23 августа, за день до того, как разразился ураган, Макс и Бонни Лэм проснулись рано. Макс дважды взгромоздился на молодую супругу, а затем рейсовым автобусом они отправились в «Мир Диснея».

Возвратившись вечером в отель «Пибоди», молодожены по очереди приняли душ и, включив телевизор, услышали в кабельных новостях, что прямо на юго-восточную оконечность Флориды надвигается ураган. Как сказал синоптик, мощнейший за много лет.

Присев на кровать, Макс Лэм разглядывал цветное радиолокационное изображение – рваная огненная сфера, закручиваясь против часовой стрелки, двигалась на побережье.

– Господи, ты глянь! – сказал он.

Надо же, ураган в наш медовый месяц, подумала Бонни. Она забралась в постель и прислушалась к дождю, барабанившему по крышам прокатных машин на стоянке.

– Все поэтому? – спросила Бонни. – Погода дрянная?

– Нас чуть краем зацепило, – кивнул муж.

Восторженность Макса нервировала Бонни. Она понимала, что нечего и соваться с разумным предложением – изменить планы, быстренько сесть в самолет и вернуться в Ла-Гуардию. Новоиспеченный муж – не из слабаков; в путевке сказано «шесть дней, пять ночей», стало быть, столько они здесь и проведут. Комплекс услуг по особой цене, деньги не возвращаются.

– Парк, наверное, закроют, – сказала Бонни.

– «Дисней»? – улыбнулся муж. – Он никогда не закрывается – будь там чума, голод или даже ураганы. – Макс поднялся и приглушил звук. – К тому же баламутит в трехстах милях отсюда. А нам только дожди и выпадут.

Бонни уловила нотку огорчения в голосе мужа. Подбоченясь, он голышом стоял перед телевизором. На незагорелых лопатках и ягодицах после дня на водных горках проступали малиновые полосы. Макс не спортсмен, но по желобам скользил лихо. Завелся, подумала Бонни: сейчас он явно рисовался, будто качок из колледжа, – поигрывал чахлыми бицепсами и оценивающе разглядывал себя в зеркале. Может, так со всеми в медовый месяц?

В новостях давали прямое включение: пожилых жителей Майами-Бич эвакуировали из частных и многоквартирных домов. Многие держали на руках кисок и песиков.

– Так мы завтра все-таки едем в ЭПОБ? – спросила Бонни. – Муж не ответил. – Милый? В ЭПОБ едем?

Но Макса новости об урагане захватили целиком.

– Да, конечно, – рассеянно ответил он.

– Ты зонтики не забыл?

– Нет, они в машине.

Бонни попросила мужа выключить телевизор и ложиться. Когда он забрался под одеяло, она прижалась к нему, куснула за мочку и пробежала пальцами по шелковистой поросли на костлявой груди.

– Угадай, чего на мне нет, – прошептала Бонни.

– Ш-ш-ш! – ответил Макс. – Послушай, какой дождь.

Эди Марш направлялась в округ Дейд из Палм-Бич, где полгода пыталась переспать с кем-нибудь из семьи Кеннеди. Она детально разработала план: сперва соблазнит молодого Кеннеди, а потом пригрозит, что бросится в полицию с душераздирающей байкой об извращенном изнасиловании с изуверством. Задумка созрела, когда Эди следила за разбирательством дела Уильяма Кеннеди Смита по «Судебному телевидению» и отметила, как весь знаменитый клан перевел дух после оправдательного приговора. Все родственники сияли перед камерами белозубыми улыбками, но на их лицах застыло выражение, которое Эди Марш не раз видела за свою насыщенную событиями двадцатидевятилетнюю жизнь: так выглядят те, кто увернулся от пули. Еще одного скандала им не пережить, во всяком случае – сейчас. И в следующий раз для улаживания проблемы им придется обтрясти листочки с семейной чековой книжки. Эди все рассчитала.

Она обчистила банковский счет своего дружка и «амтраковским» поездом рванула в Уэст-Палм, где сняла недорогую двухэтажную квартирку. Днем она спала, воровала в магазинах вечерние платья и красила ногти. Вечером переходила по мосту на остров богачей, где усердно околачивалась в баре «Аu» и других модных клубах. Эди раздавала щедрые чаевые барменам и официанткам, надеясь, что те немедленно ее известят, лишь только объявится Кеннеди. Любой Кеннеди. Таким манером она быстро вышла на двух Шриверов и дальнего родственника Лофорда, но трахаться с ними – что из пушки по воробьям. Эди приберегала свои чары для прямого наследника – трубопровода к основному пласту Джо Кеннеди. Один желтый еженедельник опубликовал семейное древо Кеннеди, и Эди повесила схему в кухне рядом с календарем «По ту сторону». Она сразу же исключила перепихон с теми, кто взял фамилию Кеннеди от жены: серьезные деньги, как и охотники за скандалами, двигались по самым прямым генеалогическим линиям. Выходило, что лучшей мишенью стал бы кто-нибудь из сыновей Этель и Бобби – у них такого добра предостаточно. Нет, Эди бы, конечно, и по битому стеклу голой ползала, лишь бы заарканить и Джона-младшего, но шансы, что он появится в баре Палм-Бич без сопровождения, были смехотворно малы.

Кроме того, Эди Марш была все же реалисткой. У Джона Кеннеди-младшего в подружках состояли кинозвезды – а из нее какая кинозвезда? Она хорошенькая – ну да. В платье от Версаче с низким вырезом смотрится сексапильно, спору нет. Но Джон-младший, вероятно, и бровью не поведет. А вот его кузенам, детишкам Бобби, она бы наверняка смогла нанести урон. Высосать их до полного окосения – и звони адвокатам.

К несчастью, полгода изнурительных кочевок по барам принесли лишь две встречи с настоящими Кеннеди. Ни тот ни другой, к изумлению Эди, не попытался заманить ее в постель. Один пригласил на реальное свидание, но, проводив домой, даже не стал ее лапать. Просто чмокнул в щечку и поблагодарил за приятный вечер. Хренов джентльмен! – подумала Эди. Везет, как обычно. Героически пытаясь изменить направление мыслей кавалера, она буквально пришпилила его к капоту, терлась об него, сама целовала и хватала за все места. Ничего! Сплошное унижение. Юный Кеннеди отбыл, а Эди Марш отправилась в ванную, где принялась изучать себя в зеркале. Может, у нее уши грязные или в зубах застрял шпинат, а то еще какая отталкивающая гадость? Нет, она прекрасно выглядит. В ярости содрав ворованное платье, Эди оглядела свою фигуру – что, и вот это недостаточно хорошо для сопляка? Обаяшка Кеннеди – видали? Не мужик, а манная каша! Она чуть не померла от скуки, еще не успели подать омара. Эди хотелось вскочить на стол и завопить во всю глотку: да всем по барабану неграмотность в южном Бостоне! Расскажи лучше про Джеки и ее грека!

Оказалось, тот злосчастный вечер для Эди стал последней попыткой. В Палм-Бич лето сдохло, и все ебабельные Кеннеди перебрались в Хайянис. У Эди уже не осталось средств их преследовать.

Ураган на экране телерадара навел ее на другую мысль. Шторм взбалтывал Карибы в восьмистах милях от нее, когда она позвонила человеку по имени Щелкунчик, недавно отсидевшему за непредумышленное убийство. Прозвище он получил благодаря челюсти, сломанной некогда егерем и неправильно сросшейся. Эди Марш договорилась встретиться в спортивном баре на пляже. Щелкунчик ее выслушал и сказал, что план – дурацкая хреновина, каких мало, поскольку: а) ураган до здешних мест, вероятно, не докатится; б) можно угодить за решетку надолго.

Через три дня, когда ураган ринулся к Майами, Щелкунчик перезвонил Эди и сказал:

– Черт, давай рыпнемся. Я знаю парня, который в этом разбирается.

Парня звали Авила, прежде он служил строительным инспектором в округе Дейд. Щелкунчик и Эди встретились с ним в круглосуточном магазине на шоссе Дикси в южном Майами. Моросил дождь – обманчиво мелкий с учетом близкого урагана, – зловеще низкие тучи мрачно окутывали небо желтой пеленой.

В машине Авилы Щелкунчик сел впереди, Эди – на заднее сиденье. Они направлялись в район, называвшийся «Пальмовые Кущи», где на площадь в сорок акров застройщики садистски втиснули сто шестьдесят четыре дома, каждый – на одну семью. Многие обитатели сейчас высыпали на улицу и лихорадочно заколачивали окна фанерой.

– Тут же дворов нет, – отметил Щелкунчик.

– У нас это называется планировкой с нулевым участком, – пояснил Авила.

– Как уютно, – подала с заднего сиденья голос Эди. – Нам нужен дом, который штормом разнесет в щепки.

Авила самоуверенно мотнул головой:

– Выбирайте любой. Их все разнесет.

– Без балды?

– Без балды, дорогуша.

Щелкунчик обернулся к Эди Марш:

– Авила знает, что говорит. Он сам всю эту труху инспектировал.

– Прелестно. – Эди опустила окно. – Тогда выберем что-нибудь симпатичное.

По распоряжению властей, тысячи туристов покидали Флорида-Киз. Федеральное шоссе № 1 забили еле ползущие на север машины, огни стоп-сигналов тянулись насколько хватало глаз. Под Биг-Пайном у Джека Флеминга и Вебо Дрейка кончилось пиво. На середине Семимильного Моста они застряли позади междугородного «грейхаунда», у которого полетела коробка передач. Джек и Вебо вышли из машины, одолженной у Джекова папаши, и стали швырять с моста пустые банки из-под «Курза». Молодые люди еще не вполне очухались после ночи в «Черепашьем Краале» в Ки-Уэсте, когда затея очутиться в четырехбалльном урагане казалась ужасно прикольной – круто будет рассказать приятелям в общаге «Каппа-Альфы». Но дело осложнилось: проснувшись, они обнаружили, что у них кончилось не только пиво, но и деньги, а Джеков папаша рассчитывал получить обратно свой почти новенький «лексус»… в общем, вчера.

И вот теперь они торчали на одном из самых длинных в мире мостов, когда до подхода чудовищного тропического циклона оставалось всего несколько часов. Парни выбрались из машины, и обоих едва не сдуло ветром, певшим над Атлантикой на неслыханно высокой ноте. Вебо швырнул за бетонные перила пустую банку, но ветер мощно отбил ее назад, словно бейсбольную подачу. Естественно, затеялось состязание, у кого сильнее бросок. В школе Джек Флеминг был лучшим подающим, и сейчас его броски чаще преодолевали порывы ветра, нежели подачи Вебо Дрейка, всего лишь запасного защитника в дублирующем составе юниоров. Джек вел со счетом восемь – шесть, когда на перила моста снаружи вдруг мокро шлепнулась огромная бурая лапа.

Вебо Дрейк озабоченно взглянул на однокашника.

– Это еще что? – буркнул Джек Флеминг.

Бородатый человек подтянулся на перилах и перевалился на мост. Высокий, жесткие седые волосы свисают на плечи спутанными космами. Голая грудь вся в розовых царапинах, под мышкой зажата свернутая кольцами грязная веревка. Одет в камуфляжные штаны и старые армейские ботинки без шнурков. В правой руке – смятая пивная банка и мертвая белочка.

– Вы кубинец? – спросил Джек Флеминг.

А Вебо Дрейк перепугался до смерти.

– Кроме шуток, на плоту приплыл, – шепнул Джек.

Стало быть, все ясно. На эти острова обычно и высаживаются беженцы. Джек громко обратился к человеку с веревкой:

– Usted Cubano?

Незнакомец помахал банкой и тоже спросил:

– Usted un засранец? – Рокочущий голос соответствовал габаритам носителя. – Куда сматываются говнюки, – продолжил он, перекрывая рев ветра, – которые бросают мусор в воду? – Человек шагнул к «лексусу» и одним пинком вышиб пассажирское стекло. Банку и мертвого зверька он бросил на заднее сиденье. Потом сграбастал Вебо Дрейка за ремень и спросил: – Штаны сухие?

Расплющив носы о стекло, пассажиры «грейхаунда» наблюдали за происходящим. Семейство в арендованном микроавтобусе, стоявшем за «лексусом», кинулось запирать двери машины, как по тревоге, – очевидно, тренировались они еще в аэропорту Майами.

Вебо Дрейк ответил: да, джинсы сухие.

– Тогда подержи мой глаз, – попросил незнакомец. Указательным пальцем он спокойно выковырнул стеклянный глаз из левой глазницы и осторожно запихнул в карман джинсов Вебо, – Забрызгало, съезжает, – пояснил он.

Не оценив серьезность момента, Джек Флеминг показал на разбитое стекло отцовского седана и спросил:

– Вы какого черта это сделали?

– Джек, все в порядке, – встрял Вебо. Его трясло. Одноглазый развернулся к Джеку Флемингу:

– Я насчитал тринадцать сраных банок в воде и лишь одну дырку – в вашей машине. По-моему, вы легко отделались.

– Забудем об этом, – предложил Вебо Дрейк.

– Я даю вам шанс, ребята, – потому что вы исключительно молоды и глупы.

Автобус впереди захрипел, дернулся и наконец медленно двинулся к северу. Человек с веревкой открыл дверцу «лексуса», смахнул с сиденья осколки.

– Подвезете меня, – только и сказал он.

Джек Флеминг и Вебо Дрейк ответили: конечно, сэр, легко. Им потребовалось минут сорок пять, чтобы собраться с духом и спросить одноглазого, что он делал под Семимильным Мостом.

– Ждал, – ответил человек.

– Чего ждали? – спросил Вебо.

– Включи радио, – попросил незнакомец. – Если можно.

Все станции передавали новости об урагане. Согласно последним прогнозам, шторм пройдет через Багамы и выйдет к побережью где-то между Ки-Ларго и Майами-Бич.

– Так я и думал, – сказал одноглазый. – Слишком далеко забрался на юг. Мог бы догадаться по небу.

Он натянул на голову цветастую купальную шапочку. Джек заметил это в зеркало, но ничего не сказал. Его больше заботило, как он объяснит отцу разбитое окно и упорное пятно на кожаном сиденье, которое, наверное, останется от дохлой белки.

– Зачем веревка? – спросил Вебо Дрейк.

– Хороший вопрос, – только и ответил одноглазый.

Через час автострада расширилась до четырех полос, и поток машин двинулся шустрее. Встречных автомобилей почти не было. У Норт-Ки-Ларго дорога разветвлялась, и незнакомец велел свернуть направо к окружному шоссе № 905.

– Вон знак, там платный проезд, – сказал Джек.

– И что?

– Понимаете, у нас денег нет.

На переднее сиденье между Джеком Флемингом и Вебо Дрейком опустилась промокшая десятидолларовая банкнота.

И вновь громыхнул голос:

– Доедем до моста – остановись.

Через двадцать минут они подъехали к мосту через пролив Кард-Саунд, соединявшему Норт-Ки-Ларго с материком. Джек притормозил и подрулил к обочине.

– Не здесь, – сказал незнакомец. – Въезжай на верх.

– На верх моста?

– Ты глухой, сынок?

Джек медленно повел машину на мост. Ветер дул безбожно, «лексус» покачивало на рессорах. На гребне среднего пролета Джек прижался к краю, насколько хватило смелости, чтобы не сдуло совсем. Незнакомец изъял у Вебо Дрейка свой стеклянный глаз и вышел из машины. Стянув с головы купальную шапочку, засунул ее за пояс штанов.

– Выходите, – приказал одноглазый молодым людям. – Обвяжете меня.

Он вставил глаз в глазницу и протер уголком банданы. Потом перелез через ограждение, развернулся и умостился над краем пропасти на коленях, просунув их между стойками перил.

Прочие беженцы от урагана притормаживали, видя безумную сцену, но остановиться никто не рискнул – слишком уж дико выглядел человек, которого привязывали к мосту. Джек Флеминг и Вебо Дрейк работали сноровисто, насколько позволяли сильный ветер и накатывавшее похмелье. Незнакомец подробно растолковал, как его следует привязать. Одним концом веревки однокашники послушно обвязали мощные лодыжки одноглазого, а другим, перекинув через бетонное ограждение, четыре раза обмотали грудь незнакомца и затянули так, что он хрюкнул. Оставшийся конец пропустили под перила и закрепили на связанных щиколотках.

Получилась крепкая упряжь, руки человека остались на свободе. Вебо проверил узлы и объявил, что завязано туго.

– Нам теперь можно идти? – спросил он.

– Вне всякого сомнения.

– А как быть с белкой, сэр?

– Она ваша, – ответил одноглазый. – Владейте.

У подножия моста Джек съехал с дороги, чтобы не мешать движению. В мусорной куче Вебо раскопал ржавую палку для штор, которой Джек выкинул труп зверька из отцовского «лексуса». Вебо держался поодаль, пытаясь закурить.

А на мосту незнакомец, стоявший на коленях под убийственно мрачными небесами, вскинул руки к набрякшим серым тучам. Вздыбленные порывами горячего ветра волосы казались ореолом серебряных искр.

– Вот чокнутый хмырь! – просипел Джек. Он перешагнул через мертвую белку и забросил палку в мангровые заросли. – Как считаешь, у него был пистолет? Потому что я своему старику так и скажу: какой-то псих с пистолетом выбил в машине стекло.

– Знаешь, чего он ждет, Джек? – Вебо Дрейк ткнул сигаретой. – Этот бешеный идиот – он ведь ждет урагана.

Молодые люди стояли в двухстах ярдах от моста, но видели, как одноглазый незнакомец безумно скалится вгрызавшемуся в него ветру. В сумраке светилась его улыбка.

– Атас, – сказал Джек, – сваливаем отсюда к чертовой матери.

В будке контролера платной дороги никого не было, и парни, просвистев мимо на скорости пятьдесят миль в час, влетели на парковку «Алабамского Джека». Там они истратили полученную от одноглазого десятку на четыре банки холодной вишневой колы, которую и выпили по дороге вдоль Кард-Саунд. Пустые банки из машины выбрасывать не стали.

Бонни разбудил шум. Хлопнула крышка чемодана. И что это означает, когда полностью одетый муж пакует вещи в четыре утра?

– Хотел сделать сюрприз, – сказал Макс.

– Бросаешь меня? – спросила Бонни. – Всего через две ночи?

Макс улыбнулся и присел на кровать.

– Я пакую наши вещи.

Он хотел погладить Бонни по щеке, но жена, прячась от света, зарылась лицом в подушку. Дождь усилился, струи лупили в окно высотного отеля горизонтально. Бонни радовалась, что супруг одумался. ЭПОБ подождет до другого раза. Она выглянула из подушки и спросила:

– Милый, аэропорт открыт?

– Честно говоря, не знаю.

– Может, лучше сначала позвонить?

– Зачем? – Макс похлопал по одеялу, повторявшему изгиб бедра жены.

– Мы ведь возвращаемся домой, да? – Бонни села в кровати. – Ты же для этого пакуешься.

Оказалось, нет.

– Мы едем за приключениями! – объявил Макс.

– Понятно. А куда?

– В Майами.

– Это и есть сюрприз?

– Он самый. – Макс стянул с Бонни простыни. – Вставай, ехать долго…

Бонни даже не пошевелилась.

– Ты серьезно, да?

– …а мне еще нужно тебе показать, как снимают видеокамерой.

– У меня есть предложение получше, – сказала Бонни. – Остаться здесь и три дня не вылезать из постели. От темна до темна, а? Так, чтоб стены ходуном ходили. Разумеется, если ты хочешь такого приключения.

Но Макс Лэм снова подскочил к чемоданам.

– Ты не понимаешь! Такой шанс выпадает раз в жизни.

Ага, подумала Бонни, шанс угробить медовый месяц.

– Я бы предпочла остаться там, где сухо и тепло. И даже буду смотреть по «Спектравижну» «Эммануэль-IV», как тебе вчера хотелось. – Бонни считала это серьезной уступкой.

– Пока доберемся до Майами, – говорил Макс, – заваруха кончится. Да уже, наверное, кончилась.

– Тогда какой смысл?

– Сама увидишь.

– Макс, мне не хочется. Прошу тебя.

Муж сел рядом и крепко, по-отечески ее приобнял. Бонни уже знала, что сейчас он заговорит со своей молодой женой, как с шестилетним ребенком.

– Бонни, прекрасная моя маленькая Бонни, послушай меня. В «Мир Диснея» мы съездим когда угодно. Стоит только захотеть. А ураганы случаются редко. Ты же слышала, милая, что говорил синоптик? Он назвал это «Бурей века»! Часто ли выпадает человеку увидеть такое?

Его покровительственный тон был невыносим. Настолько невыносим, что Бонни согласилась бы на что угодно, лишь супруг заткнулся.

– Хорошо, Макс. Подай мне халат.

Муж звучно чмокнул ее в лоб.

– Вот и умничка!