Когда-то Джим Тайл играл крайним защитником за Университет Флориды. На предпоследнем курсе в финальной игре сезона тощий угловой алабамцев на полной скорости вонзился малиновым шлемом ему прямо в грудь. Джим мяч не выпустил, но совершенно разучился дышать.

Он вспомнил об этом, когда лежал в противной луже дождевой воды и смотрел в обеспокоенное лицо шлюхи с платиновыми волосами. Удар пули вышиб воздух из легких, и сейчас они безмолвно молили о глотке кислорода. В глазах проститутки отражались сине-белые огни мигалки.

Джим понимал, что умирает он вряд ли, это лишь кажется. Пуля придурка не вошла в грудь, а застряла в благословенно непробиваемом дюпоновском кевларе. Как и большинство полицейских офицеров, Джим терпеть не мог броник, особенно летом – жарко, тяжело, все чешется. Но он его носил, поскольку обещал это матери, племяшкам, дядюшке и, конечно, Бренде, у которой был такой же. По статистике, служба в Дорожной полиции – самая опасная. И она же, естественно, хуже всего оплачивается. Лишь после гибели множества офицеров вышло предписание о пуленепробиваемых жилетах для патрульных, но тощий бюджет службы позволял приобретать снаряжение только на выпрошенные пожертвования.

Задолго до этого родные Джима Таила решили, что не стоит ждать, пока законодатели штата проявят сердечную заботу о полицейских. На Рождество семья преподнесла ему кевларовый жилет. Джим не всегда надевал его, когда патрулировал сельские районы Отростка, но в Майами даже в церковь без него бы не сунулся. Слава богу, он надел его и сегодня.

Вот только бы вспомнить, как дышать.

– Спокойно, малыш, спокойно, – приговаривала шлюха. – Мы уже позвонили в 911.

Джим сел и втянул воздух со звуком, похожим на сломанную мусородробилку. Проститутка шмякнула полицейского меж лопаток, и сплющенный кусочек свинца, выскочив из дырки в его рубашке, плюхнулся в лужу. Тайл его поднял – пуля от полицейского револьвера.

– Куда они поехали? – дребезжащим голосом спросил Джим, с трудом вытаскивая из кобуры пистолет.

– И не думай шевелиться, – сказала женщина.

– Я в него попал?

– Сиди спокойно.

– Мэм, помогите мне, пожалуйста, подняться.

Спасатели подъехали, когда Джим, волоча ноги, уже брел к машине. Врачи его уложили, сняли жилет и рубашку. Очень сильный ушиб, сказали они, но ему крайне повезло.

Когда медики закончили осмотр, на стоянке толпились местные зеваки, случайные туристы, постояльцы мотеля и помощники окружного шерифа. Стояли два фургона телевизионщиков и три сияющих машины начальников Джима – без единой вмятины. Начальство собралось под черными зонтиками, чтобы написать рапорты.

Тем временем бандит, захвативший губернатора и новобрачную, гнал по шоссе.

Лейтенант сказал, чтобы Джим не волновался – все выезды перекроют.

– Сэр, я бы хотел участвовать в преследовании. Чувствую себя прекрасно.

– Ты никуда не поедешь. – Лейтенант постарался смягчить приказ братской улыбкой. – Джимми, старина, мы только начинаем.

И он вручил патрульному ручку и пачку бланков рапорта.

Труп Тони Торреса неизбежно привлек внимание газетного репортера, который освещал ураган и его последствия. В протоколе вскрытия не употреблялся термин «распятие», но схема колотых ран была красноречивее слов. Во избежание неприятной огласки полиция спешно возобновила расследование, которое заглохло после сорвавшегося звонка женщины, заявившей, что она жена убитого. Ветерану сыска по фамилии Брикхаус потребовался всего день, чтобы выяснить адрес покойного Тони Торреса: наручные часы жертвы «Картье» вывели детектива на ювелира, который запомнил надменного болвана Тони и, предвидя возможные претензии, сохранил квитанцию, удостоверяющую факт покупки. Известие о кончине сеньора Торреса не удручило ювелира, и он любезно передал детективу искомый адрес. Пока Информационный отдел полиции пудрил мозги репортеру, Брикхаус отправился по адресу в «Черепашью Луговину».

Он увидел разрушенный ураганом дом, перед которым стояли «шевроле» последней модели и драндулет марки «олдсмобил». Номерные знаки у «шевроле» отсутствовали, но регистрационный номер сообщил, что машина принадлежит жертве – Антонио Родриго Геваре-Торресу. Владельцем ржавой колымаги значился Лестер Маддокс Парсонс. Брикхаус связался с управлением по рации и попросил пробить имя по базе данных. Данные будут готовы к утру, но, возможно, и нет – после урагана в компьютерах поселились барабашки.

Естественным желанием детектива было войти в дом, что не составило бы труда в отсутствие дверей. И ордер, которого у Брикхауса не имелось, не создавал проблему – мешал старик сосед, любопытно пялившийся из деревянной скорлупы своей веранды. Он бы стал первым свидетелем защиты на процессе о полицейских злоупотреблениях, если бы незаконный обыск жилища жертвы вдруг принес результаты.

Потому Брикхаус со двора осмотрел дом через разбитые окна и дверные проемы. В гараже он заметил бензиновый генератор, в столовой – вино и цветы, а также дамскую сумочку, оплывшие свечи, переносной ледник подле кресла-трансформера – явные следы обитания после урагана. А так – все в обломках, как бывает после шторма. Пятен крови Брикхаус не увидел, что соответствовало первоначальной версии – торговца трейлерами увезли и распяли в другом месте.

Детектив пошел поговорить с любопытным соседом, который представился как Леонел Варга и поведал путаную, но красочную байку о зловещего вида посетителях, таинственных длинноногих женщинах и невыносимо тявкающих собаках. Брикхаус все вежливо записал. Варга сообщил, что супруги разошлись, но миссис Торрес недавно звонила и сказала, что едет домой.

– Но это секрет, – добавил он.

– Это я понял, – сказал Брикхаус.

Перед уходом он прикрепил к дверному косяку Торресов свою визитку.

Там Нерия и обнаружила ее утром.

Пикап Матфея неотрывно следовал за ней от Форт-Драма до самого дома в «Черепашьей Луговине». Семь работяг роем оккупировали разрушенное жилище, пребывая в диком изумлении от ниспосланной Господом возможности заработать. Матфей торжественно заявил, что они приступают к ремонту немедленно.

– Не сейчас, – сказала Нерия. – Помогите мне разыскать мужа, и тогда я дам вам поработать в доме.

– Да, конечно. Где он?

– Сначала мне нужно позвонить.

– Разумеется, а мы пока все прикинем, – сказал Матфей и попросил разрешения взять инструменты из гаража.

– Погодите.

Но работяги уже взбирались по стропилам, как стая безволосых шимпанзе. Ладно, пусть, решила Нерия. Увиденное расстроило ее сильнее, чем она предполагала. Одно дело смотреть на разрушения по «Си-эн-эн», и совсем другое – оказаться в них по щиколотку. Поражает воображение, если этот мусор был некогда твоим домом. Нерия увидела заплесневелые свадебные фотографии, и сердце кольнула грусть, которая тотчас исчезла, когда в столовой обнаружились цветы и бутылка вина. Тони купил для своей девки, решила Нерия.

Потом она заметила визитку детектива. Может, копы упекли сволочного муженька в тюрьму и теперь ничто не мешает получить половину семейного имущества? Или даже больше.

В гараже заревело – пронырливые тенниссийцы отыскали бензин для генератора. В гостиной замигала голая лампочка.

Пришел поздороваться Леонел Варга в купальном халате и сообщил, что этот детектив – приятный человек.

– Чего он хотел? Насчет Тони?

– Не думаю. Он не сказал. – Мистер Варга разглядывал хлопотливые фигуры на стропилах, подсвеченные накалявшимся восходом. – Нашли кровельщиков?

– Сильно сомневаюсь.

Нерия позвонила детективу Брикхаусу по домашнему номеру, написанному карандашом на обороте визитки. Казалось, детектив привык к тому, что его будят незнакомые люди.

– Рад, что вы позвонили, – сказал он.

– Проблема с Тони?

– К сожалению, да.

– Неужели он в тюрьме? – спросила Нерия, всей душой надеясь на подтверждение.

– Нет. Ваш муж мертв, миссис Торрес.

– О господи! Господи! Господи! – Мысли Нерии скакали, как голыши, пущенные по воде.

– Мне жаль…

– Вы не ошиблись? Вы уверены, что это Антонио?

– Нам нужно съездить в морг. Вы сейчас дома?

– Да, я вернулась.

– Утром я должен быть в суде, – сказал Брикхаус. – Что если днем я заскочу к вам? Поедем вместе, будет время поговорить.

– О чем?

– Похоже, Антонио убили.

– Что? Убили?

– Поговорим потом, миссис Торрес. Сейчас отдохните.

Нерия не понимала, что чувствует и что должна бы чувствовать. В морге лежал труп человека, за которым она была замужем. Да, жирный подонок, но все же муж, и когда-то ей казалось, что она его любит. Естественно, у нее шок. Любопытство. Укол эгоистичного страха. Может, даже печаль. Тони бывал свиньей, но все равно…

Взгляд упал на ридикюль. Раскрытая женская сумочка лежит на кухонном столе. Сверху записка печатными буквами, подписанная инициалами «Ф.Д.». Автор сообщал, что собаки у него в мотеле. Записка начиналась: «Моя сексуальная душенька», а заканчивалась: «Всегда люблю».

Какие еще собаки? – подумала Нерия. Интересно, это Тони – «Ф.Д.»? И какое глупое прозвище скрывают инициалы? Фигов Дебил?

Нерия с любопытством проверила содержимое. Водительские права на имя Эдиты Деборы Марш. Нерия взглянула на дату рождения и высчитала в уме: этой штучке двадцать девять лет.

Ах ты, старый грязный развратник!

Нерия рассмотрела фотографию. Оторва. Потому Тони и загреб ее в свои жирные лапы. Отчего-то было приятно, что Эдит брюнетка со стервозными глазами, а не дурковатая блондинка.

За спиной кто-то засопел.

Нерия обернулась – Матфей.

– О господи!

– Я не хотел вас пугать.

– Что? Что вам нужно?

– Опять дождь пошел.

– Я заметила.

– Наверно, прерваться самое время. Съездим в магазин за рубероидом, гвоздями, древесиной и прочим.

– За столяркой, – насмешливо сказала Нерия. – У строителей это называется «столярка», а не «древесина».

– Ну да. – Матфей почесывал свои ветхозаветные татуировки.

– Ну так идите уже!

– Понимаете, деньги нужны. На столярку.

– Матфей, мне надо вам кое-что сказать.

– Слушаю.

– Моего мужа убили. Скоро сюда приедет полицейский детектив.

Работяга подался назад:

– Царю небесный, сочувствую.

Он начал было сочинять молитву, но Нерия его оборвала:

– Ведь у вашей бригады есть лицензия на работу в округе Дейд, правда? То есть проблем не возникнет, если детектив захочет задать вам несколько вопросов?…

За пятнадцать минут тенниссийцы упаковались и уехали. Оставшись одна, Нерия расслабилась под легкий шепот дождя и комариное нытье. Она думала о Тони. Кого же он так достал, что его убили? Может, крутую девку Эдит? Потом вспомнила профессора. Интересно, как он и его Земная Матерь, мастерица минета, обходятся без колес?

Нерия думала о том многом, чего ей не хотелось бы делать. Например, снова жить в выпотрошенном доме 15600 по Калуса-драйв. Или отвечать на вопросы детектива. И ехать в морг на опознание тела бывшего мужа.

Насущная проблема – деньги. Может, Тони беспечно оставил ее имя на каком-нибудь банковском счете? И сколько там – если вообще что-то – осталось? Самый ценный предмет в доме – машина Тони, не пострадавшая от урагана. Нерия нашла в гараже запасные ключи, но двигатель не заводился.

– Вам помочь?

Это сказал чисто выбритый юноша в форме «Федерального Экспресса». У него был конверт для Нерии Торрес. Нерия расписалась и положила конверт на сиденье.

– Можно прикурить от моей машины, – сказал паренек.

– Вы очень любезны.

Машина завелась быстро. Нерия оставила двигатель работать, чтобы зарядился аккумулятор. Паренек сказал, что на слух мотор в порядке, и пошел к своему грузовичку, но вернулся.

– Знаете, у вас кто-то свистнул номера.

– Черт!

Нерия вышла из машины посмотреть.

– Наверное, мародеры, – сказал парень. – Тут всех обобрали, – добавил он.

– А я и не заметила, спасибо.

Курьер уехал, и Нерия распечатала конверт. Ее бессвязный визг выбросил любопытного мистера Варгу на веранду.

Он выскочил без рубашки, с зубной щеткой во рту и с восхищением увидел, как соседка одним прыжком с мостовой перенеслась в дом.

В конверте находились два чека на имя Антонио и Нерии Торрес, выписанные страховой компанией «Среднезападный Ущерб» в Омахе, штат Небраска, на общую сумму 201 000 долларов. На корешках значилось «Ущерб от урагана».

Когда во второй половине дня приехал детектив Брикхаус, дом 15600 снова был пуст. «Шевроле» исчез, как и вдова Антонио Торреса. На дорожке возле проржавевшего «олдсмобила» валялся надорванный конверт «Фед-Экса». Сосед мистер Варга сообщил, что Нерия Торрес укатила, даже не попрощавшись.

Брикхаус сдавал свою машину задом, когда к дому подъехал арендованный автомобиль. Из него вышел худощавый светловолосый мужчина в круглых очках и бежевых ботинках «Хаш Паппиз», с коробкой шоколадных конфет «Уитмэн». С заднего сиденья машины доносился визгливый лай.

Детектив окликнул человека:

– Вы ищете миссис Торрес?

Мужчина замешкался с ответом.

Брикхаус представился. Человек постоянно моргал, словно у него засалились очки.

– Я не знаю никакой Торрес. Наверное, ошибся адресом, – сказал он и поспешил к своей машине.

Брикхаус высунулся в окно:

– Эй! А для кого конфеты?

– Для матери, – ответил Фред Дав, перекрикивая лай.

Почему он солгал? – думал Брикхаус, наблюдая за отъездом смутившегося человека. Даже наркоманы помнят, где живет мать.

Детектив хотел было проследить за парнем, но потом решил, что это будет пустой тратой времени. Тот, кто распял Тони Торреса, не наденет «Хаш Паппиз». Можно поспорить на пенсию.

На заправочной станции Августин припарковался у телефонной будки. Губернатор велел ждать и пошел звонить. Вернувшись, он напевал что-то из «Битлз».

– Джим жив.

– Ваш друг? – рванулась к нему Эди. – Откуда вы знаете?

– Есть номер, где мы оставляем друг другу сообщения.

– Рана серьезная? – спросила Бонни.

– Нет. Он был в жилете.

Августин радостно потряс кулаком. Все оживились, даже Эди. Сцинк сказал, что Бонни может позвонить матери, только быстро. Состоялся следующий разговор:

– Мама, кое-что произошло.

– Я догадалась.

– Между Максом и мной.

– О господи! – Мать старалась казаться обеспокоенной, но Бонни знала ее истинные чувства. – Что он сделал, милая?

– Ничего, мам. Это все я.

– Вы поскандалили?

– Понимаешь, я познакомилась с двумя необычными мужчинами. И кажется, в одного влюбилась.

– В свой медовый месяц?

– Так получилось.

– Чем он занимается?

– Он сам точно не знает.

– Эти мужчины опасные?

– Для меня нет. Мам, они совершенно ни на кого не похожи. У них очень… первобытное обаяние.

– Только отцу про него не стоит говорить.

Потом Бонни позвонила в свою нью-йоркскую квартиру. Вернувшись к машине, она сказала, чтобы ехали без нее.

– Макс оставил сообщение на автоответчике. – Бонни не смотрела на Августина. Не было сил. Она пересказала слова Макса. – Говорит, все кончено, если я с ним не встречусь.

– Все равно дело конченое, – сказал Сцинк.

– Прошу вас.

– Позвони и оставь свое сообщение. – Губернатор назвал место, время и участников встречи.

Когда Бонни положила трубку, Сцинк сделал еще один звонок. Они сели в машину, и Августин рванул с места, не жалея покрышек. Бонни коснулась его локтя. Он сдержанно и грустно улыбнулся.

На боковую дорогу свернули как раз вовремя. За озером Сюрприз движение на север застопорилось. Сцинк предположил, что полиция развела мост через Груперову бухту и поставила блокпост. По мнению губернатора, еще один будет у Кард-Саунд – как только с материка прибудет подкрепление.

– Так куда же мы едем? – спросила Эди.

– Потерпи.

Эди и Сцинк сидели на заднем сиденье. Губернатор держал на коленях чемодан от «Билла Бласса», который вытащили из багажника, чтобы освободить место для Щелкунчика в отключке.

– Водитель, верхний свет, роr favor! – попросил Сцинк.

Августин потыкал в кнопки на приборной доске и наконец включил потолочную лампочку. Сцинк сломал замки чемодана и откинул крышку:

– Что у нас тут есть…

Полицейские просидели у Груперовой бухты всю ночь. Как и предсказывал Джим Тайл, ни черный джип, ни серебристый «кадиллак», отнятый у покупателя круглосуточного магазина в Ки-Ларго, не появились. Пострадавший француз сухо описал налетчика как «иллюстрацию из учебника по челюстно-лицевой хирургии».

Днем полицейские сняли заставу и прочесали Верхние Рифы. Брошенную «севилью» обнаружили через три дня на бывшей тропе контрабандистов в стороне от шоссе №905, всего в нескольких милях от престижного клуба «Океанский Риф». Полицейские ждали еще двое суток, прежде чем объявили о найденной машине. О пулевом отверстии в приборной доске они умолчали, поскольку не хотели попусту беспокоить обитателей и гостей клуба, среди которых было несколько наиболее видных, политически влиятельных и хронически раздраженных налогоплательщиков восточной части Соединенных Штатов. Многие и без того пребывали в скверном расположении духа из-за досаждающих неудобств в поврежденных ураганом домиках. Новость, что преступник-убийца может скрываться в мангровых рощах, вызвала бы жаркую переписку на высшем уровне с Таллахасси и Вашингтоном. В «Океанском Рифе» не пни пинают.

Но, как выяснилось, опасности никакой и не было.

Большинство новобрачных мужчин, столкнувшись с неожиданным дезертирством супруги, обезумели бы от горя, ревности и гнева. А вот Макс Лэм обладал счастливым свойством всей душой, безоглядно отдаваться карьере.

Назойливая мысль крутилась у него в голове, но она не имела никакого отношения к сбежавшей жене. Это были слова чокнутого похитителя: Ты должен оставить наследие.

Они ехали в кузове пикапа и говорили о незабываемых рекламных слоганах. Макс не нашел ничего лучше, как похвастать девизом приснопамятных «Сливовых Хрустяшек». После неудачи компании с хлопьями шестой этаж использовал Макса на разработке изобразительных материалов и рекламных щитов, но не вербального творчества.

Это ранило, ибо Макс искренне считал себя талантливым мастером бойкого пера. Он верил, что вполне способен создать рекламную фразу, которая станет крылатой, наподобие классических примеров, упомянутых похитителем. Оставить наследие, если угодно.

Сигареты «Мустанг» канули в Лету, и Максу пришлось критически оценить потенциал оставшихся у него проектов. Сверхгазированный содовый напиток, который подавали на рейсе в Майами, напомнил ему о «Старом Верном Рутбире». Пик популярности этой шипучки пришелся на лето 1962 года, но с тех пор ее доля на мировом рынке прохладительных напитков съежилась до микроскопической. Задачей фирмы «Родейл» было воскресить «Старый Верный» в сознании потребителя, и эксцентричное семейство мормонов, владевшее компанией, с готовностью отпускало на эти цели внушительную семизначную сумму.

В фирме «Родейл и Бернс» проект «Старый Верный Рутбир» считался выгодным, но обреченным на неуспех. Напиток никому не нравился – одна бутылочка вызывала громоподобную отрыжку, часто длившуюся несколько дней. Как-то на вечеринке подвыпивший Пит Арчибальд предложил шутливый слоган: «Вы не забудете рутбир – он вам не даст!»

Одиноко лежа в доме Августина, Макс Лэм смаковал перспективу единолично воскресить «Старый Верный». Удача превратила бы его в легенду Мэдисон-авеню. Для вдохновения Макс включил телеканал «Магазин на диване». До рассвета он мужественно лудил аллитерации, аллюзии, каламбуры, стихи и метафоры, связанные с напитком.

О Бонни и не вспомнилось.

В конечном счете Макс остановился на варианте, который детям покажется славной шуткой, но возбудит подростков и молодежь:

«Старый Верный Рутбир – Щекочет Там, Где Не Почешешь!»

От волнения Макс не мог уснуть. Он еще раз попробовал связаться с квартирой в Нью-Йорке. Бонни не было, но автоответчик красноречиво бибикнул. Макс набрал трехзначный код и подождал.

Бонни получила его ультиматум и оставила ответ, который заставил Макса на время забыть о проекте «Старый Верный». До рассвета его лихорадило, а взмокшую шею под воротничком покалывало.

Симптомы его не удивили. Изнанка встречи с женой – новое свидание с ненормальным похитителем. Только идиот не испугался бы до колик.