике. В милиции заявление о побоях не взяли. Сказали, что должна обращаться в суд. Оказалось, что в суде, без открытия дела в милиции, никто ее заявление рассматривать не станет. Да и многие знакомые, словно сорвавшись с цепи, бросились уезжать за пределы. Поэтому новое появление Дворы в своей жизни приняла с радостью и согласием на отъезд в Израиль. С Ниной находилась в очередной ссоре, о своем решении, кроме дяди, никому сообщать не стала. Тот, таким выбором племянницы, был недоволен и тоже перестал с ней общаться. За три месяца до окончания оформления документов уволилась с работы, объяснив причину выдумкой о предложении выйти замуж и быть на содержании мужа.

Для того, чтобы продержатся до отъезда, выкупить билет на самолет и не «думать, где взять средства» Двора ей оставила значительную сумму в рублях. Ведь, кто покидал страну, с них требовали плату за отказ от гражданства. Так же необходимо было внести деньги за ремонт оставляемого жилья. Расходы выливались в крупную сумму, которой у Нели не было. Это Двора посоветовала уволиться с работы, чтобы спокойно готовиться к отъезду. Соседи по коммунальной квартире никак не могли понять, почему Неля стала распродавать вещи, мебель и прочую утварь. Им она также поведала о «своем замужестве». Жених настолько состоятельный человек, что из ее «барахла» ничего не понадобится. И «барахло» пошло нарасхват. Каждый хотел что-то купить у нее, тем более продавала очень дешево, лишь бы поскорее от всего избавиться и получить деньги.

Неля улетела в Израиль, не попрощавшись с Ниной, с двумя чемоданами. Пересылка багажа из Москвы в то время была отменена. Двора встретила ее и поселила у себя, где Неля и прожила чуть более года. Все Неле казалось странным в образе жизни Дворы и ее семьи. С каждым днем она чувствовала, что климат для нее невыносим, что очень тоскует по Москве и по Нине. Дворе ничего не говорила, но раздражение захлестывало Нелю. После окончания полугодового пособия, занялась поисками работы. Масса людей «огромным вихрем внеслась» в страну и найти какую-нибудь работу, казалось невыполнимой задачей.

Ее последняя профессия – машинистки – никому не требовалась. Как работать на компьютере – она не имела никакого представления. Да и знания нового языка у нее и вовсе не было. И находиться на иждивении семьи Дворы становилось все стыднее. Когда же нашла место уборщицы в частном доме, была несказанно рада такому везению. Старалась все делать добросовестно и тщательно, чтобы понравиться хозяевам. И преуспела, ее стали рекомендовать в другие дома. Через некоторое время Двора добилась для Нели социального жилья, маленькой комнаты. Главное недалеко от своего дома.

Но неодолимое желание вернуться в Москву, не оставляло Нелю в покое. Через два года тяжелого труда, собрав нужную сумму, ринулась в Москву. Хотела понять, так ли необходим был ее отъезд из страны, в которой прожила почти всю свою жизнь, познала горечь утраты близких людей, неудачи, но и радость, и счастье. Взяла билет на месяц, но через 10 дней почувствовала, что больше не хочет находиться в чужом теперь для нее городе и даже чужой стране. Безлюдный, город обволакивало не только серое небо, но и серые замкнутые озлобленные лица людей, встречающихся ей на улице.

Заплатив штраф за изменение даты полета, Неля вернулась в Иерусалим. Хозяева были рады, что она так быстро вернулась. Кроме того, ей начали платить пособие. В общем, она поняла, что судьбой своей довольна и первое о чем попросила Двору – устроить ее на курсы по изучению иудаизма.

– Лучше начни с посещения занятий по Торе, – проговорила Двора.

Изучая постулаты Торы Неля, наконец, почувствовала, что там говорится о ней и для нее. И больше ей не казалось, что она никчемная и никому не нужная. Ушло куда-то ощущение «своей неполноценности». Еще в те далекие годы, впервые прикоснувшись к изучению великой книги, она поняла, что люди, искренне исповедующие заповеди Всевышнего, не предадут и не унизят.

За эти двадцать лет Женщина не стала ортодоксально религиозным человеком. Хотя главные заветы – праздники и субботу, соблюдала. Здесь она ощутила свой дом.

Вся жизнь Женщины прошла перед ее глазами. Она продолжала сидеть в кресле, взор, устремленный поверх зеркала, неожиданно выхватил висящую на стене шестиконечную звезду. В лучах звезды, сверкая на солнце, купались аметисты. Внутрь украшения было вделано серебряное плато с вырезанной на нем буквами на иврите молитвы благословения дома. Столь многозначительный подарок был сделан руками Дворы. И в свое время был преподнесен на юбилей Женщины.

Она отвлеклась от своих мыслей, посмотрела на часы и поняла, что уже пора идти в синагогу, начинался праздник Судного дня. Как и в те далекие времена, когда жила в другой стране, она молельный дом не посещала. Но, раз в году, в день покаяний, словно боясь Всевышнего, обязательно находилась там. И вместе со всеми просила у Бога прощение за свершенные и несовершенные грехи.

И сейчас Женщину осенило, что ее Душа – это она сама. И что все разногласия с Душой происходили из ее разногласий с самой с собой, когда ее охватывало ощущение недовольства собой, даже ненависть к самой себе. Наконец-то она сделала необходимые шаги к своей Душе. В этих своих раскаяниях она искренне просила Всевышнего о прощении, читая псалом Давида, в котором говорилось, что «счастлив тот, чье преступление прощено. Чей грех закрыт (прощен)» и что «счастлив человек, которому Господь не вменяет вины (его) и в чьем духе нет лжи»

Да, она испытывала вину за не сложившуюся судьбу мужа и плачевный исход его жизни. Но, впервые, она также просила Господа, чтобы и его грех был прощен, потому что в этом грехе есть и ее вина. Раскаиваясь и вымаливая у Бога прощение, она почувствовала облегчение Души. Сейчас все печали и грусти, отягчавшие ее столь долгие годы, исчезали и появлялись спокойствие и умиротворенность. Наконец-то, она избавилась от обличающего, звучавшего в ней, голоса мужа. Он умолк и исчез.

Также она поняла – чтобы начать новую жизнь, надо вернуться к своему прошлому. И что только, благодаря этому, настоящее и будущее смогут укрепиться, обрести долгожданный покой. А также она поняла, что все зеленые пастбища будущего, уже находились в ее выздоравливающей Душе, жаждущей гармонии, веры, покоя, соучастия, преданности. Предавая саму себя, она присоединялась к тем, кто не хотел ничего помнить о себе. И что только память и осознание себя и своего прошлого даруют ощущение силы, становятся своеобразным стержнем, так необходимым для выживания в этом мире. Но не давала покоя и мысль – почему во всех обращениях к Всевышнему, молящиеся не говорят «Я», а только «Мы». «Мы виновными были, изменяли, обирали, порочили, поступали криводушно и преступно, злоумышляли, хищничествовали, возводили ложь, давали дурные советы, лгали… Что нам сказать перед Тобою, восседающий в высотах, и что нам поведать пред Тобою?… Ведь все сокрытое и явное Ты знаешь. Помяни нас к жизни, Царь, благоволящий к жизни, и впиши нас в книгу жизни ради Тебя Самого, Бог жизни» Так эта молитва обо всех и обо мне. Может, в этом и есть истина, что евреи, открываясь перед Богом – все пороки мира стараются взять на себя. Может быть, и в самом деле, если бы мы все вместе отвечали за одного, то не было бы в мире места для предательства, лицемерия, жажды обогащения. Скорее всего, еврей – это не состояние крови, а состояние духа, который удерживает нас на этой земле.

Еще она стала размышлять о бессмертии. В чем же оно кроется? Многие владыки хотели обессмертить себя, строя пирамиды, мавзолеи. Их бальзамировали, мумии египетских фараонов находили через тысячелетия. Да и в более поздние времена – высохшие загримированные тела других правителей становились для людей идолами.

– Мертвецы так и не распознали тайны, скорее магии, которой владел еврейский народ, – думала Женщина, находясь в синагоге. – Несколько букв алфавита, некоторые из которых двойные, будто созданные для поддержки и упрочения друг друга, складывались в слова, записанные в свитки. В свитках была заключена загадочность этих слов, существующих тысячелетиями. В них был заложен уклад жизни, которая не переставала гореть и светится.

Женщина почувствовала себя частью, вернее крупинкой этого народа. Так же, как он, она была избрана Богом. Когда-то шатры праотца Авраама по дороге в Хеврон были раскинуты недалеко от ее нынешнего дома. И всем существом ощутила некую связь, исходящую от этой земли и неба, окружавших когда-то праотца, а теперь и ее. И вновь зеленые пастбища отворились перед ней своими бесконечными просторами, и она девочка – подросток вместе с другими своими соплеменниками под водительством Патриарха Авраама, двигалась к земле Кнаана, обещанной Богом.