Они нашли холм, откуда четко просматривался замшелый дуб, одиноко стоящий в ложбине меж двух склонов, и залегли в высокой траве. Твилли смотрел в прицел «ремингтона», Сцинк наблюдал в бинокль, а Макгуин сидел межу ними, беспокойно принюхиваясь к рассветному туману. Поводок Сцинк намотал на толстое, как топорище, запястье.

– Он живой? – спросил Твилли.

– Трудно сказать. – Они говорили о черном носороге. – Нет, ты глянь!

– Что?

– Он жрет! Посмотри сам, – сказал Сцинк, которому требовалась лишь половина бинокля.

В перекрестье прицела Твилли увидел дымки пара, курившиеся над рогатой мордой. Цепкая верхняя губа зверя вяло копошилась в котомке с кормом.

– На вид ему лет сто, – сказал Твилли.

– Если будем что-то предпринимать, то надо прежде, чем они всадят пулю в эту несчастную тварь, – угрюмо сказал Сцинк. – На это я смотреть не хочу, понятно?

Макгуин тихонько потянул вперед, но Сцинк рывком его усадил.

– Вот они, капитан, – шевельнул винтовкой Твилли.

Охотники прибыли на полосатом, как зебра, грузовом «шевроле» и остановились ярдах в двухстах от одинокого дуба. Группа из восьми человек и не пыталась скрываться. Казалось, громадный носорог, безмятежно жующий под деревом, не слышит ни хлопающих дверей, ни клацающих затворов, ни громких голосов.

Прибывшие коротко переговорили у машины (Сцинк разглядел оранжевое пламя спички), и охота началась. Два человека, оба с оружием, пошли первыми. Твилли их не узнал, но понял, что один из них – Роберт Клэпли.

Четверо следовали во второй группе. Твилли и без прицела разглядел мужа Дези. Непомерную ковбойскую шляпу Палмера Стоута он запомнил еще с первого дня, когда преследовал несносного пачкуна на шоссе. Еще один отличительный признак – торчащая сигара; неважно, шли они по ветру или против. Только такой недоумок, как Стоут, закурит на серьезной охоте.

– Вон твой знакомец, – сказал Сцинк. Он запомнил рыхлые формы лоббиста с той ночи, когда проник в его дом и узурпировал туалет. Снова встретившись с ним в непростительных обстоятельствах, Сцинк совершенно не был склонен к милосердию. Твилли рассказал, с чего началась вся эта свистопляска – Стоут бездумно выбросил упаковку из-под гамбургера в окно машины. Экс-губернатор прекрасно понимал ярость Твилли, поскольку такое скотство спускать нельзя. По мнению Сцинка, которое он держал при себе, Твилли проявил неслыханную выдержку.

В группе Стоута шел и губернатор. В австралийской охотничьей шляпе Артемус выглядел ряженым. Его манера держать винтовку намекала, что он опытен во всем, кроме стрельбы. Третий человек – худощавый негр – шагал с длиннофокусной камерой, но без оружия. Четвертый шел впереди с ружьем наизготовку; он был старше всех, жилистый, а одеждой больше походил на механика, чем на охотника.

Два последних участника шутовского сафари держались позади всех и несли через плечо короткоствольные винтовки – полуавтоматические, хмуро пояснил Сцинк. Эти двое были в джинсах, кроссовках и темно-синих ветровках с хорошо заметными буквами ФОП на спине.

– Телохранители губернатора, – сказал Сцинк. – У них «мини-14с», если не ошибаюсь.

Такой перевес в оружии не понравился Твилли. Солнце вставало из-за холма и, стало быть, прикроет их с капитаном, но все же…

– Решай, сынок, – подтолкнул локтем Сцинк. – Время идет.

Как расчлененная сороконожка, группа охотников осторожно продвигалась к лощине у травянистых склонов. Приближаясь к добыче, два охотника в авангарде уже не шли, а, пригнувшись, крались и через каждые несколько шагов приседали на корточки, чтобы осмотреться. Тот, что дает указания, проводник, вычислил Твилли, а второй, одетый, словно манекенщик Эдди Бауэра, – Роберт Клэпли.

Издалека процессия выглядела мимической пародией на настоящую охоту. Едва лидирующий дуэт останавливался и пригибался, шедшие сзади все повторяли. Жухлая трава не могла дать следопытам ни защиты, ни укрытия, да в том и не было нужды – убийца-носорог по-прежнему невозмутимо жевал.

– Если б вам пришлось снять одного, вы кого бы выбрали? – спросил Твилли. – Придурка губернатора?

– Вот еще, патроны тратить. Таких говнюков у них целая очередь. О нем никто и не взгрустнет.

– Тогда Стоута?

– Возможно, но лишь для развлечения. В Таллахасси лоббистов – как собак нерезаных.

– Тогда остается Клэпли. – Твилли прикрыл один глаз и поймал застройщика в перекрестье прицела. Вот он, Клэпли. Лицо напряжено и хищно сосредоточено. Твилли осторожно положил палец на спусковой крючок.

– Это его проект. Его треклятый мост, – сказал Сцинк. – Его наемный громила пытался тебя убить.

Твилли медленно выдохнул, чтобы снять напряжение в пальцах.

Проводник и Клэпли приблизились к носорогу ярдов на сорок.

– С другой стороны, – продолжал Сцинк, – может, полезнее просто захватить ублюдка и месяца на три-четыре увезти в болота. Мы бы с тобой перевоспитали засранца на берегу Акульей реки. – Твилли посмотрел на капитана, а тот размышлял: – Вот была бы потеха. Вроде полевой практики или летнего лагеря для юного студента Боба Клэпли. Отправили бы домой другим человеком. Разумеется, после того, как банки отзовут ссуды на строительство…

– Капитан!

– Тебе решать, сынок.

– Да знаю, что решать мне. Где собака?

– Собака? – Сцинк подскочил и беспокойно огляделся. – О господи!

Сколько потрясающих запахов!

Макгуин наслаждался загородным утром: встречать восход солнца на вершине зеленого холма, где всё – листья, камни, всякая былинка и даже роса пропитаны незнакомыми пьянящими ароматами. Пахнет большими животными, заключил Макгуин из сильного мускусного запаха. Слонами. Интересно, какие они? И что это за место?

Почти все запахи, достигавшие холма, были чересчур слабы – так, раз нюхнуть и задрать лапу, чтобы их перебить. Но один, особенно свежий и теплый, остро пробивался сквозь легкий туман. Макгуину не терпелось вырваться на свободу и отыскать его.

Пахло не домашней кошкой и не другой собакой. Определенно не уткой и не чайкой. А также не оленем, не кроликом, не енотом, не скунсом, не выхухолем, не мышью, не жабой, не черепахой и не змеей. Грубый аромат нового животного раньше никогда не встречался. От этого запаха дыбилась шерсть и трепетали ноздри, он был таким густым, что наверняка исходил от огромного существа. Макгуину не терпелось загнать это первобытное чудище и безжалостно одолеть или хоть подокучать ему, пока не найдется занятие интереснее.

Вдалеке остановилась машина и опросталась кучкой людей; вскоре Макгуин различил новые запахи: бензиновый выхлоп, солнцезащитный крем, лосьон после бритья, дым сигары, кофе и ружейное масло. Но пса неудержимо манил запах таинственной твари. Он огляделся и понял, что на него не обращают внимания. Парень, приятель Дези, целился из ружья. Отвлекся и его спутник – волосатый человек, который неизгладимо благоухал горелым деревом и мертвым опоссумом и к чьему запястью был некрепко приторочен ненавистный поводок.

Макгуин незаметно оторвал от земли зад, чуть попятился и снова сел. Ни тот, ни другой человек на него не взглянули. Макгуин повторил маневр, потом еще и еще, пока не выбралась слабина поводка и оставалось только напружинить мышцы и исполнить Рывок – безудержный побег без оглядки, знакомый всем владельцам лабрадоров-ретриверов. Много раз на вечерних прогулках Макгуин успешно применял Рывок, и опустевшие руки Палмера Стоута или Дези хватали воздух, а пес мчался разобраться с наглым сиамским котом или окунуться в Нью-Ривер. Пес знал, что он исключительно резв, и пешим людям ни в жизнь его не догнать.

И вот он совершил бросок.

Все получилось так легко, что даже неинтересно. Макгуин ринулся вперед, поводок мягко соскользнул с руки человека с волосатым лицом, и тот даже ничего не почувствовал. Пес понял, что летит во весь опор, никем не замечен и не преследуем. Он несся по длинному склону – уши трепещут, язык высунут, бархатный нос опущен к траве – все быстрее и быстрее, пока черной молнией не проскочил мимо ошалевших охотников. Пес услышал ропот взволнованных голосов и знакомый сердитый окрик «Магарыч, фу!», который весело игнорировал. Волоча поводок, он летел вперед, и мощный незнакомый аромат притягивал его, как тянет леска попавшую на крючок барракуду. Прямо по курсу замаячило корявое замшелое дерево, а под ним – огромное рогатое существо. Громада была абсолютно неподвижной, и Макгуин вначале подумал, что она высечена из камня.

Но нет, понюхайте! Пикантная смесь пищеварительных газов, кислой плесени и дымящегося навоза. Поздравив себя торжествующим воем, пес принялся изводить существо. Он обежал громадину, потом сделал круг в другую сторону и с рычаньем припал к земле перед бронированными телесами безмерного животного. Макгуин предполагал, что тварь завертится, пытаясь защититься, но ее величавый зад оставался недвижим. Пес осторожно продвинулся к той стороне, где находилось рыло, и предпринял серию энергичных финтов головой вправо-влево, имитируя атаку. Однако существо не уклонилось, не вскинулось и не подпрыгнуло в ответ на хорошо сыгранную истерику мучителя. Тварь не шевелилась, а только пялилась на собаку сквозь щелочки морщинистых, усаженных мошками век.

Макгуин поразился. Даже самая ленивая и тупая дойная корова уже давно бы занервничала! Пес отступил, чтобы перевести дыхание и обдумать варианты (которые, по причине некоторой ограниченности лабрадоров, были скромны в своем числе). Пес изобразил бешеную злобу, пустив перламутровую слюну, но с недоумением увидел, что чудище снова спокойно щиплет корм из котомки. Невероятно!

Послышались осторожные шаги и напряженный человеческий шепот. Макгуин понял, что это означает – конец веселью. Сейчас кто-нибудь схватит поводок и удушающе дернет. Время истекало. Осталась последняя попытка. Пес зарычал, прижал уши и представил себя волком. Он опять пустился вкруг оцепенелой зверюги, которая (Макгуин это отметил) перестала жевать и застыла с обслюнявленными ветками в пасти. Но теперь пес сосредоточил внимание на заднице добычи, где маняще болтался похожий на жиденькую бечевку хвостик.

Прыжок, сверкнули клыки – и цоп!

Мгновенно ожившая тварь крутанулась с такой дьявольской мощью, что пса отбросило, и он крепко треснулся о прочный ствол старого дуба. Макгуин вскочил и энергично встряхнулся. Со смесью удивления и восторга он увидел, что чудище удирает, и чертовски быстро!

Движимый древними инстинктами и просто радостью, Макгуин кинулся в вожделенную погоню. Что может быть лучше, чем вволю побегать весенним утром по прохладным зеленым лугам, стараясь цапнуть убегающую от тебя задницу, а далеко позади негодующе вопят тихоходы-людишки.

Каждая собака мечтает о подобном приключении.

Больше всех засуетился Палмер Стоут, когда вдруг на линии огня возник черный лабрадор, похожий на его собаку. Господи Иисусе! Это и была его собака, пропадавшая неизвестно где и явившаяся в самый неудачный момент в самом неудачном месте. Стоута охватило отчаяние, он понимал: собака летит не приветствовать его, а вспугнуть призового носорога Роберта Клэпли, что сорвет охоту и, возможно, погубит (опять двадцать пять!) сделку по «Буревестнику».

Прямо какое-то проклятье!

– Магарыч, фу! – завопил Стоут, чуть не выронив сигару. – Назад!

По перекошенному лицу Клэпли было ясно, что он хочет пристрелить собаку, но Дургес этого не позволил и подал сигнал – всем замереть.

– Стоять на месте! – Аса исполнительно продублировал сигнал группе Стоута.

Дик Артемус прошептал:

– Палмер, это твоя дурацкая собака?

Вилли Васкес-Вашингтон усмехнулся и защелкал камерой. В немом изумлении все наблюдали, как Лабрадор кружит, дразня носорога. Даже Аса Ландо не сдержал улыбки. Пес – это что-то!

Стоут нервно взглянул на Клэпли: тот горячо спорил с Дургесом. Палмер единственный из всех знал о необычной страсти Роберта. Даже не спрашивая, он был уверен, что Клэпли привез с собой кукол, а в кармане его охотничьего жилета, наверное, спрятана миниатюрная щетка для волос с перламутровой ручкой. Только Стоут был в курсе экстравагантных мотивов Клэпли (не имеющих никакого отношения к охоте) и понимал истинные причины его паники. Без носорога нет рога, а без рога нет живых Барби! При таком удручающем уравнении жизнь шаловливого лабрадора ничего не стоила.

Стоут слишком поздно сообразил, что еще вчера вечером следовало отвести Боба в сторонку и объяснить, что «убийца-носорог» никуда не убежит, поскольку «Пустынная Степь» обнесена непреодолимой изгородью из колючей проволоки. Конечно, подобная новость могла несколько принизить великолепие охоты, но зато уменьшила бы сумасшедшую тревогу Клэпли до разумного уровня, и он бы сейчас не пытался выцелить из своей винтовки столь неподходящую мишень, как докучливая собака. Присев на корточки, Стоут смотрел, как Роберт снова и снова пытается вскинуть винтовку, но Дургес пригибает ее ствол.

– Магарыч! Ко мне! – в отчаянии взревел Палмер.

Дик Артемус сунул пальцы в рот и издал свист, прозвучавший, как сип туберкулезного попугая. Лабрадор и ухом не повел. Наблюдая за противоборством через пятисотмиллиметровый объектив, Вилли Васкес-Вашингтон различал потрясающие детали: сине-зеленых мух, роившихся над носорожьим задом, сверкающие нити слюны на собачьей морде…

А когда Лабрадор вдруг прыгнул и вцепился в носорожий хвост, Вилли заорал:

– Вы только гляньте, что делает этот ненормальный сукин сын!

Палмер Стоут увидел, как крутанулся носорог и пролетел по воздуху Магарыч, как Роберт Клэпли стряхнул с себя Дургеса и вскочил на ноги. Потом носорог бросился бежать, а идиотская собака его преследовала, хватая за пятки. Тварь бросилась в одну сторону, затем в другую, и только взобравшись до середины северного склона, покорилась земному притяжению. Решительно всхрапнув, животное развернулось и пустилось с холма к трем группам охотников, которых оно легко могло принять за кустарник или пасущихся антилоп (всем известно, что у носорогов слабое зрение). По чистой случайности носорог проложил курс через двадцатиярдовый прогал между двумя первыми группами. Пес преследовал зверюгу с веселым лаем.

Носорожья туша размером с баркас шла короткой рысью, и потому Стоут с Клэпли неверно оценили скорость ее продвижения. Но у обоих проводников, изумленных возрождением дряхлого толстокожего, страх жестокой смерти перевесил удивление. Дургес, поняв, что охота провалилась и дальше будет еще хуже, мрачно распластался на земле. Аса Ландо, крутанувшись волчком, рванул к дубу. Губернатор Дик Артемус понял намек и, выронив винтовку, плюхнулся задницей на траву. Телохранители бросились к нему, грубо схватили подмышки и поволокли к полосатому грузовику. Вилли Васкес-Вашингтон поспешно отступал, не переставая щелкать камерой.

Палмер Стоут вскинул винтовку и прицелился в атакующего африканского носорога. Клэпли, стоявший ровно в шестидесяти шести футах от Стоута, сделал то же самое. И тот, и другой были слишком возбуждены, чтобы подумать о собственной уязвимости в смертельной геометрии перекрестного огня. У обоих слишком сильно колотилось сердце в сей требующий мужественности момент, чтобы хватило ума уклониться от явной беды.

Стоут уже давно не охотился на зверей, способных более-менее передвигаться, и его всего трясло, когда он навел мушку на седоватую морду несущегося с топотом носорога. Для Клэпли убийство зверя стало бы не только проявлением мужественности, оно воплотило бы фантазию, что пожирала его денно и нощно. Затаив дыхание, он через снайперский прицел (до смешного лишний на столь близком расстоянии) любовался громадным рогом. Клэпли вообразил, как преподнесет этот покрытый шерстью тотем, прямой и устрашающий, положив его на атласную подушку к двум Барби, которые будут потрясающе обнаженными, ароматными и (он страстно надеялся) блондинками. Он представил, как благодарно засветятся их почти завершенные лица. На следующей неделе – подбородки, к Рождеству – совершенство.

Когда громоподобный носорог оказался прямо между ними, Клэпли и Стоут, готовясь начинить тварь свинцом, повели стволами, словно били голубя влет. Только винтовки были нацелены не вверх, а прямо.

– Не стрелять! – крикнул Дургес, просто для порядка.

Вечером, вдрызг напившись в макинтошском баре, ни он, ни Аса Ландо не могли сказать, который из дураков выстрелил первым. Судя по сдвоенному грохоту выстрелов и мгновенным результатам, Роберт Клэпли и Палмер Стоут дернули спусковые крючки одновременно. Оба, естественно, промазали по носорогу и оба грохнулись на землю. Клэпли – от костоломной отдачи «уэзерби», Стоут – от комбинации отдачи с осколками.

Восстановить событие, произошедшее в долю секунды, было непросто, но с помощью господина «Джека Дэниэла» Дургес и Аса Ландо заключили, что пуля Стоута попала в ствол дуба в тот момент, когда пуля Клэпли поразила «винчестер» Стоута, отчего винтовка, можно сказать, взорвалась в руках последнего. Лоббист не погиб, но его правое плечо серьезно пострадало от расщепленного приклада.

Аса вспомнил, что видел с дерева, как Стоут, оглушенный, без шляпы, пытается подняться на колени. Дургес тоже припомнил, что помогал Клэпли принять идентичное положение, и в результате охотники встали на четвереньки, словно драчливые дикие собаки. Но проводники отлично понимали, что соперники не смотрят друг на друга, а жадно рыщут глазами в поисках туши только что заваленного носорога.

– Вы промахнулись, – сообщил Дургес своему подопечному.

– Что? – От выстрела у Клэпли звенело в ушах.

– Мистер Стоут тоже промазал, – в утешение добавил проводник.

– Что?

Когда Дургес приподнялся посмотреть, куда делся беглец-носорог, с дуба раздался неистовый крик – Аса Ландо пытался предупредить напарника. Земля под ногами Дургеса затряслась – потом он только об этом и говорил.

Как землетрясение! Ты чувствовал, Аса?

Носорог неожиданно развернулся и теперь с грохотом наступал с тыла рассеянного отряда охотников – жертва превратилась в хищника. Бежать было поздно. С дерева надрывался Аса. Палмер Стоут выплюнул сломанную сигару и хватал ртом воздух. Дургес кинулся к Роберту Клэпли, но того на месте не оказалось – он на четвереньках полз к своей винтовке. Дургес безнадежно свернулся в комок, понимая, что сейчас превратится в лепешку. Земля под ним пружинила, как дьявольский батут.

Потом с хрипом и сопеньем мимо, словно паровоз, промчался носорог. В этот момент Дургес приоткрыл глаза и увидел продолговатую черную тень, мелькнувшую на фоне розовато-кремового неба, а затем почувствовал, как по лбу чиркнули собачьи когти. Он подумал, что торопиться вставать ни к чему, и решение окрепло от дикого визга Клэпли.

Проводник помнил, что не шевелился, пока не услышал тяжелые мужские шаги и на него не упала чья-то тень. Дургес медленно приподнялся, рассчитывая увидеть Асу, но узрел бородатое привидение с ослепительной ухмылкой и горящим красным глазом, вырванным, наверное, из черепа самого дьявола.

– Мы пришли за собакой, – сказало привидение.

Пока губернатора волокли с поля боя, у него содрались корочки на исцарапанных ягодицах. Телохранители втолкнули Артемуса в машину, а на заду его штанов цвета хаки уже, подобно стигматам, проступило написанное кровью слово ПОЗОР. Может, Вилли Васкес-Вашингтон и заметил, но ничего не сказал. Агенты ФОП впихнули их с губернатором на заднее сиденье, сами запрыгнули на переднее, заперли двери и по рации вызвали вертолет и медицинскую помощь.

Машина направилась на базу. Потрясенный Дик Артемус выглядел точно выжатый лимон, его серебристая шевелюра походила на разметанное смерчем гнездо. Он вжался в сиденье, а Вилли Васкес-Вашингтон сидел, будто кол проглотил, с горячечным изумлением на лице.

– Иисусе спаситель! – сказал он. – Ты видел?

– Вилли?

– Как этих несчастных мудаков…

– Вилли!

– Да-а?

– Меня здесь не было. И тебя здесь не было. – Губернатор положил влажную руку ему на колено. – Договорились?

Вице-председатель Комитета по ассигнованиям задумчиво потер подбородок. Другой рукой он нажал кнопку висевшей на шее фотокамеры, включив автоматическую перемотку пленки. Гудение осиного роя не встревожило бы губернатора сильнее. Он с тоской посмотрел на камеру.

– Ты снимал, да?

– Целую пленку отснял, – кивнул Вилли.

– Цветная или черно-белая?

– Конечно, цветная.

Дик Артемус уставился перед собой. В этот момент из-за пальм на дорогу выскочил белохвостый олень. Агент за рулем придавил акселератор и уверенно обогнул животное.

– Ловко! – одобрил Вилли Васкес-Вашингтон, подпрыгнув на сиденье.

Губернатор даже не вздрогнул и не моргнул.

– Вилли, – устало сказал он.

– Да-а?

– Чего ты хочешь?

Твилли Спри бросился вслед Макгуину, но Клинтон Тайри перехватил его и, прижав к земле, прошептал в ухо:

– Пусть это произойдет, сынок.

В голосе звучало пугающее спокойствие, и Твилли наконец понял, что этого человека поддерживала неистребимая вера: в итоге Природа уравняет счет и все расставит по местам.

Пес умчался, и они наблюдали за действиями растревоженного носорога. Зверь взбежал до середины склона, потом развернулся к отряду охотников, рассеянному паникой. С холма трагическая развязка представлялась со странной, будто в замедленной съемке, неизбежностью: два идиота, находясь друг у друга на линии огня, размахивают винтовками, когда загнанный носорог пытается проскочить между ними. Грянули выстрелы, и, казалось, Клэпли со Стоутом сумели-таки уложить друг друга безмозглым перекрестным огнем.

Но потом Сцинк и Твилли с изумлением увидели, что оба пытаются подняться на колени. Напарники даже меньше удивились, когда носорог опять развернулся и предпринял атаку в спину стрелкам.

– Скажи «спокойной ночи», красавчик, – выдохнул Сцинк.

Клэпли бестолково шарил в траве, когда носорог на полном ходу подцепил его рогом. Пронзительный крик вознесся по склону, перемешиваясь с карканьем сварливых ворон. Подобно лягушке на остроге, Клэпли неистово пытался сдернуть себя с рога (который при длине в сорок девять сантиметров поистине мог считаться отменным призом). Животное на бегу яростно мотало головой, трепля пронзенного врага.

Носорог мчался прямо на Палмера Стоута, раненого, с заторможенными рефлексами и разбитой в куски винтовкой. Стоут судорожно замахал пухлой рукой в надежде отпугнуть зверя (который, как потом заметил Сцинк, Стоута вообще не видел, поскольку у него на морде назойливо болталось проткнутое тело Клэпли). Спасаясь от кусавшего за ноги пса, носорог двумя с четвертью тоннами веса расплющил Стоута без всяких усилий, точно грузовик с пивом.

Твилли и Сцинк спустились с холма, когда животное выдохлось и укатила раскрашенная под зебру машина с губернатором и его охраной. Один проводник, съежившийся, как броненосец, лежал на земле. Сцинк проверил, как он, а Твилли пошел для проформы осмотреть месиво из Палмера Стоута. Открытые глаза лоббиста были устремлены в какую-то недостижимую бесконечность. Они напомнили Твилли стекляшки, что он выковыривал из чучел.

Изнуренный носорог вернулся в тень дуба и рухнул на колени. Сцинк и Твилли с тридцати ярдов слышали его хрипы и видели пар, поднимавшийся над толстой шкурой. С громадной морды, похожей на нос корабля, безвольно свисало изуродованное тело Роберта Клэпли.

– А что собака? – спросил Сцинк.

Когда бронированное чудище прекратило игру в догонялки, оно наскучило Макгуину, и пес вынюхал новое озорство. Дерево. На нем сидел человек! Пес решительно расположился под высоким дубом и зашелся в припадке лая, время от времени перемежавшегося прыжками.

– Эй, наверху! Вы в порядке?

– Почти. Кто вы такие? – ответил второй проводник, одетый как механик.

– Никто. Пришли за собакой.

– Так это ваша? Видели, что она натворила? – Человек в ветвях был крайне расстроен. – Видели, какую хренову кутерьму устроил этот ваш чертов пес?

– Знаю, знаю. Он очень плохо себя вел.

Твилли свистнул приглашение к обеду. Макгуин потерял ощущение времени, но чувствовал, что обедать пора. Грустно понурив голову и поджав хвост, он с привычно покаянным видом бочком подошел к Твилли, и тот крепко ухватил поводок. Он не хотел, чтобы пес увидел, что произошло с его бывшим хозяином.

Подошедший Сцинк обрадованно стиснул Макгуина в медвежьих объятиях. Пес ухватил косу в его бороде и потянул. Сцинк захихикал как школьник.

– Пора уходить, – сказал Твилли.

– Нет, сынок. Пока нет. – Сцинк поднялся, вынул «кольт» и уверенно двинулся к носорогу.

– Вы что? – крикнул Твилли. В суматохе он оставил винтовку на холме. – Не надо!

Сцинк приближался к носорогу, а с дерева спросили:

– Вы что, спятили?

– Помолчи, – ответил бывший губернатор Флориды.

Носорог его учуял и попытался встать.

– Тихо, тихо. – Сцинк осторожно подошел ближе. Он медленно вытянул руку и голубой ствол «кольта» нацелился в голову животного – так, во всяком случае, показалось Твилли, который не тронулся с места и угрюмо размышлял, с чего вдруг Сцинк решил убить старого носорога. Хочет избавить от пуль полицейского или охотничьего инспектора? Макгуин дернулся с поводка, полагая, что человек, от которого пахло опоссумом, придумал новую веселую игру.

– Что вы делаете? – снова крикнул Твилли.

Мешковатый предмет, подцепленный рогом, заслонял зверю обзор. Эль Хефе почти не видел ни седобородого человека, ни пистолета у своей головы, да он их и не различал. Но человек не желал ему зла.

Рука Сцинка напряглась, и Твилли приготовился к хлопку выстрела. Но Сцинк пронес руку мимо головы старого носорога и жестко ткнул стволом в немигающий глаз Роберта Клэпли – окончательно удостовериться, что придурок мертв. Удовлетворенный, капитан отступил, опустив пистолет.

Сидевший на дереве человек спрыгнул и задал стрекача. Макгуин негодующе гавкнул, отчего носорог снова встрепенулся. С вулканическим ворчаньем он яростно мотнул головой и сбросил с рога безвольное тело Роберта Клэпли, рухнувшее на землю грудой хаки.

Сцинк пнул труп ботинком, потом наклонился и что-то поднял.

Когда они взбирались по склону, он достал это что-то из кармана и показал Твилли:

– Как ты это объяснишь?

Чувственная кукла-блондинка была одета в миниатюрный наряд из оленьей кожи – стиль Морин О'Салливан в старых фильмах с Джонни Вайсмюллером.

– Выпала у Клэпли, – озадаченно хмурясь, сказал Сцинк. – Девчачья кукла.

Твилли покачал головой:

– Мир ополоумел.